Глава 5: Греховный состав

Вскоре Аня умылась и вышла на завтрак. Хоть по утрам рекомендуются кашки, Аня с Сашей начинали день со сладостей: вкусный яблочный штрудель, печеньки и ароматный чаек. Вскоре Аня вспомнила и про свой йогурт.

— Попробуй, братик, — внезапно сказала она, протягивая ему свою ложку с йогуртом и кусочком персика. — Новый, очень вкусный.

Он колебался лишь секунду, затем наклонился и взял предложенное. Его губы коснулись металла там, где только что были её. Это было до смешного интимно.

— Действительно, ничего так, — произнёс он.

Аня медленно взяла ложку обратно и, не отрывая глаз от его глаз, провела по ней кончиком языка, словно собирая остатки его слюны.

— Не люблю, когда пропадает что-то... вкусное, — прошептала она, и в слове «вкусное» был целый мир намёков.

После завтрака день тянулся долго. Аня посетила пару лекций онлайн, пыталась читать конспекты, перестилала постель, перекладывала вещи в шкафу, принимала душ — всё делала механически, в ожидании вечера. Саша ушёл в зал, как и планировал. Его отсутствие было физической пустотой в квартире.

Вечером он вернулся с приятной усталостью в налитых мышцах. Запах пота, соли и мужской силы витал вокруг него.

— Спина забилась, — сказал он, проходя на кухню за водой. — Не сделаешь расслабляющий?

Аня почувствовала, как по спине пробежал холодок предвкушения. — С удовольствием, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Но только если ты потом мне сделаешь.

— Договорились, — кивнул он.

Через полчаса он лежал на своей кровати лицом вниз, в одних трусах. Аня, в пижамных штанишках и свободном топике, без лишних слов забралась сверху, усевшись ему на поясницу.

— Сначала разогрев, — заявила она шутливо, и её ладони, смазанные ароматным маслом, легли на его широкие плечи.

Она работала с усердием, разминая забитые мышцы спины, плеч, предплечий. Но её движения постепенно менялись. Из терапевтических они становились исследующими, ласкающими. Она слегка раскачивалась на нём, чувствуя под собой твёрдые мускулы, и её собственная промежность отвечала на это приглушённым, тёплым пульсированием. От его запаха, от жара его тела, от власти, которую она сейчас над ним имела, внутри неё медленно, но верно разгорался знакомый огонь. Фантазии становились навязчивыми.

Вскоре её охватила та самая жажда риска. С почти театральным жестом она схватила края топика и стянула его через голову, бросив рядом. Теперь она сидела на нём полностью обнажённой сверху. Воздух коснулся её сосков, мгновенно сделав их твёрдыми бусинками. Она продолжила массаж, и её грудь свободно колыхалась в такт движениям, от чего возбуждение лишь нарастало. Это было невероятно — чувствовать его тело под собой, ласкать его мощные плечи и спину, будучи обнажённой, уязвимой и сильной одновременно.

Но скоро её собственное желание стало требовать внимания. — Ладно, хватит, — сдавленно сказала она, слезая с него. — Теперь твоя очередь.

Она плюхнулась рядом на живот, уткнувшись лицом в подушку. Саша медленно поднялся на локтях. Его взгляд скользнул по её обнажённой спине, но он лишь подумал, что она сняла топик, пока он лежал лицом вниз. Он тоже взял масло. Его большие, тёплые ладони легли на её лопатки. Он работал тщательно, постепенно спускаясь к пояснице, чувствуя, как её кожа под его пальцами становится горячее. Его собственное тело отзывалось на эту близость глухим гулом напряжения.

— Хочешь, ноги помассирую? — предложил он, чувствуя, как накал становится опасным.

— Да, пожалуйста, — её голос прозвучал из подушки приглушённо.

— Тогда... нужно снять штаны, — сказал он, стараясь говорить нейтрально.

— Сними, пожалуйста, — она не шевельнулась. — Сама не могу, расслабилась совсем.

Он медленно, задерживая дыхание, взялся за резинку её пижамы и стянул их вниз по её ногам. Под ними оказались одни из знакомых ему трусиков — светло-розовые, кружевные, на тонких бретельках. Они прикрывали самое сокровенное, но оставляли открытыми её округлые, упругие ягодицы, которые сейчас были слегка приподняты.

— У тебя... красивая фигура, сестричка, — выдавил он, и это прозвучало глупо, но иначе он не мог.

— Спасибо, братик, — прошептала она, и её ягодицы непроизвольно сжались.

Он начал с икр, медленно, с нарастающим давлением поднимаясь вверх. Каждый его вдох был шумным в тишине комнаты. Чем выше поднимались его руки, тем заметнее становилось напряжение в её теле. Она слегка подрагивала. А когда его большие пальцы упёрлись в подколенные ямки и начали разминать нежные места у самых бёдер, он не мог не заметить. На светло-розовой ткани трусиков, прямо в центре, проступило тёмное, влажное пятно. Оно расширялось с каждым её прерывистым вдохом. От этого зрелища у него всё сжалось внутри, а в трусах стало тесно и душно.

— Ты... очень хорошо это делаешь, — её голос был хриплым, прерывающимся.

Он уже почти не массировал, а лишь водил ладонями по внешней и внутренней сторонам её бёдер, иногда краем руки задевая ту самую влажную ткань. Каждое такое запретное и от того такое приятное касание отзывалось бурей ощущений. Её кожа горела. Его пальцы дрожали. Её тело готово было взорваться, предать, сдаться. Инстинкт самосохранения — или то, что от него осталось, — заставил её выдохнуть слабую, лживую просьбу: «Саш... мне нужно... в туалет». Это был побег. Единственный способ не кончить прямо здесь, под его рукой, на его кровати, будучи названной сестрой.

Она резко поднялась, схватила топик, штанишки и, прижимая их к груди, почти побежала к двери, её ноги казались ватными.

Саша остался сидеть на кровати, ошеломлённый, с бешено колотящимся сердцем. Он слышал, как захлопнулась дверь ванной. А потом... тишина. Не та тишина, что бывает, когда человек справляет нужду. А другая. И через мгновение до него донеслись звуки. Приглушённые, но отчётливые. Быстрые, влажные, чавкающие шлепки. Знакомые звуки. Те самые, что он смутно слышал прошлой ночью. Только теперь они были громче, отчаяннее, и за ними слышался её сдавленный, задыхающийся стон.

Он сидел, не двигаясь, представляя картину за дверью: она, сбросившая трусики, её пальцы, жадно ласкающие ту самую влажную, горячую плоть, запах которой он всё ещё чувствовал на своих руках.

Звуки прекратились так же внезапно, как и начались. Наступила тишина, а затем — шум воды в раковине.

Через несколько минут дверь открылась. Аня вышла в целой пижаме — и в топике, и в штанах. Её волосы были слегка влажными у висков, лицо — спокойным, умиротворённым. На ней была маска полного, глубокого удовлетворения.

— Спасибо за массаж, — сказала она просто, проходя мимо него в свою комнату, и остановилась в дверях своей комнаты. — Братец, — её голос был томным, немного хриплым после недавних стонов. — Кажется, я опять кое-что забыла в ванной.

Она сделала паузу, дав словам повиснуть в воздухе.

— Спокойной ночи.

Дверь в её комнату тихо закрылась. Наступила тишина, густая и звонкая. Саша сидел, не двигаясь, несколько секунд, пока в его ушах не перестал звучать эхо её голоса и тех влажных звуков. Затем, движимый силой, сильнее разума, он поднялся и, как лунатик, направился в ванную.

На той самой полке, где начинался их ритуал, лежали её трусики. Но не скомканные, не брошенные. Они были аккуратно разложены. Тонкое кружево было расправлено, как драгоценная ткань, а в центре, на той узкой полоске, что должна была прикрывать её киску, зияло тёмное, обширное пятно. Оно не просто блестело от влаги — оно было залито ею. Прозрачные, тягучие выделения пропитали ткань насквозь, сделав её почти невесомой, и застыли тонкой плёнкой, искрясь под светом лампы. Это был не след. Это был дар. Немой, откровенный, шокирующий в своей наготой приглашении. Это был её ответ. Вызов. «Делай с ними что хочешь».

Он протянул дрожащую руку. Ткань была ещё тёплой от её тела. Он поднёс её к лицу, коснулся губами и глубоко, с закрытыми глазами, вдохнул. Запах ударил в голову, пряный, насыщенный, чисто её — смесь невинности и разврата. Это был запах её самого сокровенного возбуждения, запах её тайны, которую она только что так громко выдала за дверью. Его рассудок помутнел.

Он не думал. Его тело действовало само. Он расстегнул свои боксеры, высвобождая напряжённую, твёрдую плоть. Он обернул вокруг себя эту мокрую, пропитанную ею ткань. Прохлада шёлка сменилась жаром её оставленного на нём желания. Запах заполнил всё его существо.

Он начал двигать рукой, глядя на это влажное пятно, представляя её — распахнутую, стонущую, с пальцами, скользящими в этой блестящей влаге.

Это было быстро, неистово и неизбежно. Волна накатила с такой сокрушительной силой. Спазмы вырывались из него, горячие и густые, пропитывая тонкую ткань её трусиков, смешиваясь с её собственными следами, создавая новый, общий, греховный состав.

Он стоял, опираясь о раковину, тяжело дыша, в оцепенении. Придя в себя, он сложил испачканные трусики. И положил на привычную полку. Ту самую, «неправильную». Теперь это был уже не просто знак. Это была печать. Доказательство их совместного падения, которое пока ещё можно было отрицать, но уже невозможно было стереть.