Темнота клуба Velvet Desire была наполнена мягким, соблазнительным светом, бархатные шторы пропускали лишь алые отблески неоновых огней, а в воздухе витал густой аромат дорогих духов, смешанный с дымом сигар и сладковатым запахом виски. Зеркальные стены отражали ее силуэт, дробя его на тысячи искрящихся осколков, а низкие диваны с бархатной обивкой тонули в полумраке, скрывая лица тех, кто жадно следил за каждым ее движением.

И в центре этого мира была Люси. Ее черные, как ночь, волосы рассыпались по плечам, переливаясь под светом светодиодов, а голубые глаза, словно два осколка льда, скользили по залу, выхватывая из толпы самые жадные взгляды.

Ее пальцы скользнули по металлу, прежде чем она закинула ногу, демонстрируя безупречную линию бедра. Вращаясь, она чувствовала, как воздух рассекается вокруг нее, как сотни взглядов прилипают к каждому изгибу ее фигуры.

Длинные каблуки, добавляли ей высоты, делая ноги бесконечными, а кружевное красное белье лишь намекало на то, что скрыто, разжигая воображение. Вторую ногу она забросила с той же легкостью, вытянув ее в стремительной линии, а рука взметнулась вверх, будто она ловила что-то в воздух.

Девушка откинула голову назад, позволяя волосам коснуться пола, а затем, с медленной грацией, поднялась, скользя по шесту. Тело, словно лишенное костей, продолжало обвивать холодный металл, каждый мускул напрягался и расслаблялся в идеальном ритме, подчиняясь не только музыке, но и чему-то заложенному в самой ее крови. Вращаясь в стремительном пируэте, она на мгновение зависала в воздухе, словно бросая вызов земному притяжению, а затем снова притягивалась к шесту, как будто между ними существовала незримая магнитная сила, не позволяющая ей улететь в темноту зала.

Свет софитов, пронизывая дымную завесу, скользил по ее коже, подчеркивая каждый изгиб, каждую тень, играя на влажном от легкого испарины теле, превращая его в живое полотно, где свет и тьма сливались в единый, дышащий шедевр. Ее руки, то нежно обнимающие шест, то резко отталкивающиеся от него, казались то крыльями, то цепями, а ноги, завернутые вокруг металла, то сжимались в тугой пружине, то распрямлялись в бесконечной линии.

Музыка проникала в каждую клеточку тела, заставляя сердце биться в унисон с басовыми ударами, а дыхание синхронизироваться с ритмичными перекатами. Она не просто слышала музыку, она чувствовала ее кожей и это было больше, чем танец.

Захватывая шест выше, она медленно поднималась, ее бедра скользили по металлу, оставляя на нем едва заметный след, а затем, достигнув вершины, резко перевернулась вниз головой, позволяя волосам свободно падать к полу, черным водопадом, почти касающимся земли. На мгновение она замерла, а потом, с плавной силой, начала опускаться вниз, спираль за спиралью, ее тело извивалось вокруг шеста.

И когда музыка достигла кульминации, она резко соскользнула вниз, ее тело вытянулось в последнем, совершенном движении, а затем, с едва заметной улыбкой, она отпустила шест, сделав шаг назад. Пальцы медленно поползли за спину, скользя по влажной коже, и замерли у крючков с томной нерешительностью, давая зрителям время осознать неизбежность происходящего. Затем с едва уловимое движение, застежки покорно расстегнулись, выпуская на свободу упругую грудь.

Кружевной лифчик, еще секунду назад нежно обнимавший ее формы, внезапно потерял всякую опору и соскользнул вниз, опускаясь на отполированный до зеркального блеска пол, где тут же превратился в простое пятно ткани, лишенное былого очарования.

Пальцы снова впились в холодный металл шеста, разгоряченная кожа мгновенно ледяное прикосновение стали к пылающему телу, от которого по спине пробежали мурашки. С мощным движением, девушка оттолкнулась от земли, мгновенно перенеся весь вес на руки. Мир вокруг превратился в размытое пятно, когда она начала стремительное вращение.

Вихрь изгибов и линий закружился вокруг шеста, то разворачиваясь в стремительную спираль, то вдруг замирая в соблазнительных позах, давая публике мимолетные, но запоминающиеся образы. Ее волосы образовали вокруг головы ореол, словно корону из теней, а капли пота, сверкая в свете софитов, разлетались бриллиантовой пылью.

С каждым оборотом ее движения становились все более раскрепощенными, освобождаясь от последних оков стеснения. Теперь уже невозможно было определить, где заканчивалось мастерство танцовщицы и начиналась чистая, животная чувственность. Она вращалась все быстрее, превращаясь в живое воплощение желания, в визуальную поэму о запретных фантазиях, где каждая линия тела рассказывала свою собственную историю соблазна.

Последние ноты песни растворились в душном воздухе клуба, оставив после себя лишь тихий гул разговоров и звон бокалов. Люси плавно соскользнула с шеста, тело, еще несколько секунд назад находившееся в непрерывном движении, теперь двигалось с изящной медлительностью, постепенно возвращаясь из мира танца в реальность. Каблуки мягко ступали по небольшой лестнице, ведущей со сцены, а ее взгляд, скользил по присутствующим, отмечая знакомые лица и выискивая новые.

В этот момент она заметила Юлю, их хостес, которая направлялась к ней с привычной деловой уверенностью. Та выпрямилась, слегка откинув плечи назад, и сделала несколько шагов ей навстречу, чувствуя, как тяжелые капли пота медленно стекают по спине.

— Шестой столик, — коротко бросила она, едва заметно кивнув в сторону дальнего угла зала.

Романова нахмурила брови, привычно ожидая услышать очередное описание скучного, наглого мужчины, который считает, что деньги дают ему право на все.

— Опять какой-то жирный уебок? — процедила она сквозь зубы, с отвращением вытирая ладонь о бедро.

— Женщина.

Это заставило не на мгновение замереть. Она слегка приподняла бровь, не ожидая такого поворота, женщины в их заведении появлялись редко, и каждая такая встреча была чем-то особенным. Уголки ее губ дрогнули в легкой улыбке, и, кивнув ей, черноволосая направилась к указанному столику, чувствуя, как любопытство разгорается внутри.

Шестой столик располагался в уединенном уголке, скрытый бархатными шторами, сквозь которые пробивался лишь приглушенный свет.

Ее темные волосы, уложенные в низкий пучок, подчеркивали изящество шеи, на ней был скроенный костюм, который обрисовывал стройный силуэт, а закатанные рукава рубашки обнажали тонкие, но сильные запястья с дорогими часами.

— Добрый вечер, — произнесла танцовщица, останавливаясь перед столиком с легким наклоном головы, позволяя своему взгляду скользнуть по незнакомке, отмечая каждую деталь, от безупречного маникюра до едва уловимого аромата дорогих духов, смешавшегося с терпковатым запахом виски.

Незнакомка подняла глаза, в которых читалась холодная расчетливость, медленно сделала глоток напитка, оставив на стекле бокала след помады, и жестом, исполненным скрытой власти, указала на свободное место рядом с собой.

— Присаживайся, — прозвучало скорее как приказ, чем приглашение, и в голосе ее слышались нотки уверенности человека, привыкшего, что его слова не подвергаются сомнению.

Девушка плавно опустилась на диван, движения ее были исполнены грации, когда она убирала прядь волос за ухо, а затем закидывала ногу на ногу, демонстрируя линию бедра.

— Что привело вас сегодня в наш клуб? — начала она, слегка наклоняясь вперед, чтобы голос звучал более интимно. — Желание пообщаться или насладиться танцем?

— Ты, — ответила старшая, и в ее ухмылке, едва тронувшей уголки губ, читалось что-то хищное, пока ее взгляд, скользил по фигуре собеседницы, будто пытаясь определить стоимость каждого сантиметра этого идеального тела.

Черноволосая, привыкшая к подобным предложениям, на этот раз почувствовала необычное волнение, если мужские взгляды обычно были грубы и прямолинейны, то эта женщина смотрела на нее с холодным расчетом.

— Боюсь, по правилам нашего заведения, я не могу предложить вам того, что вы хотите, — мягко произнесла она, сохраняя на лице профессиональную улыбку.

— Сто тысяч, — отрезала незнакомка, произнося эту сумму так же легко, как если бы заказывала очередной напиток.

Романова на мгновение замерла, слегка наклонив голову, словно переспрашивая, но женщина лишь подняла стакан к губам, давая понять, что повторять не намерена.

— Вы очень щедры, — ответила она, сохраняя невозмутимость, — но я вполне обеспечена и не могу соглашаться такие предложения.

— За одну ночь ты получишь больше, чем за месяц стояния у шеста, — произнесла брюнетка, с легким раздражением. — В чем проблема?

— В этом заведении существуют правила, которые я не в праве нарушать, — парировала девушка, чувствуя, как между ними появляется напряжение.

— Договорюсь, — отозвалась кареглазая, и ее холодные от стакана пальцы, медленно пробежали по обнаженному бедру танцовщицы, оставляя за собой мурашки.

— Не уверена, что вашу просьбу одобрят, — ответила Романова, слегка отстраняясь, но сохраняя профессиональную улыбку.

— Станцуй мне, — бросила незнакомка, отнимая руку с внезапной резкостью, будто передумав дарить даже это мимолетное прикосновение, и откинулась на спинку дивана.

Девушка плавно поднялась с дивана и встала напротив женщины, позволяя свету, что пробивался сквозь шторы, окутывать ее фигуру, подчеркивая каждый изгиб, каждую линию. Она замерла на мгновение, давая незнакомке возможность рассмотреть себя.

— Какой танец вы хотите? — спросила черноволосая, слегка наклоняя голову, так, чтобы ее голос звучал тише, интимнее, предназначенный только для одной женщины в этом шумном зале.

— Тот, что заставит забыть о твоих правилах, — отозвалась та, и в ее глазах вспыхнул огонек.

Голубоглазая улыбнулась и медленно провела руками по своему телу, начиная с шеи, опускаясь к груди, сделав первый шаг, чувствуя, как воздух между ними становится гуще. Она закрыла глаза на мгновение, позволяя ритму проникнуть под кожу, раствориться в мышцах, и когда она вновь открыла их, взгляд стал томным, наполненным обещаниями, которые не произносились вслух, но витали в воздухе между ней и той, что сидела перед ней, наблюдая, оценивая и желая.

Плавным, почти замедленным движением девушка повернулась спиной, позволяя той увидеть, как свет скользит по изгибам ее позвоночника, как тени играют между лопатками, как напрягаются мышцы, когда она начинает двигать бедрами, в такт музыке, а руки поднялись, пальцы вплелись в собственные волосы, откидывая их назад, обнажая шею.

Плавный поворот, и она уже лицом к ней, ее колени слегка сгибаются, тело опускается ниже, пока не окажется на расстоянии дыхания. Она ловит взгляд женщины, держит его, не отпускает, пока не опускается на ее колени, чувствуя, как напрягается тело под ней.

Когда она снова откидывается назад, движения становятся шире, бедра поднимаются и опускаются с новой силой, живот напрягается, когда она выгибается, демонстрируя всю себя, всю свою власть над этим моментом, потому что увидела в ее глазах чистое желание.

Девушка откинула голову назад, позволяя черным волосам рассыпаться по плечам, и провела ладонями от шеи вниз, к упругим грудям, пальцы слегка сжали соски, заставив их набухнуть от прикосновения, а губы приоткрылись в беззвучном стоне, который, казалось, вибрировал в воздухе между ними.

Затем, соскользнув с колен, повернувшись спиной к своей зрительнице, медленно прогнулась, позволяя кончикам волос едва касаться поясницы. Руки поднялись вверх, пальцы переплелись в воздухе, а бедра двигались, то плавными волнами, то резкими толчками.

Темнота вокруг них казалась живой, наполненной гулкими ударами басов и сладковатым ароматом возбуждения, смешанным с терпкими нотками виски. Бедра двигались в гипнотическом ритме, будто умоляя руки кареглазой лечь на них, ощутить всей ладонью жар, исходящий от этой пляшущей плоти. Черноволосая оглянулась через плечо, поймав взгляд женщины, ее зрачки были неестественно расширены, губы слегка приоткрыты, а пальцы нервно постукивали по собственному бедру, будто она с трудом сдерживала порыв вцепиться в нее и притянуть к себе.

— Нравится? — прошептала младшая, томно растягивая слова, прекрасно зная ответ, но жаждая услышать его.

— Танцуй дальше, — старшая облизала губы, а затем резко шлепнула ту по округлой ягодице, оставив розовую отметину на безупречной коже.

И та повиновалась, но теперь ее движения приобрели откровенно вызывающий характер, превратившись не просто в танец, а в настоящую демонстрацию власти. Выпрямившись, повернулась лицом к женщине, и, не сводя с нее полных обещания глаз, начала неторопливое шествие руками вдоль собственного тела.

Ладони скользили по плоскому животу, опускаясь к самому краю кружевных трусиков, где пальцы замерли на самой грани, словно собираясь одним движением сорвать последнюю преграду, но вместо этого лишь слегка оттянули тонкую ткань, демонстрируя на мгновение то, что скрывалось в тени, и так же медленно отпустили, оставляя лишь обещание.

— Дразнить вздумала? — усмехнулась незнакомка, прежде чем резко потянула девушку за руку, притягивая к себе.

Теперь колени Романовой оказались по обе стороны от ног женщины, а их дыхание смешалось в горячий коктейль. Одной рукой она оперлась о спинку дивана за ее головой, а другой начала скользить рукой от покачивающихся грудей к бедрам, которые продолжали свое соблазнительное движение, живущие собственной жизнью.

— Возможно, — промурлыкала она, наклоняясь так близко, что ее губы почти касались уха, а горячее дыхание обжигало нежную кожу.

Утратив последние остатки сдержанности, женщина уложила ладони на округлые ягодицы, сжав их с такой силой, что пальцы впились в нежную кожу, оставляя на ней следы, а следом последовал резкий шлепок прозвучавший неприлично громко в этом полумраке, заставив девушку вздрогнуть и прервать на мгновение свой соблазнительный танец, вырвав из ее губ тихий стон.

— Танцуй, — хрипло прошептала кареглазая, пока губы скользили по влажной шеи, оставляя за собой горячий след, а зубы слегка задевали пульсирующую вену, вызывая новую волну дрожи в теле.

— Правила... — попыталась возразить та, но голос предательски дрогнул, выдав то возбуждение, которое она тщетно пыталась скрыть.

— Мне похуй на правила, — резко оборвала ее старшая, и в следующий момент сильные руки опрокинули девушку на диван, тело, наполненное властью нависло над ней, сковывая запястья в железной хватке.

Голубые глаза, обычно такие холодные и уверенные, теперь были неестественно расширены, а зрачки, расширенные от возбуждения, почти полностью поглотили радужку, отражая смесь предвкушения и того странного, почти гипнотического подчинения, которое она ощущала перед этой женщиной.

— Если бы не правила, ты бы отдалась мне? — прошептала брюнетка, приближая губы так близко, что младшая ощущала каждое слово как горячее дуновение на своих собственных губах.

Романова слабо кивнула, не в силах произнести ни слова, и этот жест вызвал на лице той торжествующую улыбку, в которой читалось столько животной победы, что по спине девушки пробежали мурашки.

Одной рукой продолжая удерживать ее запястья над головой, а другой медленно скользнула вдоль ее тела, словно запоминая каждый изгиб, пока пальцы не достигли упругой груди, которую сжала с такой силой, что из губ той вырвался новый стон, на этот раз громче, лишенный всякой фальши.

— Вот так лучше, — прошептала женщина, наблюдая, как под ее пальцами сосок напрягается и твердеет.

Ее губы снова нашли шею, но теперь прикосновения стали более агрессивными, оставляя на коже красные метки, которые, без сомнения, превратятся завтра в синяки. А черноволосая, полностью отдавшись этому опьяняющему чувству подчинения, лишь выгнула спину, предлагая больше себя, забыв обо всем, кроме жгучего желания и этих рук.

Губы медленно скользнули вниз, оставляя влажный след, пока не достигли упругой груди, где задержались на мгновение. Кончик языка лениво обрисовал окружность вокруг напряженного соска, ощущая как под ним кожа покрывается мурашками, прежде чем полностью охватив его, заставив Люси выгнуться в немом экстазе, а пальцы вцепиться в волосы женщины, одновременно пытаясь и притянуть ее ближе, и оттолкнуть от этого невыносимого удовольствия.

— Какая же ты плохая, — прошептала брюнетка, отрываясь на секунду, чтобы наблюдать как грудь поднимается в такт учащенному дыханию, как сосок блестит от слюны и дрожит от внезапной прохлады. — То правила у нас, то забываешь о них, когда тебя трогают так, как ты этого хочешь.

Пальцы тем временем продолжали скользить по влажному животу, задерживаясь на выступающих бедренных костях, прежде чем опуститься ниже, к краю кружевных трусиков.

— Кажется, ты можешь кончить только от одного моего прикосновения, — заметила старшая с довольной усмешкой, снова склоняясь к груди, на этот раз зажимая сосок между зубами.

Девушка в ответ лишь закусила губу до крови, пытаясь подавить стон, когда пальцы наконец проникли под ткань, обнаруживая там влажность, которая только подтверждала все ее догадки. Бедра непроизвольно двинулись навстречу, ища большего контакта, в то время как язык продолжал свою работу, чередуя нежные ласки с легкими покусываниями, доводя каждую нервную клетку до предела чувствительности.

— Ты такая мокрая, — потянув ее за сосок, отстранилась и отпустила ее руки, наслаждаясь тем, как младшая, покраснев до самых ушей, приподнялась на локтях, смотря на нее затуманенным желанием взглядом.

Старшая стянула с нее трусики, и раздвинула ее ноги, согнув одну в колене, а другую убрав в сторону, открывая взору всю ее красоту. Ладонь скользнула вниз, собирая влагу, которая обильно покрывала нежные складки, прежде чем большой палец нашел клитор, начав медленные, круговые движения, в то время как остальные пальцы скользили ниже, ощущая, как горячие губы сами раскрываются перед ней, приглашая войти глубже.

Романова резко дернула бедрами, не в силах больше сдерживаться, тело выгибалось в немом призыве, а из губ вырывались прерывистые стоны, которые она больше не могла контролировать. Удовлетворенно ухмыльнувшись, женщина одним резким движением скользнула внутрь двумя пальцами, ощущая, как стенки мгновенно сжимаются вокруг них и, прижав пальцы к передней внутренней стенке, где находилась та самая чувствительная точка, от которой черноволосая закатив глаза, полностью рухнула на диван.

Не давая ей опомниться, нависла над ней, губы вновь нашли сосок, зажимая его между зубами, одновременно ускоряя темп пальцев внутри, входя и выходя с такой силой, что каждый толчок заставлял ту вздрагивать, вызывая более громкие стоны, которые теперь звучали почти беспрерывно, переходя в бессвязное бормотание и какие-то мольбы, в то время как ее пальцы впивались в плечи незнакомки, а бедра двигались в такт, подчиняясь каждому движению.

Каждый толчок заставлял вздрагивать, а внутренние стенки судорожно сжимались вокруг пальцев, пытаясь принять их глубже и приспособиться к этому ритму, который не давал ни секунды передышки.

Губы, то зажимали сосок между зубами, то облизывали его языком, то просто дышали на влажную кожу, заставляя ее покрываться мурашками от этого контраста температур.

Младшая извивалась под ней, ее бедра двигались в ритме, пытаясь усилить трение, найти хоть какое-то облегчение, но та четко контролировала каждый жест этого мучения, не позволяя телу подчиниться своим инстинктам. Пальцы внутри то ускорялись, то замедлялись, меняя угол наклона, создавая такую смесь ощущений, что девушка уже не могла понять, чего она хочет больше, чтобы это прекратилось или продолжалось вечно.

Каждая клетка тела была напряжена до предела, мышцы живота судорожно сокращались с каждым движением пальцев внутри, а грудь тяжело вздымалась, покрытая каплями пота, которые стекали по изгибам тела, смешиваясь с другими влажными следами, оставленными языком и пальцами.

Влажные звуки наполняли пространство между их телами, сливаясь с громкой музыкой и приглушенными стонами. Каждый грубый толчок пальцев внутрь вызывал новые порции влаги, которая обильно смачивала пальцы, стекая по внутренней стороне бедер, оставляя блестящие дорожки на коже.

— Ты скользишь, как нож по по маслу... — прошептала она, прижимаясь губами к уху младшей, в то время как ее ладонь с мокрым шлепком прижалась к клитору.

Руки вцепились в плечи женщины, когда пальцы изменили угол, намеренно задевая ту самую точку, от которой все тело вздрагивало, а живот судорожно втягивался. Брюнетка ускорила движения, теперь входя и выходя с мокрыми звуками и каждый толчок сопровождался новым порцией влаги, которая капала на диван, оставляя темные пятна на дорогой ткани.

Тело голубоглазой напряглось, каждая мышца застыла в предвкушении, когда внезапно волна накрыла ее с головой, заставив выгнуться в дугу. Пальцы внутри не замедлили свой жестокий ритм, продолжая входить и выходить с хлюпающими звуками, продлевая спазмы, заставляя оргазм длиться неестественно долго, превращая наслаждение в почти невыносимое мучение.

Брюнетка прижала ладонь к ее животу, чувствуя как под кожей пульсируют мышцы, продолжая свои методичные движения, наблюдая как лицо той искажается от переизбытка ощущений, как слезы выступают на ресницах, как пальцы впиваются в обивку дивана.

— Тише, — прошептала она, прижимаясь губами к ее виску. — Все же слышат как маленькая шлюшка кончает от двух пальцев.

Каждый новый толчок вытягивал из нее новый стон и порцию дрожи, пока все тело не покрылось мелкой дрожью, а бедра не начали судорожно дергаться в такт этим неумолимым движениям. Ее киска сжималась вокруг пальцев с такой силой, что казалось вот-вот разорвет их, но та лишь ускорила темп, добавляя третий палец, который без труда вошел, растягивая и без того чувствительные стенки.

— Ты совсем с ума сошла... — прохрипела девушка, выгибаясь в неестественной позе, когда пальцы внутри нашли особенно чувствительную точку.

— Возможно, — равнодушно согласилась кареглазая, внезапно выдернув из нее пальцы с мокрым звуком, прежде чем шлепнуть ладонью по взбухшему клитору, заставив ту вздрогнуть всем телом. — Но посмотри, как твое тело реагирует на мое безумие.

Ее блестящие от обильных выделений пальцы, покрытые нитями влаги, медленно скользнули вниз по внутренней поверхности бедер, прежде чем демонстративно медленно провести кончиками по пульсирующим губам, заставляя их рефлекторно сжаться и снова трепетать в мучительном ожидании нового вторжения.

Но внезапно брюнетка отдернула руку, оставив ту в подвешенном состоянии, а затем резким движением потянула ее за руку, впечатывая животом в стеклянную поверхность стола. Прижавшись всем телом к ее спине, одной рукой раздвинула ее ноги шире, а другой без предупреждения вошла в нее тремя пальцами, вызывая громкий стон.

— О боже...

— О да, моя госпожа, — поправила кареглазая, впиваясь зубами в плечо, оставляя на четкий след своих зубов. — Ты должна научиться правильно обращаться к той, кто доводит тебя до такого состояния.

Ее свободная рука поднялась в воздух и с резким хлопком опустилась на округлую плоть, оставляя новый отпечаток ладони, который моментально побелел, а затем налился кровью, заставляя ту вскрикнуть и непроизвольно сжаться вокруг пальцев.

— Ты должна быть послушной, — прошептала она, чередуя грубые шлепки с нежными поглаживаниями по покрасневшей коже.

Каждый новый шлепок сопровождался толчком пальцев внутрь, создавая ритмичную последовательность боли и наслаждения, где граница между ними полностью стиралась, превращаясь в единый поток.

Неожиданно ладонь резко легла на горло танцовщицы, не перекрывая дыхание полностью, но ощутимо сжимая трахею, так что каждый вдох стал даваться с трудом, а пульс застучал в висках учащенной дробью, смешиваясь с гулкими ударами музыки.

— Дышишь? — прошептала незнакомка, наблюдая, как лицо под ней постепенно розовеет от недостатка кислорода, как глаза закатываются, а губы приоткрываются в стоне.

Бедра двигались в такт движениям руки, толкая пальцы глубже с каждым движением, в то время как ладонь на горле слегка ослабляла хватку, позволяя ей сделать судорожный глоток воздуха, прежде чем снова сжаться, создавая волнообразную последовательность удушья и кратковременного облегчения, которая заставляла сознание плыть, а все ощущения обострялись до невыносимых пределов.

— Да ты прям, как шлюха течешь, — продолжала она, отмечая, как влага обильнее струится между ног.

Пальцы изменили угол, целенаправленно надавливая на переднюю стенку, где пульсировала особенно чувствительная точка, заставляя младшую выгибаться в дугу.

— Нет, нет, нет, — застонала Романова, когда ладонь снова сжала горло, а пальцы ускорили свой ритм. — Я не могу...

— Можешь, — перебила женщина, впиваясь зубами в мочку уха. — И будешь, пока я не решу, что с тебя достаточно.

Движения стали еще жестче и безжалостнее, каждый толчок заставлял тело вздрагивать, а прерывистое дыхание превратилось в хриплые всхлипы, смешанные с влажными звуками. Ладонь, то сжимающая горло, то отпускающая его, создавала мучительный контраст, где каждая секунда нехватки воздуха обостряла все остальные ощущения до болезненной четкости, а краткие моменты передышки лишь подчеркивали всю интенсивность происходящего.

Женщина слегка ослабила хватку, позволяя сделать судорожный глоток воздуха, прежде чем снова сжать.

— Пожалуйста... — вырвалось у Люси хриплым голосом.

— Пожалуйста что? — переспросила незнакомка, наклоняясь так близко, что губы почти касались уха, а горячее дыхание обжигало кожу. — Пожалуйста продолжай? Пожалуйста не останавливайся?

Она ускорила темп, пальцы входили почти до суставов, заполняя каждый сантиметр, но по-прежнему избегая того единственного места, которое могло бы принести облегчение. Ладонь на горле снова сжалась, перекрывая кислород ровно настолько, чтобы перед глазами поплыли темные пятна, а все звуки стали далекими и приглушенными, обостряя до невыносимости каждое движение внутри.

Вдруг тело танцовщицы вздрогнуло в мощном спазме, когда горячая струя вырвалась наружу, брызнув на внутреннюю часть собственных бедер и оставив мокрый след на холодном стекле стола.

— Какого... — вырвалось у Романовой протяжным стоном и глаза широко раскрылись от шока, когда тело продолжало извергать влагу.

— Как интересно, — выдала кареглазая, наблюдая, как прозрачная жидкость стекает по бедрам на полированную поверхность, но пальцы лишь ускорили темп, заставляя новые волны выплескиваться наружу. — Твое тело так отчаянно пытается сказать мне что-то, когда твой рот не может выдавить ни слова.

Она наклонилась ближе, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу черноволосой, как ее пальцы судорожно цепляются за край стола, а дыхание становится прерывистым и хриплым. Пальцы внутри стали жестче, с каждым толчком задевая ту самую точку, которая заставляла тело снова и снова вздрагивать, выбрасывая новые порции жидкости.

Девушка запрокинула голову назад, ее шея вытянулась в дуге, а губы дрожали, не в силах издать ни звука, когда более мощная волна накрыла ее, заставив струю брызнуть дальше, оставив мокрые пятна на полу.

Выдернув пальцы из ее перевозбужденного тела, женщина небрежно шлепнула ту по покрасневшей ягодице, оставив еще одно алое пятно, прежде чем плюхнуться на диван, и протянув руку к забытому стакану с виски. Золотистая жидкость покачивалась в хрустале, отражая приглушенный свет клуба, когда она сделала долгий глоток, наблюдая, как танцовщица, дрожащими руками опираясь о стеклянную поверхность стола, с трудом приподнимается.

Черноволосая закрыла глаза, пытаясь перевести дыхание, собрать мысли воедино, но неожиданно сильные руки вновь обхватили ее талию, резко притягивая к себе, заставляя рухнуть на чужие колени.

Пальцы снова скользнули по ее бедрам, приближаясь к все еще пульсирующей киске, но на этот раз она слабо ухватилась за ее запястье, пытаясь остановить это мучительное, слишком интенсивное прикосновение.

— Я не могу больше, — взмолилась она, поворачивая к ней свое раскрасневшееся лицо. — Пожалуйста...

— Можешь, — возразила та.

— Дай мне немного отдохнуть, — прошептала девушки, веки тяжело опустились, а тело, наконец, начало расслабляться.

Брюнетка лишь кивнула в ответ, руки легли не полную грудь, пальцы кружили вокруг затвердевших сосков, но без прежней жестокости, скорее успокаивающе, как будто вознаграждая за покорность, а младшая, не в силах сопротивляться этой нежности, опустила голову ей на плечо, позволяя себе на мгновение закрыть глаза.