Если у Сэма был стандартный продукт, то 702 и 534, вероятно, были довольно близки к нему, и он рассчитывал получить за них разумную сумму при продаже. Однако Сэм был бизнесменом и всегда искал способы улучшить свой продукт и, следовательно, повысить норму прибыли. Он постоянно искал новые подходы, перспективы и углы в дрессировке своих рабов-собачек. В результате он научился определять и предугадывать вкусы своих клиентов, понимать их основные предпочтения, использовать их и, иногда, даже вдохновлять на новые. Один из выводов, к которому он пришел, заключался в том, что хотя они, как и он сам, были садистами в своих удовольствиях, это сочеталось с непреодолимым желанием доминировать. Им нравилось подчинять других своей воле, причинять им не только физическую, но и душевную боль и дискомфорт. На эту основную черту влияли и формировались другие характеристики и факторы, так что одним нравились более молодые, другим - более взрослые жертвы, а третьи могли наслаждаться порабощением уличных шлюх, врачей или спортсменов. Психология, лежащая в основе таких предпочтений, несомненно, была сложной и не вызывала у Сэма никакого интереса к распутыванию. Но годы разговоров и переговоров с людьми, которые покупали его продукцию, научили его искать углы, которые можно использовать.

Три суки, занимавшие загон № 13, были тому примером. Абрикос, Пикси и Баббетта после поимки превратились в пуделя, шоколадного лабрадора и спаниеля, но как люди они все были лесбиянками с отвращением к самцам, граничащим в некоторых случаях с андрофобией. Это, как он знал, могло поднять цену, которую он мог запросить, до небес. Для правильного покупателя они стоили бы вдвое дороже, чем 534 или 702. Это также определяло методы, которые он использовал, чтобы сломать их.

Сэм услышал шум из загона № 13 еще до своего прихода: серию рыков, рыканий, вздохов, ворчания и придушенных звуков, которые прорезали окружающий шум питомника.

Когда он подошел к загону, картина, которая его встретила, более чем соответствовала его ожиданиям. В передней части загона, прямо перед дверью, возвышался Джако, нынешний опекун. Он был крупным животным, помесью, с мощным мускулистым телосложением, черно-загорелыми отметинами и демоническими заостренными ушами своей матери добермана. Сэм был чрезвычайно доволен этим животным, поскольку оно представляло собой вершину программы подготовки собак-хранителей и, казалось, обладало всеми качествами, на которые были направлены эти усилия. Он был физически внушителен и мог напугать взрослого человека, не говоря уже о почти беспомощном собачьем рабе. Его интеллект также был значительным, и он, казалось, понимал, что от него требуется, почти инстинктивно, решительно реагируя даже на непредсказуемые ситуации и поведение раба. Кроме того, он хорошо поддавался социализации, обладал сильным чувством иерархии и был тираничен с подчиненными ему собаками-рабами, но при этом был послушным и послушным, если с ним обращались твердо и властно.

В данный момент Джеко сидел на собаке-рабыне пуделе с короткой шерстью кремового цвета, его задние конечности быстро двигались вперед и назад, когда он глубоко входил в нее. Джеко весил, наверное, около пятидесяти килограммов, и пудель Абрикос выглядел раздавленной под ним. Как сказал Ник, она начала кормиться, когда к ней приступил Джеко, и Сэм мог видеть, что некоторые остатки корма размазаны по ее рту и морде. Однако ей недолго пришлось наслаждаться своей единственной едой за день, потому что вес Джеко заставил ее опуститься и податься вперед, приподнять голову, широко расставить передние лапы, а ее груди размазались по кормушке, когда все ее тело многократно подвергалось мощным толчкам члена пса.

До трех недель назад Абрикос была Таней Янг, 42-летней журналисткой и автором многочисленных статей и одной или двух книг, которые продвигали ее радикальную феминистскую политическую программу. Она также была автором блога, который провозглашал более экстремальные взгляды и содержал записи, в которых обсуждался широкий круг вопросов, включая эволюционное устаревание мужского пола, матриархальные политические системы, преимущества принудительного мужского целомудрия и стерилизации, а также лишение мужчин избирательных прав. Все это было очень интересным чтением для Сэм, и ее сразу же отметили как приоритетную для группы захвата. Это не означало, что они торопились с работой, совсем наоборот. Напротив, как и в случае с большинством других целей, они провели исследование, собрав как можно больше информации о ней, прежде чем сделать свой ход. Они взяли ее в ее квартире на севере Лондона, где она жила одна. Затем она провела неделю в обработке, после чего ее поместили в загон № 13.

Это было почти две недели назад, и с тех пор бывшая журналистка подвергалась режиму 13-й камеры. По большей части он был похож на общее обращение и обучение остальных рабов-собачников, за одним или двумя исключениями. Все, конечно же, носили костюмы, соответствующие их новой породе. У большинства собачьих рабов вагинальные отверстия костюмов были закрыты большую часть времени, как это было в случае с 534 и 702. Регулярно, каждую неделю или две, отверстия оставались открытыми постоянно в течение недели или около того. Это должно было имитировать "течку" сук, что, как он был уверен, быстро поняли рабы-собаки. В течение этого времени каждую из них часто опрыскивали синтетическими ферамонами, которые Сэм в своем традиционном бизнесе использовал для того, чтобы заинтересовать жеребцов в их предполагаемых партнершах для размножения, а их влагалища были наполнены смазкой. Результат был предсказуем, и не было ничего необычного в том, что рабыню-собаку несколько раз вязали во время "течки". Для обитательниц загона № 13 режим отличался тем, что их постоянно держали "в тепле", они всегда были уязвимы для внимания своих собачьих опекунов. Для облегчения этого процесса их клиторальные, уретральные и анальные устройства были более совершенного типа, чем стандартные, каждое из которых содержало небольшой чип, активирующий его функции через случайные интервалы и на случайные периоды времени. Обычно это происходило с низкой интенсивностью, достаточной для возбуждения тела рабыни, но не доводящей ее до оргазма. Эта мера, как и многое другое, была призвана подчеркнуть, что буквально ни одна функция тела не находится под их контролем, чтобы держать их постоянно на грани возбуждения с текущими соками, запах которых добавлял интереса их собачьим опекунам.

В задней части прямоугольного загона Сэм увидел двух оставшихся сук, неуверенно сгрудившихся вокруг низких поддонов с соломой на них, которые служили им постелью на ночь. У обеих из ошейников свисали длинные цепи, прикрепленные другим концом к одному из напольных колец. Как правило, только сторожевые собаки оставались в загонах без присмотра. Хотя сцена перед ними была частым явлением в этом загоне, обе суки были явно расстроены этим, они пугливо двигались к задней части загона и пытались сгруппироваться вместе в атавистической попытке создать хоть какое-то чувство безопасности.

Абрикос повернула голову в его сторону, и он увидел, что ее глаза плотно закрыты. Он представил, что ее лицо исказилось в гримасу под прикрытием морды. Она издавала непроизвольные гортанные хрипы, когда воздух вытеснялся из ее легких под многократными ударами члена Джеко, ее рот был частично открыт; предположительно Ник отрегулировал ее кляп, чтобы она могла есть, поскольку на ночь он должен был находиться в закрытом положении. Сэм коснулся экрана планшета. С момента прибытия пуделя, по словам Сэма, на него четыре раза садился Джеко и один раз Дюк, его противоположность. Ник был прав, она нравилась собакам. Сэм мог только удивляться тому, насколько униженной должна чувствовать себя бывшая радикальная феминистка. Мало того, что ее женские прелести находились под мужским контролем, контролем гораздо более прямым, чем утверждалось в ее работах, существовавших в человеческом обществе, так она еще и подвергалась тщательной мужской эксплуатации, причем даже не человеческими самцами. Это было прекрасно, и Сэм почувствовал, как его член твердеет и удлиняется под комбинезоном.

Но теперь звук, издаваемый пуделем, изменился, внезапно начав нарастать, превратившись в высокочастотный, панический крик из задней части ее горла. Ласки Джеко внезапно изменились, его темп замедлился и стал менее регулярным, более прерывистым. Сэм улыбнулся, он и раньше видел подобные реакции, даже у опытных собачьих рабов, к которым Абрикоса не относилась. Он знал, что внушительный узел у основания столь же внушительного члена Джеко сейчас расширяется, и пудель чувствовал, как он растягивает ее еще больше.

Вдруг глаза Абрикос широко раскрылись в ответ на последний толчок Джеко и сквозь проволочную сетку загона устремились на сапоги Сэма. До этого момента пудель не замечал его присутствия и была пассивной, казалось, она просто терпела натиск своего опекуна, но присутствие Сэма изменило ситуацию. Он увидел, как в ее глазах промелькнуло осознание, затем они сузились, и отчаянная, накаленная ярость наполнила их, когда она откинула голову назад, чтобы его лицо оказалось в поле ее зрения.

"ОО....уу.....'бля..'...ucking.....ш.....Чик......петух.....лох'" - пронзительно закричала она, ее слова были искажены долгим периодом неиспользования ее голоса, сдерживанием ее рыла и, как подумала Сэм, напряжением от размещения около восьми дюймов члена Джеко, включая узел размером с шар для снукера.

Его не беспокоили оскорбления, это было то, чего он ожидал и слышал подобное уже много раз, но сам факт речи требовал исправления. Абрикос не была в питомнике достаточно долго, чтобы связь между попытками говорить и неизбежным, болезненным наказанием укоренилась, и над этим нужно было работать. Но Сэм знал, что не может использовать для этого предпочтительное средство - толчок от шокового ошейника, так как это повлияет на Джеко, связанного с пуделем, а Сэм не хотел портить собаке удовольствие или влиять на ее будущую работу.

"Я... уггнннхх...!" Абрикос перевела дыхание и начала было разражаться очередной язвительной тирадой, ее глаза пылали ненавистью, когда Джеко ответил. Одной из функций, которым его обучали как собаку-сторожа, было распознавание и предотвращение человеческой речи у своих подопечных. Как правило, у большинства собак это получалось с трудом, но обычно они добивались этого достаточно хорошо, чтобы их рабы были слишком напуганы, чтобы издавать много шума, не говоря уже о попытках заговорить, даже когда у них была такая возможность. Сейчас Джеко глубоко зарычал, навалился своим телом на задние конечности рабыни и захватил мощными челюстями заднюю часть ее шеи. Это, а также изменение веса собаки, толкнуло голову Абрикосы вниз и прижало ее туловище к бетону, выбив из нее дыхание и прекратив словесную атаку еще до ее начала.

Джеко и другие собачьи опекуны часто использовали этот прием для обездвиживания непокорных рабов, которых они пытались оседлать, поэтому в последних моделях костюмов для собак задняя часть шеи была усилена, чтобы избежать повреждений. Сэм задался вопросом, интерпретировал ли пес вспышку Абрикоса как сопротивление и поступил соответствующим образом, или он действительно распознал ее как речь. Это не имело значения, так как пудель была совершенно неподвижна, ее глаза были плотно закрыты, а всякое неповиновение, казалось, угасло, так как пес продолжал держать ее за шею и она издавала придушенные хныкающие звуки, челюсти пса с силой сжимались на ее шее, а его низкое рычание раздавалось у нее над ухом.

Сэм на мгновение отвел взгляд. На стеллажах и полках, закрепленных на решетках загонов в проходах между ними, для удобства персонала псарни через определенные промежутки висели стеллажи с оборудованием: поводками, фаллоимитаторами, кляпами, намордниками, розгами и прочими приспособлениями, полезными для дрессировщиков собак-рабов. Сэм потянулся к ближайшему, выбрал несколько предметов, быстро отпер дверь в загон и шагнул внутрь.

"Хороший мальчик, молодец", - сказал он низким голосом, успокаивая Джеко, пока его рычание не прекратилось. "Хорошая работа, а теперь оставь ее в покое". Сэм присел возле головы Абрикоски, когда пес ослабил хватку на ее шее.

Ее глаза, спрятанные среди короткой шерсти пуделя, были полны слез, но смотрели на него с ядовитой ненавистью, но она молчала, прижав голову к бетону, опасаясь реакции своего хозяина, если она нарушит молчание. Сэм принес кляп, один из собранных им предметов, в поле ее зрения; тонкий, четырехдюймовый стержень из блестящего силикона, по форме напоминающий клыкастый пенис, уже находившийся внутри нее, поверхность которого была пестро-розовой и опутанной сетью слегка рельефных красноватых вен. Глаза Абрикосовой затвердели, и он увидел, как ее губы сжались в решительную сомкнутую кучку.

Сэм никак не отреагировал. Независимо от того, нравилось ей это или нет, кляп должен был войти ей в рот, а у него был огромный опыт общения с непокорными рабами-собаками, поэтому он просто достал пульт. Хотя Абрикос еще не была приучена к его использованию, у нее был достаточный опыт работы с шоковым ошейником, чтобы понять, что он означает, и ее неповиновение снова рассыпалось, а губы раздвинулись. Это было все, что нужно Сэму, и кляп был быстро установлен на место, осталось только его основание. Держа его, он быстро привел в действие маленький насос, висящий на нем, раздувая узел кляпа и не давая ей легко выпустить его, в то время как он взял собранный им проволочный намордник и плотно надел его на ее рыло. Затем он закрепил зажимы, прикрепляющие основание кляпа к внутренней стороне намордника, и стянул кожаные ремни вместе за головой пуделя, затягивая их до тех пор, пока панические гортанные звуки не показали, что кончик кляпа прочно застрял в задней части ее горла. Он мысленно пометил, что должен поговорить с Этьеном, одним из его сотрудников, специализировавшимся на подобных вопросах, о том, как научить ее принимать орально более крупные фаллосы.

Проверив свою работу, Сэм остался доволен. Кляп и намордник были надежно закреплены, и Абрикос все еще издавала легкие задыхающиеся звуки, когда силиконовый ствол слегка терся о ее нёбо. Ее рот был плотно обхвачен орудием и кольцевым кляпом, обнажая губы под насадкой. Он мог видеть татуировку, которая была сделана во время ее обработки. Надо не забыть похвалить Билла или Пенни, кто бы ни делал эту работу, подумал Сэм. Татуировки, призванные улучшить собачью внешность обитателей питомника, были стандартными, но рот пуделя был сделан исключительно хорошо. Теперь ее губы были в основном черного цвета, иногда с розовыми пятнами, их края были неровными, а небольшие участки кожи вокруг них, которые были видны через узкое отверстие маски, были окрашены в цвет плотно завитого меха костюма, который она носила.

Удовлетворенный, Сэм встал и увидел, что Джеко переминается, пытаясь перекинуть заднюю лапу через спину Абрикоса и повернуть свое тело. Осторожно Сэм помог ему, пока он не оказался лицом к лицу с сукой, его хвост прижался к ее попе, а его член все еще крепко сидел в ней. Оба были крепко связаны, Джеко слегка пыхтел и переставлял ноги, Абрикос опустила голову и не шевелилась.

Сэм был довольна результатом, это был отличный опыт обучения для сучки, в нее проникал и силой контролировал ее собачий хозяин, ее собственная воля, ее человеческая гордость и достоинство были тщательно растоптаны. Таким вещам не место ни в питомнике, ни в собачьей рабсиле. Но Сэм знал, что из этой ситуации можно извлечь больше пользы. Он видел, что Абрикос оставалась неподвижной, как только могла, не делая ничего, чтобы усилить свое унижение, стараясь не чувствовать своего насилия и члена собаки, зарытого внутри нее.

Это было обычное поведение среди собак-рабов в таких ситуациях, и преодоление его путем принуждения к более активной роли сыграло значительную роль в ломки многих из них. Особенно это было характерно для 13-го загона, обитатели которого в своей человеческой жизни были не готовы даже к мужскому контакту и особенно к проникновению. Соответственно, Сэм снова достал из кармана пульт и, направив его на Абрикосову, нажал ряд кнопок. Тут же он увидел, как сучка напряглась, когда вибратор внутри ее клиторальной насадки заработал с довольно низкой, но настойчивой скоростью. Из горла пуделихи вырвался низкий, отчаянный писк. Еще несколько нажатий на кнопки, и писк превратился в приглушенный вой отчаяния, когда ее уретральная пробка пришла в движение вместе со своей соседкой, а за ней последовали скрытые моторчики хвостовой пробки. Через несколько секунд Сэм понял, что не сможет сдержаться; немногие рабы-собаки способны на это, и, конечно, ее ягодицы начали подергиваться и непроизвольно двигаться вокруг заполняющего ее члена.

Оставив Джеко заниматься его завоеванием, Сэм обратил свое внимание на двух других собачьих рабов из загона № 13, которые теперь сгрудились вместе в задней части загона. Ближе всех была Бабетта, спаниель, которая пыталась отползти в сторону, ее длинные уши развевались, кустистый хвост метался туда-сюда, а шейная цепь скрежетала по бетону. Когда она повернулась, он увидел два стальных шара размером с мяч для крикета, которые тащились за собакой-рабыней, легкая цепочка крепила их к зажимам на ее половых губах, которые были растянуты, когда она пыталась перетянуть тяжелый груз чувствительной плотью. Деваться ей было некуда, и Сэм подхватил лежавшую на шее цепь и потянул ее к себе, шатаясь и скользя на корявых ногах.

Бабетта была самой долгой обитательницей загона № 13 - более четырех месяцев. Когда-то она была Лией Фибуле, графическим дизайнером и почти стереотипной лесбиянкой-буч, с коренастым телосложением, короткими волосами, несколькими татуировками и многочисленными пирсингами в любой складке кожи, которую она могла найти. Все это исчезло после ее пребывания в питомнике, и Сэм решил, что она более чем готова к продаже. Он потянул поводок вверх, надавив на ошейник, чтобы оторвать передние ноги рабыни от земли и осмотреть ее.

Обтягивающий костюм показал, что она похудела за время пребывания в питомнике, обнажив изящную фигуру с полными грудями и еще более внушительным крестцом. Груди были слишком большими, чтобы быть полностью свободными вне костюма и не волочиться по земле, когда она стояла на четвереньках, поэтому большая их часть была плотно прижата к костюму, а отверстия костюма плотно зажимали открытую часть. Соски теперь были почти два дюйма в длину, выделяясь даже на фоне больших ореол, покрывавших кончики грудей. Капельки молока стекали с них на длинный мех ее живота. У нее были большие карие глаза спаниеля, и Сэм задался вопросом, кто из его сотрудников обратил на это внимание при выборе породы. Теперь они смотрели на него, широко и тревожно, на ее мордочку, когда она умоляюще поскуливала через закрытый рот. Она усвоила, что в питомнике нужно избегать внимания, но если уж оно появилось, лучше всего быть абсолютно покорной.

Присев, он вцепился рукой в ее ошейник, чтобы удержать ее на месте. Передние лапы рабыни бесцельно махали, и она слегка повизгивала, когда ее заставляли поднять голову. Сэм увидел, что ее половые губы значительно увеличены, красные и пухлые, и в настоящее время растянуты назад и слегка раздвинуты грузами, которые она тащила, обнажая серебристый щиток защиты клитора. Она напряглась и захрипела сквозь кляп, когда его пальцы коснулись ее, преодолевая чужеродную твердость щитка и уретральной пробки, чтобы проникнуть в ее открытую влажную щель. Сэм погрузил в нее сначала один, потом два пальца, раздвигая их, чтобы расширить и исследовать отверстие, пока она стонала от проникновения. Она была очень скользкой - результат недавней активации одной или нескольких пробок, подумал он.

Бабетта застонала, когда его пальцы до костяшек вонзились в нее, и она застонала, беспомощная и беззащитная. Затем он почувствовал, как она сдвинулась, продолжая стонать, и начала двигать бедрами вперед-назад. Он улыбнулся. Лия, бывшая активистка лесбийского движения, пыталась трахать его пальцы. Было ли это попыткой найти благосклонность, задался он вопросом, или частое использование ее дырочки сделало это непроизвольной, автоматической реакцией? Честно говоря, Сэму было все равно. Тот факт, что она вообще это делала, показывал, насколько она была сломлена своим обучением, и это было достаточно хорошо для него.

Сэм убрал пальцы и встал, опустив собаку-рабыню на четвереньки. Бабетта была в некотором роде проблемой, поскольку пока не было никаких перспектив ее продажи. Не то чтобы это имело большое значение: за последний месяц она была полезна в программе "Питомник", но она также могла бы стать хорошим объектом для обучения молодых собак-охранников. Возможно, он оставит ее в питомнике в качестве долговременной собаки-рабыни.

Пикси, оставшаяся собака-рабыня, сейчас была шоколадным лабрадором, но когда-то была Ананьей Дхаван, девушкой индийского происхождения в третьем поколении. Ей было около двадцати лет, и, согласно ее записям, она получила традиционное и защищенное воспитание, работая администратором в транспортной компании своего отца. На ее фотографии была изображена поразительная, привлекательная молодая женщина с угловатым лицом, темными, почти черными глазами, полными губами и гладкой, безупречной кожей цвета кофе. Ее родители были заняты организацией выгодного брака для нее, но исследования и наблюдение команды похитителей показали, что неизвестно для них, у нее была любовница-лесбиянка, белая девушка ее возраста. Их электронная почта свидетельствовала о бурном, интенсивном романе, из-за которого Ананья была готова порвать с родителями и отказаться от предложенного ими брака, чтобы быть со своей возлюбленной. Все это потеряло актуальность, когда команда похитителей усадила ее в свой фургон и усыпила поздно вечером, когда она покидала дом своей любовницы.

Это было около месяца назад, и с тех пор она подверглась нежной заботе Джеко и Дюка - удар, от которого она до сих пор не оправилась. В отличие от Абрикоса и даже Бабетты в первые недели пребывания в загоне, Пикси никогда не вела себя вызывающе. Вместо этого она постоянно нервничала и была пугливой. В этом не было ничего удивительного, это была нередкая реакция у тех собак-рабов, которые в своей человеческой жизни были пассивными и неуверенными. Он догадался, что она была женской половиной в отношениях со своим любовницей.

Сейчас она отошла от него, пока он осматривал Бабетту, и забилась в задний угол загона. Она даже пыталась избежать его, когда он шагнул к ней, коричневый хвост раскачивался взад-вперед, когда она пыталась спуститься по боковой стенке загона на своих корявых "ножках". Сэм зарычал от удовольствия, нагнулся, чтобы поднять цепь с ее шеи, и поставил ногу на заднюю часть шеи рабыни, заставив ее приглушенно вскрикнуть, когда он прижал ее голову к полу. Держа цепь крепко, Сэм присел и, взявшись за ближайшую ногу, толкнул ее вверх, пока Пикси не рухнула на бок.

Низкий рык и серия мучительных писков и стонов заставили Сэма повернуть голову обратно к Джеко и его беспомощной сучки. Ласки различных приспособлений Абрикоса возымели свое действие и довели собачью рабыню до оргазма, возбудив ее до предела. Он наблюдал, как она многократно выгибала свои бедра, словно пытаясь втянуть в себя как можно больше члена Джеко, в то время как ее корявые "передние лапы" непроизвольно двигались и скреблись, а голова с капюшоном и намордником раскачивалась из стороны в сторону. Он слышал ужас и ярость в высоких гортанных звуках, которые она издавала, и знал, что ее человеческая гордость, которая так хотела игнорировать вторжение, терпеть его, но оставаться отдельно, получила еще один разрушительный удар. Джеко, все еще пыхтя и перекладываясь с ноги на ногу, лишь раздраженно зарычал.

Пикси хныкала от звуков, которые издавал ее подруга по питомнику, и Сэм снова обратил на нее свое внимание. Он видел слезы в ее темных глазах, проступающие сквозь маску, и чувствовал, как дрожит ее тело, пока он осматривал ее. Отверстия собачьего костюма плотно облегали ее маленькие груди, превращая их в мясистые фиолетовые бугорки. Пикси подвергли тому же режиму гормонов и накачивания, что и ее подруги по стае, но эффект был минимальным: небольшое увеличение груди и струйка жидкости, но не более того. Однако ее груди, похоже, стали более чувствительными, отметил он, сжимая одну из них в руке, отчего она застонала и тщетно попыталась отстраниться от него. Он увидел, что ее соски воспалены, коричневая плоть приобрела розовый оттенок. Как и большинство других, Пикси подвергалась постоянному процессу увеличения сосков, и воспаление было результатом регулярного применения вакуумных насосов. Выглядело болезненно, но программа давала эффект: ее маленькие сосочки демонстрировали явные признаки удлинения.

Внезапно Пикси напряглась и застонала, и Сэм услышал низкое жужжание. Он улыбнулся про себя, чувствуя, как соски сучки напряглись и удлинились еще больше. Пикси заскулила и начала тяжело дышать через нос, выкручивая бедра, пытаясь сжать их вместе. В ответ Сэм просто крепче сжал поводок и, отпустив ее грудь, ухватился за подушечку в форме лапы на задней лапе, снова толкая ее вверх, раздвигая бедра до упора. Вульва Пикси, как и у других сучек из загона 13, была выставлена на всеобщее обозрение через отверстие в костюме. В данный момент она была натянута вокруг фаллоса собаки, выступающее основание которого было плотно прикреплено к пирсингу, удерживающему ее щиток защиты клитора, чтобы удержать его на месте. Судя по остаткам, просачивающимся из-под навязчивого устройства, размазанным по половым губам и вкраплениям в мех внутренней поверхности бедер собачьего костюма, Абрикос была не одинока в получении внимания своего собачьего опекуна. Сэм догадался, что виновником, должно быть, был Дюк, пока он не ушел на "дежурство", а Пикси подключил кто-то из ночной смены.

Щиток собачьей рабыни перестал жужжать так же внезапно, как и начался, и Пикси застонала сквозь кляп и намордник, ее разочарование и полное унижение были почти осязаемы. Сэм усмехнулся: несмотря на себя, немногие рабы-собаки могли не испытывать разочарования при таком режиме. Многие из них стали гиперчувствительными, их киски постоянно сочились, так как они находились в состоянии постоянного возбуждения. Все это помогало поддерживать интерес их клыкастых опекунов, порождая порочный круг возбуждения и завязывания узлов, что помогало сломить их сопротивление и приучить к новой жизни в качестве не более чем домашнего скота.

Сэм встал, резко дернул за цепь поводка и заставил Пикси снова встать на четвереньки. Он отпустил ее, и она затрусила прочь так быстро, как только могла, инстинктивно присоединившись к Бабетте, которая забилась в один из дальних углов загона, низко свесив голову. Джеко и Абрикос оставались связанными вместе в передней части загона, рабыня-собака, похоже, снова была в муках оргазма. Она выглядела в состоянии оргазма, неконтролируемо дергалась, стонала и сжималась, размазывая еду из мисок по полу вокруг себя. Казалось, привязь может продолжаться еще некоторое время, поэтому Сэм собрал свой планшет и другие вещи, которые он принес с собой, и покинул загон, остановившись только для того, чтобы закрыть за собой сетчатую дверь загона 13.

(Продолжение в следующей части)