За несколько лет до того, как перестал существовать великий и могучий союз нерушимый республик свободных, я поступил в один из столичных вузов. Когда я перешёл на второй курс, то случайно познакомился с парнем-иностранцем, который приехал сюда на стажировку. Он был старше меня года на три и жил в той же общаге, что и я. Правда, мы жили на первых трёх этажах в комнатах по четыре человека, а иностранцы на последних этажах. Комнаты у них были на двоих. Но многие жили по одному, потому что иностранцев в эти годы было маловато.

Парень был из соседней славянской страны или дальнего зарубежья, как сказали бы теперь. Мы как-то сразу понравились друг другу и стали часто общаться. Я подолгу засиживался у него в комнате. Он хорошо говорил по-русски, почти без акцента. Разговоры шли, в основном, об учёбе, о жизни вообще. Конечно, я просил, чтобы он мне рассказывал о своей стране, о Европе, где он неоднократно бывал. Для нас тогда всё это было в диковинку. В общем, дружба у нас с ним была вполне целомудренной.

Но всё изменилось, когда я полез за чем-то по его просьбе к нему тумбочку, и оттуда выпали несколько журналов с целующимися парнями на обложке. Я опешил. Я уже был наслышан, что в Европе такое существует, но чтобы увидеть это вот так, перед собою... Парень страшно смутился, покраснел, пытался что-то объяснить и просил, чтобы я никому ничего не говорил. В то время это действительно было страшно. За это элементарно могли дать срок или, в лучшем случае, выгнать из вуза.

Парень едва не плакал. И я решил открыться ему. Я признался, что он мне уже давно очень нравится, и что я тоже принадлежу к тому же меньшинству. Понятно, что после этого наша дружба перешла на совершенно другой уровень и заблистала новыми гранями.

Парень часто ездил по стране, что было предусмотрено планом его стажировки. Эти поездки были на поездах, по нашим тогдашним железным дорогам. В то время бытовало такое выражение, что советские поезда – самые поездатые поезда в мире. В этом каждый раз и убеждался мой новый друг. Почти в каждой поездке с ним случались забавные истории, которые он мне потом в красках и рассказывал.

И вот я решил поведать некоторые из них. Это истории о советских поездах, которые мой друг-иностранец видел сквозь призму своего европейского восприятия. О том, что для нас было вполне привычным, а для него иногда просто шоком. Короче, о поездах давно ушедшей от нас эпохи глазами иностранца...

* * *

Советские поезда для меня были отдельной темой. Путешествие в течение суток или более заставляет людей скучать. В самом деле, сколько же, чёрт возьми, ты можешь спать. Отсюда поиск выпивки и возможности потрахаться. Интересной особенностью обладали вагоны третьего класса без стен отсеков. Здесь они называются плацкартными. В основном, ими пользуются небогатые люди, которые едут в города продавать свою продукцию. Большинство мужчин здесь одеты в спортивные штаны. Это совсем даже неплохо, потому что у таких штанов есть несомненное преимущество: сквозь них можно вполне различить размер и форму члена. У русских, с которыми мне приходилось иметь дело, как правило, были довольно большие члены, а если и не очень большие, то толстые. Это было хорошо видно по спортивным костюмам ехавших парней.

В этой стране расстояния огромные, поэтому даже в третьем классе ‒ колхозных вагонах без купе ‒ все места лежачие. Конечно, люди снимают обувь, когда ложатся спать. И чтобы безболезненно пройти вагон третьего класса, идя в вагон-ресторан, и не потерять аппетит перед ужином, надо просто задержать дыхание или охрененно любить запах мужских носков. К счастью, я был геем, поэтому проблем с этим у меня не было, разве что с всё увеличивающимся бугром в растянутых до предела спортивных штанах, потому что от запаха мужских носков у меня сразу же встаёт. Но теперь я сам ехал в этом вагоне, и мне было нечего стыдиться, потому что у некоторых спящих парней тоже стояли члены во сне, натягивая до предела их спортивные брюки.

У одного из пассажиров был виден большой болт, обращенный к его левому бедру. Сквозь тонкий хлопок летних спортивных брюк головка его члена проступала с такой отчётливостью, как будто он лежал голый. Другой молодой парень спал на спине, и, видимо, у него под трениками не было плавок, а только свободные трусы, потому что его писюн стоял почти вертикально. И этот чувак спал с такой офигенной пирамидой на промежности, что для всякого гея было мучением видеть это и не иметь возможности прикоснуться к нему. Тем более, что ни у кого из пассажиров, казалось, не было ни малейшего интереса к происходящему.

Среди пассажиров я заметил одного юного красивого блондина. Когда я вышел в тамбур выкурить сигарету, он сразу же оказался рядом со мной и попросил закурить. Мы разговорились. Он ехал в районный городок среднего Поволжья, где жил и учился на первом курсе какого-то там техникума. На нём тоже были спортивные штаны, которые обтягивали его большой твёрдый член. Для пацана его возраста у него там был уже солидный кусочек мяса, а ведь он только недавно начал расти. И что же с ним будет, когда он станет взрослым!

Я так возбудился, видя эту картинку рядом с собой, что сразу же начал непроизвольно массировать свои спортивные брюки, и пацан в ответ стал тоже гладить свой член через штаны. Едва он коснулся своего бугра, как большая порция смазки вытекла из его головки и растеклась по его треникам большим пятном. Всё стало ясно и без слов. Больше терпеть не могли ни я, ни он. Делать «это» в тамбуре, да ещё и днём, было опасно, так что мы вдвоём зашли в туалет. Здесь было тоже небезопасно, но хоть какая-то защита, всё же, была.

Я думал, что это будет банальная дрочка, но оказалось, что у парнишки была очень специфическая фантазия, которую он никак не мог реализовать. Ему очень хотелось, чтобы я, грубо говоря, поссал струёй горячей мочи ему на головку члена, которая у него была невероятно большой. Я впервые слышал о таком желании и был немало удивлён. Мой член был напряжён до крайности, так что пописать так сразу мне не удавалось. Нужно было, чтобы он хоть немного обмяк. Рядом с торчащим членом пацана это было очень трудно сделать. Я пытался себя отвлечь другими мыслями, брызгал на член водой из-под крана. Наконец, мой член чуточку обмяк, и я кивнул парню.

Мы подошли к унитазу, и я брызнул мочой на его головку. Парень пару раз передёрнул рукой по члену и тут же выпустил фонтаны густой белой спермы, которая вылетела восемью мощными волнами. Он залил не только крышку, но и сиденье унитаза. Ой, бля.., только грёбаные подростки могут так бурно кончать. Я был готов тоже вскоре кончить, но...

По законам жанра, как и полагается, в этот момент кто-то стал дёргать дверь туалета. Мы встрепенулись и кое-как убрали следы спермы на крышке кусочками газеты, которые здесь кто-то оставил. Ни о какой туалетной бумаге в то время, да ещё в поездах, не могло быть и речи.

В коридоре стоял какой-то хмырь, который ждал, пока освободится туалет. Казалось, он совсем не удивился тому, что оттуда вышли два парня. У него по ноге в штанине спортивного костюма свисала такая толстая колбаска, что я был уверен, что когда он увидит туалет, залитый спермой после нас, то, наверняка, зальёт своей спермой нашу.

Мы успели выкурить по две сигареты с моим напарником, прежде чем из туалета вышел тот парень. Он, должно быть, тоже дрочил, потому что его член в спортивном костюме изменил свое положение с висящего вдоль ноги на вертикальное почти до пупка. Его головка была выше пояса спортивных брюк, прикрытая только футболкой, заправленной в штаны. Мы с моим пацаном многозначительно посмотрели друг на друга. Мы ещё немного поговорили. Он рассказал, что трахает своего младшего брата чуть ли не каждый день, но то, что он ощутил, когда я поссал на его гигантскую головку, никогда, бля.., не забудет.

Мы разошлись по своим отсекам. Наступила ночь. Проводник включил ночное освещение в вагоне, и я стал потихоньку дремать, хотя в поездах у меня с этим почти всегда были проблемы из-за шума, постоянных разговоров, бесконечного хождения по вагону и круглосуточного жевания чего-то. По-моему, я даже и заснул, как вдруг почувствовал, что кто-то тормошит меня за плечо. Это был мой новый друг.

— Ты не хочешь покурить? – тихо спросил он.

Мы прошли по полутёмному вагону в тамбур и закурили, естественно, мои сигареты.

— Ты так и не кончил? – участливо поинтересовался парнишка.

Я отрицательно помотал головой.

— А я ещё два раза... Не могу забыть, как ты мне на залупу... А ты хочешь кончить? – спросил он после некоторой паузы и, не дожидаясь моего ответа, погладил меня по члену через брюки, а потом засунул свою ладонь мне в штаны. Он стянул мои плавки пониже и начал ласкать мои яички и член. Я подошёл к нему почти вплотную и тоже всунул руку к нему в треники. Этот засранец был без трусов. Его мясистый член уже был на взводе.

— Как ты хочешь? – снова спросил он.

Я сказал, что хочу его в попку. Он не высказал ни малейшего протеста, только попросил, чтобы не очень глубоко и по-быстрому. Для этого нужно хорошо надрочить мне член, чтобы сразу всё получилось. Так решил пацан, и, обхватив мой орган рукой, стал мне интенсивно дрочить.

Время было позднее. Пассажиры, как будто, уже угомонились. Тем не менее, в тамбуре оставаться было стрёмно. Не делая лишнего шума, мы прошли в туалет.

Там он позволил мне ввести член в его задницу. Получилось не сразу, со скрипом, где-то на треть моих семнадцати сантиметров. Я трахал его без презерватива, без геля и без подготовки, пока не накачал его задницу. Когда я вытащил свой член, я тут же понял, почему он так хорошо скользил в его попке. Парень просто протянул мне рулон туалетной бумаги, который, к счастью, носил в кармане спортивного костюма. Пока я вычищал и обмывал свой член над раковиной умывальника от его говна, он стоял рядом и яростно дрочил себе, так что его шкурка шлёпала по огромной залупе. Когда я закончил чистить свой член, он придвинулся к раковине и попросил, чтобы я снова поссал ему на головку. Я щедро полил красивый орган пацана своей мочой, а малый тут же забился в судорогах оргазма. Пока я обмывал раковину от его выделений, он без стеснения залез на сиденье унитаза и навалил под собой целую кучу, одним махом избавляясь и от моей спермы, и от своего...

Когда же мы вышли из туалета, под дверью стоял, дожидаясь своей очереди, уже знакомый нам чувак...

Как говорится, в жизни надо испытать всё по максимуму. Таким испытанием для меня неожиданно оказался общий вагон, как его здесь называют. Это явление совершенно неописуемое и незнакомое большинству стран западного мира. Такие вагоны бывают не во всех поездах, а только в медленно идущих и делающих много остановок в пути, так называемых пассажирских. Большим плюсом такого вагона является то, что он вмещает столько пассажиров, сколько в него входит на остановке. И второй плюс – в общий вагон всегда можно купить билет, даже в кассе вокзала. Ну, а если и в кассе нет билетов, то всегда можно упросить проводника взять тебя за наличные. И это третий несомненный плюс общего вагона. Дальше же начинаются сплошные минусы.

Как-то мне пришлось ехать в середине сентября с юга в один из городов. Всего-то ничего – одна ночь в пути. Но билеты в кассе продавали только в общий вагон, и никак иначе. Выбирать не приходилось, и я решил попробовать.

Я садился на конечной станции, где людей было не очень много. Моё место оказалось у окна, где я и расположился в предвкушении предстоящего путешествия. Это был обычный плацкартный вагон, вторые и третьи полки в котором были заняты какими-то тюками и коробками, причем по всему вагону. Толстая проводница визгливым голосом предупреждала всех входящих, чтобы те не вздумали залазить на верхние полки.

Поезд отправился. Я переоделся в шорты, занял свой законное место слева от окна. Напротив меня на полке расположилась бабушка с внучкой, которая жевала печенье, и пожилой джентльмен в сером пропотевшем пиджаке. В вагоне было жарко, но наступающие сумерки и узкая полоска открытого окна вселяли кое-какую надежду на комфортное путешествие. Как же я ошибался!

Минут через двадцать поезд остановился на крупной узловой станции, весь перрон которой был заполнен людьми. И тут началось... Вопли, мат, крики проводницы – всё смешалось в один протяжный вой. Мне реально стало страшно, потому что ничего подобного я никогда не видел.

В вагон хлынула толпа, занимая места в отсеках. Ни о каких местах, указанных в билетах, не могло быть и речи. То и дело возникали потасовки за лучшее место, кто-то кого-то оттягивал, кто-то кого-то толкал. Женщины визжали, мужики матерились, дети орали благим матом. Вскоре поезд тронулся и, как ни странно, шум постепенно утих. Все разобрались со своими местами и понемногу успокоились. Но на каждой новой остановке всё повторялось снова из-за передела мест.

Поезд, наконец, перестал часто останавливаться и не на шутку набирает ход. За окном медленно сменяются сонные пейзажи, а поезд находится лишь на половине пути и, как раз, в середине ночи. Мерцают огни, а поезд несётся от города к городу. В своём углу я так осмелел, что даже стал рассматривать соседей. Тем более, что все уже спят. Спит сидящая напротив добрая бабушка с большими клипсами в ушах и её внучка с крошками печенья на губах, прижавшись к бабушке. Пожилой джентльмен, сидящий слева от них, пусть себе похрапывает. Рядом с ним, опершись о стену, спит худенькая уставшая женщина. Она заснула сразу же, как только села. Справа от меня спит парень, рядом с ним его девушка, а потом худенькая подружка девушки. Нас в ряду четверо, и я занимаю самое, что ни на есть, крутейшее место у окна. На боковой полке похожая ситуация. Но им гораздо хуже, потому что некуда поставить ноги. И они постоянно мешают тем, кто никак не угомонится и ходит по проходу.

Прежде, чем уснуть, парень и девушка немного поспорили в полголоса, а их подруга в это время пыталась читать книгу. Я хотел увидеть название, но автор был незнаком. И я решил, что, скорее всего, это роман и, конечно же, про любовь.

Когда они спорили, а, может, и ругались, мне даже стало жаль его девушку. Он придирался ко всему, а она сначала пробовала его успокоить, а потом только беспомощно оборонялась. В сердцах она имела неосторожность сказать: «Я тебя вообще не понимаю!». Он даже подскочил: «Ты вообще мало чего понимаешь!». Она грустно парировала: «Зато ты понимаешь слишком много, только не то, что надо!».

Даже мне чуточку досталось. В какой-то момент ей перестали нравиться его короткие шорты. «В середине сентября ходишь с голыми ногами. Извращение какое-то!». Дальше она почти прошипела ему: «И было бы ещё что показывать! Знаешь, ведь у тебя кривые ноги. Совсем недавно это заметила. Такой себе ворчливый орангутанг...»

Подружка не удержалась и хрюкнула в кулачок. Хоть я и сидел у окна, а парень меня немного заслонял, всё же она могла бы обратить внимание на то, что и я одет в такие же коротенькие шорты. И мне стало её совсем уж жалко, когда она это всё-таки заметила. Я даже помог ей: встал во весь рост и, чувствуя её взгляд на себе, рукой потянул окно за ручку вниз, потому что оно уже успело закрыться во время движения. У неё было время для того, чтобы заметить, что линия моих ног также не может служить образцом геометрической прямой. И только потом я подумал, зачем так поступил. Скорее всего, какая-то подсознательная мужская солидарность...

Этот парень рядом со мной показался мне каким-то скучающим. Он красив, хоть и имеет достаточно резкие черты лица и каштановые растрепанные волосы, которые прикрывают изгибы молодых морщин на лбу. Возраст его, наверное, где-то «перед тридцаткой». У него красивые ладони, особенно пальцы. Так что невесте будет на что надеть обручальное кольцо. У него сильные руки, но сам кажется щуплым, хотя и занимает довольно много места. Когда он садился на своё место, я даже рефлекторно сжал плечи.

Теперь, когда он спит, мне сидеть гораздо удобнее. И значительно благосклоннее, чем его девушка, я могу оценить его ноги. Может, они и не самые прямые, но кажутся накаченными, ничего в них не расползается и ничего не переливается, хотя они и не худые. И она должна это оценить. И, вероятно, оценивает каждый день...

Поезд в это время проходит мимо какого-то освещённого прожекторами места. Свет немного ослепляет, и мой сосед в этот момент пытается сдуть кажущуюся мошку со своей щеки. И я сквозь подступающий сон думаю: «А ведь это красиво – сдувать луч света со своей щеки»...

Я чувствую себя сонным. И хочу использовать это, потому что впереди ещё несколько монотонных часов поездки. И я уже готов заснуть, но именно в этот момент обнаруживается множество факторов, доселе незаметных, которые теперь становятся почему-то значимыми. Я начинаю ёрзать на сидении, устраиваясь удобнее. Однако появляется небольшая проблема: когда я выпрямляю правую ногу, моё колено или икра касается его левого колена или икры. Понятно, что эта проблема волнует только меня, ибо если б я был, скажем, тем джентльменом в пиджаке, то её бы просто не было.

Побеждает здоровый рассудок: правая нога распрямлена, и моя икра слегка касается его икры. Скорее всего, он этого даже не чувствует. И я, кажется, начинаю засыпать.

И заснул бы, наверное, но меня будит его нога. Он как-то так её переставил, что теперь она касается моей ноги коленом и частью бедра. Если б он только знал, что это меня «несколько» возбуждает, то не делал бы этого. И как бы в ритм естественному покачиванию вагона, я «отцепляю» свою ногу. И я почти горжусь собой... Но мою гордость, однако, прерывает очередное движение его ноги, на этот раз вполне однозначное. Всё опять становится так, как было перед этим. Что же это, однако... И я решаю ничего не предпринимать, а просто подождать.

Тем временем происходит нечто удивительное: поезд рывками раскачивается из стороны в сторону, а его нога, вопреки всем законам механики, ритмично колеблется вверх и вниз. И как тут не поверить, что на почве всего происходящего у меня уже начались осязательные галлюцинации. Но хуже всего то, что время от времени он замирает и, как бы, выжидает.

О, как охотно я ответил бы своими колебаниями на его колебания. И когда он в очередной раз замирает, я с ювелирной точностью стараюсь воспроизвести это его маленькое полуколебание и тут же замираю от собственной смелости. Пауза длится, кажется, целую вечность. И вдруг он уже вполне откровенно прижимает свою ногу к моей. Можно было бы сказать, что он делает это грубовато, хотя, если разобраться, совсем и не грубо, а даже как-то с нежностью. Был бы я «натуралом», то просто отставил бы свою ногу. Но я не тороплюсь это сделать...

Я уже порядком возбуждён. И решаю расставить всё по своим местам, чтоб не было всяких случайностей. Моя рука, что до сих пор спокойно лежала на моих коленях, как бы случайно сползает между нами. Очевидно, что он отреагирует на это. Я лишь успел подумать: «вот это я встрял!», и он придвинулся ко мне на сиденье. Мою руку он не отталкивает, иначе это было бы глупо. И я подумал, а не следует ли пару раз для контроля чисто информативно всхрапнуть, чтоб в случае чего... Но моя ладонь уже касается его бедра, и это бедро выразительно намекает на то, чтоб мои пальцы уже начали бы шевелиться и что-то делать. И у меня уже не остаётся сомнений.

Мои пальцы сначала деликатно поглаживают только его волоски, а потом пробиваются сквозь них к коже и гладят её. Площадь поглаживания вначале невелика, но постепенно она увеличивается. Он глубоко дышит, и я чувствую его тепло и какую-то силу, исходящую от него. Когда мои пальцы оказываются под его коленом, он теряет над собой контроль и начинает дрожать. К счастью, никто из соседей не просыпается. Через несколько секунд я уже готов его упрекнуть: почему его ладони сплетены на ширинке. Может потому, что его орган, как и мой, пренебрёг всеми законами конспирации. А может, это такое правило «натурала». Впрочем, мне и так хорошо...

Однако, он другого мнения. У себя из-за спины парень достаёт ветровку и прикрывает ею себя и большую часть меня. Его руки начинают путешествие по моим ногам и отважно добираются до живота, а потом и ниже. У моих ладоней также прибавляется отваги. Я стараюсь, не спеша, расстегнуть его пояс, но он мягко кладёт свою руку на мою. Я понимаю, что это его деликатное «не хочу». Но он не против того, чтоб я расстегнул ему ширинку.

Замок «молния» открыт, и оттуда я выпускаю его «птенца», как за секунду до этого он выпустил моего. Под шортами у него ничего нет ‒ он надел их на голое тело. «Отчаянный парень», - думаю я. Наши руки долго исследуют друг друга под шортами и касаются там всего, чего только можно коснуться, а затем сосредотачиваются на главном. Конечно же, на его члене. Твёрдом и большом. Не меньше девятнадцати, наверное. У корня широкий, сужающийся к головке, которая открыта и истекает соками. Я вожу рукой по его члену, как зачарованный. Мы оба понимаем, что нам нужно совсем немного...

И, правда, нам совсем немного потребовалось. Зато теперь в наших ладонях появилась общая «проблема» и вопрос: «что с этим делать?» И я, и он, наверняка, чувствуем запах этой «проблемы».

Но мои мысли прерваны его кивком головы в сторону выхода. Мы с трудом пробираемся по проходу сквозь переплетение ног и сумок, наступая на то и другое и слыша за спиной сонное недовольное шипение и мат. Наконец, мы у туалета. Заходим вместе и пытаемся в умывальнике помыть руки. Но вода из крана скорее капает, чем течёт. Кое-как отмываемся, но вытереться нечем. Недолго думая, я начинаю вытирать свои руки, мокрые от воды и спермы, о свои ноги. Я делаю это очень тщательно, потому что знаю, что тогда не останется следов. Ну, разве что будут растрёпаны волосы на ногах. И не важно, что это не моя, а его сперма. Парень наблюдает за мной и повторяет все мои движения. Кажется, он улыбается.

Мы выходим в полутёмный тамбур и закуриваем. Он стоит рядом и по-дружески усмехается. Раньше меня гасит окурок и достаёт из кармана ветровки пакет. Раскрывает его и протягивает мне. В пакете крупные сливы. Я беру одну и кивком головы благодарю его. Почему-то мне страшно произнести что-то вслух. Однако, всё же говорю ему «спасибо». Он молчит несколько мгновений, как будто тоже боится, но потом бормочет: «Это тебе спасибо. Сам бы я не решился...» И украдкой смотрит на свои растрёпанные волосатые ноги.

Я тоже докуриваю и... Неожиданно для себя говорю ему: «Хочешь ещё?» Он пытается понять меня, но я опережаю его и присаживаюсь на корточки. Привычным жестом открываю его «молнию». Надо сказать, что его член отнюдь не пребывал в расслабленном состоянии, а очень бойко выскользнул из ширинки. Рассмотреть его в полутьме мне так и не удалось, но он мне и так охрененно нравился.

Я лизнул открытую головку, которая ещё была в остатках спермы и пахла ею. Но других запахов я не услышал. Парень, судя по всему, был чистоплотный. Он поднял голову, руками опёрся о стену и потолок тамбура и полностью отдался своим ощущениям, слегка постанывая и покачиваясь. На всякий случай я подкурил очередную сигарету. Хоть время уже и приближалось к трём ночи, но лучше было не испытывать судьбу. И я как в воду глядел.

Я сосал мощно, беря член как можно глубже. Его острая головка скользила по моему нёбу, пытаясь проникнуть в горло. Несколько раз это удалось, и парень даже попытался захватить мою голову рукой и прижать к себе. Но я больше сосредоточился на его уздечке, лаская её языком. И вскоре это привело к результату. Парень застонал, прижался ко мне, положив руки мне на плечи, и кончил. Спермы в этот раз было не так много, как в первый.

«Ну, ни хрена ж себе!» - только и успел он сказать. Пока он приходил в себя, я докуривал свою сигарету. И тут в тамбур ввалилось трое быдловатых мужичков, которые громко стали говорить и ржать, поглядывая на нас довольно косо. Я тут же выбросил сигарету, и мы ушли на своё место. На наших местах уютно расположилась его девушка. Парню пришлось её поднимать, успокаивать и делать прочие сюси-пуси. Я забился в свой уголок, и, уже не ожидая никаких сюрпризов, мирно задремал.

Раннее утро. За полчаса до прибытия поезда, в вагоне началась давка. Почему-то многим нужно было выйти обязательно первыми, и они начали скапливаться в проходе и тамбуре. Снова начались ругань, вопли и мат. Проводница отчаянно требовала, чтоб её пропустили на рабочее место, но народ был выше этого.

Я подождал, пока всё утрясётся, и одним из последних покинул гостеприимный вагон, где произошли такие невероятно приятные события. На перроне я увидел своих соседей по лавке ‒ парня и двух девушек. Очевидно, они прощались с подружкой. На долю секунды он задерживает на мне свой взгляд. Но его улыбка уже не такая приятная, как была в тамбуре вагона ночью. И я понимаю его. Вместе с утром пришло осознание греховности содеянного им. Как у каждого натурала или «би». Муки совести, попытки оправдать себя в собственных глазах, что это вовсе не он виноват, а тот, другой... Как бы то ни было, я иного мнения, и благодарен ему за то, что он подарил мне несколько приятных ночных мгновений. Да и себе тоже, впрочем...

Еще один поезд, на этот раз скорый. Мне предстоит поездка в течение суток на юг Урала, к самой границе Европы и Азии. Я сажусь в вагон первого класса, где купе закрытые, в отличие от открытых в третьем классе. Кондуктор, молодой мужчина, угадывает во мне иностранца, поэтому провожает меня в купе. Я один. Хочется думать, так будет всю поездку. По крайней мере, я хорошо высплюсь. Ведь декабрьская ночь длинная.

Через несколько часов поезд подъезжает к большой станции. Стук в дверь. Я открываю. В купе вваливаются два крупных, атлетически сложенных солдата. Сняв свои шинели и зимние шапки, они садятся напротив и бесцеремонно начинают разглядывать меня. Тишина. Очевидно, проводник предупредил их, что я иностранец. Через какое-то время блондин говорит шатену:

— Это будет о...уенно, - и, думая, что я не понимаю по-русски, второй продолжает комментировать:

— Затрахаем ему задницу так, что утром посрать не сможет.

Улыбка на моём лице их несколько смущает, и они догадываются, что я знаю русский язык. Их замешательство переходит в истерический смех. Мы все смеёмся, пожимаем друг другу руки и знакомимся. Владимир ‒ это тот блондин, а Юра ‒ шатен. Я уже многое знаю. Я с интересом смотрю на их ноги, широко раздвинутые на сиденье. Они оба кажутся довольными этим. Мне интересно, а не положили ли они какие-то подушки в свои промежности, чтобы им было теплее?

Закрываем дверь купе. Они выставляют бутылку водки, самой ужасной русской водки, и стаканчик. Они угощают. Первый глоток вызывает у меня почти рвотный рефлекс, но они пьют по целому стакану, даже не скривившись. Они возвращаются из отпуска в свою часть, где оба служат, а живут рядом друг с другом в какой-то деревне у чёрта на куличках, Владимир женат, а Юра холостяк.

В купе достаточно тепло, да и выпивка делает своё дело. Я вижу, что водка их уже хорошо вставила. Я предлагаю им прилечь на полки и хотя бы расстегнуть штаны. Парни не возражают. Владимир снимает тяжелые сапоги, а затем и форму. Он носит толстые кальсоны и носки, от которых чертовски воняет. Юра тоже раздевается до кальсон и носков. Сейчас у них между ног отчетливо видны огромные мясистые холмы в кальсонах, но у Юры холм выглядит чуть поскромнее. Я тоже снимаю толстовку и спортивные штаны, избавляюсь от обуви, также остаюсь в трусах и носках. Парни всё время внимательно следят за мной.

Садимся обратно на сиденья. Владимир предлагает ещё по одной. Я глотаю немного с отвращением, а они по целому стакану. Они начинают дёргать себя за кальсоны, и при этом друг другу поют «Калинку». Они не могут не видеть моего возбуждения, а также мой член, торчащий в трусах. Первым решается Юра и снимает с себя кальсоны, оставшись в «костюме Адама». Моим глазам открывается красивый, длинный, толстый, загнутый вниз член, окруженный двумя высоко расположенными, почти у паха, яичками. Член солидно торчит, головка полностью открыта, хоть и направлена ​​вниз.

— Красивый он у тебя, - делаю я комплимент парню. - Наверное, сантиметров 25.

— Это ещё что, - гордо говорит Владимир. - Если ты увидишь мой, то можешь сойти с ума. Другого такого хера нет во всем нашем районе, и даже в области. Наверное, сама царица Екатерина не смогла бы вместить меня в свою нору.

Про себя я подумал: парни пьяные, прикалываются, хотя размер в промежности говорит сам за себя – как у жеребца. Владимир больше не стал ждать и тоже снял кальсоны. Не знаю, мираж это или влияние алкоголя, но то, что у меня предстало перед глазами, ‒ это чудовищно длинный конский член, слегка налитый кровью, свисающий чуть ли не до колен. Залупа такая же огромная, но пока наполовину прикрыта кожей. Членище покрыт многочисленными толстыми синими венами и мелкими фиолетовыми капиллярами. Тёмный цвет члена резко контрастирует со светло-русыми волосами на лобке и ещё более тёмной шоколадной мошонкой с двумя яйцами, величиной с гусиные, свободно висящими между его бёдер. Мне очень хотелось бы запечатлеть всё это на фотографии.

— Это только начало. Когда он встанет, тогда ты, бля.., увидишь.

И он начинает дрочить эту гигантскую колбасятину, размахивая руками. Вскоре его член начинает твердеть и встаёт. Это чудовище демонично стоит перпендикулярно животу. Владимир обхватывает его обеими руками, потом своей рукой ещё и Юра. Но член такой длинный, что кончик головки ещё торчит.

— Ну, и сколько здесь? – спрашивает хитро он.

Я не знаю и уклоняюсь от ответа.

— Кажется, 30 см, - наконец говорю я, лишь бы что-то сказать.

— Тридцать семь! Почти сорок! – парня понесло.

Сорок сантиметров... Возможно ли такое? Впрочем, может и правда, но скорее, всё же, 30 с небольшим. Линейки нет. Я в шоке от увиденного, от величины и толщины этих конских размеров. Владимир стоит по стойке смирно ‒ его копьё в этом положении уже не перпендикулярно, а под тупым углом к ​​поверхности тела. Как выхлопная труба автомобиля.

— Садись, - говорит он.

И я сажусь на эту удобную длинную штангу, и она совсем не сгибается. Это просто пипец!

— Теперь я хочу трахнуть тебя в задницу. Ложись и покажи мне её.

Я ложусь и раздвигаю ягодицы. Он открывает мою дырочку своими сильными лапами, любуется, вставляет пальчик, потом три, и тычет ими глубоко.

— Хорошая пи*да. Мой войдёт. Но сначала Юра освободит там место.

Юра без единого слова входит в меня сзади. Боль незначительная, но я её чувствую. Юра трахает меня долго. Я чувствую, что скоро он кончит. Наконец, Юра кричит, и его сперма заливает мои внутренности. Владимир, не дожидаясь, пока друг придёт в себя, слюной увлажняет своего коня и садится на полке. Я сажусь на него. Чувствую запахи мочи и не очень чистого члена. Но... Владимир необычайно нежен ко мне. По мере того, как головка преодолевает и пронзает мой сфинктер, член медленно начинает проникать в мою попку. Юра наблюдает за всем происходящим, а его друг нежно гладит моё тело и толкает своего монстра. Время от времени я проверяю, сколько осталось сверху. Ещё много. Осталось около 10 см, и Владимир решает:

— Ладно, хватит и так, я начинаю...

Держа меня за половинки своими большими лапами, он смог отрегулировать свои движения так, чтобы эти 10 см были всё время снаружи. Я испытал невероятный экстаз. Этот деревенский парень подарил мне неземное наслаждение. Насаживаясь на его кол, у меня создавалось ощущение, что моя дырка бесконечна, а когда он медленно вынимал этого гиганта, я чувствовал, как огонь пожирает меня. Мои глаза были как в тумане.

Внезапно он сменил тактику. Одним резким движением забросил на свои сильные плечи мои ноги и, максимально раздвинув их, стал трахать меня в этой позе. Движения его стали быстрыми, сильными, что я едва не потерял сознание. Дырка моя была настолько раздолбана, что когда я схватился за неё, то почувствовал, будто у меня в заднице находится толстенный ствол дерева.

Владимир в какой-то момент вынул свой член из меня и начал стрелять порциями спермы в меня. Её было так много, что моё лицо, волосы, грудь и живот были липкими от неё. И этот запах ‒ пряный и обалденный. В этот же момент у меня тоже полилось из члена. В купе запахло настоящими самцами ‒ спермой и пóтом...

Утром Владимир проверил мою дырочку, которая даже не болела, хотя она и была ещё чуть ли не вывернута наизнанку. Он нежно полизал мой огромный анус, а Юра отсосал мне член. Было, должно быть, часов семь, но на дворе ещё стояла декабрьская ночь. Парни потихоньку приходили в себя, но всё ещё были раздеты, как и я, впрочем. В купе стоял устойчивый запах троих ядрёных мужиков. Окна, конечно же, не открывались, поскольку были наглухо задраены на зиму. Ну, а работающий кондиционер, конечно, был только в мечтах. Особенно сильно пахло солдатской спермой, потными носками и ношеными кальсонами.

Снова начался непринужденный разговор. Владимир сказал мне:

— Ты молоток, классный парень, и совсем не слабак. Мне нравятся такие, которые дают глубоко и без нытья. Мы в нашей части постоянно трахаемся или дрочим руками. Так уж получилось, что у большинства парней члены большие, почти как у меня, а если и меньше, то толще. Есть даже длиннее, чем у меня. В душевой или ещё где-нибудь дрочим своих коней, устраиваем соревнования ‒ кто кончит дальше. Однажды я даже занял второе место ‒ меня опередил только один грёбаный бык с Кавказа, который стрельнул почти на два метра. Вот это был пушечный выстрел! Мы часто трахаемся по-разному. Я люблю в попку кого-то, и чтоб меня...

И он выпятил свою красивую жопку в мою сторону и максимально раздвинул дырку руками. Она была большой и открытой. Наверное, в неё поместился бы небольшой апельсин. Он снова сел и продолжил:

— Трахать ‒ это чисто мужское дело. Никто никого не презирает. Хуже, когда парню охота сосать член. Каждый с удовольствием дал бы пососать свой, но сосать самому... Это выходит за границы... Время от времени приходится подставлять задницу какому-нибудь офицеру с большим членом, но это такая обязанность. Хотя бывает и приятно...

В этот момент раздается стук в дверь.

— Чай, - говорит проводник и входит с тремя стаканами чая.

Мы даже не успели толком прикрыться. Вид трёх голых парней с возбуждёнными членами его ничуть не удивляет. У него самого в брюках быстро начинает расти бугор. Он ставит стаканы на стол, принюхивается и обводит купе пристальным взглядом.

— Пацаны, можно мне тоже с вами? – спрашивает он тихим голосом.

Владимир, как истинный альфа-самец, кивает утвердительно головой. Проводник несётся закрывать своё купе и возвращается с бутылкой водки. Ну, это уж слишком! Тем не менее, пир продолжается. Солдаты снова выпивают по полному стаканчику, а мы с проводником по паре глотков: я – по понятным причинам, он – всё-таки при исполнении.

Он внимательно разглядывает наши члены и, конечно же, выбирает себе Владимира. Проводник расстёгивает пояс форменных брюк, и они падают вниз. А сам он становится на колени и начинает сосать его член, неистово дроча свой. Мы же с Юрой оказываемся, вроде бы, как не у дел. Тогда я предлагаю Владимиру лечь на верхней полке. Проводник же, стоя, начинает ему сосать. А я, сидя на нижней полке, бесцеремонно засовываю его член себе в рот. У него он немаленький, сантиметров 18-19, довольно толстый, но по сравнению с солдатскими ‒ просто мелочь.

Юра решил тоже не терять попусту времени и пристроился к проводнику сзади. Но ему долго не удавалось поймать нужный момент, чтобы начать трахать проводника. Да и тот что-то не очень к этому стремился, крутил своей попой туда-сюда. Тогда Юра просто прижал свой член между ягодицами проводника и начал так себе надрачивать.

Проводник оказался опрятным парнем. Его член не имел неприятных запахов. Головка была крупной, грибовидной, так что моему языку было за что зацепиться. Но это продолжалось недолго.

— Ты классно сосёшь, - сделал он мне комплимент. – Ни одна тёлка мне так хорошо не делала. А сколько их у меня было в каждой поездке. Глубже, глубже!

Он захрипел, потому что его рот тоже был занят. Наверху постанывал Владимир. Через мгновение проводник выстрелил в мой рот горячим содержимым своих небольших яичек. Сперма у него была сладкой и очень густой, но было её не очень много. Видать, некоторые тёлки в вагоне уже постарались до меня. Он вынул член изо рта и смахнул с головки остатки спермы просто на пол.

Проводник заметно нервничал, потому что приближалась крупная станция. Он надел брюки и помчался исполнять свои обязанности, потому что кто-то из неистовых пассажиров уже начал громко искать его по вагону. Он обещал вернуться через полчаса. Мы же остались с торчащими членами, и, как говорят, несолоно хлебавши. Надо было завершать начатое.

— Пацаны, помогите. Хоть додрочите мне! – взмолился Владимир с верхней полки.

Мы переглянулись с Юрой и, не сговариваясь, принялись ублажать нашего богатыря. Мы сосали его член попеременно. Впрочем, он был так велик, что можно было это делать и вдвоём: пока один из нас сосал головку, другой водил губами по стволу, или ласкал губами или пальцами яички.

Вторая рука и у меня, и у Юры была занята ‒ каждый дрочил себе член. Потом я почувствовал его руку на своём, и в ответ взялся за его большой орган. Мы повернулись лицом друг к другу, не переставая дрочить и ласкать Владимира. Юра подошёл ко мне вплотную, прижал наши члены один к другому тыльными сторонами и стал их дрочить вместе. Кайф был умопомрачительным, особенно когда уздечки тёрлись одна о другую. Мы даже бросили сосать член Владимира, что ему очень не понравилось. Поэтому кто-то из нас попеременно всё же его подрачивал свободной рукой.

Вскоре мы с Юрой кончили почти одновременно, забрызгав животы друг другу. Владимир смотрел на нас с завистью и укором.

— Потерпи, сейчас придёт проводник и обслужит тебя, - сказал Юра, и мы в изнеможении повалились на нижние полки.

Вскоре, и правда, пришёл проводник, открыв дверь нашего купе своим ключом. Мы с Юрой так и лежали со спермой на животах и груди. Он понимающе улыбнулся и мазнул пальцем по мне, а потом по Юре. Понюхав наше семя, он посмотрел на Владимира. Тот кивнул.

Он дал Владимиру облизать свои намазанные «кремом» пальцы. Это очень возбудило его, и через секунду он спрыгнул с верхней полки. Проведя пальцами по нашим с Юрой животам, он собрал нашу сперму и стал втирать её в попу проводника. Потом уложил его на живот и прижал его своим мощным телом. Но несколько попыток ввести член в проводника провалились. Тот начинал орать дурным голосом из-за дикой боли. Было страшно, что нас услышат другие пассажиры. Попытки расслабиться ни к чему не привели. Слишком большой был член у Владимира.

— Ну, давай тогда хоть ты меня оприходуй, – в сердцах предложил Владимир.

И у них всё получилось. Проводник трахнул его в классической позе, хотя Владимир тоже пытался немного повыть. Парень долго вкачивал в него свои соки, дроча его большой член. Наконец, Владимир бурно кончил, а следом и проводник. Мы с Юрой наблюдали за всем с соседней полки. Я увидел, что он очень возбудился, поэтому отблагодарил его своим минетом.

Вечером поезд подошёл к конечному пункту. Город встретил нас туманом, снегом и ветром. Мы вышли из вагона. Проводник напоследок рассказывал солдатам, как его найти и когда у него очередной рейс. Мне, конечно же, эти сведения были ни к чему.

Когда, наконец, мы остались втроём, я услышал от Владимира:

— Спасибо тебе. Классная получилась поездка. Может, когда-нибудь мы ещё встретимся? – невесело сказал он и, немного подумав, добавил. - Тогда моя задница будет только в твоём распоряжении.

Он попытался улыбнуться, а мне стало как-то грустно.

— Наверное, уже в другой жизни, - подумал я, но промолчал.

Я как будто почувствовал, что через несколько месяцев Советский Союз с его примитивными, но такими захватывающими реалиями тщательно скрываемого, но оттого такого пикантного однополого мужского секса, навсегда перестанет существовать...