Дождь стучал по стеклу такси мерзким, частым барабанным боем, смешивая на нем грязь и пыль с мостовой в однородную серо-коричневую жижу. За окном проплывал не город, а призрак города, знакомый до боли в висках и одновременно абсолютно чужой. Н., мой родной Н. Я прижал лоб к холодному стеклу, пытаясь разглядеть в промозглых сумерках хоть что-то, что вызовет не сдавленную тоску, а теплую ностальгию. Не находил.

«Кем бы я был, если бы не тетя Варя?» - эта мысль, верная спутница всех моих жизненных свершений, вползла в голову сама собой, навязчивая и неотвязная. Смотрел на растрескавшийся асфальт, обнажившуюся под ним грязь, на людей в потрепанных куртках и тяжелых, нелепо громоздких для московского глаза ботинках, и ответ был очевиден. Я был бы одним из них. Брел бы по этой каше, проклиная все на свете, с пустым карманом и еще более пустой душой. Или, что вероятнее, валялся бы под забором, продолжая семейную традицию.

— Вась, все нормально? - тихий голос жены вывел меня из оцепенения. Алена смотрела на меня с легкой тревогой, ее пальцы в тонких кожаных перчатках лежали на моей руке.

— Да, - я кашлянул, отрывая лоб от стекла. - Просто... знакомые места. Только в другом ракурсе. И в другом запахе.

Запах в такси был густой - дешевый освежитель в виде ёлочки, перегар и сырость. Алена, моя стройная, пахнущая дорогим цветочным парфюмом Алена, казалась здесь как пришелец из другого мира. Как, впрочем, и я сам в своем кашемировом пальто. Мы были белыми воронами, залетевшими не в ту стаю. Мне вдруг стало стыдно за этот внезапный приступ самокопания. Я ведь не за этим сюда приехал. Мы приехали завоевывать и создавать.

Идея открыть здесь филиал нашей юридической фирмы «Сокол и Партнеры» принадлежала не мне. Мой партнер и друг со времен института, Сергей Соколов, бросил это предложение как бы, между прочим, за ужином после удачного закрытия крупного дела.

— Слушай, а ты же из города Н.? - спросил он, разминая пальцы, уставшие от подписания кипы документов.

— Да, жил когда-то, - ответил я, откладывая вилку. - Давным-давно.

— А почему бы там не открыться? Город-миллионник, суды работают неплохо, по отзывам, коррупционная составляющая умеренная. Да и от Москвы не за тридевять земель. Контролировать будем на раз.

Мысль была здравая. Наша специализация - банкротство физических лиц и небольших компаний - в кризисные годы стала золотой жилой. Денежный поток нужно было грамотно разветвлять. Мы уже присматривались к ближайшим к столице областным центрам, но Сергей, как всегда, мыслил нестандартно. У него на это была своя причина - его отец, «большая шишка» в столице, создавал нам благоприятные условия для работы, но чем дальше от столицы были дела, тем слабее были его связи.

— А почему бы и нет? - сказал я тогда, чувствуя, как где-то глубоко внутри что-то екается. - Съездим на пару месяцев с женой, с мамой познакомлю.

С мамой. Вот он, главный подводный камень. Мы не виделись годы. Последний раз - на похоронах отца, который допился до цирроза, когда я был уже на втором курсе. Она пришла на кладбище пьяная, рыдала, цеплялась за мой пиджак, пахла тем самым губительным коктейлем из водки, никотина и безнадеги. Я отстранился. Резко. Жестко. Потом была только редкая, раз в полгода, денежная переводы на незнакомую карту. На свадьбу я ее не звал. Боялся. Стыдился. Глупая, детская, неистребимая обида сидела где-то в костях, почему тетя Варя, чужая женщина, смогла, а ты, родная, нет?

— Ты уверен, что хочешь ее видеть? - спросила Алена тогда, когда я сообщил ей о поездке. Она знала всю историю. Не в деталях, но в общих, тяжелых чертах.

— Должен. Надо поставить точку.

Такси вырулило на относительно чистую улицу и остановилось у неприметного шестиэтажного здания с вывеской «Гостиница». Выглядело оно так, будто застряло в середине девяностых и не собиралось выбираться. Но внутри оказалось чисто, пахло хлоркой и стабильностью. Номер был стандартным, с мебелью цвета «темный дуб» и картиной с озером. Я подошел к окну. Вид открывался на крыши хрущевок, темный квадрат парка и трубы какого-то завода на горизонте. Город моего детства. Город, который я ненавидел и из которого сбежал, как только представилась возможность.

«Сбежал» - слишком громкое слово. Меня эвакуировали. Подобрали на обочине жизни, отмыли, откормили, заставили учиться.

— Мальчишки, прекратите! Вася, ну ты чего?

— Помогите!

Эти крики, как заезженная пластинка, иногда проигрывались в голове в самые неожиданные моменты. Не сейчас. Сейчас я видел не школьный коридор, а этот унылый пейзаж за окном. Но чувство было похожее - смесь ярости, стыда и животного страха. Только тогда я был причиной страха Лёши. Тот самый «пухлячок Лёша», «маменькин сынок», «зубрила».

В школе я был дерзким. Не просто хулиганом, а каким-то озлобленным, голодным зверьком, который кусал всех подряд, но особенно таких, как он. Чистеньких, с аккуратными портфелями, с выполненными домашками. Они были живым укором моей реальности, немытые полы, вечный запах перегара, пустой холодильник и родители, которые либо орали, либо спали мертвым сном. Лёшка был самым ярким представителем другого племени. Он не просто учился - он впитывал знания. Руки поднимал первым. Говорил тихо, но четко. У него были странные, очень светлые, почти прозрачные глаза, которые смотрели на меня не со страхом, а с каким-то недоумением и... жалостью. Да, именно с жалостью. Это и выводило меня из себя больше всего.

Тот день, тот самый, с криками Вики Петровой и появлением завуча, начался как обычно. Он что-то буркнул мне вслед, когда я, толкнув его, прошел на свое место. Какое-то замечание по поводу домашнего задания, которое я, естественно, не сделал. Искра. Меня будто замкнуло. На перемене я загнал его в тупик коридора, у стены с потрескавшимся плакатом «Берегите природу!». Вика, рыжая, веснушчатая красавица класса, пыталась встать между нами. «Мальчишки, прекратите! Вася, ну ты чего?» А я уже не слышал. Я сжимал его шею, чувствуя, как пухлые, мягкие щеки Лёшки прилипают к холодному линолеуму. Он не сопротивлялся. Он хрипел и смотрел на меня этими своими светлыми глазами. И в них не было страха. Было то самое непонятное, недетское понимание. Это сводило с ума. «Целуй пол, ботаник! Целуй!» - шипел я. Это была не драка. Это было ритуальное унижение. Месть за то, что он был не таким, как я. За то, что у него, наверное, была нормальная семья. За то, что моя жизнь, как предрекали все вокруг, начиная от соседей и заканчивая учительницей по математике, «катилась под откос». Они и представить не могли, как сильно они ошибались. Откос был уже пройден, я лежал на самом дне.

Спасение пришло оттуда, откуда не ждали. Тетя Варя, младшая сестра отца, жила в Москве. Она потеряла мужа в автокатастрофе, детей у них не было. Жила одна в хорошей трехкомнатной квартире в спальном районе, работала бухгалтером в солидной конторе. И, видимо, отчаялась от одиночества и горя настолько, что решила взвалить на себя неподъемную ношу, перевоспитать шестнадцатилетнего неандертальца из провинции.

Для меня это, поначалу, был просто перевод адских декораций. Ад хаоса и безнадеги сменился адом порядка и тотального контроля. Репетиторы по всем предметам. Ежедневные многочасовые занятия после школы. Три раза в неделю - психолог, усталая женщина, которая пыталась вытащить из меня клещами хоть какие-то эмоции, кроме злости. Бассейн. Конные прогулки. Расписание, висящее на холодильнике, было расписано поминутно. Я рычал, бунтовал, саботировал. А она не кричала. Она смотрела на меня своими спокойными, очень похожими на отцовские глазами и говорила: «Вася, мир огромен. Ты видишь только стены своей комнаты и школьного туалета. Но есть Эрмитаж, есть Альпы, есть книги, от которых замирает сердце. Дай мне два года. Всего два года. Если не понравится - вернешься. Но сперва посмотри».

Она не давила. Она предлагала. Настойчиво, методично, с железной, но незримой волей. И однажды, кажется, после того как я впервые прочитал не по программе «Мастера и Маргариту» и пришел к ней с трясущимися руками и кучей вопросов, что-то щелкнуло. Мозг, десятилетиями питавшийся телевизионной жвачкой и уличной грязцой, вдруг проснулся и потребовал пищи. Я обнаружил, что могу решать задачи. Что история это не даты в учебнике, а захватывающий детектив. Что физические законы объясняют, как летит брошенный мною в Лёшку камень. Это была магия. Я стал учиться не из-под палки, а с жадностью, отчаянно, пытаясь нагнать упущенные годы. Школу в Москве я окончил почти с золотой медалью. «Почти» - потому что исправить прошлые, позорные оценки из школы в Н. было нельзя. Они навсегда остались темным пятном в аттестате.

Потом был институт, юридический факультет. Встреча с Сергеем, таким же голодным до успеха, но выросшим в полной противоположности - в семье чиновника, где будущее было расписано, как по нотам. Мы нашли общий язык на почве амбиций. Потом - Алена. Студентка экономфака, с острым умом и такой внутренней чистотой, что поначалу я даже стеснялся своего прошлого. Мы поженились через год после выпуска. Пять счастливых лет. Почти счастливых. Одна проблема не давала покоя, у гас не было детей. Не получалось. Оба обследовались, оба проходили курсы лечения. Врачи разводили руками: «Стресс, экология... Пробуйте дальше».

И вот теперь я здесь. В городе своего детства, с красивой, умной женой, с солидным положением, с деньгами. Победитель. Но почему-то чувствовал себя тем самым мальчишкой в стоптанных кедах, который боится зайти в лингафонный кабинет, потому что там пахнет другим, чистым миром.

— Завтра начнем, - сказала Алена, распаковывая чемодан. Она уже переоделась в домашнее - мягкие лосины и большую кофту. Выглядела уютно и неуместно в этой казенной обстановке. - С утра звонок в мэрию, к этому... как его... Иванову, контакт Сергея?

— Да, - кивнул я. - Потом поиск помещения под офис. И... вечером к маме.

Она посмотрела на меня, положила сложенную блузку и подошла.

— Ты волнуешься.

— Это заметно? - я попытался улыбнуться.

— Как слон в посудной лавке. Все будет хорошо, Вася. Ты же не мальчик уже. Ты мужчина, который многого добился. И она это увидит.

Я обнял ее, вдыхая знакомый, успокаивающий запах. Она была моим якорем, моим самым надежным приобретением за все эти годы.

На следующее утро город встретил нас моросящей изморосью. Встреча в мэрии прошла гладко, звонок «сверху» сработал безупречно. Нам оказали всяческое содействие в поиске помещения, порекомендовали местного риелтора. К обеду мы уже осматривали три варианта. Я погрузился в работу, и это было спасением. Цифры, договоры, квадратные метры, анализ судебной практики местного арбитражного суда, здесь я был в своей тарелке, здесь все подчинялось логике и закону, а не смутным детским воспоминаниям.

К вечеру, завалившись в номер с папкой бумаг, я понял, что дальше тянуть нельзя. Достал телефон. Старый номер матери, сохраненный еще в старой, разбитой «Нокии», чудом перекочевал во все мои последующие аппараты. Я никогда по нему не звонил. Всегда переводил деньги на карту. Палец замер над экраном.

— Звони, - мягко сказала Алена. Она сидела в кресле, читая что-то на планшете. - Я с тобой.

Я нажал кнопку вызова. Сигналы пошли долгие, нудные. Я уже готовился положить трубку, как вдруг щелчок.

— Алло? - голос был женским, низковатым, немного хрипловатым от сигарет, но абсолютно трезвым. И настороженным.

— Мам? Это я. Вася.

На той стороне воцарилась тишина. Я услышал лишь прерывистое дыхание.

— Сынок? - наконец прошептала она. - Это... правда ты?

— Я в городе Н. Приехал по делам. Надолго. Можно... можно к тебе заехать?

Еще пауза, более короткая.

— Конечно! Конечно, сынок. Я... я дома. Ты знаешь адрес? Тот же.

— Знаю. Мы... я с женой. Через час, хорошо?

— Жена? - в ее голосе прозвучала паника. - Хорошо... хорошо. Жду.

Я положил трубку. Ладони были влажными.

— Поехали? - спросила Алена, уже надевая пальто.

По дороге меня охватила странная, иррациональная щедрость. Та, что рвется наружу, когда хочешь заткнуть дыру в душе подарками. Мы заскочили в самый большой супермаркет в центре. Я хватал с полок все подряд, дорогие сыры, фрукты, сладости, кофе, хороший чай, несколько банок красной икры, баночку какой-то изысканной паштетной ветчины. Алена молча катила тележку, изредка вкладывая обратно самое уж нелепое. Я скупал не еду. Я скупал прощение. Или пытался откупиться от призрака того мальчишки, который когда-то стоял у витрины гастронома и слюной давился, глядя на «Буратино» в шоколаде, а в ответ на робкое «мам, купи» слышал раздраженное: «Нету денег на ерунду! Дома картошка есть».

Набрали так много, что таксист, пожилой мужчина с усталым лицом, недовольно покряхтел, помогая загружать сумки в багажник. Ехал до старого района пятиэтажек молча, лишь раз бросив: «Гостей навещаете?» - «Маму», - буркнул я. Он кивнул, и в его взгляде мелькнуло что-то понимающее. Может, ему тоже сыновья с икрой приезжали.

Подъезд был темным, пахло кошкой и старыми обоями, но на лестнице было чисто. Дверь квартиры - та самая, серая, со сколотой краской и глазком. Я собрался с духом и нажал звонок.

Шаги за дверью. Щелчок замка. Дверь открылась.

И все мои приготовления, весь образ пьяной, опустившейся женщины в застиранном халате - рухнули в одно мгновение.

Перед нами стояла невысокая, полноватая, но опрятная женщина. Волосы, когда-то крашеные в яркий цвет, теперь были аккуратно уложены в седую короткую стрижку. На ней были простые, но чистые темные брюки и голубая кофта. Лицо... Да, оно было измято жизнью, с глубокими складками у губ и вокруг глаз. Но эти глаза, такие же, как у меня, карие, смотрели ясно и трезво. И в них читался такой страх, такое смущение и такая надежда, что у меня перехватило дыхание.

Квартира... Я ждал бардака, завалов пустых бутылок, засаленных тряпок. Но в прихожей пахло полиролью и свежей выпечкой. Я мельком увидел комнату - старую мебель, но на полу новый ламинат, на стенах - свежие, светлые обои. Скромно, бедно, но ЧИСТО. И с достоинством.

— Сынок... - выдохнула она и, не зная, что делать, потупила взгляд. Потом резко шагнула вперед и обняла меня. Нежно, несмело. От нее пахло не перегаром, а душистым мылом, дрожжевым тестом и чем-то неуловимо родным, тем самым запахом «мамы» из самых ранних, стертых лет, когда она еще пыталась быть матерью.

Я обнял ее в ответ, стиснув зубы, чтобы не расплакаться. Ком стоял в горле огромным, болезненным шаром. Алена молча зашла внутрь, отнесла сумки на кухню, давая нам момент.

— Заходите, проходите, - засуетилась мама, наконец отпустив меня и утирая ладонью щеку. - Извините за беспорядок... я не знала...

— Мам, никакого беспорядка, - прохрипел я. - Здесь... хорошо.

Мы сидели на кухне за старым, но выскобленным до белизны столом. Алена разливала привезенный нами чай, а мама резала только что испеченный, еще теплый пирог с капустой. И рассказывала. Голос ее сначала дрожал, но постепенно крепчал.

Она закодировалась почти три года назад. «Доходилась», как сказала. Увидела себя в зеркале - и не узнала. Поняла, что я, наверное, никогда не приеду к такой. Нашла в себе последние силы. Первый год был адом - ломка, депрессия, стыд. Устроилась уборщицей в два места, потом, как вспомнила старую профессию швеи, стала подрабатывать, чиня одежду соседям. Копала огород на даче, продавала излишки. Медленно, по копейке, но вылезала. Сделала самый дешевый, но честный ремонт. «Чтобы хоть перед собой не стыдно было». Не пила уже два года и один месяц.

— Я не прошу прощения, сынок, - сказала она, глядя прямо на меня, и в ее глазах стояли слезы. - Его у меня не заслужить. Я просто хотела, чтобы ты знал. Что я... пытаюсь. Что я не совсем... пропащая.

Я не выдержал. Встал, подошел, снова обнял ее. И заплакал. Впервые за многие годы - горько, по-взрослому, не стыдясь. Плакал о потерянном времени, о своем жестоком равнодушии, о том, что, возможно, сдал ее слишком рано. Она гладила меня по голове, как маленького, и шептала: «Все, все, сыночек, не надо...»

В тот вечер темное пятно на карте моей жизни начало светлеть. Оно не исчезло - шрамы остаются навсегда - но перестало сочиться ядом. Я уже строил планы забрать ее в Москву, снять квартиру поближе, помочь найти работу полегче. Она отнекивалась, говорила, что ей и здесь хорошо, но в ее глазах зажегся огонек надежды. Было ощущение, будто тяжелый камень, который я тащил в груди с тех самых пор, как уехал, наконец сдвинулся с места.

Обратно в гостиницу мы шли пешком, несмотря на слякоть. Я чувствовал невероятное облегчение, почти эйфорию. Мне хотелось говорить. И я говорил. Рассказывал Алене смешные, нелепые истории из детства, как мы с пацанами лазили на заброшенный завод, как пытались курить сушеный клен, как гоняли мяч по пыльному двору. Я снова был тем азартным пацаном, только теперь счастливым, нашедшим свою пропажу. Алена смеялась, ее смех звенел в сыром вечернем воздухе.

И вот, уже почти у самого входа в гостиницу, она вдруг остановилась, нахмурилась и схватилась за низ живота.

— Ой...

— Что такое?

— Не знаю. Так, кольнуло резко. Наверное, от смеха, - она попыталась улыбнуться, но лицо оставалось напряжённым.

Боль не прошла. Дойдя до номера, она прилегла. Лицо было бледным. У нее бывали такие спазмы, обострения старой проблемы, из-за которого и возникали сложности с зачатием. Обычно помогала таблетка спазмолитика и покой. Но сейчас что-то было не так. Боль, по ее словам, была острее, режущей.

Я сидел рядом, держа ее за руку, и чувствовал, как паника, холодная и липкая, снова подбирается к горлу. Все было так хорошо... И вот опять.

— Завтра же к врачу, - сказал я твердо. - Не обсуждается. Найду лучшую клинику.

Утром Алене стало немного легче, но я был непреклонен. Пока она собиралась, я уткнулся в интернет. Искал гинекологию, читал отзывы. Выделялась частная клиника «Здоровая женщина» - хвалили оборудование, вежливый персонал, врачей. Я позвонил, объяснил ситуацию и записался на прием к самому рекомендованному специалисту - врачу высшей категории Алексею Сергеевичу Капустину.

Клиника действительно приятно удивила. Чистый, светлый холл, современный ресепшн, спокойная атмосфера. Пока Алену вызывали в кабинет, я остался ждать в коридоре. От нечего делать начал разглядывать стенды с медицинской информацией, дипломы врачей. Фамилия «Капустин» вертелась в голове, вызывая смутное, но навязчивое чувство узнавания. Откуда? Не из института точно. Что-то более старое, школьное. Но я не мог вытащить это воспоминание на свет.

Прошел почти час. Дверь кабинета приоткрылась, выглянула Алена.

— Вась, зайди, пожалуйста. Доктор хочет поговорить с тобой.

Я вошел. Кабинет был просторный, функциональный. За столом сидел мужчина лет. Приятная внешность, спортивное телосложение, ухоженные руки, умные, внимательные глаза за очками в тонкой металлической оправе. На нем был белый, идеально отглаженный халат. Рядом на экране компьютера были выведены какие-то графики и снимки. Я почувствовал укол необъяснимой, глупой ревности. Этот человек только что детально обследовал мою жену. Он знал о ее теле больше, чем я.

— Здравствуйте, - врач встал, чтобы пожать руку. - Садитесь, пожалуйста. Я Капустин.

— Василий, муж Алены, - кивнул я, садясь рядом с женой. Она улыбнулась мне, но улыбка была напряженной.

— Так, - доктор снова погрузился в изучение бумаг на столе. - Ситуация, Алёна Борисовна, не критичная, но требует самого серьезного внимания. Вижу хронический процесс, давний. И есть признаки свежего обострения, возможно, на фоне стресса от переезда, акклиматизации. Есть спайки. Это серьезно мешает.

— Чем это грозит? - спросил я, сжимая руку Алены.

— В вашем случае - самым главным. Шансы на естественную беременность снижаются с каждым таким обострением. «Вы рискуете никогда не забеременеть», -он произнес это спокойно, профессионально, но слова прозвучали как холодный молот по стеклу.

У Алены вырвался тихий вздох. Моя рука автоматически сжала ее пальцы сильнее.

— Что делать? - спросил я, и мой голос прозвучал хрипло.

— Нужна точная диагностика. Я дам вам направления на дополнительные исследования - УЗИ экспертного класса, некоторые анализы. Благо, в городе сейчас можно это сделать на хорошем оборудовании. После этого мы определим тактику. Консервативное лечение, возможно, физиотерапия. Но резать не спешим. У меня есть коллега в Германии, он специалист как раз по таким случаям. Я с ним проконсультируюсь, когда будут свежие снимки.

Он говорил деловито, обнадеживающе. Но последняя фраза засела в мозгу. «Никогда не забеременеть». Я видел, как побледнела Алена. Вся ее мечта, наше общее желание, дававшее смысл многим нашим усилиям, вдруг зависло над пропастью.

— Сделаем все, что скажете, доктор, - твердо сказал я.

— Вот адреса и список, - он протянул листок Алене. Потом перевел взгляд на меня. Его взгляд стал пристальным, изучающим. - Вы... извините за вопрос, но вы местный? Василий...

— Да, я здесь родился, - ответил я, немного удивленный.

— Учились в школе 45?

Ледяная игла прошла по спине. Вот оно. Откуда знакома фамилия.

— Да, - медленно проговорил я, вглядываясь в его лицо. Чистое, интеллигентное, с аккуратной стрижкой.- Мы... знакомы?

Врач - Алексей Сергеевич Капустин - медленно расплылся в улыбке. Улыбка была профессиональной, вежливой, но в уголках глаз собрались лучики морщинок, в которых читалась какая-то глубокая, давно вызревшая ирония. Он перевел взгляд на Алену, потом снова на меня.

— Были когда-то знакомы, - сказал он легко, отводя глаза к бумагам, как бы закрывая тему. - Неважно. Главное - здоровье вашей супруги. Алёна Борисовна, берегите себя. Сделайте все исследования и обязательно запишитесь ко мне повторно. До встречи.

Тон был безоговорочно завершающим. Мы поблагодарили и вышли.

В коридоре клиники я шел, как во сне. Голова гудела. Капустин. Лёшка. Алексей. Не может быть. Случайность. Фамилия не такая уж редкая. Но его взгляд... этот взгляд, в котором промелькнуло что-то помимо врачебного участия. Он узнал меня. Сразу. А я - нет.

— Что он имел в виду? - тихо спросила Алена, выходя на улицу.

— Не знаю, - соврал я. - Наверное, просто узнал по фамилии. Она у меня нечастая. Или в школе видел. Не важно.

Но это было важно. Чертовски важно. Призрак, которого я оставил в пыльном школьном коридоре, материализовался здесь, в белом халате, с дипломом и властью над самым сокровенным - здоровьем моей жены, нашей мечтой о ребенке. Он стал успешным, уважаемым, уверенным в себе. А я стоял перед ним, как когда-то, чувствуя ту же смесь растерянности и злости, только теперь отягощенную грузом вины и страха.

«Были когда-то знакомы».

Вечером мы снова пошли к маме. Настроение было уже не таким радужным. Тревога за Алену и странная встреча с Капустиным висели над нами темным облаком. За ужином я не выдержал.

— Мам, у тебя не сохранились старые школьные альбомы? Фотографии?

Она удивленно подняла брови.

— Думаю, где-то на антресолях есть. А что?

— Да так... вспомнилось. Один человек попался, фамилию знаю, а лицо не помню. Хочу освежить память.

Она покопала и принесла потрепанную папку с надписью «Школа». Мы разложили фотографии на столе. Классные снимки, желтые, с волнистыми краями. Я нашел свой класс, выпускной. Там был я угловатый, с нагловатым и злым взглядом. Искал фамилии. Нашел. «Капустин Алексей». И под ней - он. Тот самый мальчик. Пухлые щеки, светлые, прямые волосы, челка набок. И эти глаза. Прозрачные. Смотрящие прямо в объектив с тихим, умным спокойствием.

Я долго смотрел на это лицо, потом мысленно наложил на него лицо врача из клиники. Щеки ушли, челюсть стала четче, взгляд - жестче, увереннее. Но основа - та же. Это был он. Лёшка. Тот самый, чье лицо я прижимал к линолеуму.

Рука сама потянулась к виску. В ушах зазвенело.

— Нашел? - спросила мама.

— Нашел, - хрипло ответил я, закрывая альбом. - Спасибо.

Обратно в гостиницу мы шли молча. Алена чувствовала мое состояние и не лезла с расспросами. Она просто держала меня за руку. А в голове у меня крутилась одна и та же мысль, нарастая, как навязчивый рингтон.

Он нас узнал. Узнал и не подал вида. А теперь он врач и имеет доступ к самому сокровенному для меня. И он сказал: «Были когда-то знакомы».

Что это значит? Профессиональная сдержанность? Или начало какой-то странной, изощренной мести? И самое главное - могу ли я доверить ему Алену? Ее здоровье? Наше будущее?

Дождь снова застучал по окну. Город Н., который только начал приобретать в моих глазах какие-то иные, не только мрачные краски, снова погрузился во тьму. И в этой тьме, из прошлого, на меня смотрели светлые, спокойные глаза. Сначала мальчика на фотографии. Потом - врача в белом халате.

Приношу извинения за прошлые ошибочные повторные посты, запутался. Есть идея - этот рассказ уместить в 5 частей.

Хочу чтобы в первой части вы познакомились с персонажами и настроились. Спасибо за ваши оценки, меня мотивирует писать больше. Раньше думал, что выложу один рассказ и всё.