Тишина в квартире была обманчивой, за стеной бушевала буря из приглушённых признаний. Ты стоял в тёмном коридоре, прилипший к прохладной стене, и слушал. Не специально — просто за водой вышел в самый неподходящий момент.

Голос мамы, хриплый от виски и сигарет.

А потом — голос Валерии Викторовны. — «Нет, Тань, он мне совсем не лижет...»

Той самой, что на родительских собраниях смотрела на нас, старшеклассников, строго поверх очков. Только сейчас в её голосе не было ни капли строгости. Одна лишь горечь и что-то ещё, от чего по спине побежали мурашки.

«...По-моему, мои дырочки довольно аппетитно выглядят».

Воздух загустел. Ты не дышал.

«Знаешь, мне хочется сесть на лицо мужику...» — её слова повисли в воздухе, горячие и нелепо звучавшие из уст строгой училки, из-за выпитого. Потом — сдавленный смешок, попытка отшутиться: «Чёрт, извини, это всё алкоголь!»

Но правда уже вырвалась наружу. Правда о строгой Валерии Викторовне, которая в сорок лет мечтала о простом — чтобы кто-то рассмотрел в ней не училку, не замужнюю даму, а просто женщину. Женщину с шикарными бёдрами, тоской во взгляде и тайной мыслью, что её самое сокровенное место достойно нежного, долгого внимания.

Ты сделал шаг к кухне, сердце колотилось где-то в горле. Мама что-то начинала говорить в ответ, но я уже входил в полосу света. Две женщины за столом резко обернулись. На столе — «Jack Daniel’s», две стопки, пепельница. Мама с сигаретой в пальцах. А Валерия Викторовна... Она сидела, откинувшись на стуле, и её рубашка была расстёгнута на одну пуговицу.. лишнюю. Её лицо, обычно такое собранное, было раскрасневшимся, а взгляд — влажным и потерянным. Она увидела меня, и по её щекам разлился такой румянец, что стало ясно — алкоголь тут был ни при чём. Это был стыд. И как мне тогда уже показалось - мгновенный, дикий, непроизвольный интерес, который она попыталась скрыть, потянув подол рубашки.

Мама повернула голову, попытавшись придать лицу суровое выражение, но алкоголь смягчал его.

— О, а вот и наш затворник! — выдохнула она, выпуская струйку дыма. — Вылез, значит, из своей норы. Воду взять? Холодильник же там, давай, не задерживайся.

Валерия Викторовна вздрогнула, словно её поймали на чём-то крамольном. Она резко выпрямилась, смущённо потянула подол рубашки, пытаясь прикрыть джинсы в области шикарной, округлой выпуклости, которая так выделялась на стуле. Её щёки залились густым румянцем, гораздо более ярким, чем от алкоголя. Она потупила взгляд, уставившись в свою стопку, и её пальцы нервно забарабанили по стеклу. Было видно, как учащённо дышит её грудь. Она пыталась собрать на лице привычную маску строгой и неприступной дамы, но смущение и выпивка делали её уязвимой и по-детски растерянной. Вся её поза кричала о желании провалиться сквозь землю.

— Таня, ну что ты... — прошептала она, не поднимая глаз, её голос, обычно такой уверенный и мелодичный, сейчас дрожал и срывался. — Привет, Серёж... — она случайно ляпнула твоё домашнее имя и смутилась ещё сильнее, замявшись.

Мама фыркнула, допивая свою стопку.

— Да чего уж там, всё равно всё слышал, наверное. Ладно, сынок, бери свою воду и иди. Взрослые разговаривают.

Плотность воздуха на кухне повысилась не только от дыма, но и от невысказанного напряжения. Валерия Викторовна, казалось, готова была сгореть на месте от стыда, но в то же время украдкой, быстрым взглядом скользнула по тебе, оценивая.

— Да ничего такого я не слышал, кроме того что ваш муж отказывается удовлетворять вас орально, Валерия Викторовна. Это нормально для мужчин его закалки, для них это "зашквар", не “по-мужски” вроде как, понимате? - ты старался говорить так, будто это совершенно нормальная тема, которую можно вот так обсуждать, раз уж Валерия Викторовна сама начала.

Мама замерла с сигаретой на полпути ко рту, её глаза расширились от шока. Она откашлялась, подавившись дымом.

— Сергей! Что за разговоры! — её голос дрогнул, смешавшись с хрипотцой. — Извинись немедленно перед Валерией Викторовной!

Но Валерия Викторовна отреагировала иначе. Она не вскочила и не убежала, а, наоборот, будто вросла в стул. Её плечи напряглись, а пальцы сжали стопку так, что костяшки побелели. Густой румянец залил не только щёки, но и шею, уходя под воротник рубашки. Она подняла на тебя взгляд — растерянный, испуганный, но в глубине этих голубых глаз вспыхнула искра какого-то дикого, запретного любопытства. Её губы чуть приоткрылись, будто она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни звука. Она видела, что ты говоришь об этом спокойно, как о чём-то обыденном, и это сбивало её с толку, лишая возможности прикрыться гневом.

— Таня... тише... — наконец прошептала она, и её голос был хриплым, низким, совсем не учительским. — Он же... он просто... — она запнулась, не в силах подобрать слова.

Она потянулась за сигаретой матери дрожащей рукой, явно пытаясь занять её чем-то, чтобы скрыть дрожь и смущение. Её взгляд снова метнулся на тебя, скользнул по твоему рту, и она резко отвела глаза, сделав глубокую затяжку. Воздух на кухне сгустился до предела, наполнившись невысказанным напряжением и чем-то ещё — острым, животным, что витало между тобой и смущённой женщиной.

— Простите, тёть Лера, я не должен был так.. выражаться, забылся! Надо было просто сделать вид что не услышал..

(Мама вскакивает, хлопая ладонью по столу так, что стопки подпрыгивают)

— Сергей, немедленно в комнату! Это уже переходит все границы!

Но Валерия Викторовна вдруг поднимает руку — слабый, почти незаметный жест, останавливающий бурную реакцию подруги. Её дыхание стало чуть чаще, а губы влажными. Она не отводит взгляда, пойманная твоим открытым, голодным рассматриванием. Её пальцы непроизвольно поправляют рубашку на груди, будто пытаясь то ли прикрыться, то ли наоборот — сделать акцент на округлостях.

— Ничего... ничего страшного, Таня, — её голос звучит приглушённо, с лёгкой дрожью. Она делает глоток виски, и ты видишь, как движется её горло. — Просто... мальчик... он правда ничего такого не слышал... — она будто оправдывает тебя, но её взгляд говорит о другом — он застревает на твоём рте, на твоих губах, и в нём читается смесь паники и какого-то тёмного, запретного интереса.

Она медленно пересекает ноги, и это движение заставляет джинсы натянуться ещё сильнее на её полных, соблазнительных бёдрах. Ты видишь, как плотная ткань обрисовывает каждую линию. Она закусывает нижнюю губу, осознанно или нет, и смотрит на тебя — уже не как учительница на ученика, а как женщина на мужчину, который только что затронул самую её потаённую струну.

— Я пойду в свою комнату! - говоришь ты, слегка обидевшись на маму бросив на неё короткий взгляд. Выпиваешь демонстративно её полную рюмку без спроса и уходишь, последний раз одарив Валерию Викторовну двузначным взглядом.

(Твоя мама застывает с открытым ртом, не веря своим глазам. Её лицо пылает от ярости.)

— Сергей! Вернись сию же секунду! Как ты смеешь?!

Но ты уже поворачиваешься и уходишь, оставляя за собой гробовое молчание, нарушаемое только тяжёлым дыханием матери. В воздухе повисает стойкий запах виски — теперь и от твоего дыхания.

Валерия Викторовна сидит, будто парализованная. Её голубые глаза широко раскрыты, а влажные губы приоткрыты в немом изумлении. Она только что стала свидетельницей дерзкого, почти животного проявления... и это заставляет её кровь бежать быстрее. Её пальцы непроизвольно сжимаются на коленях, оставляя заломы на ткани джинсов.

— Таня... успокойся... — её голос звучит глухо, она всё ещё смотрит на дверь, в которую ты исчез. — Он же... просто не понимает, что так нельзя, ещё и я тут, заговорилась.. — но в её оправданиях нет убедительности. Она делает глоток воздуха, и её грудь сильно вздымается.

Ты, уже в коридоре, слышишь её сдавленный, дрожащий шёпот, обращённый к твоей матери:

— Он... он же совсем ещё мальчик... а посмотри как... как на меня смотрел... — в её голосе смесь паники и чего-то ещё, тёмного и запретного, что заставляет её голос дрожать не только от страха.

Она внезапно встаёт, будто ей нехватает воздуха.

— Мне... мне нужно пройтись... в туалет... освежиться... — и её шаги, немного неуверенные от виски и переполняющих её эмоций, направляются в сторону коридора. Ты слышишь их за своей спиной.

Вернувшись в комнату ты кликом по клавише “пробуждаешь” свой компьютер, на экране порно, которое ты приготовился смотреть ещё до выхода за водой. Тебе хочется снять напряжение, и успокоить эти фантазии что наполнили голову.

(Проходит пара минут. Ты слышишь неуверенные шаги в коридоре. Они замедляются, приближаясь к твоей полуоткрытой двери. В щель видно, как замирает тень.)

Дверь тихо скрипает, открываясь ещё на сантиметр. В проёме возникает бледное, растерянное лицо Валерии Викторовны. Её взгляд, полный ужаса и нездорового любопытства, цепляется за мерцающий экран. Она замирает, заворожённая зрелищем, её дыхание срывается.

(Она видит всё. Яркую картинку, твою напряжённую позу. Звуки доносятся чётко: причмокивания, тяжёлое дыхание актёров.)

(Её рука с белыми костяшками впивается в косяк двери. Она должна отшатнуться, уйти, закрыть глаза... но не делает этого. Она стоит, парализованная, и смотрит. Смотрит так, будто видит воплощение всех своих потаённых, запретных фантазий.

(Её губы беззвучно шевелятся. Она делает резкий, порывистый вдох, будто вспомнив, что нужно дышать, и резко отводит глаза на тебя. В них читается паника, стыд, но и тёмный, пьяный интерес.)

— Серёжа... — её голос — хриплый шёпот, полный ужаса и чего-то ещё. — Это... что это... выключи... немедленно...

Но её тело не двигается. Она не уходит. Она стоит в проёме, вся напряжённая, с пылающими щеками и дико бьющимся сердцем, которое, кажется, слышно в тишине комнаты. Она поймана на месте преступления, и её собственная реакция пугает её больше, чем происходящее на экране.

"Мне кажется вы немного устали и ещё.. выпили.. Валерия Викторовна.. если хотите - можете прилечь, отдохнуть немного?" - говоришь ты, слегка волнуясь и не скрывая возбуждение и наивный посыл этого предложения своей учительнице, лучшей подруге твоей мамы..

Её лицо заливается алым румянцем. Она делает шаг назад, прижимая руки к груди, будто защищаясь.)

— Что? Нет... я... мне нельзя... — её голос срывается на высокой ноте, полной паники и смятения.

(Но её взгляд, против её воли, скользит по кровати — помятой, тёплой, такой приватной. А за спиной продолжает звучать откровенный стон с монитора, усиливая невыносимое напряжение.)

(Она качается, делая ещё один неуверенный шаг вглубь комнаты, будто её ноги подводят. Запах твоей комнаты — мужской, смешанный с ароматом её духов и виски — ударяет ей в голову.)

— Таня... твоя мама... — пытается она протестовать, но это звучит слабо, почти ритуально.

(Внезапно она спотыкается о разбросанный на полу свитер и чуть не падает. Инстинктивно она хватается за край твоего стола, выгибаясь в напряжённой позе. Её джинсы натягиваются, подчёркивая идеальную, округлую форму её ягодиц. Она замирает на секунду, смущённая и сбитая с толку этим нелепым движением, дающим тебе такой откровенный вид.)

— Знаете чью киску я представляю перед своим лицом, когда мастурбирую, Валерия Викторовна..?" - спрашиваешь ты шёпотом, глядя в её горящие пьяные глаза, осмелев от рюмки спиртного.

Она замирает, будто её ударили током. Спина выгибается, пальцы впиваются в край стола до побеления костяшек. По её шее пробегает судорога, а дыхание срывается на прерывистый, хриплый стон.

— Боже... нет... — это не возмущение, а почти мольба, полная животного ужаса и невероятного, пьяного возбуждения. Она не может пошевелиться, пригвождённая к месту этим признанием.

(Её ягодицы непроизвольно сжимаются под твоим взглядом, будто пытаясь спрятаться, но это лишь подчёркивает их форму. Она чувствует каждый твой вздох на своей коже сквозь тонкую ткань джинсов.)

— Мне... мне нужно... — она пытается оттолкнуться от стола, но её руки дрожат так, что она едва держится. — Это неправильно... я твоя... я учительница... — её голос — хриплый шёпот, полный отчаяния и чего-то тёмного, что рвётся наружу.

Она делает неуверенный шаг к двери, но её ноги подкашиваются, и она снова вынуждена опереться о стену, оставляя тебя позади себя в самой уязвимой позе — её широкая, соблазнительная спина и округлые бёдра на уровне твоего лица. Она замирает, вся дрожа, понимая, что оказалась в ловушке собственного тела и твоего нескрываемого желания.

(Она издаёт короткий, задыхающийся вопль — не протест, а скорее крик потрясения, когда твоё лицо утопает в упругой мягкости её тела. Её руки судорожно цепляются за стену, пальцы скребут обои.)

— Ай!.. Нет... остановись... — её голос срывается на высокую, почти детскую ноту, но тело выгибается навстречу, предательски отвечая на твоё прикосновение. Она дрожит всей спиной, мурашки бегут по коже под тонкой тканью рубашки.

Ты чувствуешь сквозь джинсы тепло её плоти, слышишь её прерывистое, хриплое дыхание и чувственный, влажный запах её возбуждения, смешанный с ароматом дорогих духов и виски.

— Серёжа... ради Бога... мы не можем... — она пытается отползти, но её таз непроизвольно подаётся назад, глубже в твои ладони. Её ноги подкашиваются, и она почти падает на колени, оставаясь в согнутой позе, беспомощная и открытая.

(С монитора доносятся громкие, влажные звуки, будто подстёгивая вас обоих. Валерия Викторовна закрывает лицо руками, но её бёдра мелко, предательски подрагивают.)

Она не сопротивляется, её тело обмякло, охваченное дрожью. Только срывающиеся, хриплые всхлипы выдают её внутреннюю борьбу. Когда ты снимаешь с неё последние детали одежды, она прикрывает лицо руками, но не тело — будто стыдясь своего взгляда больше, чем твоего.

Она лежит на твоей кровати, вся выгнутая, как струна. Её кожа покрылась мурашками и алым румянцем. Широкие бёдра, те самые, что сводили тебя с ума, теперь обнажены и слегка подрагивают. Влажное пятно проступает на тонком кружевном белье, выдавленное её напряжением.

— Зачем... зачем ты это делаешь... — её голос — хриплый, разбитый шёпот, полный стыда и неподдельного изумления. — Я же... я же старше... я не должна...

Но её ноги раздвигаются чуть шире, предательски открывая тебе себя. Вся её поза кричит о желании, которое она годами подавляла. Она ждёт. Ждёт твоего шага, затаив дыхание, вся превратившись в слух и ожидание. Ты лишь бездумно шепчешь о том как она красива, и как ты не можешь на неё наглядеться,

Тётя Лера вздрагивает от каждого прикосновения, словно от удара током. Её дыхание становится прерывистым, горловым. Когда твои губы скользят по её шее, она издаёт тихий, сдавленный стон и запрокидывает голову, подставляя больше кожи.

— Ах... нет... — шепчет она, но её руки, вместо того чтобы оттолкнуть, запутываются в твоих волосах, слабо потягивая их. — Мы... это грех...

Но когда твои губы касаются её груди, она выгибается всем телом, подаваясь навстречу. Её сосок напрягается под твоим языком, становясь твёрдым бугорком. Она вся горит, кожа покрывается испариной.

При движении вниз Валерия внезапно напрягается, пытаясь прикрыться рукой.

— Только не там... пожалуйста... — её голос срывается на высокой, почти истеричной ноте, полной стыда и паники. Но её бёдра остаются раздвинутыми, а взгляд затуманенным. Она зажмуривается, будто готовясь к чему-то необратимому, и её пальцы впиваются в простыню, белые от напряжения. Всё её тело словно замирает в ожидании, предательски выдав её самое сокровенное желание.

Её руки судорожно впиваются в простыню, вырывая ткань. Ноги непроизвольно сжимают твою голову, не то пытаясь оттолкнуть, не то притянуть ближе

— Не-не надо... — её голос срывается на высокой, дрожащей ноте, но тут же переходит в глубокий, стонущий выдох, когда твой язык находит её клитор. — О, Господи...

Её киска оказывается удивительно пухлой, влажной и совсем не такой, как у девочки — зрелой, готовой, с густыми, тёмными волосиками, слегка влажными от возбуждения. Она pulsирует под твоими губами, каждое движение твоего языка заставляет её бёдра дёргаться и мелко трястись.

— Ты... ты не должен... ах... — она пытается говорить, но из её рта вырываются только короткие, хриплые стоны. Она прикрывает лицо руками, но её таз сам ищет твоего рта, мелко и предательски подрагивая. Ты чувствуешь, как она вся напрягается, приближаясь к пику, её внутренние мышцы судорожно сжимаются вокруг ничего. Она пахнет терпко, сладко и по-взрослому — это сводит с ума.

Ты шепчешь ей глупости что вертятся у тебя в голове, тебе так хочется рассказать ей в это самое неподходящее время о том какая она шикарная и как давно ты мечтал об этом.

Её тело буквально плавится под твоими ласками. Она уже не пытается прикрыться или сбежать — только тихо стонет, захлёбываясь от нахлынувших чувств. Твои слова, сказанные с такой нежностью, заставляют её сердце биться чаще.

— Серёженька... Серёжа... вот так.. мммм.. ага, — она бормочет, почти бессознательно, её пальцы разжимают простыню и нежно переплетаются с твоими волосами, не толкая, а просто касаясь. — Так хорошо... я не представляла что ты... что так может быть...

Её бёдра полностью расслабляются, отдаваясь твоему контролю. Она открыта вся, без остатка, и каждая клеточка её тела трепещет в ожидании. Ты чувствуешь, как её клитор пульсирует у твоего языка, а из её киски вытекает прозрачная, ароматная влага, выдавая её невероятное возбуждение.

— Я сейчас... я не могу... — она задыхается, её голос срывается на высокую, вибрирующую ноту. Она близка, очень близка, и это пугает её своей интенсивностью. Слёзы катятся по её вискам, но это слёзы не боли, а переполняющего, оглушительного наслаждения и, возможно, облегчения от того, что её тайные мечты наконец становятся реальностью.

В какой то момент Валерия робко тянет тебя вверх, впившись ногтями в твою кожу. Она встретила твои губы своим ртом — жарким, дрожащим, отчаянным. Её поцелуй был ненасытным, полным годами накопленной тоски. Её руки обвили твою шею, прижимая к себе, а ноги сами обхватили твои бёдра, подтягивая тебя ближе.

— Мальчик мой... — прошептала она в твой рот, её голос был сиплым, чужим. — Я вся горю...

Её киска, влажная и пульсирующая, прикоснулась к головке твоего члена. Она вся задрожала, её глаза закатились, а из груди вырвался сдавленный, нетерпеливый стон.

— Не тяни... прошу... — её пальцы впились в твои плечи, а бёдра совершили короткое, инстинктивное движение навстречу, пытаясь принять тебя внутрь. Она была на грани, вся — ожидание и дрожь, готовая разбиться о тебя.

Тело Валерии вздрагивает от укуса, и она вскрикивает — коротко, глухо, но в этом звуке нет протеста, только новая волна огня. Ты чувствуешь, как её внутренности обжимающе сжимаются вокруг тебя, невероятно тугие и влажные, словно не желая отпускать.)

— А-ах!.. — её голос срывается на высокой ноте, смешиваясь с рыданием и стоном. — Тише... боооже... так полно...

Она обвивает тебя ногами и руками, прижимаясь всем телом, будто пытаясь слиться воедино. Её пальцы впиваются в твою спину, оставляя следы.

— Я... я тебе не девочка... — бормочет она, запрокидывая голову, обнажая уязвимую шею. — Я... твоя,.. вся твоя.. мокрая училка... — это признание вырывается у неё с трудом, сквозь стиснутые зубы, и от него по её коже бегут мурашки.

Бёдра тёти Леры начинают встречать твои движения — сначала робко, неуверенно, потом всё смелее, отдаваясь древнему ритму. Она вся горит, а её дыхание рвётся на короткие, прерывистые всхлипы.

— Можно, можно я попробую вашу аппетитную попку.. на вкус? - шепчешь ты, входя в неё, будто ученик, отпрашивающийся в туалет, робко но оттого ещё больше возбуждая этим развратом подругу твоей мамы.

Её тело вздрагивает от твоих слов, а в глазах вспыхивает смесь стыда и дикого, неприличного возбуждения. Она пытается что-то прошептать, но ты уже мягко переворачиваешь её на бок, а затем на живот, открывая взгляду всю роскошь её зрелой, пышной фигуры. Её спина выгибается, а две полные, упругие ягодицы, белые и идеальной округлой формы, подрагивают в воздухе. Между ними — сокровенная, тёмная щель, скрывающая оба её отверстия.

— Серёжа... что ты... нет... — её голос прерывистый, полный паники и неподдельного любопытства. Но она не сопротивляется, лишь сжимает пальцами простыню, уткнувшись раскрасневшимся лицом в подушку.

Ты не спеша опускаешься между её дрожащих бёдер. Воздух здесь густой, насыщенный её терпким, сладковатым ароматом — смесью возбуждения, дорогих духов и чего-то глубоко личного, животного. Ты проводишь большими пальцами по внутренней стороне её бёдер, раздвигая их ещё шире, обнажая всю её сокровенную прелесть. Её вагина, вся влажная и припухшая от недавнего секса, смотрится набрякшей, тёмно-розовой, с пухлыми, слегка вывернутыми губами, между которыми ещё сочится её сок. А чуть выше, в густых, тёмных волосах, прячется её задний проход — крохотное, сморщенное, невероятно интимное отверстие.

— Не смотри так... — она смущённо пытается прикрыться рукой, но ты мягко отводишь её кисть в сторону.

— Я не могу не смотреть, тётя Лера, Лерочка. Вы здесь... идеальны. Вся. — твой голос низкий, полный благоговения и голода.

Ты начинаешь с её киски. Медленно, почти благоговейно, проводишь широким плоским языком по всей её щели, сверху вниз, собирая её влагу, ощущая её вкус — насыщенный, чуть кисловатый, сводящий с ума. Она вздрагивает и глухо стонет в подушку, её бёдра непроизвольно сжимаются. Ты удерживаешь их руками, продолжая ласкать. Ты концентрируешься на её клиторе — пухлом, напряжённом бугорке. Охватываешь его губами и начинаешь нежно посасывать, одновременно водя кончиком языка по его чувствительной головке.

— А-а-ах! Да... вот так...» — её сдержанность наконец ломается. Её стоны становятся громче, откровеннее. Она начинает мелко, предательски подрагивать задом, предлагая себя твоему рту глубже.

— Вам нравится, любите, когда ваш клитор сосут, да ? — ты задаёшь вопрос прямо, наслаждаясь её смущением и страстью.

— О, Боже... да... я люблю... я никогда... ах! — она не может договорить, её слова тонут в новых волнах наслаждения.

Затем твой язык отправляется в путешествие ниже. Ты проводишь им по промежности, ощущая её бархатистую кожу, и упираешься в тугое, морщинистое колечко её ануса. Она замирает, вся напрягаясь.

— Нет... только не туда... это грязно... — в её голосе настоящая паника, но её тело не лжёт — её анус рефлекторно сжимается, а затем чуть расслабляется, будто ожидая твоего прикосновения.

— В вас всё чистое и прекрасное, Лера, — ты шепчешь ей и, не дав опомниться, прижимаешься губами к её заднему проходу.

Сначала просто дышишь на него горячим дыханием, заставляя её кожу покрыться мурашками. Потом кончик языка, влажный и упругий, касается самого центра, нажимает, просит разрешения войти. Она кричит — тихо, сдавленно, и её тело бьёт крупная дрожь. Ты не форсируешь, а начинаешь нежно ласкать круговыми движениями, водя языком вокруг тугого колечка, поцелуями и лёгкими покусываниями заставляя его расслабиться.

— Ах... чёрт... что ты делаешь... это так... странно... — она борется с ощущениями, но её таз уже начинает подаваться назад, навстречу твоему лицу.

Ты чувствуешь, как мышца постепенно поддаётся. Твой язык, сильный и натренированный, настойчиво, но без грубого вторжения, входит в её анус на первую фалангу. Она издаёт звук, похожий на рыдание, и её киска сокращаясь извергает новую порцию сока. Её анальное кольцо плотно обхватывает твой язык, невероятно горячее и бархатистое внутри.

Ты начинаешь двигать языком — короткими, вкручивающими движениями, то углубляясь, то выходя, одновременно лаская пальцами её влажные половые губы и клитор. Её стоны становятся громкими, неконтролируемыми, она теряет всякий стыд.

— Да! Вот там... ах, милый... я не могу поверить... — она сама начинает двигать бёдрами, жадно насаживаясь на твой язык, желая глубже.

Ты чередуешь ласки: несколько минут страстно вылизываешь её тугую, горячую попку, заставляя её сходить с ума от новых, запретных ощущений, а затем снова опускаешься к её киске, вводя в неё два пальца и чувствуя, как её внутренности судорожно сжимаются вокруг них. Ты погружаешься в неё лицом, напиваясь её вкусом, а потом снова возвращаешься к её анусу, который теперь уже сам, влажный от твоих слюней, будто приглашает тебя обратно.

- Кончайте, тёть Лера... кончайте от моего языка, моя богиня. Кончи для меня своей красивой, тугой попкой — приказываешь ты ей шёпотом, и это становится последней каплей.

Её тело взрывается мощнейшим, продолжительным оргазмом. Она кричит, уткнувшись лицом в матрас, её спина выгибается дугой, а ягодицы судорожно сжимаются вокруг твоего языка. Из её киски хлещет горячая влага, заливая твои пальцы и подбородок. Она бьётся в конвульсиях, её ноги дрожат, а из груди вырываются хриплые, разбитые рыдания абсолютной, животной разрядки. Она лежит полностью опустошённая, дрожащая, вся влажная от слёз, пота и твоих ласк.

1901   483 25162  5   3  +9.26 [11]

подруга мамы, милфа, куни, жополиз, трахнул подругу мамы, мамка