***

В сорок лет Наталье захотелось большего. Теперь её фантазии наполнились молодыми мальчиками и даже картинами секса с собственным сыном. В реальности она бы никогда на это не пошла — знала границы дозволенного. Но в мечтах можно было быть с кем угодно. Эти фантазии часто спасали от унылой реальности, не давали свихнуться или превратиться в отбитую невротичку. Наоборот, все, кто знал её по жизни и работе, считали волевой, самонадеянной сукой и сильной личностью. Она всегда в форме: красивая, подтянутая, стройная и ухоженная. Немало этому способствовали полная семья, любовь мужа и достаток, позволяющий следить за собой.

Были у неё и секреты. Обычно это был любовник помоложе, эгоистичный и самовлюбленный самец. Если он не просто делал вид, а действительно оказывался таким, как она ждёт — жёстким, властным, использующим тело и все дырочки любовницы исключительно для личного удовольствия, то имел шанс задержаться в постели подольше. Если же, как муж, был ласков и обходителен, заглядывал в глаза и стремился доставить ей удовольствие, то однозначно получал отставку после первого же свидания - такого отношения ей хватало и дома.

Наталья понимает, что её фетиши далеки от обычных пристрастий женщин, и «винила» в этом своих "учителей", прививших молодой девочке на заре сексуальности подобные установки.

***

Она росла без отца, а мать постоянно находилась в поисках нового мужа. Осенью того года, когда Наташа потеряла девственность с дядей, а потом провела с ним незабываемое лето, в их доме появился новый персонаж. Мать привела Стаса. В череде похожих типов, которыми так изобиловала жизнь девушки, он выделялся хорошей фактурой: молодой, подтянутый, красивый. Поэтому понравился не только маме, но и новоявленной «падчерице». Та сразу учуяла в нём «тот самый образ» — самодовольного кобеля, думающего только о себе. Для него она стала свежим мясом, хорошим бонусом общения с матерью. "Ходила такая невыебанная и светила перед ним своими прелестями" - как её пропустить?!

Трудно сказать, видела ли мать такое отношение нового мужчины к подросшей дочери. Надо быть совсем наивной, чтобы не замечать подобного. Но, может, это был для неё дополнительный способ удержать кавалера в семье?

Без особых раздумий Наталья поняла, что интересует нового «папу» совсем не как дочка. Он был аккуратен, не форсировал, приучал к себе постепенно: милым обращением, участием, улыбками, заходя в интимную зону всё чаще. И вот уже его руки на талии, а потом и ниже не вызывали никакого возражения. Скорее, она ждала, чтобы процесс шёл быстрее, — за лето привыкла ко вкусу спермы во рту и постоянной крепкой мужской палке внутри. А пока оставалось только фантазировать и доводить себя до исступления руками в собственной комнате. Особенно после того, как Стас часами трогал сиськи и задницу при просмотре вечернего фильма. После такого она уходила, сжимая бедра, мокрая и не могла успокоиться, долго лаская себя короткими касаниями, удерживаясь на границе оргазма под смачные звуки секса из соседней комнаты, где громко и беззастенчиво стонала под Стасом мать. Чтобы представить происходящее там, Наталье не нужно было особого воображения, тренировки с дядей научили всевозможным приёмам. Она будто воочию видела мокрый хуй, ритмично скользящий в пизде, и жалела только о том, что эта пизда - не её.

Это не могло продолжаться долго: шаги становились всё короче по мере приближения к заветной цели, пока однажды Стас не обнаружил, что его "дочка" уже не девочка. Целовался он прекрасно. Наталья таяла в руках и губах и позволила избавить себя от трусиков. После долгого путешествия по ее ногам, опытные пальцы оказались в ней, размазывая обильную влагу давно готового к соитию чрева.

— Так ты не девочка, сучка?! — воскликнул Стас. В голосе сквозило разочарование, граничащее с шоком.

Наталья была горда тем, что смогла удивить видавшего виды мужчину и довольно хихикнула.

— Это кто тебя успел? — был его второй вопрос. Он не просто спрашивал: одновременно потянул с неё трусы и уложил на спину, нависая сверху. А она, опытная в таких делах, тут же услужливо широко развела ноги, подставляя ему перевозбуждённое нутро. — Так кто это был? — продолжал любопытствовать мужчина, приставляя член к полностью выбритой теперь щели.

— Один… парень… — соврала Наталья, сама надвигаясь на тёплую головку и захватывая её мокрым горячим преддверием.

— Ах ты, блядища, — простонал отчим, входя короткими толчками, всё глубже и глубже, пока последним движением не воткнулся в матку, заполнив девушку полностью. — Ух, блять… как узко! — зашёлся в экстазе. — Ах…

Глаза закатились, он будто весь сосредоточился на своём хуе, так плотно засевшем в молодой девушке. — Ах ты, сука ебливая… Ебётся она, значит, уже… — О-о-ох! — приговаривал, постепенно разгоняясь. — Ну ты плотная, конечно, не разношенная! Отличная пизда! Красивая, ебёшься, как кошка! — продолжал. Приподнявшись, закинул ноги Наташи себе на плечи, приподнял зад, схватился за него и теперь засаживал со всего маху, подкидывая девочку при каждом ударе.

— Ох, да! Ух, блять! Ебать тебя — такое удовольствие! — приговаривал мужчина, пожирая глазами вид распластанной молодой падчерицы под собой.

— О блять! Я хочу… кончить тебе в рот! — простонал он, подходя к финалу.

И снова «девочка» удивила, согласно кивнув головой и приготовившись. Она тонко уловила момент, когда отчим оказался "на краю" и выдернула из себя готовый взорваться хуй, ловко перевернулась и всосала ртом. Глаза Стаса округлились, и он начал спускать в неё, восхищённо комментируя матами. Наталья ловила и глотала, жарко работая языком и щеками, чем удивила в третий раз. Он удовлетворённо выдохнул, поощрительно потрепав по щеке: «Это оказалось даже лучше, чем ожидал! Обожаю тебя, девочка! Ты — отличная соска! Сейчас перерыв, а потом продолжим!» — пообещал он, потрясённо укладываясь рядом.

Так у Стаса стало на одну женщину больше. Наталья начала принимать таблетки, чтобы "не залететь", — ему нравилось кончать внутрь. Мамины противозачаточные всегда лежали на холодильнике, и она купила себе такие же. Теперь две сучки были готовы принять сперму внутрь, не обременяя последствиями. Это было скрытое состязание. Знала ли мать, что конкурирует за хуй ухажёра с собственной дочкой? Подлинно это неизвестно. Стас был опытным кобелём, старательно разводя сучек по комнатам, и, кажется, его сил хватало на обеих.

Когда ему нужно было отдохнуть, он ложился на бок, обнимал Наталью со спины, просил задрать верхнюю ногу повыше — она была очень гибкой в то время, — и легонько пошлёпывал по области клитора, пока та не кончала, медленно и мучительно подходя к этому, ничего не контролируя, просто следуя за методичными шлепками по чувственному месту. Тогда и он, встречая судорожные подрагивания тела, вводил член и медленно водил им в подрагивающем, сверхвозбуждённом влагалище, терзая падчерицу мучительно сладкими ощущениями.

Ему нравился быстрый и как бы случайный секс. Мог подловить в ванной, это было излюбленным местом, там брал часто, жадно, как молодое мясо, сочное, податливое, текущее соками. «Повернись», — говорил хрипло, и она становилась раком, опираясь на край ванны. Выгибала спину, ощущая, как он толкается ровно, сильно, растягивая внутри. Руки скользили по мокрой коже, сжимали грудь, щипали соски. Стонала тихо, но тело отвечало сразу — становилось влажно, горячо. Он торопливо наяривал, шлёпая животом по мокрым ягодицам, пытаясь по-воровски успеть, пока мать не вернулась.

Иногда даже душ не включался, закрывал дверь и командовал: «Повернись», и она становилась раком, опираясь на край ванны. Приспускал трусики ровно настолько, чтобы обнажить ягодицы и письку. Жадно водил по влажной щели рукой, одновременно подрачивая член, потом со смаком и матерком загонял в неё, хватая за талию. Сношал долго и жадно, сжимал, мял и крутил грудь, иногда доставая и засовывая в рот.

Несколько раз пытался заняться с ней аналом. Да не пытался — вполне даже занимался! Без всякой подготовки, зачерпнув обильной влаги из горячей вагины. Это было действительно больно! Наташа выгибалась и шипела, не в силах стерпеть огненное проникновение. И Стас оставался недоволен, так как не мог разогнаться в неразработанной девственной попке так рьяно, как гонял во влагалище.

Почти всегда в какой-то момент поворачивался спиной, раздвигал ягодицы руками, просил полизать. Она опускалась на колени на мокрый пол, прижималась лицом. Язык скользил по коже, по складкам, по тугому кольцу — лизала тщательно, жадно, чувствуя солёный вкус, запах тела под душем. Он стонал, направлял голову, елозил по лицу, размазывая всё по щекам и губам. Старалась — глубже, активнее, потому что знала: это нравится больше всего.

В конце поворачивался, брал за волосы и направлял струю — тёплую, обильную — прямо на лицо, на открытые губы, в рот. Наташа не отстранялась, глотала, что попадало, чувствуя, как жидкость стекает по подбородку, смешиваясь с водой из душа. Глаза жгло, но было невероятно приятно, что большой самовлюблённый мужик стонет перед ней как кобелёк, спускает на неё свою ненаглядную сперму. Внутри всё сжималось от странного, острого удовольствия сродни торжеству. Глубоко внутри она была рада удовлетворять его, как угодно, потому что он был мужчиной, отчимом, который выбирал именно её.

На людях никто бы не заподозрил Стаса в неподобающем отношении, он был мил и предупредителен. Брал падчерицу в торговый центр, без смущения заводил в бутики с бельём, где вокруг него тут же начинали виться консультантки. А он распускал перья, пел соловьём, заставляя носить в примерочные всё новые комплекты. Наталья примеряла на глазах у Стаса, жадно пожирающего ее тело глазами. Он гладил по бедрам, хватал грудь в обновке, шептал: «Какая ты красивая молодая шлюшка!». Она краснела, снимала трусики прямо перед ним, примеряя следующие. И гадала, какие он выберет, чтобы вечером или ночью сорвать перед тем, как войдёт.

Кроме белья стал наряжать в короткие топики и платьица, чуть прикрывающие задницу. Ему нравилось смотреть на откровенную демонстрацию сексуальности, а Наташа хотела угодить во всём. Самое развратное бельё, понравившееся отчиму, предназначалось для особых, воскресных случаев.

***

По выходным Стас стал водить её на хоккей: папа и дочка посещают стадион и болеют за местную команду. Отличная идея! Мама всегда с радостью отпускала со Стасом. Наташа сидела на трибуне, прижатая к отчиму, кутаясь в куртку. В окружении друзей — трёх или четырёх мужчин за сорок, с пивными стаканами в руках. Хоккей шёл своим чередом: шайба летала по льду, толпа ревела, люди кричали, подпрыгивая на местах. Ей покупали лимонад в высоком пластиковом стакане, и она пила его мелкими глотками, растягивая на всю игру и чувствуя себя частью компании. Это была такая традиция — весёлая, шумная, почти семейная. Дядьки были ровесниками или даже старше Стаса, поэтому относились к Наталье как к ребёнку, балуя сладостями, следили, чтобы она не потерялась в толпе.

После финального свистка все садились в одну-две машины и ехали на квартиру. Двушка недалеко от стадиона. Брали пива и закуски и рассаживались за столом, продолжая весёлый диалог. В первый раз, посадив Наталью рядом с собой, Стас налил ей немножко водки, разбавив лимонадом и заставил выпить: "Пей, так будет лучше!". Она была во взрослой компании и не хотела упрямиться. В голове зашумело. Дядечки казались такими милыми, смеялись и в их обществе девушка почувствовала себя вполне комфортно.

Стас лез, хватая то за грудь, то за ноги. Она смущалась, вяло отталкивая его — ей было неудобно перед другими мужчинами. Но он вдруг встал, подмигнув остальным, взял за руку и повёл в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней. Тут навалился и быстро раздел ниже пояса. Наталья немного испугалась и удивилась такому напору на людях, но захмелевшая сама была не прочь перепихнуться. Он овладел ею, быстро, напористо, жарко вбиваясь в молоденькое лоно, а она от необычности и опьянения даже против обыкновения довольно громко стонала. Но самое интересное произошло потом, когда Стас кончил, как любил — в рот. Потрепав по щеке, попросил стать раком, придирчиво осмотрел открывшийся вид и приказал не двигаться.

"Сейчас тебя хорошенько взъебут, сучка, не шевелись!" — пообещал и, застегивая штаны, вышел из комнаты. Остальные мужчины подходили по очереди. Первый, застав девушку в таком положении на кровати, молча натянул презерватив и вошёл в её лоно. Плавно и нежно, держа за бёдра. Ебал не как Стас, а ровно, как будто просто разминал член внутри тёплой, влажной плоти. Наталья чувствовала каждый толчок, как головка скользит по стенкам, как тело само подстраивается, обхватывая незнакомый член. Всё происходило в тишине, прерываемой только шумным дыханием мужчины, да гоготом компании за дверью. Мужчина вытащил хуй и кончил на ягодицы, тёплые густые капли стекали по коже, или на живот, оставляя липкие дорожки. Он постоял немного, потом вытер остатки принесённым полотенцем. Помакнув даже выставленную на показ пизду красотки.

Потом был второй и третий. Всё повторялось каждый раз почти без вариаций. Не ласкали особо, не целовали. Держались отстранённо, даже когда были внутри. Выходя, тут же включались в громкий разговор. Следующий, отвлекаясь от интересного общения с друзьями будто отлучался в туалет, заходил, деловито облачался в презерватив и с наслаждением облегчался в девочку друга. Для них это было как дрочка — удобным, живым телом. Она стояла, кверху задом, опустив голову на кровать, в позе униженного принятия и ощущала себя использованной вещью. И как ни странно, это заводило: тело отзывалось жаром на множество членов, внутри всё набухало, становилось мокро, она доходила до предела даже без прикосновений к клитору. Конечно кончала, невозможно было долго выдержать такое количество хуёв! Это были чистые оргазмы, добытые в настоящей долгой утомительной ебле! После того, первого раза, она будто стала важной частью взрослой мужской традиции, как хоккей или пиво. Ей нравилось чувствовать их возбуждение и желание, ощущать руки и тяжёлое дыхание.

Все друзья Стаса были с ней милы и обходительны. Кроме одного — Владислава. Он был постарше всех, грузный, с толстым, венозным членом, который едва помещался в узкой нерожавшей пизде девочки. Услышав его надрывное сиплое дыхание за спиной, Наталья напрягалась заранее. Он хватал, ставил её перед собой на колени, бил по груди, выкручивал соски до боли, тянул вниз, пока она не всхлипывала. Засовывал в рот, прихватив и растянув щёки большими пальцами, отвешивал пощёчины, будто наказывая за всё сразу, вытаскивал и смачно плевал, заставляя проглотить. Потом разворачивал, командовал: «Руками растяни пизду шире!», — рычал, видя получившуюся картинку и входил резко, растягивая внутренности до предела.

Она ощущала каждый его сантиметр: как головка проталкивается, как стенки раздвигаются с болью, как ворочается внутри, меняя углы, чтобы глубже, чтобы сильнее разъебать молодую щель. Стонала — не только от удовольствия, а от напряжения, от ощущения, что рвут плоть изнутри. Он только довольно ухмылялся, видя ее мучения. Будто хотел застолбить, пометить девочку и несколько раз специально кончал внутрь, снимая презерватив. Прижимался плотно в самом конце, норовя попасть в матку, и Наталья чувствовала, как толстый член дёргается, впрыскивая горячую сперму, разливающуюся внутри. «Подарочек тебе от меня!», — шептал хрипло. «Только отчиму не говори!».

Вот так иногда проходили выходные с новым папой. Наталья втянулась в такой график и даже ждала следующего выходного. Ебля была частью традиции весёлого времяпрепровождения после хоккея. Друзья были приветливы, хотя и держались с ней немного отстранённо, пока не оказывались с ней в спальне.

Обслужив всех, о чём Наталья догадывалась только по тому, что к ней переставали заходить новые мужчины, постояв еще немного, на случай, если кто-то передумает и вернётся, она кое-как собирала себя с постели и плелась в душ, где долго смывала следы с кожи. Но внутри растянутой вагины оставались воспоминания — лёгкая пульсация, растянутость, чувство упоительной заполненности. Обернутая полотенцем, чего уж стесняться, она выходила к мужчинам, щурясь от яркого света. Те приветствовали её подбадривающими восклицаниями, приглашали к шумному столу, наливали, кормили, будто опоздавшего гостя.

Вечером с отчимом они ехали домой, никак не обсуждая произошедшее, как будто ничего не было. Просто традиция после хоккея. Обычное дело. Поправки в которое вносил только Владислав, со своей грубостью и «подарочками». Его большой размер делал такие воскресные посиделки немного дискомфортными. Хорошо, что таблетки спасали.

Тогда, после первого раза, измотанная и оттраханная сразу пятью мужиками, она сидела в машине отчима и молча, без единой мысли в голове, глядела в окно, пока городские огни мелькали за стеклом.

— Ну ты как? Всё нормально? — заглянул Стас в лицо.

— Да, всё хорошо! — эхом ответила девочка.

— Тебе же понравилось? Нормальные же мужики, не обижали?

— Да! — снова отозвалась Наталья.

— Ну вот и развлеклись немного, и тебе хорошо, и им нормально. Да?! — настаивал Стас. — Весело же было?

— Да, — кивнула девушка.

— Разумеется, маме мы не расскажем, что обслужила пять мужиков, стоя раком полтора часа? — подытожил отчим договорённости.

— Всё так, не скажем. — откликнулась Наталья.

В романтичной юности Наташа считала, что любящий мужчина должен беречь и оберегать женщину от других самцов, чтобы она доставалась только ему. Но первый же любимый поступил в точности наоборот. Отвёз на квартиру и отдал друзьям просто так, будто разлил дополнительную бутылку пива. Вещь, у которой не было своих желаний и чувств, безвольное тело с парой дырок сзади и одной спереди. Щемящее унижение одновременно с половым удовольствием — гремучая смесь. Выебали, унизили, использовали, но она была довольна.

***

Сколько так продолжалось? Около года. Брак матери оказался недолговечным. Стас исчез из их жизни так же внезапно, как и появился. Прекратились вторжения в ванную, горячий шёпот за спиной, глумливые, полные желания взгляды. Непонятно, кто по этой потере убивался больше, Наталья или мать. Обе потеряли полового партнёра.

Несколько месяцев прошли как в тумане. Встречалась с ровесниками, даже спала с некоторыми, но это было не то. Слишком ванильно, слишком просто, без нужного настроя и особого флера надменного использования. Не было стыдно, не было и сладко.

Но однажды, выходя из дома, Наташа увидела у подъезда большую чёрную машину. Стекло опустилось, и на водительском месте оказался Владислав. Заплывшее лицо хорошо сочеталось с хищной мордой автомобиля.

— Садись, прокатимся, — пыхнул он в лицо сигаретным дымом.

Девушка замотала головой, отступив.

— Да не бойся, проедемся, про Стаса твоего расскажу!

Она тут же сломалась и забралась на пассажирское сидение. "Где он, почему пропал и даже не звонит, сам поменял номер?" — было столько вопросов, но она молчала, понимая, что ей расскажут, когда сочтут нужным — не ей подгонять большого взрослого мужика.

Её долго везли по городу, свернул в знакомый квартал, припарковался, кивнув: "выходи". И вот уже она у него дома — в той самой квартире, где раньше всё происходило после хоккея. Она огляделась, вспомнила и поняла, что будет дальше.

Он не торопился. Облапал, помял, раздел медленно, наслаждаясь процессом. Потом поставил перед собой, голую посреди комнаты, любовался, как грудь часто вздымалась от взволнованного дыхания, как соски напряглись от прохладного воздуха и страха, похлопывал по лобку и жопе. Снял всё с себя, играя мускулами и налитым пивным животиком. Подошёл, провёл ладонью по щеке — ласково сначала, а потом резко ударил. Пощёчина обожгла кожу, в ушах зазвенело. Всхлипнула, но не отвернулась. Ударил ещё раз, сильнее, и теперь Наталья почувствовала знакомое тепло между ног. Нажав на плечи, опустил её на колени и дал в рот. А сам начал рассказывать про отчима, неторопливо, буднично, как будто они сидели за чашкой чая.

Что тот ушёл не просто так, а к другой одиночке с юной дочерью. "Она помладше тебя будет, но, говорит, тоже понятливая. Но пока не распечатал...". Деловито делился мужик, растягивая Натальин рот. "Обещает потом тоже на хоккей привезти". — хмыкнул, разглядывая реакцию девушки. Слёзы сами навернулись на глаза Натальи, то ли от члена глубоко в горле, то ли от обиды на Стаса. Но Владислав не дал заплакать. Схватил за волосы, нагнул, вогнал резко, растягивая толстым членом до боли, вдавливаясь глубоко, под углом, как любил. Наталья закусила губу, чтобы не закричать, хотя он дёргал соски, выкручивал грудь, чтобы заставить ее стонать. Тиранил, пока кожа не покраснела, а слёзы боли всё-таки не потекли сами собой.

Трахал её долго, жёстко, меняя позы — на диване, на полу, у стены. Входил глубоко, до упора, чувствуя, как сжимается вокруг его члена девичье лоно от боли и обиды. А потом сел на лицо. Тяжёлый, потный, придавил ягодицами нос и рот. «Лижи, проблядь мелкая!», — приказал. Высунула язык, начала водить по складкам, по тугому кольцу, как когда-то отчиму. Обида всё еще жгла Наталью, и она вымещала её таким образом — лизала жадно, обильно слюнявя, втягивая вкус кожи. Направлял голову, елозил по лицу, размазывая всё по щекам и губам.

Потом заставил ползать и сосать пальцы на ногах — один за другим, облизывала подошвы, каждую складку между пальцами. Поднималась выше — лизала ноги, бёдра, живот, подмышки, шею, уши. Вылизывала всего этого борова, от пяток до мочек ушей, как будто хотела стереть воспоминания об отчиме языком. Плевал в рот, в глаза, щедро, густо — глотала, не отворачиваясь, и чувствовала, как тело отвечает: соски ноют от щипков, между ног всё течёт.

Когда вошёл в последний раз, лёжа, она обняла его, доверчиво и послушно, обхватила ногами, прижалась преданно, как дрессированная сучка. Он снова кончил внутрь, отправил «подарочек», обильно заполнил её горячей спермой. Потом устало отвалился, а Наталья так и лежала не в силах пошевелиться. Мужчина повернулся на бок, сложив на неё мощные руку и ногу. Стало тяжело, но при этом Наталья почувствовала себя странно защищённой: зажатая весом, как якорем. В безопасности и спокойствии, впервые за эти месяцы без Стаса.

Дома она плакала ночами — от обиды и утраты первого любимого человека, его предательства. А Владислав, уловив её слом, звонил снова и снова, приглашал, звал. Мама делала вид, что всё в порядке. Наталья уезжала с ним на выходные, оставалась на ночь, для порядка соврав про подружку. Он учил по-своему, не как Стас: раздавал пощёчины, которые теперь вызывали не столько боль, сколько волну жара внизу живота. Обожал плевки в лицо, заставлял открыть рот пошире и ловить харчки языком. Особая страсть была мучить женскую грудь — мог крутить соски часами, до слёз, до синяков, а она изгибалась навстречу, чувствуя, как оргазм возникает теперь от одной только боли.

Со временем обида на отчима притупилась. Было ли виной тому тяжёлое и грубое употребление Владиславом, его запах и вкус, заместивший прежние воспоминания. Теперь всё было так: жёстко, обидно, больно и беспощадно. Но было и ощущение надёжности, что партнёр никуда не денется, и она теперь полностью принадлежит ему.

***

Оглядываясь назад, с примесью ностальгического искушения, Наталья понимает, что и как с ней сделали. Шрамы на душе, как у аборигенов на телах, сложились в причудливые узоры, заставляя незнакомцев удивляться тёмным потаённым причудам её предпочтений. Можно только удивляться, как, пройдя такую "школу жизни", вместив в себя самые развратные мужские начала, девушка Наталья стала уважаемой женщиной, обрела прекрасную семью, ответственную работу и благосостояние.

Присмотритесь и вы к окружающим женщинам, улыбчивым и серьёзным, вдумчивым и развязным. Какие тайны скрываются за симпатичными лицами и ладно подобранным туалетом. Дано ли нам это угадать? А главное — стоит ли нырять так глубоко. Ведь можно и не выплыть.

***