Глава 3. В которой Вера окажется на грани провала, но благодаря собственной решительности спасет себя и сына.

Несмотря на все неудобства - а твердость дивана можно с легкостью отнести к бытовым неудобствам – эту ночь Вера и Антон проспали очень долго. Первым глаза открыл мальчишка, он долго смотрел в посеревший потолок, пытаясь вспомнить подробности прошедшего вечера. Его юный организм был мобилизован до предела и не нуждался в дополнительной поддержке и, тем более, сопливой тоске по родной комнате. Антон бросил взгляд ниже и его опасения подтвердились – спал он действительно голышом, а на простыни засохла внушительная по размеру светло-желтая лужица его вчерашнего наслаждения.

Мама лежала на боку и почти не подавала признаков жизни кроме редких глубоких вдохов. Если бы она спала к нему лицом, можно было бы тайком еще раз рассмотреть ее грудь в вырезе пеньюара, но Антону приходилось довольствоваться ее спиной. Таковы были первые утренние мысли повзрослевшего мальчишки, оказавшегося в довольно непростом положении. Дать волю рукам? Это было бы здорово, но такого осквернения он не мог и помыслить, пока женщина сама не даст ему внятное и понятное согласие. Поэтому Антон улегся на спину, накрыл живот покрывалом и молча ждал начала дня.

— Тош, ты проснулся уже? – Тихо спросила мама, не оборачиваясь.

Она не дождалась ответа, энергично поднялась с постели, поправила низ пеньюара и вышла из дома. Когда она вернулась, обтирая полотенцем мокрое лицо, бросила на кровать подсохшие за ночь вещи сына и демонстративно отвернулась. Сам собой встал вопрос испачканной постели – Антон виноватым взглядом указал на пятно - но Вера ограничилась пренебрежительным жестом: если после каждого такого случая стирать постель, проще обоим спать на полу. Говорили мало, слова будто застревали в груди, даже взгляды старались избегать другу друга, а лучшим решением было переключить внимание на предстоящие бытовые трудности.

Антон, уже совершенно одетый, присел возле разрушенной железной кровати и задумчиво рассмотрел место аварии. Конструкция не вызывала трудностей даже для него, городского мальчика из состоятельной семьи. Всего-навсего требовалось два ряда отверстий совместить с двумя рядами железных крючков. Антон приподнял кровать, удерживая правой рукой решетчатую боковину и путем нехитрых манипуляций совместил элементы. Пришлось даже пристукнуть сверху, отчего конструкция стала еще крепче. Для убедительности Антон с размаху плюхнулся на мамину кровать, преисполненный мужской гордости. Конечно, он испытывал некоторое сожаление, что следующей ночью лишил себя шанса на повторение, но мужская мастеровая гордость взяла верх.

— Тош, я тебя прям не узнаю, - Вера от восторга всплеснула руками, - я боялась, что ты здесь совсем меня измучаешь без своих телефонов и компьютеров, а ты…а ты – мо-ло-дец!

Вера даже чмокнула сына в нос от нахлынувшей нежности. С такой же легкостью за домом появилась бельевая веревка – ее исследователь нашел на участке и привязал возле их импровизированной купальни. Дела спорились, все утро Вера и Антон благоустраивали свое жилище, все, к чему они прикасались, становилось более-менее пригодным для их быта.

— Тоша, смотри, что я нашла! – Вера выглянула из тесного, покосившегося сарайчика и показала в вытянутой руке керосиновую лампу. – В ней еще что-то плещется. Если раздобудем керосин, мы с тобой заживем, как в лучших домах!

Керосинка действительно была чудесным приобретением, но имей они хоть одну рабочую розетку, здешняя жизнь была бы совершенно прекрасна. Время близилось к полудню, Вера поделилась с сыном яблоком, другой еды пока не нашлось. Изгладилось к этому времени и его первое утреннее смущение – женщина и в джинсовых шортиках представляла большой интерес, особенно, если они так выгодно облегают ее пышные прелести. Антон больше не довольствовался недвусмысленными взглядами, а перехваченные мамой взгляды ценились вдвойне; он старался при каждом удобном случае как бы невзначай коснуться ее тела, но Вера никак не отвечала на его настырные попытки. Она игнорировала откровенные приставания сына, чтобы не усложнять и без того опасное положение. Озабоченный сын устраивал ее больше, чем капризный. Лишь один раз, когда глупыш слегка прижался к ней сзади, чтобы снять со стены какую-то ненужную, ветхую вещицу, Вера сама подалась попкой назад и плотным трением ягодиц о его пах отомстила за домогательства. Больше Антон не решался повторять свои попытки – обидеть мать он боялся больше всего, ведь столько всего на нее навалилось в последнее время.

Многое было переделано в этот день, а солнце и не думало садиться. Теперь можно было греть колодезную воду сразу в двух ведрах (второе нашлось в сарае), была натянута веревка для мокрого белья и появился свет в доме. Каждая эта деталь по отдельности уже была достижением, а все вместе они внушали большую радость. Но и усталость давала о себе знать, оба они присели на трухлявую лавку и блаженно молчали. В таком райском месте можно скрываться хоть всю жизнь.

— Тоша, - вяло произнесла Вера, не поднимая век. – Ты мне скажи, тебе мало вчера было? Если тебе иногда хочется обнять меня, ты лучше прямо мне скажи. Хорошо?

Прямой вопрос – это худшее, на что мог рассчитывать Антон. Он тоже не спешил открывать глаза и даже припомнил каждый случай своего нахальства в отдельности: это и мимолетные поглаживания ее талии, и прикосновение предплечьем к ее груди и даже незначительный шлепок по мягкому месту. Суровой мать никогда не была, но она обладала какой-то непостижимой силой и твердостью, поэтому отвечать за свои недетские шалости перед матерью Антон не был готов. Хотелось сгладить ситуацию и впредь постараться держать себя в руках.

— Молчишь? – С укором продолжила Вера. – Я недооценила твое упрямство. Ты же должен понимать, что нам здесь вдвоем жить все лето… и мне совсем не нравится ЭТО …

Вера сделал нажим на последнем слове. Вдруг она замерла и прищурилась, глядя в одну точку мимо сына.

— Тихо, - с твердостью дрессировщика произнесла она, - не оборачивайся. Вставай, наклонись как можно ниже и бегом за мной!

После этих слов Вера поднялась с лавки и, крадучись, направилась мимо поросшего кустарником забора в сторону сарая. Того самого сарая, где днем нашлась керосиновая лампа и много чего полезного, кроме свободного места. Но рассуждать было поздно, она приоткрыла дверь, дождалась, пока Антон прокрадется внутрь и только тогда бросила на дорогу последний испуганный взгляд. Вера закрыла дверцу изнутри и пальцами вцепилась в дощатое полотно, чтобы она не отворилась в самый неподходящий момент. В сарае было тесно и пыльно, солнечный свет попадал сюда сквозь неплотности досок и ложился косыми линиями на стену и пол. Пространство было наполнено до самого верха накоплениями прошлого владельца и двое едва умещались, прижавшись друг к другу.

— Вот он, - Вера прижала палец к губам и прильнула к щели между досок.

По пыльной дороге к их дому действительно подошел мужчина, он постоял возле забора и решился войти через калитку во двор. Ничем не примечательный, в затертых джинсах и клетчатой рубашке, он, тем не менее, внушал Вере животный страх. На Антона это не распространялось, он наслаждался, как могут наслаждаться юноши, случайно прижавшиеся к роскошной женщине в давке переполненного автобуса. Он чувствовал мамино сердцебиение, тепло ее тела и приятные прикосновения упругих выпуклостей к своей груди. Как же хотелось ему вернуться в детство, когда мамин бюст приходился как раз вровень с его лицом. Антон затаил дыхание, хотелось продлить прелесть настоящей минуты, долго ощущать на своей груди сдавленные мамины титьки и их затвердевшие бутончики.

— Тоша, ничего не бойся, он нас не найдет… Боже, какой он страшный человек, - это последнее причитание скорее казалось мужа, а не его посыльного, - Тоша, слушай меня, если он нас найдет, беги что есть силы. Ты должен спастись!

Похоже, от стресса Вера совершенно потеряла самообладание, она дрожала и не обращала внимания на руки сына, что обвили ее спину. Вдруг она приняла импульсивное решение: чмокнула мальчишку в лоб, взглядом успокоила его и сама отворила дверь.

— Я отвлеку его, если удастся – беги! – Шепнула храбрая женщина.

Вера пыталась сохранять спокойствие, она делала глубокие вдохи, пока ступала навстречу опасности. Сквозь щель Антон следил за матерью, но до последнего отказывался принимать всю опасность положения, погруженный в очарование ее недавнего близкого присутствия.

— Привет, - как ни в чем ни бывало поздоровалась Вера с мужчиной. – Ты же от Голована, да? Послушай, мы с тобой можем договориться!

Вера остановилась возле незнакомца, но тот продолжал ее откровенно рассматривать.

— Слушай, я могу заплатить. Правда! Только позже. Хочешь, я отдам тебе сережки? Они очень дорогие!

Вера даже начала снимать с ушей серьги, но мужчина не двинулся с места. Он скорее выглядел растеряно, чем агрессивно.

— Ну что ты молчишь? – Вдруг вспылила Вера. – Тебе не нужны деньги? Хорошо!

Когда уговоры не подействовали, Вера решительно стащила через голову свою черную маечку и предстала перед головорезом, высоко подняв подбородок. Она с вызовом смотрела на мужчину, но тот лишь нахмурил брови. Она даже опустилась на колени, привычным движением заправила волосы назад и приготовилась своим талантом заслужить свободу, но дело разрешилось само собой. Стоило женщине недвусмысленно облизнуть губы, головорез вдруг попятился назад, вышел на дорогу и скорым шагом, не оборачиваясь, направился по пыльной улице.

Снова в деревне установилась безлюдная тишина, только сердце в груди Веры колотилось с бешеной силой. Антон выбрался из своего пыльного убежища, Вера натянула маечку и старалась больше не думать, свидетелем какого позора явился ее сын. Но ситуация тогда действительно требовала жертв и в этом она была уверена. Снова находили они спасение в глубоком молчании.

Молча они развели огонь, молча натаскали запас воды для вечернего купания и молча разошлись: Вера к тазу, а Антон – в дом.

Послушно выжидал он внутри комнаты своей очереди и не питал надежд, что мама снова позовет его с какой-нибудь просьбой. И мама не звала. Теперь, когда теплая вода была в достатке и над головой висела бельевая веревка, купание было в удовольствие. Наконец, порог скрипнул и Вера вошла в дом свежая и одетая, она даже умудрилась на этот раз помыть голову.

— Я тебе ведра поставила греться, - с неожиданной легкостью произнесла она и добавила. – Я думала, ты смелее будешь…

Чего именно касался ее упрек, Антон не понял, толи она подразумевала его поведение в сарае, толи… Он вышел из дома и в сгущающихся сумерках своим чередом разделся, чтобы ополоснуть потное тело теплой водой. Теперь в ведре хватало и на стирку. В конце концов, когда уставшее тело буквально зарядилось чистотой и силой, а выстиранное белье повисло возле маминых трусиков, он обмотал талию сырым полотенцем и направился в дом.

— Тош, ерундой не занимайся, - неожиданно голос матери обрел строгость, - повесь полотенце сушиться, никто на тебя тут не смотрит. Еще почки застудишь и возись с тобой…

Керосинка на столе давала тусклый желтый свет, тени от пляшущего языка пламени танцевали на стенах замысловатыми полупрозрачными фигурками. Именно в такой обстановке Антон снова вошел в комнату.

— Блин, - Вера сидела на своей кровати, - я, когда такую дубину вижу (сглотнула комок), мне трудно себя контролировать. Брысь в кровать и накройся чем-нибудь! Хотя, нет, иди ко мне!

Голос Веры выдавал беспокойство и Антон не знал, как себя вести; как назло, там стало твердеть. В свете керосинки он подошел к маминой кровати и остановился с пугливым взглядом, руки сами потянулись скрыть от ее глаз подозрительное затвердение. Вера пыталась совладать с собой, от избыточного напряжения на ее виске вздулась венка и пульсировала в такт учащенному сердцебиению. Женщина сглотнула комок и облизнула пересохшие губы – перед самым ее лицом упруго покачивался напряженный до предела, почти взрослый член, готовый в любую секунду отстреляться вкуснятиной – дай только повод! Одуряющий запах ударил ей в нос и Вера поддалась искушению, потянулась всем телом и мягким прикосновением губ чмокнула в самую головку.

— Тош, жалко мне тебя. Если так сильно хочется, включи свой ноутбук, я отвернусь, - нежно прошептала Вера, - ну, или выключи лампу, - и садись поближе. Посекретничаем.

Антон охотно повиновался, выбрав второе ее предложение – мастурбировать в одной спальне с матерью было бы невозможно. Снова сознание его помутилось необъяснимой страстью, снова сильное желание овладело им, все существующие правила теряли всякий смысл. Свет потух и мальчишка наощупь вернулся к маминой кровати, он осторожно присел, оперевшись спиной о стену. Под его весом жалостно заскрипели пружины.

— Я так испугалась сегодня, - Вера продолжала шептать, хотя никто не мог их подслушать, - он же реально мог оказаться его ищейкой…

Антон почти не слушал мать, он растворялся в наслаждении – ее трепетная рука поглаживала чувствительный орган и плавно переходила ниже, чтобы обхватить потяжелевшие яички. Слушать ее мягкий голос, каких бы слов он не произносил, и испытывать ее прикосновения было самым приятным в жизни Антона.

— Ты только не подумай, - продолжала Вера, - я бы ничего такого ему не стала делать… Просто нужно было его отвлечь. Понимаешь? Тош, ты почему молчишь? Я неправильно поступила? Да?

Но он не молчал, беззвучно в темноте шевелил губами, мотал головой и раздувал ноздри. Но не молчал.

— О-о-о, - разочарованно произнесла женщина, - ты хоть предупреди, чтобы не получилось, как вчера! Дубина у тебя отросла как у взрослого мужика! Что мне с тобой делать, глупый, глупый мальчишка?

Вера упорно смотрела на лицо сына сквозь темноту, она жаждала встретить его взгляд, доверчивый и преданный. Вдруг паренек дернулся всем телом, напрягся и Вера ощутила, как теплая лава разливается по ее запястью. Теперь и вторая простынь требовала замены.

— Я же говорила, что тебе здесь ноутбук не понадобится! – С гордостью шепнула Вера.

Но этот ее довод уже не достиг своей цели – уставший молодой мужчина бессильно склонил голову и навалился плечом, стремясь распластаться в чужой постели. Мать не противилась, она с нежностью уложила обмякшее тело сына на свою кровать. Как же немного надо молодому, возомнившему мальчишке!

Осторожно Вера обтерла краешком простыни его обессилевший стручок и поднесла к лицу свою ладонь. Запах молодого, крепкого семени пьянил, но измученная воздержанием женщина крепилась: одно дело помочь сыну и совсем другое – самой предаваться разврату! Разврат подобного рода кружил ей голову, требовал поддаться слабости и вдруг, помимо воли она всосала губами ту малую каплю пролитого на ее пальцы нектара, которую нельзя даже посчитать полноценной порцией. Так себя утешала Вера, обустраиваясь на жестком диване.

Настал ее черед испытывать мучительную страсть. К несчастью, падкая на пикантные приключения, ветреная барышня оказалась в изоляции именно с родным сыном и это была ей заслуженная кара. Нужно было всеми силами сопротивляться противоестественному желанию, но бедняжка не была уверена в своих силах, тем более, что вид Антошкиного подросшего стручка лишал ее воли к борьбе.