Наши субботние пьянки втроём на нашей маленькой кухне давно превратились в традицию, которую я ждал с каким-то внутренним трепетом, хотя вслух этого не признавался. К сожалению, таких суббот в месяц выпадало немного — хорошо, если одна, а то и реже, что меня порядком огорчало. Мне нравилось расслабляться за рюмкой, особенно когда дорогой гость, Вовчик, приходил не с пустыми руками, принося бутылку водки или коньяка, а иногда и что-то покрепче. Это было как маленький праздник: выпивка на шару, душевные разговоры, лёгкий угар, когда можно забыть о рабочих буднях и просто плыть по течению. Иринке, моей супружнице, такие визиты тоже были в радость — Вовчик всегда притаскивал ей отдельный подарок: то флакон духов с цветочным ароматом, то коробку шоколадных конфет, то какую-нибудь безделушку, которую она потом с улыбкой ставила на полку. Обычно он появлялся внезапно, без предупреждения, несмотря на все наши просьбы хотя бы за день сообщать о своём приезде. Но нет — звонит за час, реже за два, и с неизменным: «Встречайте, если не против, я в ваших краях проездом до утра. Приютите, накормите, спать уложите, а я вас напою и байку на ночь расскажу». Мы с Иринкой и рады: она тут же начинала суетиться, не зная, за что хвататься — то ли наряжаться в своё лучшее платье, подчёркивающее её формы, то ли готовить праздничный ужин, чтобы гость остался доволен и сытым.

Так было и в этот раз. Вовчик позвонил: «Буду через час». Иринка только успела закинуть в духовку свинину с чесноком и розмарином — аромат уже начал распространяться по кухне, дразня ноздри, — и бросилась в душ. Она любила такие моменты: смыть с себя дневную усталость, подбриться в интимных местах, оставляя аккуратный треугольник тёмных волос на лобке, намазаться кремом с ванильным запахом, чтобы кожа стала мягкой, шелковистой, пахнущей сладостью. Её движения в такие минуты были полны предвкушения — она знала, что я люблю её свежую, ухоженную, готовую к ласкам. Но времени не хватило — не успела она закончить свои ритуалы, побрить ноги до гладкости и нанести лосьон, как раздался звонок в дверь. Я пошёл встречать гостя в нашей тесной прихожей, где едва можно было развернуться вдвоём без того, чтобы не задеть вешалку с куртками, а Иринка в этот момент выскочила из ванной голышом, собираясь шмыгнуть в спальню. Но не тут-то было — Вовчик, стоявший в дверях с сумкой в руках, застал её во всей красе.

Её тело, ещё влажное после душа, блестело в тусклом свете лампы: упругие груди третьего размера с розовыми сосками, которые напряглись от прохлады и слегка покачивались при каждом шаге, плоский живот с едва заметной ямкой пупка, аккуратный треугольник тёмных волос на лобке, под которым угадывались набухшие от жары ванной губки её киски, и округлые бёдра, переходящие в крепкие ягодицы с мягкими изгибами. Она ахнула, инстинктивно попыталась прикрыться руками, но было поздно — её нагота мелькнула перед гостем яркой вспышкой, прежде чем она скрылась в спальне, оставив за собой лёгкий шлейф ванильного аромата. Вовчик, чуть ли не с театральным сожалением в голосе, тут же принялся меня успокаивать: «Сань, прости, не виноват я, что твою жену голой увидел. Да и не успел толком ничего разглядеть — жаль, конечно. Надо бы повторить». Его тон был шутливым, но в глазах мелькнула похоть, которую он даже не пытался скрыть. Я сначала опешил от такой наглости — в голове промелькнула мысль схватить его за шкирку и вытолкать за порог. Но через пару секунд меня накрыло странное чувство: картинка голой Иринки, увиденной чужим мужиком, неожиданно вызвала во мне волну дикого, почти животного возбуждения. Кровь прилила к вискам, в груди заколотилось, а внизу живота разлилось тепло, переходящее в тянущую сладкую боль в яйцах. Я даже пожалел, что она так быстро убежала — могла бы, как часто делала после душа наедине со мной, задержаться у большого зеркала в коридоре, покрутиться, выставляя напоказ свои прелести: повертеть бёдрами, прогнуться в спине, чтобы груди казались ещё пышнее, или слегка раздвинуть ноги, демонстрируя свою аккуратную киску с розовыми губками, которые она так тщательно подбривала.

Не удержавшись, я крикнул ей в спальню с шутливым, но похотливым подтекстом: «Ирусик, можешь сегодня трусики не надевать — Вовчик тебя всю рассмотрел!» А он тут же подхватил, ухмыляясь: «Да, не надевай! Долой трусы — свободу письке! Такая красота должна быть в естественном виде, без всяких буржуазных тряпок». Сегодня на него явно что-то нашло — раньше он держался в рамках приличия, а тут словно сорвался с цепи. Видимо, живая картина обнажённого женского тела — ещё тёплого, влажного, с капельками воды, стекающими по изгибам грудей и бёдер, с лёгким ароматом её кожи, смешанным с ванилью, — разбудила в нём первобытные инстинкты. Иринка высунулась из спальни, обозвала нас «озабоченными дебилами», но в её голосе сквозила скорее игривость, чем обида, а в глазах мелькнула искорка — она явно уловила наше возбуждение и, кажется, сама завелась от этой ситуации. Она накинула новый короткий халатик — алый, шёлковый, едва прикрывающий верх бёдер, который слегка цеплялся за её соски, подчёркивая их форму, — чмокнула Вовчика в щёку в знак приветствия, оставив на его коже лёгкий след от блеска для губ, приняла от него подарочный пакетик с очередной мелочью и упорхнула на кухню заканчивать ужин, покачивая бёдрами чуть сильнее обычного.

Мы уселись за стол, и вечер покатился по привычной колее. Пили водку, закусывали мясом, которое Иринка довела до совершенства — сочное, с хрустящей корочкой, пропитанное чесноком и специями, оно таяло во рту, — ели солёные огурцы, хрустящие и острые, картошку с укропом, снова пили, шутили, смеялись. Алкоголь приятно гудел в голове, развязывал языки, снимал все барьеры, будто растворял привычные рамки приличия, оставляя только тепло в груди и лёгкую дымку в мыслях. В перерывах между тостами включили старенький магнитофон с медляками — что-то вроде песен Криса де Бурга или Скорпионс, — и танцевали, точнее, в основном танцевали Вовчик с Иринкой, потому что я предпочитал сидеть, наблюдая за ними с рюмкой в руке. Она лифчик под халатик не надела, и её груди, свободные от ткани, мягко покачивались в такт движениям, соски проступали сквозь тонкий шёлк, твёрдые и манящие, словно маленькие бутоны, которые просились в чьи-то губы. Зато трусики всё-таки были — чёрные, кружевные, которые она обычно надевала для меня в особые вечера. Вовчик, обнимая её за талию, нащупал их край под халатиком и в шутку возмутился: «Мы же договаривались! Я за естественную женскую красоту, без этих труселей и панталон! Хочу видеть твою киску во всей красе, как природа создала!» Его голос дрожал от возбуждения, а руки уже плотнее прижимали её к себе, пальцы скользили по ткани, пытаясь угадать очертания её тела под ней.

Иринка, смеясь, отмахнулась: «У нас муж — глава семьи. Как он решит, так и будет. Скажет снять — сам снимет». И невинно хлопнула ресницами в мою сторону, слегка прикусив нижнюю губу — этот её жест всегда действовал на меня как спусковой крючок, пробуждая желание тут же сорвать с неё всё и овладеть прямо на месте. А я что? Пьяному море по колено, да и воспоминание о том, как моя жена пару часов назад голышом прошлась перед гостем, снова ударило в голову, как молния, вызывая жар в паху и лёгкое головокружение. Я поднялся, подошёл к танцующей парочке со стороны Иринки, сунул руки под короткий подол её халатика — ткань скользнула по пальцам, открывая доступ к её горячим бёдрам. Кожа была мягкой, чуть влажной от жары кухни и, возможно, от её собственного возбуждения, и я ощутил, как она напряглась от моего прикосновения, а дыхание стало глубже. Она будто почувствовала мой настрой и слегка подалась ко мне попкой — упругой, округлой, с ямочками на пояснице, которые я так любил целовать. Я зацепил пальцами резинку её трусиков — чёрных, кружевных, с тонкими узорами, которые слегка врезались в её кожу, оставляя едва заметные следы, — и медленно стянул их вниз. Они скользнули по её ногам, цепляясь за бёдра, и упали на пол, обнажив её промежность. Я мельком увидел её киску — розовые губки слегка раскрылись от возбуждения, блестящие от влаги, которая уже начала стекать по внутренней стороне бедра, а над ними — аккуратная полоска волос, которую она так тщательно подравнивала. Запах её желания — сладковатый, с лёгкой терпкостью — ударил мне в ноздри, и я почувствовал, как член начинает набухать.

В воздухе тут же повисло что-то новое — напряжённое, пьянящее, как будто я не просто трусы снял, а сорвал какой-то невидимый замок, выпустив на волю наши скрытые желания. Атмосфера изменилась мгновенно: шутки стали откровеннее, с явным подтекстом, анекдоты — пошлее, с матерком и похабными подробностями про измены, тройнички и прочие запретные темы. Вовчик завёл байку: «Какая ты кума, если под кумом не была? Хороший хозяин всегда женой с уставшим путником поделится — это ж традиция старая, ещё с казацких времён!» Я поддакивал, подливая масла в огонь: «Точно, гость в дом — жена на стол, как говорится! Пусть путник отдохнёт душой и телом!» Даже Добби из «Гарри Поттера» приплели: «Ирусик без трусиков — значит, свободна, как эльф с носком!» От этих разговоров у меня хмель начал выветриваться, а возбуждение накатило с такой силой, что я даже испугался за себя. Чувство было странное, почти болезненное: тело дрожало мелкой дрожью, в яйцах ныло, тянуло, как перед оргазмом, но член почему-то не вставал полностью — оставался тяжёлым, горячим, но мягким. И, что удивительно, мне это даже нравилось — не хотелось, чтобы эрекция отвлекала от этого смятения чувств, от смеси стыда, ревности и какого-то извращённого удовольствия.

Иринка же совсем поплыла: халатик не поправляла, поясок ослаб, и ткань на груди всё сильнее расходилась, открывая вид на её соски — тёмно-розовые, твёрдые, словно маленькие бутоны, напряжённые от возбуждения и трения о шёлк. Внизу полы тоже разошлись больше, чем следовало бы, и мне показалось, что между её ног мелькнула влажная полоска — набухшие губки её киски, блестящие от соков, которые она уже не могла сдержать. Но с моего места было не разглядеть точно, и это только сильнее заводило — воображение дорисовывало детали. Мы с Вовчиком прекрасно знали мою особенность: если я выпью, как сегодня, то до обеда следующего дня меня не разбудить никакими силами — хоть из пушки стреляй, хоть пожар устраивай. Поэтому и пьянствовали по субботам, чтобы отсыпаться спокойно. А вот концовку таких вечеров я часто помнил смутно, обрывками, а иногда и вовсе ничего — организм отключался намертво.

Вовчик, хитрец, этим пользовался: одной рукой мне наливал очередную рюмку, другой уже гладил Иринке коленку под столом, медленно поднимаясь выше, к внутренней стороне бедра, где кожа была особенно мягкой и чувствительной. Его пальцы, грубые, с короткими ногтями, скользили по её ноге, оставляя за собой лёгкий жар, а она, кажется, даже не сопротивлялась — только слегка сжимала бёдра, будто проверяя его настойчивость. Мы что-то бормотали друг другу, но слова растворялись в алкогольном тумане, превращаясь в бессмысленный гул. Я больше думал о своём, накручивал себя фантазиями: как Вовчик ласкает её там, под халатиком, как её киска набухает от его пальцев, истекая соком, как она тихо постанывает, сдерживая себя.

Иринка встала сделать кофе — её движения были слегка неуверенными, плавными, как у кошки. Я, сам не знаю зачем, незаметно прижал поясок её халата к столу ногой. Она шагнула к плите — поясок развязался, упал на пол, а халатик распахнулся настежь. Её груди, как спелые дыньки, вырвались на свободу, соски торчали, напряжённые и твёрдые, словно прося ласки, слегка покачиваясь от её движения. Аккуратная полоска волос на лобке оказалась как на ладони, а под ней — её киска, уже набухшая, с розовыми губками, которые блестели от влаги, стекающей тонкой струйкой по внутренней стороне бедра. Иринка, не замечая своего конфуза, повернулась к нам спиной, потянулась к верхнему шкафчику за чашками, встав на цыпочки, и халатик задрался ещё выше, обнажив половину её попы. Ягодицы, мягкие и округлые, слегка покачивались, между ними проглядывала тёмная ложбинка, ведущая к её анусу — маленькому, тёмно-розовому, сжатому колечку, и дальше к влажной щёлке её влагалища, которое, казалось, пульсировало от возбуждения. Вовчик аж рот раскрыл от удовольствия, глаза его блестели, как у кота перед миской сметаны, а руки сжались в кулаки, будто он сдерживал себя, чтобы не броситься к ней прямо сейчас. Я делал вид, что ничего не замечаю, хотя внутри всё кипело: кровь стучала в висках, член начал твердеть, а в груди разливалась смесь стыда, гордости и какого-то болезненного наслаждения.

Одним глазом я следил за Иринкой, другим — за реакцией Вовчика, и вдруг на меня снизошло какое-то странное просветление, будто я открыл новый уровень наслаждения — смотреть, как моя жена невольно становится объектом чужого вожделения, как её тело вызывает у другого мужика почти звериный голод. Иринка всё-таки приготовила кофе — аромат его смешался с запахом её возбуждения, создавая одуряющий коктейль, — и запахнула халат, но поясок не нашла — я его ногой засунул под стол. Она придерживала полы одной рукой, другой держала чашку, но то и дело забывалась, брала ложку или печенье, и халатик тут же распахивался, выставляя напоказ её прелести: груди колыхались, соски тёрлись о ткань, а между ног, я был уверен, уже всё намокло — я чувствовал этот знакомый запах её желания, сладковатый и чуть терпкий. И вот вопрос: то ли она была так пьяна, что не понимала, как сидит почти голая перед чужим мужиком, то ли нарочно дразнила нас обоих? Я притворялся пьянее, чем был, понимая, что трезвым такого бы не допустил — слишком силён был бы стыд, слишком велика ревность.

Потом Иринка решила приготовить Вовчику диван в гостиной и позвала меня помочь, её голос был чуть хриплым: «Сань, помоги простыню постелить!» Но я сделал вид, что не слышу, уткнувшись в рюмку и бормоча что-то невнятное. Гость тут же подскочил ей на подмогу, чуть ли не бегом, явно предвкушая продолжение. Через пару минут я прокрался следом, стараясь не шаркать ногами по линолеуму. Дверей в гостиную у нас нет, только шторы, да и те неплотно задёрнуты — света с кухни хватало, чтобы видеть всё в деталях. Успел как раз вовремя: диван уже разложен, Иринка стелет простыню, наклонившись так, что халат задрался до поясницы. Её полные ягодицы, между которыми проглядывали влажные губки влагалища, блестели в тусклом свете, а щёлка между ними была чуть приоткрыта, маня своей розовой глубиной. Вовчик сидел рядом, пожирал её глазами, но руками пока не лез, только подсказывал с хрипотцой в голосе: «Складочку расправь, подушку повыше». Его выдержка поражала — я бы на его месте уже не сдержался. У меня от сердца отлегло, и я ретировался на кухню, чувствуя, как член пульсирует в штанах.

Но через 5–10 минут, когда никто не появился, воображение нарисовало худшее для меня и лучшее для гостя: как он задирает ей халат, раздвигает её ноги и входит в неё прямо там, на диване, а она стонет, вцепившись в простыню. От этих мыслей у меня закружилась голова, а в паху стало горячо. Собравшись уже рвануть туда, я замер — они вернулись как ни в чём не бывало, с лёгкими улыбками на лицах. Судя по их виду — раскрасневшимся щекам и чуть тяжёлому дыханию, — дальше пары украдкой сорванных поцелуев дело не зашло. Я, притворившись совсем никаким, держась за стеночку, уполз в спальню, бормоча что-то про усталость.

Сон не шёл. Сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди, мысли путались. Мне одновременно хотелось продолжения флирта между Иринкой и Вовчиком и боялся этого до дрожи в коленках. Я представлял, как его грубые руки скользят по её телу, сжимают её груди, как он раздвигает её бёдра и входит в неё, а она выгибается от удовольствия. Эта фантазия сводила с ума, смешивая жгучую ревность с животным возбуждением, подогретым алкоголем. До этого вечера ни у меня, ни у Иринки не было даже намёка на такие мысли — ни флирта с другими, ни фантазий об измене. Порнуху мы смотрели традиционную, мужчина плюс женщина, иногда вместе, выбирая ролики с сюжетом или домашние съёмки, но ничего такого, что могло бы подтолкнуть к подобному.

Иринка пришла довольно скоро, сбросила халатик на пол с тихим шелестом и прижалась ко мне горячим телом — кожа её была влажной, пахла ванилью и чем-то ещё, терпким, её собственным запахом. Её груди прижались к моей груди, соски тёрлись о мою кожу, оставляя ощущение жара. Она удивилась, что я не сплю мертвецким сном, как обычно после пьянки, но сама тоже была не так уж пьяна, как мне показалось в конце вечера — глаза её блестели, дыхание было глубоким, но ровным. Мы принялись шепотом обсуждать случившееся, лежа в темноте, касаясь друг друга кончиками пальцев. Она призналась, что её с самого прихода Вовчика возбудила ситуация, когда он мельком увидел её голой из душа — её сердце тогда заколотилось, а между ног сразу стало влажно. Поэтому она и не надела лифчик, чтобы чувствовать, как ткань халатика трётся о соски, а все дальнейшие события только усиливали её желание. Особенно то, что я упорно делал вид, будто не замечаю её откровенных выходок, пока Вовчик пожирал её глазами, временами давая волю рукам — гладил её бёдра, касался ягодиц, пару раз даже украдкой целовал в губы, оставляя на них вкус водки и табака. А когда она стелила диван, он задрал ей халат до поясницы, а она притворилась пьяной, встав перед ним в позе, открывающей все её сокровенные места — влажную киску, набухший клитор, манящую щёлку между ягодиц.

Я признался, что подглядывал за ними и, если честно, где-то в глубине души хотел, чтобы она отдалась ему прямо там, на диване, чтобы я увидел, как его член входит в неё, как она стонет под ним. «А знаешь что? — ошарашила она меня. — Вова просил, чтобы я пришла к нему, когда ты уснёшь». «И что ты ответила?» — спросил я, чувствуя, как возбуждение снова накатывает, а в паху становится горячо. Не дав ей ответить, я принялся фантазировать вслух: как она встаёт с нашей кровати, голая, на цыпочках крадётся к нему, а я подглядываю из-за штор, видя, как он ласкает её, как её тело дрожит от его прикосновений. Она возмутилась: «Ты сумасшедший, ты меня не любишь, ты...», но в её голосе сквозило не только возмущение, но и желание, её дыхание участилось, а щёки раскраснелись. «Как мы потом с этим будем жить?» — добавила она, и я понял: сама мысль пойти к Вовчику уже не казалась ей дикой, а вполне реальной, вопрос был только в последствиях.

Меня же последствия в тот момент не волновали — кровь отлила от мозга, и за меня всё решал член, который наконец-то начал вставать, набухая от одной мысли отправить жену к другому. Я принялся доказывать ей свою любовь, шепча, что это не будет считаться изменой, ведь она сама этого хочет, и я не против. «Когда ещё выпадет такой шанс?» — добавил я, лаская её между ног. Её киска была горячей и мокрой, как никогда, губки раскрылись под моими пальцами, а клитор пульсировал, прося внимания. Я почти насильно вытолкнул её из спальни, шепнув на дорожку: «Я буду подглядывать, меня это дико заводит». Она успела накинуть халатик и ушла к Вовчику.

Я прокрался следом, заняв позицию у штор, стараясь не дышать слишком громко. Услышал их шепот:

— Извини, я тебя разбудила. Зарядку где-то тут оставила.

— Не извиняйся, у меня для тебя особая зарядка есть.

— Пошляк, прекрати! Не тыкай в меня своим членом! Оставь халатик в покое!

Заглянув через щель между шторами, я увидел: Вовчик стоит голый, его толстый член с багровой головкой торчит вверх, слегка изогнутый, вены проступают под кожей, как канаты, а яйца — тяжёлые, крупные, слегка покачиваются в такт его дыханию, покрытые редкими тёмными волосами. Головка блестела от капельки влаги, вытекшей из узкой щёлки на кончике, и казалась почти лиловой от прилившей крови. Иринка стояла перед ним в распахнутом халатике, который он уже успел стащить с её плеч — ткань упала к её ногам, обнажив её тело: груди колыхались, соски торчали, тёмно-розовые и твёрдые, как маленькие ягоды, а между ног блестела её киска — губки набухли, раскрылись, как лепестки цветка, блестящие от влаги, которая стекала по внутренней стороне бёдер, оставляя влажные дорожки. Её клитор выглядывал из-под складок кожи, маленький, но твёрдый, пульсирующий от возбуждения, а анус — тёмное колечко между ягодиц — сжимался и расслаблялся, будто подмигивая в такт её учащённому дыханию. Она пыталась вырваться из его рук, но как-то вяло, скорее для вида, её движения были замедленными, а глаза блестели от смеси стыда и желания.

Через секунду они начали игру: он схватил её за талию, притянул к себе, его член ткнулся ей в живот, оставляя влажный след на коже, и принялся гладить её всюду — его грубые ладони скользили по её плечам, спускались к грудям, сжимали их, пока она не застонала, теребили соски, чуть оттягивая их, пока они не стали почти багровыми от прилившей крови. Она дрожала, её ноги подгибались, а дыхание стало прерывистым. Потом его рука скользнула ниже, прошлась по её плоскому животу, задержалась на лобке, теребя волосы, а затем нырнула между бёдер, найдя её клитор. Он провёл пальцами по её щёлке, раздвинул губки, которые тут же сомкнулись вокруг его пальцев, горячие и скользкие, и начал т Ereть клитор — медленно, круговыми движениями, пока она не выгнулась, тихо вскрикнув. Её соки текли по его руке, оставляя блестящие полосы, а её запах — сладкий, терпкий, с ноткой мускуса — заполнил комнату. Она схватилась за его плечи, пытаясь удержаться на ногах, а он подвёл её руку к своему члену — горячему, твёрдому, с пульсирующими венами, который казался живым в её ладони. Она обхватила его, ощущая его жар и тяжесть, начала медленно двигать рукой вверх-вниз, чувствуя, как кожа скользит по стволу.

Вовчик надавил ей на плечи, и она опустилась на колени, глядя на его орган с любопытством, будто изучая его — толстый, длинный, с багровой головкой, которая блестела от влаги, и яйцами, которые слегка подрагивали, полные и тяжёлые. Её дыхание обжигало его член, когда она наклонилась ближе, а он попросил, голос его дрожал от нетерпения: «Поцелуй его, смочи язычком, а то на сухую не так приятно». Она высунула язык, розовый и влажный, коснулась кончиком головки, слизнув солоноватую каплю, но он не стал ждать — двинулся вперёд, и член вошёл ей в рот, растягивая губы, упираясь в нёбо. Иринка замычала, её глаза расширились от неожиданности, но скоро она уже сама сосала его, облизывая головку, проводя языком по уздечке, спускаясь по стволу к яйцам, которые она слегка сжала ладонью, чувствуя их тепло и упругость, а затем снова заглатывала его глубже, пока он не упёрся ей в горло, вызывая лёгкий спазм. Её слюна стекала по его члену, смешиваясь с влагой из его головки, оставляя блестящие нити, а она двигала головой, находя ритм, который заставлял его хрипеть от удовольствия.

Я смотрел на это, стоя за шторами, и не мог сдержаться — расстегнул штаны, вытащил свой член, уже твёрдый, с набухшей головкой, и принялся дрочить, чувствуя, как сперма подступает. Мне хватило буквально пары движений — оргазм накрыл меня почти мгновенно, сперма выстрелила, пачкая шторы, оставляя липкие пятна на ткани, а ноги задрожали от напряжения. В тот же момент Вовчик прохрипел: «Сейчас кончу!» — его голос сорвался на низкий рык, предупреждая Иринку. Но она и не подумала прекращать — наоборот, ускорила движения, заглатывая его глубже, пока он не замер, мелко дрожа бёдрами, и не спустил ей в рот. Я видел, как её горло сжалось, проглатывая его сперму — густую, белую, с лёгким солоноватым привкусом, который она потом облизала с губ, будто пробуя на вкус. Она медленно выпустила его член изо рта, он был покрыт её слюной, блестящий и слегка обмякший, а она вытерла уголок рта тыльной стороной ладони, глядя на него с лёгкой улыбкой.

Думая, что всё закончилось, я ушёл в спальню, но Иринка не вернулась. Через какое-то время я услышал приглушённые звуки из гостиной — стоны, шорохи, ритмичные движения — и снова прокрался к шторам. Процесс шёл полным ходом: Иринка лежала на спине в миссионерской позе, её ноги были широко раздвинуты ко мне, открывая полный вид на её киску — губки раскрылись, как лепестки, блестящие от её соков и пота, клитор торчал, твёрдый и красный от прилившей крови, а внутри виднелась розовая глубина, сжимающаяся от возбуждения. Вовчик был сверху, его член — длинный, толстый, с багровой головкой, покрытой венами — ритмично входил в неё, то полностью покидая её влагалище, оставляя его открытым, пульсирующим, с вытекающими каплями её соков, то погружаясь до упора, растягивая её, пока она не вскрикивала. Его яйца — крупные, тяжёлые, покрытые тёмными волосами — шлёпали по её промежности, издавая влажные, чавкающие звуки, смешиваясь с её стонами и его хриплым дыханием. Её груди колыхались в такт его толчкам, соски тёрлись о его грудь, а её руки вцепились в его плечи, ногти оставляли красные полосы на коже.

Она обхватила его поясницу ногами, притягивая ближе, подмахивая бёдрами навстречу каждому его движению, её киска сжималась вокруг его члена, обхватывая его, как горячая, влажная перчатка. Потом она резко повалила его на спину, сама уселась сверху в позе наездницы — её любимой, в которой она всегда кончала. Она начала скакать на нём, её попа поднималась и опускалась, ягодицы дрожали от каждого шлепка о его бёдра, а её груди подпрыгивали, соски рисовали в воздухе круги. Его член входил в неё под углом, растирая её клитор, и я видел, как её соки стекают по его стволу, блестящему и скользкому, оставляя лужицу на его лобке. Она ускорилась, её дыхание стало прерывистым, стоны громче, и вот она упала грудью на него, интенсивно задвигала попкой, пока не кончила — её тело задрожало, киску сжало судорогой, а из горла вырвался тихий, протяжный стон, полный облегчения и наслаждения. Но Вовчик ещё не кончил. Он быстро перевернул её, поставил в коленно-локтевую позу — попросту раком, — её ягодицы торчали вверх, между ними блестела её киска — растянутая, мокрая, с набухшими губками. Его член вошёл в неё глубоко, растягивая её до предела, и она вскрикнула, вцепившись в простыню.

Стоять на коленях за её спиной ему было неудобно, и он встал на полусогнутых ногах, нависая над ней, держась за её талию, время от времени сильно шлёпая рукой то по одной, то по другой ягодице. От этих шлепков её кожа покраснела, на белых ягодицах проступили отпечатки его ладоней, а она стонала громче, подмахивая ему, её киска чавкала от каждого толчка, соки текли по её ногам, оставляя блестящие дорожки. Он замедлил движения, вытащил свой член из её влагалища — тот блестел от её соков, головка была багровой, скользкой, с каплями её влаги, стекающими по стволу, а яйца слегка покачивались, подтянутые от напряжения. Иринка выдохнула, расслабившись на мгновение, её тело всё ещё дрожало от оргазма, а киска осталась приоткрытой, пульсирующей, с вытекающими каплями её соков.

Он провёл рукой по её промежности, собирая её влагу — горячую, скользкую, с лёгким сладковатым запахом, — и медленно подвёл пальцы к её анусу. Я замер за шторами, чувствуя, как моё сердце заколотилось быстрее, а член снова начал твердеть в штанах, несмотря на недавний оргазм. Её анус — маленькое, тёмно-розовое колечко, сжатое, но блестящее от пота и её соков, которые стекали из киски, — сжался под его пальцем, будто сопротивляясь. Она напряглась, её тело инстинктивно сжалось, и она тихо прошептала: «Вов, что ты... не надо туда...» — в её голосе было больше удивления, чем протеста, смешанного с лёгким страхом и любопытством. Но он, хрипло дыша, ответил: «Расслабься, Ириш, будет хорошо, ты же вся мокрая, сама просишь», — и надавил пальцем сильнее, проникая внутрь. Её анус сопротивлялся, сжимался, но потом поддался — тёплый, узкий, чуть шершавый внутри, он обхватил его палец, как горячая перчатка. Она застонала, низко и протяжно, её ноги задрожали, а спина выгнулась, когда он добавил второй палец, растягивая её, смазывая её собственными соками, которые стекали из её киски, делая всё скользким и горячим. Я видел, как её анус раскрывается под его пальцами, как он сжимает их, пульсирует, привыкая к новому ощущению, а её стоны становятся мягче, глубже, переходя в ритмичные всхлипы.

Вовчик вытащил пальцы, поднёс головку своего члена к её попе — она была блестящей, влажной от её соков, которые он собрал с её киски, и капель его собственной влаги, вытекающей из узкой щёлки на кончике. Он надавил, медленно, но настойчиво, и её анус начал растягиваться под ним, сопротивляясь его толщине. Иринка вскрикнула, её голос сорвался на высокий звук, полный смеси боли и удовольствия, она вцепилась в простыню сильнее, смяв её в комок, а её колени подогнулись, но он удержал её за бёдра, не давая упасть. Его головка — багровая, крупная, с проступающими венами — медленно погружалась в неё, преодолевая тугое сопротивление её мышц, пока не вошла полностью, растягивая её анус до предела. Он вошёл наполовину, замер, давая ей привыкнуть, чувствуя, как её внутренние стенки сжимают его, пульсируют вокруг его члена, посылая волны удовольствия по всему его телу. Его яйца — тяжёлые, подтянутые от возбуждения — касались её промежности, ещё влажной от её соков, и он ощущал их тепло.

«Больно?» — прохрипел он, сдерживая себя, чтобы не двинуться слишком резко. «Да... но... продолжай», — выдохнула она, её голос дрожал, полный смеси страха, боли и удивления от этого ощущения. Он начал двигаться — медленно, осторожно, входя глубже с каждым толчком, пока не вошёл полностью, пока его бёдра не прижались к её ягодицам, а яйца не упёрлись в её мокрую киску. Её анус был невероятно тесным, горячим, сжимал его член так, что он чувствовал каждую складку внутри неё, каждое сокращение её мышц. Он наращивал темп, его движения становились резче, глубже, и она стонала громче, её голос переходил в гортанные звуки, полные наслаждения и лёгкой боли. Его рука скользнула к её киске, пальцы нашли её клитор — твёрдый, набухший, скользкий от влаги, — и начали тереть его, быстрыми круговыми движениями, пока она не выгнулась, не закричала, её тело задрожало в новом оргазме. Её киска сжалась, выплёскивая новые порции соков на его руку, а анус ритмично сжимал его член, выдавливая из него последние капли контроля.

Он ускорился, его толчки стали почти звериными, яйца шлёпали по её промежности, усиливая её стоны. Я видел, как её ягодицы дрожат, красные от шлепков, а анус, растянутый его членом, блестит от пота и её соков. Его член запульсировал, он вогнал его глубоко, до упора, и замер, мелко дрожа бёдрами, сливая сперму прямо в её попу. Я видел, как его семя заполняет её — густое, белое, горячее, — вытекает тонкой струйкой из её растянутого ануса, стекая по ягодицам, смешиваясь с её соками и тем, что уже было в её киске. Она рухнула ничком на диван, он упал сверху, тяжело дыша, его член медленно выскользнул из неё, оставляя её анус приоткрытым, красным, блестящим, с вытекающей спермой, которая капала на простыню. Полежав пару минут, он скатился на спину и почти сразу захрапел, уткнувшись в подушку.

Иринка лежала, тяжело дыша, её тело блестело от пота, ягодицы дрожали, а между ног всё было мокрым — смесь её соков, его спермы из киски и попы стекала по бёдрам, оставляя липкие дорожки. Она посмотрела на него, её взгляд скользнул к его паху — его член лежал на бедре, блестящий от её соков и его спермы, слегка обмякший, но всё ещё внушительный, яйца расслабились, опустились в мошонке. Она задумчиво задержала взгляд, затем выключила бра и, прижав руку к промежности, мелкими шажками засеменила из комнаты, её ноги дрожали от усталости и пережитых оргазмов.

Я перехватил её прямо у выхода, не дав ничего сказать, впился в её губы поцелуем — её рот был горячим, с привкусом его спермы и её слюны, что только сильнее меня завело. Она попыталась увлечь меня в спальню, подальше от места её «грехопадения», но я хотел сатисфакции здесь и сейчас. В дверном проёме я наклонил её так, что наши головы заглядывали в гостиную, и мы видели храпящего Вовчика, его голое тело, раскинувшееся на диване. Мой член — твёрдый, горячий, с набухшей головкой — легко скользнул в её переполненное чужой спермой лоно. Её киска была горячей, скользкой, растянутой после Вовчика, стенки почти не сжимали меня, но сперма, смешанная с её соками, текла по моим яйцам, стекала по её ногам, оставляя липкие дорожки. Я чувствовал, как его семя обволакивает мой член, и это сводило меня с ума — смесь ревности, похоти и какого-то извращённого удовольствия. Несмотря на слабое трение, моё возбуждение было настолько сильным, что я не продержался и минуты — оргазм накрыл меня почти сразу, сперма выстрелила, добавляя мой жиденький фонтанчик в её переполненное влагалище, смешиваясь с тем, что оставил Вовчик. Я задрожал, вцепившись в её бёдра, а она тихо застонала, принимая меня.

От пережитых оргазмов и острых ощущений сил пойти в душ не осталось. Мы доползли до кровати, рухнули на простыни, которые тут же пропитались запахом секса, пота и спермы, и уснули мгновенно. Утром Вовчик уехал, хлопнув меня по плечу: «До следующего раза, Сань. Ириш, ты молодец». Мы с Иринкой проснулись ближе к обеду, голова гудела, но мы сварили кофе и сели за стол. Я посмотрел на неё — её волосы растрепались, глаза блестели от усталости и какого-то нового огня. «Ирусик, как тебе?» — спросил я, отпивая горький кофе. Она улыбнулась, чуть хрипло: «Сань, это было... черт, даже слов нет. Мне понравилось — и как он меня, и как ты смотрел. Хочу ещё». Я ухмыльнулся: «Значит, повторим, когда вернётся?» Она кивнула: «Да, Сань. Только давай больше выдумки — пусть каждая ночь будет как эта, или ещё круче». Мы засмеялись, зная, что эта ночь открыла в нас что-то новое, и ждали следующего приезда Вовчика, чтобы продолжить.

В пятницу вечером телефон завибрировал на столе. Иринка вздрогнула, посмотрела на меня с лёгким волнением: «Сань, это он?» Номер Вовчика высветился на экране, и его голос, бодрый и чуть хриплый, раздался в трубке: «Сань, привет! Завтра буду у вас, к вечеру заскочу, если не против. Бутылку беру, Иришке подарочек припас. Приютите до утра?» Я почувствовал, как сердце ускорило ритм: «Заходи, Вов, всегда рады». Иринка шепнула: «Ну что, готовимся?» — и улыбнулась той самой улыбкой, от которой у меня всегда вставал.

Суббота прошла в странной суете — Иринка с утра убиралась, готовила, надела короткое чёрное платье с глубоким вырезом, без лифчика, её соски проступали сквозь ткань. Я помогал, но мысли были где-то далеко — представлял, как Вовчик войдёт, как всё закрутится снова. К вечеру раздался звонок в дверь. Вовчик стоял на пороге с сумкой, бутылкой коньяка и пакетом: «Сань, Ириш, принимайте!» Он протянул ей подарок — коробку конфет и духи, она вскрикнула от восторга: «Вов, ты прелесть!» Мы прошли на кухню, разлили коньяк, закусывали шашлыком и картошкой. Вовчик подмигнул: «Сань, как дела? Готов к вечеру?» Я ухмыльнулся: «Всегда готов, Вов».

Через час, когда коньяк ударил в голову, Вовчик сказал: «Ириш, а ты ещё краше стала с последней встречи. Помнишь, как повеселились?» Она зарделась: «Помню, Вов. Было... необычно». Я подхватил: «Да уж, необычно — это мягко сказано. Ты её тогда чуть не утащил на диван навсегда». Он засмеялся: «А что, Сань, она сама не против была! Правда, Ириш?» Она подняла глаза: «Ну, если муж не против, то почему бы и нет?» Это был сигнал, и мы все его поняли.

Я встал, положил руки ей на плечи: «Тогда давай по полной, без тормозов». Вовчик ухмыльнулся: «Сань, ты серьёзно? Я думал, ты тогда просто пьяный был». «Серьёзно, Вов. Она хочет, я хочу, ты хочешь — чего тянуть?» Иринка встала, её платье задралось, обнажая бёдра: «Только пусть всё будет как надо». Мы перешли в гостиную — диван разложен, шторы задёрнуты, свет приглушён. Иринка стянула платье через голову — её тело открылось: груди с твёрдыми сосками, киска блестит, ягодицы упругие. Вовчик скинул одежду, его член встал, толстый, с багровой головкой. Я разделся, мой член тоже набух. Она легла на спину, задрала ноги вверх и раздвинула их, показывая свои аккуратные дырочки — розовую киску с набухшими губками и тугой анус, бритый лобок блестел в приглушённом свете. Вовчик присвистнул: «Ириш, ну ты даёшь, всё как на ладони, прям пир для глаз!» Я подхватил: «Сань, смотри, какая у нас красота, дырочки так и манят, выбирай любую!»

Вовчик опустился перед ней, раздвинул её бёдра: «Ириш, расслабься». Он припал к её киске ртом, его язык скользнул по губкам, нашёл клитор, начал лизать, посасывать, пока она не застонала, выгибаясь: «Вов, да, вот так!» Я поднёс член к её губам — она открыла рот, обхватила его, начала сосать, её язык кружил по головке: «Сань, вкусный у тебя». Вовчик поднял голову, лицо блестело от её соков: «Сань, она течёт, как река. Давай вместе?» Я кивнул, он вошёл в её киску одним толчком — она вскрикнула, выпустив мой член: «Вов, сильно!», но тут же вернулась ко мне, заглатывая глубже.

Через пару минут Вовчик вытащил член: «Пора её попу попробовать». Он поднял ей ноги, подложил подушку под бёдра, смазал её анус маслом из бутылки, которую притащил: «Ириш, масло растительное, чтобы скользило». Она напряглась: «Вов, аккуратно!» Он медленно вошёл, она закричала: «Больно, Вов!», но он двигался осторожно, пока не вошёл полностью, её анус обхватил его член, как тугое кольцо. Я лёг рядом, ввёл два пальца в её киску: «Ириш, расслабься, мы с тобой». Она кончила, задрожав, её соки брызнули на мою руку: «Сань, Вов, я не могу!»

Он вытащил член: «Сань, твоя очередь». Я вошёл в её анус — он был тесным, горячим: «Ириш, узко, кайф!» Вовчик поднёс свой член к её рту: «Ириш, полижи, попробуй себя». Она облизала его, смакуя вкус её попы: «Вов, ты пошляк». Я ускорился, шлёпая по её ягодицам: «Ириш, держись!» Кончил, наполняя её попу, сперма вытекала, стекая по бёдрам. Вовчик кончил ей в рот: «Ириш, глотай!» Она проглотила: «Вкусный ты, Вов».

Иринка села, раздвинула ноги: «Хочу больше». Вовчик смазал руку маслом, ввёл её в её киску — она застонала: «Вов, глубже!» Он вошёл по запястье, двигая внутри: «Ириш, ты как перчатка!» Она кончила, брызнув на его руку: «Вов, я умираю от кайфа!» Я дрочил, глядя, кончил на её грудь: «Ириш, ты огонь!»

Вовчик предложил: «Сань, давай вместе». Он лёг, она села на него, его член вошёл в киску. Я пристроился сзади, вошёл в попу — мы двигались в унисон, её стоны заполнили комнату: «Сань, Вов, разорвите меня!» Она кончила, мы тоже, наполняя её с двух сторон. Потом она взяла нас обоих в рот — её губы растягивались, слюна текла: «Ребята, вы вкусные!»

Выпили ещё, разговоры стали откровеннее. Вовчик сказал: «Сань, а если я тебя попробую?» Иринка засмеялась: «Давай, Вов, я посмотрю!» Я согласился: «Ладно, Вов, только аккуратно». Он кивнул, хлопнув меня по плечу: «Сань, не боись, всё будет по уму». Я лёг на спину на диван, сердце колотилось от смеси страха и предвкушения. Вовчик взял подушку с края дивана, подложил мне под спину, чтобы приподнять бёдра, и задрал мои ноги вверх, разведя их в стороны — я почувствовал себя уязвимым, но возбуждение пересиливало. Иринка подползла ближе, ухватила мои ноги под колени, помогая держать их разведёнными: «Сань, расслабься, я с тобой». Её голос дрожал от любопытства и похоти, глаза блестели.

Вовчик взял бутылку с маслом, вылил щедрую порцию на пальцы — густая жидкость стекала, капая на простыню, и начал смазывать мой анус. Его грубые, горячие пальцы скользили по коже, растирая масло, сначала аккуратно обводя колечко, потом чуть надавливая. Я напрягся, мышцы сжались: «Вов, полегче!» Он хмыкнул: «Сань, туго у тебя, как у девственника. Расслабь жопу, будет проще». Он ввёл один палец, медленно, растягивая меня — я застонал, боль обожгла, но за ней шёл странный жар: «Вов, больно, но... давай дальше!» Он добавил второй палец, круговыми движениями расширяя узкий проход, масло чавкало, а я дышал чаще, привыкая к ощущению.

Потом он смазал свой член — толстый, с багровой головкой, блестящий от масла, и приставил его к моему анусу. Иринка крепче сжала мои ноги, шепнув: «Сань, терпи, сейчас кайф пойдёт». Вовчик надавил, медленно входя — я вскрикнул: «Чёрт, Вов, больно, пиздец!» Головка растянула меня, мышцы сопротивлялись, но он замер, давая привыкнуть: «Терпи, Сань, сейчас легче станет». Боль пульсировала, но через секунду я почувствовал, как она смешивается с чем-то новым — глубоким, горячим удовольствием, которое расползалось по телу. Я выдохнул: «Давай, Вов, двигайся».

Он вошёл глубже, пока бёдра не прижались к моим ягодицам, его яйца шлёпнули по мне: «Ну как, Сань, весь вошёл. Чувствуешь?» Я выдохнул, боль уступала место жару: «Чувствую, Вов... как будто меня насквозь. Двигайся уже». Он начал двигаться, медленно, потом резче: «Вот так, Сань, кайфуй теперь». Я стонал громче: «Блин, Вов, это... охренеть, больно и кайфово!» Иринка подползла к моему лицу: «Кричи, Сань, я хочу слышать, как тебе!» Я кричал, голос срывался: «Ириш, он меня разрывает, но... черт, нравится!» Она поцеловала меня, её язык был горячим: «Ты мой герой, Сань». Вовчик ускорился: «Сань, ты тугой, как девка в первый раз, кайф какой!» Его яйца шлёпали, я чувствовал каждый толчок, жар внутри нарастал.

Иринка взяла мой член, начала дрочить: «Кончи, Сань, вместе с ним!» Вовчик прохрипел: «Сейчас, Сань, держись!» Он вогнал член до упора, замер, дрожа, и кончил — горячая сперма заполнила меня, вытекала, стекая по ягодицам. Я кончил ей на грудь, крича: «Ириш, это пипец!» Он вышел, мой анус блестел: «Ну, Сань, как тебе?» Я выдохнул: «Вов, ты зверь. Ириш, это было... не знаю даже». Она слизнула его сперму с пальцев: «Красиво, Сань. Теперь ты мой везде».

Мы продолжали до утра — Иринка села мне на лицо, прижав свою горячую, мокрую киску к моим губам: «Сань, лижи меня, глубже!» Я лизал её, зарываясь языком в складки, чувствуя сладковатый вкус её соков, вдыхая её терпкий запах, пока она не задрожала от наслаждения. Вовчик пристроился сзади, раздвинул её ягодицы и вошёл в её попу своим толстым членом: «Ириш, держись, сейчас будет жарко!» Она застонала, выгибаясь, её тело напряглось, а потом она кончила, облив мне лицо горячими струйками, её соки стекали по моим щекам и шее. Вовчик ускорился, его толчки были резкими, он прохрипел и кончил в её попу — сперма вытекала, капая мне на подбородок, густая и тёплая. Он ухмыльнулся: «Сань, пробуй, вкуснятина!» Я слизнул каплю языком, ощущая солоноватый привкус, смешанный с её соками.

Потом начался фистинг — я смазал руку маслом, раздвинул её набухшие губки и медленно ввёл пальцы в её киску, чувствуя, как она горячая и скользкая внутри. Она выдохнула: «Сань, давай глубже!» Я сложил пальцы, проталкивая руку до запястья, её стенки сжимали меня, пульсируя. Вовчик тем временем смазал свою руку, раздвинул её ягодицы и ввёл кулак в её попу: «Ириш, растянем тебя как следует!» Она закричала, её голос дрожал от боли и кайфа: «Сань, Вов, ещё, я хочу больше, глубже!» Мы двигали руками в унисон, её тело дрожало, соки текли по моему запястью, а она кричала всё громче, пока новый оргазм не накрыл её — её киска сжалась, выплёскивая влагу.

В финале Вовчик поставил её раком, вставил член в её попу — он скользил в смеси спермы и её соков, чавкая при каждом толчке: «Ириш, скользко и горячо, кайф какой!» Она стонала, подмахивая ему: «Вов, давай, пихай глубже, я хочу ещё!» Он смазал руку маслом, ввёл её в киску, раздвинул губки, сложил пальцы в кулак и протолкнул внутрь, растягивая её до предела: «Ириш, чую свой хуй через стенку!» Он начал массировать себя через тонкую перегородку, двигая кулаком внутри неё, чувствуя свой член, пока она не закричала: «Вов, я кончаю, сильнее!» Её оргазм был громким, почти звериным, соки хлынули по его руке, заливая диван, а он ускорился, вогнал член до упора и кончил в её попу: «Ириш, выжала меня до капли!» Сперма вытекала, смешиваясь с её влагой, оставляя липкие лужицы.

Утром Вовчик уехал, хлопнув меня по плечу: «До следующего раза, Сань. Ириш, ты огонь». Мы с Иринкой уснули, а позже решили: «Теперь это традиция». Проснулись ближе к вечеру, сварили кофе, сели за стол. Я спросил: «Ирусик, как тебе? Теперь традиция?» Она посмотрела на меня, её глаза блестели, уголки губ дрогнули в улыбке: «Если не против, Сань. Было круто, особенно когда ты с ним... Хочу ещё больше придумывать — чтобы каждая ночь была такой же или круче». Я ухмыльнулся: «Ириш, ты ненасытная. А мне как теперь жить после его члена в попе?» Она засмеялась, её смех был хриплым, но искренним: «Жить весело, Сань. Теперь ты знаешь, каково мне было. Будем с Вовчиком экспериментировать дальше». Мы засмеялись, зная, что эта ночь изменила нас навсегда, и каждая встреча с Вовчиком станет новой главой в нашей странной, но живой истории, где границы стираются, а желания становятся реальностью.

Прошла неделя после той безумной ночи, и мы с Иринкой уже свыклись с мыслью, что наша жизнь теперь другая — раскрепощённая, пропитанная похотью и странными, но чертовски вкусными воспоминаниями. Дни тянулись как обычно: утром кофе, днём работа, вечером телевизор с пивом, но каждый раз, ложась в кровать, мы переглядывались — в её глазах загоралась та самая искра, а у меня в яйцах ныло от картинок: Вовчик, его член в моей жопе, её крики под ним. В пятницу вечером, когда мы лениво доедали холодную пиццу и допивали пиво, телефон завибрировал на столе, как будто сам хотел сорваться с места. Иринка вздрогнула, её рука застыла с куском пиццы: «Сань, это он, да?» Я глянул на экран — номер Вовчика, сердце заколотилось, член шевельнулся в штанах. «Сань, привет, старик! — его хриплый голос ворвался в трубку. — Завтра к вам заскочу, но не один, с корешем своим, Арменом. Армянин, мужик огонь, бутылку тащит, подарки вам припасли. Приютите до утра, как обычно?» Иринка, подслушивая, шепнула: «С другом? Это что, теперь толпой нас?» Я ухмыльнулся: «Вов, давай с корешем, только предупреди его, что у нас тут свои порядки, не для слабаков». Он загоготал: «Не боись, Сань, Армен в курсе, я ему всё расписал. Иришке привет, готовьтесь, будет жарко!»

Суббота началась с привычной суеты — Иринка с утра носилась по квартире, как ураган, мыла полы, напевая что-то весёлое, надела коротенькую юбчонку, едва прикрывающую её упругую попку, и топ без лифчика, через который её соски торчали, как два маленьких маяка, твёрдые и манящие. Я помогал на кухне, нарезая мясо для шашлыка, пока она жарила картошку, от которой по всей хате разносился запах масла и чеснока. «Сань, думаешь, этот Армен тоже в деле будет? — спросила она, хитро щурясь, её рука замерла с ножом над луковицей. — Не просто же Вовчик его тащит». Я подмигнул, чувствуя, как член уже шевелится от одной мысли: «Если Вов его берёт, то не чаи гонять. Готовь попу, Ириш, будет весело». Она засмеялась, хлопнув меня по заднице: «Ты свою тоже готовь, Сань, вдруг он и тебя захочет!» К вечеру раздался звонок в дверь — резкий, настойчивый, как сигнал к началу боя. Я открыл, и Вовчик ввалился с сумкой через плечо, бутылкой коньяка в одной руке и пакетом в другой, а за ним шагнул Армен — здоровый, как шкаф, армянин с чёрной шевелюрой, густой бородой и улыбкой до ушей, в руках у него был пакет с мандаринами и коробкой конфет. «Сань, Ириш, принимайте гостей! — Вовчик хлопнул Армена по спине. — Это мой братан по дороге, Армен, мужик что надо!» Армен протянул руку, его голос был низким, с акцентом: «Привет, рад видеть такую красивую хозяйку и хозяина. Вова рассказал, как вы тут жжёте, решил сам посмотреть». Иринка зарделась, кокетливо поправив юбку: «Ну, стараемся, Армен. Заходите, шашлык уже пахнет, угощайтесь!»

Мы уселись за стол, разлили коньяк по рюмкам, закусывали шашлыком, сочным и пряным, мандаринами, от которых руки липли, и картошкой с луком. Разговор шёл легко — о дороге, бабах, анекдотах, но воздух трещал от напряжения, как перед грозой. Вовчик, уже захмелев, подмигнул мне: «Сань, Армену про нашу прошлую ночь рассказал, он аж подпрыгнул, говорит, хочу с вами! У него, знаешь, инструмент знатный, Иришка охренеет». Иринка поперхнулась коньяком, её глаза округлились: «Это как знатный? Больше твоего, что ли, Вов?» Армен засмеялся, его смех был густым, как сироп: «Ириш, не пугайся раньше времени, сам увидишь, если захочешь. Говорят, большой — значит хороший». Я подхватил, чувствуя, как член уже давит на ширинку: «Ну, Вов, если он в деле, давай без церемоний, ночь длинная, покажи нам этого зверя». Вовчик хлопнул по столу: «Армен, Ириш права, снимай штаны, пусть смотрит, а то любопытство её сожрёт!» Иринка взвизгнула: «Сань, ты что, прям тут?» Я ухмыльнулся: «А чего тянуть, Ириш? Давай, Армен, не томи!» Он встал, потирая руки: «Ладно, хозяйка, смотри, только не падай».

Мы перешли в гостиную — диван уже был разложен, шторы задёрнуты, свет приглушён, как в борделе. Иринка скинула юбку и топ, оставшись голой — её груди колыхались, соски торчали, тёмно-розовые и твёрдые, киска блестела от влаги, а попка манила своей упругостью, слегка покачиваясь, когда она шагнула к дивану. Вовчик сорвал с себя шмотки, его член встал, как штык, толстый и готовый, а Армен начал раздеваться — когда он спустил штаны, Иринка ахнула, её рука метнулась к груди: «Господи, Армен, это что у тебя, бревно вместо хуя?» Его член был огромным — длинный, как оглобля, толстый, с тёмной головкой, венами, как канаты, яйца крупные, тяжёлые, свисали низко, покрытые чёрными волосами. «Ириш, не бойся, привыкнешь, — сказал он, ухмыляясь, поглаживая свой агрегат. — Это армянский подарок». Она отступила, её глаза округлились: «Сань, это ж не влезет, я боюсь, он меня порвёт!» Я обнял её, чувствуя, как её тело дрожит: «Ириш, мы смазки нальём, потихоньку попробуем, не рвись сразу. Хочешь же?» Она кивнула, но голос дрожал: «Хочу, Сань, но страшно, он как у коня!»

Вовчик достал из сумки бутылку масла растительного: «Вот, Сань, специально взял, с Арменом без этого никак, у него ствол — как артиллерия!» Мы вылили чуть ли не четверть — Иринка легла на диван, раздвинула ноги, её киска блестела, губки уже набухли, но она сжалась: «Сань, Вов, помогите мне, я не знаю, как это вставить!» Армен раздвинул её бёдра шире, смазал её киску и свой член, масло стекало по его стволу, капая на простыню: «Ириш, расслабься, я медленно, не порву». Он приставил головку, она была шире её щёлки, и начал входить — её губки растянулись, она закричала: «Ой, Сань, больно, он не лезет, останови его!» Вовчик загоготал: «Ириш, дыши глубже, у Армена хуй — как армянский хребет, но ты справишься, туже попу брали!» Я подбодрил, гладя её по животу: «Ириш, давай, для меня, терпи!» Она стонала, её голос дрожал: «Сань, это ад, он меня разрывает, но... продолжай, Армен, только не рви!» Он вошёл наполовину, остановился, его член блестел от масла: «Ириш, как тебе? Ещё могу?» Она выдохнула, пот тек по её лбу: «Больно, Армен, но давай, только осторожно, он как кол внутри!»

Армен лёг на спину, его член торчал, как столб: «Ириш, садись сверху, сама регулируй, чтобы не боялась». Она встала над ним, её ноги дрожали: «Сань, держи меня, я не могу, он огромный!» Я поддержал её за талию, она медленно опускалась, её киска растягивалась вокруг его головки, она кричала: «Сань, Вов, он меня на куски, больно до слёз!» Вовчик подскочил, смазал ещё: «Ириш, лей больше, он влезет, ты ж у нас чемпионка!» Она опустилась ниже, её губки растянулись до предела, и вдруг он вошёл полностью — её живот выпирал, видно было контур его члена, чуть ли не до матки, как будто внутри что-то шевелилось. Вовчик присвистнул: «Сань, глянь, у неё в пузе хуй торчит, как кол в заборе!» Я засмеялся, хлопнув её по попке: «Ириш, ты как порнозвезда, матку видно, скачи давай, покажи класс!» Она начала двигаться, её стоны смешались с болью и кайфом: «Ой, Сань, Вов, он внутри всё давит, но... черт, нравится, я привыкаю!» Армен рычал, его руки сжимали её бёдра: «Ириш, ты тугая, как девка, кайф какой, давай быстрее!»

Потрахав её полчаса, он прохрипел: «Ириш, давай в попу теперь, хочу тебя всю». Она взвизгнула: «Армен, туда точно не влезет, ты с ума сошёл, я умру!» Вовчик подбодрил, разливая масло: «Ириш, смазки нальём море, растянем как надо!» Я подхватил: «Давай, Ириш, ты у нас кукла, ещё не такое выдерживала!» Мы вылили чуть ли не полбутылки, залив её ягодицы и промежность, масло стекало по её бёдрам, блестя в свете лампы, она дрожала: «Сань, Вов, если он меня порвёт, вы виноваты!» Армен подложил под её попу подушку, раздвинул ягодицы, смазал её анус, растирая масло пальцами, пока её тугое колечко не заблестело, и нанёс ещё слой на свой член — он лоснился, как орудие, готовое к штурму. Он начал входить, приставив головку к её анусу, тот сжался, сопротивляясь, она заорала: «Больно, Сань, он меня разорвёт, остановите его!» Он надавил, растягивая её, головка медленно погружалась, её анус дрожал, она вцепилась в простыню, её крик перешёл в хрип. Он вошёл наполовину, остановился, его член блестел от масла и напряжения: «Ириш, терпи, расслабь попу, ещё чуть-чуть!» Я гладил её спину, подбадривая: «Ириш, ты как на шампур нанизалась, ещё немного, и влезет весь!» Вовчик загоготал: «Сань, смотри, она как перчатка, сейчас порвётся, но держится!» Армен толкнул глубже, её анус растянулся до предела, принимая его целиком, как резиновое кольцо, обхватывающее ствол, она кричала: «Сань, Вов, я не могу, он меня насквозь, я чувствую его в животе!» Он начал двигаться, медленно, потом резче, его яйца шлёпали по её промежности, она стонала, боль смешивалась с кайфом.

Вдруг у Армена зазвонил телефон, он вытащил его из кармана штанов, лежащих рядом, не вынимая член из её попы, и взял трубку. Продолжая трахать её, он заговорил на армянском, его голос был низким, хриплым, движения не сбавлялись — член входил и выходил, шлепки яиц эхом разносились по комнате. Я с Вовчиком переглянулись, ничего не поняли, только слышали его «Հայերեն խոսքեր» и резкий смех. Потом он включил видеосвязь, направил камеру на Иринку — снимал, как его огромный член входит в её попу, её растянутый анус, блестящий от масла, затем перевёл камеру на её киску, крупным планом показывая набухшие губки, потом на груди — соски торчали, твёрдые, подпрыгивали в такт его толчкам. Он что-то говорил на армянском, показывая её прелести, по телефону отвечали мужские голоса, тоже на армянском, они долго обсуждали, смеялись, переговаривались — «Հայերեն խոսակցություն, ծիծաղ». Иринка, сидя на его члене, была на грани оргазма, её тело дрожало, глаза закатывались, она ничего не могла сделать, только стонала, принимая его толчки. Армен закончил разговор, выключил телефон и ухмыльнулся: «Друзья звонили, завтра в фирме корпоратив, хвалили твою Иришку». Через пару минут он прохрипел: «Ириш, держись!» — вогнал член до упора и кончил, его сперма хлынула внутрь её жопы, горячая, густая, залила её до краёв, вытекая по краям её растянутого ануса, стекая по ягодицам жирными белыми струями.

Вовчик подскочил: «Ириш, ты резиновая, давай-ка я ещё и руку засуну, разомнём тебя как следует!» Он смазал правую руку маслом, щедро вылив его из бутылки — густая жидкость текла по пальцам, капая на её бёдра, и подвёл ладонь к её киске. Сначала он провёл пальцами по её набухшим губкам, раздвинул их, чувствуя, как они горячие, скользкие от её соков и Арменовой спермы, затем сложил пальцы вместе, сжимая их в плотный кулак, и начал вводить — её щёлка сопротивлялась, сжималась, но он надавил сильнее, растягивая её. Иринка взвизгнула, её тело напряглось: «Вов, осторожно, ты меня порвёшь!» Он прохрипел: «Ириш, туго, пиздец как кайфово!» — и протолкнул руку глубже, пока запястье не скрылось внутри, её стенки обхватили его кулак, горячие, мокрые, пульсирующие. Он вставил член в её попу, уже скользкую от масла и спермы Армена, и начал двигаться, его толстый ствол чавкал в её растянутом анусе: «Ириш, вот это жопа, скользко и горячо!» Через тонкую перегородку он чувствовал свой кулак в её киске, начал сжимать и массировать свой член, подрачивая его внутри неё, ощущая каждый изгиб. Она закричала: «Вов, да, я тоже, кончаю, это слишком!» Её оргазм был громким, тело билось, как в лихорадке, соки текли по его руке, заливая диван, а он, сжимая свой член сильнее через стенку, получил мощный оргазм — рвануло так, что он зарычал: «Ириш, держи всё!» Сперма хлынула в её попу, горячая, густая, добавилась к Арменовой, вытекая на диван жирными белыми струями: «Ириш, ты моя королева, выжала меня до капли!»

Все устали, рухнули на диван, тяжело дыша, пот стекал по телам, воздух пропитался запахом секса — терпким, солоноватым, с ноткой масла и спермы. Я проснулся к обеду, в 13:30, башка трещала, как после боя. Дома было пусто, ни Иринки, ни Вовчика с Арменом. На кухонном столе стояла приготовленная еда — яичница с остатками шашлыка, кофе в термосе, рядом куча пустых бутылок из-под коньяка и записка: «Сань, я с Арменом, поехала к его друзьям». Сердце заколотилось, в голове закрутились мысли: «Где она? Что там творится? Опять её растягивают без меня?» Я заволновался, представил её с Арменом и его корешами, её стоны, их руки на её теле — член шевельнулся, но тревога брала верх.

Тут зазвонил телефон — номер Иринки. Я схватил трубку, а там голос Армена, низкий, с акцентом: «Сань, привет, братан! Извини, не предупредил заранее, моя вина. Иришка со мной, тут у нас вечеринка, типа корпоратива, друзья позвали, и её тоже пригласили — она огонь, все в восторге». В трубке послышались приглушённые мычания Иринки, как будто во рту у неё был чей-то член, тяжёлые, ритмичные шлепки — как яйца бьют по ягодицам, и разговоры нескольких человек на армянском, ничего не разобрать. Я напрягся: «Армен, что там у вас? Я тоже хочу на корпоратив!» Он засмеялся, спокойно: «Сань, не кипятись, всё под контролем. Иришка кайфует, мы о ней заботимся. Машину за тобой отправлю, приедешь к нам, только подожди часок, ладно?» Я выдохнул, тревога отпустила: «Ладно, Армен, жду». Он добавил: «Готовься, Сань, тут весело, тебе понравится», — и отключился. Я сел за стол, налил кофе, откусил яичницу, успокоился. Машина скоро приедет, и я присоединюсь к их безумству — наша развратная банда ждёт меня.