Жизнь в новом доме Аркадия Степановича текла по накатанной колее, где верховной богиней была Диляра Тимуровна. Я, Аркадий Степанович и вся немногочисленная прислуга вращались вокруг неё, как спутники вокруг яркой, капризной звезды. Мои обязанности «личного секретаря» давно перешагнули за рамки деловых: я был массажистом, хранителем её гардероба, свидетелем наказаний её мужа и получателем щедрых конвертов «за лояльность».

Однажды Аркадий Степанович уехал в недельную командировку. В доме воцарилась непривычная тишина. Диляра, оставшись без своей привычной «игрушки» для порки, казалась слегка скучающей. Её требования ко мне стали более придирчивыми, массаж стоп — длительнее и сложнее. Я чувствовал, что в ней копится энергия, требующая выхода.

И выход нашёлся. На третий день отсутствия мужа, ближе к вечеру, к воротам резиденции подкатил спортивный автомобиль. Из него вышел молодой, атлетично сложенный мужчина в дорогом, но вызывающем костюме. Диляра встретила его сама у порога. Их поцелуй в губы был долгим и страстным, прямо на моих глазах, будто меня и не существовало.

«Саша! — позвала она, не глядя в мою сторону. — Подними чемодан господина Максима в голубую гостевую спальню. И не беспокой нас до утра».

Я молча повиновался, сжимая ручку чемодана так, что костяшки побелели. Голубая спальня была не гостевой, а смежной с апартаментами самой Диляры. Похотливое хихиканье, донесшееся из-за двери, когда я ставил чемодан, заставило моё сердце упасть куда-то в ботинки.

Всю ночь я ворочался в своей комнате. Из-за стены доносились приглушённые, но отчётливые звуки: смех Диляры, скрип кровати, её страстные, совсем стоны, перемежающиеся отборной бранью. Она была порочна, дика и абсолютно раскрепощена. Я слышал, как она требовала от любовника всё новых и новых ласк, как её голос срывался на высокие, почти истеричные ноты. Это была не та холодная, владеющая собой царица, которую я знал. Это была вакханка.

Утром, с красными от бессонницы глазами, я как ни в чём не бывало накрывал в столовой стол для завтрака на двоих. Они вышли сияющие, молодой человек то и дело похлопывал Диляру по её округлой, соблазнительной попе, а она лишь самодовольно улыбалась. Когда я подавал ей кофе, её взгляд скользнул по моему лицу, и в её глазах мелькнуло понимание. Она всё знала.

Любовник уехал после завтрака. В доме снова остались мы вдвоём. Диляра позвала меня в будуар.

«Ну что, Сашенька, — начала она, развалившись в кресле и играя длинным шёлковым шнурком от халата. — Плохо спалось? Стены в этом доме, конечно, не такие толстые, как в моём старом особняке».

Я потупил взгляд, чувствуя, как горит лицо.

«Я... я ничего специально не подслушивал, Госпожа Диляра».

«Не подслушивал? — она рассмеялась. — А кто же тогда стоял под дверью почти час, если не мой преданный раб? Я слышала твоё дыхание. И видела тень под дверью».

От её слов мне стало не по себе. Она знала. Она знала всё.

«Простите меня, Госпожа», — пробормотал я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

«Знаешь, Саша, самое забавное во всей этой истории, — её голос стал холодным и острым, как лезвие, — что твоё знание — не тайна».

Я поднял на неё недоумённый взгляд.

«Как... не тайна?»

«Мой Аркадий знает обо всём. Более того, ему это нравится. Ему нужны... сильные стимулы. В его возрасте одних только моих ног и розог уже недостаточно для настоящего возбуждения. А вот осознание, что его молодая жена проводит ночи с накачанным мальчишкой... это заводит его так, как ничто другое. Я сама отправляю ему фото и видео с моих похождений. Он их пересматривает перед тем, как приехать ко мне. Это наш маленький ритуал».

Мой мозг отказывался верить в услышанное. Властный, влиятельный Аркадий Степанович... рогоносец по обоюдному согласию?

«Так что не думай, что ты владеешь какой-то страшной тайной, мой мальчик, — заключила она, и в её улыбке было что-то хищное. — Ты просто стал частью нашего с мужем спектакля».

Через несколько дней вернулся Аркадий Степанович. Он действительно выглядел возбуждённым и помолодевшим. Едва переступив порог, он схватил Диляру в охапку и они, смеясь, удалились в её апартаменты. На следующий день, за завтраком, Диляра, сидя у него на коленях и кормя его с ложечки виноградом, небрежно бросила:

«А наш Саша, кстати, стал свидетелем моего свидания с Максимом. Подслушивал под дверью, маленький извращенец».

Аркадий Степанович повернул ко мне своё спокойное лицо. В его глазах не было ни гнева, ни стыда. Лишь лёгкая усмешка.

«Понравилось шоу, Сашенька? — спросил он. — Диляра Тимуровна — великая артистка, не правда ли?»

Я только молча кивнул, чувствуя себя полным идиотом.

«Ну, раз ты такой внимательный зритель, — продолжал Аркадий, — то получай свой гонорар». Он достал из кармана пиджака, висевшего на стуле, ещё один тугой конверт и протянул мне. «За молчание. Хотя, какое уж тут молчание, — он хохотнул, — теперь ты наш соучастник!»

Я взял конверт. Деньги снова были щедрыми. В голове зашумело: я не просто слуга, я — соучастник их странных игр. Мне платят за то, чтобы я был свидетелем. Я подумал, что устроился просто великолепно: минимум обязанностей, максимум денег. Жизнь удалась.

Эта мысль крутилась у меня в голове весь день, пока я с сияющей улыбкой начищал туфли Госпожи. Я даже насвистывал. Богатый слуга — куда лучше нищего студента.

Вечером Диляра вызвала меня в ту самую комнату с лавкой в цокольном этаже. Я шёл, предвкушая, что, возможно, сегодня мне снова придётся присутствовать при наказании Аркадия, и сжимал в кармане новый конверт.

Но в предбаннике никого, кроме неё, не было. На лавке лежали не мужские брюки, а знакомые прутья, замоченные в деревянном ведре. Сама Диляра была в строгом чёрном кожаном корсете и сапогах до колен. В руках она держала не розгу, а тяжёлую, отполированную до блеска кожаную плеть.

«Раздевайся и ложись, раб», — её голос был ледяным.

Меня будто обдали кипятком.

«Госпожа?.. Но за что?»

«За твоё наглое любопытство, — отрезала она. — Ты думал, я всерьёз поверила в твоё «я ничего не подслушивал»? Ты стоял под дверью и слушал, как твоя Госпожа отдаётся другому. Ты получал от этого удовольствие. Ты нарушил субординацию. Ты, раб, позволил себе вторгнуться в моё личное пространство без моего прямого приказа. Деньги, которые тебе дал муж, — это его благодарность. А сейчас ты получишь моё отношение к твоему поведению. Двадцать ударов плетью. Ложись».

В её глазах горел такой холодный гнев, что все мои недавние мысли о «лёгкой жизни» испарились. Я сглотнул комок в горле и, дрожащими руками, стал раздеваться. Осознание пришло мгновенно и было горьким: все деньги, что я получил, придётся отрабатывать. Буквально — своей шкурой.

Первый удар плети обжёг мою спину так, что я взвыл. Это была несравнимо более жгучая и глубокая боль, чем от розог.

«Молчи! — крикнула Диляра. — И считай!»

Второй удар пришёлся чуть ниже. Третий... четвёртый... Я плакал, кусая губы, пытаясь сдержать крики. Каждый удар был не просто физическим наказанием. Это было напоминание: я — раб. Никакие деньги не отменят моего положения. Напротив, они лишь приковывают меня к ногам этой женщины ещё крепче.

После десятого удара она остановилась.

«Ну что, Саша? Всё ещё думаешь, что устроился хорошо? Что ты можешь просто получать деньги, подслушивая свою Госпожу?»

«Нет... нет, Госпожа Диляра... Простите...» — хрипел я, чувствуя, как по ягодицам струится кровь.

«Хорошо, — сказала она, и в её голосе снова появились знакомые нотки удовлетворённой власти. — Остальные десять ударов я пока отложу. Но помни: они висят над тобой, как дамоклов меч. А теперь встань, подойди и поблагодари меня».

Я кое-как поднялся на дрожащие ноги и, пошатываясь, подошёл к ней. Она протянула мне руку. Я упал на колени и припал к ней губами, целуя её сапог.

«Благодарю Госпожу за науку», — выдохнул я.

«Вот и хорошо. Теперь ты всё понял. Все деньги, что ты получаешь, — это аванс. Аванс, который ты будешь отрабатывать послушанием, болью и унижением. И это — твой удел. Понял, раб?»

«Да, Госпожа Диляра».

«Отлично. А теперь иди в свою комнату. Завтра с утра начнёшь отрабатывать свой долг. Я составлю для тебя особый список обязанностей».

Я побрёл к двери, чувствуя жгучую боль на спине и ещё более жгучую — в униженной гордости. Да, я был богатым рабом. Но я был именно что рабом. И моя хозяйка только что ясно дала мне понять, кто здесь хозяин. И пока я шёл по коридору, до меня наконец дошла простая и горькая истина: может и лучше быть богатым рабом, чем нищим студентом. Но быть рабом — всё равно быть рабом.