ВНИМАНИЕ!!! ШОК-КОНТЕНТ!!! НЕКРОФИЛИЯ!!!

Ира видела, как лицо Светланы Петровны меняется: первоначальное недоумение и шок — они не исчезли, но на них начал наслаиваться другой оттенок. Не гнев, не отвращение, не крик - это было что-то гораздо более сложное и страшное.

Глубокая, всепоглощающая жалость.

Жалость, смешанная с каким-то почти медицинским, отстраненным интересом, с пониманием чего-то очень важного и очень ужасного.

— Ирочка... — повторила женщина, и на этот раз ее голос, тихий и хриплый, прозвучал чуть громче. — Детка моя, что же ты делаешь?

Эти слова, сказанные не с проклятием, а с какой-то леденящей душу материнской нежностью, обожгли Иру сильнее, чем крик. Она рывком дернула руку из-под трусиков, судорожно потянула ткань штанов наверх, пытаясь прикрыть свою наготу, свою постыдную влажность между половых губ. Движения были резкими, неловкими, и девушка чуть не потеряла равновесие, опираясь рукой о холодный бархат гроба.

— Тетя Света... я... я не знаю... я не хотела... простите... — слова рвались наружу бессвязным, захлебывающимся шепотом. Школьница пыталась отползти, отодвинуться, спрятаться, но тело не слушалось, ноги затекли, подкашивались. Слезы снова хлынули из глаз, но теперь это были слезы чистого, животного страха и осознания всей чудовищности своего поступка.

Светлана Петровна сделала шаг вперед, затем еще один. Ее движения были медленными, осторожными, как если бы она приближалась к маленькому, испуганному зверьку. Женщина не смотрела больше на тело дочери - ее взгляд был прикован к Ире. К ее дрожащим плечам и перекошенному от ужаса лицу.

— Тихо, детка, тихо, — голос женщины приобрел странную, убаюкивающую интонацию, ту, которой она, наверное, успокаивала маленькую Лену после ночных кошмаров. — Не бойся. Я не буду кричать.

Светлана остановилась в двух шагах от Иры, ее тень накрыла девушку. Школьница, сидя на полу, запрокинула голову, глядя на женщину снизу вверх, как на своего судью и спасителя одновременно. Она ждала, что сейчас последует удар, пощечина, проклятия, вызов полиции - все что угодно, но только не эта тихая, пугающая своим спокойствием жалость.

— Встань, Ирочка, — мягко сказала Светлана Петровна. — Встань, опомнись.

Она протянула руку, и Ира, действуя на автомате, повинуясь материнскому тону, ухватилась за нее. Рука женщины была холодной, но сильной, она легко подняла дрожащую девушку на ноги. Ира пошатнулась, и Светлана Петровна поддержала ее, обхватив за плечи. От этого прикосновения - такого обыденного и такого жуткого в данной ситуации - школьницу передернуло.

— Я... я не знаю, что на меня нашло, тетя Света, — залепетала Ира, отводя взгляд. Ее щеки пылали от стыда. — Это... это кошмар... я с ума сошла... простите, ради Бога...

— Тссс, — женщина приложила палец к своим губам, заставляя Иру замолчать. Ее глаза снова стали изучающими. — Молчи. Не оправдывайся. Объяснений сейчас не нужно.

Светлана отпустила Иру и подошла к гробу. Девушка замерла, ожидая, что вот сейчас она расплачется, закричит, начнет поправлять платье на дочери, стирать следы позора. Но Светлана Петровна не сделала ничего из этого - она просто стояла и смотрела на лицо Лены: такое спокойное, такое прекрасное и такое бездыханное. На ее лице не было слез, лишь какая-то глубокая, сосредоточенная дума.

— Она тебе нравилась, да? — вдруг спросила женщина, не поворачивая головы. Голос был ровным, без эмоций. — Не просто как подруга. По-другому.

Острый и неожиданный вопрос повис в воздухе. Ира почувствовала, как по ее спине пробежал ледяной холод. Она хотела солгать, отрицать, но слова застряли в горле. Девушка могла только молча кивнуть, снова разражаясь беззвучными рыданиями.

Светлана Петровна медленно обернулась.

Ее взгляд был тяжелым, проницательным.

— Я догадывалась. Матери чувствуют такие вещи. Ты смотрела на нее не так, как другие девочки. Ты всегда была к ней слишком привязана.

Женщина сделала паузу, давая словам просочиться в сознание Иры, как яду.

— И теперь... теперь ты прощаешься вот так? — она кивнула в сторону обнаженных бедер Лены. — Это твой способ выразить любовь? Свой способ запомнить ее?

— Нет! Я не знаю! Я не хотела! Это просто... я не смогла сдержаться... мне было так больно... — Ира схватилась за голову, чувствуя, что ее рассудок вот-вот рухнет под тяжестью происходящего.

— Больно, — повторила Светлана Петровна, и в ее голосе впервые прозвучала какая-то тень — не злобы, а странной, извращенной понятливости. — Да. Больно. Это слово подходит. Больно смотреть, как уходит самый светлый человек в твоей жизни. Больно осознавать, что все твои мечты, все тайные надежды... они превращаются в прах.

Женщина снова приблизилась к Ире. Теперь они стояли совсем близко друг к другу. Девушка чувствовала легкий запах ее духов.

— Ты хотела почувствовать ее в последний раз, да? — прошептала Светлана Петровна, и ее голос стал низким, почти интимным. — Хотела оставить себе что-то на память? Что-то, чего больше не будет ни у кого?

Ира, побелевшая как полотно, снова могла только кивать, захлебываясь слезами и стыдом. Она ждала, что сейчас эта женщина, мать ее любимой, плюнет в лицо, назовет уродкой, извращенкой, выгонит вон.

Но Светлана Петровна поступила иначе.

Она медленно, почти нерешительно, подняла руку и коснулась пальцами щеки Иры.

— Бедная, бедная девочка, — прошептала Светлана. — Совсем одна со своей болью. Со своей не такой, как у всех, любовью.

Ее пальцы скользнули по коже Иры, смахивая слезу. Этот жест, столь неожиданный и неестественный, заставил девушку вздрогнуть. Она замерла, не в силах пошевелиться, не в силах понять, что происходит.

— Тетя Света... я... я уйду... я сейчас же уйду... вы больше никогда меня не увидите... я исчезну... — прошептала она.

— Нет, — ответила женщина твердо, убирая руку. — Ты никуда не уйдешь. Сейчас ночь. Ты в шоке. Ты не отдаешь себе отчет в своих действиях.

Она отошла назад, к гробу, и наконец-то ее руки совершили то, чего ждала Ира — она потянула за край шелкового платья, пытаясь прикрыть наготу дочери. Но движение было каким-то нерешительным, почти механическим. Казалось, мысли скорбящей матери были совсем в другом месте.

— Она была такой же, как ты, — вдруг сказала Светлана Петровна, глядя на лицо Лены. — Моя Леночка. Она тоже... любила по-другому.

Ира застыла, перестала дышать.

«Что? Что она сказала?» - подумала школьница.

— Она не рассказывала тебе? — женщина обернулась, и в ее глазах Ира увидела странное, болезненное оживление. — Конечно, не рассказывала. Она боялась. Стеснялась. Думала, я не знаю. Но я знала. Я находила ее дневники. Видела, как она смотрит на своих подруг. На тебя, Ирочка.

Светлана снова посмотрела на Иру, и теперь в ее взгляде читалось что-то новое — не жалость, а некое подобие близости.

— Она восхищалась тобой. Говорила, что ты самая умная, самая красивая из всех. Что у тебя особенная аура.

Слова матери падали, как камни, в сознание девушки, переворачивая все с ног на голову. «Лена? Любила ее? Нет, это невозможно. Она всегда говорила о мальчиках, о свиданиях...»

— Не верь ее болтовне о парнях, — словно угадав мысли школьницы, сказала Светлана Петровна. — Это была ширма. Защита. Чтобы никто не догадался. Чтобы такие же, как она... как ты... не почувствовали в ней родственную душу и не скомпрометировали ее.

Женщина тяжело вздохнула и провела рукой по лицу:

— А потом эта дурацкая авария... и все кончено. Все ее тайны, все ее мечты будут похоронены вместе с ней.

Наступила пауза.

Ира стояла, пытаясь переварить услышанное. Ее мир, и так перевернутый смертью Лены, теперь рушился окончательно, обнажая какую-то новую, невероятную реальность. Боль от потери смешалась с дикой, безумной надеждой, с горьким сожалением о том, что могло бы быть, но не случилось.

— А ты... ты пришла проститься с ней по-своему, — продолжила Светлана Петровна, и ее голос снова стал тихим, заговорщицким. Она смотрела на тело дочери, а не на Иру. — Ты попрощалась с ней так, как, возможно, мечтала бы она сама, будь у нее на это смелость.

Женщина резко обернулась, и ее глаза вспыхнули каким-то странным, нездоровым огнем:

— Ты сделала то, на что у нее никогда не хватило бы духа. Ты смелее ее, Ирочка.

Эти слова прозвучали как приговор и как высшая похвала одновременно. Ира почувствовала, как по ее телу разливается странное, греющее чувство сквозь ледяной ужас. Ее поступок, мерзкий и кощунственный, вдруг обрел в устах матери Лены какую-то извращенную легитимность. Смелость? Да, это была смелость. Ужасная, больная, но смелость.

Светлана Петровна снова подошла к девушке. Теперь они стояли рядом с гробом, плечом к плечу, две женщины, объединенные одной потерей и одной страшной тайной.

— Ты хотела ее, да? — прошептала женщина так тихо, что Ира едва расслышала. Ее губы почти не шевелились. — По-настоящему. Не как подруга. Как любовница.

Школьница, завороженная этим странным ночным исповедованием, снова кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Ее тело, еще несколько минут назад бившееся в истерике, теперь замерло в напряженном ожидании.

Светлана Петровна медленно протянула руку и снова коснулась ее лица:

— И ты боишься, что забудешь ее? Что образ сотрется? Что чувства уйдут вместе с болью?

— Да... — выдохнула Ира. — Боюсь.

— Хочешь запомнить ее навсегда? Не такой, какой ее видели все — веселой, смеющейся, — а такой, какой она была на самом деле? Тайной. Загадкой. Той, кого ты любила.

Глаза Иры расширились. Она не понимала, к чему клонит Светлана Петровна, но ее слова падали на благодатную почву - да, она хотела именно этого.

Женщина наклонилась к ней совсем близко, и ее дыхание, с запахом мяты и чего-то горького, коснулось щеки Иры:

— Тогда сделай это. Сейчас.

Ира отпрянула, будто ее ударили током. Ее мозг отказался воспринимать смысл сказанного.

— Что?.. Нет... что вы... я не могу...

— Можешь, — настаивала Светлана Петровна, и ее пальцы сжали плечо Иры с неожиданной силой. — Ты уже начала. Ты уже переступила черту. Теперь нужно идти до конца. Иначе этот незавершенный поступок будет мучить тебя всю жизнь. Ты всегда будешь помнить не ее, а свой стыд. Свой страх. Свою трусость.

Она говорила гипнотизирующим, убедительным шепотом, глядя Ире прямо в глаза, и в ее взгляде была не материнская нежность, а какая-то одержимость, голод, жажда чего-то, что девушка не могла понять.

— Но... но вы же здесь... — прошептала Ира, чувствуя, как ее ноги вновь подкашиваются. — Я не могу при вас...

— Я — ее мать, — голос Светланы Петровны стал твердым и властным. — Я имею право видеть. Я должна видеть. Я должна знать, как прощаются с моей дочерью те, кто любил ее по-настоящему. Кто любил ее такой, какая она была.

Ее рука соскользнула с плеча Иры на девичью спину и мягко, но неумолимо подтолкнула вперед, к гробу.

— Иди, Ирочка. Закончи то, что начала. Сделай это для нее. И для себя. Чтобы запомнить. Навсегда.

Ира оказалась лицом к лицу с телом Лены. Ее сердце бешено колотилось, в висках стучало, весь девичий организм, все ее существо кричало «нет», умоляло бежать, спрятаться, забыть этот кошмар.

Но была и другая часть - темная, больная, жаждущая, которую разбудили слова Светланы Петровны. Часть, которая хотела прикоснуться, обладать, запомнить. Часть, которая видела в этом жутком ритуале не осквернение, а высшую форму прощания и любви.

Ира почувствовала, как рука женщины ложится ей на затылок – легко, почти нежно.

— Иди, — повторил тот же гипнотический шепот. — Она не против. Она бы поняла.

Ира зажмурилась. Она больше не думала - она только чувствовала: запах цветов и смерти; холод, исходящий от тела; тепло руки на своей голове. И дикое, всепоглощающее желание, которое, казалось, выжигало изнутри весь стыд, весь страх, оставляя лишь голую, животную потребность.

Девушка наклонилась, и ее губы вновь коснулись холодной кожи лобка Лены. Она провела языком по всем знакомым, желанным контурам, уже не ощущая вкуса мыла, а лишь представляя, вспоминая, как могло бы быть, если бы подруга была жива, если бы она отвечала на ее ласки, если бы она стонала...

Собственная рука Ирочки снова потянулась вниз, под трусики, и на этот раз движения были не судорожными, а медленными и уверенными. Она нашла свой клитор, набухший и невероятно чувствительный после недавнего оргазма, и принялась ласкать его в такт движениям языка на неживой писечке.

Девушка теперь не сдерживала звуков - тихие стоны вырывались из ее горла, смешиваясь с мертвой тишиной комнаты. Она чувствовала на себе пристальный, тяжелый и горящий взгляд Светланы Петровны. И этот взгляд не останавливал школьницу, а наоборот, подстегивал, заставлял идти дальше, глубже, делая этот акт еще более запретным, еще более интенсивным.

Ирочка вошла в своего рода транс, не замечая ничего, кроме холодного тела под губами и горячей точки между собственных ног. Она целовала, кусала, ласкала, впиваясь в плоть Лены с отчаянной жадностью, пытаясь вобрать в себя все, каждый атом, каждую частичку, каждый след жизни, который еще мог остаться.

— Да, вот так... — прошептала над ухом Светлана Петровна, и ее голос звучал хрипло и возбужденно. — Люби ее... люби мою девочку... покажи ей, как нужно любить...

Женская рука легла на плечо Иры, не давая ей оторваться, поощряя, направляя.

Возбуждение девушки нарастало, как лавина. Оно было другим, не таким, как в первый раз, а более глубоким, более осознанным, более страстным и оттого еще более жутким. Она представляла, что Лена отвечает ей, что ее бедра двигаются навстречу ее языку, что ее пальцы вплетаются в волосы.

— Лена... Ленка... я люблю тебя... я всегда любила тебя... — Ирочка шептала это снова и снова, целуя ее холодную плоть.

Оргазм накатил на девушку медленно, волна за волной, выворачивая наизнанку. Он был не взрывным, а глубоким, пульсирующим, бесконечным. Ира не закричала, а застонала глубоко, из самой груди, вжимаясь лицом в лоно подруги, ее тело выгнулось в немой мольбе, а пальцы судорожно впились в собственную плоть.

Школьница оставалась в таком положении несколько мгновений, переживая последние спазмы, чувствуя, как ее внутренности наполняются теплом и пульсацией. Потом силы окончательно оставили ее, девушка обмякла, сползла на колени, уткнулась лбом в холодный бархат гроба и зарыдала — тихо, безнадежно, навзрыд.

Над ней стояла Светлана Петровна. Она дышала тяжело, почти так же тяжело, как Ира.

— Вот и все, — прошептала женщина, и ее голос звучал странно — устало и торжественно одновременно. — Теперь ты никогда ее не забудешь. И она всегда будет с тобой.

Она помолчала, глядя на тело дочери, на следы страсти на ее бедрах.

— И я тоже, — добавила Светлана Петровна так тихо, что Ира могла и не расслышать. — Я тоже теперь всегда с тобой.

Ира не сразу поняла смысл этих слов. Она была слишком опустошена, слишком разбита. Девушка просто сидела на полу, у гроба, и плакала, чувствуя, как внутри нее что-то безвозвратно сломалось и что-то новое, темное и непонятное, родилось.

Светлана Петровна наклонилась и наконец-то поправила платье на Лене, аккуратно закрыв ее наготу. Движения ее были резкими, практичными. Казалось, чары рассеялись.

— Встань, Ира, — сказала женщина уже обычным, усталым голосом. — Иди, умойся и ложись спать.

Ира, повинуясь, поднялась на ватные ноги. Она не смотрела на женщину, не смотрела на Лену, а просто поплелась к двери, чувствуя себя абсолютно пустой.

Девушка дошла до ванной, включила свет и уставилась на свое отражение в зеркале - заплаканное лицо, распухшие глаза, испачканный подбородок. Она выглядела совершенно чужой.

Ира умылась, смывая с лица следы слез и Лениной смерти, потом посмотрела на свою руку, все еще липкую от собственных вагинальных выделений. Она медленно, очень медленно поднесла пальцы к носу и вдохнула свой запах. Запах жизни и где-то глубоко под ним — слабый, едва уловимый холодок смерти и духов Светланы Петровны.

Девушка вернулась в спальню, легла на диван и укрылась пледом с головой. Снаружи доносились какие-то приглушенные звуки — Светлана Петровна, наверное, все еще была в гостиной. Прощалась с дочерью по-своему.

Ира лежала и смотрела в темноту из-под пледа. Она ждала, что сейчас наступит ужас, раскаяние, стыд, но ничего из этого не приходило. Была лишь пустота и странное, леденящее спокойствие.

Она сделала это.

Она попрощалась.

И теперь Лена будет принадлежать ей навсегда. Только ей. И, кажется, ее матери.

Мысль о Светлане Петровне заставила девушку вздрогнуть. Что это было? Просто шок, горе, помутнение рассудка? Или что-то большее? Та близость, что возникла между ними в эти минуты, была слишком жуткой, слишком интимной, чтобы быть просто случайностью.

Ира закрыла глаза и попыталась представить лицо Лены, но вместо него перед внутренним взором вставало лицо ее матери — с темными, горящими глазами, с губами, сложенными в странную, загадочную улыбку. И рука на ее затылке - теплая, властная, направляющая.

Девушка не знала, что ждет ее утром. Что скажет Светлана Петровна, когда они встретятся за завтраком. Как она будет смотреть на нее. Но одно она знала точно — она переступила порог, и назад дороги не было.

Ира повернулась на бок и сунула руку в карман штанов. Там лежали те самые трусики Лены — белые с розовыми бантиками. Девушка сжала их в кулаке, чувствуя под пальцами кружево.

Ее последний трофей. Ее последняя связь с Леной. И, возможно, пропуск в новый, темный и пугающий мир, дверь в который ей открыла Светлана Петровна.

С этими мыслями Ира наконец погрузилась в тяжелый, беспокойный сон, полный образов холодной кожи, горячих рук и тихого, гипнотического шепота в темноте.

Благодарю за внимание. Если тебе понравилось и ты готов окунуться в Темную сторону, то приглашаю тебя почитать продолжение и другие мои истории на моем бусти:

https://boosty.to/mr_brown_777

Но будь осторожен, поскольку мои рассказы могут тебя шокировать.

До встречи, Дорогой Читатель.