Спалось мне тяжело в ту ночь. Перед глазами стоял член Вити. Его вид, его упругость под моими пальцами, его вкус на моих губах. Я ворочалась, сбрасывала с себя одеяло, которое казалось невыносимо тяжелым и жарким. Гриша спал рядом, его спокойное, ровное дыхание звучало как укор. Я лежала, глядя в темноту потолка, и чувствовала, как стыд и возбуждение борются внутри меня, создавая невыносимую, мучительную гремучую смесь.

Утром Гриша, собираясь на работу, вскользь спросил

— Ну как, Витя вчера нормально? Я слышал, вы купались.

Он сказал это без подтекста, просто чтобы что-то сказать. Но я вздрогнула, будто меня уличили в преступлении.

— Да, купался, - ответила я, слишком быстро и звонко. - Я... я мыла его в плавках. Потому что сильно пахло потом. Ты сам должен был это сделать, но я не стала ждать.

Гриша с удивлением посмотрел на меня. Не из-за плавок. А из-за моего странного, взвинченного тона.

— Лиля, все в порядке? Ты какая-то нервная.

— Да нет, все хорошо. Просто... Непривычно все это. Купать взрослого мужчину.

Он кивнул, и в его глазах мелькнула досада. Досада на ситуацию, на себя, на то, что эта обязанность легла на меня.

— Понимаю. Извини. Я сегодня постараюсь вернуться пораньше, сам позанимаюсь с ним.

— Не надо извиняться, - сказала я уже мягче, подойдя и обняв его. - Я все понимаю. И буду помогать. Тем более у меня образование медсестры, а это что-то да и значит.

Он обнял меня в ответ, прижал к себе. В его объятиях было безопасно и привычно. Но даже сейчас, прижимаясь к его груди, я чувствовала предательское биение сердца где-то глубоко внизу, воспоминание о другом теле, другой плоти. Я отстранилась первой.

— Беги, а то опоздаешь.

После его ухода дом погрузился в тишину. Я слышала, как наверху копошится Витя. Звук его тяжелых, неуклюжих шагов. И мне стало одновременно страшно и сладко. Страшно от того, что я сделала. Сладко - от того, что это может повториться. Что у меня есть доступ. Свободный, ничем не ограниченный доступ к тому, о чем я даже боялась мечтать.

Эта странная возможность иметь доступ к такому члену и знать, что никто об этом не узнает, была как конфета, спрятанная ребенком. Все говорят, что много сладкого нельзя, но так хочется. А тут - целая непочатая коробка, и она твоя, и ты можешь есть когда захочешь. Он же не заметит. Он же не поймет.

И я не могла понять, что мной движет. Почему у меня появляются такие мысли. Я не была развратницей. Я была обычной женщиной, медсестрой, матерью, женой. Я любила своего мужа. Но эта... эта жажда. Это физическое, почти животное желание почувствовать внутри себя что-то большее. Оно жило во мне тихо и смиренно, пока я его кормила воспоминаниями и резиновой подделкой. А теперь передо мной был живой, настоящий образец. И запрет на него только распалял желание. Я не могла ему сопротивляться. Разум кричал, что это ужасно, аморально, преступно. А тело ныло и тянулось к источнику этого странного, греховного вожделения.

Витя стал моей сладкой конфетой, к которой я уже прикоснулась и почувствовала, какой он на вкус. Эта его особенность тела изменила мое отношение к нему. Я игралась с ним уже иначе. Не как с ребенком, а по-другому. Я не могу описать. Но мой взгляд всегда непроизвольно опускался в зону его паха, когда он был в тонких спортивных штанах. Я ловила себя на том, что ищу взглядом очертания того, что скрывается под тканью. И краснела от стыда, но не могла остановиться.

Я начала придумывать поводы. Чаще менять ему белье, хотя он и сам мог это делать.

— Витя, мне кажется, надо сменить трусики. Они уже, наверное, грязные.

— Да, тетя Лиля.

Он послушно начинал расстегивать штаны, а я, притворяясь заботливой, усаживалась перед ним на колени и спускала с него трусы. Он стоял, покорно ожидая, когда я дам ему чистые. А я, опустив глаза, делала вид, что осматриваю, все ли в порядке. Член свисал в спокойном состоянии, но даже так он выглядел огромным, тяжелым. Каждый раз я как бы невзначай прикасалась к нему пальцами, поправляя, проверяя кожу. Мои прикосновения были легкими, быстрыми, но от них по всему моему телу пробегали мурашки. Вите было все равно. Он был сфокусирован на мультиках, которые продолжали идти в гостиной, или смотрел в окно, или просто ждал. Его погруженность в свой внутренний мир создавала для меня иллюзию полной свободы и безнаказанности. Я могла любоваться им, рассматривая под разными углами, задерживая взгляд на темно-розовой головке, на толстых венах. Иногда, замирая от ужаса перед самой собой, я могла наклониться и слегка, быстро поцеловать его. Сухим, сомкнутым поцелуем. Как будто так и надо. Как часть ухода.

Но он всегда был в висячем, спокойном состоянии. Эти мимолетные касания лишь разжигали аппетит. Я ждала. Ждала возможности его искупать, когда снова смогу помочь ему намылить себя. Когда снова увижу его преображение. Когда снова... позволю себе чуть больше.

Гриша был спокоен. Он чувствовал себя виноватым за то, что сбросил заботу о брате на меня, и старался компенсировать это вниманием, подарками, помощью по дому. Он не догадывался, в какие игры решила начать играть его жена. А я ничего не решала. Я только... иногда. Чуть-чуть. Я оправдывала себя. Я никогда в жизни не видела такого. Такого большого, красивого, совершенного в своем мужском начале члена. И просто потрогать его, просто поцеловать было пиком моего сексуального удовольствия за последние... сколько лет? Я запрещала себе думать о большем. Большее - это уже предательство. А это... это так, шалость. Греховная, да, но маленькая. Никому не вредящая. Ему же приятно? Наверное. Он не жалуется.

Прошел месяц, как у нас появился Витя. Он и вправду многое умел делать сам, и я спокойно его оставляла одного на несколько часов. Гриша тоже успокоился, видя, что все более-менее наладилось. Как мне показалось, мы начали ощущать новый баланс в жизни. Хрупкий, странный, но баланс.

Однажды за ужином я заметила, как Гриша был не в очень хорошем настроении. Он молчал, ел без аппетита, хмурился. Как я поняла из его отрывистых фраз, на объекте его бригадир что-то сделал неправильно - вместо одного вида кровельного покрытия заказал другое, более дешевое и менее качественное, и уже успел выполнить часть работ. Заказчик в ярости, угрожает расторгнуть контракт и взыскать убытки. Завтра Грише нужно было срочно ехать в соседний город и разбираться во всем, выкручиваться, искать выход.

И как назло, у Вити было в тот вечер прекрасное, возбужденное настроение. Он, видимо, почувствовал общую нервозность и отреагировал на нее по-своему - стал баловаться. Играл ложками, стучал ими по столу, издавал разные звуки.

— Витя, прекрати, - спокойно попросила я его успокоиться.

Но он, как часто бывает с детьми, воспринял это как игру. Он заулыбался еще шире и начал стучать сильнее, громче, пританцовывая на стуле.

Гриша не смог совладать с собой. Нервы были на пределе. Он резко швырнул свою салфетку на стол и грубо, сквозь зубы бросил

— Витя, ты задолбал стучать! Если ты не прекратишь, я тебя выгоню!

В комнате повисла мертвая тишина. Ложка выпала из рук Вити и со звонком упала на тарелку. Его улыбка мгновенно сползла с лица, сменилась полным недоумением, а потом - паникой. Его большие голубые глаза округлились, наполнились слезами. Он не привык к такому обращению. Мама, наверное, никогда на него так не кричала. Для него это было непонятным и глубоко обидным.

— Дядя Гриша... плохой, - прошептал он, и голос его задрожал. - Плохой брат. Хочу к маме!

И он разрыдался. Громко, навзрыд, как маленький ребенок, закрыв лицо руками. Гриша, увидев эту реакцию, понял, что перегнул, но отступать было уже поздно. Со злостью к себе и ко всему миру он бросил

— Да пошло всё!

Встал, оттолкнул стул и тяжелыми шагами ушел к нам в спальню, громко хлопнув дверью.

Витя, всхлипывая, выскочил из-за стола и побежал наверх, в свою комнату. Я услышала, как захлопнулась и его дверь.

Я осталась сидеть одна среди следов ужина, с упавшей ложкой на полу и давящей тишиной, которая гудела в ушах. Эхо двух хлопнувших дверей. Черт возьми. Я не стала трогать их вечером. Понадеялась, что утром они остынут, отлежатся, Гриша извинится, и все как-то наладится. Я убрала со стола, помыла посуду, все делала медленно, механически, прислушиваясь к звукам из-за дверей. Из нашей спальни - тишина. Из комнаты Вити - тихие всхлипы, которые постепенно стихли.

Гриша рано утром уехал, даже не разбудив меня как следует. Он лишь оставил записку на кухонном столе

«Уехал. Будут проблемы со связью. Позвоню, когда разберусь. Возможно, придется задержаться на пару дней. Извини за вчерашнее. Обнимаю.»

Я вздохнула. Ну что ж. Значит, придется разгребать последствия в одиночку.

Я решила испечь блинчики. Создать Вите доброе, вкусное утро, сгладить вчерашний стресс. Открыв банку сгущенки, я поставила ее на стол - он ее очень любил.

Когда все было готово, я пошла будить Витю. Странно, он обычно уже сам выходил на запах еды. Дверь в его комнату была приоткрыта. Я заглянула внутрь.

Он сидел не на кровати, а в углу комнаты, на полу, обхватив колени руками. Он сидел там, в пижаме, и смотрел в пустоту. Его глаза были красные, опухшие.

— Витя? А ты почему не на кровати? Почему в углу?

Он медленно повернул ко мне лицо. В его взгляде была такая тоска и страх, что у меня сердце екнуло.

— Я боюсь...

— Чего ты боишься?

— Что дядя Гриша меня выгонит... - голос его сорвался на шепот, и глаза снова наполнились слезами. Он спрятал лицо в колени, подняв плечи, будто пытаясь стать меньше, незаметнее.

Боже мой. Он просидел так всю ночь. В углу. В ожидании, что его вышвырнут из этого теплого дома на улицу. От этих мыслей у меня самой перехватило дыхание. Какая же жестокость, даже невольная, обрушилась на этого беззащитного человека.

— Да нет же, Витя, нет, - я быстро подошла и опустилась рядом с ним на корточки, положила руку на его взъерошенную голову. - Дядя Гриша пошутил. Он был очень уставший и злой на свою работу. Он не выгонит тебя. Я не разрешу. Ты слышишь? Я не разрешу.

Он медленно поднял голову. На мгновение я увидела, как его взгляд просветлел, в нем мелькнула робкая надежда.

— Правда, тетя Лиля?

— Правда, Витя. Мы же семья. Семью не выгоняют.

Я обняла его за плечи, притянула к себе. Он обнял меня в ответ, крепко, по-детски, уткнувшись мокрым лицом в мой халат.

— Бедный ты мой. Ты же совсем не спал?

Он покачал головой.

— Надо было меня позвать. Давай теперь так. Сначала покушаем наши вкусные блинчики со сгущенкой. Потом сходим в ванну, смоем всю эту грусть. А потом ты ляжешь и будешь спать. Договорились?

— Хорошо, - кивнул он, уже почти улыбаясь.

Ну, вроде все устаканилось. Но в душе было тревожно. Мне еще нужно было разобраться во всех тонкостях его поведения, понять, как он реагирует на критику, на стресс. Да и Гриша тоже молодец, натворил делов, сорвался на брате и уехал, оставив мне разбираться с последствиями.

И ко всему этому добавилось мое собственное физическое состояние. Шла овуляция. Тело, как по расписанию, включало режим дикого, почти неконтролируемого сексуального влечения. Раньше в такие дни я просто ездила на квартиру, к своему резиновому утешителю, и там справлялась с приступом. А сейчас? Сейчас я была привязана к дому, к Вите. И Гриша из-за работы, из-за переживаний совсем потерял интерес и ко мне, и к сексу. Мы не занимались любовью уже больше двух недель. А желание копилось, гудело под кожей, делая меня нервной, раздражительной и невероятно восприимчивой к любым намекам на сексуальность.

Набрав полную ванну теплой воды и пены, я позвала Витю. Он шел ко мне, уже заметно повеселевший, весь обмазанный сгущенкой, счастливо неся своих резиновых утят.

— Витя любит купаться!

— Я знаю, любимый.

Это было очередное испытание для меня. Для моей и так расшатанной нервной системы. Я с трудом сдерживала дрожь в руках, намыливая ему спину и плечи. Какой бы он ни был внутри, но снаружи это был взрослый, мощный мужчина. И когда дошло дело до его «достоинства», все повторилось. Как только мои пальцы, сжавшие мочалку, коснулись его, он снова начал возбуждаться. Мягкая плоть начала наливаться силой, тяжелеть, подниматься.

В этот раз я была уже... если не опытная, то хотя бы готовая к этому. Я продолжала мыть его, уже не стесняясь. Поднимала его рукой, чтобы промыть под основанием. Проводила мочалкой по всей длине. Даже, притворяясь, что это случайность, слегка, ритмично провела по нему несколько раз, смотря на реакцию Вити. Он смотрел на меня своими большими глазами.

— Щекотно, тетя Лиля...

Ему было щекотно? Или же он просто не мог объяснить, что он чувствует, и говорил про самое схожее, детское ощущение? Смешно? Щекотно? Его лицо выражало легкое недоумение, но не испуг, не отвращение. Он стоял, покорный, доверяющий, позволяя мне делать что угодно.

Мне стало одновременно жутко и сладко от этой власти. От этой его абсолютной, детской беспомощности перед тем, что делало с ним его же собственное тело. И перед тем, что делала с ним я.

Я помыла его, сполоснула, помогла выйти. Завернула в большой мягкий халат.

— А теперь идем пить чай и спать.

Я повела его в его комнату. Заранее, пока он вытирался, я добавила в чашку со сладким чаем легкое успокоительное со снотворным эффектом. Мне казалось, это будет хорошей идеей - помочь ему крепко, глубоко заснуть, чтобы нервная система наконец отдохнула. Чтобы он забыл про вчерашний страх.

Пока он медленно, с удовольствием пил чай, я решила быстро сбегать к соседу, старому генералу, и сделать ему укол. Он уже несколько раз звонил мне, а я из-за утренних перипетий сильно опаздывала.

— Витя, я на двадцать минут. Ты побудь тут, полежи. Постарайся уснуть.

— Хорошо, тетя Лиля.

Укол и беседа с генералом Петровичем заняли чуть больше времени. Он был болтлив и одинок. Когда я вернулась домой, в нем стояла непривычная тишина. Я не услышала ни телевизора, ни шагов Вити. Мне стало не по себе. Страх острый, кольнул под сердце. А вдруг он испугался одного? А вдруг ему стало плохо от таблетки? А вдруг он... Я бросила сумку и побежала наверх, в его комнату.

Дверь была приоткрыта. Я заглянула внутрь. И воздух вырвался из моих легких с шумным, облегченным выдохом.

Он спал. Крепко, глубоко. Развалившись на спине посередине большой кровати, одна рука закинута за голову, другая - обнимала большую мягкую игрушку, плюшевого медведя. Халат на нем распахнулся, и я могла наблюдать его обнаженное тело. И его член. Он был в состоянии полу эрекции, лежал тяжелым, темным бугорком на бедре, слегка приподнятый.

Сердце застучало где-то в висках. Я тихо вошла, прикрыла за собой дверь. Подошла к кровати. Он спал безмятежно, его дыхание было ровным и глубоким. Интересно, что ему снится?

Я стояла и смотрела. На его спокойное лицо с длинными ресницами, тронутыми светом из окна. На его мощную грудь, покрытую темным волосом. И ниже. Туда, куда мой взгляд притягивало как магнитом. Мой рот пересох. Внутри все замерло, а потом начало раскачиваться на гигантских маятниках стыда и желания.

В этот раз все было... анонимно. Витя спал. Он ничего не чувствовал, не понимал. Гриша был далеко, в другом городе, и его не было несколько дней, и не будет еще. Никто не войдет. Никто не узнает. В доме, в этом огромном, пустом доме, были только я и он. Спящий. Беззащитный. И на расстоянии протянутой руки был он. Тот самый. Крупный, мощный, настоящий. Не игрушка, не маленький как у супруга, а именно тот, о чем мое тело тосковало с немым, постыдным воплем.

Разум отключился. Остались только инстинкты, жажда, та самая, накопленная за годы, за месяцы, за недели запретных взглядов и прикосновений. Я медленно, как во сне, прилегла рядом с ним на кровать. Осторожно, чтобы не разбудить. Опустилась ниже, чтобы наше лицо было на уровне его живота.

Я смотрела на его лицо. Он спал. Губы были чуть приоткрыты. Я посмотрела вниз. И, не отводя глаз от его лица, наклонилась.

Я взяла его член в рот.

Сначала просто губами, обхватив головку. Она была теплой, мягкой, с легким солоноватым вкусом кожи. Потом я открыла рот шире, впустила его глубже. Нежно, медленно. Впускала его в себя и выпускала, не до конца вынимая головку. Снова и снова. Ритмично. Я чувствовала, как он под моим воздействием начал крепнуть еще сильнее, наполняться кровью, расти. Он становился больше, тверже, еще более внушительным. Вскоре он уже не помещался у меня во рту полностью. Его размер был ошеломляющим. Но это не пугало. Это сводило с ума.

Витя спал крепким сном. Лишь однажды он тихо крякнул, повернулся на бок, но не проснулся. Его член выскользнул у меня изо рта. Я замерла, боясь пошевелиться. Но его дыхание снова стало ровным. Тогда я, уже почти не помня себя от возбуждения, осторожно повернула его снова на спину.

Я была мокрая. Вся горела между ног. Жажда была такой острой, такой физической, что перекрывала все остальные чувства. Стыд, страх, раскаяние - все это растворилось в густом тумане похоти. Я наверное сошла с ума в тот момент. Но мне было все равно. Я была просто женщиной. Женщиной, которой много лет не хватало чего-то. Женщиной, которая хочет, чтобы ее взяли. По-настоящему. Грубо, сильно, до самых глубин.

Я уже не контролировала себя. Действовали только руки, губы, тело.

Я медленно сняла с себя трико и трусики. Они были мокрыми насквозь. Я перекинула ногу через его бедра, оказавшись над ним сидя. Одной рукой я взяла его член, который теперь стоял колом, огромный и пугающий. Я направила его толстую, упругую головку к своему входу.

Я вся текла от желания. И от предвкушения. От предвкушения того удовольствия, той полноты, которую я сейчас получу.

Я медленно, с бесконечной осторожностью, начала опускаться.

Он раздвигал мои половые губы. Мясистая, горячая головка упиралась в меня, давила, искала путь. И нашла. Я услышала собственный тихий стон, когда он начал входить. Медленно. Невероятно медленно. Он был так велик, что каждый миллиметр продвижения был событием.

Я не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала такое. Ощущение растяжения, заполненности, упругого сопротивления его плоти. Мой фаллоимитатор был жалкой, холодной пародией на это. А член Гриши... мысль о муже пронзила меня как ледяной иглой, но тело, уже захваченное волной наслаждения, тут же прогнало ее. Сейчас не время. Сейчас есть только это. Только он.

Почувствовав, что он уперся во что-то глубоко внутри, я поняла - это еще не предел. Он может войти глубже. Но я уже не могла. Мое тело было не готово к такому объему. Но оно жаждало. Жаждало яростно, отчаянно.

Я начала двигаться. Медленно подниматься и опускаться. Каждое движение приносило новую волну почти болезненного, но невероятно сладкого ощущения. Он заполнял меня целиком, растягивал, давил на все внутренние точки. Через несколько таких движений я почувствовала, как внизу живота начинает нарастать знакомый, но на этот раз невероятно мощный толчок. Оргазм нахлынул на меня внезапно, сокрушительно. Я кончала молча, закусив губу до боли, чтобы не закричать, не застонать и не разбудить его. Тело содрогалось в судорогах удовольствия, обжигающие волны катились от самой макушки до кончиков пальцев на ногах. Это был оргазм такой силы, какой я не испытывала никогда в жизни.

Когда спазмы немного стихли, я, вся дрожа, открыла глаза и посмотрела вниз. И заметила, что он вошел еще глубже. Мое тело, расслабившись после оргазма, позволило ему проникнуть дальше. Он растягивал меня изнутри, мягко, но неумолимо создавая себе место. И это новое ощущение, эта еще более глубокая полнота, снова зажгло во мне огонь.

Мне казалось, что больше такого не повторится никогда. Этот шанс, эта возможность - они были уникальными. И от этих мыслей я начала двигаться снова. Уже смелее, уже с каким-то отчаянием, пытаясь выжать из этой ситуации максимум, запомнить каждое ощущение навсегда.

Я поднималась и опускалась, находила новые углы, новые ритмы. Он был таким большим, что каждый раз это было как в первый раз. Я чувствовала, как он постепенно, с каждым движением, проникает все глубже, пока наконец не уперся во что-то окончательное, самое дно. Он был во мне полностью. До самого основания. Внутри чуть болело, тянуло, но эта боль была ничтожной, крошечной платой по сравнению с тем океаном удовольствия, в котором я тонула.

Я ехала на нем, как на волне, уже не думая ни о чем, полностью отдавшись животному, первобытному ритму. Его член, даже во сне, казалось, отвечал мне, пульсировал, наполнялся еще сильнее. Я смотрела на его спящее лицо. Оно было спокойным, невинным. А я... я делала с ним это. Пользовалась им. И мне было не стыдно. В этот момент мне было только хорошо. Невыразимо, запретно, божественно хорошо.

Я кончила еще раз. И еще. Пока силы окончательно не оставили меня. Я замерла, сидя на нем, чувствуя, как он все еще тверд и горяч внутри меня. Потом осторожно, с бесконечной нежностью, поднялась и освободила его.

Он, мокрый от моих соков, медленно опустился на живот. Я слезла с кровати, ноги у меня подкашивались. Я натянула трусики, трико, стараясь не шуметь. Потом подошла, поправила на нем халат, накрыла одеялом. Он проспал все. Ничего не почувствовал. Ничего не узнал.

Я вышла из его комнаты, тихо прикрыла дверь. Оперлась о стену в коридоре. Сердце бешено колотилось. Тело горело и ныло приятной, глубокой болью. Внутри все было перепахано, и я чувствовала это каждой клеточкой.

Напоминаю что я есть тут

https://boosty.to/cuckoldpornstory

Там уже 3 и 4 часть.

И не забываем про мой ТГ канал https://t.me/cuckoldpornstory