Глава 2

Сон был сюрреалистичным. Изображения аварии были заменены изображениями Женевьевы, только она не была одета в изношенную юбку и топ. Вместо этого она была одета в кружевной белый корсет, с нейлоновыми чулками, обрезанными до подвязок вокруг ее кремовых бедер. Она подошла к нему, ее губы покраснели и были готовы к поцелую, ее грудь опухла сверху ее тугого корсета.

Затем, когда он тянулся к ней, Жанетта встала между ними, надев форму гестапо. На него вдруг указал саночник, и она говорила с резким немецким акцентом вместо французского. «Оставь мою сестру одну!»

Он резко проснулся, его сердце билось. Сон казался реальным, настолько реальным, что он потел, а его член был твердым, напрягаясь в штанах. Он плюхнулся обратно на кровать и попытался снизить частоту сердечных сокращений. В конце концов, он снова заснул, на этот раз без сновидений.

Он проснулся перед рассветом и потянулся, затем гладил лодыжку, которая чувствовала себя немного лучше. Он стоял и проверял свой вес на ноге, и его иллюзии быстрого выздоровления вскоре были разрушены. Боль вернулась с удвоенной силой, и ему пришлось прислониться к стойлу, чтобы не упасть. «Черт возьми, черт возьми», — пробормотал он.

Как раз в это время дверь распахнулась, и он автоматически схватился рукой на свою кожаную кобуру, напрягаясь. Он расслабился, когда увидел, что Жаннетта пришла с ведром.

«Доброе утро, — сказала она, не улыбаясь, — ты хорошо спал?»

Он кивнул, вспомнив яркий сон, который нарушил его сон, хотя теперь он, казалось, исчезал из его памяти. — Да, очень хорошо.

Она подняла табурет и устроилась доить корову. Вскоре можно было услышать звук молока, стреляющего в ведро, когда ее руки мастерски массировали соски. Он обнаружил, что должен отвести взгляд. Просто образ ее рук, движущихся так, вызывал эротические образы в его сознании, и он не хотел прорастать перед ней бушующим членом в штанах. Женевьева, возможно, подумал он, ухмыляясь про себя, но почему-то у него сложилось впечатление, что не найдет это совсем забавным.

«Значит, — сказал он, — только вы и ваша сестра живете здесь?»

Жанетт продолжала доить и ни на минуту не отвечала. — Да, — сказала она, наконец, не поднимая глаз. Он хотел спросить ее больше, но она не казалась тем типом, который открылся бы ему. Она удивила его, продолжая. «Наши родители умерли. Я жила здесь с мужем. Когда наши родители умерли, Женевьева приехала, чтобы остаться с нами».

Муж. Это может быть осложнением. — Где сейчас твой муж?

Опять же, была пауза, на этот раз еще длиннее. Как только он подумал, что она не собирается ему отвечать, она встала, ее ведро было полно. Ее темные глаза встретились с его. «Мой муж...» она пожала плечами: «... вероятно, мертв. Немцы забрали его почти два месяца назад». Она повернулась, чтобы уйти, и он не пытался остановить ее или задать больше вопросов. Она остановилась у двери, не оглядываясь назад. «Я принесу таз и воду, чтобы вы могли помытся». Потом ее не стало. Несмотря на ее очевидную боль, когда она рассказывала ему о своем муже, это подняло ему настроение. Если нацисты действительно взяли ее мужа, велика вероятность, что она не была коллаборационисткой.

Он вернулся в свою постель и сел на одеяла, съев часть своего пайка и потягивая немного воды. Он жаждал выпить чашечку кофе; даже эрзац был бы вкусным прямо сейчас. Он закончил свой завтрак, каким он был, и снова лег на одеяла, его мысли снова работали над тем, как выбраться из страны, с регулярными мыслями о Женевьеве и даже ее угрюмой сестре, часто вторгающейся. Несмотря на менее чем привлекательное поведение Жаннетты, она все еще была очень привлекательной женщиной.

Через некоторое время дверь распахнулась и быстро закрылась. Знание того, что девушки встали и занимаются своими повседневными делами, несколько облегчило его нервозность, но он все еще держал руку на пистолете, когда дверь открывалась. На этот раз он был приятно удивлен, когда Женевьева подошла к кровати. Она улыбнулась своей красивой улыбкой и опустилась на колени на краю одеяла, разглаживая юбку на коленях.

«Тебе комфортно?» — спросила она, ее глаза сверкали, а акцент делал даже такой невинный вопрос каким-то эротичным. Без сомнения, его собственные менее чистые мысли помогли в этом. Она определенно была тем, что его приятели назвали бы смотрящей.

«Да, спасибо, большое», — сказал он, ухмыляясь ей.

Она изящно рассмеялась. «Ты говоришь по-французски», — сказала она, устроившись в более удобное положение.

Он поднял руку, держа большой и указательный пальцы на расстоянии друг от друга. «Немного», — ответил он. Она снова хихикнула, и он обнаружил, что хочет снова услышать ее смех. Она была милой и невинной, как и она.

Он решил, что она, возможно, более откровенна с информацией, чем ее сестра. — Скажи мне, Женевьева, — спросил он, встречая ее поразительные голубые глаза, — почему твоя сестра так кажется... грустной?» Он решил сыграть тупого и не пускать на то, что сказала ему Жаннетт.

«Болью! Это правда. Она скучает по Реалу, своему!».

Джон пытался выглядеть удивленным. «Муж? Я думал, что вы двое жили здесь одни?»

Она кивнула, нервно взглянув на закрытую дверь сарая. Но она была замужем. Немцы... сказал, что он шпион... и они взяли его. Ее лицо приобрело нехарактерный грустный вид. «Потом она потеряла ребенка. Это было так грустно, так грустно...» Ее голос отклонялся, как будто воспоминаний было слишком много для слов.

— У нее родился ребенок?

Она покачала головой. «Нет, нет, она была... Как ты говоришь... с ребенком?» Джон кивнул, чтобы показать, что он понимает. Она продолжила. «Но шок от того, что произошло... она родилась мертвой. Так грустно... маленький мальчик». Она замолчала, и Джон не мог придумать, что сказать. Неудивительно, что Жаннетт была такой. Потеря мужа, а затем и ребенка за такой короткий промежуток времени оставила бы любого с большой болью там, где когда-то было его сердце.

«Потеря Реала была... печалью, но больше всего на свете она хотела быть матерью», — сказала Женевьева. «Это то, что сделало ее такой грустной больше всего на свете».

— Я понимаю, — наконец сказал Джон, встречая ее глаза.

Она грустно улыбнулась, затем ее выражение лица посветлело. «А как же ты? Скажи мне, как ты оказался здесь?»

Он рассказал историю о том, как его самолет был сбит, борясь, вспоминая Лу, Бобби и всех остальных членов экипажа, которых он знал и любил как братьев. Он поинтересовался, не выбрался ли кто-нибудь из них из горящего самолета. Женевьева протянула руку и прикоснулась к его руке в утешении, ее красивые глаза сказали ему, что она чувствует его боль. Ее прикосновение было мягким и нежным, и он был взволнован теплом ее пальцев на своей коже. Он продолжил рассказ о своем походе по лесу и о том, как он нашел их маленькую ферму. Она изумленно покачала головой.

«Я думаю...» она задумчиво сказала: «... что вы очень храбрый человек. Я знаю, что если будет больше таких, как вы, Франция однажды снова будет свободна». Она улыбнулась и наклонилась, нанеся мягкий поцелуй на каждую щеку. Ее запах был чудесным, и ему пришлось физически сопротивляться желанию взять ее на руки и поцеловать ее в губы. Просто имея ее так близко, с ее теплым дыханием на его коже, он делал его возбужденным. Она отошла назад и улыбнулась. «Жаннетт нагревает воду, чтобы вы могли искупаться. Она скоро приедет, и ей не понравится, что я здесь наедине с тобой».

Она встала, смахивая куски соломы со своего платья. Она сделала ему быстрый реверанс, затем повернулась и ушла, прежде чем он мог придумать что-нибудь, чтобы сказать. Он коснулся щеки там, где ее мягкие губы прижались, и вдохнул глубокий вдох. Было ли это увлечением или он действительно влюбился в нее?....

( Продолжение в следующей части )