Утро второго рабочего дня застало Алексея не дома, а в дешёвой забегаловке напротив их подъезда. Он сидел за стойкой, уставившись в мутное окно на пасмурную улицу, по которой спешили серые силуэты прохожих. Вчера он так и уснул в одежде, рухнув на продавленный диван в их тесной однушке, и теперь мышцы ломило, словно после драки. Невысокий и коренастый, с широкими плечами, Алексей выглядел неопрятно, но притягательно. Короткие русые волосы торчали в разные стороны, лицо с немного неправильным носом, живыми серыми глазами и упрямыми скулами заросло щетиной, которая только подчеркивала его мужскую привлекательность. Именно это — грубоватость и открытая, почти животная энергия — так цепляло Марину.

Он пил остывший кофе из потрескавшейся кружки, снова и снова прокручивая в голове вчерашние сцены: Марина стоит на коленях в офисе, юбка задрана выше некуда, презервативы рассыпаны по полу, а вокруг чужие взгляды, полные издёвки и грязного любопытства. Эти воспоминания причиняли Алексею болезненный укол стыда, который тут же сменялся жгучей похотью, словно кто-то подносил спичку к бензину.

Марина ворвалась в кафе, хлопнув дверью так, что зазвенело стекло. Она уже была полностью готова к рабочему дню: стройные ноги подчёркивала чёрная юбка с провокационным разрезом сзади, обтягивающая блузка с глубоким вырезом плотно прилегала к её груди, на которой соски откровенно выделялись сквозь ткань, словно приглашая потрогать. Её тело — изящное и подтянутое, с идеальными пропорциями и тонкой талией — притягивало мужские взгляды, даже когда она была в плохом настроении. Русые, слегка вьющиеся волосы она небрежно убрала назад, открыв лицо с выразительными скулами, глубокими зелёными глазами и чувственными губами, которые сейчас дрожали от раздражения и спешки.

— Лёша, какого хера ты тут сидишь? — резко бросила она низким, чуть хрипловатым голосом, от которого у него всегда начинало сладко ныть в паху. — Уже полдевятого! Мы через полчаса должны быть в офисе!

Он отставил кружку, ухмыляясь и наблюдая, как её грудь взволнованно вздымается под тканью блузки.

— Чего злишься-то? После вчерашнего могла бы и расслабиться.

Марина вспыхнула, но вызов приняла — не отвела взгляда, только сжала кулаки.

— Ещё раз напомнишь — и я тебе эту кружку в голову разобью, — прошипела она, пытаясь скрыть смущение, отчего Алексей ещё больше завёлся. Он резко приблизился, схватил её за талию и притянул к себе. Юбка задралась, открывая края ажурных чулок, и его пальцы крепко впились в её бёдра.

— Хочешь прямо здесь, у стойки? — спросил он грубо и тихо, почувствовав, как её соски прижались к его груди, став ещё твёрже. Губы Марины дрогнули, но она сумела вывернуться, толкнув его в плечо.

— Пошли уже, придурок, иначе опоздаем, — голос её сорвался, дыхание сбилось, выдавая её возбуждение.

Они выскочили из кафе и рванули через дорогу, где машины гудели, раздражённо сигналя. В метро их сразу прижало толпой к стенке, и Марина оказалась прижата к нему спиной, её задница тёрлась о его пах. Алексей видел, как какой-то мужик напротив нагло разглядывает её стройные ноги в чулках, и ему вдруг стало мучительно приятно. Он коснулся её спины, медленно проведя пальцами вниз, под юбку. Марина вздрогнула, судорожно сжимая его руку.

— Лёш, хватит... здесь не надо, — её тихий голос выдавал, что она была уже на пределе. Он убрал руку, но жаркое напряжение между ними никуда не исчезло.

В офисе их встретила странная тишина — половина отдела отсутствовала. Дима, высокий, худой, с острыми скулами и тёмными насмешливыми глазами, уже сидел за своим столом. Татуировка в виде дракона на его шее выглядывала из-под воротника рубашки, подчёркивая его вызывающую уверенность. Увидев их, он растянул губы в ехидной улыбке.

— Ну что, голубки, с утра опять развлекались? — голос Димы звучал громко, с издёвкой, неприятно царапая нервы. — Или резинки вчера закончились, за новыми бегали?

Марина резко швырнула сумку на стол, и её лицо вспыхнуло алым — от шеи до самых ушей, словно кто-то плеснул на неё кипятком. Она шагнула вперёд, нервно сжав кулаки, и юбка качнулась, открывая высоко вырез чулок на стройных ногах.

— Ещё одно слово, Дима, и я тебе твою наглую ухмылку обратно в глотку запихаю, — процедила она сквозь зубы. Но её голос дрогнул, и Алексей заметил, как сильно вздымается её грудь от волнения, от злости и чего-то ещё, скрытого за гневом.

Из дальнего угла комнаты, снимая наушники, насмешливо усмехнулась Лена. Её короткие волосы качнулись, а пирсинг в носу блеснул в свете экрана.

— Марин, да расслабься ты, он же завидует. Ты сегодня прямо королева, — протянула она со спокойной улыбкой человека, которому плевать на происходящее вокруг.

Алексей сел за свой стол, чувствуя, как струйка пота стекает по спине. Но мысли его были не о работе, а о том, как Марина стояла перед Димой, смущённая и разъярённая одновременно, с дразнящей юбкой и взволнованными глазами. Он смотрел на её ноги в чулках с узором, что так бесстыдно привлекали взгляд, и заметил, как Дима бросает на неё голодные, заинтересованные взгляды. А Марина не только это заметила, но и слегка изменила позу, чуть выпрямившись, словно намеренно давая понять, что ей нравится его внимание.

Работа двигалась неровно: спустя час лёг сервер, и сотрудники потянулись к кофемашине, убивая вынужденную паузу. Марина стояла у окна, задумчиво разглядывая улицу, и Алексей не мог оторвать от неё глаз — в свете утра её стройная фигура казалась особенно притягательной. Дима подошёл, неся два стаканчика кофе, и, протягивая один ей, небрежно коснулся её пальцев. Их руки на мгновение задержались вместе, и Алексей почувствовал, как внутри него болезненно сжалось всё от увиденного.

— Держи, звезда, — Дима говорил мягче обычного, и лёгкая хрипотца в его голосе казалась откровенным намёком. Марина улыбнулась ему в ответ — совсем кратко, но с непривычной теплотой.

— Спасибо, Дим, — её голос прозвучал иначе, чем обычно, ниже и теплее, чем она говорила с Алексеем. Он стоял в стороне и видел, как её глаза блеснули новым, почти интимным огоньком. Алексей почувствовал, как в груди и ниже живота растёт горячее, болезненно приятное возбуждение, смешанное с тёмной ревностью.

Через два часа, в офис, зашёл Александр. Он появился не резко, как обычно, а спокойно прошёл в глубину комнаты, остановившись у доски с графиками. Без пиджака, в рубашке, плотно облегавшей его крепкий торс, с закатанными до локтя рукавами, он выглядел человеком, привыкшим получать всё, что пожелает. Александр был выше среднего роста, с накачанной фигурой и грубовато-привлекательным лицом с широкой челюстью, твёрдыми скулами и щетиной, подчёркивавшей его мужественность. Он бросил внимательный взгляд на Марину, стоявшую рядом с Димой.

— Марин, зайди ко мне через полчаса, — сказал он низким голосом, в котором звучала уверенность человека, не привыкшего просить. — Есть кое-что для тебя интересное.

Она обернулась, слегка кивнула, и Алексей заметил, как напряглась её спина, когда взгляд Александра откровенно задержался на её груди, выглядывающей из-под блузки. Пальцы Марины чуть дрогнули, и в её глазах промелькнула тень интереса, смешанного с едва скрытым волнением.

— Хорошо, зайду, — ответила она мягко, с лёгкой дрожью, которая не укрылась от Алексея. Александр ещё секунду смотрел на неё, затем вышел, оставив за собой терпкий аромат дорогого одеколона и сигаретного дыма, словно подчёркивая свою власть.

Алексей, стоя у кофемашины, молча смотрел за этой сценой. Воображение рисовало ему откровенные сцены: Александр притягивает Марину за узел волос, прижимает к столу, его руки грубо задирают ей юбку... Это было грязно и унизительно, но именно от этого у Алексея стало болезненно, мучительно жарко внизу живота. Он не мог избавиться от мысли, что Марина хочет того же самого, и, возможно, уже ждёт, когда это произойдёт.

После обеда Алексей с Мариной оказались на крыше, куда редко кто заходил. Ветер трепал её юбку, открывая ажурный край чулок и дразня взгляд тонкими линиями тела. Она смотрела вниз на суетливый город, нервно теребя выбившуюся прядь волос.

— Этот Александр... он смотрит так, будто хочет меня трахнуть прямо у себя в кабинете, — вдруг тихо произнесла она, не поворачиваясь к Алексею. Её голос прозвучал непривычно низко, выдавая тайный, почти болезненный интерес.

Алексей подошёл ближе, коснулся её плеч, сжав пальцами чуть сильнее, чем обычно:

— И как тебе эта мысль, нравится?

Марина резко повернулась, её зелёные глаза впились в него с вызовом и желанием одновременно:

— Ты серьёзно сейчас, Лёш? Это же работа, а не...

— А если я хочу, чтобы это было не работой? — грубо перебил он её и рывком притянул к себе так близко, что она почувствовала его возбуждение, твёрдо упёршееся ей в живот. Марина не сопротивлялась, только слегка закусила губу, пока его горячее дыхание касалось её кожи. — Представь, как он тебя там, прямо в кабинете, на столе...

— Ты псих, Лёша, — шепнула она почти беззвучно, и тело её дрогнуло от возбуждения, выдавая всё, что она так тщательно пыталась скрыть. Но Марина вывернулась из его рук, поправляя юбку и бросив быстрый взгляд на парней из соседнего отдела, которые откровенно разглядывали её ноги. Алексей почувствовал, что ей нравится играть с ним, заводить его ревностью и этой грязной фантазией.

К вечеру, после мучительно долгой переговорной, Алексей вышел к кофе-зоне, чувствуя, как рубашка липнет к спине, пропитанная потом. Там его настиг Александр, уверенно опираясь о стену и пристально глядя прямо в глаза:

— Марина твоя сегодня была в ударе, Лёх, — произнёс он тихо и хрипло, его голос был полон скрытого смысла. — Фигурка — огонь.

Алексей молчал, пытаясь справиться с унизительным возбуждением, что росло в нём от слов другого мужчины. Он не мог перестать представлять её, бесстыдно раздвинувшую ноги перед Александром, стонущую под его грубыми толчками. И от этого во рту пересыхало, а внизу живота горел стыдный, неукротимый огонь.

Вечером, незапланированно, весь отдел оказался в ближайшем баре. Алексей пил пиво у стойки, наблюдая, как Марина у стены общается с Димой, явно забыв о том, что он рядом. Он видел, как Дима наклоняется к ней слишком близко, почти прикасаясь губами к её уху, и как она смеётся, откидывая голову назад. Он заметил, как рука Димы открыто коснулась её бедра, слегка задирая юбку, и как Марина не отстранилась — наоборот, чуть подалась вперёд, позволяя ему зайти дальше, чем обычно принято между коллегами.

Алексей почувствовал, как пульс болезненно застучал в висках, как кровь ударила в пах. Он понимал, что должен был злиться, устроить скандал, ударить этого наглого ублюдка, но вместо этого стоял, не в силах оторвать взгляда от этой откровенной сцены, и чувствовал, что возбуждается так сильно, как никогда прежде. Он хотел видеть, как Дима грубо притягивает её к себе, впивается пальцами в кожу её бёдер, целует в губы прямо здесь, перед всеми. Алексей едва не застонал от собственной похоти и унижения одновременно.

Марина вдруг обернулась и встретилась с ним взглядом. Щёки её пылали, губы приоткрылись, дыхание было тяжёлым и неровным. Она будто специально проверяла его реакцию, дразнила его своим бесстыдством. Алексей поднял бутылку в издевательском тосте, и она лишь улыбнулась краем губ, отвернувшись обратно к Диме. Это было её разрешением, её откровенным признанием в том, что ей нравится эта грязная, запретная игра.

Дима, почувствовав её молчаливое согласие, наклонился ещё ближе, и прошептал что-то такое, от чего она тихо, но явственно застонала. Его рука теперь бесстыдно блуждала по её бёдрам, почти скрытая от посторонних взглядов. Марина не сопротивлялась, позволяя ему гладить себя, тяжело дыша и с трудом удерживая равновесие.

Сердце Алексея бешено колотилось в груди. Он стоял, не двигаясь, наблюдая, как его женщина открыто и нагло принимает ласки другого, и чувствовал, как его собственное возбуждение становится почти болезненным, безумным и унизительным.

Вечер пятницы разлился над городом тяжёлым багровым светом, что был еле виден, сквозь жалюзи в кабинете Александра на десятом этаже. Марина стояла у широкого окна, глядя, как машины внизу тонут в пробке, а их фары мигают, как рваные звёзды. Её длинные ноги, обтянутые чулками с тонким узором, чуть дрожали — не от холода, а от того, что внутри всё кипело, как вода на огне. Юбка, короткая и с разрезом сзади, красиво подчёркивала её небольшую, но безусловно красивую попу, а блузка с глубоким вырезом натянулась, когда она скрестила руки, чувствуя, как грудь выпирает под тканью. Русые волосы, вьющиеся и длинные, выбились из узла, падая на плечи, и она теребила прядь, пока ждала. Кабинет был пуст — только стол, заваленный бумагами, кожаное кресло и диван у стены, обитый тёмной тканью, что пахла чем-то резким и мужским.

Александр вошёл без стука, закрыв дверь за собой так, что замок щёлкнул, как выстрел. Выше среднего роста, коренастый, с накачанной грудью, что выпирала под рубашкой. Он двигался медленно, но с какой-то звериной уверенностью. Лицо — острое, с широкими скулами и густой щетиной — было напряжённым, а глаза, тёмные и цепкие, нашли её сразу. Он скинул пиджак на спинку кресла, закатал рукава, обнажая крепкие руки с проступившими венами, и шагнул к ней, держа в руках стакан с чем-то янтарным.

— Осталась допоздна, — сказал он, и его тон был низким, с лёгким напором, как будто он не спрашивал, а утверждал. — Это хорошо.

Марина повернулась к нему, чувствуя, как воздух в комнате густеет. Она выпрямилась, и юбка задралась выше, открывая край чулок, пока она смотрела ему в глаза.

— Ты просил зайти, — ответила она, и её слова прозвучали мягче, чем обычно, с лёгкой дрожью, что выдала её волнение. — Что-то важное?

Он подошёл ближе, остановившись в шаге от неё, и протянул стакан. Жидкость обожгла горло, когда она отпила, и тепло растеклось по груди, спускаясь ниже, к животу.

— Важное, — кивнул он, глядя, как она глотает, и его взгляд скользнул по её губам, к шее, где пульс бился под кожей. — Хочу, чтобы ты взяла один проект. Но сначала... расслабься.

Она поставила стакан на подоконник, чувствуя, как его близость давит, как волна. Он шагнул ещё ближе, и теперь между ними не осталось места — его грудь почти касалась её, а тепло его тела пробивалось сквозь ткань. Её дыхание участилось, грудь поднялась, и она ощутила, как соски напрягаются, трутся о блузку, пока он смотрел на неё свои властным взглядом.

— Расслабиться? — переспросила она, и её голос стал еле слышен. Она не отступила, только чуть наклонила голову, глядя на него через ресницы. — Это как?

Он усмехнулся, и его ладонь легла ей на талию — твёрдо, но не резко, он сжал её через ткань, чувствуя изгиб бедра. Она вздрогнула, но не отстранилась, и жар от его ладони пополз по её коже, как огонь по сухой траве.

— Так, как ты сама захочешь, — сказал он, и его слова были медленными, тяжёлыми, как будто он бросал ей вызов. Его другая рука поднялась к её лицу, большой палец провёл по её нижней губе, чуть надавив, и она приоткрыла рот, чувствуя, как внутри всё сжимается от этого касания. Её ноги подогнулись, но она удержалась, вцепившись пальцами в подоконник за спиной.

— Я не знаю, чего хочу, — солгала она, и её голос сорвался, выдавая, что она знает слишком хорошо. Его палец задержался на её губе, а потом скользнул ниже, к шее, где он сжал её кожу, чувствуя, как пульс колотится под его рукой. Она выдохнула, и этот звук — тихий, почти стон — сорвался с её губ, пока он наклонялся ближе.

— Тогда я покажу, — сказал он, и его лицо оказалось в сантиметрах от её, дыхание ударило ей в щёку, горячее и резкое. Он не поцеловал её — вместо этого его губы скользнули по её скуле, к уху, где он чуть прикусил мочку, и она задрожала, чувствуя, как тепло между ног становится невыносимым. Её руки сами потянулись к его груди, пальцы вцепились в рубашку, сминая ткань, и она ощутила, как его мышцы напрягаются под её ладонями.

Он отстранился на секунду, глядя ей в глаза, и его рука с талии поползла ниже, к краю юбки. Пальцы задели чулки, скользнули по коже, и она ахнула, когда он сжал её бедро, чуть раздвинув её ноги. Её тело подалось к Саше, грудь ткнулась ему в грудь, и она почувствовала, как что-то твёрдое упирается ей в живот через его брюки. Это ударило ей в голову, как выстрел, и она больше не думала — только чувствовала, как её кожа горит под его руками, как всё внутри требует больше.

— Ты дрожишь, — сказал он, и его тон стал грубее, с лёгким рыком, что пробило её насквозь. Он рванул её к себе, прижав к подоконнику так, что стекло скрипнуло за её спиной, и его рука скользнула под юбку, найдя кружево стрингов. Она застонала — тихо, но отчётливо, — когда его пальцы надавили через ткань, чувствуя, как она уже мокрая, как её тело сдаётся ему без боя.

— Александр... — выдохнула она, и её голос был хриплым, умоляющим, пока она цеплялась за его плечи, ногти впились в его отчётливые мышцы. Он наклонился, его губы нашли её шею, и он втянул кожу зубами, оставляя красный след, что пульсировал под её челюстью. Её бёдра сами подались ему навстречу, и она ощутила, как его пальцы рвут ленты стрингов, сдирая их в сторону, пока он прижимался к ней сильнее.

— Хочешь остановиться? — спросил он, отстранившись, и его глаза горели, как угли, пока он смотрел на неё, растрёпанную, с задранной юбкой и горящими щеками. Она покачала головой, и это было всё, что ему нужно. Он рванул её блузку, пуговицы разлетелись по полу, и его ладони легли на её грудь, сжимая так, что она выгнулась, кусая губу до крови. Его рот нашёл её сосок, язык прошёлся по коже, и она всхлипнула, чувствуя, как всё тело дрожит, как жар между ног становится невыносимым.

Он поднял её, посадив на подоконник, и стекло холодило её кожу, пока он раздвигал её ноги шире, встав между ними. Его брюки натянулись, и она видела, как он хочет её — грубо, без лишних слов. Её руки скользнули к его ремню, дрожащие пальцы расстегнули пряжку, и она ахнула, когда он полностью взял её в свои руки, прижимая так, что их тела слились через ткань. Он не вошёл в неё — пока нет, — но его пальцы нашли её там, где она горела, и она закричала, тихо, но резко, когда он двинулся, грубо и быстро, доводя её до края.

— Ты такая мокрая, — выдохнул он, и его слова ударили ей в голову, как молния, пока она цеплялась за него, её ногти рвали рубашку на его спине. Она кончила, задыхаясь, сжимая его плечи, и её тело обмякло, пока он держал её, глядя, как она дрожит, как её грудь вздымается под его руками.

Алексей в это время сидел в баре через дорогу, один, крутя пустую бутылку пива на стойке. Он не знал, где Марина, с кем она, и это грызло его изнутри, но не злостью — чем-то другим, что жгло грудь и спускалось ниже. Он пил, глядя на бармена, что вытирал стаканы, и представлял её — где-то там, с кем-то, растрёпанную, с горящими глазами. И это его заводило, как никогда раньше.

С того дня минуло порядка двух недель. Субботний вечер гудел за окнами их однушки. Алексей сидел на продавленном диване, держа в руках бутылку пива, что уже нагрелась в его ладонях. Его коренастое тело утопало в домашней футболке. Он ждал Марину — она ушла утром, бросив что-то про встречу с подругой, но её телефон молчал уже часов пять, и это грызло его, как заноза под ногтем.

Дверь хлопнула, и она ввалилась в квартиру, шатаясь на каблуках, что стучали по линолеуму, как молотки. Её походка была необычно неуклюжей, ноги заплетались. Со стороны могло показаться, что она буквально недавно отошла от наркоза. На ней была короткая юбка — ярко-красная, едва прикрывающая попку, с молнией сбоку, что блестела в полумраке. Топ — чёрный, обтягивающий, с вырезом до пупка — открывал её плоский живот и ложбинку между грудей, что вздымались под тканью, пока она ловила дыхание. Длинные, вьющиеся русые волосы растрепались, падая на её тонкое лицо с высокими скулами и пухлыми губами, что были чуть размазаны от помады. Зелёные глаза блестели — не от света, а от чего-то дикого, что бурлило в ней. Она бросила сумку на пол, и та звякнула, будто внутри катались бутылки.

— Где ты шлялась? — Алексей встал, шагнув к ней, и его голос был хриплым, с лёгким напором, что выдавал его нервы. Он заметил, как её юбка задралась, когда она потянулась к шкафу, открывая край чёрных стрингов, что врезались в кожу.

— С подругой, — ответила она, и её слова прозвучали резко, с лёгким вызовом, пока она снимала туфли, швыряя их в угол. — А ты что, сторож мне?

Такого тона Алексей не мог ожидать, ведь в разговорах с ним, она всегда была нежной, хотя порой и могла повысить на него голос. Он шагнул ближе, чувствуя, как её запах — сладкий, с примесью алкоголя и чего-то резкого — бьёт ему в лицо. Она выпрямилась, и её грудь почти ткнулась ему в грудь, пока она смотрела на него снизу вверх, чуть покачиваясь.

— Ты пьяная и в таком виде?, — сказал он, и нежно коснулся её щеки, убирая остатки помады. 

— И что? — она усмехнулась, и её губы дрогнули, пока она отталкивала его, но не до конца, оставляя между ними напряжение, что трещало, как провод под током. — Не твоё дело, Лёш.

Дверной звонок разорвал тишину, и она замерла, бросив взгляд на дверь. Алексей нахмурился, но она рванула к замку, открыв его одним движением. На пороге стоял Дима — высокий, худой, с тёмными глазами, что резали, как стекло. Он выглядел, как всегда — уверенный, с лёгкой наглостью, что цепляла её с первого дня. В руках он держал бутылку виски, и его губы растянулись в кривой ухмылке.

— Забыла сумку в тачке, — сказал он, шагнув внутрь, и его взгляд прошёлся по ней, от юбки до выреза топа, задержавшись на её сосках. — Решил занести.

Алексей сжал кулаки, но не двинулся, чувствуя, как жар лезет в грудь. Марина шагнула к Диме, взяв сумку. Она обернулась к Алексею, и её глаза сверкнули — не стыдом, а чем-то дерзким, что он не видел раньше.

— Дима зашёл на минуту, — сказала она, и её голос стал ниже, с лёгкой хрипотцой, что била по нервам. — Ничего страшного, да?

Дима прошёл в комнату, будто его звали, и плюхнулся на диван, откупоривая бутылку. Он налил виски в три стакана, что валялись на столе, и протянул один Марине, глядя, как она берёт его, чуть наклоняясь. Её топ натянулся, вырез открылся шире, и Алексей заметил, как Дима пялится на её грудь, не скрывая этого.

— Выпьем, Лёха? — сказал Дима, и его тон был лёгким, но с подтекстом, что резал, как нож. Он подвинулся, похлопав по дивану рядом с собой, и Марина села, закинув ногу на ногу так, что юбка задралась до предела, открывая её прекрасные ножки.

Алексей взял стакан, но не сел, стоя у стены и глядя, как они чокаются. Марина отпила, и капля виски скатилась по её подбородку, стекая к шее. Дима протянул руку, вытер её пальцем, и его ладонь задержалась на её коже, скользнув к ключице. Она не отстранилась, только посмотрела на него, и её губы приоткрылись, пока он наклонялся ближе.

— Вкусно? — спросил он, и его слова были медленными, с лёгким рыком, что пробивало её насквозь. Она кивнула, и он наклонился ещё, его лицо оказалось в сантиметрах от её..

Алексей замер, чувствуя, как кровь стучит в висках, но не злостью — чем-то другим, что гнало жар в пах. Он видел, как Дима тянет её к себе, как его пальцы скользят по её ноге, поднимая, её грудь вздымается, пока она смотрит ему в глаза. Дима наклонился, его губы нашли её шею, и она выдохнула — тихо, но резко, — когда он языком прошёлся по правой стороне её шеи.

— Дим... — начала она, но он оборвал её, рванув её к себе так, что она оказалась почти на его коленях. Её топ задрался, открывая живот, и его рука скользнула под ткань, сжимая её грудь через тонкий лифчик. Она ахнула, вцепившись в его тощее тело, пока он сжимал её грудь всё сильнее, глядя ей в глаза.

Алексей стоял, не шевелясь, и смотрел, как Димины пальцы лезут под ткань, находя стринги. Она застонала, когда он сдвинул их в сторону, и её тело выгнулось, пока он трогал её, грубо и быстро. Её глаза нашли Алексея, и в них было всё — смущение, вызов, похоть, — но она не остановилась, только сильнее вцепилась в Диму, пока он доводил её до края.

— Нравится? — выдохнул Дима, и его голос был властным, с лёгким напором, что резал воздух. Она кивнула, задыхаясь, и он рванул её топ выше, обнажая грудь, что блестела от пота.

Алексей сжал бутылку в руке, чувствуя, как стекло трещит, и жар в штанах стал невыносимым. Он видел, как она кончает, как её тело дрожит на коленях у Димы, как её губы открываются в тихом стоне, пока тот держит её, глядя на него с кривой ухмылкой. И вместо того, чтобы врезать ему, он шагнул ближе, чувствуя, как его собственное желание лезет наружу, как зверь.

— Продолжай, — сказал он, и его голос был низким. Дима усмехнулся, а Марина посмотрела на него, её глаза горели, и она не остановилась.

Ночь в их однушке была густой и жарко. Алексей стоял у стены, сжимая пустую бутылку пива, пока его коренастое тело напрягалось под футболкой с дурацким принтом. Короткие русые волосы торчали, будто он тёр их от злости, и лицо было красным от жара, что гнал кровь в голову. Он смотрел на диван, где Марина сидела на коленях у Димы. Длинные, вьющиеся русые волосы падали ей на лицо — тонкое, с пухлыми губами, что дрожали от дыхания. Зелёные глаза поймали его взгляд, и в них плескалось всё — похоть, наглость, тень стыда, что только подливала масла в огонь.

Дима откинулся на спинку дивана, его рубашка была расстёгнута, брюки натянуты, выдавая твёрдость внизу. Марина наклонилась, её грудь тёрлась о его грудь, и она стянула его ремень, расстёгивая пряжку с резким щелчком. Алексей сжал свой член, который уже порядком онемел, но не двинулся, пока она тянула молнию вниз, освобождая его член — толстый, набухший, готовый рваться.

— Покажи, чего стоишь, — сказал Дима, и его голос был хриплым, с лёгким напором, что ударил ей в голову. Она ухмыльнулась, бросив взгляд на Алексея, и её губы дрогнули, пока она опускалась ниже, волосы скользнули по его бёдрам, как занавес.

Её рот обхватил его набухший член, и она взяла его медленно, языком облизывая головку, пока Дима выдохнул, вцепившись в её волосы. Алексей видел, как её губы растягиваются, как она заглатывает глубже, щеки втянулись, пока она сосала, грубо и жадно. Дима потянул её голову ниже, и она застонала — звук был мокрым, горячим, — его бёдра дёргались, пихая член до самого горла. Её руки сжали его ноги, ногти рвали ткань брюк, и слюна текла по её подбородку, капая на диван. Алексей стоял, чувствуя, как жар в штанах лезет наружу, как его собственный член напрягается, но он не шевелился, только смотрел, как она глотает его, как Дима рычит, сжимая её волосы в кулаке.

— Давай, шлюха, глубже, — выдохнул Дима, и его тон стал резким, пока он тянул её голову, заставляя брать до конца. Она поддалась, глаза закрылись, ресницы дрожали, пока она заглатывала его целиком, горло сжималось, выдавая хрипы. Алексей видел, как её грудь колышется, как топ сползает ниже, и как её рука лезет под юбку, теребя себя, пока она сосёт. Это было грязно, это было дико, и его колотило, как током, но он стоял, будто прирос.

Дима кончил, резко, с низким рыком, и она проглотила, отстранившись с мокрыми губами, что блестели в тусклом свете. Она посмотрела на Алексея, вытирая рот ладонью, и её взгляд был тяжёлым, раскалённым, как угли. Дима откинулся назад, тяжело дыша, но его рука осталась на её ноге, сжимая кожу.

— Лёш, ты в порядке? — сказала она, и её голос был отсранённым, с лёгкой издёвкой, что резала его, как нож. Он швырнул бутылку на пол, и она разлетелась, осколки брызнули по линолеуму.

— Мне надо выйти, — буркнул он, и его слова сорвались с губ, дрожащие и резкие, пока он хватал куртку. Он рванул к двери, не глядя на них, и вылетел на лестницу, чувствуя, как холодный воздух бьёт в лицо, но жар внутри не гас, а только рос. Он слышал, как Дима хмыкнул, как Марина что-то шепнула, но не обернулся — ноги несли его вниз, к выходу.

Марина осталась на диване, глядя, как дверь захлопнулась за Алексеем. Её грудь горела от прикосновений, топ висел на плечах, а юбка задралась до талии, открывая мокрые стринги. Дима повернулся к ней, его глаза сверкнули, и он закинул её на себя, сажая на колени так, что она ахнула, чувствуя, как он снова твердеет под ней.

— Теперь по-настоящему, — сказал он, и его слова были грубыми, что пробило её насквозь. Он содрал с неё топ, швырнув его в угол, и его ладони легли на её грудь, сжимая так, что она выгнулась, кусая губу до крови. Он рванул стринги вниз, сдирая их одним движением.

Он перевернул её, бросив на диван лицом вниз, и она упёрлась руками в подлокотник, задрав задницу. Дима рванул свои брюки вниз, и его член — толстый, мокрый от её рта — упёрся ей между ног. Он схватил её за бёдра, впиваясь пальцами в кожу, и вошёл одним резким толчком, растягивая её так, что она вскрикнула, её тело дёрнулось вперёд. Он не ждал — сразу начал долбить, грубо и быстро, вбиваясь в неё с такой силой, что диван заскрипел, а её колени врезались в ткань. Её грудь тёрлась о подушки, соски горели от трения, и она стонала — громко, без удержу, — пока он шлёпал её по заднице, оставляя красные пятна.

— Любишь, когда жёстко, да? — выдохнул он, и его голос был хриплым, с лёгким напором, что резал воздух. Он рванул её за волосы, выгибая её спину, и она ахнула, когда он вдавил её глубже, его яйца хлопали по её коже, а пот стекал по её бёдрам. Она подмахивала, толкаясь назад, и её пальцы рвали обивку, пока он долбил её, как зверь, сжимая её грудь другой рукой, теребя сосок до боли.

Он перевернул её снова, бросив на спину, и раздвинул её ноги шире, вгоняя член так, что она закричала. Он лёг сверху, и его бёдра двигались, как поршни, вбивая её в диван. Её ногти рвали его спину, оставляя кровавые полосы, и она кончила, задыхаясь, сжимая его внутри, пока он рычал, кусая её шею, и кончал следом, заливая её горячей струёй. Они рухнули, потные и дрожащие, диван был мокрым под ними, и она лежала, тяжело дыша, её грудь блестела, а ноги дрожали.

Алексей сидел в баре напротив дома, совсем потерянный и не понимающий что произошло за то время, как они устроились на эту работу. Дверь скрипнула, и вошёл Дима, его рубашка была мокрая, волосы слиплись от пота, а на шее виднелся след от её зубов. Он подошёл к стойке, заказал пиво и плюхнулся рядом с Алексеем, растянув губы в наглой ухмылке, что резала, как лезвие бритвы.

— Ну что, Лёха, как тебе шоу? — сказал он, и его голос был лёгким, но с грязным подтекстом, что бил в лицо. Он отхлебнул пиво, глядя на него сверху вниз, и добавил: — Она там разошлась, как шлюха на вызове. Я её запах чую даже сейчас.

Алексей замер, стакан хрустнул в его руке, и его лицо побледнело, пока слова Димы вгрызались в мозг, как ржавые гвозди. Он сглотнул, чувствуя, как унижение лезет в горло, как его кишки сворачиваются от этой картинки — Марина с Сашей, Марина с Димой, а он... он просто смотрит. Дима хлопнул его по плечу, сжав так, что кости хрустнули, и ухмыльнулся шире.

— Ты теперь внизу, Лёха, — сказал он, и его тон был тяжёлым, что давил на грудь. — Она моя, когда захочу.

Алексей опустил взгляд, чувствуя, как лицо горит, как унижение топит его, как дерьмо в яме. Он кивнул, медленно, и его губы дрогнули, пока он шептал:

— После такой ночи, она точно уже не только моя.

Дима рассмеялся, резко и громко, и поднял бутылку, чокнувшись с его стаканом.

—Красиво сказано, — сказал он, и его глаза сверкнули, пока они сидели в тишине, и ночь за окном поглощала всё, что осталось от Алексея.