1. Понедельник. Встреча

Сейчас мне 40, всю жизнь прожила в Москве. Работаю коммерческим директором крупной посреднической нефтяной компании, входящей в совсем уж крупнейшую, о которой как раз сейчас каждый день по телевизору говорят. Сын учится в одном из престижнейших ВУЗов страны, дочь в этом году будет поступать в институт, тоже не самый последний. Муж занимает очень хорошую должность, живем с ним душа в душу. За исключением того случая – той недели – мужу никогда не изменяла, да и желания такого не возникает. Он вообще был первым моим мужчиной. Правда всё, относящееся к SM, меня возбуждает, но дальше разглядывания картинок, условного самосвязывания и легкой самопорки я не продвинулась. Очень завидую современной молодежи, у них столько информации...

История эта произошла со мной лет 10 назад, в начале 90-х. Надо сказать, что и сейчас выгляжу очень даже неплохо – иду, зачастую мужики вслед оборачиваются, а лет десять назад вообще все взглядом провожали, такая куколка соблазнительная была. Если бы не боялась, что знакомые опознают, тут бы – на desadov.com – фотографию дала, сами убедились. Роды фигуру даже улучшили, это редко бывает. После сына растяжки где-то месяца через два-три совсем затянулись, а после дочери их вообще практически не было.

Так вот, жила я тогда с детьми на даче. В нашем садовом товариществе мне достался крайний участок, задняя калитка с которого выходила прямо в лес. Иногда утром, пока они еще спали, я ходила за грибами. Очень люблю их собирать. Выключала все чайники-плитки и уходила. Если дети и просыпались, они прекрасно без меня могли одеться.

Был август, но погода была пасмурная, моросил дождь. Тогда про бандитизм в стране разговоров никаких не было, и я совершенно спокойно ходила в лес одна, тем более далеко в чащу не забиралась. Знала бы, как закончится эта моя прогулка, как я отравлюсь еще не собранными грибами, на сколько времени затянется мое выздоровление – ни за что бы тогда не пошла! Но я этого еще не знала, поэтому походила с полчасика, грибов толком не было – одни поганки, лишь несколько сыроежек попалось. Заскучала немного, а потом в голову шальная идея пришла – решила раздеться. Раньше уже так делала, мне это нравилось, хоть никогда голышом к людям не выходила.... Немного боязно, конечно – а вдруг кто увидит, но возбуждает здорово! И еще ощущение свежего воздуха по всему телу, да веточки в самых неожиданных местах щекочут, паутинки тоже... Тогда даже если самая жара, все равно зябко от страха, гусиная кожа, соски встают. Но самые сильные ощущения снизу – жар какой-то, набухает немного, и чуть подмокать начинаю...

Теперь маленькое отступление. Настоящей эксгибиционисткой себя не считаю, на публике свое тело никогда не показывала. Лет в 13, помню, мы с подругой видели мужика, идущего навстречу, а из ширинки у него висело всё мужское хозяйство. Мы тогда очень развеселились. Но вот где-то в шестнадцать я сама тоже начала испытывать тягу к раздеванию. Мы тогда жили с бабушкой, и дома всегда кто-то находился. Она, наверное, очень радовалась, что я такая послушная и готова ходить по магазинам, даже сама иногда это предлагаю. А я, выходя из квартиры, снимала с себя трусы и так шла на улицу. По правде сказать, и сейчас так иногда делаю, трусики просто не надеваю. А когда девчонкой была, то на обратном пути из магазина, зайдя в подъезд, подолгу там стояла, задрав юбку и расстегнув блузку. Когда это перестало возбуждать – где-то месяца через два-три – стала раздеваться полностью. Стою голая и прислушиваюсь, чтобы не стукнула входная дверь, или не щелкнул замок. В подъезде посередине лестницы проходила шахта лифта, за нею без проблем можно было спрятаться (значительно позже мы с будущим мужем несколько лет до свадьбы занимались в этой нише сексом). Когда стукала дверь, я быстро одевалась и шла домой. А еще, когда моя двоюродная сестра была еще маленькой, я заманивала ее в заросли малины и заставляла раздеваться, выменивая одежду на шоколад. Еще могу добавить, что девственность потеряла в семнадцать, но не с будущим мужем, а со свечкой. Не очень вас всех шокирую своей жуткой извращенностью?

А тогда, в лесу, я решила, что в понедельник ранним утром вряд ли хоть одну живую душу встречу. Так что подальше от участков отошла и принялась раздеваться. На мне была старая армейская плащ-палатка и обычная одежда. Ниже пояса заголилась полностью. Попеременно стоя на одной ноге, сняла джинсы, колготки, трусы, сложила всё это в корзину. Верх снимать не стала, только через рукав лифчик вытянула, расстегнула кофту с ковбойкой, на спину их сдвинула, грудь оголила. Потом скинула на землю плащ, к дереву прислонилась, подняла лицо под редкие капли дождя с веток и закрыла глаза.

Очень приятно чувствовать свою обнаженность, свою беззащитность. Конечно, сразу представила себе, что толпа людей на меня смотрит, но это были только мечты – я же никогда не решусь на народе голышом себя показать! Но безумно здорово слышать шум леса и чувствовать падающие на тебя холодненькие капельки. Простояла так несколько минут и представила себя со стороны. Не понравилась себе. Резиновые сапоги на голых ногах, чуть посиневших и зашершавившихся от холода, на локтях – скомканная одежда. Решила зайти в лес еще поглубже, раздеться полностью, постелить плащ и лечь на него, раскинув руки-ноги...

Видимо, очень я увлеклась своими мыслями, потому что лишь в самый последний момент голоса услышала. Только-только успела схватить с травы плащ, накинуть его на себя и запахнуться, как встретилась лицом к лицу с соседом, Игорем. Это они с другом спозаранку прогуляться пошли – всю ночь с их участка музыка гремела, видно решили оторваться и водочку попить, пока родителей не было. Игорь лет на 10 младше меня, ползающим карапузом его помню, а как подрос, редко на даче показывался. Как приятеля его зовут, забыла уже. Сейчас со всех сил пытаюсь вспомнить, даже голова заболела – кажется, то ли Саша, то ли Женя, я всю жизнь почему-то эти имена путаю. Так что дальше давайте буду его тут Женей называть. Надеюсь, если он этот рассказ прочитает, и окажется, что я ошиблась, то не обидится (это шутка, конечно). Надеюсь, что шутка – Марк, ты хоть понимаешь, как я рискую, что разрешила из своих писем рассказ слепить и опубликовать? Ведь всё так узнаваемо – дальше некуда!

Я отнюдь не карлица – 176, но они больше чем на полголовы выше. Игорь спортивный такой парень, накаченный, красивый даже – гроза девчонок почти, будь я помоложе, запросто запала бы на него. И голос бархатистый такой, просто сразу обволакивающий, обворожительный совершенно, я даже похожего больше ни у кого не слышала. Вот только глаза подкачали – прищур какой-то хамоватый, чтоб ни сказал, да и просто, когда молчит, кажется, что издевается над тобой. Женя тоже высокий, с Игоря, но худой, нос острый, да и всё лицо неприятное, хищное, злое даже. Или мне это сейчас так кажется, после того, что тогда случилось?

Считать умеете? Мне тогда около 30 было, им, выходит, по 20. Видок у парней помятый, видно, хорошо погуляли. От неожиданности моргали на меня долго, никак не могли понять, откуда я взялась. Долго переводили взгляды с корзинки на меня. А я, дура, всю одежку так и положила в корзину, ничем не прикрыв – кто ж ожидал, что нос к носу с кем-то столкнусь? Постепенно начали мы приходить в себя. Даже разговор завязался, раньше-то мы только здоровались по-соседски. Что они в лесу делать собирались, несложно догадаться – никакой емкости для грибов у них не было, зато из кармана бутылка водки торчала и сверток какой-то с закуской.

Предложили мне выпить. Я вообще-то водку не пью практически, да еще и утром, а тут как черт попутал, согласилась – замерзла же, да и напряжение хотелось снять. И вправду так хорошо стало, расслабилась. По телу тепло пошло, да и разговаривать стало проще. Они тоже выпили. Поговорили немного, еще наливают. Протягивают. Еще выпили, потом еще, покурить захотелось. Потянулся ко мне Игорь с зажигалкой, а второй рукой, вроде как случайно, вроде как равновесие не удержал, полу плаща отодвинул. Действительно такой вид, что случайно, да только ухмылка его вечная, будто приклеенная, подвела.

А на мне же на самом деле не плащ нормальный был, я уже писала, а армейская плащ-палатка – неудобная, без рукавов. Изнутри его запахнутым держать я к тому времени почти перестала – нечем было: в одной руке сигарета, а в другой бутерброд. Так что без проблем он его «случайно» распахнул. Не случайно, конечно, это «случайно» было, я еще заметила, как он, для проверки должно быть, перед этим в корзинку мою зыркнул, где все тряпки лежали, так ничем и не прикрытые.

Как Игорь плащ-палатку распахнул и убедился, что догадка его верна, что под плащом я без малости совсем голая, меня сразу стыдом обожгло. Хоть и пьяная была, а вспыхнула сразу, локтями попыталась плащ запахнуть, а ничего не получается. Тогда просто нагнулась, чтобы толком не было видно почти ничего. Почему-то не сообразила, что руки освободить можно – бутерброд положить куда-нибудь, а сигарета вообще не мешает – и руками хоть полы запахнуть. Не столько того засмущалась, что они меня голышом увидели, а того, что могли решить, будто я извращенка какая-нибудь, это меня тогда почему-то больше всего взволновало. Тем более, он же младше меня, снизу вверх должен смотреть, чуть «тетей Леной» не называть, а уж по имени-отчеству точно – это тоже непонятно отчего важно тогда для меня было...

А надо сказать, я уже подмерзать начала, Игорь как глазами по моему телу прошелся, это тоже заметил. Всё с той же ухмылкой улыбнулся слегка и говорит, что лучше нам пойти к ним домой и там продолжить, а то я, наверное, скоро в ледышку превращусь. Почему тогда согласилась, почему тогда пошла как корова безропотная, не пойму до сих пор, но не из-за холода всё же, наверное. То, что пьяная была... это, конечно, тоже роль сыграло, и немаловажную, но тоже не из-за этого. Скорее потому, что уже когда раздевалась, как бы призывала приключения на свою голову и струсить было бы малодушно. И еще, вероятно, потому что от своей наготы, от их взглядов возбуждена была уже сверх всякой меры, чувствовала, как чуть не хлюпала при каждом шаге, как по ногам капельки стекали, как под животом просто огнем жгло.

Взял Игорь меня за руку и повел за собой. Так и шли: сосед, рядом чуть позади я, а с другой стороны от меня на полшага впереди Женя, несущей мою корзинку. Плащ я уже не держала, он развевался, периодически обнажая тело, парни все время глаза косили. Причем они же близко были, сразу всю меня разглядеть не получалось. Они поэтому то просто вбок посмотрят, подождут, когда при очередном шаге груди оголятся, то вниз глаза переведут, чтоб при следующем движении живот с лобком увидеть. Сначала еще тайком, а потом, как видят, что я вроде бы как внимания не обращаю, открыто смотрели, даже нагло. Еще при этом губы облизывали. Я тогда иду и думаю: «Ну, хочется – смотрите! Да вот она я! Ну, нравится на меня глядеть?! Так на здоровье!». Стыдно, конечно, так я стыд еще специально преодолевала, даже не преодолевала, а наоборот – растравляла в себе, чтоб еще жарче в голове стало. И не только в голове, в других местах тоже... Даже хулиганила – нарочно то локтем, то коленкой плащ поддену, чтоб лучше распахивался – «Эх, где наша не пропадала!». Хмель всякий давно выветрился, но завелась от этих взглядов так, что прямо по дороге чуть не кончила! Еле свой средний палец на левой руке удерживала – он у меня для таких дел самый любимый. А уж какая мокрая стала, об этом только что написала...

У них тоже калитка в лес с участка, так что дорога много времени не заняла. В дом зашли, а там тепло, хорошо. Я стою, голову опустила, вроде как чуть опомнилась: «Что же я делаю, дура?». Но долго простаивать мне не дали, Игорь подошел, плащ раздвинул и прижал меня голышом прямо к своей мокрой куртке. Начали целоваться, вот тут я совсем поплыла, все-таки парень он симпатичный. Чувствую, сзади плащ приподнимается, и Женина рука скользит по внутренней стороне бедра, а вторая рука пытается колени раздвинуть, да еще щипаться пристроилась, больно, между прочим. Я еще плотнее зажмурилась и – «Чего уж теперь!» – сама отодвинула ногу в сторону. Глаз больше не открывала. Меня провели в комнату, раздели и положили на кровать. Кто из них был первым, а кто второй – не скажу. Помню только, что было всё точно во сне. Я кончала и кончала. Даже под конец закинула ноги кому-то на спину. Мне было хорошо и, наверное, совсем не стыдно. Что со мной тогда произошло?.. Я же была совсем не такая, а тут черт попутал...

Кончали они мне на лицо, наверное, это их больше возбуждало, а может, хотели просто сильней унизить лежащую под ними женщину, но тогда мне было все равно. Когда на глазах, носу, губах оказалась вторая порция тягучей жидкости, меня оставили в покое. Сколько времени я пролежала в забытьи, не знаю. Начала приходить в себя. Веки не поднимала, как выйти из ситуации не представляла. Слышу, дверь опять открылась, в комнату кто-то зашел и тут же вышел. Приоткрыла глаза – на кровати рядом со мной стоит корзинка с одеждой, другие мои тряпки лежат. Одеваться было тяжело: в голове гудело, руки дрожали. Такого я от себя не ожидала! Мной воспользовались как игрушкой! Но больше сама себя обвиняла: «Как я могла подобное допустить?!».

Покачиваясь, встала, выглянула за дверь. На веранде никого не было. Мужики сидели где-то в глубине участка, курили. Одним словом, ушла я спокойно, меня никто не заметил. Они, наверное, специально ушли, чтобы меня не вгонять в краску. Прошла через обычную калитку, домой пришла с пустой корзиной.

Детишки уже встали, и я окунулась в обычную жизнь. Прибрала за ними, завтрак приготовила, поели. На улицу потом выглянула и решила, что пока мы все-таки дома побудем. В «угадайку» играть стали. Это задумываешь какого-нибудь известного человека, а другому угадать надо, кого именно. 15 вопросов можно задать, а потом еще 3 фамилии. Вопросы только альтернативные – чтоб ответить можно было «да» или «нет», а если фамилии до окончания вопросов всплывают, то как вопрос засчитываются. Очень развивающая игра, думать приучает. Я им, конечно, кого попроще задумывала, а они изо всех сил напрягались. Мне по очереди вопросы задавали. Хоть между собой советовались перед этим, но все равно небольшой драчки не избежали...

К обеду солнышко выглянуло, потеплело. Решили мы втроем прогуляться и в магазинчик километров в полутора от нас сходить. Пошли в другую стороне от "их" участка. Часа два гуляли. Как вернулись, еще от калитки заметила в двери записку. Сын тоже заметил, спрашивает:

– Мама, что это?

Я сразу недоброе заподозрила, первая рванулась. Оказалась фотография «Поляроида». Тогда это был очень модный фотоаппарат. На фото я лежу на кровати голая, ноги в стороны раскинуты, лицо залито спермой. Как я в тот момент не задохнулась? К горлу подступил ком, сказать не могу ни слова, а на фото написано: «приходи вечером, мы тебе ещё покажем» и снизу приписка: «голая приходи». Идиоты малолетние, а если бы кто заметил? Да еще сын что-то цветное увидел и канючит:

– Мама, покажи... Мама, покажи...

Весь оставшийся день вынашивала план мести. Не думала, что они осмелятся показать фото мужу. Решила для себя, что ни за какие коврижки не пойду и видеться с ними уже не буду... Особенно с Женей – похоже, ему нравится мне больно делать, да и сам он больно противный. Хоть Игорь, здраво рассудить, еще ничего. Весь день руки дрожали, рот пересыхал, не понимала, что со мной творится... Вечером, уложив детей и убедившись, что они заснули, пошла в душ. Сначала просто сполоснулась, как обычно. Потом, стоя под струйками воды, об утреннем приключении задумалась, об их требовании дурацком, о том, что никуда, конечно, не пойду, пусть они своими снимками подавятся. А затем вдруг обнаружила, что собственные руки против моей воли сами собой уж очень тщательно промежность моют. Причем не просто подмывают, а еще пальчиками шаловливыми там поигрывают.

Пресекла это безобразие рукоблудное, из-под душа вылезла, вытерлась насухо, в дом вернулась, а потом, презирая самое себя... надела шерстяное платье на голое тело и пошла... Шла, но никак не могла поверить, что это происходит со мной и наяву. Идти недалеко, но в эти пять минут в голове была неописуемая сумятица мыслей, судорожно налезавших одна на другую. Тут и боязнь, что соседи увидят меня, бредущую куда-то вечером... и то, что я, сама того не желая, подчинилась... и еще колючее платье, надетое на голое тело... и чувство наготы... и боязнь того, что меня ждет...

Сейчас, вспоминая и анализируя всё произошедшее, мне кажется, где-то в подсознании я хотела, чтобы меня взяли силой... Но тогда я шла, совершенно не понимая, что со мной творится.

Встретили меня приветливо, как будто ничего и не происходит, а я просто зашла к ним в гости. Парни подготовились – стол накрыт, на нем выпивка, закуска, мясо пожарено, гарнир. Посидели, выпили, всё прилично сначала. Но когда меня немного развезло, Игорь достал фотки и начал из своих рук показывать. Их было много. Когда они только успели – я же утром никаких щелчков не слышала. Везде я, конечно, и в разных ракурсах, один другого хуже. Сказал, что будет выдавать по одной штуке за вечер, и чтобы я готовилась на неделю. На этом месте голос его изменился, бархатистость исчезать стала, начали проскакивать хозяйские нотки. Грубо спрашивает:

– Тебе писали, чтоб голая пришла? Почему одежда на тебе? – за коленку берет, в сторону отодвигает, сам нагибается под подол заглянуть. Понял, конечно, что под платьем у меня ничего, улыбается довольно. Но с усмешкой мне:

– Плохо видно. Встань и сама покажи.

Я чувствую, как вся пунцовая становлюсь, но как сомнамбула со стула поднимаюсь, к нему два шага делаю, за край юбки берусь и к груди подтягиваю. Женя, конечно, тоже подошел. Смотрят изучающе. Потом Игорь по бедру мне проводит, по внутренней стороне – от коленки вверх, а Женя по животу спускается, волосики перебирает, дергает за них, сначала слегка, потом больно. Стою, не шевелюсь. Только закрыла глаза от стыда, что я, 30-летняя женщина, имеющая двоих детей, перед юнцами вот в таком виде позорном стою. Еще голову вниз опустила. А Игорь руку мне между ног сует и спрашивает:

– Чего ж ты не подмылась? Мокрая вся, – а Женя смеется, и сам туда же пальцами залезает.

Я было рот открыла, чтоб возразить. Чтоб сказать, что чистая вся, что из душа только что, что чуть не полчаса там отмокала, причем как раз в промежности особенно тщательно, а потом только сообразила, что это они просто издеваются. Но сама же чувствую, как теку. Возбуждена страшно, лицо горит, дыхание неровное, чуть не с хрипами. А под животом обжигающие волны пульсируют. Поэтому толком и не соображаю ничего.

– Ну ладно, – кто-то из них говорит, – снизу молодец. А сиськи, случаем, не обула? Покажи тоже.

У меня уши заложило, через гул какой-то, словно через вату слова доносятся. Отчетливо сознаю, как унизительны мои действия, но почему-то хочется подчиняться. Сверху пуговицы до пояса расстегиваю, к плечам платье распахиваю. Груди они в четыре руки стали трогать, каждый свою. Игорь просто мнет, а Женя как-то садистски – по-особому сжимает у корня, скручивает, да еще пальцем вокруг соска водит. Это уже не щекотно в таком состоянии, а так заводит, что, кажется, замычала даже. Не только не отодвигаюсь, наоборот, вперед выгнулась, сама им подставляюсь.

Потом Игорь за руку меня берет, в комнату заводит, на кровать толкает. Я спиной падаю. Подол вверх взлетает, выше середины бедер. Чувствую это, но не оправляю – глупо уж совсем было бы в такой ситуации, ясно же, что они от меня хотят. Женя в дверях стоит. Приказал раздеться. Грубо очень приказал, примерно, думаю, как конвоир заключенному. Начала снимать платье. Лежа это не так-то просто... пришлось извиваться, ногами по сторонам водить, на мостик привставать... эта картина их, наверное, еще больше возбудила. Стащила, наконец. Лежу голая совсем. Вытянулась в струнку, как солдатик, зажмурилась изо всей силы, жду, что будет. Но непроизвольно одной рукой лобок прикрываю, другой груди, хоть только что сама платье перед ними и сверху и снизу распахивала. Ну... просто женская реакция такая...

Приказали открыть глаза и смотреть на них. А они на меня глядят внаглую и еще усмехаются. У Игоря ухмылка эта приклеенная, он с ней и сделать ничего, похоже, не может, а у Жени просто мерзкая. Сильнее ладони в себя вжала, подергала еще ими, чтоб лучше прикрыться. От этого они совсем до ушей улыбки свои растянули, приказали руки за головой сцепить и ноги раздвинуть. Так и сделала. Молчат, любуются, малолетки чертовы. Не торопятся, решают, видимо, полной чашей всё испить. Стыд меня просто сжигает. Красная лежу как рак, губу нижнюю прикусила. Никогда прежде мне не доводилось испытывать такого унижения. Утром все-таки по-другому было, быстро, вроде невзначай, я тогда опомниться не успела, как под ними оказалась. И тогда ведь как-то случайно получилось, само собой, а тут я добровольно пришла, заранее зная, что из этого выйдет, а это совсем другое.

Лица у них довольные. Приказали развести ноги, послушалась, конечно. Туда уставились, похохатывают, а я совсем от стыда горю. Потом шире велят, потом еще шире. Я честно старалась, даже руками под коленями прихватила, к плечам тяну, но дальше некуда – больше не раздвигаются. Да и чего уж было стесняться после всего того, что я тут перенесла. От напряжения начали болеть мышцы в паху, заныла поясница. Игорь нагнулся, пальцем по влагалищу провел, поднял его к свету, улыбается, что мокрый, о мой нос вытирает. Я-то давно потекла, еще тогда, когда по участкам к ним перлась. А сейчас даже чувствую, как пятно подо мной расплывается. Можно подумать, он только сейчас мое состояние заметил, а не тогда, когда я платье перед ними задирала, а они вдвоем между ног меня лапали.

Спросили, можно ли в меня кончать. Я недавно спираль вставила, так что можно было. Но не было сил, да и желания что-то говорить, поэтому просто кивнула. Прекрасно понимала, конечно, что они будут делать, да, наверное, этого в душе желала, но как порядочная замужняя женщина головой противилась этому. Но только головой, к сожалению. А не она мои действия тогда определяла...

Игорь первым, не раздеваясь, только выпростав из ширинки член, навалился на меня. Несколько мгновений только, и я кончила, а он вроде бы этого даже не заметил – все-таки ногтями-то я в него не вцеплялась, да и не выла как припадочная, только в самый-самый момент ногами его задницу обхватила и крепче в себя вжала. А он просто грубо трахал меня, правильнее слова не подберешь. Член у него был не великанский, но всаживал он его с силой, всем весом. Кончить от выпитого он долго не мог, а может мне просто так показалось, но я сумела еще второй оргазм поймать, уже одновременно с ним постаралась подгадать. Но только почувствовала, как в меня вливается сперма, как Игорь сразу обмяк.

Встал с меня, взял приятеля, пошли ещё выпить, а я лежала и отдыхала. Так хорошо было, расслабилась... Помню, подумала было прикрыться, а потом махнула рукой – зачем? Все равно на меня голую им уже не впервой смотреть, да и мне в таком виде лежать перед ними – тоже.

Минут пять-десять прошло, в комнату Женя заходит. Один. Покачивается.

– Закемарила, сучка? Обленилась совсем? – и по щеке меня бьет.

У меня от неожиданности голова так набок дернулась, что там, вроде, даже хрустнуло что-то, а от несправедливости наказания – за что? – слезы сразу. Тем более, щенок так с взрослой женщиной обращается. Тем более, такой, что на него ни одна девчонка не посмотрит, а тут покуражиться спьяну решил.

– Вставай! – пальцами крепко меня сзади за шею сжимает – от боли даже взвизгнула – и вперед с кровати потянул, оказалась я перед ним на коленях.

– Ну! – в рот требовательный член уперся, не очень чистый, мочой пованивал, да и от паха перебродившим потом несло.

Специфический такой запах, резкий, вроде как противным должен быть, но на самом деле возбуждал тоже. Несмотря даже на пощечину возбуждал, несмотря на его поведение хамское. Особенно сильно тянуло от кожи в промежности – между мошонкой и ногами, там еще светлые катышки грязи заметила. Подумала еще: «Интересно, меня в якобы неподмытости обвиняли, а он сам моется хоть когда-нибудь?». Зато чувствовалась настойчивость этого парня, хозяйственность какая-то, спокойствие полное. И жесткость – очень твердо и грубо моей головой водил. Но я не протестовала уже, открыла рот и сделала минет, проглотив сперму. Он, вроде бы, даже подобрел. Во всяком случае, больше не дрался, только меня по щеке поощрительно потрепал, потом по груди болтающейся – мотнул ее пару раз, еще за набухший сосок дернул, затем дверь открыл, вышел. Должно быть, водку дальше пить. А я на коленях осталась стоять. Во рту был вкус спермы. И по ногам она текла, между ними было мокро и противно.

Огляделась по сторонам, вытереться было нечем. Хозяйское белье взять не решилась, а свое платье пожалела, я же не Моника Левински. Размазала сгустки этой склизкой дряни по ногам в надежде, что скоро высохнет, потом влажные липкие ладони друг о друга потерла. Тут из комнаты голоса поддатые – меня зовут. Я-то в этот момент надеялась, что на сегодняшний день свое отработала, но похоже, ошиблась. Встала, надела платье, вышла на веранду. Они за столом сидят. Посмотрели на меня, удивленные лица сделали, переглянулись, Женя у Игоря спрашивает:

– Врезать что ли этой дуре безмозглой? – и привстает уже, я в сторону отпрянула.

Игорь тогда ему:

– Погоди, – а потом ко мне обращается:

– Что-то на тебе, кисочка, больно много напялено! Чтоб в нашем присутствии больше никогда не смела на себя что-нибудь натягивать. Иначе фотографий не получишь. Мы на тебя только в натуральном виде смотреть всегда хотим! Быстренько чтоб голяком, кисочка!

Это он тогда меня в первый раз так назвал – «кисочка». Очень обидно прозвучало. Ведь они оба на десять лет меня младше, а «кисочка» эта вроде как сверху вниз звучит, как к девочке какой-нибудь несмышленой обращаются. Но это я уже потом поняла, когда поздно обижаться было. А тогда от Жениных угроз, главное же – от этого приказа, сразу в краску меня кинуло. Это же просто ужасное требование, что голышом. Дело даже не столько в том, что я их стеснялась, хоть и это было несмотря на то, что во всех видах я им себя уже демонстрировала. Но весь ужас-то в чем – окна там огромные, во все стены, занавески на них раздвинуты, а на веранде свет яркий уже включили – темно ведь за это время на улице стало. А одна стена, самая большая, там на дорогу довольно оживленную выходит, и всем, кто по ней идет, прекрасно видно, что на веранде происходит. Причем ладно бы я в каком незнакомом месте была, а тут ведь меня каждая собака знает. Представляете, что было бы, если бы меня хоть кто-нибудь опознал?

Могла бы, конечно, отказаться – развернуться и с гордо поднятой головой домой пойти. Сомневаюсь, что серьезно бы меня Женя избил. Но удерживало что-то, не только пресловутые фотографии, которые они мне отдать должны, но и в подсознании как на привязи к ним себя ощущала, непонятно почему так. Ладно бы еще Игорь – хоть симпатичный парень, а Женя ведь почти урод, да еще злой, жестокий. Может быть, удерживало то, что уже сама пришла сюда, причем в колючем платье на голое тело, причем, зная заранее, что со мной делать будут. Или хотелось почему-то еще больше унизиться перед ними, совсем подстилкой послушной стать, чтобы от этого какое-то извращенное удовольствие получить, не знаю...

Вернулась в темную комнату, сняла платье. Присела на корточки и на карачках попрыгала к столу, как лягушка почти – парни в лёжку, за животы даже схватились, в меня пальцами тычут, надрываются буквально. А мне что было делать? Встану в полный рост – буду перед всем поселком как на картине, да с подсветкой для большей четкости и определенности – мол, Ленка перед пацанами совсем стыд потеряла, в Москве, небось, на панели подрабатывает. Доползла до стула, вижу – решили еще надо мной приколоться, сиденье с него убрали, одна рамка четырехугольная осталась. Пришлось на нем устроиться как курице на жердочке.

Как уселась, решили все-таки выяснить, что за птичка в их клетку попалась. Сначала еще нормальные вопросы шли, это в основном Игорь спрашивал. С кем тут на даче живу? Отвечаю, что с детьми. Сколько их, возраст? Не развелась ли? Почему тогда муж на даче не показывается? Говорю, что работает, на выходные только. Почти что светская беседа пошла, даже «кисочки» не было, просто «Лена». Расслабилась и как-то по-хорошему решила с ним, все-таки знакомы же. Постаралась не думать, в каком виде тут сижу, и что со мной только что делали. Вспомнила, как он малышом песок на улице перекапывал после дождя, чтоб лужи спускать, и ручейки в нужную сторону текли, как забор сломал, как на яблоню забрался и спуститься боялся, орал на весь поселок. Хоть он и улыбнулся пару раз, но долго ностальгировать мне не дали, Женя инициативу перехватил.

– Мужик-то твой тебя сношает? – он, конечно, грубее спросил, не «сношает», матом.

Я молчу. Чувствую, что он в другую сторону разговор хочет перевести, чуть подрумяниваться от такой темы начинаю.

– Когда тебя, спрашивают, отвечать надо. Ясно? – и со стула угрожающие приподнимается.

– Да, – отвечаю.

– Что «да»? Ясно или сношает?

– Всё да, – краснею.

– Тебе его мало что ли? Дырка слишком прожорливая? – хохочет. Противно очень смеется, рот у него тогда перекашивается, редкие желтые зубы показываются, вроде лошадиных, а сам на сыча какого-то похож становится.

– Нет, хватает.

– Со всеми подряд сношаешься? Любовников целое стадо? – тут он тоже не «сношается» сказал и не «любовников».

– Нет. Никого нет. Кроме мужа, – уже, чувствую, заметно покраснела. Понимаю, что мои ответы не очень соответствуют поведению. Но ведь правду говорю! А как я в это приключение втянулась, сама ведь не понимаю. Женя, похоже, тоже не очень-то поверил:

– Врешь ведь! Что ж ты, коли такая вся из себя замужняя, да приличная, голышом по лесу бегаешь? Мужика ищешь? И что ж ты тогда к нам сама сношаться прибежала?

Молчу, уже совсем багровая сижу. Ну, что тут ответить? Рассказывать, как приятно, когда капельки воды с деревьев на голое тело падают? Как веточки, свисающая с них паутинка, березовые листики, сосновые иголки обнаженную кожу щекочут? Говорить, что одно только ощущение того, что тебя могут нагишом увидеть, каких-то эмоций добавляет, что от этого кровь игристей становится? Глупо же... Ведь они еще мальчишки примитивные, не поймут этого...

Тут Игорь за меня вступился, даже не ожидала:

– Жень, отвяжись от нее. Давай лучше выпьем.

Гулянка пошла своим чередом, про меня лишь изредка вспоминали. Друзья шутили, выпивали, подшучивали. Заставили, например, в их рюмки сразу два соска опустить и груди вроде как подоить, чтоб водка была «с кисочкиным молоком», так Игорь сказал. Молока, конечно, никакого не было, я же лет семь назад дочку кормить перестала, тогда они сами в четыре руки «подоили», одну рюмку даже спьяну разбили. Игорь по грудям мягко проводил, почти что нежно, а Женя до боли сжимал, я пискнула даже. Соски от «дезинфекции» в водке немного пощипало, но не сильно... Мне тоже наливали. Кроме водки на столе никакой выпивки не было, поэтому я редко, но тоже прикладывалась, внутреннее напряжение снимала. Так продолжалось не меньше часа. Они прилично опьянели, а я беспокоиться начала, все больше и больше: что еще пьяные мужики надумают. И сидеть было безумно неудобно, на ягодицах рубцы образовались от рамы стула, приходилось постоянно позу менять.

Вижу, Игорь уже настолько окосел, что у него глаза начали закрываться, а голова на стол падать. Решилась тогда про фотографию напомнить. Женя встал тогда, качающейся походкой в комнату прошел и вернулся, держа снимок в руках. Подошел к двери на улицу, открыл ее, кивает мне:

– Пошли, – и сам выходит.

В комнату тогда метнулась, платье схватила, прикрылась им и, согнувшись, за ним рванула, чтоб как можно скорей в темноте оказаться. От перепада освещения ослепла сразу и никак не могла понять, куда этот парень делся. Потом только услышала звук струи и догадалась, что он писает где-то рядом. Как стихло, меня зовет. Осторожно ступая – все-таки босиком была, да в темноте – подошла. Облокотился он на меня, чтоб не качаться, лапать стал. Первым делом, как платье у меня в руках нащупал, забрал его и себе на плечо повесил – на мне оно ему мешало по всему телу руками гулять. Груди поворошил – то сожмет, то по сторонам покачает, потом на живот переместился, в пупке поковырял, ягодицы огладил, лобок, затем в промежность переместился, приказал еще ноги раздвинуть, чтоб свободней мог во влагалище свои жадные пальцы всунуть. Затем за попу обнял, пальцами в анус забирается, а сам целоваться полез, в рот мне язык свой просовывает, а от него перегаром за версту несет. Да и вообще он противный, как лицо его вспоминаю, слова, действия – передергивает. Ну, отстраняться-то все равно глупо, так что тоже обняла его, прижалась...

Как вдоволь налапался и нацеловался, взял меня за затылок, голову вниз наклоняет, к члену – он его так в ширинку и не убрал после того, как отлил. Неприятно все-таки – когда мужу минет делала, всегда его перед этим подмыться заставляла. А тут ведь еще капельки мочи не высохли. Но пришлось, конечно, отвращение побороть, приоткрыть рот и между губ член пропустить. Орган был мягкий как тряпка и никак не хотел вставать. Старалась, как могла, как умела. Посасывала, языком уздечку щекотала, рукой по стволу водила, яички поглаживала. Усилия не пропали даром – головка стала наливаться, сосиска твердеть. Первой я это почувствовала, потом он пальцами потрогал, удостоверился. Велел тогда спиной к нему повернуться, наклониться, а своего ненаглядного во влагалище заправил. Качал быстро, сильно, а меня старался как можно ниже наклонить. Руки с колен убрать пришлось, о землю ими опереться, даже на носки приподняться. От такой позы кровь к лицу прилила, а тело затекло сразу, поясница заныла, ноги сводить начало. Удовольствия никакого, минуты вечностью казались. И когда он, наконец, застыл, прижался к ягодицам и кончил в меня, громадное облегчение испытала. Распрямилась, взяла член в руку и аккуратно поглаживать стала. Парень меня даже похвалил, отдал фотографию и, на прощание потрепав пальцами клитор, ушел в дом, унося мое платье.

Идти за одеждой в дом не рискнула, там ведь еще Игорь сидел, кто его знает, что опять-таки придумает, а заветная фотография уже у меня в руках. Так что решила пробираться до дома как есть, голышом. Глаза к темноте уже привыкли. Пошла соседними огородами через два участка, благо на них по будням никого не было, да и заборы не стояли. В баньку свою забралась, но вода в душе уже остыла, так что подмыться пришлось едва теплой струйкой, но, несмотря на это, получила огромное удовольствие, остудив свой истерзанный орган. Завернулась в полотенце, дошла до дома, достала ключ из-под крыльца, проверила детишек, в щечки их по привычке чмокнула, сама пошла спать. Но вот заснуть удалось не сразу, в голове путались мысли, начиная с воспоминаний о минувшем дне и того, какая я глупая извращенка, до самых главных, пугающих: что будет дальше? Не сразу заметила, что рукой машинально тереблю сосок, а между ног опять становится влажно. И только помастурбировав, сняла, наконец, свое «грибное отравление» и смогла уснуть...

2. Вторник. Продолжение знакомства

Утро было обычным – «мама, полежи со мной», «и со мной тоже», варение каши, одевания, умывания. На улице опять моросил дождь. Дети изъявили желание пойти погулять. Плохо представляя, как они будут это делать в такую погоду, возражать не стала. Проследила только, чтоб они надели плащи с сапожками, и стала с интересом наблюдать, как мои маленькие бродят по мокрому участку, стараясь придумать себе развлечение. Постояв в разных углах и о чем-то поговорив, они скоро вернулись под крышу. С улыбкой спросила, как погуляли, велела раздеваться.

Вот в этот самый момент у крыльца и появились два моих вчерашних приятеля. Сказали, что зашли по-соседски пригласить меня за грибами. Стала объяснять, что не могу – не с кем детей оставить. Спокойно к этому отнеслись, только попросили, чтобы выпустила их в лес через свою калитку. Убедившись, что дети переоделись и сели к телевизору, я наивно взяла ключи от калитки и вышла на улицу. Они ждали в глубине сада. Держа в руках ключи, прошла мимо и, открыв калитку, повернулась к ним, почему-то почти уверенная, что они сейчас уйдут. Разве что маленький червячок сомнения грыз, но совсем малюсенький. Вдруг ни с того, ни с сего вопрос: почему это я опять нарушаю договоренность, и в их присутствии, дрянь такая, одетая хожу?

Надежды мои рухнули. Смотрю на них, что ответить, не знаю. Игорь тогда очередной снимок из кармана достает, из своих рук мне показывает и спрашивает: прямо тут я буду раздеваться, или пойдем куда? Стоим-то мы рядом с банькой, поэтому быстро дверь туда открываю, их внутрь заталкиваю, говорю просящим тоном:

– Мальчики, пожалуйста, чуточку подождите, я через секундочку буду. Дети же все-таки, простите, пожалуйста.

Сказала, и аж противно стало, что так перед ними на пузе извиваюсь, чуть на колени не встала извиняться. Но все равно, сердце сначала замерло, а потом от предвкушения запрыгало, как безумное. Еще даже живот прихватил, будто действительно грибами вчера отравилась. Сама же несусь в дом, проверяю, что ребятня в телевизор уткнулась, говорю им, что душ пойду принять, меня с полчасика не будет. Они молча головами дружно кивают, чтоб только не мешала. Быстро тогда за порог, к баньке бегу, вхожу, дверь на шпингалет сразу, к ним оборачиваюсь. А парни на лавке сидят, лица довольные-довольные, улыбки до ушей.

– Кисочка, джинсики снимай!

Боже, опять эта «кисочка». Игорь должно быть еще накануне заметил, как болезненно я на такое обращение реагирую, потому так и понравилось. Ну, а я в краску. Не столько от начинающегося стриптиза, как от этой «кисочки».

Встала лицом к ним напротив окошка, чтоб за дверью дома поглядывать, сапожки друг о друга скинула, молнию расстегнула. А они на меня уставились. Вроде бы уже раздевалась перед ними, да и голой они меня видели, и не просто голой, а в позах растопыренных всяких, а все равно стыдно ужасно, когда я, взрослая женщина, в метре от этих пацанов стою, и штаны перед их носами должна с себя стаскивать. Подумала тогда даже: а не махнуть ли мне на весь их шантаж рукой, выпроводить из баньки своих гостей дорогих и к детям вернуться?

– Ну, что застыла? Долго нам на твою ширинку расстегнутую смотреть? – это Женя вмешался, даже руку приподнимать стал.

Не так уж он меня угрозой очередной пощечины напугал, как решила: а ведь он прав! В конце концов, ну, еще сегодня на меня голую посмотрят, ну, трахнут еще по разику – что страшного? Тем более, было это с ними уже, не новые мужики какие-нибудь. Кроме того, томление-то я чувствовала. С Женей бы не стала ничего общего иметь, конечно, а вот Игорек... чем-то он меня завлекал, не столько внешностью, хоть и она неплоха у него была, как, скорее, голосом своим... Ну, просто совершенно обвораживающий голос, даже если гадости говорит... Так что брючки стащила. Смотрю на парнишек: какое следующее распоряжение от моих малолетних начальников последует – трусики или куртка со свитером? А они видят, что я на иголках – в окно смотрю непрерывно, и нарочно не торопятся. Начали меня обсуждать:

– Неплохие ножки у нашей кисочки.

– Ага, длинненькие, стройные. А сзади как? Развернись, сучка.

Черт побери, и без них знаю, что ноги у меня красивые. И загорелые после жаркого июля, гладкие. Да сама я тоже куколка рисованная. Тут еще солнце выглянуло, как раз в окошко светит, на меня. Тепло от него на ногах чувствую. Понимаю, что очень хорошо смотрюсь в его лучах, ножки наверняка поблескивают, хоть у самой видок еще тот – сверху бог знает сколько напялено, а ниже пояса только грубые носки деревенской вязки и прикрытые толстой курткой трусы. Отворачиваться, правда, очень не хотелось – дверь дома тогда не могла контролировать. Пришлось, конечно, но все равно головой через плечо крутила, косилась туда. Парни мне ноги огладили, сжалились потом – разрешили лицом к ним повернуться. Только велели еще куртку снять, сказали, что больно длинная, всё заслоняет. Как скинула ее, они переглянулись, пальцами в меня тычут, и в хохот:

– Трусы такие нарочно надела нас подразнить?

Ну, ей-богу, дураки малолетние! Откуда же я утром, когда одевалась, знала, что эта парочка еще до обеда ко мне пожалует и раздеваться прикажет? Ажурное белье у меня, конечно, имелось – не нищенка же все-таки! Не только в Москве было, тут на даче тоже. Кстати, для них тоже надевала, но это потом случилось, в пятницу, еще расскажу. Но, как во вторник с постели встала, и в голову не пришло его натягивать. Так что на мне самые обычные трусики были – белые, хлопчатобумажные, понятно, что чистые, но не новые, даже в двух местах по швам чуть надорванные. Они как раз к этим прорешкам и прицепились. Что, мол, неряха ты, кисочка, во всякой рвани ходишь, нас только позоришь. Чем это я их своими трусами позорю, интересно? Но «это позорище» велели снять.

Если кто-нибудь из женщин читает сейчас этот рассказ, представьте, каково это – стоять перед носом этих недорослей, с которыми-то толком только вчера познакомилась, и самой, добровольно стаскивать с себя трусы, а они на тебя уставились? Да не просто на тебя, а на то самое место, что под трусами прячется. Представили, какая стыдобища? Вся багровая стою, а сердце так и ухает. И от унижения, и от щекотки какой-то – там, между ногами. Даже не щекотки, а горячей пульсации, заводит ведь такой стриптиз... Думаю, что не только меня, любую бы женщину на моем месте – тоже... А как начала трусики стягивать, кинула взгляд вниз, вообще меня в жар кинуло – на перемычке там влажное пятнышко увидела. Еще хорошо, что пацаны на мой лобок вылупились, больше ничего не замечают, а то бы опять на смех подняли. Трусы в кулак скомкала, быстренько их в карман куртки. Надо же, сама не почувствовала, как потекла... Впрочем неудивительно – не до того было.

Стою перед ними голая ниже пояса, а сама в окошко поглядываю – как там мое подрастающее поколение, не выползло ли еще во двор в поисках своей мамочки? Снизу телу прохладно, а выше талии на мне много всего: лифчик, майка, водолазка толстая, свитер, поэтому сверху даже жарко, из-за этого еще сильнее ощущала себя полураздетой, а это куда стыднее, чем совсем уже голой перед ними стоять, как на сковородке себя чувствовала. А парни видят же, что я вся дергаюсь, но специально время тянут. Сначала просто откинулись, полюбовались. И на лобок, и на смущение мое – туда-обратно – с паха на горящее лицо взгляд переводят. Потом живот мне огладили, бедра, в волосиках покопались – то пальцем там пошебуршат, то потянут за них слегка. Затем Игорь говорит:

– Ноги-то, кисочка, не сжимай, широко поставь, – а Женя еще ботинком мне по лодыжкам ударил, больно причем – как раз по косточке попал.

Поморщилась, но смолчала. Только развела, они сразу между ними лезут, во влагалище забираются. И без того стою ни жива, ни мертва, так кто-то из них:

– Теперь повернись, задницу к нам отставь и нагнись поглубже.

Пришлось опять от окошка отвернуться. Но в баньке же тесно, так что, считай, практически им в носы попой уткнулась. Потребовали тогда еще шире ноги расставить, ягодицы руками развести и из стороны в сторону покачиваться, чтоб все мои дырочки то одному в лицо смотрели, то другому. Кровь еще сильнее к голове от такой позы приливает, а позорище просто безумное! Я же не вижу, что они там делают, только чувствую, как меня в четыре руки во всех местах трогают – то половые губы оттянут, то клитор пощекочут, то в анусе поковыряют, то во влагалище. И вновь обсуждают меня. Спокойно так обсуждают, не торопятся мои мучители:

– Дырка-то посмотри, какая глубокая. Раздвигаю, раздвигаю, дна не видать. Как мы там вчера с головой не утонули? – смех.

– Не с головой, а с головкой! – смех.

– Зато задница хороша, упругая, – шлепок по попке, смех.

– Ляжки тоже неплохи, – шлепок, смех.

– А посмотри, как потекла наша кисочка, – палец во влагалище, потом вытирают о бедро, смех.

– Похотник ее тоже затвердел, – по очереди мнут клитор, я от этого подергиваюсь, смех.

И всё в таком же духе. Чувствую, отрываются мальчишки, они же меня на свету ни разу еще не разглядывали, вот теперь и наверстывали упущенное. Наконец, разогнуться разрешили и к ним лицом встать. Это как облегчение восприняла. Не только из-за того, что поясница затекла, а главное – в окошко смогла взглянуть; увидела, что на участке детей нет, дверь в дом закрыта – успокоилась. Велели сверху все снять, сказали, мол, что же ты, кисочка, жмешься, сиськами своими нас до сих пор не порадовала.

Ну, все кофточки-блузочки как-то спокойней было снимать. Уж после того, как они мне одновременно гинекологический с проктологическим осмотром устроили, груди можно не стесняться показывать. Так что быстренько свитерок стащила, водолазку, майку, лифчик сняла. Смотрю на них: что, мол, дальше? Трахать меня будете, наконец, или ждать, пока дети маму по всему участку искать пойдут? А они на меня любуются, языками только причмокивают. Чуть не несколько минут мы в гляделки играли, пока меня опять в краску не вогнали, даже прикрыться руками захотела от этих взглядов, еле-еле удержалась от такой глупости. Затем за соски они уцепились, каждый за свой. Груди в стороны поводили, полапали их, помяли. Потом Игорь:

– Руки подними, – а Женя поддакивает:

– Хенде хох! Сдавайся нам, значит... – по груди с размаху шлепнул; опять смех.

Куда ж еще больше сдаваться? И без того безоговорочная капитуляция, считай. Я же была им полностью подчинена, уже и не помышляла о сопротивлении, они это прекрасно понимали, потому так и куражились. Подняла руки, в потолок сразу уперлась, он в баньке невысокий. На приподнявшиеся груди уставились, на подмышки. Потом Женя вниз взгляд кинул:

– Что же ты, кисочка, сверху бреешься, а мохнатку свою заросшую не обрабатываешь? – дружный хохот, опять багровею. На самом-то деле я лобок с боков немного подбриваю, под купальник, но больше ничего там не трогаю. У меня снизу завитки светлые, немного в рыжину, и щелочка немного проглядывает. Мужу очень нравится, считает, что красиво у меня там – кроме него раньше-то никто из мужчин не видел – а этим малолеткам лишь бы поржать.

– Плечами поводи. Нет, сильнее, чтоб сиськи дергались, – я задвигалась. Груди по сторонам ходят, кожа между ними и около плеч натягивается, неприятное ощущение. Минуты две так дергалась, устала даже, остановилась – думаю, хватит, мол. Вполне достаточно нагляделись, как взрослая женщина перед ними унижается. А они:

– Не останавливайся, – сами же опять назад откинулись, с улыбками такими противными меня голую разглядывают, груди мои колышущиеся. Но тут я хоть в окошко поглядываю.

Надоело им это зрелище, в конце концов. Да и смотреть на мою заскучавшую физиономию с откровенной надписью «ну, долго еще?» тоже, думаю, не слишком интересно оказалось. Велели тогда на колени перед ними встать, ноги раздвинуть, на пятки присесть, корпусом назад откинуться, а руки за головой сцепить. Видно, решили, что я йогиня какая-нибудь или чемпион мира по спортивной гимнастике на крайний случай. Однако, как все-таки постаралась возможно ближе к замыслу приказание выполнить, мои глаза ниже подоконника оказались – только небо видно, ни участка, ни двери дома тем более. Взмолилась тогда, что боюсь, как бы дети к нам не прибежали, а так хоть замечу заранее. Ожидала, что нахамят мне в ответ, а Игорь только хихикнул как-то совсем по-детски, меня за грудь потрепал, потом покровительственно по щеке, потом за нос дернул, и барским тоном милостиво разрешил:

– Знай мою доброту, кисочка. На стол забирайся. В той же позе.

Стол – это громко сказано. Скорее, столик. А еще точнее – просто полочка из двух досок на подпорке, перпендикулярно стенке она была рядом с окошком привинчена, в прошлом году муж соорудил, чтоб было куда пиво поставить и воблу положить. Об этом тогда тоже подумала: знал бы он, как дело его рук использую, как я тут перед этими школярами себя демонстрирую, что выкаблучиваю... Бутылка-то с рыбой на полочке без вопросов помещались, а я все-таки немного побольше. Да и потяжелей – как бы вместе с ней на пол не грохнуться...

Взгромоздилась туда аккуратненько, чтоб не сломать ничего. Головой, правда, почти уперлась в потолок. Участок и дом с такой высоты видны прекрасно, даже боковым зрением. Но чтобы на этой жердочке поместиться, пришлось куда шире ноги развести, чем на полу это делала, чуть не на шпагат. Сижу ни жива, ни мертва. Вся горю от стыда, чувствую, даже на шее и груди пятна выступили.

Унижение, которое тогда испытала, не могу забыть и сейчас. Как вспомню, сердце куда-то вниз ухает, румянец выступает, просто не могу понять, как тогда вытерпеть сил хватило. Не просто эксгибиционизм, а какая-то сверхобнаженность, почти что, как всю кожу с тебя содрали и в таком виде на обозрение толпе выставили. Все предыдущие акты проходили или в темноте, или хоть не так вызывающе. А сейчас как на витрине в музее. Солнце еще меня освещает, причем как раз спереди, вся как на ладони. Вниз взгляд кинула – волосики на лобке вообще блестят и сияют. А ноги ведь до предела раздвинуты, губки все тоже разошлись, да на свету, да сижу высоко. Такая стыдобища, дальше некуда...

Пацаны встали, вокруг меня походили, осмотрели со всех сторон. Нагнулись еще, чтоб между ног разглядеть. Легкими движениями соски потеребили, выступивший клитор по очереди пощекотали. Потом, вдоволь налюбовавшись, как взрослая красивая баба перед ними голяком сидит и всякие свои неприличности им в глаза выпячивает, приостановились. Игорь с грудями играет и на меня в упор смотрит, а Женя сзади зашел. Под попой ладонь просунул и стал промежность ощупывать, не спеша, все складочки пальцами перебирая, потягивая за них, дергая, всюду между ними пальцами проводя. Было похоже на обследование в гинекологическом кресле. Удовольствие такой осмотр не доставлял, еще бы – хоть одной женщине в смотровом кабинете нравится, интересно? Но противиться никак не могла...

Руки уже опустила, конечно, за полочку держусь, плечом к стенке привалилась, иначе бы на своем курином насесте не удержалась. Хоть блаженства от его руки и негусто, но унижение ведь возбуждает. Просто неимоверно хочется, чтобы они, наконец, меня взяли! Особенно хотелось Игорька в себе ощутить, и чтоб он своим обволакивающим голосом говорил непрерывно, всё равно что именно, но говорил, говорил... Физически ощущаю, как это будет, как он в меня войдет, а потом уже и Женю можно вытерпеть, бог с ним... Низ живота сам по себе в предвкушении поджимается и подергивается. Снизу будто костер подо мной горит, и прямо Ниагарский водопад извергается. Понимаю, что Женя это чувствует прекрасно, еще стыднее за реакцию своего тела. Ладонь у него вся мокрая, сзади ее к моему лицу подносит, по губам больно бьет:

– Посмотри, сучка, как обделалась. Очищай!

Ну, тут действительно вроде как сама виновата, пришлось свои же собственные соки вылизывать. А он же не просто так руку держит, то один палец мне в рот засунет, то другой. Да требует, чтобы я их посасывала, еще сильнее от этого завожусь, почти что кончаю. Чувствую, что еще чуть-чуть надо, и всё! Но не довелось, обломили они. Как рот у меня освободился, Игорь спрашивает, готова ли я повторять за ним то, что он скажет. Я киваю, мне уже мелочи всякие безразличны, только секса ужасно хочется, прямо изнемогаю, а так на всё согласна, да особого подвоха и не жду.

– Хорошо, – говорит. – Я дешевая шлюха.

Смотрю на него недоуменно. Повторяет тогда медленно, вкрадчиво:

– За мной говори, слово в слово: «я дешёвая шлюха».

Только тут поняла, чего они от меня добиваются. Остыла от этого сразу, будто ушатом ледяной воды окатили. Мало было этим малолеткам унизить меня, поставив на колени голой по первому требованию, на жердочке распялить, против собственного желания до оргазма почти довести... Они еще хотели, чтобы я сама призналась в том, что готова на всё. Хотели сломать меня не только физически, но и получить мою душу, растоптать, окончательно опустить. Во рту пересохло. Мы молчали. Они только смотрели на меня и терпеливо ждали. Игорь спросил:

– Ну?

Я собралась с силами, вся застыла как изваяние, напряглась:

– Нет!

Ничуть он не удивился, к Жене поворачивается:

– Смотри, кисочка наша хочет, чтоб ее фотки мы всем местным мальчишкам раздали. Ну, пошли! – оба поворачиваются, к выходу идут, один шпингалетом щелкает, другой за ручку берется, дверь отворяет, меня сразу порывом холодного ветра окатывает...

В голове каша полная. Перед глазами все сцены, что вчера в их доме были. Это раньше я сомневалась, что они решатся фотографии мужу отдать, так что в какой-то степени с моей стороны игра была. Но оказывается, мужу-то вовсе и не обязательно... Про это раньше не подумала... Что делать? Хоть какой-нибудь еще выход есть? Не похоже...

Облизала языком нёбо и тихо-тихо:

– Да...

Они остановились:

– Что? Не слышно.

– Да, – это я уже громче.

– Будешь повторять?

– Да.

– Говори: «я дешевая шлюха».

Как же тяжело про себя такое говорить. Язык как каменный. Шепотом еле выдавливаю:

– Я дешевая шлюха...

Улыбаются оба, обломали, мол, бабу.

– Громче!

Повторяю.

– Еще громче!

– Я дешевая шлюха! – чуть не кричу на весь поселок. – Ну, что? Довольны? Всё?

– Нет, кисочка, не всё. Повторяй: «я дешевая шлюха и разрешаю делать со мной всё».

Повторила.

– Я готова выполнять все ваши приказы.

Повторила.

– Я хочу, чтобы меня сношали в любое время дня и ночи, – не «сношали», конечно, он сказал, куда грубее и проще.

Не люблю мат. Сама никогда не ругаюсь, даже под парами в теплой женской компании, когда подружки себе позволяют. Но сейчас ничего не поделаешь, повторила.

– Чтоб и вы сношали меня, и все ваши друзья.

Это что-то новое. Раньше такая тема насчет друзей не звучала. Ладно, решим, что для красного словца. Тем более, потеряв голову, по волосам не плачут. А голову-то я точно потеряла, тем более ведь до сих пор всё в той же распяленной позе на насесте своем сижу. Так что и это повторила.

Парни меня похвалили, поощрительно по груди и щеке потрепали, сказали, что ждут вечером, положили мою одежду в корзинки и ушли. Я замерла. Как это так? Просто осмотрели меня всюду, нащупались вдоволь, власть свою продемонстрировали... и всё??? Меня же они чуть до оргазма не довели, видели это, неужели им самим не хотелось? Ведь поняли наверняка, что я не только по обязанности соглашусь, из-за этих чертовых фотографий, но и сама... по своему желанию тоже...

Но я же не кукла бездушная! Машинально от этих мыслей руку вниз опустила. Натираю себя, но вовсе не возбуждаюсь. Вовсе не о том думаю, что пальцы делают – слова вспоминаю, которые только что говорила. Боже, во что я превратилась! Как такое могло произойти? Со мной! Минутная слабость превратилась в большую беду, как-то само собой слезы покатились. Себя было безумно жалко, а ещё больше – родных, ведь совершенно непонятно становится, какие еще осложнения будут у этого моего грибного отравления. Вдруг увидела, что из дома вышел сын. Сюда идет!

Попыталась сразу со стола соскочить, чуть не упала – ноги затекли, отсидела. Еще бы – в такой позе и столько времени! Ковыляя, в угол забилась, и тут с ужасом вспомнила, что дверь осталась незапертой. Только-только успела в душ заскочить и занавеску задернуть, как дверь приоткрылась:

– Мама, ты долго еще?

Бодро отвечаю, что скоро. Сынуля вышел, сходил в туалет, пошёл в дом. Пора было приходить в себя. Осмотрелась. Всю одежку они с собой унесли, только куртку и сапоги оставили. Куртка-то короткая, только чуть ниже середины попы, а больше в баньке никакой одежды. К счастью за баком там на веревке простынка сушилась. Соорудила из нее юбку, голову полотенцем обмотала, пошла в дом, а там уже другой комплект белья надела. Подумала тогда: еще пара таких эпизодов, и вовсе голой придется ходить. Весь день пыталась успокоить себя тем, что этот кошмар не может продолжаться до бесконечности, что всё на свете когда-нибудь заканчивается. Решила, что коли попала в такую ситуацию, это не должно отразиться на семье – надо сделать всё, чтобы никто ничего не узнал.

Как смеркаться стало, пошли на почту, заказали разговор с Москвой, все втроем поговорили с мужем. Разговаривала бодрым тоном, весело даже, но заметила, что непроизвольно краснею и взгляд куда-то в сторону и вниз отвожу. Неприятный осадок от этого остался, зато узнала, что муж, скорее всего, приедет только на выходные, в субботу рано утром. Но возможно и завтра вечером, на ночь только. Причем, если завтра, то не один, а с Виктором Михайловичем. Выпивку и мясо для шашлыка они тогда с собой привезут, а ко мне просьба присмотреть там насчет закуски, да в доме прибрать. Ну, а точно он уже завтра утром знать будет, так чтобы я позвонила.

Елки-палки, мне сейчас только гостей не хватало, причем еще Виктора Михайловича этого. Сам-то метр с кепкой, а толстый такой, что весит килограмм двести. Ну, двести – не двести, но уж полтора центнера точно. Лет под пятьдесят, пузатый, вечно потный, дышит как после марафона, и весь сальный – и сам по себе, и взгляды, и разговоры. Но – нужный человек, блин! В МАИ он тогда старпрепом работал. Хоть кандидат, но в ВАК на доцента даже не подавал, с аттестацией какие-то сложности были, то ли вакансий в институте не хватало, то ли стажа у него, то ли отношения в Совете испортил, то ли еще что. Крутился он тогда с какой-то полупроводниковой штукой, якобы сам изобрел, во всяком случае, авторское на него одного было, своими глазами видела. Потом уж узнала, что это «подарок» от какого-то его аспиранта. Аспиранта побоку, конечно, но эта самая штука действительно нужная была, нарасхват внедрялась, не скажу где. Но он хотел на иностранцев выйти, очень хороший доход сулило, а у него ни денег, ни связей. Тем более, предварительно запатентовать ее надо было у этих самых иностранцев, причем у всех скопом – европатент, американский, японский, еще какие-то – тоже недешевое удовольствие, а институт наотрез платить отказался. Со всем этим на мужа вышел, точнее, муж на него. Так что взаимовыгодное сотрудничество намечалось. Кстати, получилось это сотрудничество, сейчас неплохие деньги с него идут. И ему, и нам. А тогда, видите ли, захотелось мужу этого жирного борова шашлыками на даче побаловать, мало он у нас дома пасся.

Выхожу, вся из себя расстроенная – эта парочка навстречу идет, тоже на почту. Интересно, зачем? Звонить? Не по мою ли душу? Увидели меня, ухмыляются. На всякий случай на другую сторону дороги перешла, не хватало мне еще скользких разговоров при детях. По дороге домой проверила, какие ближайшие дачи сейчас обитаемы. Выяснила, что в основном в нашем углу пенсионеры с внуками. Помоложе, кто мог не спать по ночам, не было. Еще раз уточнила насчет тех двух участков, через которые к «грибникам» удобнее всего ходить. Они совсем пустыми оказались. Немного успокоилась и еще раз решила, что это когда-нибудь всё же закончится.

Вечером всё по старому сценарию. Уложила детей. Дождалась, пока они уснут. Выбрила подмышки начисто, приняла душ. Подкрасилась на скорую руку – все равно там у них темновато. Подушилась чуточку, только самую капелюшечку, только чтоб приятно было до моей кожи носом дотрагиваться. Но зато во многих местах, слону же понятно, что они меня не за ушами нюхать будут. Нижнее белье надевать не стала, только легенсы и свитер. Потом подумала: я же там голышом буду, а от уважающей себя женщины даже в наготе хоть какая-нибудь нарядность требуется, чтоб уж совсем как вокзальная шлюха не выглядеть. Розовые коралловые бусы надела, платиновые сережки такие же, два браслета, колечко из того же комплекта – всё это мне муж из Италии привез.

Сама же все время думаю, как им сказать, что завтра, возможно, придти не сумею. Решила, что хоть как-то компенсировать такую информацию надо. Две бутылки хорошего испанского вина взяла. А то у них одна водка, а мужикам-то ведь тоже чего поприятней хочется. В подсознании тогда промелькнуло: может, Игорек мне что-нибудь хорошее за это скажет. Голосом своим умопомрачительным, от которого я сразу таять начинаю...

В сумку всё это закинула, накрылась плащом и пошла уже разведанными огородами. Занавески на этот раз были зашторены. Вздохнула облегченно. Прислушалась – что в доме творится. Убедилась, что посторонних нет. Прямо на крыльце разделась догола, только бусы с браслетами оставила. Одежду в уголок спрятала, чтоб они не нашли. Сумку в кулаке сжала, собралась с духом, решительно шагнула в дом, дверь за собой сразу на крючок, к ним обернулась.

Как меня увидели, просто расцвели малолетки мои. Говорят, заждались, уже успели соскучиться. Но на разговоры много времени терять не стали. Я как дура стою с сумкой в руках, хотела хоть чуточку с ними поговорить, бутылки выставить. А они на всё это ноль внимания, фунт презрения. Только заржали на мои украшения – пальцем тыкают, за животы держатся. Мол, вот вырядилась. Даже не поняли, похоже, что это не пластмасса и алюминий, а дорогие вещи, не в ближайшей галантерее куплены. Игорь еще добавил с ухмылкой:

– Решила кисочка, что за эти цацки мы в нее влюбимся.

Хоть гадость сказал, а все равно голос его ворожащий ведь никуда не денешь. Обмерла даже. Лишь ради этих звуков стоило принаряжаться.

Но парни даже выпить для храбрости на этот раз не предложили. Понимали ведь, что я уже ничего не решаю, что полностью от них завишу. Быстро на пальцах кинули, кто первым будет. Женя встал и пошёл в комнату. Даже не посчитал нужным сказать, чтобы я шла за ним. Да это и на самом деле не требовалось. Я стала прекрасно разбираться в своих обязанностях, научилась уже. Сумку в уголок скромно поставила, прошла мимо Игоря, он довольно улыбнулся, по ходу рукой по грудям провел. Пожалела в этот момент, что не он первый, даже улыбнулась ему в ответ, но Игорь, похоже, даже не заметил. В комнату быстренько заскочила.

Смотрю, Женя уже наполовину разделся, оставалось ему только брюки снять. Сказал, чтобы я на кровать ложилась. Быстренько разобрала постель и нырнула под одеяло. Тело опять начала бить мелкая дрожь. Боюсь, хоть чего уж тут бояться, в такой ситуации? Если б Игорь был, не боялась, а тут страшновато немного. И неприятно, что этому почти уроду должна отдаваться безропотно. Но под животом всё же щекотно, мурашки какие-то. Лежу, накрывшись с головой, жду. Наконец, одеяло приподнялось, он рядом лег. Руки стали обследовать мое тело, не гладить, а именно обследовать – грубо, жестко, без всякой ласки. Да еще ладонь холодная, шершавая – неприятно. Пощупал груди, обе по очереди, покрутил соски. Запустил палец во влагалище. Убедившись, что всё на месте, что ничего из своих бабьих причиндалов дома не оставила, удовлетворенно откинулся и, взяв меня за голову, придвинул лицо к своей груди. Губы уткнулись в его сосок. Рука остановилась, прижимая мою голову. Как поняла, что он хочет, чуть удивилась. Дело в том, что раньше несколько раз пыталась так мужа ласкать, но он всегда противился, говорил, что ему это неприятно.

Приоткрыла рот, стала языком играть с сосочком. Довольно долго играла. Губами его возьму, слегка всосу, легонько между зубами зажму, потом отпущу и снова только кончиком языка. Сам-то пацан на спине лежит, и ласки мои ему явно нравятся. Сначала расслабленный лежал, потом руки напряглись, живот, а сосок затвердел и стал похож на маленькую горошинку. Глаза вниз скосила – бамс! – там, где его ноги начинаются, одеяло слегка приподнялось. И, о позор! Мне это стало нравиться. Забыла, что он некрасивый, что он злой какой-то... Непроизвольно всё с большим удовольствием его соском занялась, отвлеклась от своего рабского положения, расслабилась, забылась. Дрожь прошла, а из промежности горячие волны пошли.

И тут опять облом, как утром, когда чуть не кончила. Говорит:

– Вставай раком.

Спокойно так говорит, без тени нежности или хоть благодарности за мой труд, обычным голосом, даже немного грубо. Резко пришла в себя. Нарастающее было возбуждение тут же испарилось. Окончательно протрезвев, перевернулась на живот и, подняв попу, встала на колени. Парень сзади пристроился. Возбуждение-то мое прошло, но уже выделившейся смазки вполне хватило и на то, чтоб без проблем член ввел, и чтоб мне не было больно. Вновь расслабиться не могла, поэтому просто терпеливо ждала, когда он кончит, лишь сжимала мышцы влагалища, чтобы член плотнее обхватить. Даже двигаться мне не пришлось, он всё на себя взял. Так об меня животом и бедрами плюхался, что, думаю, Игорь на веранде наши хлопки слышал. К счастью, долго ждать не пришлось, он скоро кончил, прижавшись к моей попе и замерев. Потом встал и начал одеваться.

Я повалилась на бок и лежала, ожидая, что будет дальше. Понимала, конечно, что мною теперь должен попользоваться Игорь, его очередь, но когда это произойдет, оставалось только догадываться. Но все-таки ждала с нетерпением. Осталась в комнате одна, только услышала отзыв о себе, уже с веранды:

– Класс!

Потом раздался звон рюмок и тихий разговор, ни слова разобрать уже не могла. Про меня будто забыли, не звали к себе и не приходили сюда. Залезла под одеяло и лежала, свернувшись клубочком. Опять себя жалеть стала, слезы стали наворачиваться. Еще бы – я в чужом доме, на чужой кровати, униженная и забытая. Когда уже готова была разреветься, дверь открылась, на пороге Игорь. Слезы тут же высохли, от жалости к себе сразу переключилась на мысли о том, что от меня сейчас потребуется. И о том, что вот прямо сейчас голос его услышу. Особого страха не было, они явно не были извращенцами или сексуальными маньяками, но неизвестность всегда настораживает. Но все опасения напрасны оказались, Игорь даже раздеваться не стал. Еще на ходу он расстегнул ширинку и достал член:

– Минет, кисочка.

Ну, и слава богу, думаю. Легко отделалась. Села на кровати, рот раскрыла, приготовилась. Но он, видно, уже не очень твердо на ногах держался. Мне за плечи было уцепился, но качает его. Тогда штаны скидывает, на постель спиной плюхается, ноги чуть расставляет:

– Так соси.

Пришлось мне тоже на кровать залезть, согнуться у него между ног в три погибели, к делу приступить. Спина сразу заныла, поэтому со всем усердием принялась сосать, в такт рукой по стволу двигать. Очень старалась, пытаясь скорее отмучаться, и в тайне надеясь, что меня скоро отпустят. А еще надеялась, что хоть что-то еще он мне скажет. Сначала член был не в полной готовности – так себе, полужесткий. Но скоро Игорь немного двигаться стал, мне помогать, а я почувствовала, что головка затвердела и разбухла. Вот тут-то его как раз и прорвало. Спьяну, конечно. Говорит что-то, говорит, не останавливается. Хоть и «кисочка» через слово, но все равно хорошие слова какие-то. Точно не помню, не до того было, но что-то вроде того, как я хорошо минет делать умею, и что фигура у меня красивая, и что я сама тоже... С чего его вдруг так понесло, не знаю, но я тогда обо всем забыла – и что поза неудобная, и что домой давно пора, и что сказать надо насчет завтра, и что вообще унизили они меня, дальше некуда. Слушала его голос, млела просто...

Понятно, что и на моих действиях это все отразилось – просто не знала, как его в ответ ублажить. Так что только минуты две-три прошло, и в рот брызнула сперма, конечно, уже не такая густая, как раньше, и поменьше ее было. По собственной инициативе сглатывала всё, последние капли высасывала, пока он полностью не разрядился.

Затих мой Игорек в изнеможении, а мне так от его слов хорошо было, ну, просто не знала, что еще ему сделать за это, как отблагодарить. Член его опавший весь исцеловываю, потом яички, ноги рядышком, а сама еще живот его глажу все время, ласкаю. А потом... не хочется об этом говорить, стыдно до глубины души, но просто поймите, в каком я была состоянии – хотелось что-то совсем невозможное для него сделать, что-то такое, что никогда в жизни... Короче, перевернулась, под ногу его подлезла, стала анус лизать. Сама это сделать решила, он-то вообще никакой был. Ну, и руками, конечно, в это время член его ласкала. А языком не просто вокруг облизывала, а туда забиралась. Нежно очень и глубоко. Прямо надо сказать, что не очень уж он за чистотой своей задницы следил, но мне в этот момент все равно было, на что угодно готова была.

Дальше же сами понимаете. Не могли такие ласки на парня не подействовать. Какой он не был пьяный, да только что кончивший, а чувствую – член под моей рукой напрягаться стал. Обрадовалась, дурочка, еще дальше в него язык просовывать стала, еще усерднее носом в него вжиматься, еще ласковее руками работать.

– Всё, – говорит, – хватит, кисочка. Иди на меня.

Сам по-прежнему на спине лежит, а меня сверху посадил, наездницей. И за это тоже благодарна ему была, что не в грубой какой-нибудь позе. Мне же от тех его слов не только ушам приятно было, но и снизу тоже так завелась, что просто огнем жгло. Так что потушить этот пожар надо было. А в такой позе, когда еще на лицо его можно смотреть, это самое лучшее. Поскакала на нем, ерзаю еще для полноты ощущений, а он тоже не бревном лежит – хоть особо двигаться, вероятно, сил не осталось, но груди мне ласкает – приятно... Кончила, конечно. Он тоже, хоть никакого его выплеска в себе так и не смогла уловить.

Сил ни капелюшечки не осталось, как мертвая на кровать упала, а Игорь, как ни странно, наоборот. Только чуть-чуть отдышался, из-под меня выкарабкался, брюки натянул и на веранду к Жене пошел. Дверь открытой оставил. Должно быть случайно, хотя... вот сейчас пишу, и совсем даже не исключаю, что нарочно, чтоб хоть как-то смыть с себя то, что мне наговорил только что, чтоб меня побольней унизить.

Лежу на животе, нос в подушку уткнула, ей же уши полузакрыты, да еще шумит в них после пережитого, а все равно так громко голоса звучат, что никак не услышать невозможно.

– Жень, а знаешь, наша кисочка лижется прекрасно, – ржет.

– Америку открыл. Будто меня она не отсасывала.

– Не понял ты. Я не о минете говорю. Задницу лижет.

Женя все еще не понимает, о чем речь, думает, что фигурально:

– Что ж ей остается? Фоты-то вернуть хочется. Вот и подлизывается. И сучья натура у баб, на все готовы.

– Да нет, действительно задницу. Натуральную. Вот эту, – хлопки несильные слышу.

До Жени всё еще не дошло, смеется:

– Ага. Когда ты голым задом ей на морду уселся.

– Я ж так и так тебе, а ты никак. Даже не говорил ей вовсе, она сама. Отсосала кисочка, потом целовать, а потом давай меня нализывать. В зад языком залезла, в самую кишку. Чуть старательница до желудка не добралась, – смеется. – И давай там внутри наяривать. Я б до такого и не додумался. Верно говорю! У меня с ее лизаний опять встал.

– Еще? Опять? По второму разу?

– Ну, а я о чем? – опять смеется, гад. – На себя после этого посадил. Так кисочка рада стараться. Во всю Ивановскую отплясала, – уже не смех, а точно ржание, просто лошадиное, да вдвоем. – Сходи, сам кисочкин язык оцени.

Я как все это услышала, хоть и лежала без сил, за голову от стыда схватилась, даже его обертоны – всё те же – не подействовали сначала, только смысл улавливался. Боже, какой предатель! Обида прямо немыслимая затопила. Как же так – я вся выкладывалась, вещи делала совершенно для себя немыслимые, а он это сразу со смехом приятелю преподносит. Да еще в подробностях расписывает! Лежу, просто не знаю, куда себя деть от всего этого, да ведь ежу понятно, что теперь последует...

Так и есть, оба заходят, Игорь к стенке прислоняется, мне подмигивает, а Женя на ходу штаны с трусами спускает, ко мне задом поворачивается, наклоняется:

– Теперь меня лижи, шлюшка, – да еще ягодицы руками разводит. Так понимаю, для моего удобства.

Глянула туда, аж дух перехватило. Он не только сам уродлив, в этом месте тоже. Ягодицы тощие, плоскими лепешками кажутся, а между ними причиндалы болтаются. Спереди-то еще не так противно, все-таки член есть член, а сзади мошонка его закрывает. Какой-то вид у нее мерзкий – складки сплошные, левое яйцо высоко подвешено, а правое чуть прямо не под ним. Да еще даром, что парнишка 20-летний, а весь зад черной шерстью зарос. Вокруг ануса совсем заросли густые, да еще засохшие коричневые катышки на волосах – представляете, какая прелесть? Запашок, конечно, в нос ударил...

Сижу, как в воду опущенная после того, как Игорек меня предал. Вот уж действительно «вероломное предательство» - прямо по Сталину или там Молотову, не помню, кто из них первым так про немцев сказал. Думаю, что мне делать: гневный и решительный протест выражать, или с места срываться и домой дуть? Можно и так, а чего добьюсь этим? Глупо все это, глупо... Назвался груздем, полезай в кузов – вот мои грибы и аукаются.

Тут Игорь говорит, судя по интонации, без усмешки даже – лица-то его я не вижу, всё передо мной Женькиной задницей загорожено:

– Кисочка, что ж ты застыла? Ты ж так вкусненько очко вылизывать умеешь. Ну, уж постарайся... И ладошки у тебя нежненькие. Тоже способствует... Не ленись, кисочка. Тогда не одну, а сразу две фотографии получишь.

Вся злая перед этим сидела, в грязную вонючую Женькину задницу уставившись, а как ласковый голос Игорька услышала, опять поплыла. Будто он Чумак какой-нибудь с Кашпировским. Понимаю ведь, что издевается просто, что предал только что, грубо предал, что никаких теплых чувств у него, да и «кисочка» всё та же, а не устоять... Снимки-то не причем, а от слов его будто в густой вязкий туман полностью окунаюсь, в каждую пору на коже этот туман всасывается, собственные желания побоку, и только требования Игорька вес имеют, только они...

Лишь пригнулась, отвращение в себе подавив, как он мне прямо в лицо... газы выпустил. Не думаю, что нарочно. Просто поза такая была... располагающая... Но вонь жуткая. Отшатнулась, рвотные спазмы, сглатываю, чтоб не стошнило. А Игорь хохочет:

– Жека, ты даешь! Хоть совсем ее не запёрдывай, еще пригодится. Кисочка, не обращай внимания, продолжай. Ты же у нас послушная, правда?

Пришлось, опять его обертоны сработали. Лишь рукой воздух вокруг разогнала, чтоб хоть чуть посвежее было. Нагнулась опять, пытаюсь только самое колечко языком трогать, чтоб к грязным волосам не прикоснуться. Не очень, конечно, получается, но все-таки... И глубоко внутрь тоже не забираюсь, ему же сравнивать не с чем. Руками зато компенсирую – член тереблю, мошонку поглаживаю, ляжки тоже. А сама, дура, мучаюсь – уже не Игоревым предательством, а собственным. Что на глазах у Игорька точно также Женьку обслуживаю. Женьку-то, думаю, за какие такие подвиги?

Ну, дальше-то не особо интересно, всё примерно как было. Довольно быстро мои действия к желаемому эффекту привели – руками уже не безвольную сосиску ощущаю, а орган налившийся. Выставил меня Женя раком, отымел. Как ни странно, кончил даже довольно быстро. Игорь уже к тому времени ушел, в одиночестве на веранде пребывал. Как Женькины завывания услышал, выждал еще минуточку, потом громко так:

– Жень, ты всё? Гони кисочку сюда.

Как-то скучно сказал, без своих обертонов обворожительных. Подумала еще, что после оргазмов, похоже, голос у мужчин меняется. И не в лучшую сторону. Если, конечно, короткие фразы только Рубленные.

Женя ширинку застегивает, а меня одновременно за ухо поднимает и коленом по попе подталкивает:

– Пошли, – говорит.

Разгибаюсь. Иду. Ну, думаю, хоть сейчас с ними поговорю. Самое главное – надо все-таки рассказать, что завтра, возможно, муж приедет, гости... Так что не исключено, что не смогу к ним вырваться. Затем для утешения бутылки надо выставить, коли уж принесла. А еще, хоть самой себе в этом стыдно было признаться – очень хотелось опять голос Игорька услышать. Не в отрывочных резких командах, а нормальный, спокойный, растекающийся. Такой, что от ушей жар по всему телу идет.

В уголочек быстренько просеменила, где сумку оставила. Бутылки достаю, на стол ставлю:

– Вот, мальчики, вам подарочек.

Стали бутылки в руках вертеть, надписи изучать. Потом открывать стали, так штопора у них не оказалось. И смех, и грех! Пришлось пробки внутрь загонять. Пока тужились, я присела. На самый краешек стула, конечно, во-первых, чтобы его не запачкать, из меня же лилось немного, а во-вторых, промежность же вся раскрытая, черт его знает, какая грязь на обивке. Открыли, в конце концов. Себе по полстакана налили, мне ни капли – вот джентльмены! Вроде бы, судя по лицам, понравилось – так еще бы, марочное вино не дешевая водка из сельпо! Тогда я себе тоже немножко налила для храбрости. С духом собралась и рассказала им насчет завтра. Выслушали внимательно, не прерывали. Но поскучнели заметно.

– Тогда, кисочка, – это Игорь говорит, – к нам днем придешь. При любом раскладе. Заодно расскажешь, как со своим рогоносцем поговорила. Приедут они или нет. Договорились, голенькая ты наша, сисястенькая?

Я такого предложения ожидала. Подготовилась к нему – наметила сказать, что если приедут, то мне некогда – надо готовкой и уборкой заняться, а если нет, все равно к ним вечером приду. Но от голоса его вся просто забалдела. Хоть «рогоносцем» и нахамил мне в очередной раз, а все равно не смогла отказать. Этот голос сердце сжал, до подреберья дошел – в подвздошье защемило даже, до живота добрался, потом сразу еще ниже, в самое-самое туда... Даже мелькнула мысль: нет, чтобы он постарше был, или я помоложе, и не замужем, конечно... Только чтоб этот голос постоянно слышать, больше ничего и не надо. Так что кивнула в ответ:

– Да, приду. Где-то в час-два.

Улыбаются. Довольны, что даже если гости, даже если муж, все равно никуда от них не денусь. Предложили моего же вина выпить, а от души уже отлегло, в ответ домой попросилась. Игорь посмотрел вопросительно на приятеля, тот пожал плечами, мол, все равно.

– Ну, иди, – говорит.

– А фото? – спрашиваю.

Игорь встал, пошёл в комнату. Вернулся, держа в руках пачку фотографий. Ох, как их много было! Это же сколько времени мне их все «отрабатывать»? А он веером перед моим лицом разворачивает и со смешком предлагает выбрать парочку, которая больше всего мне по вкусу. Фактически намекает, что только самое начало пока, что у меня впереди еще много «работы». Другой рукой за сосок ухватился, грудь по сторонам дергает – мол, быстрее решай, какую берешь. На самом деле чего их выбирать – одна позорней другой. Просто тыкнула пальцем на какие-то, он их из пачки достал, долго в руках крутил, сравнивал, размышляя о чем-то, потом мне протянул и, мерзко улыбаясь, спрашивает, не хочу ли я сейчас еще одну заработать? Тем более, говорит, завтра по твоей же собственной вине напряги возможны.

Сразу согласилась, конечно. Не только из-за голоса. Просто подумала, что ведь особо они меня больше мучить не могут, оба по два раза свежевыдоенные, сил-то у них больше нет. Он тогда:

– Молодец, кисочка. Правильно решила. Тогда выбирай огурец и покажи, как ты с ним любовью занимаешься.

Ну, вот... а я-то, глупая, надеялась, что они не столь изобретательны.

Несмотря на регулярную половую жизнь, я иногда мастурбировала. И просто руками, и с использованием разных предметов, овощей тоже. Сексшопов тогда еще не было, хоть «игрушки» достать можно было. Муж как-то предложил, но я застеснялась и сказала, что мне это не надо, я этим не занимаюсь. Считала это очень личным, очень секретным, иногда после «сеанса» сама себя стыдилась. А теперь предстояло в очередной раз сломать себя, очередной раз унизиться!

Поколебавшись, согласилась. Раз уж они что-то придумали, не отступятся, и мне рано или поздно придется это сделать. Подошла к столу, выбрала небольшой ровненький огурчик, но мою хитрость сразу раскусили:

– Нет, кисочка, так не пойдет! – Игорь вышел на кухню и вернулся, держа в руках громадный перезревший огурец. Размеры овоща настораживали, вообще засомневалась, смогу ли им воспользоваться. Взяла его в руки, а он в довершение еще холодным оказался, ну, совершенно ледяным.

Стою в растерянности, по сторонам смотрю, размышляю, как и где мне начать свое сольное выступление. Отчетливо понимаю при этом, что никакого удовольствия не получу. Но такая задача и не ставилась, мне надо было только роль сыграть. Направилась в комнату к кровати, но меня остановили, сказали, что на веранде будет красивее. Ладно, думаю, на веранде, так на веранде. Только обустраиваться сложнее будет.

Парни за столом сидят, выпили еще немного, на меня смотрят, ждут. Пришлось играть роль стоя, лишь прислонившись к стене. Гладила груди, живот, лобок, бедра. Соски набухли. Правда, скорее от прохлады, чем от возбуждения. Но парни заметили, им понравилось. Раздвигала половые губы, поглаживала пальцем клитор. Глаза закрыла, но не сомневалась, что играю красиво, и на меня внимательно смотрят, даже на водку не отвлекаются. Взяла огурец, сначала в руках его хоть немного согреть попыталась, затем долго облизывала, стараясь обильно смочить слюной, а потом стала водить им по половым губам. Опасения по поводу толщины не оставляли, но хотелось закончить всё побыстрее.

Для большего сценического эффекта села на стул, отклонилась назад и, широко расставив ноги, положила пятки на стол. Парни по бокам стола пересели, чтоб лучше видеть. Попыталась этот чертов огурец хоть капельку в себя засунуть, но ничего не получалось – в такой позе сама себе мешала. Тогда встала со стула и посередине комнаты на корточки села, разведя колени в стороны. Опять вводить огурец стала. Очень медленно и постепенно, постоянно вынимая и повторяя попытки, удалось пропустить его в себя сантиметра на три-четыре. Большего и не требовалось. Поохав и простонав, я, наконец-то, изобразила оргазм.

Друзья были очень довольны мной и, наверное, собой за то, что придумали и посмотрели такой концерт. Я поднялась, глядя на них. Они сдержали слово, выдали мне еще одну фотографию и отпустили домой, предложив выпить – я, поблагодарив, отказалась – и сказав, чтобы я не забыла завтра днем у них отметиться. Выскочив на улицу, схватила одежду и, забежав в темноту, оделась. Шла домой невероятно гордая собой. Вечер прошел удачно, почти ничего особо ужасного со мной не произошло, да и голоса Игорька наслушалась. Ну, разве что дважды унизили крепко, так ведь сама виновата, сама напросилась – еще вчера, в лесу. Размышляла, что если и остальные дни будут такими, если завтра ничего экстраординарного не случится, то благополучно пройдет моя грибная интоксикация, смогу с минимальными потерями миновать этот безумный отрезок жизни...

Продолжение следует...