Ловушка молодости / The Youth Trap © angiquesophie

****************************

Конечно, он знал.

Но какое-то время он просто не знал, что знает. Да, думаю, это нуждается в объяснении.

Видите ли, когда на лошадь надевают шоры, она видит только то, что находится прямо перед ней. Но она знает, что есть что-то еще. Она может слышать, даже чувствовать запах.

Но не видит. Пока не повернет голову.

Однажды, Джон Филмор Каннингем повернул голову. Нет, однажды люди повернули ее, за него.

Глава первая: Как Сара оставила его.

Позвольте мне ввести вас в курс дела.

Джон Каннингем подслушал, как двое мужчин обсуждали сексуальные способности его жены. Не в гипотетическом смысле, заметьте. Они сравнивали опыт. И делали это довольно откровенно.

Этот опыт включал такие слова, как "шлюха", "глубокая глотка" и "трах в задницу". Эти слова никогда не ассоциировались у него с женщиной, на которой он женился двадцать один год назад. И тем более, с матерью его дочери. Они были настолько далеки от того мира, который они разделяли, что он никогда бы не поверил, что они говорят о ней.

Это было в пабе.

Он был там с коллегами, чтобы отпраздновать тот факт, что каждая неделя имеет конец - даже эта. Двое мужчин, находились по другую сторону стеклянной перегородки. Оно было прозрачным лишь частично, поэтому он видел их лишь фрагментарно.

Их голоса были достаточно громкими, чтобы быть услышанными в баре. Должно быть, они выпили достаточно много, чтобы быть такими раскованными.

Как я уже сказал, Джон не сразу заметил, что их хвастовство может его волновать. Поэтому он, должно быть, пропустил значительную часть их разговора. Большая часть того, что он запомнил, была плохой реконструкцией, которую он сделал сам. Ему пришлось строить ее из того, что он услышал потом, как он действительно начал слушать. А слушать он начал только после того, как один из парней упомянул ее имя.

Например, "эта Каннингемская пизда из бухгалтерии".

Услышав свою фамилию таким образом, обычно обращаешь на это внимание, не так ли? И да, у его жены была работа в бухгалтерии в крупной фирме, название которой, парни упомянули лишь несколько секунд спустя.

Услышанного было достаточно, чтобы заставить его слушать. Но, как я уже сказал, выбор слов был слишком чуждым, чтобы он понял, что они действительно могут говорить о Саре, его жене.

И все же, этого было достаточно, чтобы заставить его быть беспокойным.

Он автоматически придвинулся ближе. Но, похоже, они уже закончили. Один из них отрыгнул. Другой сказал, что ему пора идти. Джон выглянул из-за угла и увидел только спину, когда мужчина вышел на улицу. Он был грузный и лысый на макушке.

Джон Каннингем понятия не имел, кем мог быть второй. Место было довольно оживленным.

*****

Когда Джон через полчаса вернулся домой, Сары там не было. Еще через полчаса, ее все еще не было.

Он задался вопросом, заставило бы это его задуматься, если бы не придурки, которых он подслушал. Или он задумался, потому что почувствовал, что в этом что-то есть?

Нелепо, подумал он.

Сара имела право расслабиться так же, как и он. И ей, конечно, не нужны были часы, чтобы сказать, когда она достаточно расслабится, чтобы пойти домой.

Но она могла позвонить.

Обычно она так делала, когда задерживалась допоздна. В последнее время она часто так делала, понял он. И он почувствовал отголоски других вечеров, ночей, этих последних месяцев. Этого прошедшего года.

Еще через час, Джон позвонил ей на мобильный. Он был отключен. Он попробовал позвонить в ее кабинет. Звонок приняла уборщица.

Затем она поспешила выйти через парадную дверь.

Какое оправдание вы бы не приняли? Час пик? Проблемы с машиной? Он мог бы смириться с задержкой. Но два часа без звонка? Может, это был внезапный приступ сверхурочной работы? Ну, может быть, хотя это и необычно в пятницу вечером, особенно, без ее предварительного уведомления.

Кроме того, уборщица сказала ему, что все ушли несколько часов назад.

Могла ли она забыть о времени, пока засиживалась с девочками? Возможно. Но это было бы впервые, если бы она задержалась более чем на два часа без звонка.

Как я уже сказал, отрыжка братков оказала на него свое влияние.

Если быть точным, она не использовала ни одно из этих оправданий. Если быть еще более точным, она вообще не использовала никаких отговорок. Просто сказала "привет". Затем она взбежала по лестнице и пошла в душ.

Не нужно говорить, что она никогда не принимала душ, когда возвращалась домой.

*****

Когда она спустилась вниз, то выглядела совсем свежей.

Ее кожа была здорового розового цвета, а волосы еще влажными. Вы должны знать, что она была красивой женщиной, и не только по предвзятым стандартам ее мужа. Хрустящая белая блузка и льняная юбка, облегали ее подтянутое тело.

Она надела фартук и попросила его накрыть на стол. Затем она повернулась, чтобы достать ужин из холодильника.

Она не сразу заметила, что он никак не отреагировал. Она засунула запеканку в духовку и пошла готовить салат. Он все еще не приступил к сервировке стола.

— Что-то случилось? — спросила она.

Она вытерла руки о фартук. Это был первый раз, когда она посмотрела ему в глаза.

— Я могу спросить тебя? — спросил он.

Она просто уставилась на него.

— О чем спросить, милый?

— Я волновался. Ты опоздала. Ты так и не позвонила.

Она нахмурила брови. Затем она бросила взгляд на кухонные часы.

— О, Боже, теперь вижу! Уже так поздно. Я и не знала.

Ее рука коснулась рта. Затем она подошла к нему и обняла его за шею.

— Мне очень жаль, милый. Я забыла о времени.

Ее голубые глаза были спокойны. Они немного опустились, а брови превратились в маленькие кружочки. Получился взгляд жалкого щенка.

Джон взял ее за руки и отстранил от себя. Он держал их между их телами.

— Давай поедим, — сказал он. — Я голоден.

*****

В ту ночь, они занимались любовью.

Ну, может быть, это должно быть любовью. Но это была катастрофа. У Джона были проблемы с поддержанием эрекции. И когда он вводил его в нее, его полувставший член, казалось, потерялся в пространстве.

Сара не была такой упругой, как раньше. Конечно, не была. Она была матерью. И ей было уже за сорок. Более того, в эту ночь он не был таким большим, как обычно. И не такой твердый.

Но никогда прежде, он не находил ее такой свободной, как сейчас.

Она вздохнула и позволила ему выскользнуть. Затем она взяла слабый член в свой теплый рот. Джон кончил, без эрекции. Это должно было удивить ее. Она всегда легко возбуждала его.

Первая капля его спермы, попала ей на язык. Она вынула член с отвращением, поймав рукой следующую слабую струйку.

Джон пробормотал извинение и протянул ей салфетку. Она вытерла руку. Затем она просто отвернулась и притворилась спящей.

Это было больше, чем он мог сделать.

*****

На следующее утро, на завтрак они выпили кофе. Джон съел кекс, Сара - свежие фрукты и хлопья. Они также выпили по стакану сока. Они никогда не были большими любителями завтрака.

Сара приняла душ. Но она все еще была в халате. Джон был в спортивной форме. Он любил бегать ранним субботним утром. В этот раз, было очень рано - он не выспался.

Потягивая кофе, он пытался поймать ее взгляд. Это заняло у него некоторое время.

— Разговор поможет, Сара? — спросил он.

Она смотрела несколько секунд - прямо сквозь него.

— Поможет в чем, милый? — наконец, спросила она.

— Я думаю, ты мне изменяешь, Сара, — сказал он. — Думаю, ты встречаешься с другим мужчиной.

Ее лицо ничуть не изменилось. Ее взгляд не изменился. Ни один мускул не дернулся. Ничего.

Она просто смотрела.

Кровь прилила к его голове. Он чувствовал себя, как светящаяся лампочка. Он мог только предположить, что она согласилась.

Он заикался.

— Почему, Сара?

Ее глаза расширились от удивления.

— Почему, Джон? — после долгого молчания, сказала она.

Ее удивление, перешло в усмешку.

— Действительно, почему! Почему ты думаешь, что я тебе изменяю?

Джон знал, что, когда она называет его по имени, все очень серьезно. Его более распространенное имя было "милый". Должно быть, она обижена, даже оскорблена. Или, по крайней мере, взволнована.

— Почему ты обвиняешь меня, Джон! — Она почти кричала.

Он поднял руку и попросил ее понизить голос.

Затем он рассказал ей о том, что услышал в пабе. Он добавил, что она опоздала без звонка или даже без извинения. И ее необычный душ.

Он также упомянул о ее отсутствии беспокойства, по поводу его проблем с эрекцией. И свободное влагалище.

Все это было очень неловко. Как ни странно, ему было стыдно сомневаться в ней. Ему приходилось делать паузы. Или строить предложения, чтобы убрать прямоту из его обвинений.

Она отодвинула чашку. Затем поднялась и одернула халат.

— Я не обязана это слушать, — сказала она.

И вышла из кухни.

*****

Джон мог бы последовать за ней в спальню. Возможно, он должен был. Но он этого не сделал.

Был ли он слабаком? Была ли это нерешительность? Может быть, даже страх? Он так не думал. Он не думал, что это было что-то из этого. Потому что он знал, что удерживало его в кресле.

Это была уверенность в том, что он был прав. Ему не нужно было больше никаких объяснений.

Видите ли, Сара никогда не избегала конфронтации. Она даже приветствовала их. На самом деле, она часто винила своего мужа в том, что он избегает их. Чтобы сохранить мир, Джон почти никогда не шел на конфронтацию. Или он отступал, потому что вопрос не заслуживал разрушительного уродства ссоры.

В данный момент, Сара сделала именно то, что, как он знал, она ненавидела.

Она обиделась. Она выглядела очень обиженной. Но она не стала ему возражать. Она не бросила ему вызов и не нанесла ответный удар. Она ушла с поля боя без боя. Это было очень необычно для нее. И Джон знал, почему она так поступила.

У нее не было достойного ответа на его вопрос. А у нее его не было, потому что он был прав.

Сара изменила ему.

*****

Когда Сара Каннингем вернулась из супермаркета, она обнаружила пустой дом.

Это не удивило ее.

На самом деле, она уже купила меньше продуктов и пропустила обычные банки пива. Она также не взяла большую часть мяса.

Она ожидала, что Джона не будет. И он ушел.

Она нашла маленькую записку и прочитала ее. Потом скомкала ее и выбросила.

Чайник засвистел. Она залила кипятком чай. Погода была достаточно хорошей, чтобы сидеть на палубе и наслаждаться ею. Она сидела. И наслаждалась.

Жалела ли она о том, что Джон уехал?

Она знала, что будет скучать по нему. По легкости, комфорту. И воспоминаний. Но она также знала, что уже забыла его. Она работала над этим моментом, более двух лет.

Она почти никогда не задумывалась, почему ей было так легко действовать за спиной Джона. Почему не было почти никакого чувства вины или угрызений совести. Она догадывалась, что потеряла к нему уважение. Он не смог завоевать его, так зачем давать ему его? Он был таким ничтожеством по сравнению с другими мужчинами, которых она встречала.

Он просто уступал, всегда ставя свои желания позади ее. Возможно, другие женщины назвали бы это любовью и преданностью. Сару это раздражало. Она видела, как сильные мужчины подчиняют своей воле других, и восхищалась ими за это. Стэн, например. Вот это был мужчина...

Мелкая дрожь, коснулась промежности Сары.

Честно говоря, было удивительно, что Джону понадобилось столько времени, чтобы обнаружить ее измену. Это даже оскорбительно, подумала она. Еще одно свидетельство, его незаинтересованности.

Сара изменяла Джону с тех пор, как Джули, их дочь, уехала из дома в колледж. Это было почти два года назад. Вначале это были небольшие интрижки и приключения. Флирт, который выходил из-под контроля. Но в последние месяцы, она наконец-то дала волю неутолимой похоти, которую испытывала уже много лет.

Она в очередной раз поразилась, как легко было найти молодых, восхитительных любовников.

Она была красивой женщиной. Она поддерживала свою привлекательность. Собственно говоря, она тратила на это большую часть заработанных ею самой денег. Особенно после того, как она стала работать полный рабочий день, значительная часть ее доходов уходила на гардероб, нижнее белье, прически и макияж. Она поморщилась при мысли о том, что Джон никогда не возражал. Да и замечал ли он вообще?

Ей было больше сорока лет. Временами, она могла бы сойти за мать тех молодых людей, с которыми трахалась. Но они стекались к ней.

С самого начала она знала, что это ее жизнь.

Она также с самого начала знала, что будет делать, если Джон узнает об этом. Если он не примет этого, она предпочтет свою новую жизнь, этому унылому существованию с ним. Она предложит Джону развод. Или согласится с тем, что он предложит ей.

Она никогда не откажется, от этой вновь обретенной жизни.

Но она также с самого начала решила, что не будет провоцировать разоблачение. Она будет скрывать это, как можно лучше. Она бы никогда не трахалась с ними дома. И никогда бы не уходила без веских объяснений. Она также не стала бы заниматься любовью с Джоном, сразу после траха с другим мужчиной. Хотя он никогда не ел ее киску, она не стала бы угощать его, наполненным спермой влагалищем.

Она считала, что должна ему это. На самом деле, она гордилась собой, что была такой предусмотрительной.

За последний год, она делила постель с несколькими своими коллегами-мужчинами и даже с некоторыми клиентами. Чаще всего, это происходило один на один в машине или на вечеринке. Но были и мотели, и гостиничные номера. И иногда, секс втроем.

Все это было легко, приятно и доставляло огромное удовольствие. Это также способствовало повышению ее самооценки. И это привело к повышению по службе и довольно приятной премии.

К ее удивлению, Джон не подал ни малейшего намека на то, что он что-то подозревает.

В их супружеской постели, она оставалась такой же консервативной, как и всегда. Их занятия любовью были ванильными, скучными и, хвала небесам, редкими. Ей даже нравилась эта предсказуемость. Она всегда давала себе достаточно времени, чтобы сузить свою киску. Она никогда не беспокоилась о своей заднице. Джон бы туда не полез.

Но теперь, наконец, она бросила вызов судьбе.

Все изменилось. Возбуждение от запретного, уже давно прошло. Сохранение тайны, стало скорее неприятностью, чем стимулом.

И конечно, теперь был Стэн. И та замечательная вещь, о которой он ее попросил.

Стэн пришел в компанию полгода назад. О, Стэн Милтон... Высокий, светловолосый, сильный, стремительно поднимающийся по корпоративной лестнице. Он был маняще мужественным, уверенным в себе, властным, молодым, потрясающе подтянутым... и недавно разведенным.

Любила ли она Стэна? Если нет, то почему она так легкомысленно относилась к нему? Почему он всегда был в ее мыслях, мечтах? Если не любовь, то что заставляло ее колени слабеть?

А Стэн? Он тоже заботился о ней? Ну разумеется. Он не раз говорил ей об этом. А зачем ему еще спрашивать ее?

Стэн в ней - это был рай. Он был далеко не нежным, заметьте. Он был большим, грубым, бесцеремонным. И она наслаждалась этим.

Ей нужен был Стэн. Она должна была иметь его. Она должна была быть свободной, чтобы стать его преданной любовницей. Идти с ним, по новому захватывающему пути. Быть живой, снова стать молодой.

В ту пятницу днем, двое коллег и случайных любовников, по ее просьбе немного громко разговаривали в пабе. Сама она, весь день трахалась со Стэном в мотеле. Она засиделась допоздна, не позвонив. Потом она поспешила домой и не стала оправдываться. Но она долго принимала душ.

Даже Джон должен был заметить.

Но чтобы придать этому еще большее значение, она позаботилась о том, чтобы они занялись любовью позже той же ночью. У него должен был быть шанс заметить, ее слюнявую рыхлость.

Ее удивило, что он не может поддерживать эрекцию. У него никогда не было таких проблем. Но когда она увидела, как его слабый оргазм стекает по ее дрожащей руке, ее осенило. Он знал. Или, по крайней мере, у него должно быть сильное подозрение.

Казалось, это выхолостило его. Она почувствовала короткий укол вины, который тут же снова вызвал у нее раздражение.

На следующее утро за завтраком, она поразила саму себя. Она не смогла признаться в своей измене, когда он прямо спросил ее об этом. Она специально провоцировала этот момент. Но когда он наступил, она не смогла произнести и слова. Она позволила говорить своему молчанию. Почему?

Она все еще любила Джона? Было ли это причиной? Это был стыд?

Она недоверчиво усмехнулась. Ладно, в каком-то смысле, она все еще любила его. Это была теплая, медленная и беспристрастная симпатия. Как у стариков. Они были женаты уже более 21 года. Миллион уз связывали их вместе. Их трудное начало, их дом, жизнь, которую они строили. Воспоминания. Многие из этих уз, уже распутались. Ей было грустно, что теперь, последние несколько будут разорваны.

Все, кроме одной... одна всегда останется: Джули.

Джули была единственным ярким, славным доказательством их любви. Красивая, живая девушка. Умная, смелая, молодая. Сара знала, что если она до сих пор любит Джона, то только из-за Джули.

Она вздохнула и отпила чай.

Должна ли она сдерживать свою активную, молодую сексуальность? Только из-за мужа, который был слишком скучен, чтобы удовлетворить ее? Который был слишком стар, чтобы дать ей то, в чем она нуждалась? Должна ли она винить себя за это и считать это проклятием?

Она пожала плечами.

Если бы она винила себя, это было бы все равно, что винить дождь в том, что он прошел. Или молнию в том, что она ударила. Кроме того - отказ себе в этой восхитительной чувственности, превратил бы ее в горькую, преждевременно состарившуюся женщину. Кому это было бы выгодно? Жизнь - или то, что от нее осталось - была здесь для того, чтобы ее взять. Она была сладкой и все более короткой.

Не будет ли грехом проигнорировать ее?

Зазвонил ее мобильный телефон. Это был Стэн. Бабочки взлетели вверх. Один его голос, заставил ее киску течь. Вчера он сказал ей, что она особенная. Лучшая из всех, кого он когда-либо трахал. Намного лучше, чем все эти молодые сучки. И он снова вогнал свой невероятный член, в ее задницу.

Сара улыбнулась и подтвердила дату. Принять его у себя дома, было бы впервые. Но отнюдь не последним.

Сара хихикнула. Жизнь была хороша. Она поднялась и пошла наверх, чтобы примерить свой новый шелковый наряд.

В ее шагах, чувствовалась пружина.

* * * * *

Глава вторая: Как упавшее дерево спасло его.

Знал ли он когда-нибудь свою жену?

Наверное, именно об этом думают мужья, когда оказываются в его положении. Наверное, это самый трудный вопрос для мужчины. Ответ, может высмеять все ваше существование. Как скатерть, вырванная из-под хрусталя и фарфора.

Оставляя гору разбитых иллюзий.

Вы можете удивиться тому, что он этого не предвидел. Конечно, он видел, как в последний год она стала отдаляться. Но он думал, что это из-за пустого гнезда. И он полагал, что она погрузилась в свою работу, перейдя с нескольких дней на полный рабочий день.

Но в основном, да, он не замечал.

Видите ли, многие мужчины не живут в настоящем. Они живут вокруг него. Их мысли заняты проектами и мечтами. В основном, о грядущем. Они любят трудности - строить, создавать. Они планируют вместе и говорят друг другу, как все это важно. И, конечно, они должны знать, как хорошо у них это получается.

Одержимость - это слово.

Из-за этого, Джон плохо разбирался в людях. Он почти никогда не останавливался, чтобы посмотреть на них. И он не был исключением. Мужчины похожи на мальчишек на пляже, которые объединяются, чтобы построить замок из песка. Или в лесу, запрудив ручей.

Мир сужается вокруг них. Они видят только текущий проект. Задачу. И они знают, что они в безопасности. Их спина прикрыта. По крайней мере, они так думают. Когда они вместе планируют свои захватывающие проекты, они верят, что о них с любовью позаботятся.

Наивны ли они? Или они принимают это, как должное?

Женщинам трудно понять такую точку зрения. И им трудно скрыть свое презрение. В лучшем случае, они мягко шутят по этому поводу и пожимают плечами.

Женщины живут в настоящем. Оно принадлежит им.

Они любят встречаться и разговаривать - плести коллективную паутину, которая распространяется во всех направлениях. Это ткань настоящего времени. Она поддерживает семьи, сообщества, рабочие места, даже целые города. Это запутанный лабиринт. И они инстинктивно знают свой путь.

А мужчины - нет. У них нет времени даже увидеть паутину. Поэтому они так легко попадают в нее, я думаю. Женщины - это милые и красивые паучки. Они ловят мужчин. Они обволакивают их. И с этого момента, мужчины оставляют весь мир им.

Джон обдумывал свои мысли и понимал, что бредит. Его мысли не были упорядочены, как обычно.

Выйдя из дома, он припарковал свой чемодан в соответствующем унылом мотеле, в нескольких милях вниз по межштатному шоссе. Затем он отправился на прогулку. Вернее, пошел пешком.

С тех пор, как он женился на Саре, он не часто совершал такие прогулки. Она была городским человеком. Ее представление об отдыхе, состояло из пляжей и торговых центров, загара и общего улучшения фигуры.

В детстве Джон любил ходить в походы. В старших классах, он изучал сельские тропы и горные маршруты. В колледже, он находил единомышленников для походов по безлюдным каньонам и сплавов по самым бурным рекам.

Потом он начал ухаживать за Сарой.

Она была ему не по зубам. Наверное, это именно так называют, когда серьезный парень влюбляется в любительницу вечеринок. Джон знал, что он - крепкая, но окрашенная в бежевый цвет скала, для ее легкомысленного морского прибоя. Она была безумно красива. И она топила его в своей страсти.

Он любил ее. Он пил ее огромными глотками. Он был похож на заблудившегося путника, приползшего из израненной пустыни.

Думаю, он так до конца и не понял, почему она хотела его. Может быть, и она не понимала. Наверное, это была любовь. В конце концов, когда ты не можешь объяснить происходящее, почему бы не назвать это любовью? Или искусством.

Они были так близки, в те первые годы. Они делили сладкие и тяжелые времена. Они находили удовольствие и веселье во всем. Путешествовали, делали открытия.

И создавали Джули.

Она была просто находкой. Тем более, что ее рождение было сложным. Это никогда не угрожало ни ей, ни жизни Сары. Но это означало, что у них не должно быть других детей.

В больнице, Саре сделали гистерэктомию (ампутация матки - пер.).

Является ли верность, признаком настоящей любви? Джон считал, что да. Если Сара должна была, то и он должен был. Поэтому Джон разделил ее судьбу и сделал вазэктомию.

Он не помнил, была ли она тогда довольна. В прошлом году она сказала, что он поступил глупо. Что, если он найдет другую женщину и захочет от нее детей? Он рассмеялся.

Он думал, что она шутит.

Пробираясь через песок и высокие травы, Джон обнаружил, что не помнит многих недавних воспоминаний. Казалось, все они погрузились в сероватый суп. Но пока он шел, сильный ветер прочистил ему мозги.

Может быть, есть такой вид любви, который не является здоровым, подумал он. Та, что разъедает твою самооценку. Та, которая не дает тебе увидеть, как любовь твоей возлюбленной улетучивается, и та, которая заставляет тебя забыть о том, как ты начал отказываться от самого себя.

Он присел на поваленное дерево, с видом на долину. Там он увидел то, о чем забыл. Он увидел, как зеленеют деревья в мае. Каким голубым может быть чистое умытое небо, каким искрящимся - журчащий ручей.

Его глаза почти заслезились, от переизбытка новых впечатлений. Как и его мозг, от наплыва давно забытых воспоминаний. Их боль наконец-то прорвалась сквозь оцепенение, которое стало слишком привычным, чтобы его замечать.

Видите ли, когда в старые времена снимали тщеславных голливудских звезд, линзы смазывали вазелином. Он смягчал контуры и волшебным образом уменьшал морщины на лице женщины.

Наверное, Джон смазывал глаза вазелином столько, сколько знал Сару. Назовите это любовью, назовите это глупостью. Но там, на поваленном дереве, мягкая, знакомая вуаль исчезла.

Она была сорвана. И он остался с реальностью.

Можно ли передозировать реальность? О да. Просто посмотрите на этого человека, на поваленном стволе дерева. Посмотрите, как сотрясаются его плечи. Услышьте его приглушенные рыдания, которые он даже сейчас пытается сдержать.

Когда прорывается плотина, невозможно зарегистрировать все отдельные бревна, обломки и обломки, которые выливаются вместе с ревущим потоком. Даже не пытайтесь. Просто подождите, пока вода спадет. Затем влезайте в свои стоптанные сапоги и разбирайтесь с ущербом.

Это было то, что Джон делал там, на дереве. Он сортировал все, что осталось от его жизни с Сарой - взвешивал в руках бревна и обломки. Он был поражен тем, насколько они легкие. И насколько хрупкими.

Кроме одного, сверкающего драгоценного камня, который лежал в его руке и улыбался ему.

Когда он поднял голову, в глаза ему ударило солнце. Оно почти касалось крон деревьев. Он поднялся на нетвердые ноги, чтобы вернуться в маленький унылый номер мотеля. Его преследовала длинная тень.

Ему нужно было позвонить.

*****

— Мама?

— Джули! Как ты, милая?

Сара Каннингем потрясла накрашенными кончиками пальцев, в пятне бордового цвета. Она любила этот цвет.

— Не очень хорошо, — сказал тоненький голосок в ее телефоне.

Сара постаралась, чтобы мундштук не коснулся ее свежевыкрашенных губ.

— Мне только что звонил папа. Он сказал, что бросил тебя.

Сара Каннингем застонала. Черт, неужели он должен был сказать ей об этом сейчас?

— Мама? Что происходит? У него был грустный голос.

Сара нажала на кнопку громкой связи. Она аккуратно положила телефон напротив зеркала в своем туалете. Затем она возобновила покраску ногтей на левой руке.

— Милая, — сказала она, сглаживая все следы раздражения. — Не расстраивайся. Давай поговорим об этом завтра. Ты можешь приехать? Я могу тебя где-нибудь увидеть? Этого нельзя говорить по телефону, ты согласна?

Черт, она поставила кляксу на безымянном пальце.

В спальне раздался голос Джули.

— Вы разошлись, мама? Почему ты мне не сказала? Что происходит?

Сара вздохнула. Стэн должен был приехать за ней через несколько минут, а она даже отдаленно не была готова.

— Пожалуйста, милая, — сказала она, пытаясь казаться веселой. — Я действительно не могу сейчас говорить. У меня назначена встреча, а я уже опаздываю. Давай поговорим завтра после спортзала. В обед, в маленькой кофейне?

Наступило озадаченное молчание.

Сара наклонилась к телефону.

— Джули? На самом деле не о чем беспокоиться, дорогая. Все в порядке. Это только между мной и твоим отцом. Тебе не из-за чего расстраиваться. Я люблю тебя. Папа любит тебя. Пожалуйста? Завтра в двенадцать!

Джули попыталась что-то сказать, но Сара прервала ее.

— Мне пора бежать, дорогая. Извини!

И она отключилась.

Сара Каннингем поднялась. Она обула бордовые туфли на десятисантиметровом каблуке и подошла к зеркалу от пола до потолка. Ей нравилось, как каблуки приподнимают ее. Она заправила белую блузку глубже в юбку, заставляя свои сиськи вдавливаться в тонкий материал. Затем она повернулась и посмотрела через плечо на свою задницу и ноги.

— Черт..., — прошептала она. — Ты такая горячая.

Раздался звонок в дверь.

*****

Джули выглядела хорошо, хотя и немного взволнованно.

Он задумался. Разве можно двадцатилетней девушке не выглядеть великолепно, даже когда она волнуется? Наверное, все дело в одном ингредиенте: молодости. Зависть стариков и само собой разумеющаяся молодость.

— Привет, папа, — сказала она и поцеловала его. — Ты выглядишь усталым.

Было так приятно чувствовать, как ее упругое тело прижимается к его.

Они сели за маленький столик, в задней части крошечного итальянского ресторана. Улыбки не покидали их лиц. Молчание было вполне нормальным. Ему понравился ее простой свитер, и он сказал ей об этом. Небесно-голубой, всегда был ее цветом.

— Ты звонила своей маме? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Но ей пришлось уехать. Я увижу ее завтра в обед.

— Да, — сказал он, поглаживая свою салфетку. — Твоя мама сейчас очень занятая женщина.

Ее рука накрыла его руку. Ее глаза казались огромными.

— Папа. Что происходит?

Официантка вмешалась. Они сделали заказ. Джон сдерживался, пока она не принесла им вино, хлеб и воду.

— Джули, — начал он, поворачивая бокал, чтобы рубиновая жидкость заиграла в свете свечей. — Твоя мать больше не нуждается во мне.

Она вздохнула.

— Что ты имеешь в виду, папа? Что...

Он заставил ее замолчать.

— Милая, — продолжил он. — Ты молода. Все так ново и волнующе. Так же ново и волнующе было, когда мы с твоей мамой встретились. Мы глубоко полюбили друг друга, и это было... уникальное чувство. Мы были убеждены, что мы единственные в мире, кто испытывает такую сильную любовь друг к другу. Это было. ..

Джон сделал паузу. Найти слова, для переполнявших его воспоминаний, было невозможно. Он извиняюще улыбнулся.

— Дорогая. Если ты хочешь знать, какой невероятно глубокой была наша любовь, просто посмотри в зеркало. Это то, что создало тебя.

Его рука, теперь лежала на ее руке. Он почувствовал, как в уголке глаза заблестела слеза. Джули перестала дышать.

— О, папа, — сказала она.

— Ты родилась, и мы узнали, что ты будешь нашим единственным ребенком. Ну, ты знаешь это. Но теперь я знаю, что было нечто большее, что началось тогда. Я думаю, что с тех лет, твоя мать постепенно перестала меня любить.

Джули в ужасе уставилась на него. Затем она покачала своей белокурой головой, в знак протеста. На ее глазах выступили слезы. Он поднял руку, чтобы остановить ее.

— Видишь ли, милая, я думаю, что разочаровал твою мать. Мне кажется, я должен был быть кем-то другим. Может быть, более сильным, более безжалостным? Более амбициозным, конечно. Любителем покрасоваться. Но я не был таким. И никогда таким не был. Я думал, она любит меня за это.

Джон извиняюще улыбнулся, втянувшись в грусть своих мыслей.

— Я старался баловать ее своей любовью. Очень старался дать ей все, в чем, как я думал, она нуждалась. Я верил, что дал ей все, о чем она просила, но она продолжала просить еще. Но в конце концов, возможно, это было совсем не то, чего она хотела...

Джон догадался, что смутил Джули. Она просто смотрела, медленно покачивая головой.

— Милая, — продолжил он, удивляясь, почему его голос был таким спокойным. — Учитывая все, кроме меня, винить некого. И время. Ты не можешь понять этого сейчас. Думаю, я бы тоже не понял в твоем возрасте. Но время - великий убийца любви. Оно тянет и грызет. Оно может превратить нас в этих огромных, липких слизняков. Мы обречены ползти по бесконечной бетонной дороге, на которой нет ничего, кроме повторения.

— Пожалуйста, папа, не надо, — прошептала она.

Он улыбнулся и коснулся ее руки.

— Прости, да. Я не должен был так с тобой разговаривать, — извинился он. — Потому что это не обязательно должно быть так. Для меня, это никогда не было так. У меня было два уникальных человека в мире, которых я любил. Они делали каждый момент, новым для меня. Они стоили каждого часа моей работы.

Он вздохнул, когда эта мысль пришла ему в голову.

— Думаю, к тому времени, я был весьма ограничен в способах выражения своей любви. Я работал. Работал часами, неделями, месяцами. Думал, что это имеет значение. Я ошибался, не так ли?

Он почувствовал, как пальцы Джули сжали его руку.

Принесли закуски. Салат для нее, антипасти для него. Он был уверен, что все было превосходно - он почти не чувствовал вкуса.

— У меня было все, что нужно, я думаю. Думаю, у твоей матери все было иначе, — продолжил он. — И сейчас я виню себя за то, что не заметил этого. Знаешь... у меня была любовь к ней и к тебе. И мне нравились трудности моей работы. Проекты, которые нужно делать, вещи, которые нужно создавать, друзей, которых нужно встретить, путешествия, которые нужно совершить. Мои дни были переполнены.

Джон отложил вилку.

— У твоей матери, все было совсем по-другому. В конце концов, единственное, что не позволило времени уничтожить Сару, была ты, Джули. Но ты ребенок. Ты растешь. Таков путь природы. Ты должна найти себя, обрести свою собственную...

Он внезапно замолчал. Над ним нависла угроза того, к чему он шел. Он видел, как его слова, могут заставить Джули почувствовать, что вина лежит на ней. А этого, он хотел меньше всего.

— В любом случае, — сказал он, пожав плечами, пытаясь улыбкой разогнать тучи, — последние несколько лет я не справлялся. Моя любовь, должна была удержать демонов времени подальше от женщины, которую я люблю. Я не справился...

— О нет! — воскликнула Джули. — Ты никогда не терпел неудачу. Ты...

Он снова заставил ее замолчать.

— О да, — сказал он. — Моя любовь была ничем. Это был детский лук и стрела, на пути ревущего быка. Равнодушие времени вошло в наш дом. И оно застало твою мать нараспашку. У нее не было шанса. И я ничего не сделал, чтобы спасти ее. Видел ли я это?

Джули теперь открыто плакала. Джон корил себя за то, что стал причиной этого. Все, что он мог сделать, это передать ей свою салфетку.

— Ей было уже сорок. Время скоро сделает ее старухой. Ее дом был бы пуст. Тебя бы не было. А я уже давно уехал, в каком-то смысле. Ты помнишь, как она перешла с трехдневной работы на полный рабочий день? Как она стала одеваться сексуальнее? Стала больше тренироваться? Как ей пришлось много путешествовать? Ну, а после того, как ты поступила в колледж, были времена, когда она уже почти не приходила домой в обычные часы.

Джули побледнела. Он ненавидел себя за то, что продолжает. Но он должен был.

— О, у нее всегда были веские причины опаздывать или отсутствовать. Это была работа, и кто я такой, чтобы отказывать ей в карьере? Я и сам так часто отсутствовал. Видишь ли, она имела полное право, наконец, подумать о себе. А если я не соглашался, она была готова мне все объяснить.

Наступила тишина, на мгновение им обоим показалось, что у них нет слов. Возможно, адекватных слов не осталось.

Джули отпила глоток воды.

— У нее не все получалось, правда, папа? — Голос у нее был тоненький, точно колыбель для опасных мыслей.

— Возможно, поначалу так и было, — ответил он. — Может быть, сначала она думала, что ее новая свобода, может быть найдена через успешную карьеру. Я не знаю. Но теперь я точно знаю, что ей нужно было больше доказательства.

Джули подняла глаза.

— Доказательства?

— Да, доказательства того, что она все еще молода и привлекательна. Что она все еще была привлекательна - сила, с которой нужно считаться. Я уверен, что вокруг нее было достаточно мужчин, чтобы помассировать ее эго. И убедить ее в полезности некоторых э-э-э... женских качеств.

Он ненавидел брезгливость своих слов. Джули, несомненно, жила в мире, где прямота была образом жизни. Но для него, она все еще оставалась маленькой девочкой. И всегда будет ею, подумал он.

— Вы двое, говорили об этом? — спросила она.

Джон был вынужден признать, что нет. Он сказал ей, что в этом не было необходимости. Они жили бок о бок, как корабли в ночи. Он догадался, что он даже не смотрел. Она казалась счастливой, а он был занят.

— Может, это на один раз? — пыталась она. — Может быть, она пожалеет?

Принесли пасту. Официантка забрала с собой, его почти нетронутую закуску. Он извиняюще улыбнулся. Он боялся, что только что принесенная тарелка разделит его судьбу.

— Нет, милая. Я не думаю, что это на один раз. И не думаю, что она будет сожалеть. Или что она перестанет, эээ, встречаться с мужчинами. Потому что, знаешь, встречаться с мужчинами - это только выражение ее настоящей потребности самоутвердиться. Она от этого не откажется.

— Папа, ты должен поговорить с ней.

— Я... я не думаю, что это будет полезно, милая.

Ее глаза снова залило. Проклятье.

— Но если это что-то значит для тебя, я сделаю это, Джули.

— О боже, папа. Это все так печально.

— Да, это так. Но теперь, ты должна поесть.

*****

Сара Каннингем нашла столик в тени. Ее волосы были еще влажными после душа, а кожа сияла. Возможно, это от работы с тренажерами. Или от ультрафиолетовой процедуры, которую она принимала. В основном, однако, она сияла от крема, который она втирала по доллару за каплю.

В ее возрасте она знала, что лучше не рисковать своей нежной кожей, под лучами настоящего солнца.

Ходить в спортзал, она начала после рождения Джули. Ей пришлось заниматься спортом, чтобы сбросить лишние килограммы. С тех пор, она была безжалостна к своему телу. Она ходила в спортзал, по крайней мере, три раза в неделю.

В последние годы, она ходила даже каждый день.

Она знала, что это приносит свои плоды. Она видела это в глазах молодых людей, которые постоянно приставали к ней. Она видела это в зеркале, когда примеряла те же самые платья крошечного размера, которые носила в свои двадцать лет. Она чувствовала это на работе, на вечеринках, у бассейна и в торговых центрах. Это даже окупилось здесь, где так много гораздо более молодых крепких тел, демонстрировали свои достоинства.

Хирургическая помощь ей пока не требовалась. Ее сиськи были упругими, живот плоским. Ее подтянутые ноги, все еще были великолепны. А несколько морщинок вокруг глаз, были преимуществом перед пустыми, бездушными ботоксными масками ее конкуренток.

Сара Каннингем удовлетворенно вздохнула. Она потягивала стоящий перед ней высокий коктейль с фруктовым соком. Ее мир был идеален. И тут ее розовый пузырь лопнул.

С другой стороны террасы, появилась молодая женщина. У нее были такие же белокурые, танцующие локоны. Та же безупречная кожа и голубые сверкающие глаза. Та же кошачья походка, плавная и непринужденная. Ноги.

Но ее светлые волосы были настоящими. Они больше блестели от солнца. Прыжки были легче. Ее кожа сияла глубже. В ее глазах, был неповторимый блеск невинности. А ее походка не выдавала лукавства. В ней не было расчета. Девушка, казалось, даже не замечала, что за ней следит множество глаз.

Она была просто Джули, и этого ей казалось достаточно.

Сара видела, как ее дочь пробирается между стульями и столами. В груди у нее кольнуло от ревности. Ах, конечно, не ревность! Может быть, зависть? Всего лишь щепотка зависти? Она поднялась, чтобы обнять дочь. Но ее губы лишь поцеловали воздух.

Обменялись любезностями, рассказали последние новости, заказали второй сок. Затем наступила тишина. Джули знала, что ее мать никогда не вела светских бесед. И это никогда не беспокоило ее раньше. Но теперь, это беспокоило. Теперь она чувствовала безразличие, на котором оно основывалось.

Ужин с отцом, изменил ее отношение к матери. Это не изменило ее, напротив, Сара словно переместилась из тени на солнце. Появились новые детали, мягкие очертания стали более четкими.

Джули увидела свою мать так, как она видела большинство окружающих ее людей. Ясным, аналитическим взглядом. Взглядом взрослой женщины, уже не ребенка. Может быть, все еще любящей дочери, но уже не безусловной.

Она опустила свой стакан.

— Мама, ты знаешь, почему я здесь. Что происходит?

Ее мать закрыла и открыла накрашенные ресницы.

Она прочистила горло.

— Ах, милая, как жаль, но в наше время это случается постоянно, не так ли? Мы отдалились друг от друга, твой отец и я. Такое случается. Мне очень жаль. Я всегда думала, что мы состаримся вместе.

Она вздохнула.

— Этому не суждено случиться.

Затем, она протянула руку к Джули.

— Пожалуйста, Джули. Мы оба любим тебя, это не изменится. Пожалуйста, поверь мне, мы всегда будем любить тебя.

Джули просто уставилась на нее. Она была потрясена тем, с какой легкостью ее мать произносила самые банальные банальности перед ней, своей двадцатилетней дочерью. Она просто цитировала всю эту муть, из глянцевых журналов и дерьмовых телешоу. И она явно верила, что ей это сойдет с рук.

Джули помахала рукой перед лицом матери.

— Эй, мам? — сказала она. — Смотри? Это я, помнишь? Джули, твоя дочь, которая почти такая же умная, как ты?

Ресницы теперь трепетали в коротком исступлении. Был ли румянец на изнеженных щеках?

Еще один вздох.

— Да, прости, дорогая. Я ужасна. Пожалуйста, пойми, я так расстроена. Я действительно не знаю, как сказать тебе об этом.

— Почему бы не попробовать сказать правду?

Джули была поражена своими собственными словами. Она никогда не разговаривала с матерью подобным образом. Но неискренняя женщина перед ней, спровоцировала это.

Сара беспокойно двигалась в своем крошечном дизайнерском кресле. Ее бордовые ногти постукивали по высокому бокалу. На секунду показалось, что в ее бровях промелькнуло раздражение. Затем она подняла глаза.

— Милая. Это действительно что-то между мной и твоим отцом. Мы оба любим тебя и всегда будем любить. Пожалуйста, держи это подальше от себя. Мы с Джоном отдалились друг от друга. Мы больше не те люди, которые полюбили друг друга. Это случилось. Давай, пожалуйста, примем это и будем жить дальше.

Впервые в жизни, внутри Джули поднялся жаркий гнев. Ее голос, казалось, боролся в горле, чтобы вырваться наружу.

— И это все, мама? Это все, что ты должна мне сказать?

Глаза перед ней закрылись. Уголок накрашенных губ, казалось, дрожал.

— Все к лучшему, милая. Поверь мне.

В этот момент, от входа раздалось имя Сары. К их столику подошел высокий светловолосый мужчина. Он выглядел хорошо и подтянуто. Ему было около тридцати лет.

Когда он подошел к их столику, Сара встала со стула. Ее взгляд метался от приближающегося мужчины к дочери и обратно. Казалось, она нервничала, не зная, что делать. А мужчина знал. Он притянул ее к себе и обнял. Его рот уже приближался к губам Сары, но, наконец, она отвернулась. Он приземлился на ее щеку.

— Э, Стэн, — дрожащим голосом сказала она. — Пожалуйста, познакомься с моей дочерью Джули. Джули, это Стэн, мы работаем вместе.

Все это было довольно неловко. Джули пожала ему руку и улыбнулась его мягким комплиментам. Она наблюдала за ним, когда он снова повернулся к Саре. Она отметила белое поло на его широкой груди, безупречные брюки. Светлые волосы на его загорелой руке.

Он сделал неуклюжее замечание о том, что они могли бы быть сестрами. Затем он что-то прошептал, наклонившись к Саре. Она нервно кивнула и оттолкнула его.

Мужчина рассмеялся.

— Увидимся, милая! — сказал он.

Затем он вернулся к двум своим приятелям, которые ждали у входа. Он что-то сказал, и громкий смех сопровождал их при входе.

— Ты трахаешься с ним, мама? — спросила Джули, когда они снова остались одни.

Ее рот превратился в тонкую линию.

Сара побледнела. Затем она рассердилась.

— Кто научил тебя таким словам, Джули? Я не обязана принимать это от тебя! Это действительно неуместно!

Сара была вся в движении. Ее руки порхали, волосы плясали вокруг лица. Она перекладывала свою маленькую сумочку из левой руки в правую и обратно.

Джули продолжала смотреть на нее.

— Ты, ведь, трахаешься с ним, не так ли? И уже давно. Отец узнал?

— Ты ошибаешься!

Голос Сары поднялся на октаву.

— Ты ошибаешься. Мы работаем вместе, Стэн и я. Мы хорошие друзья. Такие вещи случаются, понимаешь? Сейчас 2008 год. Разве у меня не может быть друзей? Неужели моя высокопоставленная и могущественная дочь, не одобряет этого?

Это был гневный голос. Головы повернулись.

Джули отодвинула стул. Она слегка скрипнула по камням, что совсем не походило на голос ее матери.

— Тебе действительно нечего мне сказать, мама?

Сара перестала двигаться. Ее глаза, теперь были жесткими.

— Я не знаю что, Джули.

Девушка поднялась.

— Понятно. Что ж, дорогая мамочка, это твоя привилегия. Но, пожалуйста, не звони мне, пока тебе не будет что мне рассказать. Желательно правду. Хорошо?

Сара задохнулась. Она подняла руку в знак протеста.

— Нет, Джули, не надо. Не слушай его. Я твоя мать, пожалуйста. Не позволяй ему встать между нами.

Джули уже повернулась на полпути. Она остановилась.

— Ты имеешь в виду папу? О, боже. Ты его совсем не знаешь, да? А ты когда-нибудь знала? Ты такая жалкая. Пока, мама. Развлекайся как хочешь.

Блондинка повернулась на каблуках и пошла прочь, от такой же светловолосой женщины.

Руки Сары, сжимали ее сумочку.

— Иди на хуй, Джон, — шипела она. — Иди на хуй.

* * * * *

Глава третья: Как продолжалась его жизнь.

Впервые с тех пор, как все это произошло, Джон хорошо спал.

Наверное, все дело в прогулке. И ужин с Джули тоже. И план, конечно. Это был такой план, который заставляет просыпаться с чувством ожидания. Такой, который оставляет после себя прилив возбуждения. Он заставляет вас улыбаться, когда вы думаете о нем. Именно так вы узнаете, что это хороший план.

Его нужно выполнять.

Вчера он увидел Фрэнка. Он не видел его несколько месяцев, и ему было немного совестно звонить ему сейчас. Но Фрэнк был очень добр к нему. Разве не для этого нужны друзья?

Он знал Фрэнка еще с начальной школы. После школы, он поступил в далекий университет, но каким-то образом, они никогда не теряли связь.

Они смогли снова встретиться после того, как он вернулся и открыл здесь свою практику, в качестве психолога. Он женился на очаровательной брюнетке Мари, и они стали хорошими друзьями. У них родились два мальчика, после того как Джон и Сара родили Джули. Они играли в теннис, дети играли, они даже провели вместе несколько семейных отпусков.

Затем, около двух лет назад, Сара вдруг сказала Джону, что больше не хочет их видеть. Он попытался выяснить причину, но она не захотела посвящать его в подробности. Она даже сказала Джули, больше не видеться с мальчиками.

Джон почувствовал себя очень неловко. Тогда он пошел к Фрэнку и рассказал ему о внезапном решении Сары. Он вспомнил, что Фрэнк был обеспокоен этим. Затем он удивил Джона, сказав, что Мари тоже больше не хочет их видеть.

Он так и не узнал, почему. И Фрэнк сказал, что тоже. Как это часто бывает у мужчин, они просто отмахнулись от непонимания и продолжали встречаться за случайной игрой в бильярд или ночью в пабе.

Джон не сказал Саре. Она бы не поняла.

В баре, где они встретились, он рассказал ему об измене Сары, о том, как он узнал об этом, и о ее реакции. Он также сказал Фрэнку, что ушел из дома.

Затем он рассказал ему о прогулке. О внезапной перемене, которая произошла с ним. И о том, как он оглядывался на последние несколько лет. О темноте, которую он увидел, или, скорее, о пленке серости. Его чувства - или их отсутствие, если быть точным. Это, должно быть, удивило Фрэнка - они никогда не говорили о таких вещах.

Он и сам удивился.

По мере того как Джон рассказывал свою историю, он заметил, как Фрэнк немного побледнел. Он судорожно сжимал свой бокал с пивом. И когда Джон сделал паузу, Фрэнк вдруг извинился. Как друг, сказал он, но еще больше как врач, он подвел его. Он должен был видеть, что произошло.

Его вспышка удивила Джона. Затем Фрэнк рассказал, что у Джона проявились все признаки депрессии. И он почувствовал свою ответственность, сказал он. Он, врач, не заметил этого. Он не заметил оцепенения. Зацикленность на работе. Отсутствие связи с миром.

Когда Джули ушла из дома, а Сара постепенно отвернулась от Джона, он позволил себе погрузиться в это, сказал Фрэнк. Джон винил во всем случившемся, свое отсутствие интереса и участия. Даже сейчас он, возможно, думает, что это он прогнал Сару. Но это была его болезнь.

Джон понял, что он имел в виду. Депрессия поглотила его, и никто этого не видел. Никто на его работе. Почему их это должно волновать, пока он функционирует? Ни Джули, которая бывала дома только на праздники и несколько выходных. Она была слишком взволнована и озабочена своей новой жизнью, чтобы видеть. И во время ее драгоценных визитов, Джон всегда делал все возможное, чтобы быть отличной компанией.

И Сара? А, да. Даже если бы у нее было время или желание посмотреть, какое ей до этого дело? Она была слишком занята тем, чтобы снова стать молодой. Слишком занята освобождением от цепей, которыми ее сковал такой старый увалень, как ее муж.

Даже Фрэнк не видел этого. Джон был другом, а не пациентом. И Джон всегда был рад его видеть. Их встречи были радостными, это был побег. Они никогда не говорили о проблемах.

Но да, сказал Фрэнк. Он должен был увидеть.

Он стал извиняться. Он спросил, не нужна ли Джону терапия, лечение. Тогда Джон рассказал ему о своем плане. Фрэнк усмехнулся и сказал ему, что он всегда был свиноголовым ублюдком. Но да, это может сработать. Хотя, возможно, придется справляться с одиночеством. А это верный путь к депрессии. Так что пусть он, пожалуйста, выпишет какое-нибудь лекарство.

Джон похлопал его по плечу.

— Сегодня я получил все необходимые лекарства, — сказал он. — Я чувствую себя в предвкушении завтрашнего дня. Теперь я чист и сияю. Будем держать связь.

Они выпили еще пива и ушли.

Джон давно так хорошо не спал.

*****

Сара Каннингем смотрела мимо сильного, красивого профиля мужчины. Сквозь дымку непролитых слез она увидела, как самолет поднимается с летной полосы.

Они провели три дня в великолепном Вегасе. Это должно было оставить ее в состоянии блаженства. Знакомая тяга силы g, должна была смешаться с тучами бабочек в ее животе.

Но все, к чему они тянулись, было пустотой.

Конечно, в начале это был рай. Как еще можно описать три дня в Вегасе с белокурым богом, с оплатой всех расходов? Апартаменты размером с футбольное поле, блестящие шоу и роскошные ужины. Новые платья, рискованное нижнее белье, ее тело, купающееся в теплом море комплиментов. Но самое главное: безраздельное внимание ее возлюбленного. Она должна быть измотана бесконечными ночами траха - лавинами оргазма.

Что ж, она была измотана. Больная, избитая, измотанная - эти слова, также хорошо описывали ее. В ее теле не было ни одной кости или мышцы, которая бы не болела. Ее кожа была усеяна укусами и синяками.

И все же, вместо удовлетворения, она чувствовала себя подавленной, разочарованной, шокированной, угнетенной и униженной.

Сейчас, ей было трудно вспомнить первый день. В каком возбужденном настроении она была, когда они вошли в свой номер, откуда открывался вид на город. Ах да, тогда ей казалось, что номер - это плывущее облако на фоне голубого неба. Ее сердце заколотилось в горле. Она обняла Стэна и не отпускала его, пока он не сорвал с нее все одежды и не оттрахал ее, до тройного взрыва вожделения.

Посыльный даже не успел закрыть дверь. Должно быть, он вышел из комнаты в смущении. Или это была зависть?

После этого они пошли купаться, ходить по магазинам, ужинать и танцевать. Затем они вернулись в номер, несомненно, для того, чтобы возобновить праздник секса.

Сара Каннингем застонала. Ее лицо скривилось при воспоминании.

Они вернулись в свой номер, все было в порядке. Они целовались и лапали друг друга всю дорогу. В номере, Стэн велел ей принять душ и привести себя в порядок. Он сказал, что разложит для нее несколько сексуальных вещей. Поэтому, чувствуя себя юной, глупой девчонкой, она хихикнула и пошла в ванную.

Сияющая и одетая лишь в облако дорогих духов, она вернулась из ванной. Она с волнением искала на кровати свой наряд. Но кроме довольно дешевых чулок в сеточку и двух красных босоножек на безумных каблуках, не было ничего. Она сглотнула. Затем пожала плечами, хихикнула и позвала его по имени. Ответа не последовало. Она оглянулась и не увидела его.

— Непослушный мальчик! — воскликнула она, поднимая чулки. Скользкий нейлон, скользил сквозь ее пальцы.

Чтобы убедиться в этом, она огляделась вокруг, может быть, на вешалке висел красивый пеньюар, может быть, симпатичный тедди? Не было ничего, кроме развратных чулок и порнографических шпилек. Может, ей найти черные стринги и лифчик из собственного гардероба? А может быть, короткий сексуальный пеньюар, который она купила только на прошлой неделе? Осмелится ли она? Стэн может расстроиться - он ведь ясно выразил свои пожелания.

Она еще раз хихикнула и вздохнула - глупая мальчишеская фантазия. Затем она села и натянула чулки на гладко выбритые ноги. Каблуки чуть не опрокинули ее, когда она сделала первые шаги. Все это было так дешево. Она чувствовала себя невероятно распутной.

— Стэн? — спросила она, когда дверь в номер открылась.

Мужчина был огромным и чернокожим. На нем был синий деловой костюм, как и на двух белых мужчинах, сопровождавших его.

Сара задохнулась. Ее руки взлетели вверх, чтобы прикрыть сиськи и бритую киску.

— Не та комната! — крикнула она. Ее голос был писклявым. — Пожалуйста, уходите, — продолжала она. — Вы не в той комнате.

Мужчины засмеялись. Они не переставали подходить к ней.

— Я позову своего мужа! Стэн? — попыталась Сара. — Стэн?

Но мужчины только громче смеялись.

Когда они дошли до нее, они просто оторвали ее руки от тела. Один из них держал ее сзади, выставляя сиськи напоказ. Он закрыл рукой ее открытый рот.

Двое других мужчин, разделись догола. Их члены поднялись из чресел. Они были большими, твердыми и очень готовыми.

Это было начало, очень долгой ночи для Сары Каннингем. Она даже не могла точно вспомнить, когда она закончилась. Но когда она проснулась, то поняла, что было уже позднее утро, почти полдень.

Ее тело напоминало поле битвы, только крови не было - только много желтовато-белой слизи, запекшейся по всей коже. Вокруг стоял запах несвежего секса. Простыни прилипли к ее коже. А ее киска словно горела. Ее соски, задница и челюсти тоже горели.

Спотыкаясь, она дошла до ванной.

Зеркало заставило ее застонать. Ее волосы торчали липким ореолом. Тушь и помада были повсюду. И ей стало интересно, что это за следы белой пудры в ноздрях.

Боже, как хорош был душ.

Двенадцать или более струй окружали ее. Они массировали ее больное тело. Шипящая вода, по крайней мере, унесла с собой в канализацию часть ее усталости.

Когда пар рассеялся, она осмотрела себя. Набухшие красные соски, были увенчаны огненными укусами и засосами. Из пухлых красных губок киски, все еще сочилась тошнотворная белая струйка. Она поморщилась, когда попыталась дотронуться до своей задницы.

Даже пушистый халат причинял боль.

На боковом столике стоял огромный завтрак. Она почувствовала неистовый голод. Еда была еще горячей. Должно быть, ее принесли, когда она была в душе. Она увидела, что кровать тоже была застелена.

Когда она уже доедала яичницу, дверь открылась. Это был Стэн. Он был одет в костюм от Армани и широко улыбался.

Он схватил ее сзади. Она завизжала, крича, чтобы он оставил ее в покое. Он только усмехнулся.

— Тяжелая ночь, милая?

Она бросила в него свою ложку. Он с усмешкой увернулся.

— Стэн! — крикнула она. — Я покончила с тобой! Ты чертов предатель, бросивший меня с этими гориллами. О чем ты только думал! Я чувствую себя такой униженной.

Она плакала, от ярости и разочарования. Он схватил ее за руки и прижал их к своему телу. Его лицо почти касалось ее лица.

— Униженной, Сара? Правда? Я поражен, что ты вообще знаешь это слово. Тебе действительно стоит увидеть себя на пленке, дорогая. Если это правда, что тебе не понравилась каждая секунда, то ты, наверное, самая лучшая актриса на свете.

Он отпустил ее. Она опустилась в кресло. Полотенце оставило ее волосы.

— Пленка? — пораженно сказала она.

Он взял сосиску с ее тарелки, смакуя ее.

— О да, милая. И знаешь, что самое приятное? Это только первая серия из трех.

*****

В самолете, Сара посмотрела на мужчину рядом с ней. Похмелье тяжело ложилось на ее брови. Слава Богу, что есть солнцезащитные очки.

— Я думала, что тебе я небезразлична, — сказала она. Ее голос звучал густо и вязко.

Он поднял глаза от своего журнала.

— Кому, мне? — ухмыльнулся он.

Слезы снова хлынули из ее глаз. Он улыбнулся и положил руку на ее руку.

— Дразнюсь, милая. Конечно, я забочусь о тебе. Ты знаешь, сколько ты для меня заработала, в эти выходные?

Сара только всхлипнула. Перерождение было жестоким. Узнать спустя почти тридцать лет, что ты ничему не научилась с четырнадцати лет, может быть весьма отрезвляющим.

Стэн не выпускал ее из комнаты. Он прислал массажистку, чтобы обработать ее больное тело. Ощущения были райскими. Стэн кормил ее через обслуживание номеров. Он также передал ей таблетки и заставил принять их. Затем он заставил ее надеть еще один развратный наряд, из черного винила. Сапоги, которые к нему прилагались, снова были на платформах и невозможных шпильках. Он отправил ее обратно в ванную, пока не остался доволен самым развратным макияжем и прической, которые она когда-либо носила.

В ту вторую ночь, было пять мужчин. Двое из них были с лишним весом, одному было больше шестидесяти лет. Должно быть, она потеряла сознание задолго до того, как последний член извергся в нее. Или на нее. Или еще куда-нибудь.

На следующий день, она умоляла его позволить ей уехать. Она пыталась дозвониться. Телефон в отеле был разряжен, а ее мобильный исчез. В конце концов, она даже угрожала покончить с собой.

Это заставило Стэна, порвать мышцу от смеха.

Теперь они возвращались обратно. Сара была полностью подавлена в последние часы. У нее было яростное похмелье, и она шла через зал вылета, как старая и хрупкая дама. Огромные солнцезащитные очки, едва ли могли скрыть ее страдания.

— Я тебя ненавижу, — сказала она светловолосому мужчине.

— Я знаю, милая, — ответил он и вернулся к своему журналу.

*****

Джон закрыл дверь своего бывшего дома - теперь это был уже не его дом. Он сунул ключ обратно внутрь.

Утро было прохладным, но обещало скоро потеплеть. Вчера был напряженный день. И позавчера тоже. Управление финансами не имело для него особых секретов. Но подготовка документов о разводе, была довольно новым опытом. Как и увольнение с работы, на которой он проработал более двадцати лет.

Он должен был предупредить за месяц, но у него накопилось много отпускных дней за последние два года, благодаря его сумасшедшей трудовой этике. Он обещал вернуться, чтобы устроить прощальную вечеринку. Однако он знал, что до ее проведения пройдет немало времени. Если вообще состоится.

Последние дни, были похожи на вытирание старой школьной доски. Все следы его жизни, медленно исчезали в облаках мела. Он любовался идеальной пустотой, которую оставил после себя.

Последнее, что Джон сделал сегодня утром, это прошелся по дому, который был его домом. Их домом. В нем не хватало вещей, в основном одежды, нескольких фотографий. Но почему-то это казалось правильным. Отсутствие всех этих крошечных материальных вещей, было ничто, по сравнению с зияющей дырой внутри него.

Он напевал, когда ходил по дому. Он видел фотографии. Он увидел подставку для книг, которую сделал сам. Осторожной рукой он проверил - она все еще немного шатается. Он усмехнулся. Все вещи, которые он делал сам, имели определенный личный оттенок. Они либо шатались, либо плохо закрывались, либо скрипели при использовании.

Как уместно.

Последнее, что сделал Джон, это потянулся в карман. Он достал довольно толстый конверт. На лицевой стороне было написано "Сара".

Он положил его в центр кухонного стола. Он прислонил его к очень уродливой, но горячо любимой вазе, которую Джули сделала в школе, когда ей было шесть лет.

Сара найдет конверт, когда вернется, где бы она ни была. В нем было всего две вещи. Первая - документы о разводе. Другая - аккуратная визитная карточка его адвоката.

Он закрыл за собой дверь.

Серебристый кемпер (автодом - пер.), сиял в лучах раннего солнца. Джон с восхищением провел рукой по алюминиевой обшивке. От необходимости забираться высоко в кабину, по телу пробежала волна предвкушения.

Он сел и взялся за огромный плоский руль. На него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как сидел на коленях у своего дяди Джека. Его короткие пятилетние руки были широко раскинуты, чтобы удержать огромный руль его могучего грузовика. Они ехали, а он управлял. Нога Джека в сапоге, нажимала на газ. Все это было очень захватывающе.

И все вернулось. Могучий рев двигателя. Ветер через открытое окно. Серьезный голос дяди Джека у него над ухом: "Давай, Джонни! Давай отправимся в путь!".

Кемпер ожил, когда он повернул ключ зажигания. Джон еще раз оглянулся на тихий дом. Солнце наполовину скрылось за его фасадом. Маленькая черно-белая кошка перепрыгнула через забор, несомненно, возвращаясь с ночной прогулки.

Джону нравилось, как большие колеса хрустят по гальке их короткой подъездной дорожке.

— Давай отправимся в путь, — прошептал он.

*****

Первую остановку он сделал быстро.

Кампус Джули, находился примерно в тридцати милях вниз по дороге. Она легко могла бы остаться дома, поступив в колледж. Но ей хотелось, как она говорила, испытать все ощущения. Джону было жаль, что она уезжает, но он никогда не говорил об этом. Сара, конечно, открыто настаивала на этом. Со всеми правильными аргументами о свободе и независимости. В то время, Джон никогда не думал, что она имела в виду свою собственную.

Он зашел в небольшую кафешку, расположенную недалеко от кампуса. Было еще рано, но это не страшно. Это позволило бы ему побыть с Джули до того, как ей нужно будет идти на занятия.

Он увидел ее за одним из столиков. Сегодня, все казалось таким свежим и новым. Клетчатая скатерть. Проникающее солнце. Ее широкие голубые глаза. Улыбка на ее лице.

Они обнялись.

— Ты действительно собираешься это сделать, — сказала она.

Он усмехнулся.

— Позволь старику его глупые мальчишеские мечты, дорогая.

— О, я верю! — хихикнула она. — Столько, сколько сможешь найти.

Они заказали завтрак. Запах свежего кофе и жареного бекона, почти заставил его легкие вырваться из груди.

Они говорили о глупых воспоминаниях. Ни слова не было потрачено на Сару. Время пролетело незаметно. Он посмотрел на часы и схватил ее за руки.

— Джули, — сказал он. — Мне нужно три обещания, прежде чем я уеду.

Она улыбнулась.

— Только три?

— Три, — сказал Джон. — Первое: стань настолько счастливой, насколько сможешь.

Он почувствовал, как ее пальцы сжали его.

— Это легко, — прошептала она.

Ее глаза, покрылись пленкой влаги.

— Обещай, — настаивал Джон.

Она потянулась и поцеловала его в щеку.

— Обещаю, — сказала она.

— Второе, — продолжил он. — Поговори с Сарой, когда она тебе позвонит. Дай ей шанс.

Улыбка исчезла.

— Обещай! — сказал он.

Он сжал ее руки в тиски.

— Папа..., — сказала она.

— Обещай, Джули.

Наступила тишина. Она затянулась. Потом она кивнула.

— Обещаю. Но только, если она скажет правду.

Джон пристально посмотрел на нее.

— Достаточно хорошо, — сказал он затем. — Третий...

Он поднялся из-за стола и потянулся в карман. Он достал четвертак. Тот блестел, когда он поворачивал его пальцами.

— Джули, я хочу, чтобы ты бросила эту монету. Орел - восток, решка - запад.

Он протянул ей монету. Она засмеялась. Все снова было хорошо.

Серебро вспыхнуло, когда монета пролетела сквозь луч утреннего солнца. Он вернулся из зенита и упал ей на ладонь. Не глядя, она повернула руку и шлепнула ею по тыльной стороне другой. Затем раскрыла ее.

Абсолютное безрассудство того, что он делал, послало прилив возбуждения в его сердце. Это была судьба. От свободы позволить этому случиться, у него закружилась голова.

— Решка! — сказала Джули.

Джон обнял ее. Они вышли на парковку. Джули задохнулась, увидев кемпер.

— Ух ты, папа. Он большой.

Он провел ее вокруг. Она была впечатлена. Затем, он дал ей листок бумаги. На нем был номер его мобильного телефона. Это был новый номер, его больше ни у кого не было.

— Я буду держать тебя в курсе, милая, — сказал он. — Просто ты и я. Обещай, что больше ни у кого не будет этого номера.

Она пообещала, кивнув. Они оба плакали.

Последнее, что он видел, это крошечную, колеблющуюся точку в боковом зеркале.

Глотание, иногда бывает тяжелой работой.

* * * * *

Первое, что она увидела, был ключ.

Она ожидала, что из-за почты и бумаг, ей придется сильно толкнуть входную дверь. Но там был только ключ. Он ярко блестел, на фоне темно-красного половичка.

Такой ключ был только у Джона и Джули.

Она подняла его и вошла в дом. Второй необычной вещью, которую она увидела, было пустое место на стене, прямо над диваном. Там не было фотографии. На ней были изображены Джули и Джон, когда они ездили в Диснейленд восемь лет назад.

Почему она пропала? Кто забрал ее?

Больше ничего не пропало. Она прошла на кухню, желая выпить прохладительного напитка. Со стола, ей бросился в глаза белый конверт.

"Сара" - гласила надпись. Она знала этот почерк. Со вздохом, она тяжело опустилась на стул. Тупой удар в задницу, заставил ее вздрогнуть. Затем ее рука потянулась к письму. Она остановилась на полпути.

После приземления, Стэн предоставил ее самой себе. Забрав свой багаж, он сразу же исчез. Он даже не помог ей снять свой, с ленты транспортера. У нее было достаточно денег, чтобы оплатить такси до дома.

Теперь она смотрела на конверт. Всхлип сотряс ее измученное тело.

— Поздравляю, Сара. Молодец, девочка, — сказала она.

Ее голос упал в тишину кухни. Затем она разрыдалась.

Конец