Даже были, так сказать, мертвые души. Хотя как мертвые, за зарплатой они вовремя появлялись.

Был такой кадр, не буду говорить кто именно; муж одной большой начальницы из мерии, она официально устроила его в детдом на липовую должность «трудовика», педагога по трудовому воспитанию детей мальчиков, который обязан учить их, как держать молоток в руке, прибить тот же гвоздь.

Естественно, пацаны не получали житейских навыков, выходили в большую жизнь совершенно не приспособленными для неё. Поэтому они неосознанно тянулись к нам; к слесарям, ко мне, к Славке, к шоферам, в общем, к простым мужикам.

Когда наступал день зарплаты, тот человек в дорогом костюме с галстуком, пахнущий французским парфюмом, являлся в детдом, здоровался за руку с мужиками, заходил в свой кабинет, выпивал там стаканчик коньяка, после смотрел на всех честными глазами и бесстыдно получал незаработанные деньги у кассирши. Лично я, с ним не здоровался, никогда. А вы думаете, что один объедал детей. Честно признаться кормешка была, когда как: то густо, то пусто. Бывали скудные дни, когда кормили одной кашей без масла, макаронами без ничего, с пустым чаем без сахара, разбавленным киселём в полдник. В основном, снабжение продуктами и не только ими, шло от нескольких богатеньких спонсоров, в счёт благотворительности и разных налогов.

А вот главным благотворителем для детдома, как узнал чуть позже, являлся Тони, который был выпускником из этого интерната.

День, когда сюда приезжал Тони, становился для всего детдома великим праздником. Все знали, что сегодня будет; детишкам, — конфеты, шоколад, игрушки, фрукты, бананы или даже мороженое; взрослым, — нормальная еда с маслом, мясом или колбасой. Вкусный запах разносился из столовой по всему детдому. Что говорить, в такой день даже директор Игорь Валентинович, ходил с радостным лицом.

Тони для детдома представлялся сказочным феем, или дедом морозом. Поставлявшим буквально из российской пустоты: новые цветные телевизоры, магнитофоны, кровати, постельное белье, одежду для воспитанников, мебель, линолеум, сантехнику, новые книги, учебники, — абсолютно всё, вплоть до карандашей и авторучек с тетрадями.

Так вот, Тони когда-то здесь вырос без родителей, выучился.

Потом отслужил, отсидел. В лихие времена перестройки, сколотил банду, занялся рэкетом на авторынке. На этом сделал первый капитал, понемногу приподнялся.

— И стал очень приличным человеком, — так говорили про него детям, тёти воспитательницы. Висел его портрет на доске почета среди фотографий достойных выпускников древнего интерната, ведь он ещё функционировал с довоенных врёмён.

А то, что Тони бандит или мафиози, занимался тёмными делишками, россказни, к делу не подошьёшь. Нет, мы взрослые, почти не обращали внимания, так, обменивались между собой новыми слухами, что из бандитского криминала произошло в городе под руководством Тони.

Тони и мы, сотрудники интерната, существовали в параллельных реальностях: он вращался в высоких кругах власти, решал глобальные проблемы, кому жить, кому платить, обитал в особняке, обедал в ресторанах, ездил на дорогих иномарках; а мы жили буднично и серо, приземлено работая среди детей.

Эти реальности иногда пересекались, но только когда Тони появлялся с визитом в детдом. Они обставлялись с большой помпой, выглядели примерно так.

В первый раз увидел его и сам приезд с подарками, незадолго перед праздниками в ноябре. В тот момент находился в комнате вахтёров, окно в ней выходило на улицу со стороны фасада, и на крыльцо. Где-то ближе к обеду, к входу в детдом, подкатила шикарная иномарка, из неё вышли двое мужчин, потом ещё третий.

Я смотрел на них через окно: мужчина средних лет, на нём идеально сидело кашемировое черное пальто, с длинным белым шарфом.

Высокий, чернявый, немного смуглое лицо походило на итальянский типаж.

Он прижимал к уху предмет, похожий на маленькую рацию, с тонкой антеннкой, что-то быстро говорил.

Сразу понятно по его внешности и манерам, что человек не мелкого пошиба.

Другой в кожаной куртке с широкими плечами, мордоворот телохранитель.

Когда они начали заходить, то он сначала распахнул перед шефом калитку, затем, когда взошли на крыльцо, то раскрыл входные двери, осторожно придерживая их от закрытия под действием дверной пружины.

Не хватало только ковровой красной дорожки.

Хотя какие тут дорожки? Деревянным дверям входной группы в детдом, исполнилось, по крайней мере, не меньше полвека, а то и больше.

Скрипучие, рассохшиеся от старости и погоды, в трещинах, ободранные деревянные полотна, их не спасала даже недавно набитая фигурная вагонка.

Эти бедные двери, что они только не видели на своём веку от пьяных хулиганов, сколько раз им ломали косяки, вышибали замки и щеколды, калечили дверной проём тяжёлыми ударами.

Матовые стёкла на внутренних дверях, давно были заменены на фанеру.

А ковровая дорожка всё-таки имелась, внутри постелена в холле поверх покрашенного бетонного пола, перед приёмной, правда старая и неопределенного цвета: то ли коричневого, то ли бордового. Третий тип, не меньших размеров, из багажника авто извлёк несколько больших картонных коробок, потом занёс их внутрь следом за ними. Троица сторонних мужчин направилась в директорский кабинет, он расположен в холле на первом этаже. Тут они прошли мимо комнаты вахтёров с открытой дверью. А в ней находились кроме меня, две уборщицы, сама вахтёр, тётя Зоя предпенсионного возраста. Так-то вахтёров три женщины, но у тети Зои была сегодня смена. Поинтересовался у неё:

— Что за люди такие?

— Как кто?! Наш благодетель, энтот, как его, сам Тони пожаловал. Что? Не слыхивал про такого?

— Да неужели?! — удивился, и вышел за дверной угол бытовки, пристально вглядываясь в спины удаляющихся посетителей, они уже входили в приемную директора, Игоря Валентиновича.

Про Тони был в курсе, что есть такой в нашем городе подпольный король, но лично не видел, дел не имел, не встречался с Антоном Сергеевичем Зайцевым.

Ведь Тони, производное от Антона, к тому же, как все замечали, он похож на одного молодого актёра, из фильма «приключения итальянцев».

Через некоторое время, из приёмной вышел директор, одетый в пальто, с ним трое посетителей, уже без коробок. Женщины тоже вышли из бытовки в холл, стояли рядом со мной, о чем-то сплетничали. Директор с ходу обратился к нам:

— Вы пойдете с нами, поможете, — это он мне.

— А вы тетя Зоя, найдите мужчин, пусть тоже подходят к складам.

Хороший человек, и руководитель, со всеми обращается на «вы».

Хотя Игорю Валентиновичу лет за тридцать пять всего.

Я зашел обратно в бытовку, накинул рабочую куртку, затем направился к выходу.

А тетя Зоя шустро побежала искать мужиков.

На крыльце увидел, что директор и спонсор, разговаривают, посматривая на старые двери. До меня донесся обрывок:

— Надо менять Валентиныч, никуда не годится.

— У нас денег нет по смёте.

— Возьму расходы на себя. Через неделю пришлю бригаду. ..

Они, удаляясь, вдвоем шли по дорожке, вдоль корпуса, направляясь к складам, водитель и два охранника сели в машину.

Грузовая «газель» с открытыми дверьми и черный джип, стояли возле складов, расположенных возле корпуса здания столовой.

Этими складами служили сараи, правда, не из досок, а сваренные из листового железа, вроде гаражей. Один для продуктов, другой для всякой всячины.

Всё скоропортящееся заносили с черного входа в промышленные холодильники, находящиеся на территории пищеблока. Рядом размещались одноэтажные постройки: один похожий на длинный барак банно-прачечный комплекс, будка электроподстанции, гаражные боксы для двух автобусов, грузовика «газика», и директорской «волги».

Возле складов уже стояли, переминаясь с ноги на ногу: завхоз тетя Фая, сантехники Юрка и Толик, плотник Славка, наш шофер Акрам, автослесарь Витька.

Как обычно, они маялись с похмелья, кроме Акрама, закодированного Толика, и тети Фаи, все ждали командирскую отмашку к разгрузке «газели».

Недолго думая, после разрешения директора, мы начали опустошать машину, завхоз записывать и вести учёт, ну а директор с патроном просто стояли рядом, наблюдая за нашей работой.

Мы таскали мешки с мукой, сахаром, картошкой, коробки с вермишелью, мясные туши, фляги молока, фрукты, овощи, — много всего привёз Тони.

Да плевать, что он занимается неблаговидными делами, главное оно вот, — нормальная еда. Чтобы это постигнуть требуется совсем немного: надо побыть в шкуре голодных людей, существовавших на мизерное количество денег, они простят любые грехи человеку, которых их обеспечил тарелкой горячего наваристого супа.

По окончанию Игорь Валентинович объявил нам благодарность за проделанную работу. А щедрый Тони принес из иномарки, которая подъехала сюда, блок импортных сигарет, стал раздавать их мужикам по одной пачке или по две, попутно здороваясь с каждым за руку, спрашивая как жизнь и дела у них. Тут настала моя очередь.

— Новенький? — спросил он меня без предисловий.

— Да, недавно сюда устроился, — немного робея перед статусом могущественного человека, ответил ему.

— Молодой ты ещё, служил?

— Да, только вот вернулся оттуда.

Тони как-то искоса посмотрел на меня, словно оценивая лошадь на рынке, затем поинтересовался:

— Куришь?

— Нет.

— Хорошо, хотя всё равно возьми, пригодиться. Ты же заработал.

Из того блока, осталась последняя пачка сигарет. Он протянул её мне, подал руку на прощание. Рукопожатие у него очень крепкое, надо признать, моя ладонь чуть ли не трескалась напополам. Тони улыбаясь, смотрел на меня, я собрал все силы в сдавленный кулак, терпел боль. Наконец он разжал ладонь от крепкой хватки, по-дружески похлопал меня по плечу:

— Ничего, силен пацан. Знаешь кто я?

— Не особо, — пожал плечами.

— Я Тони, — представился он.

— Максим, — ответил.

— Будем знакомы, Макс. Ладно, трудись дальше на благо родины. Брат по оружию.

Потом он развернулся, достал из кармана мини рацию, точнее сотовый телефон как узнал потом, деловито махнул мордоворотам властным жестом, мол, пора ехать. Они с Тони погрузились в машины, выехали за ворота.

Так произошла наша встреча.

Ту пачку сигарет, потом подарил Славке, мы подружились.

А через неделю, как обещал Тони, приехала монтажная бригада из строительной фирмы, привезла стальную дверь с рамой.

За один день те старые двери убрали с главного входа, установили новые.

Но в тот вечер, меня ждали ещё два знаменательных знакомства.

Как обычно стало, остался после работы, до ужина.

Проводя свободное время в своей рабочей комнатке, называемой «берлогой», читал учебник по электротехнике.

Ведь записался на вечерние курсы электромонтеров, они были бесплатны, ходил на занятия два раза в неделю.

Сам ужин, по расписанию, начинается в семь часов.

Он великолепен: картофельное пюре с мясной поджаркой.

Тогда сьел три порции подряд, благо на раздаче была уже знакомая Гульнара.

Но не важно, пара слов о самой столовой.

Она представляет собой большое помещение, находившимся между двумя корпусами. Из них в столовую ведут длинные коридоры, построенные недавно.

Раньше их не существовало, чтобы попасть в столовую, надо было из корпусов выходить на улицу, во двор.

Внутри столовой деревянные скрипучие половицы, они кое-где стёрты от светло-коричневой краски. Просторные стены служат основой для нарисованных картин: одного летнего пейзажа и зимнего, — они развёрнуты во все стены.

Четыре окна на одной стене, пять окон на другой.

Между окон нарисованы мультяшные зверушки.

Детских персонажей, — жирафа, медвежонка, волка и зайчонка из мультфильма «ну погоди», ещё кого-то.

В одной смежной стене дверь в кухню, два проема: окно раздачи пищи, другое окно приёма грязной посуды.

За этой стеной находится сама кухня: с электроплитами, раковинами, мойками, поварскими столами, по бетонному полу из плитки, тут и там разбросаны шланги.

Очень высокий потолок, от которого раздаётся гулкое эхо

С верха свисают люстры на тросах, чтобы заменить в них лампу, мне приходиться ставить стремянку на столы, залезать на самую верхотуру.

Помогают при той работе, Фадин, и Карнаухов.

Ведь столы и сама лестница неустойчивая.

Я боюсь сам, но больше всего, что свалюсь прямо на них.

По столовой расставлены шесть рядов столов, за ним умещаются или двое взрослых, или четверо детей.

Стулья сделаны из железных трубок, сиденье и спинка, из гнутой фанеры.

Во время каждодневного мытья полов, уборщицы, их взгромождают на столы.

Заранее пришёл в столовую, когда там, для младших групп, на столах расставлялись тарелки с едой, наливался чай в стаканы, раскладывались вилки, ложки, ставились хлебницы. Между тремя рядами, деловито сновали мальчики и девочки постарше, которые занимались нужным делом, накрыванием на стол.

В столовой детдома, заведено самообслуживание: старшие ребята, вместе с сотрудниками брали еду с раздачи, а для младших детей, накрывали столы группа из старших, которая дежурила в назначенную неделю.

На окне раздачи, улыбнулся Гуле, что-то произнес.

Наверно сказал, — добрый вечер.

Она спросила, — что буду кушать.

Ответил, — всё что есть, и побольше.

Гуля стала накладывать пюре и мясо в тарелку, наливать чай, я же брать и ставить в поднос. Когда шёл с полным подносом к одному столику, то на что-то загляделся, поэтому столкнулся с одной девчонкой. Она была из тех подростков, кто накрывал на столы, спешила, видимо тоже отвлеклась.

С подноса упала ложка на пол, выплеснулся чай, правда, немного, в стакане ещё оставалось на дне. От пролитого чая на поднос намок хлеб, он же оказался в тарелке. Просто катастрофа. Первые мгновения, молча стояли, смотрели друг на друга: она со смущением, я же, почти с ненавистью, ведь испортили мой ужин.

Вдруг в её огромных глазищах зажёгся какой-то интерес, она прервала неловкое молчание:

— Вы новенький?

— Да, недавно устроился.

— Давайте я вам всё поменяю? Можно?

— Как хочешь, но я и сам могу! — внутри кипело от злости.

— Ничего, мне будет приятно исправить оплошность, — ответила девчонка, наклонилась и подобрала уроненную ложку с пола.

Я хмыкнул, мы прошли к столику, взял тарелку, отдал ей поднос.

Она шустро убежала к раздаче.

Я сидел за столом с одинокой тарелкой, и ждал.

Гуля наверно видела эту сценку, поэтому девчонка так же быстро прибежала к моему столику с подносом, стала выкладывать.

— Вот, новая ложка, хлеб, чай. Вы не сердитесь на меня?

— Ничего, проехали.

— Я Ира, — она как-то совсем по-взрослому назвала своё имя.

Это стало неожиданностью для меня.

Теперь уже я взглянул на неё с интересом.

— Максим.

— Будем знакомы тогда? — девочка протянула тоненькую ручку.

Осторожно пожал, девчоночью ладошку.

— Теперь мы друзья, да?

Я пожал плечами:

— Выходит так.

— Здорово, мне нравится дружить. А вам? А можно буду приходить к вам?

Девчонка засыпала меня вопросами, стояла возле столика, снова мешала поесть, не собираясь уходить. Чтобы побыстрей отвязаться от неё, стал отвечать:

— Дружить — нравится. Хочешь — приходи.

Вроде всё, взял в одну руку ложку, в другую кусок хлеба, готовясь кушать, всем видом показывая, что разговор между нами окончен.

Внезапно почувствовал на голове осторожное прикосновение, потом поглаживание по волосам. Это делала она, девочка Ира. Тут несложно было догадаться.

Ведь она ещё стояла рядом. Я чуть ли не поперхнулся пюре.

Вот это номер! Какие же тут странные люди...

Но она отдернула ладошку, проговорила:

— Хорошо, я буду приходить, — побежала снова накрывать столы для малышей.

Их должны уже привести в столовую.

Что нужно думать о ней? Что она сумасбродная девчонка?

Да ещё ждала еда, поэтому пришлось отбросить мысли подальше, насыщать желудок. Моё настроение быстро улучшалось, с каждой принятой ложкой.

Тарелка быстро опустела, вкусный чай выпит.

Взял поднос, направился снова к окошку раздачи.

Там уже образовалась очередь, из сотрудников детдома: воспитателей, учителей, много других, которых толком не знал ещё.

Пришлось отстоять очередь, не будешь же лезть вперед всех.

Когда вернулся с новой порцией пюре и чая, к моему облюбованному столику,

то обнаружилось, что он занят одной девушкой.

Деваться некуда, на столике оставался хлеб и моя ложка, да и девушка казалась мне очень приятной и симпатичной.

«Уно, уно уно, комплименто...», — тут стоило бы запеть такую песню.

Словно здесь присутствовала самая настоящая формула любви.

Но она запела у меня в душе, решил действовать:

— Привет. Присяду?

— Приветики, садитесь, если так хочется, — девушка отвлеклась от еды, улыбнулась, встряхнула длинными черными волосами, отбрасывая их с глаз и лба.

Она была примерно моих лет. Присел за столик, между нами начался обычный диалог, при знакомстве. Не станешь же спрашивать незнакомку, что такое ролевые игры в постели.

— А вы, как понимаю, тоже здесь работаете?

— Да, работаю.

— Понятно. А кем, если не секрет?

— Да вроде нет, не секрет, — я учитель по швейному делу у девочек.

— Ясно. А как вас называют ученики?

— Девочки, — Земфирой. .., — тут она назвала свое отчество. — А для других, просто Земфира.

— Вам идёт имя. А я Максим. Недавно устроился, электриком.

— Я поняла. Можно перейти на «ты», если несложно.

Она снова мило улыбнулась. Потом мы о чём-то разговаривали.

Земфира доела ужин, попрощалась, ушла первой.

Наверное, мне стоило бы предложить ей провожание до дома, ведь мы жили в одном районе, тем более на улицах настал темный вечер.

Осенью рано темнеет, ведь скоро зима.

Но не решился, боясь спугнуть девушку, излишней настойчивостью.

Я вздохнул, пошел снова к окошку раздачи, за новой порцией картофельного пюре. С ней, всё равно у меня ничего не получилось.

Через четыре дня нашего знакомства, как бы случайно зашёл к Земфире в её класс, после полдника.

Конечно, выждал время, когда там, почти никого не будет из девочек.

Пригласил на свидание сегодня, в кинотеатр на «Титаник», фильм с Ди Каприо.

Тогда тот был новинкой.

На ночной сеанс, он начинался часов в десять вечера.

Земфира согласилась, пообещалась прийти. Но только сам не пришел вовремя.

Поставил будильник, прилег немного вздремнуть.

А когда проснулся, было уже слишком поздно.

Поздно для всего, ведь опоздал. У Земфиры появился другой парень.

Сама сказала, когда попросил извинений, после попытался пригласить снова на свидание. Она отказала, сославшись, что второго шанса не будет.

Потом мы здоровались, общались, при наших случайных встречах в детдоме и в столовой: «привет», «как дела?». Но сухо, и, ни о чём. Не знаю, что потом стало с ней. Как-то не обращал больше внимания на неё. Наверно вскоре уволилась, вышла замуж, родила детей.

*

С того вечера в столовой, Ира не отставала ни от меня, ни от общения.

Едва завидев, она бросалась, чуть ли не на грудь, прыгала и скакала рядом, пока куда-то шёл по работе, при этом с расспросами, всякими новостями: про себя, про школу и детдом.

Она прибегала в столярку, находила меня в «берлоге», приводила с собой разных пацанов и подружек. Один из тех пацанов оказался тот самый Фадин.

Мы с ним тоже подружились.

Когда мне надоедало, то выгонял всех.

А девчонка Ира, постоянно донимала меня, у неё сам собой возник ритуал. Поначалу, она появлялась одна, я сидел и читал газету или журнал, то осмотрительно приближалась, затем принималась гладить по голове, будто маленький мальчик.

Щекотала затылок, гладила по причёске, потом низко наклонялась, что её волосы соприкасались с моими, начинала мурлыкать над ухом какие-то песенки.

Естественно отвлекая меня от чтения.

Но не подавал вида и терпел, все издевательства.

Какие же тут странные воспитанники, — снова думал.

Хотя чему тут удивляться, они детдомовские, у них нет семейного тепла.

Поэтому они его ищут, где только возможно.

Эта мысль помогала сохранять выдержку и невозмутимость.

У Ирочки такое действо вошло в привычку, гладить мою голову и тихо петь.

я тоже притерпелся к обращению, её привычка меня больше не раздражала. Человек ко всему привыкает, правда, только со временем.

Иногда, как бы в шутку, злился, говорил, что она сильно мешает.

Она отбегала, заливисто хохотала звонким смехом.

Кривила рожицы, высовывала язычок.

Выказывал нарочитое возмущение, она убегала.

На следующий день, повторялось то же самое: пение, поглаживание по волосам.

Видимо ей нравится выводить меня из терпения, — думал.

Что ж, ладно, надо так надо. Буду воспитывать, как дочку.

Мне пришлось уделять ей больше участливости, мы стали больше разговаривать о серьезных вещах. Допустим, о классической литературе, о каком-нибудь писателе, что читает она сама, или недавно читала. Да о многом другом, о фильмах, о музыке.

Помогал делать домашние задания, вроде по физике.

Показал несколько приемов рисования.

Она оказалась хорошей ученицей, и прилежной «дочкой», схватывая всё на лету.

Ира неплохо разбиралась в музыке, посещала библиотеку, увлекалась пением, в школе училась на одни «четверки» и «пятёрки».

Но дурная привычка Ирочки никуда не исчезала, девчонка также гладила мои волосы, пела песенки. Но как-то уже по-другому, заметил.

Не стал об этом говорить. Теперь она боялась меня злить, даже в шутку.

Опасалась, что очень сильно рассержусь, прогоню прочь навсегда, она больше не сможет приходить, исполнять свою привычку.

Можно сравнить, что она дикий котёнок, который сначала игрался с рукой хозяина, кусался и царапался из всех сил, но со временем стал немного ручным, теперь же играется с рукой хозяина вполсилы.

Через два месяца, нашего знакомства, она прибежала в столярку, когда находился один, наконец, после всех разговоров, приступила к выполнению привычки.

Я просто сидел, закрыв глаза, подперев подбородок ладонью.

Ирочка обступила меня сбоку, одной ручкой она щекотала за ухом, другой ручкой наглаживала голову, пальчиками ласково перебирая волосы.

Девчонка что-то напевала, я же молчал, вслушивался в свои ощущения.

Почему-то мне стали приятны её ласковые прикосновения, хотелось, чтобы продолжалось долго-долго.

— Ирочка, можно спрошу?

— Спрашивай, — строго разрешила она, не прекращая привычного занятия.

— Зачем ты делаешь это?

Она замолчала, надолго задумалась, но также нежно гладила меня по голове.

Затем стала рассказывать:

— Когда я жила Там, то у меня был братик. Он был маленьким, ему было пять годиков. Он часто болел. Я всегда гладила его по головке, пела ему песенки, чтобы он успокоился и не плакал. Ему это нравилось, он переставал плакать и засыпал.

А потом он ещё раз заболел, и умер...

Её голосок задрожал, прикосновения прекратились.

Ирочка отвернулась, стала тихонько плакать.

Я притянул её к себе, слегка приобнял. Она дрожала от пережитого, уткнулась в грудь, спрятав лицо и глаза, из которых лились горькие слёзы утраченного детства.

— Тихо, тихо, не плачь, — утешал девчонку. — Я же не знал, мне вот тоже нравиться. Можешь так делать, сколько тебе влезет.

— Правда?

— Да, конечно.

Она высвободилась из моих рук, вдруг чмокнула меня в щёку, своими губками.

тут же убежала, только пыль стояла столбом, от её исчезновения.

Вот что странно: её привычка прошла, как ни бывало, она гладила меня по волосам, только очень редко.

Иногда, шутя, просил её об этом. Она исполняла просьбу, но спустя рукава.

Ведь к ней пришла новая привычка: гладить меня по лицу, и целовать в щёку.

Что ж, мне пришлось терпеть и такое занятие. Воспитание, — дело такое, тонкое.

Через некоторое время Ирочка пришла в «берлогу» вечером, после ужина.

До этого она приходила только днём. Она тихонько, как мышка, поскреблась в дверь. Но я услышал, встал, ничего не спрашивая, открыл.

Ирочка прошла в комнату, закрыл за ней дверь на замок.

— Можно побуду с тобой? — спросила она, грустным голоском.

— Можно, но только до отбоя. Садись на стул, или на кровать. Чем займёмся с тобой?

— Не знаю. Придумай что-нибудь, — она уже нашла себе занятие, придвинулась ближе, стала исполнять привычку.

— Хочешь, расскажу о своём детстве? — предложил.

— Говори, я буду слушать, — разрешила Ирочка.

Уселся удобней на кровати, принялся вспоминать разные случаи.....

— Ага, поэтому я не собираюсь стать поварихой! Мне понравилось тебя слушать. Вот тебе! — Ирочка стала быстро-быстро прикасаться губками к моему лицу, немного смешно и неумело чмокать. Я вертел головой, стараясь уворачиваться, но куда там.

— Ира-Ира, хватить уже, перестань, — тут сквозь завесу девчоночьих волос, посмотрел на будильник:

— Посмотри на часы, скоро десять.

Она спрыгнула с кровати, надела тапочки.

— Я пошла, открой мне дверь, — потребовала она.

Пришлось встать, открыть дверь.

— Пока, — прошептала Ира. — Смотри у меня; я стану приходить к тебе вечером иногда, а ты будешь рассказывать свои истории. Но чтобы никаких девок больше!

После того вечера, она стала приходить ко мне, перед отбоем.

Когда ей становилось грустно и одиноко, или находилось свободное время.

Иногда посещения случались раз в неделю, иногда чаще.

Прошло примерно полгода странной дружбы, от момента нашего знакомства в столовой. Как-то раз, в один из дней она, завела разговор про Это.

Ведь девчонки в детдоме взрослеют очень рано, морально и физически, по сравнению с домашними девочками, которые живут в семьях.

Девочки вместе спят в одной комнате, они сообща ходят в туалет, обнажённые подружки совместно моются в душевой, естественно от этого стремительнее наступает скорая сексуальность в поведении, в развитии либидо.

Она приступила к привычке, гладить по лицу пальчиками или ладошкой, стала спрашивать, при этом смотря на меня большими глазищами:

— А у тебя есть жена?

— Нет, пока, — что было чистой правдой.

— А невеста, есть?

— Тоже нет, — это тоже было правдой.

— А любовница, есть?

— Нет, пока, — тут мне пришлось соврать. — А зачем ты такие странные вопросы задаёшь?

— Так, хочу и спрашиваю. А что, нельзя?

— Ну, как-то не принято у других людей, интересоваться подробностями их личной жизни. Тем более, ты ещё не доросла до того, чтобы задавать взрослые вопросы.

— Вот ещё! Хочу и спрашиваю! — заявила она, фыркнула, тряхнула волосами.

— Может я, хочу стать твоей любовницей. Не сейчас, а потом, когда вырасту.

А если у тебя уже есть любовница, то, что мне делать тогда?!

— Ну ты даёшь! Ты сначала подрасти, только потом начинай думать об этом.

Я пытался перевести разговор в шутку, но у меня ничего не вышло.

Ира от обиды надула губки, нахмурилась.

Уже знал, что означает, — очередной плач и стресс для девчонки.

— Можешь стать моей любовницей, если хочешь.

— Правда?

— Ну да.

— И ты будешь ждать, пока вырасту?

— Да, буду.

Она чмокнула меня в губы от радости, убежала, чуть пританцовывая на бегу.

Как ни странно, но у ней получалось.

Хотя она сказала, что недавно записалась в танцевальную секцию.

Теперь у Иры появилась новая привычка, — писать мне письма и записки.

А старая снова пропала. Ей тогда стало почти пятнадцать лет.

До её выпуска, оставалось чуть более года.

*