Минаева Танька была скорее пацан, чем девчонка. Она носилась с нами по крышам сараев. Пошерстить чужие огороды? За здрасьте. Поиграть в футбол? Да легко. И так во всём. Причём и вела себя, как пацан. Никакого стеснения и девчачьих ужимок. Захотела пописать, задрала подол и присела. И мы не стеснялись поссать при ней. А что такого, когда свой пацан. Зато мы могли в любое время посмотреть на её письку, потрогать. Если учесть, что трусы Танюха носила редко, предпочитая проветривать свой низ, то возможностей полюбоваться на её голенькую попу и писю было хоть отбавляй. Наверное поэтому, когда пришла пора взросления, Танюшка оставалась одна. Когда пацаны и девчонки начали подбирать себе пару, влюбляться, ходить в обнимочку, пару тане никто не составил. Не сказать, что она была страшненькая. И лицо, и фигура у неё были в порядке. Не красавица, к ногам которой парни падают штабелями, обычная девчушка. Только вот не сложилось пару найти.

У меня в ту пору тоже не было пары. Задружил с одной девочкой, да она переметнулась к более привлекательному пацану. Сердцу не прикажешь. Особо и не страдал от отсутствия пары. Просто было принято, что надо бы дружить с девочкой. Обниматься, встречаться, целоваться тайком, гулять по вечерам и всё такое прочее. Ну, а на нет и суда, как известно, нет. Нет и не надо. Меня это особо не напрягало. У меня была подруга гитара. В ту пору было повальное увлечение этим инструментом. Мне повезло. Несказанно повезло. Моя мама в своё время классно играла на семиструнке. И когда началось это повальное увлечение, мама сняла со стены свою гитару, сдула с неё пыль и преподала мне уроки игры. Слон с медведем обошли мои уши стороной, поэтому ноту "До" от ноты "Си" я отличал. А большего и не надо.

По вечерам мы собирались на пятачке. Было у нас место на берегу речушки. У неё даже им было - Мереть. Татары так назвали. Их у нас в посёлке было пруд пруди. А те, кто считал себя русскими, слегка лукавили. У всех в родне затесалась татарская кровь. Моя мама, к примеру, была полукровка. Красавица метиска. Коса до ягодиц, лицо миловидное, фигура шик. И это после рождения трёх детей. Да и отец не подкачал. Тоже красавец, гроза местных баб, потому и блядун был отъявленный. Ну да не про родителей речь.

Праздник какой-то был из тех, что не отмечены в официальном календаре. Кто отметит красным, к примеру, пасху? Или Красную горку? Троицу тоже не отмечали в календаре, зато народ эти праздники отмечал разгулом со всей широтой русской души. А русским считали себя все. Кто же откажется на Пасху облупить крашенное яичко и запить его бражкой местного изготовления? Или на Троицу не пойти в лога всей семьёй, с знакомыми, с соседями? Да это же нонсенс. Вот в такой вечер пошёл я на пятак. Родители взяли с собой девчонок и умотали в гости к родственникам в соседнюю деревню. Меня на хозяйстве оставили. Скотину обиходить. Ей же не скажешь, что у тебя праздник. Ей плевать на ваши закидоны. Жрать дай, на пастбище выпусти, навоз убери. Корову так ещё и за сосцы подюрмыгай, молочко получишь. А вечер свободный. Вечером гуляй - не хочу.

На пятачке собрались, как обычно. Горел костёр, по кругу ходила банка с бражкой, бренчали гитарные струны. В основном все разбились на пары. Полутьма позволяла потискать девичьи груди, при особом везении залезть в трусы и поиграть шелковистой шёрсткой на лобке, а то и пролезть дальше, погрузить пальцы в горячую и влажную мякоть вагины. У нас, правда, так не называли женские половые органы. Кунка, куня, манда, лохмашка, волосатый пирожок и ещё кучей имён. В крайнем случае просто незамысловато - пизда. И это не было ругательным словом, даже за мат не воспринималось. А что такого? Пизда, она и есть пизда.

Вечерами было ещё весьма прохладно. От речушки тянет сыростью, да и так весна не лето. Это в июле ждёшь ночную прохладу. А в мае совсем не так. Мы с Танюхой сидели рядышком. У неё нет пары, у меня тоже. В какой-то момент Танька передёрнула плечами, озябла. Девчонки ведь, как, впрочем, и пацаны, одевались не по погоде, желая показать праздничные наряды, покрасоваться. У девчат платья и юбочки мини, едва прикрывают попы. У парней брюк клёш, рубахи из моднячего нейлона. Безо сякой задней мысли обнял Таню, прижал к себе.

— Продрогла?

— Угу. - Стараясь втиснуться куда-то подмышку, согреться. - Колотун-бабай.

Встал с брёвнышка, заменяющего нам лавки, потянул за собой Танюху, обнял. Она прижалась ко мне спиной. Так и стояли. И не мы одни. Вообще обнимать девушку сзади очень практично. И титечки потискаешь, и ещё куда залезешь. Я и залез. Просунул руку под пояс юбочки, а там и в трусики, начал мацать кунку. Танюха зловещим шёпотом

— Руку убери!

— А не уберу?

— Пискну.

Было такое у девчат. Залезет пацан в трусы, а девчонка то ли не хочет этого, то ли желает показать, что она не из тех, только возьмёт и пискнет пацану в руку. Сразу и куда весь его настрой денется, мигом руку из трусов выдернет. Вот и Танюха пискнула. ТОлько получилось, как в том анекдоте:

Стирает мужик трусы и приговаривает

— Никому нельзя верить, никому. Даже себе. Всего ведь пукнуть хотел.

Точно так же получилось и у Танюхи. Всего лишь хотела пискнуть. То есть начать начала, а остановиться сил не хватило. И потекло что-то горячее по моей руке, по её ляжкам, промочило трусы. Сжалась вся, а когда течь перестало, задёргалась, вырываясь. А я держу, не отпускаю.

— Пусти!

— А не пущу? Писать-то нечем.

— Пусти!

— Не дури. К нас пошли. - От пятачка до нашего дома два шага. - У нас баня топлена, помоешься и трусы состирнёшь.

— А дома кто?

— Никого, все уехали в деревню к бабке.

И мы пошли. Наш уход никто и не заметил, никто не обратил внимания. Ушли да ушли. Мало ли что понадобилось.

Немного от пятачка отошли, взял покрепче Танюху за руку и мы побежали.

В бане тепло. Не успела остыть. Да мы и без того постоянно подтапливаем. За день пропотеешь, пропылишься, а где всё это смывать? Не в городе, чай, живём. Это там ванна с горячей и холодной водой. Они даже в туалет дома ходят, сибариты. Не то, что у нас в деревне. Сядешь в позу орла и любуешься на природу. У нас как раз скворечник на туалете прибит. Сидишь, думы разные думаешь, а над головой скворушки песню выводят. Любота!

В бане Танюшка требует

— Отвернись и не подглядывай.

Ага, что я там не видел? Мама, две сестры и в баню ходим все вместе. И сама Танька видать забыла, как ещё совсем недавно без трусов бегала, задницу свою нам светила.

Так что ничего нового я там увидеть и не смогу. Кнка, она кунка и есть. Что у матери, что у сестёр, что у таньки. Да и других девчонок и баб всё одно и то же. Разве что количеством и цветом волос разнится.

— А отвернусь, что, подглядывать не буду?

— Бессовестный потому что. Ну и смотри.

Разделась и в баню пошла, а двери оставила открытые. Налила в шайку воды, трусы заполоскала и мне подаёт

— Развесь, пусть сохнут.

Обычно женщины стараются не показывать бельё мужчинам. Вот не понимаю я этого и всё тут. Купаться в тех же трусах можно, а вот постирать трусы, так надо сушить их так, чтобы мужик не видел. Голую жопу рассматривай, а в трусах подол задерётся - всё пропало, верх цинизма. А тут такое доверие со стороны девчонки. Надо же, трусы повесить попросила. Мне даже приятно такое доверие. Прежде, чем повесить, понюхал. А чем могут пахнуть постиранные трусы? Мылом, чем же ещё.

Пока занимался размещением трусов на верёвке, танюха воды набрала, облилась и намыливается.

А я любуюсь. Тело ладное, сбитое. Девка-то деревенская. Тут и питание, и работа по силам, и воздух свежий, не городской. И по какой такой причине Таня до сих пор одна? Непонятно. А сам-то не дурак ли, не замечал такую красоту? Или глаза застило, что с малолетства она с нами, как пацан была? А сейчас глаза открылись. И вот интересная связь глаз с хуем. Глаза увидели - хуй встал. И так встал, что шкура на жопе трещит, лопается. Нет, у меня, да и у бати тоже бывало в бане вставал на наших девок. Посмеются, водичкой холодненькой плеснут, всё и успокоится. Естественная реакция, что тут постыдного? У матери так даже гордость прорезается. Как же, на её тело у сына встаёт. Значит ещё привлекательная.

Танюха зовёт

— Спину помой. Только не приставать.

Мигом разделся и в баню к Тане. Она наклонилась, в лавку упёрлась, попу зазывно выставила. И как тут не пристанешь? Спину намыливаю, а у самого конец в Танину попу упирается, того и гляди куда надо или не надо попадёт. Тем более, что в мыле всё, скользкое. Намылил спину, мылю ягодички. Танька говорит

— Это уже не спина.

— Знаю. А как сама достанешь?

А она выпрямилась, повернулась ко мне лицом, ноги слегка расставила

— Тогда и тут помой. И показывает, где помыть надо.

А у меня уже в глазах темнеет, так хочу...Помыть, конечно. Что же ещё в бане делают?

Намыл, называется. Танюха обняла за шею, целуемся, шепчет

— Мне можно, я не девочка.

И спиной ко мне разворачивается. Это она зря. А может и нет. Я ведь и без того из последних сил держусь. Ну и вставил в мокрую муньку дурачка.

Позже у меня много раз бывало, что не успею кончить, как хуй снова встаёт и кидаешь женщине пару, а то и тройку палочек не вынимая. А тут это было впервые.

Не успел вставить, качнул пару-тройку раз, может чуть больше, и приплыл. Танька разочарованно вздохнула, я замер буквально на пару мгновений и продолжил. И так у нас хорошо получается. Таня подмахивает, я то за титечки ухвачусь, то за бока, то руку к кунке опущу, её тискаю. Устали стоять и Таня на лавку легла. И там продолжили помывку. А разве нет? Как в манде помыть, если не специальным ёршиком? Доло ли, коротко ли, всё же скорее долго, только кончил я второй раз. Теперь уже точно елдаша опал, выскользнул из мокрой щели. Помог Тане встать с лавки. Оба в мыле, придурки, могли бы и смыть мыло, прежде чем заняться сношением. Да разе до того было? Такая страсть охватила обоих, что только держись. Тут не до чего другого. Вот и не стали ничего смывать.

Таня навела воды, ополоснула с себя мыло. Я тоже ополоснулся. Потом она набрала воды в ковш и присела подмываться. Просит

— Не смотри.

— Почему?

— Я стесняюсь.

Весьма странная логика. Еться не стесняется, а подмываться стесняется. По мне так это даже очень красиво смотрится. Женщина присела на корточки, поливает водичкой на муньку и моет её. И что тут плохого, некрасивого?

Из бани пошли в дом. Таня натянула юбочку, кофточку, а трусы оставили сушиться. Я просто штаны надел и тоже без трусов. Дома на стол собрал. Бражки алил, куда же без неё. Еды всякой мать полно оставила, всё на стол. Сели, выпили, едим. Таня спрашивает

— Ты теперь всем расскажешь, что я не девочка?

Да у нас больше половины посёлка девчат ещё до совершенно летия невинность теряют. А остальные, хоть целку и сохранили, но в задницу шпилятся только так. И зачем мне кому-то и что-то рассказывать, с кем-то делиться, когда могу быть собственником и в гордом одиночестве Таню напяливать? Когда её кунка принадлежит тебе одному, это как-то не то, что ею могут пользоваться все, кому не лень.

— А зачем?

— Тогда я стала твоей девчонкой?

— Конечно.

— Тогда хорошо.Ты мне давно нравишься, а всё на меня не смотрел. Знаешь, раз я твоя девчонка, я теперь всегда тебе давать буду. А ты меня не бросишь?

— Ни за что!

И в доказательство своих слов пересел ближе к Тане и мы стали целоваться. Страстно, горячо. И руки сами по себе полезли куда не надо. Точнее, куда надо. Оба щупали то, что нам было наиболее интересно. А что нас интересовало? Наши половые органы. У Тани вновь всё намокло. Захотела. Мне это знакомо. Родители не в курсе, а может и в курсе, но щупаемся мы с сестричками постоянно. В переводе на русский это означает, что мы друг другу дрочим. Кога парой, а когда и все трое. Так что выделение смазки из кунки для меня не новость.

Перебрались с Таней на постель. Когда разделись, даже и не припомню. Упали в постельные объятия и понеслась, родимая, по кочкам.

И в каких позах мы не сношались. И раком Таня стояла, и сверху садилась на меня, и на боку лежала, и на спине. Казалось, что мы потеряли весь стыд. Да какой стыд в половых отношениях. Здесь всё естественно. Просто молодые старались познать что-то новое, узнать какие-то новые позы, испытать новые чувства, новые ощущения. Танька раз за разом кончала и потому текла, словно прохудившаяся посуда. И я пару раз кончил, но тут же восстанавливался и снова входил в Таню.

Силы человека не беспредельны. Устали, обнялись и провалились в сон. Сон исцеляет, позволяет накопить силы, чтобы потом заниматься приятным делом. Выспишься такой, просыпаешься, рядом пухлая девичья попа. Голенькая. И ты уже знаешь, чем будешь заниматься в ближайшее время.

Проснулся рано, как обычно. Надо корову выгнать в стадо, поросят накормить, кур выпустить в загородку, зерна им сыпануть. Дел полно. Но все дела откладываются на потом, когда рядом с обой лежит девчонка. Голенькая. И попа так зазывно торчит. Таня спит на животе, попа выпирает. Да идут они, эти животины, куда хотят. Тут такое дело, которое не терпит отлагательств. Каждый упущенный момент не вернёшь. История вспять не поворачивает.

Целую Танину шейку, спину, до попы добрался. Таня мурлычет что-то в полудрёме. Ежится от щекотки, когда провожу по её телу языком. Растянул ягодички, рассматриваю, любуюсь на то, что они перед этим прятали. И у тани пропало вчерашнее стеснение. Напротив. Она приподнимает зад, чтобы мне было видно лучше и больше, раздвигает ноги. А я всё не могу наглядеться, не могу перестать ласкать эти её прелести. И елдак торчит. Можно и вставить, благо раздеваться не надо, спали-то голыми.

Таня покрутила задом, чтобы все складочки разместились на члене как надо. Вставляешь, а хуй тянет за собой малые губки. Неприятно. Настроились и не спеша, даже несколько лениво начли двигаться, постепенно ускоряясь.

Кончил, встал с постели. Таня тоже не осталась без своей порции. Оргазм, по крайней мере, был бурным.

— Ты куда?

— Хозяйством надо заняться.

— Я поваляюсь?

— Лежи. Тебя дома не потеряют?

— Некому. Одна бабка дома. Скажу, что у подружки заночевала. Может тебе помочь?

— Лежи, отдыхай. Я с хозяйством управлюсь, кормить тебя буду. А не то отощаешь, сил на останется. Как без сил будешь мне давать?

Смеётся

— На это сил хватит. Тогда встаю, завтрак приготовлю. Это мужикам силы надо набирать. А женщинам что? Раздвинула ноги да лежи.

Пока с хозяйством управлялся, Таня в баню сбегала, помылась, на кухне хлопочет. Я приставать начал. Гонит от себя

— Не мешай. Поешь, тогда всё остальное.

И растянулось у нас всё остальное на весь день. Мы и раздевались, чтобы в постель лечь, и одетыми занимались еблей, лишь задирали Тане подол. И лёжа еблись, и сто, и раком. Всяко, короче. И к вечеру уже пресытились. Надо сделать перерыв, иначе наступит отвращение. Таня собралась домой.

— Не провожай, сама дойду. А то сплетни пойдут. Вечером на пятак придёшь?

— А ты там будешь?

— Спрашиваешь.

— Тогда приду.

— А твои родители когда вернутся?

— Обещали сегодня вечером, а там кто знает.

— Ладно, придумаем что-нибудь.

Таня поцеловала меня

— Не скучай.

Проводил приобретённую любовь, поделал кое-что по хозяйству, в баню зашёл. На верёвке висели Танины трусики. Забыла? Или оставила специально, место пометила. Смешно стало. Ну да вечером отдам и заставлю при мне их одевать.