Поели, немного выпили, чтобы снять дневное напряжение. Спать рано, вот мы с подругой и смотрим телевизор, хотя смотреть там особо нечего. Богатые плачут, рабыню Изауру отправляют рубить сахарный тростник, дикая орхидея скачет по экрану. Тьфу, пропасть! Ну что поделать, если в то время вся страна была под властью этих сериалов.

Дома жарко, так мы расслабляемся раздетыми. Дома же никого нет. Сын Надюшкин у бабушки гостит, всё лето там пробудет. Вот она и отрывается, пока имеется возможность. А там у ребёнка школа, уроки, постирать, погладить. Не самостоятельный пока пацан, восемь всего исполнилось. Долго мамке ещё тянуться.

Мы с Надей встречаемся уже больше года. Она в разводе, я тоже. Но вот совсем съехаться пока не решаемся, притираемся. Всё же ребёнок у неё. А мы с ним вообще-то общий язык нашли. Что пацану надо, если дядя Володя возит их с мамкой отдыхать на рыбалку с ночевкой в палатке, с вечерами у костра. Берёт с собой в гараж. На службу тоже водил пару-тройку раз, где наш огневик Андрей Рыбалко дал парнишке пострелять из мелкашки в тире. Это же для ребёнка круто. Привык он ко мне и вовсе не против, что я появился в их жизни. Поначалу немного дичился, потом привык и уже не ревнует к тому, что мама ложится спать с дядей.

Лежим, лениво разговариваем. Такое впечатление, что мы в браке с ней прожили долгую и счастливую жизнь. Даже секс потерял остроту и ненасытность первых встреч. Но пока - Тьфу три раза да через левое плечо! - не приелся. И у Нади голова никогда не болит, и у меня на неё всегда стоит. Пока получается два-три раза в день. Утром само собой: как мужчине идти куда-то с полными яйцами? Вечером получается урвать, когда прячемся от Димки в ванне под предлогом того, что надо маме спинку помыть. Ну а ночью, когда малой заснёт, отрываемся подолгу. Скоро придётся новую кровать покупать при таких-то нагрузках. Не выдерживает старушка такой активности.

Надя в сексе раскрепощённая полностью. Нет для неё ничего неприемлемого, разве что кроме того, что доставляет неудобство или боль. Если можно назвать одним словом, то я бы сказал, что у нас полное совпадение и в жизни, и в постели. И самое важно то, что Надя имеет такое понятие, как запрет заплывать за буйки.

Лежим, Надя лениво играет членом. Только что подмылись, так что очередной сеанс единения чакр, которые, как известно, расположены в районе пупка, ещё не скоро. Хотя это как посмотреть. Захочет, так у мёртвого или у полного импотента поставит. Имел возможность убедиться. Играла, играла, тут вдруг в глаза мне смотрит и говорит

— Вов, не обидишься, если о чём-то спрошу?

— Спрашивай. Ты же не станешь выпытывать служебную тайну, которую я и не знаю вовсе. А государственную мне вообще никто не доверит. А про остальное можешь смело спрашивать. Не обещаю, что отвечу, но постараюсь.

— Вов, вот скажи, почему ты называешь меня солнышком, зеленоглазкой, лучиком света, конопушкой, вкусной булочкой, которую каждую ночь с удовольствием ешь, почему ты говоришь, что ты меня обожаешь, что без меня тебе, как в пасмурный день без солнышка, но ни разу за всё время, пока мы встречаемся, ни разу не назвал любимой и ни разу не сказал, что любишь? Не обижайся, ладно. Просто скажи почему.

И что мне ответить этой девочке. Да люблю я её, люблю, но боюсь вслух произнести это слово, чтобы не сглазить. Был у меня опыт внеземной любви. А ладно, расскажу, а там как Бог положит на душу. Поймёт ли, нет ли, но хоть душу облегчу. И я начал.

— Надюш, было в моей жизни три женщины, в кого я был влюблён, как пацан.

Да я и был пацаном, когда впервые влюбился в свою жену. Будущую жену. Не обращал внимания на соседскую девочку. Нескладная какая-то, робкая, молчаливая, всегда отводит взгляд. А как-то сидели мы на брёвнышках. Гитары, бормотуха, весь набор. И Родя зацепил что-то её. Ох, как полыхнули гневом её глаза. А больше ничего она сделать не могла против парня. Разве что матом покрыть. А я, когда увидел этот взгляд, эти глазищи в пол лица, вдруг понял, что девчонка-то красавица. Мягкие пухлые губы, правильный овал лица, светлые вьющиеся волосы, огромные ресницы похожие на крылья бабочки. И фигурка соответствует лучшим стандартам. Грудь небольшая, ноги длинные, попка кругленькая, талия тонкая. Идеал, который по какой-то причине проходил мимо моего взгляда. Если есть тот голозадый пацан, который стрелы пускает в сердца людей и награждает их любовью, то как раз в этот момент он и стрельнул. Да так, сцуко, стрельнул, что попал прямо в сердце.

А девчонка стоит и на глазах слезинки набухают. А Родя идиотски смеётся. Я по натуре своей человек не скандальный, стараюсь любой конфликт погасить миром, поэтому вежливо, по меркам улицы, попросил Родю извиниться перед девушкой за своё хамское поведение. Родя подогрел организм изрядной порцией алкоголя и пошёл вразнос. Как его, одного из уличных авторитетов, заставляют извиняться перед какой-то там... Дальше он добавить ничего не успел, потому что мой кулак смачно врезался в его морду. Дальнейшее описывать смысла нет. Кто рос на улице, тот знает, а тепличным мальчикам это знать ни к чему. Нас разняли, мы даже помирились. И я объявил, что с сей минуте эта девушка под моей защитой. Не забыл спросить её, хочет ли она быть моей девушкой, гулять со мной. И эта серая до сей поры мышка молча гордо взяла меня под ручку. Всё. Но главное, что я с той минуты пропал. Не знаю, любовь ли то была, либо влюблённость, но мы стали неразлучны. Я воровал в чужих садах цветы и заваливал свою любовь этими цветами. Я на честно заработанные деньги покупал ей конфеты, водил её в кино, мы гуляли в парке культуры и отдыха. Я дрался за неё с пацанами, посмевшими положить на неё глаз. Моё! Не тронь! Я дарил ей подарки. Если она говорила, что ей что-то понравилось, значит вскоре это что-то было её. Для меня было высшим наслаждение видеть её. Красивее и лучше девушки не было во всём белом свете. Я любовался её волосам, перебирал их шёлк пальцами. Я целовал эти мягкие губы и мы оба дурели от такой распущенности. Мало того, мне было позволено трогать грудь, и даже - О, верх разврата! - обнажать её и целовать восхитительные соски. Вскоре мне была оказана неслыханная милость: мне разрешили, опять же милостиво, запустить свою руку в её трусики и жадно исследовать шелковистые волосики на лобке, потереть пальцем влажную расщелину, ощутить её жар. И как-то, когда мы сидели у нас дома в гордом одиночестве, она робко попросила меня показать свой член, взамен пообещав снять трусики и показать свою писечку.

Небо не рухнуло на землю, но эйфория просто захлестнула меня. Она легла на кровать, раздвинула ножки, чтобы я мог рассмотреть её писечку. Голову стыдливо отвернула, глазищи свои закрыла, на щеках румянец. Она не краснела так мило, когда рассматривала мой член, когда трогала его руками. А я всё смотрел на её писечку, не решаясь протянуть руку и потрогать, чтобы не разрушить сказочность момента. А когда прикоснулся, она вздрогнула, сжалась, но услышав мой вздох разочарования, расслабилась и снова слегка раздвинула ножки.

С того вечера мы при первой возможности уединения, уже смело раздевались и изучали тела друг друга. У неё не осталось ни кусочка тела, которое я бы не перецеловал. В том числе и её прекрасную, превосходную писечку. Мы часто играли. Не решались нарушить девственную плеву, но тело и душа требовали чего-то, вот и играли. Я водил головкой между её раздвинутых губок, дразнил клиторок, весьма мелкий, но очень чувствительный. И однажды набрался смелости и поцеловал эти раскрытые губки. Как она не порвала простыни, то никому не известно. Но животные крики слышали, казалось, все соседи. Благо дом частный, стоит отдельно. И тогда же, отойдя от оргазма, захлестнувшего её, моя девочка впервые открыла ротик и взяла в него головку члена.

Гуляли мы долго. Она училась в педе, я в сельхоз техникуме. После занятий торопился встретить свою девушку и проводить её домой. Шли окольными путями, чтобы было время нацеловаться до омертвения губ, пошарить в трусиках, потискать титечки. По окончании учёбы решили связать свои жизни в один узелок. Свадьба, гости, марш Мендельсона, поцелуй и обмен кольцами и первая брачная ночь. Трепет, охвативший нас трудно передать словами. Ведь всё пробовано-перепробовано и не по разу, а вот важный момент в жизни любой девушки, когда она становится женщиной, привёл нас в ступор. Но мы справились и моя жена стала женщиной. А утром тёща гордо размахивала простынёй с пятнами крови на ней.

И всё было у нас хорошо, но тут товарищ военком вспомнил, что я не отдал свой долг Родине. и загремел молодой муж под марш "Прощание славянки" на китайскую границу в Забайкалье. И два года вместо того, чтобы ласкать свою молодую жену, ласкал боевую гусеничную машину. Танкистом служил. Даже отпуск заработать сумел. Десять дней без дороги. Все эти десять дней мы не вылезали из кровати. Почти. Пришла пора возвращаться в часть. Утешало лишь то, что осталось служить меньше, чем было.

Радостно возвращался в свой родной город. В предвкушении встречи с любимой мысленно подталкивал еле ползущий поезд. И вот родной вокзал. Телеграмму не давал, захотелось сделать сюрприз. Поезд приходил рано утром, город ещё спал. На привокзальной площади окликну таксист и поинтересовался в отпуск я ли по финишу. Предложил подвезти. Прокатил с ветерком. Сделал, что называется, сюрприз. И меня дома тоже ждал сюрприз. Не встречала меня молодая жена, не кинулась мне на шею, не обняла, не расцеловала, не оросила мою грудь слезами радости. Тёща стыдливо прятала глаза, что-то мекала, блеяла. Ситуацию прояснила младшая сестра жены, которая с детской непосредственностью вложила и сестру, и мать, сказав, что жена моя верная и любимая в больнице и совсем скоро домой придёт, вот только аборт ей сделают и отпустят. А меня так рано и не ждали, мне, оказывается, ещё почти месяц положено служить.

Доехал я до той больницы. Тёща тянула в дом, который вдруг стал мне чужим, с дороги отдохнуть и перекусить, только как взять хлеб там, где тебя предали. Утро, приёма ещё нет, посетителей не пускают, но я упросил постовую позвать из палаты женщину, находящуюся здесь на лечении. Та оценила форму Гвардии старшины, значки и даже медаль за отличие в охране границы, вызвала мою теперь уже бывшую любовь.

Вышла моя девочка. Идёт осторожно, бледная, не знает ещё, кто пришёл её проведать. Увидала меня и замерла. Стоит и не шевелится, словно столбняк на неё напал. И лишь огромные глазищи в пол лица, которые я так любил целовать.

Помог ей дойти до мягкой кушетки, которые тут стояли вместо стульев, усадил. Сам встал напротив. Смотрим друг на друга и молчим. Лишь слёзы у обоих текут. Помолчали, потом я так же молча раскрыл дембельский чемодан, достал оттуда подарок, который вёз любимой, две пачки писем от неё, перевязанных ленточкой, которые хранил два долгих года, положил ей на колени. Так же молча повернулся и на выход. И от неё ни слова вслед.

Надька плачет, слёзы текут, всхлипывает

— Сука она, разве так можно? Муж Родину защищает, а она...

— Не надо так, Надюш. Мало ли какие стоятельства бывают в жизни. Перегорело и прошло. Лишь на сердце рубец остался.

— А помириться не пробовали? Вдруг бы ты её простил. Любил же. По твоим описаниям видно, что без ума был от неё.

— Так уехал я. Завербовался прямо в военкомате и рванул на Севера. Не оставил адреса даже родным. Да и кому было оставлять, если мать к тому времени замуж вышла и переехала в другое место жить. А уж там на Севере столкнулся с вояками и заключил контракт. Поступил учиться заочно, получил первые звёздочки, а там пошло-поехало. Теперь вот здесь, с тобой рядом лежу. И вообще, чего ты сырость развела?

— Да это круче всяких сериалов. Там всё придумано, а тут жизнь. А она тебя не искала?

— Не знаю. Искала или нет - не знаю. Но нашла. Только ничего у нас не получилось. Умом простил, а сердцем нет. Чужими стали.

Надька соскочила с кровати

— Ээххх, блядь! Жизнь наша поганая! Любим одних, спим с другими, живём вообще с третьими. Вовка, пошли на кухню. Нажраться хочу. Так ты меня расстроил. Пусть я для тебя буду солнышком, зеленоглазкой. Можешь меня любимой не называть, я и без того знаю, что ты меня любишь. Можешь мне не верить, но я тебе никогда не изменю. Я пока закуску приготовлю, а ты наливай. И напьюсь же я сегодня. - Посмотрела лукаво. - А пьяную бабу ебать будешь?

Ну что за создания, эти женщины. Буду, куда же я денусь. Конечно буду.