Комната тонула в предвечерних сумерках. Лучи заходящего солнца цеплялись за пылинки, витающие в воздухе, окрашивая все в теплые, медовые тона. Марк, развалившись на старом кожаном диване, щурился на экран ноутбука, где мелькали кадры какой-то игры. Он был худощав, почти хрупок, а его длинные, темные волосы ниспадали на плечи, сливаясь с тенью.

Его друг, Андрей, сидел напротив в кресле. Он был старше, крепче, с широкими плечами и спокойным, изучающим взглядом. Между ними висела тишина, не неловкая, а привычная, насыщенная годами знакомства. Андрей был тем, кто всегда знал, что делать, куда идти, как починить сломавшуюся технику. Марк ему доверял.

— Слушай, — голос Андрея прозвучал негромко, но четко, разрезая тишину. — У меня к тебе просьба. Необычная.

Марк оторвался от экрана, удивленно подняв бровь. «Необычная» от Андрея могло означать что угодно — от необходимости помочь перетащить шкаф до предложения поехать на выходные в горы.

— Что такое? — спросил Марк, прикрывая ноутбук.

Андрей помедлил, его взгляд скользнул по фигуре Марка, по его длинным волосам, застрявшим между спинкой дивана и шеей.

— Ты не против... примерить кое-что? — Андрей говорил медленно, взвешивая слова. — Для одного проекта. Арт-фото. Нужна определенная... эстетика.

Марк фыркнул.

— Какую еще эстетику? Ты же знаешь, я перед камерой деревянный. И что примерить?

Андрей встал, неспешно прошел в соседнюю комнату и вернулся с небольшой картонной коробкой. Он поставил ее на журнальный столик перед Марком.

— Открой.

Марк, движимый любопытством, откинул створки. И замер. На мягкой белой ткани лежало платье. Не просто какая-то одежда, а именно платье. Шелковистое, темно-синее, почти черное при таком свете, с тонкими бретельками и кружевной отделкой по краю лифа. Рядом аккуратно свернута пара чулок с ажурными резинками. И сверху, будто невзначай, лежал крошечный лоскуток черного кружева — стринги.

Марк отдернул руку, будто обжегся. Он посмотрел на Андрея, ожидая ухмылки, признаков шутки. Но лицо друга было серьезным, почти сосредоточенным.

— Ты... это... шутишь? — выдавил Марк. В горле пересохло.

— Нет, — просто ответил Андрей. — Я не шучу. Мне нужна именно такая картинка. Хрупкость, контраст. Твои волосы, твоя фактура... Идеально. Ты же мне поможешь?

В голосе Андрея не было приказа. Была просьба. Но просьба, звучавшая как что-то неизбежное. Марк чувствовал, как по спине пробежал холодок. Это было дико, стыдно, абсурдно.

— Андрей... Я не могу. Это же... — он мотнул головой в сторону коробки. — Я парень.

— Я в курсе, — Андрей усмехнулся, но в его глазах не было насмешки. — Это и есть суть. Контраст. Помоги, а? Для старого друга. Оденем, пару кадров сделаем, и все. Я тебе потом весь месяц кофе буду оплачивать. Лучший.

— Только... только если никто не узнает, — тихо, почти шепотом сказал Марк, глядя в пол. — И быстро.

— Естественно, — кивнул Андрей, и в его голосе прозвучали нотки удовлетворения. — Ни одна живая душа. Давай, начинай. С нижнего.

Андрей взял коробку и вынул оттуда стринги. Кружевная ткань выглядела смехотворно маленькой в его крупной ладони. Он протянул ее Марку.

Марк чувствовал, как горит лицо. Он взял этот черный лоскуток, и пальцы его дрожали. Встал, отвернулся к стене.

— Не стесняйся, мы же свои, — прозвучал сзади голос Андрея. Спокойный, ровный.

Марк, стиснув зубы, стянул свои простые боксеры и джинсы. Прохладный воздух комнаты коснулся кожи. Он натянул стринги. Тонкая, невесомая ткань странно, непривычно обтянула его, подчеркивая то, что обычно было скрыто. Чувство было настолько противоестественным, что он чуть не застонал от стыда.

— Хорошо, — констатировал Андрей. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, буквально ощущался на коже. — Теперь чулки. Садись.

Марк, не в силах повернуться лицом, опустился на край дивана. Андрей достал чулки, присел перед ним на корточки. Он взял ногу Марка, аккуратно, почти бережно, и начал накатывать шелковистую ткань на его голень, бедро. Его пальцы, сильные и уверенные, скользили по коже, задерживаясь на колене, на внутренней стороне бедра. Марк вздрогнул от каждого прикосновения. Оно было слишком интимным, слишком внимательным.

— Нога прямая, солнышко, — мягко сказал Андрей, закрепляя резинку чулка высоко на бедре. Его ладонь на мгновение легла на оголенную кожу выше резинки, и Марк почувствовал, как по всему телу пробежала дрожь. Не только от стыда. От чего-то еще, темного и тревожного.

Второй чулок был надет так же медленно, с той же тщательностью. Андрей не торопился. Его дыхание было ровным, спокойным.

— Встань.

Марк поднялся. Чулки шелестели при движении. Он чувствовал себя нелепо, уязвимо. Андрей достал платье. Оно струилось в его руках.

— Руки вверх.

Марк автоматически поднял руки, как ребенок, которого одевают. Андрей накинул платье на него, и прохладный шелк скользнул по коже. Друг обошёл его сзади, чтобы застегнуть потайную молнию. Его пальцы коснулись спины, позвонков, прощупывая каждый. Молния закрылась с тихим шипением.

— Ну вот, — прошептал Андрей прямо у его уха. Голос стал тише, гуще. — Повернись.

Марк медленно повернулся. Шелк ласкал его тело, чулки плотно обтягивали ноги. Он не решался поднять глаза.

— Посмотри на себя, — сказал Андрей и взял его за подбородок, мягко, но неотвратимо заставив поднять голову.

Напротив висело большое зеркало в темной раме. Марк увидел отражение. Худой парень с бледным, залитым краской стыда лицом и растрепанными длинными волосами. И на нем... это платье. Оно сидело странно хорошо, подчеркивая хрупкость плеч, линию бедер. Он выглядел... другим. Сломанным. И красивым. Эта мысль пронзила его, как нож.

— Красавица, — тихо, с придыханием произнес Андрей, стоя сзади и глядя в зеркало поверх его плеча. Его руки легли на талию Марка, ладони распластались по шелку на его животе. — Я же говорил. Идеально.

Марк хотел что-то сказать, протестовать, но слова застряли в горле. Прикосновение рук Андрея, его голос, этот взгляд в зеркало — все это парализовало волю. Он видел, как в отражении глаза Андрея темнеют, наполняются чем-то голодным, незнакомым.

— Андрей... хватит уже фото... — попытался он вырваться, но голос звучал слабо, без убежденности.

— Фото? — Андрей усмехнулся, и его руки стали двигаться. Одна осталась на животе, прижимая Марка к себе, а другая поползла вверх, к груди, ладонь скользнула под тонкую бретельку, коснулась кожи. — Какое фото, солнышко?

Марк замер, леденея от ужаса. Он почувствовал через ткань платья твердый, мощный упор в своей пояснице. Тело Андрея, всегда просто большее и сильное, теперь казалось монолитом, капканом.

— Что... что ты говоришь? — прошептал Марк.

— Я говорю, что ты прекрасен вот так, — Андрей прижался губами к его шее, чуть ниже уха. Губы были горячими.

Его рука на животе опустилась ниже, скользнула по шелку, нащупала выпуклость под тканью стрингов. Марк ахнул, пытаясь отпрянуть, но железная хватка удержала его на месте.

— Нет... Андрей, остановись! Это не... Я не хочу! — наконец вырвалось у него, панически.

— Ты уже надел, красавица, — голос Андрея стал жестче, в нем зазвучали стальные нотки. — Ты уже согласился. Ты уже здесь.

Последнее слово прозвучало как пощечина. Марк дернулся изо всех сил, но Андрей легко развернул его лицом к себе, оторвал от зеркала и толкнул на диван. Марк упал на спину, шелк взметнулся вокруг него. Он попытался встать, но Андрей был уже над ним, одним коленом прижимая его ноги, руками зафиксировав запястья над головой.

— Не дергайся, — сказал Андрей, и в его глазах не осталось ничего от прежнего спокойного друга. Там горел холодный, расчетливый огонь. — Не порть момент. Ты так прекрасен, когда боишься.

— Отстань! Выпусти! — кричал Марк, вырываясь. Но его худощавое тело было как тростинка против силы Андрея.

— Замолчи, — приказал Андрей, и его свободная рука легла на горло Марка, не сдавливая, но грозя. — Еще слово, и будет хуже. Понял, моя принцесса? Ты будешь лежать смирно и принимать то, что я тебе даю.

Он отпустил запястья, но прежде чем Марк смог что-то предпринять, Андрей рванул платье в районе лифа. Хлопок разрываемого шелка прозвучал оглушительно. Марк вскрикнул. Холодный воздух коснулся обнаженной груди. Андрей склонился, взял один из сосков в рот, сначала нежно, потом, чувствуя, как тело под ним выгибается в протесте, закусил.

Боль, острая и унизительная, заставила Марка задохнуться. Он бился, но Андрей всем своим весом придавил его.

— Тише, тише, солнышко, — бормотал он, переходя к другому соску, лаская и кусая его. Его рука снова ушла вниз, нащупала влажность на передней части стрингов. — Видишь? Твое тело умнее тебя. Оно уже готово. Оно уже хочет.

— Нет... остановись, пожалуйста... — он уже не кричал, а умолял, рыдая.

— Поздно, красавица, — Андрей оторвался от его груди. Он встал с дивана, потянул Марка за руку. — Встань. Пора переходить к главному.

Марк, обессиленный, позволил поднять себя. Платье висело на нем клочьями, открывая грудь и живот. Андрей развернул его спиной к себе, прижал к стене возле дивана.

— Нагнись. Обопрись руками о стену.

— Нет... — простонал Марк.

Удар по задней поверхности бедра был резким, жгучим. Ладонь Андрея шлепнула его по шелку чулка.

— Я сказал, нагнись, сучка!

Марк, всхлипывая, наклонился. Шелк платья скользнул по его спине, скомкался на талии. Он чувствовал себя полностью обнаженным, несмотря на клочья ткани. Андрей придержал его одной рукой за шею, прижимая к стене, а другой спустил с него эти жалкие, кружевные стринги. Холодный воздух коснулся самой сокровенной, уязвимой части его тела.

— Нет, нет, нет... — бормотал Марк, уткнувшись лбом в обои, слезы текли по его щекам.

Он услышал, как Андрей расстегивает ширинку, как достает что-то. Звук тюбика, щелчок крышки. И затем холодная, скользкая субстанция у его входа. Он вздрогнул всем телом, пытаясь сжаться.

— Расслабься, — прошептал Андрей, и палец, грубый и настойчивый, вошел в него. Боль, резкая и разрывающая, заставила Марка крикнуть. — Тише, красавица.

Палец двигался внутри, растягивая, готовя. Боль смешивалась с невыносимым чувством вторжения, осквернения. Андрей добавил второй палец, и Марк завыл, бессильно бьясь лбом о стену.

— Боже... вынь... больно...

— Пройдет, — голос Андрея звучал хрипло, страстно

Он вынул пальцы. Марк на мгновение вздохнул с облегчением, но оно было коротким. Что-то большее, твердое и горячее, уперлось в него. Головка.

— Нет! Андрей, не надо! Пожалуйста! — истерично закричал Марк, пытаясь вырваться.

Но было поздно. Андрей двинул бедрами, и его член, толстый и неумолимый, начал входить, растягивая, разрывая узкое, неподготовленное пространство. Боль была ослепляющей, белой и всепоглощающей. Марк кричал, но крик был приглушен стеной. Он чувствовал, как его насилуют, как его тело подчиняют, как каждый сантиметр вторжения отмечает его изнутри.

— Вот так... вот так, моя принцесса... — стонал Андрей, вгоняя в него себя все глубже, пока не вошел полностью. Он замер, давая Марку почувствовать всю его полноту, всю необратимость происходящего. — Боже, какая же ты тугая... Какая сладкая сучка...

Он начал двигаться. Медленно, сначала, вынимая почти полностью и снова вгоняя себя до упора. Каждый толчок отзывался болью внизу живота, сотрясал все тело. Марк плакал, слюна и слезы смешивались на обоях. Его руки скользили по стене, не находя опоры.

— Скажи, чей ты? — прошептал Андрей ему в ухо, не прекращая своих мерных, жестоких толчков.

Марк молчал, стиснув зубы.

Андрей вынул член почти полностью и резко, с силой, вогнал его обратно. Марк взвыл от новой волны боли.

— Я спросил, чей ты, петух? Чья у меня в заднице сейчас трясется эта прелестная попка?

— Твоя... — выдавил Марк сквозь рыдания, лишь бы это прекратилось.

— Чья? Не слышу!

— Твоя! Твоя, отпусти!

— Никогда, — просто сказал Андрей, и его движения стали быстрее, жестче. Он уже не целовал шею, не говорил нежных слов. Он просто брал, использовал, наслаждался властью и телом под собой. — Ты мой педик. Моя шлюха в чулках. Запомни это.

Внезапно раздался звук ключа, поворачивающегося в замке входной двери. И голоса. Не один, а несколько.

— Андрюх! Ты тут? Мы с пивом! — раздался грубоватый мужской голос.

Ужас, холодный и пронзительный, сменил боль в сердце Марка. Он замер, надеясь, что это галлюцинация. Но шаги в прихожей были реальными. Андрей тоже замер внутри него, но не вынул член. Наоборот, он прижал Марка к стене еще сильнее, одной рукой зажав ему рот.

— Тссс, — прошептал он. — Ни звука, красавица.

Дверь в комнату распахнулась. На пороге стояли трое. Парни, знакомые Марка по виду — друзья Андрея, крутые, накачанные, с тупыми, самоуверенными лицами. В руках у одного была камера телефона, которую он, видимо, держал, чтобы снять реакцию Андрея на их внезапный визит. Но реакция, которую они увидели, заставила их остолбенеть.

На секунду воцарилась мертвая тишина. Все трое уставились на сцену: Марк, прижатый к стене, с залитым слезами лицом, в разорванном платье, со спущенными чулками и стрингами на бедрах, и Андрей за его спиной, явно в процессе.

Первый, самый крупный, по кличке Гриша, медленно опустил пакет с бутылками на пол. Его лицо растянулось в ухмылке.

— Ну ты даешь, Андрюх! — он засвистел. — Это что за погремушка у тебя? Новый аттракцион?

Двое других заржали. Тот, что с телефоном, немедленно поднял его, наводя объектив на Марка.

— О, да тут целое шоу! Привет, красотка! Улыбнись в камеру!

Слезы хлынули из глаз Марка с новой силой. Он пытался закрыть лицо, но Андрей держал его руки. Позор был абсолютным, сокрушительным. Его видели. Вот так. Униженного, изнасилованного, в женском белье.

— Вырубай, ребята, — голос Андрея прозвучал неожиданно твердо. Он не вынимал себя из Марка, но его тон не допускал возражений.

— Что, ревнуешь? — засмеялся Гриша, подходя ближе. Его взгляд, грязный и оценивающий, скользил по обнаженным частям тела Марка. — Делиться надо, друг. Такая игрушка... И с лицом. Хорошенький педик.

— Я сказал, вырубай, — повторил Андрей, и в его голосе зазвенела сталь. — Это мое. Не трогайте.

— О, наш Андрюха влюбился! — передразнил второй, Костян. Он тоже подошел, потянулся, чтобы потрогать длинные волосы Марка. — Ну и шелковистые же у сучки волосёнки. Давай-ка, повернись, красавица, покажись.

Марка чуть не рухнул на пол. Но Андрей подхватил его, развернул и прижал к себе лицом к своей груди, закрывая своим телом от любопытных глаз и объектива. Разорванное платье сползло с плеч Марка, но Андрей натянул его обратно, пытаясь прикрыть хоть как-то.

— Хватит, — сказал Андрей, глядя поверх головы Марка на своих друзей. Его глаза были узкими, опасными. — Пошутили и хватит. Убирайте телефон.

— Да ладно тебе, — Гриша не унимался. — Мы же свои. Давай, поделись впечатлениями. Тугая? Кричала?

Марк сжался в комок в объятиях Андрея, дрожа крупной дрожью. Он ненавидел их всех. Ненавидел Андрея. Ненавидел себя. Но в этом объятии, как это ни парадоксально, была единственная защита от еще большего кошмара.

— Последний раз говорю, — голос Андрея стал тихим и очень опасным. — Убирайте телефон и валите. Пиво оставьте. И если я хоть где-то увижу эти кадры, вам всем не поздоровится. Ясно?

В комнате повисла пауза. Гриша и Костян переглянулись. Они знали Андрея. Значили, что он не бросает слов на ветер. Ухмылки немного сползли с их лиц.

— Ну, ладно, ладно, не кипятись, — буркнул Гриша, делая знак товарищу с телефоном. Тот, нехотя, опустил аппарат. — Развлекайся. Только смотри, не заиграйся с этой... куклой.

Они, посмеиваясь и перешептываясь, вышли из комнаты, оставив пакет с пивом у двери. Через мгновение хлопнула входная дверь.

В комнате снова стало тихо. Марк все еще дрожал, уткнувшись лицом в грудь Андрея. Он ждал продолжения, новых унижений. Но Андрей просто держал его. Потом, очень медленно, опустился с ним на колени прямо на пол, не отпуская.

— Ушли, — тихо сказал Андрей. Его голос снова изменился, в нем появились те же нежные, почти жалостливые нотки, что были в начале. — Никто тебя больше не тронет. Я не дам.

Марк не отвечал. Он был пуст. Разбит.

Андрей отстранился, чтобы посмотреть на его лицо. Он мягко, большим пальцем, стер слезы со щек Марка.

— Прости, что они так... — прошептал он. — Они не понимают такой красоты.

Он наклонился и поцеловал Марка. Медленно, глубоко, забирая в себя его дыхание, его слезы. Марк не отвечал на поцелуй, но и не сопротивлялся.

— Ты моя, — сказал Андрей, отрываясь. — Только моя. И я буду защищать тебя ото всех. Но ты должен быть моей. Всегда. Понял, солнышко?

Он уложил Марка на спину на пол, на грубый ковер. Разорванное платье распахнулось. Андрей снял его совсем, затем стянул чулки. Марк лежал нагой, если не считать жалких кружевных стрингов на лодыжках. Он закрыл глаза, не в силах смотреть.

— Открой глаза, — мягко приказал Андрей. — Смотри на меня. Он взял ноги Марка, закинул их себе на плечи.

— Теперь мы сделаем это правильно, — сказал он. — Без боли. Только наслаждение. Для тебя тоже.

Он снова использовал смазку, нанес ее и на себя, и на Марка, чьё тело вздрогнуло от прикосновения. Но на этот раз, когда Андрей вошел, боль была приглушенной, фоновой. Движения были медленными, ритмичными, глубокими. Он искал, нашел ту точку внутри, и когда коснулся ее, по телу Марка пробежала судорога, не похожая на боль.

— Вот... вот так, красавица, — стонал Андрей, наблюдая за его лицом. — Чувствуешь? Это твое. Принимай это.

Он наклонился, целуя Марка, пока тот лежал с раскинутыми руками, покорный, разбитый, но его тело начинало отвечать на эти размеренные, опытные толчки.

Андрей ускорился, его дыхание стало прерывистым. Одной рукой он взял член Марка, начал синхронно дрочить его.

— Кончай со мной, солнышко, — приказал он хрипло. — Кончай, моя хорошая девочка. Покажи, как тебе это нравится.

И Марк, захлебываясь от рыданий и стонов, не выдержал. Волна оргазма накрыла его, не спрашивая разрешения, вырываясь из него белым, горячим позором. Вслед за ним, с низким рыком, кончил и Андрей, заполняя его изнутри.

Он рухнул на Марка, тяжелый, потный, потом перекатился на бок, не выпуская его из объятий. Они лежали на полу, в тишине, среди клочьев шелка и кружева.

Андрей гладил его длинные волосы, целовал в макушку.

— Все хорошо, — бормотал он. — Все хорошо, моя принцесса. Ты молодец. Такой молодец.

Через некоторое время Андрей поднялся, принес влажное полотенце, аккуратно вытер Марка. Потом принес его одежду — футболку и джинсы.

— Одевайся, — сказал он мягко. — Я отвезу тебя домой.

Марк одевался молча, механически. Его тело ныло. Он смотрел на валяющиеся на полу обрывки синего шелка.

Когда они выходили из квартиры, Андрей снова поцеловал его в губы, уже в дверном проеме.

— Завтра я позвоню, — сказал он. — Мы увидимся. У меня есть для тебя еще кое-что. Новое платье. Еще красивее.

Марк только кивнул, не в силах вымолвить слово. Он сел в машину Андрея, смотрел в окно на мелькающие огни города. Он думал о телефоне, о тех кадрах. О том, что теперь у них есть. О том, что теперь у Андрея есть над ним власть не только физическая.

Андрей провожал его до двери его квартиры. Снова поцеловал, долго и влажно.

— Спи, солнышко, — прошептал он. — Ты сегодня был прекрасен.

Я только начинаю писать — щупаю почву, стесняюсь.

Поэтому большая просьба: писать критику и пожелания в комментариях или в личные сообщения.Особенно буду рад читателям с высоким уровнем саморефлексии, которые понимают и могут объяснить, что именно и почему им нравится.