— Во вторую хирургию, если хочешь дождаться свою невесту. Ее сейчас зашивают. А ты вроде бодрячком, пацанчик. Не наш. Позвонить есть куда, чтоб забрали?

Блин. Кто в наше время знает наизусть номера телефонов? Я развел руками.

— Телефон дома оставил.

— Жопа ты с ручкой. Как я тебя такого одного отпущу? Ладно, наряд приедет, попрошу, чтобы подкинули. Им все равно в ваш район ехать, за этим убивцем. А там уж сам решай. Можешь завтра приехать, в палату ее только часа через три переведут.

Хорошая женщина. Добрая.

Полицейские меня, конечно, довезли, спасибо. Но перед этим мурыжили, как будто это я Ленку порезал. А когда они поняли, что я знаю «личность нападавшего с целью убийства», вопрос моего участия был снят «до полного выяснения обстоятельств». Надоели, жуть.

Мама встретила меня как я и ожидал. Увидев мои перебинтованные ступни, она прикрыла рот ладонью и осела на пол. Конечно, заплакала.

— Ну, что опять? Ты смерти моей хочешь?

— Ма, вставай. Пойдем, я тебе все расскажу. Все нормально, правда.

Я чувствовал себя виноватым, выглядел, наверное, так же. Но разве мог я поступить по-другому? А ноги только выглядят страшно, на самом деле ничего серьезного, заживет.

После моего рассказа мама меня никуда не отпустила. Не из-за страха за меня, а по здравому рассуждению. Ленке нужен отдых, а я с бинтами, как в лаптях. Завтра бинты снимем и поеду. Сказала, что человек должен уметь ждать. А еще отругала ни за что.

— О чем ты думал? За избиение Пашки тебя тоже могут посадить! Он же заявит.

— Пусть попробует. Этого на районе не одобрят. Тогда ему точно не жить.

Мама раскрыла рот от удивления.

— Сереж... ты с кем связался? С бандой какой-то? Я всегда говорила, что спорт твой жестокий и бандитский.

— Мам, не волнуйся. Какая еще банда? Просто я злой сейчас.

Я выворачивался, как мог, потому что дурак и сболтнул лишнего. Но у нас такое не спускают, теперь он точно не наш, не свой. А получил он за дело, и если пошел жаловаться, то все. Последствия для него могут быть, мягко говоря, не очень хорошие. Расквашенная мной морда еще цветочками покажется, и он об этом знает. Его, если надо, везде достанут. Не убьют, конечно. Сейчас не девяностые.

И зачем я вообще сказал, что избил Пашку? Я видел, что мое объяснение маму не успокоило. Она вдруг спохватилась.

— Надо же Людмилу предупредить!

Мама побежала звонить, а я похромал к себе в комнату и завалился на кровать. Ну и денек! Где интересно сейчас Пашка? Ссыт, наверное, дома показываться, его уже, поди, там менты караулят. А пацаны-то еще не знают, что произошло.

Проспал я до вечера, все силы ушли на эту беготню. Проснулся от звонка в дверь. Мама открыла, и сразу стало шумно: оказывается к нам пришли Ленкины родители.

— Вставай, герой дня. К тебе пришли, — сказала мама, заглянув в комнату.

Я нехотя поплелся встречать. Первым ко мне подошел Ленкин отец, Борис Викторович. Крепко пожал руку и скупо поблагодарил:

— Спасибо, что спас дочь.

Говорил по-деловому, а у самого глаза были на мокром месте. Потом ко мне протиснулась мама Ленки, Людмила Сергеевна, и крепко обняла, утопив мое лицо в своих пышных сиськах. Она шмыгала носом, повторяя снова и снова:

— Спасибо, спасибо, спасибо!

А я вдыхал вкусный запах ее тела и думал, правда это, или нет, что если захочешь узнать как будет выглядеть в будущем твоя девушка, посмотри на ее мать. Мне ее мама давно нравилась. Красивая женщина.

Она перестала обниматься, но руки оставила на плечах, внимательно меня осматривая.

— Лена просила передать, что лекарство задерживается, но она постарается побыстрее. Ты что-нибудь понял?

Я смутился. Как это объяснить? Ну, Ленка!

— Понял. Это у нас шифр такой. Все будет хорошо и мне не надо переживать.

Отмазка получилась так себе, но Людмила Сергеевна только покачала головой и поцеловала меня щеку. Потом в другую. Еще раз обняла, похлопала по спине и на этом торжественная часть закончилась.

Родители Ленки зачем-то притащили бутылку шампанского, коробку конфет и еще какие-то пакеты. Пусть. А как бы я благодарил на их месте? Не знаю, я вообще не смыслю во всяких «подношениях по случаю» и подарках.

Конечно, мама пригласила их на чай. Все, пропал вечер. Сейчас начнутся скучные разговоры, дурацкие вопросы «кем хочешь стать», и прочая взрослая бодяга. Но мне нужно было узнать, как там Ленка, поэтому пришлось присутствовать. Меня бы и так, наверное, не отпустили.

Пока женщины накрывали на стол, Борис Викторович потащил меня в подъезд, «покурить». Мы встали между этажами, он вытащил сигарету, но так и не закурил.

— Спортсмен?

Я кивнул.

— Смешанные единоборства. Так, любитель. В клетке не был еще.

— Где?

— Ну..., на ринге.

— А-а..., то-то я смотрю, ты за последний год изменился. Возмужал.

Было видно, что Борис Викторович хочет что-то спросить, но не знает с чего начать. Он размял в пальцах сигарету и сунул ее в пачку.

— Что у вас с Леной? Мне нужна правда. Вся.

Подозревает, что Ленку порезали из-за меня? Ну, уж нет.

— Пашка сделал Ленке предложение замуж. Она не согласилась. Они и поссорились.

— А ты тут, каким боком?

— Она после этого пришла ко мне, хотела помирить с Кристиной. Или не хотела..., в общем, Кристина ее попросила. Ну, мы как-то подружились. Это вчера было. А сегодня вот,. . .у Пашки крыша поехала.

— Как ты узнал, что произошло?

Блин, въедливый, хуже ментов.

— Она мне сообщение отправила.

— По телефону, — на всякий случай добавил я, чтобы он хоть об этом не спрашивал.

— А этого гаденыша, когда успел избить?

Откуда он узнал? Врачиха что ли рассказала?

— Пока бежал, встретил. Времени не было, а то вообще бы убил.

Он вздохнул и выдал, раздувая щеки, дурацкое «пу-пу-пу-пу-пууу...», как все взрослые мужики, когда они о чем что задумываются.

— Как она? — наконец-то я задал главный вопрос.

— Нормально все. Рана неглубокая, только большая потеря крови. Недельку еще полежит. Ладно, герой. Пошли.

Вечер, и правда, не задался. Я все время смущался, пока меня хвалил Ленкин отец, и краснел, когда в порыве благодарности ее мама начинала меня тискать как маленького. А у меня, между прочим, встал. Она ведь женщина. Пахнет, как женщина, мягкая, где нужно. Разве выдержишь все эти поцелуи, поглаживания по спине и объятия? Но я не возражал. Она же мать, которая чуть не потеряла ребенка. Пусть делает то, что ей нужно, чтобы успокоиться. Не представляю, что у нее сейчас в голове.

А моя мама все еще переживала, что я избил Пашку, но Борис Викторович ее успокоил.

— Наташ, не морочь себе голову. Зря, что ли я на рыбалку с прокурором города езжу? В обиду не дадим, тут без вопросов.

Она заметно успокоилась, даже стала улыбаться. Борис Викторович, и правда, внушал доверие. Если сказал, значит сделает. Вроде директор завода, а выглядит как типичный фээсбэшник — крепкий, усатый, с острым взглядом.

— А получил он заслуженно. Давайте выпьем, что ли?

— Боря... — хотела возмутиться Людмила Сергеевна, но Ленкин отец только рукой махнул.

— Символически. Что тут пить-то, мать?

Он показал кивком на бутылку шампанского. Мама поставила на стол три бокала, но Борис Викторович поднял брови, изображая непонимание.

— А герою?

— Тогда уж дважды герою, — ответила мама с загадочной улыбкой.

После ее рассказа о Марине это началось опять. Охи, ахи, еще одна порция нежностей от Ленкиной мамы... говорил же, пропал вечер.

***

Я шел по больничному коридору и морщился от запахов. В отделении, где есть лежачие больные, всегда воняет мочой и хлоркой. Даже запах роз не спасал, а выбирал я самые лучшие, пахучие.

— Эй, мальчик! — окликнула меня врачиха за прозрачной перегородкой. — Ты к кому?

— К Романовой.

Тетка сразу заулыбалась и вздохнула, будто жалеет о чем то.

— Смотри, Свет, какой жених к нашему ангелочку пришел. Эх, что было, то прошло!

Ангелочку. Хм... чем это Ленка их так к себе расположила? Из-за стеллажа выглянула еще одна медсестра. Вот уж не ожидал, что это будет именно та Света. Выглядела она как всегда дорого, даже в белом халате и колпаке. Красивая, ухоженная. Не зря у нее в ванной столько бутыльков и флаконов — целый парфюмерный магазин.

— Привет, красавчик! — она подошла ко мне и поцеловала в щеку. — Рада видеть.

Я улыбаюсь, но молчу. Кроме привета ничего из себя не выдавил. Что тут скажешь? А врачиха нахмурилась, не понимая, что происходит.

— Светка, ты зачем женихов отбиваешь? Видишь, с цветами человек, значит, любовь у них.

— Не бойся, Марь Фёдна, не отобью. Что было, то прошло.

Она подмигнула мне и подтолкнула к двери в палату.

— Иди, она сейчас одна. Ждет. Сказала, что ты обязательно придешь.

Я открыл дверь и сразу забыл обо всех остальных девчонках, девушках, женщинах. С кем было и с кем не было. Правильно Света с этой Марьей Федоровной сказали — что было, то прошло. Все в прошлом, пусть оно там и останется.

На кровати с приподнятым изголовьем лежала Ленка. Она повернула голову, и ее тусклый взгляд сразу изменился, глаза засветились радостью, но улыбка получилась почему-то смущенной.

— Серый, цветы! Как же это было давно!

Я оставил у кровати пакет с Ленкиными вещами, которые собрала ее мама, и вручил букет. Ленка спрятала лицо в бардовых лепестках, вдохнула. Посмотрела на меня с серьезным видом и объявила:

— Я тебя не люблю...

У меня внутри на миг похолодело, но Ленка заулыбалась, отложила букет и протянула руки.

— Я тебя обожаю!

Второй раз я с ней целуюсь, а чувства уже другие. Как с Мариной. Нет, лучше, глубже. Правильнее. Может, это и есть настоящая любовь?

Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, я спросил:

— Почему тебя ангелочком-то называют?

— На самом деле половина ангелочка. Это уже сократили. Врач сказал про шрам, будто там крыло было, а его отрезали. И знаешь, что? У тебя ведь тоже есть такой, только с другой стороны. Так что у нас на двоих два крыла было. Это знак. Надо их опять вырастить и тогда...

Ленка обняла меня крепче и прошептала:

— Улетим, куда захочешь. Вдвоем. Только ты и я.