(Название дневника — «Мои сокровенные страницы»)

Запись от... даже не знаю, как датировать. Начало всего.

Что-то внутри меня проснулось. Не вдруг, нет — зрело постепенно, как нарыв. Только это был не нарыв боли, а... нарыв свободы. Мне надоело. Надоело прятаться. Надоело, что моё тело, такая часть меня, живёт по каким-то дурацким, придуманным не мной правилам. «Нельзя слишком открыто», «нельзя привлекать внимание», «что люди подумают». А я хочу думать о том, что я чувствую.

Поговорила с ним. С моим мужем. Боялась, честно. А вдруг не поймёт? Вдруг испугается, осудит? Но он... он посмотрел на меня так, что все страхи улетучились. В его взгляде не было ни капли осуждения. Там было любопытство, поддержка и та самая искра авантюры, за которую я его и полюбила. «Твоё тело — твоё право, — сказал он. — И если ты хочешь делиться своей красотой с теми, кому доверяешь... я с тобой. Мы найдём способ».

И мы начали искать. Не для улицы, нет. Для нашего мира. Для него. Для меня. И... для моего младшего брата. С ним у нас всегда была особая связь, доверительная. Хотелось, чтобы и он видел меня... разной. Настоящей. Чтобы в его взгляде было не братское «фу, сестра», а признание: да, она женщина. И она прекрасна.

Запись. День, когда стены заговорили.

Сегодня случилось нечто невероятное. После той самой, первой фотосессии (я тогда вся тряслась от смеси ужаса и восторга), мы с мужем выбрали лучшие кадры и... развесили их по дому. В гостиной, в спальне. Большие, чёрно-белые, резкие. Не порнография, нет. Искусство. На них — я. Голая. Но через призму его взгляда (фотографа) и взгляда моего мужа, это выглядело как сила. Как скульптура.

Брат зашёл вечером. Сначала не заметил, болтали о чём-то. Потом его взгляд зацепился за большую картину над диваном. Он замолчал. Замер. Я затаила дыхание, ловя каждый оттенок на его лице. Не было шока. Не было смущения. Было... изучение. Долгое, внимательное. Потом он посмотрел на меня. «Вау, — выдохнул он. — Это... мощно. Ты выглядишь невероятно».

В тот миг что-то внутри щёлкнуло. Какая-то тяжёлая дверца распахнулась. Меня не просто приняли. Меню увидели. И это было... легко. Просто.

Запись. Баня. Первая настоящая встреча.

Идея пришла почти сама. Баня, пар, полотенца — там всё как-то по-другому, проще, природнее. Мы позвали брата. Я волновалась дико. Сидя в предбаннике, я сняла полотенце. Просто сняла и положила рядом. Сердце колотилось где-то в горле. Я вошла в парную.

Они уже сидели там. Муж улыбнулся мне своей спокойной, всё понимающей улыбкой. А брат... я села напротив него. Прямо напротив. И почувствовала его взгляд.

Он не отвел глаза. Не сделал вид, что смотрит в сторону. Он... смотрел. Медленно, от макушки моих мокрых волос, по плечам, груди, животу, ногам... и обратно. Это был не похотливый взгляд. Это был взгляд человека, который видит что-то впервые и старается запомнить. В нём было удивление, какое-то тихое восхищение и... принятие. Чистое принятие.

И знаете что? Мне захотелось, чтобы он увидел ещё. Чтобы этот взгляд, такой честный, проник везде. Я чуть-чуть, совсем немного, раздвинула колени. И закрыла глаза. Пар жёг кожу, а внутри меня пылало что-то другое. Я сидела голая перед своим младшим братом, и мне не было стыдно. Мне было... свободно. Как птице, которую выпустили из клетки, о существовании которой она и забыла.

После, когда мы уже пили чай, муж спросил меня тихонько: «Ну как?». «Я чувствовала себя настоящую, — прошептала я. — Просто себя. Впервые, наверное».

Запись. Фотосессия с братом в роли фотографа.

Мысль о том, чтобы брат сам стал тем, кто запечатлеет «эту» меня, витала в воздухе. Обсудили втроём. Я сказала прямо: «Я хочу, чтобы ты снял меня. Всю. Без прикрас и без страха». Брат слушал серьёзно, кивал. Не было пошлых намёков, только понимание задачи. Он согласился. Муж был рядом — моя главная опора.

Съёмка началась. Сначала в красивом белье, потом без лифчика. Когда ткань упала на пол, по телу пробежал холодок, но не страха, а предвкушения. Потом я сняла и трусики. Стояла перед его объективом, зная, что за ним — глаза моего брата, а рядом, в двух шагах, стоит мой муж и смотрит на меня с такой любовью и гордостью. В этой двойной поддержке я чувствовала себя не голой, а... одетой в собственное бесстрашие.

Потом я позвала мужа в кадр. Села к нему на колени лицом к нему, обвила руками его шею. Он обнял меня за талию, а потом его губы опустились к моей груди. Сначала просто коснулись кожи возле соска, потом он взял сам сосок в рот, нежно пососал. Щелчок затвора. Ещё щелчок. Я прижалась лбом к его лбу, дыша в унисон. Это было не просто «эротично». Это было признание в любви, запечатлённое на плёнку.

— --

Что-то во мне в тот день раскрылось, как бутон под утренним солнцем. После тех кадров захотелось больше. Не просто красивых поз. Чего-то... более настоящего, более уязвимого.

Я встала на четвереньки на диване. «Можешь снять вот так? Сзади?» — спросила я брата, но смотрела на мужа. В его глазах был вопрос: «Ты уверена?». Я кивнула. Да, была уверена. Мне нужно было, чтобы и эта часть меня была увидена. Принята.

Объектив замер где-то позади. Я чувствовала его фокус на самых сокровенных изгибах. Было не по себе, но и дико возбуждающе. И тут ко мне подошёл муж. Его руки легли на мои бёдра с такой знакомой, владеющей нежностью. «Я открою тебя для кадра, — тихо сказал он. — Покажи ему всё». У меня перехватило дыхание. Я кивнула, уткнувшись лицом в подушку.

Его пальцы, тёплые и уверенные, мягко, но настойчиво раздвинули мои ягодицы. Прохладный воздух комнаты коснулся кожи, которую никогда не касался даже солнечный свет. Вздох вырвался у меня сам собой — от непривычного ощущения, от невероятной открытости. И я знала, что объектив сейчас ловит это. Ловит самую сокровенную, тайную часть меня, которую я добровольно отдаю во власть взгляда моего брата и объектива. Затвор щёлкал быстро. А я... я застонала. Длинно, прерывисто. Не от боли, а от катарсиса. От чувства, что последняя стена рухнула.

Когда он отпустил меня, я, не раздумывая, обернулась и впилась в губы мужа. «Ты лучший, — прошептала я ему в губы, и голос дрожал. — Спасибо, что ты... что ты позволяешь мне проявляться».

Запись. Массаж...

Желание не только быть увиденной, но и быть... ощущаемой в этом кругу доверия, стало следующим логичным шагом. Мы придумали сеанс массажа. Ритуал, где муж будет главным, будет направлять, а брат — его руками, его продолжением. Брат, когда мы ему предложили, смутился, покраснел, но в глазах у него мелькнула та же искорка азарта, что была у меня в бане. Он согласился.

Я разделась и легла на массажный стол лицом вниз, скромно прикрыв бёдра полотенцем. Запах миндального масла заполнил комнату. Первыми пришли его руки. Руки моего мужа. Такие знакомые, такие сильные и такие нежные. Они разминали мои зажатые плечи, скользили вдоль позвоночника, вдавливались в поясницу. Под их прикосновениями я таяла, как всегда. Это был его язык, и я понимала каждое слово.

Потом он сказал: «Теперь ты. Начни со ступней». И я почувствовала другие руки. Легче, менее уверенные, чуть робкие. Руки моего брата. Он начал с моих ступней, аккуратно разминая каждый палец, потом поднялся к икрам. Это было странно. С одной стороны — расслабляющий массаж. С другой — осознание: это мой младший брат. Тот самый, за кем я когда-то бегала по двору. И сейчас его взрослые, мужские руки работают с моими ногами. Я расслабилась и позволила этому новому, немного щекотному чувству омыть меня.

— --

«Перевернись, солнышко», — мягко сказал муж. Я перекатилась на спину, даже не пытаясь прикрыть грудь. Полотенце всё ещё лежало на лобке. Его руки снова нашли меня — теперь они ласкали шею, плечи, а потом одна ладонь полностью, с нежным чувством обладания, обхватила мою грудь, большой палец водил по соску. Я зажмурилась и тихо застонала от привычного, сладкого удовольствия.

А ниже, на моём животе, работали другие пальцы. Пальцы брата. Они скользили по маслу, сначала по кругу вокруг пупка, потом поднялись выше, к рёбрам, к самой диафрагме, под грудью. Осторожно, как бы боясь сделать что-то не так. Потом они спустились ниже, к линии бикини, и остановились, едва касаясь самой верхней границы лобка, того места, где начинается лёгкий, мягкий пушок. От этого едва уловимого касания у меня внутри всё ёкнуло, и дыхание спёрло. Он почувствовал мою реакцию и замер.

«Можешь помассировать и там, — голос мужа был спокоен и тёпл, как всегда. — Только нежно, по кругу». И брат продолжил. Его прикосновения стали чуть смелее, описывая медленные, гипнотические круги по самой верхней, безопасной части лобка, не переходя границы. Это сводило с ума. Чувствовать его руки там, где их никогда не было, и в то же время чувствовать твёрдые, любящие ладони мужа на моей груди... Я была между двух огней, и оба меня согревали.

— --

Жар внутри меня нарастал, как волна перед штормом. Масло на коже казалось уже лишним — я и так вся горела. «Хочешь, чтобы он прикоснулся к твоей груди?» — прошептал муж мне на ухо, его губы коснулись мочки. Я не могла выговорить ни слова, только судорожно кивнула. «Ты можешь помассировать грудь своей сестры, — сказал он брату. — Будь нежным».

И те самые руки, которые только что робко гладили мой лобок, поднялись. Они коснулись моей груди. Сначала одной, потом другой. Не сжимали, не мяли. А... ощупывали. Изучали форму, вес, упругость. Как будто брал в руки хрупкую, драгоценную вазу, которую ему наконец-то доверили. «Мне нравится... как они ощущаются, — проговорил он, и голос у него срывался. — Они... красивые». Эти простые, немудрёные слова подожгли во мне новую волну. Это были те самые груди, которые он, наверное, в последний раз видел, когда я была подростком, а он — ребёнком. И теперь они лежали в его ладонях. С моего позволения. С позволения мужа.

Я не выдержала этого двойного натиска. Я взяла руку моего мужа, которая лежала у меня на щеке, и, не открывая глаз, потянула её вниз, под полотенце, прямо к тому месту, которое пульсировало и мокло. Он понял без слов. Его пальцы, такие умелые и любящие, скользнули вдоль распухших губ, вошли внутрь меня. В это же время брат, словно обретя наконец уверенность, начал более активно теребить и катать мои соски между пальцами. Не грубо, но уже не так робко.

Мир сузился до этих двух точек: вихрь, который закручивал меня изнутри благодаря пальцам мужа, и жгучее, новое, запретное удовольствие от прикосновений брата к моей груди. Я извивалась на столе, стонала, уже не думая о том, как это выглядит или звучит. Я просто чувствовала. И это было невероятно.

— --

После такого остановиться было невозможно. Воздух в комнате был густым, как сироп. Мы с мужем переглянулись. Я увидела в его глазах тот же вопрос, что вертелся у меня в голове. Я едва заметно кивнула. Мы оба видели отчётливую выпуклость под штанами брата.

«Тебе... тоже некомфортно в одежде? — мягко спросил муж. — Если хочешь, можешь снять». Брат молчал секунду, его щёки пылали. Потом он просто кивнул.

«Тогда давай. Мы тоже», — сказал муж, и они сбросили с себя одежду. И вот мы все — я, мой муж и мой младший брат — абсолютно обнажённые в мягком свете ламп. Никакого смущения уже не было. Была только натянутая, как струна, реальность.

«Ложись животом вниз, — попросил меня муж. — И смотри вперёд». Я легла. Муж жестом подозвал брата и попросил его встать прямо передо мной, у изголовья стола. Так, чтобы его возбуждённый, стоячий член оказался прямо перед моим лицом. В десяти сантиметрах. Не меньше.

«Можешь смотреть на него, — сказал мне муж, и его пальцы снова коснулись моей спины, а потом, скользнув между ягодиц, нашли мою промежность. — Наслаждайся видом». И он начал массировать меня там, нежно, но настойчиво. А я... я смотрела. Видела каждую деталь так близко. Чувствовала тепло, исходящее от члена моего брата, родного брата. И не могла дотронуться. Это было безумие. Сладчайшая, самая изощрённая пытка. Я стонала, и мои стоны были вызваны и прикосновениями мужа сзади, и этим неутолимым желанием спереди.

Потом муж сократил разрешенную дистанцию до двух сантиметров. «Только не приближайся больше, — сказал он брату. — Но она... может пользоваться языком, если захочет». Это было всё равно что разрешить умирающему от жажды сделать глоток, но не дать стакан. Я высунула кончик языка. Я сократила эти два сантиметра. И коснулась. Самой верхушки, уже влажной от капельки прозрачной жидкости. Я лизнула её. Солоновато-сладкий вкус, вкус его возбуждения, ударил мне в голову. И застонала так, как, кажется, не стонала никогда, и моё тело выгнулось дугой.

«Пожалуйста... войди в меня, — выдохнула я мужу, уже не в силах терпеть. — Пожалуйста...»

Муж поднялся надо мной. Через мгновение его член, твёрдый, родной и такой желанный, медленно, но уверенно вошёл в мою готовую, мокрую насквозь киску. Облегчение и новая волна наслаждения накрыли меня с головой. Я обхватила его бёдра ногами.

«А он... — прошептала я, глядя мужу в глаза. — Он может... для меня?» Я посмотрела на брата. Брат смотрел на нас, его рука непроизвольно сжалась вокруг его члена.

«Он может кончить, — сказал муж, его голос был хриплым от страсти. — Для тебя. Но... пусть сделает это с той же дистанции».

Брат, не отрывая от меня взгляда, начал двигать рукой. Он смотрел, как его сестру трахает её муж, и как она смотрит на него, умоляя. Этого оказалось слишком. Его тело содрогнулось, лицо исказила гримаса наслаждения, и тёплая, густая струя выстрелила прямо в мой ротик. Он кончал, глядя на меня. И я, с открытыми глазами, принимала этот дар. Этот финальный, безумный акт. Я облизывала губы, смакуя его вкус.

И тогда мой муж, уже на грани сам, прошептал последнее, что довершило всё: «Теперь... теперь ты можешь взять его (член) в рот. Насладись, как хотела».

Брат, уже опустошённый, но всё ещё возбуждённый, сделал последний, робкий шаг вперёд. Я обхватила его губами, почувствовала снова его вкус и начала медленно, глубоко сосать. С глубоким желанием, удовлетворенностью и с... благодарностью.

А в это время ритм мужа внутри меня стал неистовым. Его толчки совпадали с движениями моего рта. Я чувствовала, как он наполняет меня изнутри, в то время как мой рот был занят... другим. И когда волна моего оргазма накрыла меня, она была окрашена всем сразу: всепоглощающей любовью к мужу, жгучей, запретной близостью к брату, и той самой, выстраданной свободой. Мы кончили почти одновременно — он внутри меня с тихим рыком, а я, содрогаясь в конвульсиях, крепче сжимая губами брата.

Тишина после была... священной. Он, мой муж, мягко вышел из меня, наклонился и поцеловал меня в лоб, в губы, потом нежно вытер моё лицо своим полотенцем. Потом он встал, обнял брата за плечи, что-то тихо сказал ему. То был жест благодарности, принятия, мужского понимания.

Я лежала, глядя в потолок, чувствуя, как по внутренней стороне бёдер стекают следы моего мужа, а во рту сохраняется сладкое послевкусие от спермы брата. И внутри не было ни капли стыда или сожаления. Только глубокая, умиротворяющая усталость и чувство... целостности. Та самая клетка, о существовании которой я когда-то лишь догадывалась, растворилась. Бесследно. В тепле их рук, в смелости их взглядов, в абсолютном доверии, которое мы втроём построили.