Это был сюрприз / It was a Surprise © Just Plain Bob

*****

Это было в Rowdy's, загородном заведении в миле от города. Она сидела с двумя другими девушками, и как только я взглянул на нее, я понял, что просто обязан попробовать, иначе я буду жалеть об этом вечно.

Группа была "Without a Net", и они играли двухходовку. Я подошел к их столику и пригласил ее на танец. Она улыбнулась, сказала, что с удовольствием, встала и вышла на пол. Она чувствовала себя хорошо, в моих объятиях. Мы подходили друг другу. Мы были словно созданы друг для друга. Я узнал, что ее зовут Аманда, но она предпочитала, чтобы ее называли Мэнди.

Двойка закончилась, и гитарист сказал:

— Все выходят на танцпол для Electric Slide.

За Slide последовал Tush Push, и мы остались в зале на обе песни. Затем группа сделала перерыв, и я проводил ее обратно к ее столику и ее друзьям, а она пригласила меня присоединиться к ним. Меня представили Пэм и Шелли, и они узнали, что я Огастус Уивер, но я предпочитал Огги, а не Огастус.

Мэнди спросила:

— Что привело Огги Уивера в "Роуди", в этот прекрасный летний вечер?

— Мне просто захотелось потанцевать сегодня вечером.

— Ты хотел потанцевать, но пришел без своей девушки?

— У меня ее нет, но она мне и не нужна, чтобы танцевать.

— Почему у тебя нет девушки? С тобой что-то не так?

— Нет, насколько я знаю. Просто я много путешествую и никогда не бываю здесь достаточно долго, чтобы завязать отношения.

— Чем ты занимаешься, что заставляет тебя так много путешествовать?

— Я занимаюсь продажей вооружений и постоянно куда-то еду, чтобы совершить продажу или обучить людей нашей продукции.

Это была чистая ложь. На самом деле, я был сержантом Огги Уивером, служил в армии и имел трехдневный отпуск, но я на собственном опыте убедился, что местные дамы не очень-то жалуют солдат. Наверное, потому, что, когда они интересовались парнем, его переводили в другую часть, а их оставляли.

Прежде чем они начали копать дальше, я спросил их, чем они занимаются, и Мэнди сказала мне, что они медсестры в местной больнице, которые хотят снять стресс от работы с больными и страдающими, и немного развлечься. Не успел разговор зайти дальше, как группа вернулась, Шелли сказала:

— Моя очередь, — и мы вышли на пол.

После этого, мне пришлось предоставить Пэм ее очередь.

Когда я снова вывел Мэнди на пол, она спросила:

— Я проигрываю тебя этим шлюшкам?

— Вряд ли. Когда я вошел в дверь и увидел тебя, я почему-то сразу понял, что ты та, с кем я должен быть. Когда я подошел к столику, чтобы пригласить тебя на танец, я до смерти боялся, что ты откажешься.

— Твои страхи были беспочвенны. Как только я увидела тебя, у меня возникли те же чувства. Позволь мне взять мою сумочку и пойдем отсюда.

Выйдя на улицу, она сказала:

— Через дорогу есть мотель. Мне совсем нелегко, но у меня такое чувство, что я должна запереть тебя там прямо сейчас.

Я чувствовал то же самое, поэтому я взял ее за руку, перешел через дорогу и снял комнату. В комнате мы разделись, потом сели на кровать и стали целоваться, как возбужденные подростки. Я занимался любовью с ее телом. Я целовал ее от губ до киски. Я целовал и уделял немного времени каждой груди, затем целовал и облизывал ее до пупка, целовал и ласкал его, прежде чем приступить к настоящему пиршеству.

Я съел ее до оргазма, а потом она сказала:

— Займись со мной любовью, Огги, — и я сделал это.

Это был первый из нескольких, мы заснули, обессиленные и прижавшись друг к другу.

Проснувшись, мы снова продолжили, а потом пошли в соседнюю закусочную "У мамы". Не шучу, она действительно называлась "У мамы". Пока мы ели, Мэнди спросила, чем бы я хотел заняться в этот день, и когда я ответил:

— Найти кого-нибудь, кто женится на нас, — и она рассмеялась.

— Я готова, но это не может быть так быстро. Я должна сообщить маме, и она захочет спланировать свадьбу. Ты подумай, чем мы можем заняться, пока будешь отвозить меня домой. Я должна сообщить своим соседкам, что я в порядке.

— Соседки по комнате?

— Шелли и Пэм. Шелли вела машину прошлой ночью, поэтому ты должен отвезти меня домой.

Я отвез ее домой, и моя жизнь превратилась в ад, когда мы вошли в ее квартиру. Шелли и Пэм были в форме, с золотыми планками второго лейтенанта на воротничках. Как я уже сказал, это был сюрприз, и не очень хороший. Я посмотрел на Мэнди и сказал:

— Я полагал, что когда ты сказала, что вы были медсестрами в местной больнице, ты имела в виду окружную больницу.

— Для нашей службы, должностная больница - это местная больница. Дай мне минуту, чтобы переодеться, а потом мы можем идти.

Она вышла из комнаты, и как только она ушла, я повернулся к Шелли и Пэм и сказал им:

— Передайте ей, что мне очень жаль и что я никогда ее не забуду.

Я повернулся и ушел. Почему? Потому что Мэнди была офицером, а я - солдатом, и армия никогда бы не позволила нам иметь отношения. Было больно, очень больно, но не так больно, как было бы, если бы мы залезли поглубже до того, как узнали. Меня убило желание уйти. Она была единственной. Я понял это, как только увидел ее, но у нас не было никакой надежды. Если бы я служил недолго и был близок к увольнению, мы бы справились, но я служил всего год после второго призыва, и мне оставалось еще почти пять.

У меня был трехдневный отпуск, и мне не нужно было возвращаться до следующего дня, но я потерял интерес к чему-либо, поэтому я вернулся раньше, что удивило многих людей, потому что никто никогда так не делал.

*****

Следующие два месяца, я молча плакал каждую ночь, думая о Мэнди и о том, что могло бы быть. Потом случилось то, что, как я надеялся, никогда не случится. На стрельбище, рядовой тупил со своим оружием. По какой-то причине он отвернулся от мишени, и его винтовка была направлена в мою сторону, когда один из других сержантов увидел это, хлопнул его по плечу и сказал, чтобы он держал оружие направленным вниз. Шлепок испугал парня, и он рефлекторно нажал на курок. Пуля прошла через мясистую часть, моей левой икры. Она не задела кость, но кровь шла как из ведра.

Меня срочно доставили в больницу, и первой, кто пришел посмотреть на меня, была Шелли. Она бросила на меня неприязненный взгляд и сказала:

— Я должна позволить тебе истечь кровью за то, что ты сделал с Мэнди, но засранец ты или нет, мой долг - помочь.

Я просто посмотрел на нее.

— В чем дело, засранец? Нечего сказать?

— Нет, мэм. Нечего сказать, мэм.

— Ну, я не собираюсь говорить ей, что ты здесь, потому что не хочу, чтобы ее обвинили в том, что она может с тобой сделать, но тебе лучше молиться, чтобы она каким-то образом не узнала.

Но, конечно, она узнала, и все оказалось не так плохо, как думала Шелли. Мэнди просто смотрела на меня секунд пятнадцать, не говоря ни слова, а потом сказала:

— Как ты мог?

— А ты не думала, что это убило и меня? Я до сих пор плачу по ночам, думая о тебе.

— Ты никогда не узнаешь, как сильно ты ранил меня, Огги. Человек, который владел моим сердцем с момента нашей встречи, ушел от меня, не сказав ни слова? Оставив меня думать, что я была для него, всего лишь однодневкой?

— Мне жаль больше, чем ты можешь себе представить, но я реалист. Как только мы вошли в твою квартиру тем вечером и застали твоих соседей в форме, я понял, что нам конец. Ты не хуже меня знаешь, что армия никогда не потерпит, чтобы офицер встречался с рядовым, не говоря уже о том, чтобы быть женатым на нем.

— Мы могли бы найти способ.

— Нет, не могли. Как только армия узнала бы об этом, а ты знаешь, что они узнали бы, один из нас был бы переведен как можно дальше от другого. Если бы я был близок к концу срока службы, мы могли бы попробовать, но мне еще почти пять лет до конца срока.

Прежде чем она успела что-то сказать, вошел врач, капитан, и спросил:

— Как пациент, лейтенант?

— Я еще не смотрела его карту, сэр. Я обсуждала личный вопрос с сержантом.

Он бросил на нее странный взгляд, посмотрел на мою карту, затем снял повязку и посмотрел на мою ногу.

— Похоже, вы не будете маршировать некоторое время, сержант, но вы сможете вернуться к ограниченным обязанностям через день или около того.

Он повернулся к Мэнди, сказал ей перевязать рану, а затем хотел видеть ее в своем кабинете.

— Да, сэр.

Она молча наложила повязку и, закончив, посмотрела на меня долгим взглядом, а затем сказала:

— Мы поговорим об этом позже, — и вышла из комнаты.

Но мы не поговорили об этом позже. По крайней мере, не в больнице.

Через сорок пять минут после ухода, доктор вернулся и сразу же начал.

— Это место не такое уж большое, так что уединиться не получится. Я подслушал разговор двух медсестер о рядовом, на котором зависла лейтенант Мандрейк, и когда я вошел в палату и она сказала, что занимается личным делом, я предположил, что вы и есть тот самый рядовой. Когда она пришла в мой кабинет, она подтвердила это. Я приказал ей держаться от вас подальше, пока вы здесь. Насколько я слышал, вы отдалились от нее с тех пор, как узнали, что она офицер. Это правда?

— Да, сэр.

— Мой опыт показывает, что в сердечных делах то, что правильно и что неправильно, часто игнорируется или не замечается. Лейтенант Мандрейк - одна из моих лучших, и я не могу позволить себе потерять ее. Я поговорю об этом с вашим командиром, так что не удивляйтесь, если вас вдруг переведут куда-нибудь подальше отсюда. Мне жаль, что все так получилось, сержант, правда жаль.

Через день меня отпустили, и когда я явился в свое подразделение, меня перевели на легкую службу. Через два дня, мне сказали явиться к командиру роты. Когда я дошел до его кабинета, первый сержант сказал мне сразу войти. Я вошел, остановился в шести шагах от стола, отдал честь и сказал:

— Сержант Уивер прибыл по приказу, сэр.

Он отдал честь и сказал:

— Спокойно, сержант. Я полагаю, вы знаете, зачем вы здесь?

— Примерно знаю, сэр.

— Когда капитан Байерс позвонил мне и сказал, что я должен отправить вас с позиции и почему, я сказал ему, что не могу этого сделать, потому что не могу позволить себе потерять сотрудника вашего уровня. Он не был рад это слышать, поэтому добрый доктор пошел выше, и я получил приказ из батальона перевести тебя. Как ваш японский?

— Сэр?

— Вас направляют в 187-й, в Японию.

— Сколько у меня времени, сэр?

— Боюсь, что нет. Сержант Медоуз передаст вам распоряжение, когда вы покинете этот кабинет. Я предоставил вам десятидневную отсрочку в пути, но вы должны покинуть расположение сегодня. Есть вопросы?

— Нет, сэр.

— Удачи, сержант.

— Спасибо, сэр.

— Свободны.

Я пришел в себя, отдал честь, сделал гримасу и вышел из кабинета.

Первый сержант вручил мне приказ и сказал:

— Жаль, что ты уходишь, Огги.

— Жаль уходить, Том. Это не мой выбор. Меня выгнали отсюда только потому, что я встретил женщину, которая была предназначена для меня.

*****

Я покинул расположение к шести часам и был в бешенстве. Какое, черт возьми, право имела армия наказывать меня за то, что я влюбился! И я не обманывал себя, что это не было наказанием. Когда я прибуду в свою следующую часть, я не сомневался, что мой новый командир будет думать: "Что это за урод этот Уивер, раз его выперли из части и отправили ко мне? Мне придется быть начеку".

К тому времени, когда я забрал свою машину с места, где мне пришлось ее припарковать, я решил сказать:

— Пошла ты на хуй, армия!

Я позвонил по номеру, который у меня был для Мэнди, и мне ответила Пэм.

— Это Огги, Пэм. Мэнди занята?

Через пару секунд:

— Огги?

— Да, детка. Я только что получил приказ о переводе меня в Японию. Доктор Бейерс хочет, чтобы я был как можно дальше от тебя. Мой приказ дает мне десятидневную задержку в пути, и я хотел бы провести это время с тобой, если это возможно.

— Ты уверен? Я не хочу доставлять тебе неприятности.

— Я приму все неприятности, которые они захотят мне доставить, если я смогу провести время с тобой.

— У Роуди через полчаса?

— Увидимся там.

Я поехал в мотель "Бид-А-Ви", потому что у них были недельные цены, снял номер, а потом надел свою гражданскую одежду. Я ждал Мэнди, когда она приехала в "Роуди", и она бросилась ко мне в объятия. Мы выпили, а потом поехали в мотель. Мы занимались любовью и разговаривали, разговаривали и занимались любовью, занимались любовью и разговаривали в течение восьми дней, а потом я сел в автобус, направлявшийся в Форт-Льюис, штат Вашингтон.

В автобусе я думал о наших разговорах. Мы оба были реалистами. Она не могла сложить свои полномочия в течение еще двух лет, а я мог выйти из срока службы, до которого оставалось чуть меньше пяти лет, только сделав что-то такое, что привело бы к увольнению в запас, на менее почетных условиях, и я не стал бы этого делать. В конце концов, мы решили, что будем терпеть и собираться вместе при любой возможности. Как солдату-срочнику, армии было наплевать на то, чего хочу я, но как офицер, Мэнди могла запрашивать назначения и иногда даже получать их. Мы решили, что как только я узнаю, где буду служить, я сообщу ей об этом, а она постарается получить назначение, куда-нибудь поближе ко мне. Нам предстоял трудный путь, и мы это знали, но в сложившихся обстоятельствах это было все, что у нас было.

*****

Когда я прибыл в Форт-Льюис, мне сказали, что до отплытия следующего корабля в Японию, пройдет семнадцать дней. Поскольку я был временным, а не постоянным персоналом, мне удавалось получать пропуск почти каждую ночь, и я сообщил об этом Мэнди. Она договорилась взять отпуск и провела со мной десять, из этих семнадцати дней.

Через два дня после ее отъезда, я оказался на корабле USNS Marine Lynx, который направлялся в Японию. Корабль причалил в Сасебо, и оттуда меня перевезли на базу армии США Camp Chickamauga в Беппо, Япония, где я был приписан к 187-му воздушно-десантному пехотному полку, в составе американских оккупационных сил.

После обустройства я написал Мэнди, рассказал ей, где нахожусь, и, скрестив пальцы, молился, чтобы она добилась перевода в госпиталь армии США в Токио.

Мои опасения по поводу последствий наказания, оказались беспочвенными. Меня приняли так, как приняли бы любого другого солдата, переводимого в другое место службы.

Через неделю, я получил письмо от Мэнди. Ей не везло с переводом в Японию.

25 июня 1950 года Северная Корея вторглась в Южную Корею, и Гарри Трумэн принял решение вмешаться, армия высадилась в Пусане и начала продвижение на север. 187-й полк, который был частью 187-й воздушно-десантной полковой боевой группы, был приведен в боевую готовность, и мы ждали, когда нас отправят в Корею.

Потом Бог решил, что ему нужно еще раз поиздеваться над нами. Я получил письмо от Мэнди, в котором она сообщала, что наконец-то добилась перевода в 8167-й армейский госпиталь в Токио, и скоро мы снова будем вместе. На следующий день, нас перевели на аэродром Кимпо в Корее.

Месяц спустя, мы совершили успешный парашютный десант в районе городов Сукчон и Сунчон, чтобы попытаться захватить членов северокорейского правительства, бежавших из Пхеньяна, и освободить американских военнопленных, которых перебрасывали к маньчжурской границе. Ни одна из этих целей не была достигнута, но все закончилось боями под Суаном, Вонджу и Инье. Затем нас сняли с линии фронта и отправили в тыл, для доукомплектования и перевооружения.

Я получил письмо от Мэнди, в котором она сообщала мне, что находится в Японии, и я подумывал о том, чтобы посмотреть, не смогу ли я в следующем бою получить достаточно серьезную травму, чтобы меня отправили в госпиталь в Японию, но, к счастью, я вытащил голову из задницы, прежде чем совершить такую глупость.

В Страстную пятницу, 23 марта, 437-е транспортное авиакрыло, летающее на самолетах C-119, высадило нас на Мунсан-ни.

Нас высадили для создания блокирующих позиций, чтобы отрезать китайцев и северокорейцев, которые отступали после боев за Пусанский периметр. Мы заняли местность, необходимую для создания блокирующих позиций, и сразу же вступили в бой.

Когда враг отступал в сторону Уйчжонбу, он фанатично атаковал нас, поддерживаемый точным артиллерийским огнем. Одна из таких атак была настолько ожесточенной, что мы были вынуждены отступить и создать еще одну оборонительную позицию. Я заметил, что рядовых Брауна и Смита нет с нами. Оглянулся и увидел их на земле, явно раненых, примерно в пятидесяти ярдах от нашей позиции.

Я крикнул ребятам, чтобы они прикрыли меня огнем, и побежал к ним. Смиту явно было хуже всех, поэтому я подхватил его на плечо, отнес на нашу позицию, а затем вернулся за Брауном. Я поднял его, и как только я вернулся на нашу позицию, что-то выбило мои ноги из-под меня, и все вокруг потемнело.

Когда я пришел в себя, то находился в санитарной машине с тремя ранеными и ехал в, как я узнал позже, 8067-й MASH (мобильный армейский хирургический госпиталь). Там меня раздели и вкололи что-то, что вырубило меня. Позже я узнал, что был без сознания чуть больше пяти часов.

Когда я вышел из этого состояния от боли, я оглянулся и увидел медсестру, стоявшую ко мне спиной, и прохрипел:

— Воды.

Она повернулась, и я подумал, что либо я умер и нахожусь на небесах, либо все еще сплю и вижу сон, потому что медсестрой была Мэнди. Она бросилась ко мне, обняла и поцеловала меня, а затем протянула мне стакан воды с соломинкой. Я заметил, что у нее серьезное выражение лица, а не радостное, и я прохрипел:

— Что случилось?

— Ничего хорошего, Огги. Нам пришлось ампутировать твою левую ногу.

Я приподнялся и посмотрел вниз, но ничего не смог увидеть, потому что моя нижняя половина, была закрыта простыней. Подняв голову, я увидел, что нахожусь в большой палатке, полной кроватей, на которых лежали раненые, а вокруг ходили врачи и медсестры, ухаживая за ними. Меня удивило, что Мэнди обняла и поцеловала меня на их глазах.

Я упал обратно на койку, когда на меня обрушилась волна боли. Мэнди знала, какое выражение появилось на моем лице, она поспешила уйти и вернулась со шприцем для подкожных инъекций, сделала мне укол, и я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, я снова попросил воды, и санитарка, которая дала мне ее, крикнула:

— Он очнулся, мэм.

Подошла Мэнди и спросила, как я себя чувствую.

— Боль в левой ноге и левая ступня чешется, как сумасшедшая.

— У тебя нет левой ноги, Огги. Я уже говорила тебе об этом. То, что ты чувствуешь, называется фантомной болью конечностей. Тебе понадобится время, чтобы пройти через это. Плохая новость, по крайней мере для меня, заключается в том, что тебя эвакуируют в госпиталь в Японии.

Она увидела вопрос на моем лице и сказала:

— Это плохая новость, потому что я наконец-то с тобой, а они собираются забрать тебя у меня. Это просто несправедливо!

— Посмотри на это с другой стороны, любовь всей моей жизни. Армии не нужен пехотинец с одной ногой, поэтому я получу медицинское освобождение. Скоро я стану гражданским лицом, и нас ничто не будет разлучать. Если, конечно, ты сможешь быть счастлива с человеком, у которого только одна нога.

Она схватила меня, обняла, поцеловала и заплакала у меня на плече. Когда она отстранилась, она сказала:

— Это слезы счастья, ты большой дурак. Надеюсь, ты понимаешь, что то, что ты сейчас сказал, было предложением, и мой ответ - да! Да, черт возьми!

*****

Это произошло не сразу. Меня перевезли в Японию, а оттуда в Уолтер Рид. Мне установили искусственную стопу, и я прошел курс физиотерапии, после чего меня выписали. Я вернулся домой в Детройт, устроился на работу на завод "Форд Руж" и ждал, когда Мэнди присоединится ко мне.

Она закончила свою службу в Корее и вышла в отставку. Я ждал ее, когда она спустилась по подвижному трапу из самолета Douglas DC-3. Она бросилась ко мне и обняла меня так, как будто от этого зависела ее жизнь. Прижимая меня к себе, она рыдала у меня на плече, пролепетав:

— Я никогда не думала, что это может случиться, я никогда не верила, что это произойдет. Спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе.

Мы поженились и жили долго и счастливо?

Конечно, поженились.