Адаптация машинного перевода рассказа “Alexis, reprised” автора onehitwanda. Первая часть этого рассказа (ориг. Alexis) выложена здешним пользователем Шехеризада.

— --

(Повествование идёт уже от имени Алексис)

Меня будит солнечный свет.

Я лежу с закрытыми глазами, наблюдая за вспышками света и теней на внутренней стороне моих век; наслаждаюсь покоем. Я думаю, еще рано - такие пятна на листьях моей березы означают, что солнце все еще низко в небе, что, в свою очередь, подразумевает, что мне пока не нужно просыпаться. У меня еще есть время побыть здесь, в моем любимом месте.

С ней.

Я чувствую ее рядом со мной - слышу мягкий звук ее дыхания, вдыхаю ее аромат от подушек и простыней. Если бы я просто перевернулась, я могла бы почувствовать ее всю рядом со мной. Но это разбудило бы ее. Не сейчас, не сейчас. Это мое время, мое идеальное, тихое время. Никаких забот, никаких страхов, только она, я и наше пространство, наше святилище.

Она, как обычно, лежит на боку, отвернувшись от меня. Это восхитительно. Робин всегда засыпает, обнимая меня, и всегда просыпается, свернувшись клубочком на боку, спиной ко мне, как кошка в солнечном луче. Я вижу легкую россыпь веснушек у нее на шее и шрам от падения в душе несколько недель назад. Я все еще чувствую себя виноватой из-за этого; он всегда будет там, прямо за правым ухом - два зазубренных дюйма, чтобы постоянно напоминать мне о моей глупости.

Она пошутила, что это моя метка на ней, показывающая, что она моя... но я все еще иногда просыпаюсь в холодном поту от кошмаров, в которых ее падение было намного, намного хуже, а я была лишена единственного человека, который у меня остался.

Я лежу и наблюдаю за ее тихим дыханием, довольная тем, что время течет своим чередом, без моего вмешательства.

Прошло три восхитительные недели с тех пор, как я получила свою Робин. Три долгие, чувственные, великолепные недели, в течение которых моя жизнь почти постоянно озарялась розовым сиянием. Я ловлю себя на том, что все время напеваю; у меня больше энергии, я снова чувствую себя живой, впервые с тех пор, как поймала Эндрю на измене. Она полностью отдалась мне, а я, в свою очередь, отдала ей всю себя. Я никогда не чувствовала такой близости ни к одному другому человеку. Никогда. И то, что она принадлежит мне, кажется величайшим подарком, который я когда-либо получала.

Ей чуть больше двадцати одного года, моей Робс. Крепко сложенная красотка с поседевшей душой и упорным желанием никогда не видеть в себе лучшего. Я постепенно избавляюсь от этого. Я рассматриваю ее как долгосрочный проект... мой величайший опус, если хотите. Я всегда заботилась о ней, понимаете. С тех пор, как мама и папа... В общем, мы единственная семья, которая у нас есть, и с тех пор мы яростно защищаем друг друга.

Момент горько-сладкого. Честно говоря, Робин никогда не нуждалась в особой защите. Она всегда была целеустремленной и никогда не заботилась о чьих-либо чувствах, кроме моих. Она всегда громко (и физически демонстративно) говорила об этом. Это стоило ей друзей.

Но... были времена, когда знание того, что она любила меня, было всем, что поддерживало меня.

Моя дорогая, циничная сестра. Твердая, как алмаз, пока что-то не ударит ее не по тому месту, и она не рассыплется на части.

Что обо мне? Думаю, больше похоже на лед. Я таю и убегаю в глубокие, темные пещеры далеко-далеко отсюда.

Робин - единственная, кто может найти меня и вернуть от них.

— -

Мне всегда нравились мальчики. Они действительно великолепные создания... И мало что может быть столь же восхитительным, как ощущение мужчины глубоко внутри себя. Но где-то в возрасте семнадцати лет я поняла, что мне также нравятся девушки. Немного неловко осознавать, что ты «не такая», когда тебя окружают женщины в лайкре на уроке танцев, но так оно и есть. Маленькая сломленная Лекси-путешественница, это я.

Я думаю, что познание себя — это первый шаг к исцелению или что-то в этом роде.

Я не могу вспомнить, когда я впервые осознала, что хочу ее. Думаю, я просто постепенно пришла к пониманию, что она интересовала меня не только как младшая сестра. Я ловила себя на том, что наблюдаю за ней, когда она не смотрит; ловила шанс потратить больше времени на то, что, как я знала, ей нравилось. Временами я чувствовала себя в высшей степени виноватой. Беспокоилась, что получаю отвратительное преимущество от того, что она так сильно от меня зависела.

Затем я начала замечать кое-что в Робс. Она старалась проводить со мной больше времени, не смотря на загруженность. Она всегда наблюдала, всегда была рядом. Где-то, когда-то я поняла, что она была моей тенью, предвидела и знала мои потребности иногда даже до того, как я осознавала их наличие. Она стала таким же моим опекуном, как я была ее. И я нуждалась в ней, нуждалась в её близости ко мне, как моя кожа, так близко ко мне, как мое сердце.

Но я никогда не смогла бы сделать этот шаг. Никогда не нарушала эту границу. Я была слишком напугана тем, что потеряю ее.

До тех пор. До сих пор.

— -

Боже, какая у нее изящная шея. Я действительно не знаю, как долго я на нее смотрела; на линию, которую образуют ее мышцы, идущие от позвонков к ключице. Да, и на веснушки тоже. И на слегка потрепанные мочки ушей, которые она настояла проколоть себе. И на легкий каштановый оттенок, который просвечивает сквозь ее густые каштановые волосы, когда на них падают солнечные лучи. На нежный изгиб ее позвоночника, исчезающий под простынями. На слабый белый шрам, где у нее удалили родинку на правом плече. На едва заметную линию волос на затылке...

Я должна сдерживать себя, чтобы не протянуть руку и не разбудить ее. Она заслуживает отдыха, учитывая, как усердно она работала последние несколько дней. Я пыталась помочь, где могла. Я ухмыляюсь про себя. У нее было много разочарований, с которыми нужно было разобраться. Ванны. Растирания спины. Много поцелуев. Много прикосновений. Я краснею, забавляясь тем, как мое тело реагирует на воспоминания.

Я больше не могу сдерживаться и протягиваю руку, чтобы нежно коснуться ее спины.

Она издает тихий звук и разворачивается. Она переворачивается на спину, зевая с растрепанными волосами. Я усмехаюсь маленькой, порочной усмешкой и провожу пальцами вниз по ее обнаженной правой груди, наблюдая, как ее сосок твердеет из-за меня. Я обхватываю ее грудь, наслаждаясь ее теплом и формой, которую она принимает в моей руке.

"Наркоманка", - сонно бормочет Робин.

"Ты была бы такой же, если бы у тебя был такой вид", - отвечаю я.

Она поворачивает голову и, улыбаясь, ждет поцелуя - то, чего она требовала от меня каждое утро с нашей первой ночи вместе. Я подчиняюсь, поддразнивая, наслаждаясь тихим счастливым звуком, который она издает, когда я целую ее. Затем я зарываюсь лицом в ее шею и ненадолго растворяюсь в ее аромате, прежде чем отстраниться и встретиться взглядом с ее бледно-голубыми глазами.

"Доброе утро, соня", - поддразниваю я.

"Ложь. Все ложь". она отвечает, снова зевая. "Я дремала, а не спала. Бодрствовала целую вечность".

"Я верю тебе вопреки миллионам. Ты хорошо притворяешься, что храпишь. Мы должны записать это и продать. Мы бы сколотили состояние".

Смех Робс всегда меня подбадривал; ее мягкий альт сделал бы ее фантастической блюзовой певицей, если бы она не была такой застенчивой. Когда она хочет спать, это звучит как мед, политый дымом, и мне становится жарко, просто слушая это. Я иногда фантазировала о том, чтобы записать ее на пленку для моего личного удовольствия, но я знаю, что это слишком сильно смутило бы ее. Жаль.

"Планы на сегодня?" спрашивает она меня, голос становится слегка хриплым, когда она разминает затекшую спину.

"Мм", - отвечаю я. "Не знаю. Сегодня выходные. Кроме моей генеральной репетиции завтра вечером, у меня нет никаких планов ".

"Ах, да", - тихо говорит Робс. "Я почти забыла об этом. Во сколько она начинается?"

"В шесть. Хочешь пойти?"

"Я тебе не помешаю?" - спрашивает она.

"Нет, если ты будешь тихо и хорошо себя вести".

"Вела ли я когда-нибудь себя иначе?"

"Прошлой ночью. По крайней мере дважды", - поддразниваю я.

"Лекси!" - протестует она, смеясь. "Это не считается, и ты это знаешь".

Я прижимаюсь к ней, наслаждаясь последним мгновением тишины перед началом дня. Она вознаграждает меня, перекатываясь ко мне и обнимая одной из своих сильных рук, прижимая меня ближе. Я закрываю глаза от блаженства.

— -

"Хочешь что-нибудь конкретное на завтрак, Лекси?"

Я думаю. "Нет, не суетись, Робс". Что угодно подойдёт. Мюсли. Тост. Ты, - ухмыляюсь я. "Тост и ты".

"Алексис!" - стонет она, закатывая на меня глаза. Мне приятно видеть, как она краснеет в ответ на мое заигрывание. Робс всегда была такой серьезной девочкой; и после того, как мы потеряли маму и папу, иногда казалось, что она больше никогда не улыбнется. Но у нас обеих на этой ране появились струпья, и постепенно ее светлая сторона проявилась снова.

Но только в последние три недели это проявилось по-настоящему - с тех пор, как она открылась мне и, я думаю с тех пор, как мы стали жить в соответствии с нашим взаимным влечением друг к другу. Я думаю, она держала в себе огромное количество стресса и страха, потому что с того вечера она изменилась.

О, не поймите меня неправильно, она все еще фейерверк. Встаньте у нее на пути, и она откусит вам ноги. Она не доверяет людям, думает, что они ее подведут. Одному Богу известно, как мне удалось избежать этого, но каким-то образом я справилась.

Я беру нам несколько мисок, пока она достает хлопья и молоко. Я накрываю для нее место рядом со мной за столом, чтобы я, шлюшка, которой я являюсь, могла развлечь себя, прикасаясь к ней разными частями своего тела, пока мы едим.

Я ничего не могу с этим поделать. Она делает меня игривой. С ней мне хочется смеяться, танцевать и петь. Я хочу прикасаться к ней, чувствовать ее, и, находясь в любом месте на публике, мне приходится бороться за то, чтобы не оказаться с ней в неловком положении.

И вот мы сидим, прижавшись друг к другу за нашим столиком, который мог бы вместить клиентуру ресторана среднего размера. Этот образ меня забавляет, и я уверена, что Робс думает о том же, судя по легкой улыбке, с которой она доедает завтрак. Я украдкой бросаю на нее странный взгляд и рада, что она делает то же самое. Ни одна из нас еще не потрудилась должным образом одеться; она натянула старую потрепанную футболку, а я довольно поношенную ночнушку; конечным результатом, конечно, является то, что мне открывается прекрасный вид на ее обнаженные бедра, в то время как мои кокетливо прикрыты прозрачной тканью.

В какой-то момент она опускает руку на мое бедро, чтобы сжать его, и я прижимаю свою правую ногу к ее левой, награждая ее улыбкой. Мне нравится, какая она тактильная. Мне нравится, что она хочет почувствовать меня, даёт мне знать, что она рядом. Робс до этого никогда бы не подумала обнять меня врасплох. Робс после этого не заморачивается об этом. Это одна из многих вещей, которые изменились между нами. Мне это нравится.

Она заканчивает свой завтрак задолго до того, как я приступаю к своему; у нее всегда был здоровый аппетит, но Робс есть Робс, и сейчас она отправится на пробежку, нравится мне это или нет. Иногда я ей завидую. Я так и не подхватила привычку с упражнениями; фортепиано, а позже и виолончель отнимали у меня все свободное время, не считая того небольшого количества, которое у меня оставалось для танцев.

Я могу часами погружаться в музыку. Это всегда было моим главным спасением от суровых, зазубренных краев мира.

Она - мое второе спасение. Сейчас, больше, чем когда-либо, я могу черпать силу в ее верности и любви.

Она слегка отодвигает свой стул, а затем поворачивается, чтобы наблюдать за мной, пока допивает кофе. Я чувствую себя немного неловко, но отбрасываю это в сторону. Мне нужно правильно питаться в эти выходные, репетиция, вероятно, будет долгой, и мне понадобится моя игра на "отлично". Но чем дольше это продолжается, тем труднее это игнорировать.

"Пенни за твои мысли?" Я наконец спрашиваю, после того как она некоторое время наблюдала за мной.

"Они не стоят и пенни", - отвечает она с ленивой улыбкой.

"Для меня стоят", - отвечаю я, махая на нее ложкой. "Выкладывай".

"Просто забавляюсь, вот и все".

"Чем?"

"Тем, как я влюблена в тебя".

Я слегка краснею. "Робс, ты заставишь меня испачкать себя, если будешь продолжать так говорить".

Она смеется. "Правда?"

"Пинки-пинки", - тихо говорю я. Я отпиваю мятный чай, который она заварила для меня, и улыбаюсь ей поверх края чашки. Она сутулится, и мне нравится, как ее груди прижимаются к ткани рубашки. Ее волосы растрепаны; она еще не потрудилась собрать их в свой обычный конский хвост, поэтому они волнами ниспадают по обе стороны лица, обрамляя и подчеркивая скулы.

Я бы хотел, чтобы она почаще носила распущенные волосы, но она терпеть не может, когда они мешают.

Она внезапно ерзает, затем отставляет свой кофе и встает. Я бросаю дразнящий взгляд на внутреннюю поверхность ее бедер, когда она наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в макушку, затем она уходит с коротким "Скоро увидимся".

Я вздыхаю и спокойно доедаю остатки своего завтрака. Я допиваю чай, глядя на наш маленький, неухоженный огород.

Утро в основном ясное; лишь несколько пушистых кучевых облаков разбросаны по небу, как подушки. Думаю, я проведу хотя бы часть его в саду.

На этой мысли я встаю, оставляя свою чашку на столе на потом. Я потягиваюсь, наслаждаясь ощущением, как ноет моя спина. Мне пора начинать свой день.

— -

Я провожу пальцами по своим растрепанным волосам, затем завязываю их сзади, чтобы они не лезли в глаза. Я снимаю ночнушку и замираю. Повинуясь прихоти, я подхожу к зеркалу в полный рост и стою там, оценивая ситуацию.

Наверное, я привлекательна. Робин довольно непреклонна в своем мнении по этому поводу. Но я думаю, что я бледнею по сравнению с ней. Все, что я собой представляю, - это стройность. У нее есть бедра и мускулатура. Полагаю, мне повезло с моими карими глазами; по крайней мере, я не стереотипная худая голубоглазая блондинка. Я поджимаю губы и нежно провожу руками по своим маленьким грудям и их нежным соскам. По крайней мере, Робин ценит их, в отличие от Эндрю.

Мне все еще слишком больно из-за его измены, чтобы перейти на ненависть, которую я должна испытывать по этому поводу.

Я вздыхаю и отворачиваюсь. Я достаю пару трусиков из ящика с нижним бельем и натягиваю их. За ними следуют длинные кремовые льняные брюки и хлопковый жилет. Я выглядываю наружу и раздумываю, затем также натягиваю тонкую темно-синюю водолазку с вырезом.

Мой футляр для виолончели стоит в углу, в безопасном месте от любого, кто нас посещает. Я поднимаю его за ручку, вделанную в бок, затем спускаю футляр и его драгоценное содержимое вниз, в гостиную, где кладу его на диван.

Я открываю французские двери в сад, раздвигаю занавески, чтобы впустить свежий воздух, глубоко вдыхаю прохладный утренний бриз, а затем подтаскиваю табурет поближе к дверному проему, чтобы во время игры было немного естественного света.

Я щелкаю застежками и открываю футляр, аккуратно откидывая крышку к спинке дивана. Достаю свой тренировочный смычок и откладываю его в сторону. Я осторожно освобождаю свою виолончель от ее пут, а затем вынимаю ее из футляра за шейку, ставя на пол. Поддерживая ее левой рукой, я быстро вытаскиваю ее шпильку до упора, которую я отметила тонким кольцом черной изоленты.

Наконец, я беру смычок и направляюсь к своему табурету, стараясь по пути ни на что не натолкнуть моё дитя.

Я устраиваюсь на солнце и некоторое время сижу неподвижно, зажав виолончель между ног. С тех пор, как я начала учиться, это была одна из моих любимых вещей - предвкушение, возможности, которые проносятся в голове перед тем, как конский волос и канифоль встретятся со сталью.

Я регулирую натяжение смычка, затем играю несколько арпеджио и хроматических гамм. Моя малышка расстроена; и мне нужно немного ослабить ритм. Немножко гаммы. Лучше, но не идеально. Немного натяни G, слегка подразни смычком все четыре струны и удовлетворенно улыбнись. Идеальные квинты. Громкий, пронзительный, счастливый звук.

Тогда время для сюиты для виолончели номер один Баха. Разогревающая пьеса... игривая, но и полная эмоций, на выбор музыканта.

Я прикасаюсь смычком к струнам и начинаю играть.

— -

Однажды я попыталась объяснить Робин, на что похожа музыка, когда ее воспринимаешь так, как воспринимаю её я. Это как будто я отхожу на задний план, и музыка берет верх. Крещендо, нисхождение для меня так же естественны, как приливы и отливы. У меня в голове всегда звучит оркестр; пьесы, которые я прочитала, услышала или написала, носятся сами по себе, как листья в водовороте. Это одновременно потрясающе и раздражающе - я никогда по-настоящему не могу успокоиться.

Я должена выпустить музыку, всю ее целиком, иначе она разъедает меня и не дает расслабиться.

Затем следуют эмоции. Печаль в минорной тональности, счастье в мажорной. Печаль также может быть серьезной, когда знаешь, что преодолеешь ее. Большая часть моей жизни - это мажорные вещи, слава Богу. Или минорная тональность, которая с помощью какой-то хитрости модулируется в мажор. Я бы давно перерезала себе вены, если бы это было не так...

Однажды я был близок к этому, в одно очень мрачное время, вскоре после трагедии с мамой и папой...

Все, что меня останавливало, это осознание того, что именно она найдет меня. Я не мог так поступить с ней.

Так что я терпела. И я преодолела это. Второстепенное стало главным, как это всегда бывает в конце концов.

Очевидно, я никогда не говорила об этом Робин. В душе я королева драмы, но, по крайней мере, драматические сцены происходят там, где их могу видеть только я. И, по крайней мере, у меня есть для этого выход. И теперь, когда она у меня есть... может быть, я наконец-то в безопасности от тьмы.

Я надеюсь на это.

— -

Я всегда теряю счет времени, когда играю. Бах перешел к Шуберту, Шуберт - к Брамсу, а от Брамса я перешла к концерту си минор Дворжака. Я даже не помню, как сделала это; я была потеряна в своем собственном состоянии сна.

Что-то движется в моем периферийном зрении, и я поднимаю подбородок, слегка поворачиваясь. Робин сидит на ближайшем ко мне краю дивана, поджав ноги под себя, одеяло накинуто на плечи. Должно быть, она пробралась ко мне, пока я играла. Ей всегда нравилось меня слушать.

Ее глаза закрыты, поэтому она не знает, что я ее видела. Само движение было просто движением складки ее одеяла, колышущейся на ветру. Я улыбаюсь и снова отворачиваю голову. Она выглядит такой умиротворенной, что я не могу остановиться и побеспокоить ее. Итак, Дворжак медленно переходит к своему завершению, а затем я перехожу к ее песне.

Она не знает, что это ее песня или что я ее написала. Мне забавно иногда напевать ее и смотреть, как крутятся шестеренки, когда она пытается ее понять. Она никогда этого не сделает. Когда-нибудь я избавлю ее от страданий... но не сегодня.

Это начинается медленно. Мягко, нежно, как Робин со мной. Минор, который медленно становится мажором, постепенно выстраиваясь в величественную, богатую гармонию. Признаю, это несколько заимствовано у Элгара. Может быть, когда-нибудь я найду композитора, который сможет переложить это для оркестра.

Но сейчас... это мое и ее, и я одна это знаю.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, когда затихает финальный аккорд. Я вижу, как она вздыхает, когда затихают последние отголоски. Затем она открывает глаза. Я встречаю ее взгляд с улыбкой.

"Боже, какая же ты подлая маленькая Робс".

Она краснеет. "Прости, Лекси. Я не могла тебя прервать".

"Я знаю, Робс. Я просто поддразниваю. Мне нравится, что ты моя аудитория".

"Мне нравится быть твоей аудиторией", - тихо говорит она.

"Хорошо пробежалась?" Спрашиваю я, ослабляя натяжение смычка.

"Все было нормально. Хотя это не зашло так далеко или так жестко, как должно было".

"Иногда тебе просто нужен перерыв, понимаешь?"

"Я знаю, Лекси".

Она потягивается; одеяло соскальзывает с ее плеч, и я вижу, что она еще не переоделась. Я смеюсь.

"Так отчаянно нуждаешься в культуре, Робс?"

Она фыркает и машет руками. "Ты меня знаешь, Лекси. Если это удобно и не слишком воняет, то пока сойдет".

Я морщу нос, глядя на нее, и она качает головой с кривой усмешкой. "Вонючая одежда вряд ли является препятствием, когда профессия - слушать, как ты играешь подобным образом", - тихо говорит она.

"Так я полагаю, ты хочешь сказать, что я неплохой виолончелист?" Я поддразниваю.

"Ты лучше, чем Жаклин дю Пре", - спокойно отвечает она.

"О, Робс", - говорю я, удивленный и польщенный. "Я думаю, ты, возможно, смотришь на меня через очки обожающей младшей сестры. Я хороша, но не настолько".

"Ты лучше!" - настаивает она. "Боже, Лекси, неужели ты не понимаешь? Ты... ты берешь этот инструмент и заставляешь его звучать так... черт возьми, я не знаю, как это описать. Это как будто твоя душа в твоих руках, и ты рассказываешь и показываешь свою историю вообще без фильтров, и каждая маленькая боль, все, что ты когда-либо видела, делала или чувствовала, здесь, поет... "

Я оценивающе смотрю на нее. "Робс, ты пьяна?"

"Что? Нет!" - говорит она взволнованно.

Я смеюсь, кладу свою виолончель и мягко кланяюсь, затем встаю и подхожу, чтобы плюхнуться рядом с ней на диван. Она поворачивается так, чтобы видеть меня.

"Лесть поможет тебе везде, ты знаешь", - говорю я.

"Лесть ли это, если это правда?"

"Сложный вопрос. Однако я думаю, что ты чересчур щедра на похвалы, Робс".

"Лекси. Божья правда. У меня есть все пьесы, которые я когда-либо слышал, как ты играешь, на моем Mac. Ни один из этих виолончелистов не может тронуть тебя за эмоции, которые ты вкладываешь в свою музыку ".

Что бы вам ни нравилось в Робин, единственное, что у нее есть, так это хороший слух к техническим способностям. Я чувствую удовлетворение от того, что она считает меня настолько хорошей, даже если правда далека от этого. Я могу постоять за себя, но у меня нет решимости быть великой.

Она протягивает руку и обнимает меня, и я позволяю ей притянуть меня к себе. Мне нравится ощущение ее рук вокруг меня; Может, Робс и младшая из нас, но, находясь вот так с ней, я всегда чувствую себя шестнадцатилетней. Ее кожа слегка липкая от высохшего пота, а ее естественный аромат опьяняет... и внезапно, просто так, я хочу ее.

Я кладу голову ей на плечо.

"Который час?" Я спрашиваю.

"Только что исполнилось одиннадцать".

"Сегодня я хочу попытаться немного привести в порядок наш сад. Я уверена, что мы могли бы вырастить помидоры, если посадим их в горшки в солнечном уголке".

"Я уже вся грязная, мне нужно заниматься физическим трудом?" спрашивает она.

"Если бы ты мне помогла, это было бы прекрасно. Я щедро вознагражу тебя".

"Мне нравится, как это звучит", - отвечает она. "Мы говорим о поощрениях типа похлопывания по плечу? Или о чем-то более... щедром?"

Я поднимаю правую руку и нежно провожу кругами по ее правому бедру.

"Больше похоже на награду типа "полцарства"", - бормочу я.

"Только половина твоего царства?" Робс отвечает с улыбкой.

Всё это, вся я, навсегда - это то, что я хочу сказать. Думаю, мое лицо меняется, потому что она перестает улыбаться и озадаченно поднимает бровь.

"Лекси?"

"Мм?"

"Ты в порядке?"

"Эмм... да. Да, думаю я в порядке".

"Думаешь или знаешь?"

"Думаю".

Она слегка отстраняется от меня, чтобы лучше встретиться со мной взглядом. "Что случилось?"

"Просто надеюсь, что я никогда... что я никогда не потеряю тебя".

"Алексис Джулия Блейк", - говорит она, крепко прижимая меня к себе. "Помимо всего прочего, я бы умерла, если бы когда-нибудь была вдали от тебя. Ты нужна мне, как воздух, которым я дышу".

В моей груди нарастает боль. Я пытаюсь ответить, сказать что-нибудь, что угодно... но вместо этого я утыкаюсь лицом в ее шею, отчаянно и безуспешно сдерживая рыдания, мои глаза плотно закрыты.

"Лекси... что... Ох".

Я чувствую, как она шевелится, чувствую ее руку у себя под ногами, и следующее, что я действительно осознаю, это то, что она подхватила меня к себе на колени и обхватила руками, чтобы просто прижать к себе.

Постепенно дрожь проходит. Робс, мой ангел, просто гладит мои волосы, шею и спину и позволяет мне успокоиться в свободное от забот время. Она всегда знала, как меня понять. Всегда знала, что для меня сделать. И прямо сейчас это то, что мне нужно; она так близко ко мне, как моя собственная кожа.

Я никогда не знаю, что может спровоцировать это. В моем мире дождь так быстро сменяет солнечный свет. Мама всегда называла меня своим ребенком-бурей и управляла моим настроением с помощью отвлекающих факторов. После того, как я потеряла ее, стало тяжело.

Я делаю долгий, прерывистый вдох.

"Поговори со мной?" тихо спрашивает она.

Я сглатываю. Боль немного ослабла, но я все еще на острие ножа.

"Ты никогда не плачешь передо мной. Что происходит?" - спрашивает она меня.

"Просто... вещи, накопившиеся за эти годы, медленно уходят. Я думаю. Я не осознавал, сколько всего носила с собой. Это... только сейчас, когда я чувствую себя в безопасности, это выходит наружу. Извини."

"Никогда не извиняйся передо мной за то, что тебе нужно выговориться, хорошо?"

Я ничего не говорю. Я чувствую, как она вздыхает, и она крепче сжимает руки. "Вот что я тебе скажу", - говорит она. "Мы с тобой собираемся немного поработать в саду, чтобы ты могла подышать свежим воздухом. Затем я собираюсь потереть тебе спинку. Затем я собираюсь напоить тебя. Тогда ты соберёшься поговорить со мной об этом... Я имею в виду, действительно поговорить об этом ".

Она нежно приподнимает мой подбородок. "Лекси?"

Я шмыгаю носом и тру лицо, затем открываю глаза. Робс хмурится. Мне не нравится, когда она хмурится.

"Мм?" Я вопросительно киваю.

"Это тот момент, когда ты говоришь: "Звучит заманчиво, Робин, я бы хотела, чтобы ты провела руками по всему моему телу, напоила и соблазнила меня".

Я ничего не могу с собой поделать. Я задыхаюсь, затем беспомощно смеюсь. Робс ухмыляется мне. "Так и думала. Ты распутница". говорит она.

"Ничего не могу поделать с тем, что ты делаешь со мной".

Робс целует меня, один раз, затем просто обнимает меня сильнее.

"Лучше?" спрашивает она через некоторое время

Я издаю что-то вроде утвердительного звука, и она помогает мне слезть с ее колен. Жаль, я наслаждалась тем, что была на ней, и короткой интерлюдией, когда не нужно было быть взрослым. Робин встает и потягивается, затем протягивает мне руку. Она поднимает меня и заключает в свои объятия, крепко обнимая. Когда она отпускает меня, то игриво шлепает по заднице. Я фыркаю и снова тру лицо.

"Я в беспорядке, Робс", - тихо говорю я.

"Нет. Ты просто слегка извращенка, как и я", - отвечает она. Затем она краснеет, и я ухмыляюсь ее непреднамеренному каламбуру. Я люблю ее; люблю то, как она временами говорит самые уморительно неуместные вещи.

"Снова выглянуло солнце", - говорит она, и я знаю, что она говорит не о погоде. Прямо сейчас я ничего не могу сказать в ответ, поэтому я просто чмокаю ее в щеку и тихо, от всего сердца говорю "Спасибо".

— -

Наблюдение за тем, как Роб роет землю в своих спортивных штанах и лифчике, поднимает мне настроение.

Это похоже на мой собственный эротический фильм, и я почти уверена, что это не ускользнуло от нее, потому что она проводит больше времени, наклоняясь, чем, я уверена, строго необходимо. Вскоре она снова покрыта легким блеском пота, а ее волосы растрепаны во все стороны.

Она собрала для меня четыре разных горшка с землей и посадила их на старые кирпичи в солнечной части огорода. Я развлекалась тем, что пропалывала всякие сорняки, и поэтому все, что мне нужно сделать, это разбросать семена помидоров и разгрести почву пальцами. Робс приносит мне лейку, и я все смачиваю.

Пока я этим занимаюсь, у меня есть возможность немного поиздеваться. Когда я была в школе, мы называли лайкровые штаны, похожие на те, что она носит, "Скандальными штанами" - такими обтягивающими, что было видно, как просвечиваются губы.

И Боже, как же Робин в них сексуальна. Клянусь, у нее нет лишнего веса; только в высшей степени подтянутые бедра и задница, за которую можно умереть. Я благословляю свою счастливую звезду за то, что ей не нравятся парни, потому что если бы это было так, она бы выбрала любого из них. Вместо этого она со мной... и я знаю, что заключила более выгодную сделку.

Она рассеянно протягивает руку, чтобы почесать мне спину, и я слегка улыбаюсь ей. Она провела некоторое время на свежем воздухе в хорошую погоду, и ее веснушки потемнели. Они, в сочетании с конским хвостом и ее стройным телосложением, заставляют ее выглядеть еще моложе, если это возможно. Она бессознательно поправляет свой спортивный бюстгальтер, и я ловлю себя на том, что думаю о ее груди.

Внезапно я понимаю, что проливаю на себя воду. Я вскрикиваю, и Робин смеется надо мной.

"Поймала тебя", - самодовольно говорит она.

Я бросаю на нее пристыженный взгляд и опускаю голову. Она снова смеется, затем подходит, обнимает меня за талию и притягивает к себе. "Мне следует начать брать с тебя плату за час".

"Я бы с радостью заплатила", - отвечаю я. "Но я бы предпочел заплатить натурой... "

Она забирает у меня лейку и отставляет ее в сторону. "Алексис Джулия Блейк, я заявляю, что ты шлюшка".

"Призналась, осуждена, заключена". Я вздыхаю, протягивая свои запястья. "Закуйте меня в кандалы и тащите на мое наказание. В чём, кстати, мое наказание?"

"Мм. Я подумаю об этом и вернусь к тебе. Во-первых, мне нужно принять душ, а затем, кажется, я припоминаю, что предлагала тебе помассировать спину".

"Вот именно. Глупая девчонка. Это был твой серьёзный тактический просчёт".

"Все это часть моего хитрого плана раздеть тебя". она отвечает невозмутимо.

"О, правда?" Говорю я с непристойной ухмылкой. "Это работает со всеми девушками, на которых ты это применяешь?"

"Всех тех, кого я хочу видеть голыми, да", - отвечает она.

Я краснею. Одному богу известно почему, она уже видела меня всю. Она усмехается моему дискомфорту, наслаждаясь легким моментом, который она только что набрала. Мы убираем мусор в нашем саду, и Робс идет в душ, пока я готовлю греческий салат на обед.

— -

Я усаживаю нас за наш потрепанный непогодой пластиковый садовый столик и наливаю нам обоим по бокалу недопитой бутылки шардоне, которую мы открыли прошлой ночью. Я сажусь ждать, закрыв глаза и наслаждаясь легким ветерком и пением птиц.

Робс не торопится, но ожидание того стоит. Она оделась в короткий бело-голубой хлопковый сарафан. Я благодарно присвистываю ей, как волчица, и она принимает позу для меня у открытых французских дверей. Я изображаю, что фотографирую, и она посылает мне воздушный поцелуй папарацци. Затем она неторопливо выходит, чтобы присоединиться ко мне.

"Привет, секси", - бормочу я, когда она садится рядом со мной.

"Привет, любимая", - отвечает она с улыбкой. "Спасибо, что приготовила обед, Лекси. Я приготовлю ужин, хорошо?"

"Договорились", - отвечаю я. "Извини, это довольно просто".

"По-моему, выглядит неплохо", - говорит она, накрывая для нас на стол. Я делаю глоток вина и наблюдаю за ней.

Не в первый раз я ловлю себя на том, что жалею, что не художник. Я знаю, что буду носить с собой эту фотографию, на которой она сидит здесь, в пятнистой полуденной тени, до конца своей жизни. Она в своей стихии; выбившиеся пряди волос мягко развеваются, она неосознанно ест ломтик сыра, на данный момент не сосредоточена на защите своих мрачных укреплений от внешнего мира.

Моя Робин. Моя светлая половина. Надеюсь, я поступила с ней правильно.

"Ешь, Лекси", - тихо говорит она, и я подчиняюсь. Я доедаю несколько оливок и помидоров и наслаждаюсь бокалом вина. В этом году прохладная весна, но день теплее, чем обычно, поэтому я не слишком страдаю. Я смотрю на Робин и снова желаю, чтобы мой метаболизм был немного активнее. Я с сожалением тереблю свой свитер.

"Что тебя беспокоит?" Спрашивает Робс, потягивая свое шардоне.

"Ничего важного. Просто хотела бы я показать как можно больше кожи, не замерзнув".

Робс добродушно закатывает глаза. "Поверь мне, Лекси. То, как свитер сидит на тебе, не оставляет места для моего воображения".

"Правда?" Спрашиваю я, заинтригованно.

"Да, правда", - произносит она одними губами.

Я ухмыляюсь. "Я постараюсь найти больше таких".

"Брюки тоже хороши. Тебе идет постельное белье. Мне следовало бы похитить тебя и утащить на свою прогулочную яхту".

"У тебя есть яхта? Почему ты не сообщила мне об этом довольно важном факте?" Спрашиваю я, подыгрывая.

"Я боялась, что ты примешь меня за охотника за сокровищами", - отвечает она. "Ярррррр".

Я смеюсь. "За моей задницей?"

"О боже, Лекси. Это ужасный каламбур". Робин откидывается назад и в отчаянии качает головой.

"Ты это подстроила, это твоя вина", - отвечаю я и показываю язык.

"Полагаю, у меня получилось", - с сожалением говорит она. "Я спишу это на вино и весёлую компанию".

— -

Мы сидим, наблюдая за нашим садом. Случайная птица пролетает над нашим участком неба, а одна из наших местных белок пробегает вдоль задней изгороди, останавливаясь ровно настолько, чтобы убедиться, что мы не представляем угрозы. Робс протягивает руку и кладет ее мне на колено, нежно сжимая его.

"Ты собираешься говорить, или мне сначала нужно тебя расслабить?" - спрашивает она серьезно.

Я вздыхаю.

"Обычно я бы не стала копаться во всем этом, Лекси, но ты расслабила меня достаточно, чтобы я была готова".

Я слегка сдвигаюсь на своем сиденье, чтобы оказаться лицом к ней. Ее лицо серьезно; ее глаза прикованы ко мне.

Я пожимаю плечами. "Просто я долго не чувствовала себя нужной, Робс. Очень, очень долго".

"Ты всегда была нужна мне", - тихо отвечает она.

"Да... Я знаю... но пока ты не позволила мне любить тебя, я думала... ну, я думала, что буду одна. Я имею в виду романтически. Эндрю причинил мне слишком много боли ".

Робс ворчит что-то непристойное себе под нос и качает головой. "Ему лучше молиться, чтобы я не заметила его, пока я за рулем Пежо", - бормочет она. "Я превращу этого ублюдка в украшение для капота".

Я грустно улыбаюсь. "Не надо, ты попадешь за решетку, а я буду грустной пандой".

"Я знаю, Лекси", - вздыхает она. "Я просто... Я не могу простить его за то, что он сказал о тебе и сделал с тобой".

"Ты должна быть счастлива. Это значит, что у тебя есть я", - говорю я.

"Я знаю, я знаю. Но на карту поставлен принцип", - декламирует Робин. "Такие мужчины заслуживают того, чтобы их задавили, содрали кожу и превратили в обивку сидений".

"Они ничего не могут с этим поделать. Покажи им немного дерзости, и они сойдут с ума".

Робин фыркает. "Я знаю, что, возможно, я несправедлива. Но... он причинил тебе боль, и это меня бесит. Поэтому я буду ненавидеть его с яростью миллиона солнц, что бы ты ни говорила, вот так. Она делает глоток вина. "Но да. Я рада, что ты не жената".

"Правда?" Спрашиваю я игриво.

"Ну, для общества, да. Для меня... Лекси, если бы братья и сестры могли жениться, я бы сделала тебе предложение в мгновение ока. Я любила тебя всю свою жизнь. Я никуда не денусь и определённо не захочу никого другого, никогда".

Через некоторое время мне удается выдавить хриплое "Спасибо". Только что сказанные Робин слова взволновали меня так, что я не могу описать; и требуется физическое усилие, чтобы снова не забраться к ней на колени. Я прерывисто вздыхаю. "Ты... ты всегда знаешь, как сказать мне правильные вещи. Чтобы сделать меня сильной".

"Смелость, Алексис", - резко говорит она. "Ты самый сильный, стойкий человек, которого я знаю. Тебе не нужно, чтобы я делала тебя такой".

"Ты ошибаешься", - тихо говорю я.

Робс косится на меня.

Я вздыхаю и принимаю решение.

"Заходи внутрь. Я не могу говорить об этом здесь".

— -

Робс бросает на меня озадаченный взгляд, но встает и помогает мне подняться. Я провожу ее через двери в гостиную, где сажусь на диван и притягиваю ее к себе.

"Лекси?" - спрашивает она через некоторое время.

"Просто думаю, как лучше... ах, к черту это". Отвечаю я. Поворачиваюсь к ней лицом. "Я никогда не собирался тебе этого говорить. Но я полагаю, что теперь мы никуда друг от друга не денемся... так что ты заслуживаешь знать".

Я делаю глубокий вдох. "Раньше я думала о том, чтобы навредить себе, Робс. Часто. На самом деле почти все время. И у меня все еще бывают плохие дни. Сегодня был почти плохой день. Почти, но не совсем ".

"Навредить себе... как?" Спрашивает Робс, прищурив глаза.

"Горячие ванны и бритвенные лезвия".

Робин вдыхает и выдыхает, намеренно.

"Ты когда-нибудь пробовала?" спрашивает она спокойно.

"Нет. Однажды чуть не завершила задуманное. Струсила. Знала, что ты будешь той, кто найдет меня. Не могла так поступить с тобой. Не после всего, через что мы уже прошли с мамой и папой... "

"Почему?" - тихо спрашивает она.

"Потому что", - шепчу я. Я прерывисто вздыхаю. "Потому что снаружи темно. Иногда очень, очень темно. А в деревьях прячутся волки. И они всегда пытаются найти свой путь внутрь".

Она нежно берет меня за руку. "Они сейчас там?"

"Нет", - говорю я дрожащим голосом. "Моя музыка держит их подальше. И теперь у меня есть ты".

"Ты в будущем собираешься причинить себе вред?"

"Нет. Не сейчас, не после всего, что между нами было".

"Ты бы сказала мне, если бы это изменилось?"

Я изо всех сил пытаюсь встретиться с ней взглядом. Я чувствую жгучие слезы. Мне стыдно за эту слабость.

"Ты бы сделала это?" - снова спрашивает она.

Я киваю, не в силах ответить. Она протягивает руку, чтобы нежно погладить меня по щеке, а затем притягивает меня вперед, так что моя голова оказывается у нее на груди. Она держит меня вот так, пока я дышу, пытаясь побороть желание заплакать. Каким-то образом мне это удается, и Робс отпускает мою руку, чтобы она могла нежно погладить мою спину.

"Ты знаешь, что я никогда не брошу тебя, не так ли?" - шепчет она. Я киваю.

"Ты знаешь, что можешь говорить со мной обо всем, не так ли?"

Я снова киваю, шмыгая носом, и протягиваю руку, чтобы прижать ее к себе.

"Тогда ладно. Мы не будем вспоминать об этом снова. Я пойду и убью всех этих гребаных волков, а ты сможешь вернуться к тому, чтобы быть моей суперсексуальной сестрой, у которой все получается, хорошо? " - говорит она, завершая поцелуем в мою макушку. Я издаю что-то вроде утвердительного звука. Робс еще несколько раз поглаживает мою спину.

"Подвинься, Лекси", - говорит она. Я подчиняюсь, и она убирает подушки с дивана, а затем ложится на спинку. Она приглашающе похлопывает по месту перед собой, и после небольшого колебания я присоединяюсь к ней, кладу голову на ее вытянутую правую руку, чувствуя, как ее сильный живот прижимается к моей спине, когда она обнимает меня левой рукой и сильно прижимает к себе.

Я потихоньку немного расслабляюсь, потихоньку расслабляюсь.

"Почему ты никогда не говорила, что тебе так больно?"

"У тебя было достаточно проблем".

"У меня было более чем достаточно свободного времени, чтобы помочь тебе, Алексис".

"Я чувствовала, что это было бы эгоистично. Я старшая сестра. Я должна быть взрослой. Не ты".

"Срочная новость, любимая Лекси. Я совсем взрослая".

"Я знаю, тыковка. Но... Я не хотела быть обузой".

"Ты никогда не была для меня обузой, Лекси. И никогда не будешь. Ты всегда будешь единственным самым важным человеком в моей жизни. Так что тебе лучше смириться с тем фактом, что ты никогда от меня не избавишься ".

Я вздыхаю и прижимаюсь к ней в ответ.

Рука Робин медленно движется вверх, нежно поглаживая мой живот. Затем она дразняще проводит пальцем по моему правому соску.

Я чувствую, как он напрягается, и я извиваюсь. "Робин. Я исповедуюсь в своих грехах. Не в своих похотях".

"Прости, Лекси. Ничего не могу с этим поделать. Вот так держать тебя - всегда означает хотеть тебя ". Ее палец ускользает, и я не могу удержаться от обреченного стона.

"Я не говорила, что ты должен остановиться... " Я мягко намекаю.

Ее палец останавливается, а затем возобновляет свое движение по моему теперь возбужденному соску. Клянусь, я чувствую, как она ухмыляется мне в спину.

"Да, да", - тихо говорю я. "Я ничего не могу поделать с тем, что я зависима от тебя".

"Мы обе".

"Ты тоже зависим от себя, да?" Спрашиваю я, забавляясь.

"О да, детка, я не могу насытиться своей любовью", - протяжно произносит она мне в спину. Я смеюсь над этим и извиваюсь, поворачиваясь к ней лицом. Мне нравится наблюдать за ее лицом, когда она смотрит на меня; у нее такой восхитительно напряженный взгляд. Это превращает меня в слизь.

В ее голубых глазах бледно-золотистые крапинки, разбросанные, как веснушки, вокруг радужной оболочки. Ее взгляд всегда был откровенным - эмоции Робин обычно очень заметны.

Однако прямо сейчас я не могу прочесть, о чем она думает.

"Ты никогда не боялась будущего?" Я спрашиваю ее серьезно.

"Нет. Никогда такого не было и никогда будет".

"Почему нет?"

"Потому что я знаю, что могу справиться с миром. Игнорируй большинство вещей достаточно долго, и они исчезнут. К тому же, теперь у меня есть ты. И я знаю, что с нами не может случиться ничего такого, с чем мы не смогли бы справиться вместе ".

"Правда?"

"Клянусь честью. Что, как мне кажется, довольно забавно, учитывая, что я потерял свою честь из-за тебя, подлый суккуб".

Я фыркаю. "Суккубы охотятся на мужчин. Я не уверена, что я подхожу".

"Я уверена, что могу придумать термин".

Мы лежим там, просто глядя друг на друга некоторое время. Я ловлю себя на том, что вспоминаю долговязую неуклюжую девочку, которой она была; всегда уютно устроившуюся в углу с книгой или читающую журналы National Geographic, на которые был подписан папа. Я вздыхаю. Той девочки почти уже нет. Ей пришлось оставить свое детство далеко, слишком рано.

Я протягиваю руку, чтобы погладить ее по щеке. "Иногда я сожалею, что нам обеим пришлось так быстро повзрослеть".

Робс раздраженно качает головой и тянется, чтобы схватить меня за руку.

"Лекси. Меня не заставляли, я сама сделала выбор. Ты сделала мир безопасным для меня. Я могла бы остаться маленькой девочкой. Не вини себя за то, что не имеет к тебе никакого отношения, хорошо? Я сделала выбор. И я рада ему. Я рада, что у нас с тобой были взрослые отношения до этого... потому что это означает, что у меня есть право отшлепать тебя по заднице, когда ты ведешь себя глупо ".

Я слабо улыбаюсь. Робс бросает на меня насмешливый взгляд, затем сжимает мою руку и отпускает ее, чтобы она могла убрать волосы с моих глаз.

"Серьезно. Если ты и чувствуешь себя виноватой в чем-то, то это должно быть из-за того, что ты так долго ждала, чтобы открыться мне".

"Знаешь, это тот самый случай, когда горшок называет чайник черным", - отвечаю я.

"Я никогда не утверждала, что я логична", - отвечает Робс и показывает мне язык.

"Сделай это еще раз", - бросаю я ей вызов.

Она снова выпячивает язык и извивается им. Я смеюсь и наклоняюсь к ней. Вначале поцелуй медленный и нежный. Я закрываю глаза, чтобы лучше чувствовать ее рядом с собой. Я знаю, что ей это нравится, потому что я чувствую, как она придвигается ближе ко мне; чувствую, как ее руки крепко сжимаются у меня на плечах. Я слегка приоткрываю губы, впуская ее. Она нежно проводит кончиком языка по моей верхней губе, и я дрожу.

Она становится более настойчивой, и я уступаю ей. Я чувствую, как мое сердце начинает учащенно биться, а глубоко в животе возникает уже знакомая волна желания. Она придвигает свою ногу к моей, а ее левая рука проникает под пояс моих брюк и нежно дразняще спускается вниз. Я слегка выгибаюсь навстречу ей, наслаждаясь ощущением ее живота напротив моего. Я провожу правой рукой по ее плечу до поясницы, где впиваюсь ногтями. Она прерывает наш поцелуй, чтобы с шипением выдохнуть, и я пользуюсь паузой, чтобы слегка приоткрыться для ее пальцев. Кончик ее пальца медленно скользит под мои трусики и между моими выбритыми губами, и она издает тихий восхищенный звук, когда обнаруживает, что я мокрый для нее.

Она становится все более настойчивой, и я уступаю ей. Я чувствую, как начинает колотиться сердце и как в животе появляется знакомая боль. Она придвигает свою ногу к моей, а ее левая рука проникает под пояс моих брюк и нежно дразняще спускается вниз. Я слегка выгибаюсь навстречу ей, наслаждаясь ощущением ее живота на своем. Правой рукой я провожу по ее плечу до поясницы, где впиваюсь ногтями в кожу. Она прерывает наш поцелуй, чтобы выдохнуть, и я, воспользовавшись паузой, слегка раздвигаю ее пальцы. Кончик ее пальца медленно проникает под трусики между моих бритых губок, и она издает тоненький восхищенный звук, обнаружив, что я мокрая для нее.

Она нежно проводит пальцем по моему клитору, я утыкаюсь лицом в ее шею и отдаюсь ей. Медленно, мучительно медленно Робин дразнит меня. Она покусывает мочку моего уха, и я стону. Она массирует мне спину и попу, и я скулю, требуя большего. Ее пальцы скользят по мне, безымянный и указательный пальцы входят и выходят, гладя мой клитор. Кончики ее пальцев уже касаются моего ноющего входа, и я чувствую, как мышцы моих бедер содрогаются в такт мягким движениям ее руки внутрь и наружу.

Медленно, чертовски медленно, я наращиваю темп. На коже выступает пот, соски ноют, задевая ткань топа при каждом затрудненном вдохе. Я чувствую, что достигаю пика. Я знаю, что она тоже это чувствует, потому что она крепко притягивает меня к себе и тихо шепчет: "Кончи ради меня, Лекси".

Она просовывает свое левое бедро между моими и сильно надавливает на мои лоно и губы, и это все, что мне было нужно, чтобы опрокинуть меня через край в содрогающуюся кульминацию. Я кричу, заглушаемая ее телом, и сильно бьюсь об нее, а она продолжает ласкать меня, преодолевая волны и впадины моего оргазма.

Потом, как всегда, она обнимает меня, прижимает к себе, давая моему телу прийти в равновесие.

"Лучше?" - шепчет она через некоторое время.

"Безусловно. Это восхитительно", - справляюсь я.

"Оставайся здесь и не двигайся. Я скоро вернусь, хорошо?"

"Поторопись. Я хочу еще", - пробормотала я, и была вознаграждена ее дымным, знойным смехом.

— -

Я перевернулся на спину, наслаждаясь томным чувством удовлетворения, которое всегда охватывает меня после того, как Робин побывала со мной. Я все еще хочу ее, хочу еще, но сиюминутная жажда немного утихла. Она никогда не бывает со мной бесцеремонной - ей слишком нравится играть со мной. И, честно говоря, мне это нравится. Я зависима от ее тела. От тугих, упругих мышц ее ног. От жилистых, сильных рук. От идеальной кожи. От улыбки, от вкуса, от запаха.

Я прикасаюсь к себе и издаю дрожащий стон. Я насквозь промокла; мои бедные трусы, как сигаретная бумага, сдерживают океан, когда речь идет о моей физической реакции на нее. Честно говоря, я бы сняла их, если бы у меня было больше сил. Но я слишком наслаждаюсь моментом спокойствия, чтобы заставить себя.

Я слышу шаги Робс по лестнице и слегка поворачиваюсь, чтобы видеть, как она возвращается в гостиную, вооружившись одеялами и бутылками. Она рассеянно улыбается мне, отставляя бутылочки с маслом в сторону и расстилая одеяло на ковровом покрытии.

"Так, Лекси. Извини, милая, но тебе придется подвинуться, если ты хочешь получить массаж спины".

Я жалобно скулю, и она смеется. Я протягиваю к ней руки, не делая никаких попыток сесть. Она подходит ближе и приседает, просовывая одну руку мне под шею и позволяя мне сжать свои руки за ее.

Затем она удивляет меня, просовывает другую руку под мои колени и встает. Я визжу, когда она поднимает меня.

"Боже, Робс, ты же убьёшься!"

Она ничего не говорит, только улыбается мне.

"Что?" подозрительно говорю я через некоторое время.

"Я хотела узнать, смогу ли я это сделать. Рада видеть, что смогу".

"Считай, что я впечатлена. Теперь ты меня опустишь?"

"Скоро", - говорит она. Затем она снова целует меня, и я прижимаюсь к ней.

"Боже, женщина, ты сводишь меня с ума", - шепчу я, когда она снова позволяет мне дышать.

"Око за око", - пробормотала она, медленно спуская и поддерживая меня, когда я снова встала на ноги. Она принимает позу, властно указывая на одеяла. "Раздевайся и ложись".

"Шторы открыты, Робс", - скромничаю я.

"Я разберусь с этим. Раздевайся и ложись - или никакого массажа".

Я игриво вздыхаю и начинаю подчиняться, пока она закрывает французские двери и занавески - это оставляет нам часть дневного света, но не позволяет прохожим заглянуть в дом. Я снимаю с себя майку, затем жилетку и ненадолго останавливаюсь, чтобы помассировать сладко ноющую грудь. Робс раскладывает масла на одеялах и с некоторым интересом наблюдает за мной.

"И штаны тоже, чудо без лифчика", - говорит она, и я, несколько стесняясь, подчиняюсь. Я с удовлетворением замечаю, что ее глаза следят за моими руками, когда я ослабляю завязки и сбрасываю брюки в лужу вокруг ног. Я отпихиваю их от себя и неуверенно смотрю на нее.

"И трусики тоже", - хрипло добавляет она.

По какой-то причине это заставляет меня краснеть. Она видела всё, была везде... и все же в этом простом действии есть доля табу, которая заставляет мое сердце ускориться. Я отпихиваю их от себя, затем встаю, стараясь не стесняться себя. Но Робс облегчает эту задачу: она делает шаг вперед, прикасается ко мне, прижимается ко мне, целует меня так нежно и в то же время с такой явной потребностью, что я не могу удержаться от того, чтобы снова не прильнуть к ней. Ткань ее сарафана слегка трется о мою грудь и вызывает мурашки по спине и бокам.

"Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к тому, что ты голая", - тихо говорит она. "У меня перехватывает дыхание".

Я снова вздрагиваю, на этот раз не совсем из-за ее близости. "Робс... прости, что нарушаю настроение, но здесь очень прохладно".

"Хорошо, ложись под одеяло. Я что-нибудь с этим сделаю", - отвечает она.

— -

Я с благодарностью заворачиваюсь в одно из одеял и наблюдаю, как она быстро разводит огонь и начинает его раздувать. Робс любит огонь, поэтому у камина всегда есть дрова и хворост, и она очень хорошо умеет их разжигать и ухаживать за ними. Вскоре пламя начинает мерцать, и прохлада уходит из воздуха. Робс сидит, откинувшись на спинку стула, и смотрит на пламя. Потом тряхнула головой, отгоняя все мысли, и повернулась ко мне.

"Ложись, ты", - говорит она. Я передвигаюсь, наблюдая, как она достает бутылочки с маслами, которые принесла с собой. Я кладу подушку возле очага и ложусь на живот, руки по бокам, голова повернута в сторону сада. Я тянусь назад, чтобы натянуть одеяло на плечи. Затем я лежу и тихо жду ее.

Я чувствую, как Робс двигается, ставя бутылки так, чтобы она могла до них дотянуться. Она поправляет одеяло, чтобы обнажить мою спину и плечи. Затем я чувствую ее вес на своей пояснице и попе, когда она опускается на колени, используя меня как сиденье. Я слышу звук откупориваемой крышки бутылки и чувствую, как она слегка смещается, наливая масло на руки. Она опускает бутылочку, я слышу, как она наклоняется вперед, и затем... блаженство. Блаженство, когда ее руки перемещаются по моей спине, копаются в узлах на лопатках и шее, медленно работают вверх и вниз по обеим сторонам позвоночника. Я стону, закрыв глаза.

Она растирает масло по моей спине, делая паузы, чтобы капнуть еще немного вдоль позвоночника. Я чувствую, как она собирает его пальцами, чтобы потом начать втирать в мои плечи. Ее руки копают и кусают, настойчиво нащупывая мои непокорные мышцы и подчиняя их своей воле.

У нее такие удивительно сильные руки. Я погружаюсь в ритм их движений, а мой разум, как всегда, находит оркестровое сопровождение.

"Ты в порядке, Лекси?" спрашивает Робс через некоторое время. "Ты очень тихая".

"Просто слушаю", - пробормотала я.

"Что?"

"Нимрод".

"Элгар, да?" - с любопытством спрашивает она, проводя руками между моими ребрами и руками.

"Да. Идеально подходит под ситуацию".

Наверное, для постороннего человека этот разговор не имел бы особого смысла. Но Робс знает, что мой мир имеет симфонический бэк-трек, так что она вроде как понимает, что я имею в виду.

Иногда, правда, мне очень хочется просто показать ей это.

Робс сдвигается, натягивая одеяло. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, и замечаю, что она слегка вспотела. "Тяжелая работа, да?" поддразниваю я.

"Некоторые из этих суставов в твоей спине...", - пробормотала она, качая головой. "Клянусь, ты по ночам так изгибаешься, чтобы запутаться. Держу пари, ты делаешь это специально, шлюшка. Тебе нравится меня расстраивать".

Ее руки скользят по моей спине к пояснице, и она некоторое время просто нежно проводит большими пальцами вверх и вниз вдоль позвоночника, а я плаваю в море удовольствия. Я чувствую, как она еще немного сдвигается назад. Затем я чувствую что-то другое. Ее внутренние бедра против моих внешних... и что-то еще. Я снова поворачиваюсь, и она ухмыляется.

"Ты ведь коммандос, не так ли?" спросил я, забавляясь.

"Каюсь".

"С каких пор?"

"С тех пор, как я надела платье".

"Смешно", - говорю я и снова наклоняюсь вперед. Ее руки перемещаются дальше вниз, и она начинает нежно проводить ладонями по моей попке. Затем она останавливается, и я чувствую, как она извивается и крутится. Ее сарафан падает на пол в моем периферийном зрении, и в следующее мгновение я понимаю, что она наклоняется вперед, целуя мой затылок и проводя своими грудями и твердыми сосками по моей смазанной маслом спине.

Не в силах сдержаться, я вскрикиваю. Она впивается пальцами в мои плечи и прижимается ко мне, притираясь ко мне животом. Я выгибаюсь назад, выдыхая с шипением.

Робс отстраняется от меня и ложится на левый бок, но прежде, чем я успеваю пошевелиться, она просовывает руку между моих бедер сзади и мягко, настойчиво заставляет меня раздвинуть их для нее. Я чувствую, как кончики ее пальцев достигают моего мокрого входа, приостанавливаются, а затем начинают нежно гладить меня. Я стону, чувствуя, как потребность в ней захватывает меня. Она знает, знает, чего я хочу, и медленно, сознательно, мучительно дает мне это. Сначала один, потом два пальца входят в меня и прогибаются вперед, чтобы прижаться к твердой подушечке моей точки g. Я выкрикиваю что-то непристойное, и она наклоняется и крепко целует меня.

Затем ее пальцы начинают двигаться.

— -

Сначала я не могу дышать. Ощущения от того, как она входит в меня, настолько восхитительны, настолько сильны в сочетании с поцелуем и затянувшимся эффектом от ее массажа, что мое тело просто отключается. Я чувствую, как дергаются мышцы живота и ног, и вырываюсь из нее, чтобы вдохнуть воздух. Первый и второй суставы ее пальцев раздвигают и растягивают мои губы при каждом движении внутрь и обратно. Я чувствую, как я напрягаюсь, когда она глубоко погружает их в меня. Я чувствую легкое трение кончиков ее пальцев, когда они скользят по передней стенке моего влагалища.

Наверное, я уже довольно громко стону, потому что в отрывочных взглядах на нее преобладает широкая, веселая ухмылка. Слабый, влажный звук ее пальцев, проникающих в мое влагалище, сливается с треском пламени и слабым звуком ее дыхания.

Я быстро достигаю пика, а затем задерживаюсь на нем. Робс - сучка. Она знает, что мне нужно кончить. Но она держит меня в шаге от оргазма, ухмыляясь этой своей дерьмовой ухмылкой, зная, как сильно я нуждаюсь в разрядке.

"Блять... Черт... Робин!" бушую я в беспомощном, почти бредовом разочаровании. Слабо слышу ее смех.

Я должна испытать оргазм. Я должна. Прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, моя рука оказывается под животом, прижата к бедру, но мои пальцы уже на клиторе, и это главное. Я судорожно работаю ими. От ее поцелуев во мне вспыхивают искры. Я ускоряюсь. Ее пальцы проникают в меня. Мне больно. Боже. Она так глубоко во мне. Я кончаю. Я знаю, что он будет огромным. Скорее всего, я умру. Но я не могу остановиться...

Когда я кончаю, мое тело сотрясают спазмы, и Робс сильно вгоняет в меня свои пальцы. Часть меня понимает, что я кричу. Но мне все равно. Меня захлестнула волна разрядки, которая заполнила мое зрение черно-белыми пятнами. Проходит несчетное количество времени, прежде чем волны оргазма стихают, а когда стихают, то оставляют меня, как корягу, выброшенную на далекий берег.

Все, что я чувствую, — это колотящееся сердце и ее пальцы во мне. Все, что я слышу, - это мои хныкающие вздохи. В горле все пересохло.

Каким-то образом мне удается открыть глаза. Мои волосы, кажется, повсюду. Я чувствую горячее дыхание Робин на своем ухе, когда она покусывает мочку моего уха. Я вскрикиваю от переизбытка ощущений. Она отпускает меня и осторожно убирает волосы с моих глаз.

"Лекси?"

"Господи, Робин", - стону я.

"Я так понимаю, мадам довольна?" - усмехается она, медленно выпуская из меня пальцы. Я вздрагиваю, когда они выскальзывают из моего тела.

"Я не могу двигаться..." умоляюще говорю я. "Моя рука онемела. Помогите мне. Переверни меня, пожалуйста, Робс, я умоляю тебя".

Она осторожно помогает мне освободить руку и перевернуться на бок. Я вся мокрая от пота, сердце все еще колотится. Я слегка сдвигаю ногу, и это движение вызывает афтершок, от которого я, хныча, сворачиваюсь в клубок. Я лежу, задыхаясь.

"Ты меня уничтожила", - шепчу я. "Черт возьми. Робс... Я не знаю, что ты сделала, но... я никогда не чувствовала ничего подобного".

Она просовывает руку мне под голову и нежно проводит кончиками пальцев по моей спине. Медленно мои мышцы расслабляются, и я могу расслабиться. Робс натягивает на нас одеяло, а затем крепко прижимает меня к себе. Я чувствую себя совершенно изможденной; конечно, я не смогла бы сейчас ходить, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

"Ты не должна делать это со мной чаще, чем раз в неделю", - серьезно говорю я. "Ты меня убьешь".

"Вредина", - пробормотала она, осыпая мой лоб влажными поцелуями.

"Некрофилка", - отвечаю я. Она смеется над этим, затем отвязывает себя от одеяла и переворачивается на спину. "Извини, Лекси. Перегрев".

"Я согласна", - слабо отвечаю я. "Мне нужно плотно поесть, чтобы восполнить энергию, которую я только что сожгла".

Робс ухмыляется. "Неужели все было так хорошо?"

"Робин Эмили Блейк. Ты заставила меня забыть свое собственное имя. Где, черт возьми, ты этому научилась?"

"Просто экспериментирую, Лекси. Мне нравится, когда я делаю это с собой; просто интересно, нравится ли это и тебе".

"Я скажу тебе одну вещь", - говорю я ровно. "Если бы я могла клонировать твои пальцы и продавать их как секс-игрушку, я бы заработала миллионы".

Она лукаво усмехается и потягивается. Я наблюдаю за тем, как слабый свет от костра подчеркивает тени, отбрасываемые на ее тело светом из окон. Кажется, что под кожей у нее пламя, едва заметное, но тем не менее пытающееся вырваться наружу.

Я протягиваю дрожащую левую руку и кладу запястье ей на бедро. Она слегка прижимается ко мне.

"Простишь ли ты меня, если я скажу, что не чувствую абсолютно никакой вины за то, что зря потратил солнечный день?" спрашиваю я ее. Она смеется.

"Я скорее думаю, что нет", - отвечает она. Затем она надувается. "Ты не заметила".

"Прости, что?"

"Я кое-что изменила в себе".

Я пытаюсь сесть, но мышцы не поддаются, и я падаю на спину. Меня охватывает приступ хихиканья, и она не может не присоединиться к нему. Я прижимаюсь к ней, плача от смеха над тем, что благодаря ей мое тело одурманено. Мне требуется некоторое время, чтобы вернуть контроль над собой, но я справляюсь с хихиканьем и, трясясь, вытираю глаза.

"О Боже, Робс. Я сломалась".

"Ерунда", - гогочет она. "Ты просто часто кончаешь!"

Это вызывает у нас обоих еще больший приступ смеха, до такой степени, что я едва не срыгиваю. Рядом со мной корчится Робс, по ее щекам текут слезы, лицо раскраснелось. Я, должно быть, нахожусь в таком же состоянии.

Боже, как я ее люблю.

— -

Постепенно мы успокаиваемся. Я делаю несколько глубоких вдохов, затем полностью теряю ход мыслей, когда Робин хватает мою руку и кладет ее на свою голую грудь.

"Ты... побрилась!" Я вздохнула. Насколько мне известно, Робс никогда раньше этого не делала. За то время, что я ее знаю (правда, недолго), у нее всегда был аккуратно подстриженный треугольник насыщенных каштановых кудрей.

"Pour vous (ради вас)". Пока я принимала душ, меня охватила прихоть. Нравится?" - игриво спрашивает она.

"Дай мне посмотреть на тебя!" требую я.

Мне как-то удается сесть, и я некоторое время любуюсь ее недавно обнаженными губами. Я нерешительно протягиваю руку, чтобы потрогать ее, и вознаграждаюсь легким шипением, когда кончики моих пальцев касаются ее.

Она вся мокрая. Блестящие бусинки влаги покрывают ее бледные внутренние губы, сливаясь и перестраиваясь, когда я нежно провожу кончиком пальца по ее входу. Ее ноги дергаются, и я поднимаю голову, встречая ее вопросительный взгляд своими широко раскрытыми от удивления глазами.

"Ты прекрасна", - говорю я, не задумываясь.

"Займись со мной любовью, Алексис", - шепчет она и закрывает глаза.

Как я могу отказать ей в этом?

Но сначала, сначала я должна попробовать ее на вкус. И я пробую. Ласкаю языком, нежно облизываю, вдыхаю ее запах, чувствую, как она извивается, стонет и умоляет. Возьми это. Робин хнычет, когда мой язык проводит по ее половым губам. Мне нравится ощущать на языке ее маленький, твердый клитор, едва различимую текстуру ее внутренних губок, горячий мускусный вкус ее вагинальной жидкости.

Улыбаясь про себя, я ввожу палец в ее скользкий вход, с наслаждением ощущая, как напрягаются мышцы ее живота при проникновении в нее. Я загибаю палец и медленно провожу кончиком языка по основанию ее клитора. Робин прижимается ко мне, прикрыв глаза, и стонет. Маленькие кружочки мурашек отмечают ее почти невидимые ареолы.

Я делаю паузу, чтобы перевести дух, и ввожу в нее второй палец, растягивая ее так, как она любит. Затем я начинаю медленно покрывать поцелуями ее голые губы, ее лоно, ее живот.

Я люблю ее живот. И ее пресс.

Я отрываюсь, медленно вынимая пальцы, и она стонет в знак протеста. Но мне нужно переместиться - моим рукам не хватает выносливости, которой она наслаждается. Поэтому я ложусь рядом с ее левым боком и осторожно ввожу в нее смоченные пальцы правой руки. Она задыхается, а я в ответ начинаю нежно целовать нижнюю часть ее аппетитной левой груди.

"Лекси...", - дышит она. "Боже... да... это приятно. Мне нравится, когда ты во мне".

Я чувствую вкус ее пота. Маленькие капельки покрывают ее тело. Я наклоняюсь к ней, позволяя своей груди нежно прижаться к ней, наслаждаясь ее теплом. Ее соски твердые, и я нежно ласкаю и посасываю их, иногда покусывая. Я вижу, как колотится сердце в ее груди, и она издает маленькие восхищенные звуки при каждом легком движении моих пальцев.

"Лекси... не останавливайся... о Боже, не смей останавливаться..."

Она слегка извивается подо мной, и я крепко прижимаю правую ладонь к ее бугорку. Затем я медленно перекладываю правое бедро на левое, сильно прижимая его к своей руке. Глаза Робин прищурены, зрачки темные. Она поднимает левую руку, чтобы сжать мой затылок, и по мере нарастания оргазма на ее лице появляется почти озадаченное выражение. Я наклоняюсь и нежно покусываю ее шею, затем целую ее щеку, слушая, как она быстро вдыхает воздух.

Затем я целую ее, жестко, требовательно. Она выгибается навстречу мне, и я чувствую, как ее влагалище начинает содрогаться от оргазма. Она вырывается из моего рта и издает дикий стон, руки ее скручиваются в когти, она так сильно прижимается ко мне, что физически приподнимает нас обоих с пола. Затем она откидывается назад, ее грудь вздымается, глаза закрыты, мышцы живота и бедер дёргаются. Я оседлала ее, прижимаясь к ней, чувствуя, как она раскачивается, и слушая почти болезненные хрипы, которые она издает.

Затем я отпускаю ее, позволяя ей медленно прийти в себя, наслаждаясь ее дрожью и довольствуясь пока что положением "полу-на, полу-под". Я тихо жду, слушая, как замедляется ее дыхание, наблюдая, как уменьшается амплитуда ее груди и угасает яркая вспышка ее возбуждения. Меня забавляет, что ее соски не отрываются от меня, и я нежно дразню их кончиком языка.

Звуки, которые она издает, довольно развратны, и я не могу удержаться от тихого смеха.

Вскоре она открывает глаза и встречается с моими.

"Ты все еще понимаешь по-английски?" игриво спрашиваю я.

"Нет. Даже близко нет", - пролепетала она. "Из-за этого я деградировала. Высший язык покинул меня. Кажется, я превратилась в ламантина. Я точно не могу ходить".

"Расплата восхитительна, не так ли?"

"Боже, ты даже не представляешь насколько", - хнычет она.

"Наоборот... если я даю хотя бы половину того, что получаю от тебя, значит, я неплохо представляю".

Она поворачивает голову и благословляет меня однобокой улыбкой. Я отстраняюсь от нее и сворачиваюсь калачиком, прижимаясь грудью к ее груди и положив голову ей на плечо.

Я чувствую, как она нежно проводит кончиком пальца вверх и вниз по моему позвоночнику, и с удовольствием прижимаюсь к ней. Мне нравится, как мягкий изгиб ее бедра прижимается к моему животу. Мне нравится, как ее ребра прижимаются к моим; как по коже бегут мурашки, когда я выдыхаю. Мне нравятся идеальные бледные капельки ее грудей в сочетании умирающего дня и мерцающего огня.

Мне нравится, что я принадлежу ей.

Нежно приподнимаю правое бедро и зацепляю его и свою ногу за ее левую, притягивая к себе. Я слышу нежный стук ее сердца, близкий по темпу к моему.

"Если бы каждый день был таким", - тихо говорит она.

"Мы бы умерли с голоду", - весело отвечаю я.

"Я уверена, что могу прожить на один только секс", - отвечает она. Я фыркаю.

"Только не с тем количеством калорий, которое мы сжигаем во время этого".

"Правда", - улыбается она, нежно целуя меня в щеку.

Я закрываю глаза и некоторое время лежу молча. Только через некоторое время я понимаю, что Робс поет под нос. У меня самого перехватывает дыхание, и я стараюсь не шевелиться, чтобы не мешать ей. Это такое редкое для нее событие...

Я понимаю, что это Дионн Уорвик. Я улыбаюсь - Робс читает за меня небольшую молитву, и я не могу не присоединиться к припеву. Она смеется и перестает петь, затем поворачивается ко мне лицом.

"Мне бы хотелось, чтобы ты делала это почаще", - грустно говорю я. "Ты звучишь как ангел, который начал курить. Превращаешь меня в статую".

"Одного художника в семье достаточно", - говорит она, сверкая глазами. "Но если ты будешь хорошо себя вести, может быть, я еще спою для тебя".

"Мне бы этого хотелось, Робс. Мне бы этого очень хотелось", - мягко говорю я. Она гладит меня по щеке, потом тянется и натягивает на нас одеяло, слегка поправляя его, чтобы ей было удобно.

Пока мы лежим, слушаем огонь и смотрим, как угасает дневной свет, я надеюсь, что никогда не потеряю того детского счастья, которое испытываю, находясь рядом с ней. Робс, как всегда, замечает и вмешивается.

"Перестань так много думать, любимая Лекси ", - тихо шепчет она.

Я смотрю на свет костра, мерцающий в ее глазах, и медленно мир вокруг нас словно уменьшается, и остаемся только мы с ней.

Это наш маленький кусочек рая, и я надеюсь, что он будет длиться вечно".