— Не дури! Дай мне войти! – Даниель слышит, как в коридоре у входной двери, кричит его отец.

— Он мой сын! И пусть он уже взрослый, но, сука, всё равно это ни в какие ворота! Как ты согласилась на это?! Какого черта!

— А что, что я могла сделать! – Мама, захлёбываясь плачем, тоже кричит. – Кто меня спрашивал?!

И она, конечно, права – от мамы там вообще ничего не зависело. И отец напрасно орёт на неё. Единственная вина мамы в том, что побоялась сама обо всём ему рассказать. Впрочем, сам Даниель тоже этого не сделал. А как о таком расскажешь? И вот теперь, когда до отца, который с ними больше не живёт, дошли слухи, он стоит у двери и требует его впустить.

Дверь с грохотом распахивается и Даниель видит изумлённое лицо отца. Ну, ещё бы – увидеть собственного сына, одетого в лёгкое летнее платье, белые колготки и лёгкие туфельки на высоких каблуках – это вам не это! Ни один нормальный родитель не отреагирует на это спокойно. А тут ещё и сиськи – пусть пока и небольшие, но уже вполне заметные. Господи, думает Даниель, это он ещё не видит скрытые под подолом платья стринги!

Отец некоторое время стоит, не в силах вымолвить ни слова, но затем берёт себя в руки и командует: «Ну на хер! Снимай с себя это бабское говно! Где твои вещи – найди майку, штаны там какие или джинсы. Надо решать вопрос. Переодевайся я сказал! Сейчас съездим в этот ихний Розовый Дом – пусть объяснят весь этот пиздец!»

— Билл, - говорит мама, - это плохая идея. Это очень плохая идея!

— Да, папа, это... ты не понимаешь... - Даниель знает, что упрямство отца не пересилить, но и молчать он тоже не может.

— Так! Я сказал! Или я тихо сказал?! Бегом переодеваться!!! У тебя пять минут. Жду в машине.

Когда отец выходит, мама тихо и печально говорит:

— В комнате для гостей. Там, в шкафу, мусорные мешки с твоими старыми вещами. Не успела выбросить. Даниель... Будьте аккуратны. Последи за отцом, ладно?

— Па, надо вернуться. Они не сделают меня пацаном – просто не смогут. А вот если увидят меня в таком виде... Случится что-то плохое, папа. Вернёмся, а? Надо вернуться.

Даниелю по-настоящему страшно. Ёрзает на пассажирском сиденье, лихорадочно придумывает что такого можно сделать – выпрыгнуть из машины на ходу? притвориться, что умирает? Ещё несколько поворотов – и всё, конец. Они там всё увидят – и футболку, и джинсы, и кроссовки. А когда увидят, обязательно накажут. Не станут разбираться, что он, Даниель, ни при чём. Да и, в конце концов, он ведь сам виноват – не переступи он черту, напав на ту глупую тёлку, и позорного наказания бы этого не было.

— Не ной, Ден. Это то, что должно быть сделано! Хотя бы потому, что я, твой отец, так сказал! Если вы с матерью не сиогли решить проблему, так решу её я!

Когда машина наконец останавливается, отец командует:

— Вылезай. Пошли.

— Нет, нет – ни за что! – Крепко вцепившийся в ремень безопасности, Даниель качает головой и остаётся на месте. – Ни за что на свете я не пойду туда в таком виде! Уедем! Пожалуйста! Нам нельзя здесь быть!

Билл хмуро смотрит на сына:

— . ..

— Нет! Нет! Нет!

— Чёрт с тобой. Жди здесь.

Когда хлопает дверца автомобиля и отец уходит, Даниель медленно съезжает в кресле вниз – может, не заметят?

А пятнадцатью минутами позже, оторвав взгляд от экрана мобильника, он видит двух здоровенных амбалов в униформе охраны. Сюда? Они идут сюда?!!

В панике Даниель рвёт с себя проклятую футболку, лихорадочно дёргает молнию вниз и стаскивает со своих ног джинсы.«Говорил же ему, говорил! Нельзя было приезжать!» Комкает и бросает одежду на заднее сиденье автомобиля.

— Даниель, - один из охранников стучит костяшкой согнутого пальца по стеклу, - открой. Мадам Блэкбич (от англ. black - чёрный, bitch - сучка) хочет тебя видеть.

Поникшего и тихого, почти голого – в одних только ажурных трусиках и лифчике, на виду у всех Даниеля под руки ведут сначала через всю парковку, а потом - через холл к лифту.

— Как же так, Даниель? – Миссис Блэкбич, миниатюрная пожилая афроамериканка вздыхает так, словно действительно огорчена. – Ты ведь знаешь, что теперь будет?

«Только бы не в цех, только бы не в цех!» - Беззвучно молится Даниель.

И небеса услышали его молитву.

Час. И ещё один час.

И вот он снова на парковке возле отцовского автомобиля. Абсолютно целый, без новых модификаций тела. А то, что каблуки стали выше – так это тьфу, пустяк! И розовое платье, и огромный розовый бант, который ему теперь придётся постоянно носить на голове, и даже свеженькая татушка кошачьей мордочки «Хелло, Китти!» на плече – всё это Е-РУН-ДА! Это фигня по сравнению с тем, что они могли сделать с ним в цеху – операционном блоке нижнего, подвального уровня Розового Дома. Счастливчик Даниель!

Он входит. Требует их самого главного начальника. Ну, или, если главного нет, пусть это будет почти самый главный – его, Билла, это тоже устроит. Поначалу он будет говорить вежливо и сдержанно – они должны всё понять по серьёзному выражению его лица. И они, конечно, ответят отказом. Тоже вежливо. И вот тогда Билл будет уже не просить, а требовать! Стукнет кулаком по столу этого самого главного, пригрозит иском в суд, наврёт им про своего друга, который адвокат, и который крут настолько, что его услугами пользуются только сливки общества. Дальше – пятьдесят на пятьдесят: или, чтобы не доводить дело до суда и не предавать огласке этот конфликт, они уступают его требованиям и вновь делают Даниеля нормальным пацаном, дополнительно выплачивая при этом некоторую сумму материальной компенсации его родителям, или, если опять вежливо предложат пососать ему кактус, Билл намекнёт им на то, что помимо судебного разбирательства и громкого скандала, который помогут ему раздуть журналисты, он ускорит решение вопроса «некоторыми дополнительными способами». Даст им понять, что ни перед чем не остановится. Прижмёт ублюдков к стенке!

Таким был план.

— Вы нам угрожаете? Вот сейчас – это был эвфемизм? Вы говорили о физической расправе?!

Похоже, маленькая негритянка в строгом деловом костюме блестит стёклами очков и, похоже, совсем не боится боится разъярённого Билла.

— Мисс Коксакер (от англ. cock - член, suck - сосать), ваше поведение недопустимо!

— Как вы меня назвали? – Билл подумал, что ослышался.

— Мисс. Не миссис. Вы ведь в разводе, правильно? – Чёрная женщина наклоняется к монитору компьютера. – Да, всё верно...

— Ты назвала меня бабой??? Кем ты себя возомнила, черножопая обезьяна! Я – мужик! Моё имя – Уильям, мать его, Стронгмэн!!! (от англ. strong - сильный, man - человек)-

— Позволяя себе расистские высказывания, вы вновь нарушаете закон, мисс. Вы очень токсичный человек.

У двери за своей спиной Билл слышит гулкий хлопок – большая невидимая оса жалит его в шею, и в голове, минуя этап вечерних сумерек, сразу наступает ночь.

Спустя какое-то время.

Свежий воздух помогает мыслям обрести ясность.

— Вам туда, мисс Коксакер. – Сильные руки охранника подталкивают Билла в направлении автопарковки. – Будет лучше, если вы позволите вашей дочери сесть за руль и отвезти вас домой.

«Какой дочери?» - не понимает Билл, и сразу замечает у своего автомобиля одетую во всё розовое девицу. С глупым, ярко-розовым, по-детски огромным бантом на голове. Зачем эта сучка трётся у его машины?!

— Эй... - Билл хочет крикнуть, обругать её, но, услышав мультяшный писк вместо рокота, которым раньше гремел его голос, он замолкает.

— Папа! – Девица машет ему рукой, зовёт подойти. – Сюда!

Блядские каблуки! Блядская юбка! Блядские буфера на груди! По пути к автомобилю Билл несколько раз едва не упал. Подвернул ногу, но сдержался и не матюкнулся – не захотел вновь услышать звучание своего голоса. Молчать, надо молчать. И ни за что не смотреть в глаза сыну!

— Всё хорошо? Успех? Я снова стану пацаном? – В девчачьем голосе сына Билл угадывает усмешку.

Что можно ответить ему? Что может сказать Билл, и сам теперь превратившийся в живую куклу в красивой подарочной обёртке. Тесный лифчик неприятно сдавливает его новые сиськи – не грудь, а мячи для волейбола. Пояс и резинки, предназначенные для поддержки чулок, больно врезаются в поясницу и в, ставшие по-женски широкими и округлыми, бёдра Билла. А огромные кольца в ушах, при каждом движении головы раскачивающиеся тяжёлыми маятничками, а каблуки... Господи, за что всё это!

— Что же ты молчишь, папа?

— Заткнись, - шёпотом, не желая демонстрировать свой смешной женский голос, зло отвечает сыну мистер Стронгмэн. – Мы возвращаемся.

Да, сука – каблуки! В Розовом Доме объяснили правила, но как можно управлять автомобилем в этих штуках?! Это попросту опасно! Надо снять. Обязательно надо снять – иначе и мили не проехать. Нагнувшись чтобы расстегнуть на обуви ремешки, Билл локтем неосторожно задирает подол платья и видит сначала верхний край чулок, а потом, мгновением позже – и выступающие под полупрозрачной тканью трусиков две толстые складки кожи, которые всегда бывают только у женщин.

Уильям Стронгмэн - командир пожарного расчета, отец своего сына, муж своей жены, пусть и бывшей, он - теперь женщина?! Господь всемогущий, дай сил выдержать это испытание!

Биллу стыдно показываться бывшей жене на глаза. Поэтому он высаживает Даниеля за сотню метров от нужного места, разворачивается и уезжает.

Кто бы мог подумать, что Розовый Дом, именуемый в народе фабрикой блядей - о котором до сегодняшнего дня мистер Стронгмэн знал только то, что он где-то есть - возьмёт в оборот и его самого, что за каких-то несколько часов полностью изменит и его, Билла, жизнь.

Уже дома, стоя обнажённым перед ростовым зеркалом, Билл всё ещё не верит. Видит край половой щели между ног, неестественно огромную женскую грудь, широкие женские бёдра. Нет, в зеркальном отражении – не Уильям Сттронгмэн! Это кто-то другой! Может, он спит и видит ночной кошмар? Как то, что с ним случилось, возможно в реальной жизни?

Но самое главное – за что он наказан? За то, что хотел защитить сына? За то, что повёл себя как настоящий мужик? А как надо было поступить – промолчать, забыть, сделать вид, что ничего не было? Ведь ясно же – ошибка! Даниель - не преступник!

Хотя...

Ошибка ли?

Только сейчас мистер Стронгмэн вдруг сообразил, что ни разу не спросил сына о том, за что именно тот был отправлен в Розовый Дом. А если было что-то? А если сын действительно нарушил закон? Получается - зря он защищал Даниеля? Зря кричал, зря угрожал, зря оскорблял ту негритянку?! Получается - он, Билл Стронгмэн, не умея контролировать свой гнев, сам себя превратил в бабу?!

О, Билли!

Тебе, конечно, следовало следить за тем, что, кому и как ты говоришь. Гнев деструктивен, Билли. И одной из кукол Розового Дома ты стал именно потому, что к своим сорока годам ты так и не сумел понять этого.