Современное человечество очень привыкло ко всему, что мы именуем «Благами цивилизации». Но в мире есть очень много людей, которые совсем не считают цивилизацию благом - напротив, они уверены, что это ужасное зло. Некоторые, из таких людей пытаются избежать пагубного влияния этого зла и уходят куда-нибудь в безлюдные, отдалённые места — становятся отшельниками. Весьма часто это просто мракобесы и сектанты, но бывает и так, что вполне интеллигентные образованные люди увлекаются подобными утопическими идеями. Именно с такой семьей и произошла эта удивительная, местами жуткая история, которая похожа на драматический роман более, чем на реальную жизнь.

Идея о том, что мы должны быть поближе к матушке-природе и пользоваться только её естественными дарами, далеко не нова. В разные времена люди решали удалиться от цивилизации, возвратиться к истокам, так сказать. Сейчас, например, существует очень много подобных поселений, где люди занимаются натуральным хозяйством, не используют ничего из того, что наносит вред окружающей среде. Они пытаются показать, что можно вести здоровую полноценную жизнь, не убивая при этом нашу многострадальную планету.

Но речь пойдёт не о поселениях, а об отшельниках. Иван Федорович Иванов с детства мечтал, о полном слиянии с природой, достижении абсолютной гармонии с растениями и животными. Он получил блестящее образование в Санкт-Петербурге, ещё до революции 1917 года. Родители не могли нарадоваться на подающего большие надежды сына. Но сам Иван Федорович хотел только одного: «Сбежать, от этого суетного развратного мира, где он будет жить в полном единении с природой, со своей возлюбленной дочерью купца Антипова, Варварой.

Вдохновила Ивана Федоровича необыкновенные история отшельников-староверов, которые проживали в тайге, в полном отрыве от цивилизации, ещё со времен «Петра первого». Только идеология у Ивана Федоровича была другая. Он сам сформулировал для себя три закона бытия: «Счастье жизни – в её простоте», «Человек, стремись к естеству – будешь здоров», «Болезнь – это сигнал к изменению образа жизни». После этого он собрал в свои вещи и самое необходимое и уехал вместе с Варварой, из родного Санкт-Петербурга в неизвестном направлении, не сказав никому ни слова в своей семье.

Целью Ивана Федоровича и Варвары была Сибирь. Именно там, в бесконечной тайге, где можно затеряться в глухих лесах, Иван Федорович и решил создавать свою заимку вместе с Варварой. В его котомке уместились пара тёплых вещей и небольшой запас продуктов. Иван Федорович также вёл дневник, где записывал все свои идеи. Он был свято уверен в том, что отказ, от всех благ цивилизации даст человечеству возможность победить болезни, преступность и множество иных пороков этого мира.

Для воплощения в жизнь своих постулатов, Иван Федорович и Варвара поселились в Иркутской области, вдалеке от людских поселений. Там в лесу он соорудил сначала землянку а потом и дом и начал своё отшельническое существование. Банальная потребность в одежде и обуви разбила вдребезги идею о полной изоляции, от внешнего мира. Дабы обеспечить себя всем этим Иван Федорович ходил в ближайший населённый в двухстах километрах, от его заимки и обменивал там пушнину на необходимые промышленные товары. Также он запасался провиантом. Таким образом, снова и снова Ивану Федоровичу приходилось возвращаться к той самой цивилизации, которую он так ненавидел.

Шли годы отшельнической жизни Ивана Федоровича и Варвары у них родилось две дочери с разницей в рождении в пять лет. Дочери Ивана Федоровича любили. Он был очень добрым, много знал и всегда рассказывал такие удивительные истории. Старшая дочь Ольга, очень сильно была привязана к отцу. Она слушала его истории о жизни человека в гармонии с природой просто открыв рот. К своим пятнадцати годам Агриппина выросла, развилась физически, и настолько прониклась идеями Ивана Федоровича её отца и его мифической фактории, что стала не только его единомышленницей. Так получилось, что девочка, забеременела. Иван Федорович с дочерью стали совместно жить. Мама Ольги, конечно, обо всём знала, но не стала мешать дочери строить своё счастье. Просто собрала нехитрые пожитки и младшую дочь Агриппину и ушла жить в женский скит к «Старообрядцам» в ста километрах, от их заимки. Ведь после такого, жизнь на заимке стала бы, для Варвары настоящим адом.

Жизнь в скиту была очень тяжёлой, полной опасностей и лишений. Жестокие зимы с буранами, дикие звери, нашествия насекомых летом, весенние паводки, лесные пожары — это было ежедневное сражение. Несмотря на все трудности, Варвара с дочерью была счастлива — им казалось, что они нашли свою спокойную жизнь и не зависят, от этого порочного человеческого общества. Через год, после ухода, от Ивана Федоровича в женский скит Варвара к тому времени, еще не старая женщина её было тридцать девять лет начала испытывать сексуальную потребность и её привлекала в сексуальном плане её дочь Агриппина.

Агриппине к тому времени исполнилось восемнадцать лет...

Варвара и Агриппина, были как две подруги. Они часто отправлялись в тайгу вдвоем, но сегодня их вылазка приняла дразнящей чувственный оборот.

Солнечные лучи пробивались сквозь густой полог, отбрасывая калейдоскоп света и тени на лесную подстилку. Варвара, с грязными светлыми волосами, ниспадающими каскадом на плечи, и решительным блеском в глазах, шла впереди, ее ботинки хрустели, по опавшим листьям. Она сама была силой природы, ее миниатюрная фигура противоречила ее силе и стойкости. Рядом с ней шла Агриппина, высокая и стройная, как ива, не отставала, ее каштановые волосы колыхались при каждом шаге. Их путешествие начиналось, как простое пешее приключение, но по мере того, как они углублялись в тайгу, между ними кипело невысказанное сексуальное желание, запретное желание, в котором ни одна из них не осмеливалась признаться открыто.

Тропа петляла через деревья тайги, воздух был наполнен запахом сосны и влажной земли. По мере того, как они шли, шум бегущей воды становился все громче, маня их, как пение сирены. Сердце Варвары ускорило свой ритм не только, из-за физических нагрузок. Она знала, что их ждет, и предвкушение было почти невыносимым. Дочь с раскрасневшимся, от утомительной ходьбы, по тайге лицом взглянула на свою маму с безмолвным вопросом в глазах. Варвара улыбнулась в ответ, тайну, которой они поделились.

Завернув за поворот скалы, водопад раскрыл себя во всей красе. Он обрушивал воду с высоты и с оглушительным ревом она падала в небольшое озерцо внизу и далее попадала в реку. Туман поднимался, окутывая местность прохладной, неземной дымкой. Варвара и Агриппина стояли на краю, загипнотизированные грубой силой природы. Уединенное место, скрытое от мира, казалось святилищем, местом, где можно было нарушить правила и дать волю желаниям...

Густая листва деревьев тайги шептала им тайны, когда они приближались к водопаду, солнечный свет танцевал сквозь полог в изумрудном балете. Звук ласки воды, о скалы становился все громче, симфония природы, которая, казалось, манила их ближе. Аромат влажной земли и мускусный аромат тайги окутали их, когда они вышли на поляну, открывая величие ниспадающей воды.

Не говоря ни слова, как будто вынужденные невысказанным пониманием, они начали снимать с себя одежду, ткань прилипала к их влажной коже, а туман от водопада целовал их прохладными поцелуями. Их глаза встретились, между ними шел молчаливый разговор, когда они подставляли свои сексуальные тела в объятия дикой природы. Ткань отваливалась в синхронном танце, каждый предмет одежды обнажал все больше мягкой и гибкой плоти, которая лежала под ней.

Руки Варвары слегка дрожали, когда она расстегнула блузку, вес ее сладострастной груди вырвался на свободу, ее соски уже стояли от холода воздуха и жара их совместного взгляда. Глаза Агриппины расширились от сексуального голода, прослеживая линии тела её матери, как будто запоминая их. Агриппина повторяла движения своей матери, ее собственная блузка присоединилась к выброшенной куче, ее большая грудь, почти как у матери гордо стояла, розовые сосочки умоляли о столь необходимом внимании. Их одежда образовывала вокруг них круг, барьер, который когда-то держал внешний мир на расстоянии, теперь отброшенный, когда они вступили в царство необузданной сексуальной страсти.

Их пальцы скользили вниз, по животам, нащупывая пояс юбки. Влажная ткань прилипала к их коже, когда они скользили вниз, обнажая мягкие холмики бедер и пушистые темные треугольники их желания. Они сняли ботинки, сгибая пальцы ног, о прохладную влажную землю, когда они отталкивали c себя снятую одежду. Брызги водопада становились все более интенсивными, окрашивая их обнаженные тела в блеск влаги, от которого их кожа блестела. Капли прилипали к их пушистым лобковым волосам.

Большие пальцы Варвары зацепились за бока юбки, у нее перехватило дыхание, когда она опустила её вниз. Ткань зацепилась, за изгиб ее задницы, обнажив оттенок белой кожи, прежде чем юбка спустилась. Агриппина с жадными глазами наблюдала, как раскрываются самые интимные стороны ее мамы. Ноги Варвары дрожали, но она оставалась непоколебимой, не сводя глаз с Агриппины. Легким движением запястья юбка Агриппины спустилась к земле, обнажив ее собственную пушистую киску, уже блестящую, от возбуждения.

Вид густой, темной копны лобковых волос у мамы вызвал у Агриппины встряску возбуждения. Это был разительный контраст с безволосой промежностью у неё когда она была совсем маленькой девочкой, но это была самая эротичная и естественная вещь, которую она когда-либо видела. Ее собственная рука переместилась к собственному пушистому холмику, ее пальцы скользили по мягким, влажным локонам, обрамлявшим ее половые губы. От этого ощущения у нее по спине пробежала дрожь, и она не могла не издать тихий стон.

Варвара и Агриппина сблизились. Шум водопада стал симфонией их вновь обретенного желания. В тот момент они уже не могли отрицать то, что назревало под поверхностью. Тайга вокруг них исчезла, когда они столкнулись друг с другом, их дыхание смешалось в теплом воздухе. Неуверенным прикосновением Варвара смахнула прядь волос с лица дочери, их пальцы задержались на мягкой коже. Сердце Агриппины забилось, когда она наклонилась к прикосновениям мамы, чувствуя, как по ней проходит электрический трепет. В уединении дикой природы, в окружении красоты природы, они сократили расстояние между собой. Сначала их губы нежно соприкоснулись, пробуя воды этой запретной любви.

Поцелуй становился все глубже, разжигая в них огонь, который уже давно был похоронен. Мир вокруг них исчез, оставив только шум бегущей воды и биение их сердец

Их руки блуждали, исследуя знакомую, но запретную территорию. Пальцы Варвары скользили по изгибам стройной талии дочери, ее прикосновение вызывало дрожь удовольствия по телу ее любимой дочери. Руки Агриппины, нежные и нетерпеливые, ласкали грудь матери, ее большие пальцы касались затвердевших сосков. Стоны наслаждения срывались с их губ, смешиваясь с шумом водопада, создавая симфонию желания.

Агриппина подошла ближе, ее глаза не отрывались, от «Любовной дырочки» матери. Она протянула руку, кончиками пальцев коснувшись жестких волосков, посылая искры удовольствия по телу своей матери.

— Твоя «Любовная дырочка» такая красивая, — прошептала она низким и хриплым, от желания голосом.

Первое прикосновение было неуверенным, прикосновение кончиков пальцев к влажной коже половых губ. Но нерешительность быстро исчезла, сменившись растущей интенсивностью. Агриппина начала танцевать, медленный, чувственный танец, ее руки исследовали изгибы тела матери.

Варвара чувственно вздохнула, когда рука дочери продолжила свое путешествие, подушечки ее пальцев скользили, по влажным складкам ее половых губ, мягко раздвигая их, обнажая набухший бугорок клитора. Он пульсировал под нежным прикосновением, требуя большего.

— Мм..м, доченька, — выдохнула она, ее ноги грозно подкосились.

— Что ты со мной делаешь?

Руки Агриппины, обычно сдержанные, двигались с вновь обретенной смелостью, проводя по линиям позвоночника мамы, ее пальцы задерживались на затылке. Рев водопада стал чувственным контрапунктом их шепчущим стонам и вздохам, естественным саундтреком к их бурлящей страсти. Вспышка молнии на короткое время осветила сцену, осветив их переплетенные фигуры в ярком рельефе на пышном зеленом фоне, мимолетное мгновение, запечатленное в памяти дикой, безлюдной тайги.

Агриппина всматривалась в лицо своей матери, впитывая каждое выражение удовольствия, которое мелькало на нем. — Исследую, — сказала она знойным шепотом. «Я хочу знать каждый сантиметр тебя, чувствовать каждую дрожь наслаждения, которая пробегает по твоему телу». Ее большой палец начал обводить чувствительный бутон, прикосновение было легким, но электрическим.

Голова Варвары откинулась назад, когда она наклонилась в ласке, ее бедра инстинктивно подались вперед, чтобы встретить руку дочери.

— И я хочу сделать то же самое с тобой, — успела сказать она между вздохами. Ее собственная рука протянулась, слегка дрожа, когда она впервые коснулась промежности дочери. Жар ее кожи был не похож ни на что из того, что она когда-либо испытывала раньше, и она восхищалась гладкостью половых губ своей дочери, мягкостью их складок.

У Агриппины перехватило дыхание, когда пальцы матери коснулись ее, и это ощущение послало волны удовольствия в ее сердце. Она подошла ближе, прижимая их тела друг к другу, тепло их кожи создавало восхитительное трение, от которого у нее подкашивались колени. Они целовались, мягкое, неуверенное прикосновение губ, которое становилось все более страстным с каждым мгновением. Их языки танцевали вместе, исследуя рты друг друга с сексуального голодом, который отражался между их ног.

Их руки свободно блуждали по телам друг друга, намечая изгибы и плоскости плоти, которые так долго были скрыты. Ладони Варвары очерчивали контуры большой груди дочери, чувствуя ее вес и мягкость, ее большие пальцы дразнили жесткие соски ее груди. Пальцы Агриппины опустились ниже, скользя по влаге, покрывавшей внутреннюю поверхность бедер мамы, мускусный аромат ее желания наполнял воздух.

Их тела были горячими, от желания и страсти. Они стали смелее, их руки двигались в тандеме, исследуя провалы и впадины тел друг друга. Пальцы Варвары скользили, по плоскому животу дочери и нашли скользкий вход, во влагалище Агриппины, ее большой палец дразнил набухший клитор, в то время как собственная рука Агриппины имитировала движение на ней. Они обе ахнули в поцелуе, звук которого смешался с музыкой водопада.

Вода, казалось, танцевала вокруг них, словно празднуя их тайное свидание. Они двигались как единое целое, их тела находили ритм в стремительной воде. Руки Варвары опустились ниже, обхватывая бедра дочери, притягивая ее ближе, их тела сливались воедино. Интенсивность их страсти усиливалась необузданной, необузданной красотой окружающей их среды.

Рука Агриппины скользнула вниз по телу дочери, вниз по ее плоскому животу, ее пальцы пробежали, по холмику лобковых волос, находя мягкие складки ее половых губ, погружаясь во влажный жар, который ждал ее. Бедра дочери вздрогнули, безмолвно умоляя о большем, и Агриппина с готовностью подчинилась. Она начала тереть всерьез, ее большой палец обвивался вокруг чувствительного бугорка, в то время как пальцы погружались в теплые глубины влагалища матери. Это чувство было неописуемым, симфония ощущений, которая резонировала в ее собственном ядре, заставляя ее клитор пульсировать, от зависти.

Рука дочери отражала руку мамы, ее пальцы скользили, по узкому отверстию влагалища дочери, чувствуя, как стенки его сжимаются вокруг нее, когда она вводила пальцы руки в ровном ритме. У дочери перехватило дыхание, глаза зажмурились, когда она сосредоточилась на изысканном удовольствии. Они обе были мокрыми, их соки смешивались, сладкий аромат их возбуждения опьянял, наполняя воздух вокруг них.

Их исследование становилось все более пылким, когда они терялись в похоти тел друг друга. Большой палец мамы нащупал чувствительное место прямо внутри влагалища дочери, то, что заставило ее захныкать и выгибать спину, ее ногти впились в мягкую плоть плеча матери. Собственная рука Агриппины работала в идеальной гармонии, ее средний палец скользил внутрь и из влагалища матери с легкостью, которая говорила о глубоком, первобытном инстинкте.

Они вместе попятились назад, сила их страсти гнала их к подножию водопада. Прохладная вода брызгала на них, создавая освежающий контраст с огнем, нарастающим между их ног. Они снова поцеловались, их языки сражались в танце желания, пробуя дыхание друг друга, пока их руки не прекращали своего интимного исследования.

Пальцы Варвары изгибались внутри дочери, ища ее точку «G» и находя ритм, который заставлял бедра ее дочери подёргиваться в безмолвных мольбах о большем. Собственная рука дочери двигалась в унисон, ее большой палец надавливал на клитор Варвары с нужным давлением, чтобы ее пальцы ног подогнулись, а спина выгнулась. Туман водопада целовал их кожу, стекал бусинками на ресницы и ручейками стекал, по раскрасневшимися щекам.

Они разошлись, тяжело дыша, их глаза мерцали страстью.

— Возьми меня, — прошептала Варвара хриплым требованием, от которого по телу дочери пробежала дрожь. Не раздумывая, Агриппина подвела ее к плоскому камню у кромки воды, поверхность которого была скользкой, от брызг падающей воды. Варвара откинулась на спину, раздвинув ноги, подставляя себя нетерпеливому взгляду дочери.

Агриппина опустилась перед ней на колени, ее глаза расширились при виде открытого отверстия влагалища матери. Розовые половые губы были набухшими и скользкими, клитор гордо стоял по стойке смирно. Она наклонилась, ее горячее дыхание коснулось кожи матери, и она вдохнула аромат своего желания. Запах был опьяняющим, пьянящая смесь мускуса и сладости, от которой у Агриппины потекли слюнки. Легким толчком носа она раздвинула складки половых губ влагалища матери, мягкость ее кожи уступила место влажному теплу внутри.

Ее язык высунулся, и по телу Варвары пробежала дрожь. Ощущение было чуждым и волнующим, мягкость языка дочери резко контрастировала с грубостью ее собственного прикосновения руками. Глаза Агриппины не сводились с глаз матери, читая каждое подергивание ее бедер, каждый вздох, который сорвался с ее губ, когда она начала облизывать и сосать всерьез. Ее язык скользнул, по чувствительному бутону, и ноги матери напряглись, ее спина выгнулась, оторвавшись, от камня.

Глаза Варвары закатились, когда рот дочери творил свою магию на ее клиторе. Это ощущение было не похоже ни на что из того, что она когда-либо испытывала раньше, глубокая, пульсирующая боль, которая усиливалась с каждым щелчком языка. Ее руки запутались в волосах Агриппины, направляя ее движения, призывая ее дать ей больше этого сладкого, сладкого давления. Шум водопада становился все более отдаленным, уступая место влажным, небрежным звукам рта дочери на ее влагалище и прерывистым вздохам ее собственного дыхания.

Агриппина не торопилась, наслаждаясь каждым моментом, ее язык скользил по нежным складкам влагалища матери. Она почувствовала сладость своего возбуждения, мускусный вкус, который был присущ только ей, и это было не похоже ни на что из того, что она когда-либо пробовала раньше. То, как тело матери реагировало на ее прикосновения, было гармонией желания, каждое подергивание и дрожь заставляли маму извиваться.

Ее рот стал смелее, сначала нежно посасывая клитор, а затем с большей настойчивостью, чувствуя, как он набухает и пульсирует под ее губами. Бедра мамы подпрыгнули, и она издала гортанный стон, эхом разнесшийся по тайге. Варвара почувствовала прилив сил, первобытную потребность претендовать и побеждать, чтобы доставить своей дочери самое изысканное удовольствие, которое она когда-либо знала. Она скользнула двумя пальцами внутрь Агриппины, чувствуя, как нарастает влажность, ее большой палец все еще нажимает и обводит эту волшебную кнопку наслаждения.

Ощущение языка матери на ее клиторе и ее пальцев, наполняющих ее, было почти невыносимым для Агриппины. Ее ноги начали дрожать, и она чувствовала, как напряжение скручивается в животе, сжимаясь с каждым ударом. — О Боже, — простонала она, и ее голос затерялся в шуме воды. «Не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся мамочка!». Маме не нужно было повторять дважды. Она ласкала клитор дочери, ее язык кружился и щелкал, приближая дочь к пропасти экстаза.

Пальцы Варвары сжались внутри Агриппины, прижимаясь к ее точке «G», чувствуя, как губчатая ткань влагалища набухает с каждым ударом ее сердца. «Любовная дырочка», дочери сжалась вокруг ее пальцев, безмолвная мольба об освобождении, и она знала, что она близка. Она увеличила темп своего языка, ее поглаживания становились все более настойчивыми, ее щеки впали с каждым всасыванием. Мышцы ног дочери напряглись, пальцы ног изогнулись в землю, когда она приблизилась к краю.

Варвара почувствовала прилив тепла в своем сердце, ее клитор пульсировал в такт стонам дочери. Ее собственные пальцы скользнули между бедер, ее рука двигалась в том же ритме, что и ее рот на влагалище дочери. Наслаждение нарастало в ней, крещендо, которое росло с каждым вкусом сладкого нектара ее дочери. Ее большой палец нашел ее собственный клитор, и она потирала его в такт танцу языка на влагалище дочери, их тела синхронизировались в симфонии похоти.

У Агриппины перехватило дыхание, глаза зажмурились, когда она сосредоточилась на ощущениях, которые переполняли ее. Скользкий язык матери, давление ее пальцев, то, как прохладная водяная струя целовала ее кожу, делая соски твердыми — все это было слишком много, но все же недостаточно. — Мамочка, — выдохнула она, — я собираюсь кончить.

Глаза Варвары вспыхнули от возбуждения, когда она почувствовала начало оргазма Агриппины. Она удвоила свои усилия, ее язык двигался быстрее и настойчивее, ее пальцы входили и выходили, из узкого канала ее дочери. Звук их страсти был гармонией, которая сливалась с музыкой водопада, шлепками по коже и влажными сосущими звуками, эхом разносящимися, по поляне, перед водопадом.

Оргазм Агриппины захлестнул ее, как приливная волна наслаждения, врезаясь в нее с такой силой, что все ее тело содрогнулось в конвульсиях. Ее ноги сжались вокруг головы Варвары, поймав ее в тиски наслаждения, когда волна, за волной получаемого оргазма обрушивалась на нее. Ее крики были приглушены приливом воды, но Варвара чувствовала их в самой глубине своего существа, ее собственное возбуждение достигло апогея.

Сжатия киски Агриппины вокруг ее пальцев были изысканными, звук ее стонов смешивался с ревом водопада. Варвара чувствовала тепло кульминации своей дочери, влагу, выливающуюся на ее руку, когда она продолжала лизать и сосать, почувствовав волну оргазма Агриппины вместе с ней. Вкус ее был опьяняющим, сладкий, мускусный аромат, который вызывал у нее желание съесть ее полностью.

Когда дрожь утихла, Варвара осторожно оттянула рот, от чувствительного клитора дочери, ее язык скользил вверх, по всей длине ее половой щели, слизывая последние остатки ее оргазма. Она поцеловала нежную кожу внутренней стороны бедер, вкус ее все еще оставался на ее губах. Тело дочери было полотном страсти, ее кожа покраснела и блестела, от блеска пота и воды от падения брызг капель на их тела.

Варвара посмотрела на дочь, ее глаза блестели от удовлетворения, когда она увидела картину блаженства, выгравированную на лице ее дочери.

— На вкус ты как мёд, — прошептала она мягким мурлыканьем на фоне симфонии воды.

Тело Агриппины все еще дрожало, от толчков оргазма, ее грудь поднималась и опускалась с каждым прерывистым вдохом. Ей удалось слабо улыбнуться, ее глаза распахнулись, чтобы встретиться с голодным взглядом матери.

— Спасибо, — прошептала она тяжелым от волнения голосом.

— Теперь твоя очередь мамочка.

С грацией, которая противоречила только что высвобожденной страсти, Агриппина соскользнула со скалы, ее колени с мягким стуком коснулись мокрой земли. Она воспользовалась моментом, чтобы оценить вид блестящего тела матери, капли воды прилипли к ее коже, как бриллианты. Ее взгляд был прикован к темному треугольнику между ног, влажный вид ее влагалища был безмолвным приглашением.

Нежным прикосновением Агриппина раздвинула ноги матери, не сводя глаз с нее, когда она наклонилась, чтобы поцеловать жесткую горку ее лобковых волос. Запах ее желания был опьяняющим, пьянящая смесь мускуса и сладости, от которой у Агриппины потекли слюнки. Она целовала ее вниз, ее губы скользили по влажной дорожке по коже матери, пока она не добралась, до «Любовной дырочки».

Ноги Варвары дрожали, когда она почувствовала первое прикосновение рта Агриппины, ее язык скользил по ее половой щели, пробуя на вкус ее собственное возбуждение. Это ощущение было не похоже ни на что из того, что она когда-либо испытывала раньше, мягкость, которая была одновременно нежной и настойчивой, тепло, которое, казалось, растопило ее до костей. Ее глаза закрылись, голова откинулась назад, когда язык Агриппины нашел ее клитор, щелкая и дразня так, что ее пальцы ног подгибались, от возбуждения.

Агриппина не торопилась, исследуя каждый сантиметр промежности матери с благоговением, которое было почти духовным. Она облизывала и кусала, ее зубы касались чувствительной плоти, ее язык кружился и щелкал узором, который, казалось, был выгравирован в самой ее душе. Вкус матери был не похож ни на что, что она когда-либо знала, богатство, которое говорило о земле и страсти, вкус, который был одновременно сладким и острым, аромат, который опьянял.

Бедра Варвары начали раскачиваться, ее тело двигалось само по себе, пока рот дочери творил свое волшебство. Ее пальцы проникли в ее собственную киску, а большой палец потирал клитор в такт движениям языка дочери. Это ощущение было ошеломляющим наслаждением, от которого у нее кружилась голова, мир вокруг нее исчезал, только от ощущения рта Агриппины на ее влагалище. Брызги водопада ласкали ее кожу, прохлада резко контрастировала с жаром, который накапливался между ее ног.

Агриппина почувствовала прилив возбуждения, когда пальцы матери соединились с ее собственными, вид прикосновения ее матери к ней невероятно возбуждал. Она наблюдала, как большой палец мамы двигался в ровном ритме, том же ритме, в котором ее язык имитировал ее клитор. Звуки их смешанного удовольствия заполнили поляну, рев водопада был далеким фоном, для их интимной симфонии.

Рот дочери становился все более голодным, ее язык все глубже погружался в отверстие влагалища мамы, пробуя сладость, которая сводила ее с ума. Она чувствовала, как мышцы мамы напрягаются, ее дыхание становится прерывистым, по мере приближения к собственной кульминации. С решительным рычанием Агриппина сильнее посасывала клитор, ее пальцы скользили внутрь, чтобы найти, то секретное место, которое могло бы отправить ее за край.

Тело Варвары согнулось, ее спина выгнулась, когда язык Агриппины закружился вокруг чувствительного бугорка. Ее бедра подпрыгнули, и она издала пронзительный вопль, который был заглушен шумом воды. Ощущение рта дочери на ее клиторе было не похоже ни на что из того, что она когда-либо испытывала раньше, удовольствие настолько интенсивное, что было почти болезненным. Ее собственная рука двигалась быстрее, большой палец надавливал вниз в нежном танце, имитирующем движения языка Агриппины.

Агриппина ощутила трепет власти, чувство контроля, которое было пьянящим и захватывающим. Она знала, что мама находится именно там, где она хотела, на грани экстаза, и она не собиралась сдаваться. Ее язык стал более настойчивым, ее действия более требовательными, зубы коснулись нежной кожи ровно настолько, чтобы дрожь пробежала, по спине мамы. Звуки их страсти становились все громче, шлепки по коже и влажные, сосущие звуки эхом разносились, по поляне, перед водопадом.

Рука матери на мгновение замерла, ее тело напряглось от потребности, когда она почувствовала первые трепетания своей приближающейся кульминации. Она чувствовала, как напряжение нарастает в ее животе, напрягая мышцы, пока она не была уверена, что разлетится на миллион осколков. Глаза дочери блестели яростной решимостью, и она знала, что вот-вот будет поглощена наслаждением настолько сильным, что оно поглотит ее.

С последним, отчаянным криком оргазм обрушился на нее, волна чистых ощущений, которая, казалось, продолжалась вечно. Ее киска билась в конвульсиях вокруг языка дочери, ее бедра подрагивали, когда она каталась на гребне наслаждения. Ее глаза закатились, и она вцепилась в землю пальцами рук, ее тело содрогалось, от спазмов и дрожи. Туман водопада целовал ее кожу, охлаждая воспаленную плоть, когда жар ее кульминации пронизывал ее.

Агриппина почувствовала дрожь, от получения оргазма матерью, ее язык уткнулся в теплые, влажные глубины влагалища мамы, чувствуя, как мышцы сжимаются и пульсируют вокруг нее. Вкус соков мамы становился все сильнее, и она жадно слизывала их, желая забрать каждую каплю сладкого нектара, который ей предлагали. Ее собственное возбуждение становилось все сильнее, ее собственная рука все быстрее двигалась между ног, ее большой палец надавливал на клитор в бешеном ритме, который соответствовал стуку ее сердца.

Когда оргазм мамы начал ослабевать, Агриппина отстранилась, ее губы распухли и блестели, от доказательств их любовной игры. Она с трепетом наблюдала, как тело её мамы медленно расслабляется, ее дыхание становится глубоким, дрожащим дыханием. Выражение ее лица выражало чистое, безудержное блаженство, выражение, которое заставило Агриппину сжаться, от желания. Она откинулась на пятки, ее собственная кульминация нарастала с каждым ударом ее пульса, ее рука в бешенстве двигалась, по клитору.

Глаза матери распахнулись, на ее губах расплылась ленивая улыбка, когда она увидела Агриппину, ее грудь вздымалась, от возбуждения. Она протянула руку, ее пальцы запутались в мягких волосиках промежности дочери, чувствуя влагу, покрывающую ее руку.

— Позволь мне, — прошептала она густым, от страсти голосом.

Дрожащими руками Варвара оттолкнула руку дочери в сторону, и ее собственная соскользнула вниз, чтобы занять ее место. Ее большой палец нащупал клитор Агриппины, уже набухший и чувствительный, от ее предыдущих ласки. Она начала растирать, ее движения были медленными и неторопливыми, ее глаза были прикованы к прекрасному виду покрасневшей кожи ее дочери и к тому, как ее тело балансировало на грани экстаза.

Глаза Агриппины расширились, от прикосновения, ее бедра дернулись в ответ.

— Мм...м, да, — простонала она задыхающимся шепотом. «Вот так». Прикосновение мамы становилось все тверже, ее большой палец двигался быстрыми, уверенными движениями, от которых искры удовольствия пронзали сердце Агриппины. Она чувствовала, как давление нарастает, клубок потребности, который сжимался все сильнее с каждым ударом ее сердца.

Ее собственная рука скользнула к груди, ее соски были тугими и чувствительными к прикосновениям. Она сжала их, перекатывая соски между большими и указательными пальцами, когда другая рука мамы присоединилась к борьбе, скользя в ее гладкие складки, чтобы найти место, которое заставит ее переступить через край. Ощущение наполнения и движения изнутри было почти невыносимым, давление в животе росло с каждым движением.

Варвара пристально наблюдала, как тело дочери реагирует на ее прикосновения, ее собственное возбуждение вспыхивало при виде страсти ее дочери. Она чувствовала, как текут ее собственные соки, свидетельствуя о силе их связи. Ее собственный большой палец двигался круговыми движениями, сильнее надавливая на набухший бугорок Агриппины, чувствуя влажность ее возбуждения, когда он покрывал ее руку.

Дыхание дочери стало прерывистым, ее бедра прижались к руке матери в отчаянном поиске большего. Ее глаза были зажмурены, рот открыт в беззвучном крике, когда удовольствие нарастало. Варвара наблюдала за игрой эмоций на ее лице, за напряжением в шее, за тем, как ее тело дрожало, при каждом ударе.

Мгновение наступило быстро, как вор в ночи. Тело Агриппины выгнулось, спина оторвалась от земли, мышцы напряглись, как спиральная пружина. Оргазм обрушился на нее, как метеор, огненный взрыв ощущений, который отправил ее к звездам. Она вскрикнула, и этот звук смешался с ревом водопада, когда она кончила, ее влагалище пульсировала вокруг пальцев матери.

Варвара почувствовала тепло освобождения Агриппины, ее собственное тело ответило ей тем же, когда она наблюдала, за спазмами удовольствия, которые терзали тело ее дочери. Вид ее, потерянной в муках кульминации, был самой эротичной вещью, которую она когда-либо видела. Она продолжала растирать, надавливая большим пальцем вниз в ровном ритме, который соответствовал пульсу оргазма, потрясшего Агриппину, до глубины души.

Тело Агриппины было симфонией ощущений, крещендо наслаждения, которое, казалось, продолжалось и продолжалось. Ее киска сжималась вокруг пальцев матери, стенки пульсировали, когда она каталась на волне своей кульминации. Ее мышцы были напряжены, затем расслаблены, затем снова напряжены, танец экстаза, который заставил ее задыхаться. Ее рука оторвалась от груди, пальцы ослабли, когда последние толчки получаемого оргазма прошли, по ней.

Спускаясь с вершины, она почувствовала, как рука мамы медленно замедляется, нежные проглаживание ее большого пальца теперь скорее успокаивают, чем возбуждают. Она открыла глаза, посмотрела в лицо своей матери, своей возлюбленной, и увидела отражение в них любовь и удовлетворение. Собственное возбуждение матери было ясно видно по взгляду с тяжелыми веками, и Агриппина знала, что это только начало, их лесбийской любви, о которых они никогда не смели мечтать живя в скиту.

После этого они нырнули в воду, их тела блестели в солнечном свете, который проникал сквозь деревья. Агриппина и Варвара, запыхавшиеся и довольные, прислонились к каменной стене, их сердца все еще колотились, от волнения, от лесбийских ласк. Они обменялись взглядами, между ними промелькнуло молчаливое понимание того что произошло между ними. Это было больше, чем просто физическая связь. Это была связь, выкованная в тайне.

Одеваясь в тишине, они знали, что их путь обратно в скит будет наполнен невысказанными воспоминаниями и долгими прикосновениями. Водопад стал символом их запретной любви, местом, которое они всегда будут лелеять, как свое тайное свидание. Когда они собирались уходить, Агриппина повернулась к матери, на ее лице была смесь удовлетворения и тоски.

— До следующего раза мамочка, — прошептала она, и в ее голосе звучало обещание еще более захватывающих встреч в лесбийской любви.

Бросив последний взгляд на водопад, они начали движение, оставив позади туманное святилище, которое укрывало их страсть. Тайга, казалось, хранила их тайну, как будто сами деревья были хранителями их любви. Когда они возвращались обратно, шум водопада стих, но память об их общей страсти навсегда отозвалась в их сердцах, напоминая о захватывающих лесбийских ласках, на которые они пошли, и удовольствиях, которые они нашли у этого водопада скрытого в тайге.

Эта история, рассказ о запретном сексуальном желании матери и дочери в дикой природе, только начиналась их лесбийская любовь, и водопад ждал их возвращения...