Солнечный луч, острый как бритва, разрезал пылинки в воздухе кухни. Кирилл сидел за столом, уставившись в тарелку с недоеденной яичницей. Каждый звук казался оглушительно громким: щелчок тостера, бульканье кофеварки, собственное глотание. В воздухе пахло кофе, маслом и чем-то еще - призраком вчерашнего распутства: запахом маминой кожи, пота, секса, спермы. Парнишка знал, что это галлюцинация, навязчивая идея, но от этого было не легче.

Светлана двигалась у плиты с совершенно обычным видом: в домашних джинсах и простой белой футболке, под которой угадывались очертания бюстгальтера. Ее волосы были убраны в небрежный хвост, лицо – свежее, без следов усталости или слез. Женщина напевала что-то под нос, переворачивая блинчики, и казалось, будто ничего не произошло. Как будто вчерашняя ночь с ее развратным предложением, с тугим жаром ее задницы, с его собственным животным рыком и извержением в ее глубину – был лишь пошлым, ярким сном.

Но это был не сон, и доказательство тому сидело напротив Светы, заливаясь румянцем каждый раз, когда ее рука протягивалась через стол – передать соль или подлить кофе. Взгляд Кирилла против воли прилипал к этим рукам - к тем самым рукам, что вчера так уверенно раздвигали ягодицы, что подали ему лубрикант, чтобы парнишка размазал его по анусу. Сын Светланы представил, как эти пальцы сжимали его член, и вспышка жара пронзила низ живота. Кирилл резко отвел глаза, уставившись в остывший желток.

— Кофе остывает, Кирюша, – мамин голос был спокойным, ровным, материнским - ни капли хрипоты вчерашних стонов, ни намека на ту властную, соблазняющую интонацию, что приказывала ему «трахнуть мамину попку».

— Ага, – пробормотал парень, поднимая чашку. Глоток обжигающего кофе вернул его в реальность, но ненадолго. Он украдкой посмотрел на мать снова - она стояла боком, ловя блинчик на сковороду. Джинсы обтягивали ее бедра, подчеркивая округлость ее ягодиц. Его ягодиц. Вчера Кирилл впивался в них пальцами, чувствуя упругий отклик плоти под каждой мощной подачей бедер. Он видел в памяти, как они колышутся под его ударами, как растянутая, покрасневшая дырочка ануса принимает его член, как из нее вытекает его сперма...

— Блинчик? – женщина повернулась, держа тарелку, и ее глаза встретились с взглядом сына, застигнутым на месте преступления – на созерцании ее зада. В материнском взгляде не было укора, но парень увидел нечто иное: едва уловимую искорку и микроскопическую усмешку в уголке губ.

Или ему просто померещилось?

— Спасибо, – Кирилл взял тарелку, пальцы дрогнули при мимолетном касании ее кожи, а горячая волна стыда и возбуждения накатила с новой силой. Он откусил кусок блинчика, не чувствуя вкуса, мысли парнишки были там, в его комнате, на полу, где остались капли их смешанных соков. В маминой прямой кишке, куда он влил свою сперму. В ее словах: «Теперь ты настоящий мужчина».

Мать и сын ели в тишине, если не считать звук вилок по тарелкам и шумные глотки кофе. Кирилл чувствовал, как напряжение натягивается между ними, как паутина, невидимая, но прочная. Каждый мамин взгляд – обыденный, казалось бы – прожигал его.

Парень ловил себя на том, что рассматривает мамины губы – те самые губы, что вчера шептали пошлости, что кричали, когда он трахал ее в задницу. Кирилл представил, как они обхватывают...

Стоп.

Он резко отпил кофе, обжигая язык. «Нельзя так думать! Это же моя мама», - резко осадил себя сын Светланы.

Но тело не слушалось разума - каждый раз, когда женщина наклонялась, чтобы что-то поднять, или потягивалась, обнажая полоску кожи на пояснице, в паху парня вспыхивал знакомый огонь. Кирилл вспоминал запах маминой промежности, смешанный с его спермой, представил вкус ее кожи...

«Нет!» - он встряхнул головой, пытаясь прогнать образы.

Тишину разорвал резкий, наглый рингтон - звонил Димка. Кирилл вздрогнул, как от выстрела, сердце бешено заколотилось. Он посмотрел на экран, потом на мать. Она спокойно доедала блинчик, лишь подняла бровь в вопросе.

— Димка, – пробормотал Кирилл, вставая и отходя к окну. Он принял вызов, чувствуя, как ладонь потеет. - Алло?

— Кирюх! Привет, братан! – голос Димки гремел, слишком громкий, слишком жизнерадостный. - Чё как? Отходишь от вчерашнего?

Кирилл почувствовал, как кровь приливает к лицу, и отвернулся от матери, хотя знал, что она слышит:

— Нормально все. Че надо?

— Да так, скучно. Со Стёпой тусим. Думали... – Димка снизил голос до интимного шепота, который все равно резал ухо. – Маман твоя дома? Можно к вам? Вчера как-то... ну, быстро всё было. Не всё успели обсудить. И... ну, ты понял.

В голосе друга звучала наглая уверенность, ожидание повторного пира.

Ревность, острая и звериная, кольнула Кирилла под ложечкой, картинка всплыла сама собой: Димка, снова здесь, в его, Кирилла, доме, и его наглые руки на мамином теле. Его язык на ее клиторе, его член, входящий в ее задницу, которую Кирилл только вчера...

Парень сжал телефон так, что костяшки пальцев побелели.

— Нет, – выпалил он резко, грубо. - Она... занята. Не сегодня. Нельзя.

На той стороне повисла пауза, Кирилл чувствовал недоумение Димки, переходящее в подозрение:

— Занята? Серьёзно? А чё она...

— Нельзя, я сказал! – перебил Кирилл, голос его сорвался. - Потом поговорим.

Он резко нажал на «отбой» и сунул телефон в карман, не оборачиваясь. Сердце его колотилось как бешеное. Парень стоял, уставившись в окно на безмятежный двор, чувствуя на спине тяжелый, изучающий взгляд матери.

Из-за спины послышался звук отодвигаемого стула, потом неспешные, приближающиеся шаги.

Кирилл замер, он чувствовал мамино приближение по мурашкам на коже, по сжатию желудка. Она остановилась в полуметре сзади, ее запах – кофе, блинчики и под ним, тонко, неуловимо, знакомый женский аромат – обволок парнишку.

— Нервничаешь, сынок? – ее голос был тихим, спокойным, но в нем не было материнской заботы. - И возбужден. Сильно.

Он не обернулся - не мог, ведь стыд сковал его: стыд за вчерашнее, за свои мысли сейчас. Стыд за ревность, за грубость с Димкой.

Мамина рука легла парню на плечо, и он почувствовал ее тепло сквозь футболку и вздрогнул всем телом.

— Я... нет... Просто... Димка...

— Димка хотел прийти, – констатировала Светлана. Ее пальцы слегка сжали сыновье плечо. - А ты сказал «нет». Резко. Почему?

Женщина обошла сына, встала напротив, заслонив вид из окна. Ее глаза, серые и проницательные, смотрели прямо в его душу, не давая шанса уклониться от ответа.

— Ревнуешь?

Парень попытался отвернуться, но ее взгляд держал его на месте. Он сглотнул:

— Нет... Просто...

— Не ври, Кирилл, – мама сказала мягко, но железно. - Я не глупая. Я все вижу.

Ее взгляд скользнул вниз, к его джинсам, где эрекция, несмотря на страх и стыд, выдавала себя явной выпуклостью. Парень почувствовал, как горит его лицо.

— Вижу, как ты на меня смотришь сегодня. Не как сын - как мужчина смотрит на женщину.

Светлана чуть наклонилась к сыну:

— Вижу, как ты вспоминаешь вчерашнее. Как тебя это заводит.

Кирилл не нашел слов. Он стоял, как парализованный, чувствуя, как мамины слова, точные и острые как скальпель, снимают с него последние покровы притворства.

— Мы связаны одной тайной, Кирюша, – продолжала женщина, ее голос стал тише, интимнее. Рука с его плеча скользнула вниз по руке, к запястью. - Очень большой, очень опасной тайной. Ты знаешь, что будет, если кто-то узнает? Особенно твой отец?

Она не ждала ответа.

— Ничего хорошего. Для нас обоих. Поэтому мы должны... помогать друг другу. Доверять. И... снимать напряжение. Когда оно становится слишком сильным. Как сейчас.

Мамина рука отпустила запястье парня и плавно опустилась ниже. Кирилл замер, не дыша, он видел ее намерение, понимал, куда движется женская рука, но не мог пошевелиться, чтобы остановить ее. Не хотел.

Запретное желание парализовало волю сильнее страха.

Пальцы Светланы коснулись выпуклости на джинсах парня - легко, почти невесомо, и он ахнул, почувствовав, как член дернулся в ответ на прикосновение.

— Хочешь? – прошептала мама, глядя ему прямо в глаза. Ее пальцы начали тереть член через ткань, уверенно, знающе. - Хочешь, чтобы мама помогла своему мальчику? Сняла это напряжение?

Он закрыл глаза, и в голове пронеслись обрывки образов: ее нагота в дверном проеме, тугие мышцы ануса вокруг его члена, мамины крики... И голос Димки: «Можно к вам?»

Ревность и возбуждение слились в единый белый шум. Кирилл кивнул - еле заметно - не в силах вымолвить слова.

— Скажи – настаивала Светлана, ее пальцы усилили нажим, заставляя сына стонать. - Скажи, чего ты хочешь. Прямо сейчас.

— Хочу... – голос парнишки сорвался в хрип. - Хочу... чтобы ты...

Он не мог договорить, поскольку стыд перехватил горло.

— Чтобы я что? – мама подошла еще ближе, ее грудь почти касалась его груди. Запах, теплый, женский, ударил в ноздри. - Чтобы я взяла твой твердый член в рот? Чтобы я пососала его? Как хорошая девочка?

Ее слова, такие пошлые, такие запретные, сработали как спусковой крючок.

— Да! – вырвалось у Кирилла сдавленно, отчаянно. - Да, мам... Светлана... Пожалуйста...

Улыбка - удовлетворенная, почти торжествующая - тронула женские губы:

— Вот и умница.

Светлана легко оттолкнула сына от окна, встала перед ним. Ее движения были быстрыми, уверенными - она расстегнула его джинсы, потянула ширинку вниз. Трусы не скрывали мощной эрекции. Женщина засунула пальцы под резинку и стянула их до колен, освобождая крепкий член. Он выпрыгнул наружу – напряженный, толстый, с налитой кровью головкой, с каплей прозрачной влаги на прорези уретры.

Воздух кухни коснулся горячей кожи промежности, заставив парнишку вздрогнуть.

Светлана опустилась перед сыном на колени. Кирилл смотрел сверху, как завороженный: вид матери на коленях перед его членом был одновременно шокирующим и невероятно возбуждающим. Ее глаза, поднятые к нему, горели знакомым огнем – смесью власти, знания и обещания наслаждения.

— Красивый, – прошептала женщина, ее рука обхватила основание напряженного члена. Прикосновение маминых пальцев было прохладным и электризованным. - Твердый. Настоящий мужской член.

Она наклонилась, ее дыхание коснулось головки, заставив парнишку дернуться.

— Мама сделает тебе хорошо. Обещаю.

Женские губы коснулись головки легко, как крыло бабочки, потом ее язык выскользнул, широкий, влажный, и лизнул каплю влаги, скользнул по уздечке. Кирилл застонал, вцепившись руками в столешницу за спиной. Ощущение было неописуемым – тепло, влага, бархатистая шероховатость языка.

— Ох... – вырвалось у него.

Светлана обхватила губами верхнюю часть головки, создавая легкий вакуум, и начала медленно водить головой вперед-назад, одновременно работая рукой у основания. Ее губы скользили по коже члена, язык кружил, ласкал чувствительную венечную борозду. Женщина не торопилась, смакуя процесс, изучая реакцию сына на каждое движение. Ее взгляд снизу вверх был невероятно развратным.

— Нравится? – прошептала Светлана, ненадолго отпуская член сына, оставляя его блестящим от слюны.

— Да... – прохрипел Кирилл.

— Скажи, как нравится, – она снова взяла член в рот, глубже на этот раз, обхватив губами почти половину ствола.

— Ох... мам... хорошо... – парень не мог подобрать слов, поскольку все его сознание занимали только горячий влажный рот вокруг его члена, до мамины умелые губы и язык.

Женщина начала сосать активнее, ее голова двигалась быстрее, губы плотно обхватывали ствол, создавая приятное трение. Язык работал без устали – кружил по головке, скользил по уздечке, массировал нижнюю часть.

Звуки заполнили кухню – влажное чавканье, женское хриплое дыхание через нос, прерывистые стоны парня. Светлана заглатывала пенис все глубже, тренируя горло, принимая член на всю длину. Кирилл чувствовал, как его залупа упирается в мягкое нёбо, как мышцы маминой глотки сжимаются вокруг него. Это было невероятно.

— Да... Соси... глубже... – парень зарычал, забыв о страхе, о стыде, помня только наслаждение и мамину власть над ним в этот момент.

Света послушалась, ее руки обхватили ягодицы сына, притягивая его бедра к своему лицу. Она заглатывала член почти целиком, ее нос упирался в лобок сына. Кирилл закинул голову, уставившись в потолок, чувствуя, как волна удовольствия накатывает от кончиков пальцев ног до макушки. Мама сосала пенис с яростной страстью, как будто это был последний член на земле, ее слюна текла по его стволу, смачивая яйца.

Но этого женщине было мало. Светлана оторвалась от его члена с громким чмоком, ее губы были опухшими, блестящими от слюны, глаза горели диким огнем. Она тяжело дышала, глядя на сыновий смазанный, пульсирующий пенис.

— Видишь, как ты меня завел, сынок? – ее голос был хриплым, срывающимся. - Глядя на тебя... Чувствуя тебя во рту... Мама вся горит.

Женские руки потянулись к ее поясу, быстро расстегнули джинсы, стянули их вместе с трусиками вниз по бедрам, до колен. Теперь Светлана сидела на коленях перед сыном, обнаженная ниже пояса, ее писька – гладкая, розовая, с темной щелью – была влажной, блестящей от возбуждения.

Женщина провела пальцем по половым губам, собрала каплю смазки и показала сыну на кончике пальца:

— Видишь? Вся мокрая. От тебя. От твоего члена во рту. От мыслей о том, как он войдет в меня.

Кирилл смотрел, завороженный, на мамину обнаженную плоть, на блеск ее возбуждения. Его член дергался в такт бешеному пульсу.

— Хочешь? – спросила мама, но это был риторический вопрос - она уже поднималась с колен. - Хочешь не просто ротик? Хочешь настоящей маминой письки? Горячей? Тугой? Мокрой?

Светлана повернулась к кухонному столу, смахнула на пол салфетницу, схватилась руками за край столешницы, и приняла ту самую позу - «раком». Спина прогнулась, ягодицы поднялись, раздвинулись, открывая сыну влажный, блестящий вход во влагалище.

— Иди, сынок. Возьми свою маму. Как вчера... но в пизду. Влей в меня свою сперму.

Кирилл не заставил себя ждать долго ждать. Желание, ревность, накопившееся напряжение – все слилось в единый порыв, и парень шагнул к матери, его руки грубо схватили ее за бедра, пальцы впились в упругую плоть. Он направил свой смазанный слюной и предэякулятом член к ее блестящей щели. Головка скользнула по влажным губам, собрала вагинальные соки и легко нащупала вход.

— Да! – закричала Светлана, подавая ягодицами навстречу. - Вставляй! Сейчас!

Кирилл толкнул бедрами, и его член, толстый и твердый, встретил сопротивление только на мгновение, а затем легко, как в теплое масло, погрузился в мамину пизду до самого основания.

Ее внутренние мышцы сжались вокруг пениса - горячие, влажные, пульсирующие и невероятно тугие после вчерашней анальной тесноты, но в тысячу раз более желанные. Кирилл зарычал от наслаждения, чувствуя, как мамина плоть обволакивает его писюн, принимает, сжимает.

— Ох, бля! Да! – выдохнула Светлана, ее тело прогнулось еще сильнее. - Вот так! Полностью! Чувствую! Какой ты большой! Долби маму! Сильнее!

Парень не нуждался в особом приглашении. Его руки держали бедра матери мертвой хваткой, он начал двигать бедрами – сначала мощными, размашистыми толчками, вгоняя член в пизду до упора и вытаскивая почти полностью, чтобы снова погрузиться в горячую влагу. Звуки были громче, сочнее, чем вчера – хлюпающие, влажные шлепки плоти о плоть, его хриплое дыхание, ее высокие, визгливые стоны. Запах греховного секса - острый, животный - заполнил кухню, смешавшись с запахом еды, создавая невероятно пошлый коктейль.

— Да! Кирилл! Да! Вот так! Еби свою мамку! Еби как шлюху! – Светлана кричала, не стесняясь, ее слова подливали масла в огонь его страсти. – Чья пизда? Чья?

— Моя! – рычал Кирилл в ответ, вгоняя член в маму с новой силой, чувствуя, как ее внутренние стенки сжимаются в спазме удовольствия. - Моя!

— Да! Твоя! Всё твоё! Кончай в меня! Влей в мамку свою кончу! Залей меня! – Света выгибалась навстречу каждому удару, ее крики становились все более исступленными.

Кирилл потерял счет времени, потерял связь с реальностью. Он трахал мамку стоя у кухонного стола, в доме, где они завтракали, где звонил Димка. Трахал свою мать в ее пизду, яростно, безжалостно, подчиняясь только зову плоти и ее крикам. Парень видел, как ее ягодицы хлопают о его живот, как мамина спина покрывается каплями пота, как ее пизда принимает его член, блестящая, растянутая, сияющая влагой их соединения.

Волна экстаза нарастала стремительно, неудержимо. Ощущение было другим, не таким как вчера – более глубоким, более всепоглощающим, центрированным в самой сердцевине его существа. Кирилл чувствовал, как мамины мышцы начинают судорожно сжиматься вокруг его члена, как ее стоны переходят в высокий визг.

— Кончаю! Мама! Сейчас! – закричал он, вгоняя в мать последний, самый глубокий толчок и замирая, прижав ее к столу всем телом.

— Да! В меня! Кончай! Сыночка! Да! – женский крик слился с его рыком.

Кирилл кончил - мощные, горячие струи спермы били из него глубоко в ее матку, заполняя ее. Он толкался еще несколько раз, вливая в маму все новые порции, чувствуя, как ее вагина судорожно сжимается, выжимая член до последней капли. Тело парня содрогалось в экстазе, ноги подкашивались.

Он упал на мать, прижимая к прохладной поверхности стола, его лицо уткнулось в ее потную шею. Они тяжело дышали, слившись воедино, сыновий член еще пульсировал внутри материнской письки.

Тишина, только их прерывистое дыхание и тиканье часов на стене. Кирилл медленно пришел в себя, осознавая тяжесть своего тела на маминой спине, тепло ее кожи, запах их смешанных соков. Парень осторожно вытащил свой член - с мягким хлюпающим звуком - и увидел, как его сперма, густая и белая, немедленно начала вытекать из маминой растянутой, покрасневшей письки, смешиваясь с ее вагинальными соками, стекая по внутренней стороне бедер.

Кирилл отшатнулся, чувствуя новую волну стыда, смешанную с глубоким удовлетворением. Светлана медленно выпрямилась, обернулась к сыну. Ее лицо было раскрасневшимся, волосы выбились из хвоста, губы опухли, но в глазах горело то же удовлетворение, та же странная усталая нежность, что и вчера.

Женщина не торопилась прикрывать свою испачканную сексом наготу. Она подошла к сыну, ее пальцы коснулись его влажного, полувялого члена, погладили его.

— Молодец, сынок. Снял напряжение. И маме помог.

Она подняла глаза на Кирилла:

— Помнишь наш договор?

Он кивнул, не в силах говорить.

Светлана нежно поцеловала сына в щеку - ее губы были теплыми, мягкими:

— Теперь одевайся и помоги маме убраться на кухне. До возвращения папы еще две недели, так что привыкай, что теперь ты будешь помогать маме с уборкой. Ты же не думаешь, что я собираюсь в одиночку вытирать твою сперму?

Женщина повернулась и пошла к раковине, ее обнаженные ягодицы, испачканные кончой сына, были последним, что Кирилл видел, прежде чем она наклонилась за упавшей салфетницей

Парень стоял, поправляя одежду, чувствуя липкость на коже, запах секса в ноздрях. Стыд был, как и смущение и страх перед будущим. Но сильнее всего было другое чувство – необъяснимое чувство удовлетворения.

Кирилл подошел к раковине, чтобы помочь матери убрать осколки салфетницы. Их руки ненадолго коснулись. Она улыбнулась, а он потупил взгляд, но уголки его губ дрогнули в ответ.

Две недели. Парень знал, что они пролетят моментально. Но не незаметно.

Благодарю за внимание. Если тебе понравилось и ты готов окунуться в Темную сторону, то приглашаю тебя почитать продолжение и другие мои истории на моем бусти:

https://boosty.to/misterbraun

Но будь осторожен, поскольку мои рассказы могут тебя шокировать.

До встречи, Дорогой Читатель.