15. Пятый цвет радуги

По утверждениям сексопатологов, очень большая часть мужчин имеет склонность к гомосексуализму. Так, например, американский учёный Альфред Кинзи обобщил данные о сексуальности опрошенных двадцати тысяч мужчин. Результат исследований оказался ошеломляющим: сорок восемь процентов опрошенных имели в своем жизненном опыте хотя бы один гомосексуальный контакт, причем около сорока процентов из них испытали при этом оргазм. При этом двадцать пять процентов имели несколько гомосексуальных контактов. Это, разумеется, не означает, что каждый четвертый – голубой. Нет, в большинстве случаев эта склонность тщательно скрывается не только от посторонних, но и от самих себя. И, хотя, по исследованиям того же Кинзи, сексуальное влечение к лицам своего пола время от времени испытывают около восьми процентов мужчин, в большей или меньшей степени считают себя гомо – или бисексуалами не более трёх процентов. Более того, считается, что ненависть к гомосексуализму, демонстрируемая большинством мужчин, тем сильнее, чем сильнее эта, тщательно скрываемая склонность.

Впрочем, ориентация эта считалась нетрадиционной не всегда. В Древней Греции, например, педерастия не только не считалась пороком, но даже всячески приветствовалась. Все античные боги любили мальчиков. Зевс, превратившись в орла, похитил и сделал своим наложником сына троянского царя Ганимеда, любвеобильный Геракл увлекался и женщинами, и юношами, Геракл и Иолай считались любовниками, покровителем и даже изобретателем педерастии считался божественный певец Орфей; потеряв свою любимую жену Эвридику, он перестал смотреть на женщин, но продолжал увлекаться юными мальчиками и сделал этот обычай популярным.

Об истоках популярности педерастии среди древних греков спорят. По легенде, рассказанной Платоном, первоначально на земле, кроме мужчин и женщин, жили двуполые существа – андрогины, но затем боги разрезали всех людей пополам, так что каждый теперь обречен искать свою прежнюю половинку. При этом мужчины, представляющие собой половинку прежнего андрогина, охочи до женщин, а женщины андрогинного происхождения падки до мужчин. Женщины, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их привлекают другие женщины. "Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные... В зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен". (Заведи себе русскую виртуальную любовницу – давалку! – добрый совет)

Да, времена, к счастью, изменились, и по мнению современного общества, гомосексуализм это ужасно, это грязно и противно! Тем не менее, "голубые" существуют, и число сторонников нетрадиционного секса не только не падает, но растёт. Вильям Шекспир и Лорд Байрон, Чайковский и Григ, Жан Марэ и Сергей Эйзенштейн, Элтон Джон и Фредди Меркьури... Что заставило этих людей отказаться от женской ласки в пользу сомнительного удовольствия быть трахнутым в задницу, или же возможности самим засунуть члены в чью – нибудь прямую кишку? Проповедники гомосексуализма утверждают, что удовольствия, доставляемого одним мужчиной другому, женщина доставить не может, и что, отведав раз мужскую ласку, никто не в силах заставить себя довольствоваться женской. Однако, если верить Кинзи, почти половина хоть раз, но отведали. Значит ли это, что каждый второй мужчина – гомик? Конечно, нет. Другими словами, прелести однополого секса несколько преувеличены.

Я долго сомневался, стоит ли признаваться публично, что я вхожу в эту половину. В конце концов, я решил, что из песни слова не выкинешь, и что мой пример как раз доказывает, что гомосексуальный опыт (и даже не один) совсем не обязательно заставляет мужчину менять свою ориентацию. Нет, я не "голубой". Я даже не "би" (хотя, по Фрейду, бисексуальность свойственна всем без исключения, и мужчинам, и женщинам, то есть невозможно быть абсолютным гомо – или абсолютным гетеро –, вопрос в том, в каком именно месте на отрезке между двумя абсолютами находится человек). И всё же, некоторые гомосексуальные ощущения мне знакомы. Впрочем, обо всём по порядку.

Строго говоря, мой первый гомосексуальный контакт состоялся раньше гетеросексуального, а именно в тот день, когда мой старший друг Виталик впервые стянул с меня штаны и взял в руку мой, тогда ещё девственный член. Конечно, между взаимным онанизмом и однополым сексом существует некоторая разница, и я воспринимал это скорее как очередную совместную игру, запретную, но ужасно приятную. И всё же, акт удовлетворения друг друга, уже не является самоудовлетворением, и эту, казалось бы невинную шалость от "настоящего" гомосексуализма отделяет лишь шаг. И этот шаг был сделан.

С каждой нашей встречей Виталик становился всё изощрённее в своих ласках. Уже со второго раза он предложил раздеться и лечь на диван. Дальше – больше. Он уже не просто дрочил мой член. Он прижимался ко мне, тёрся, обхватывал меня ногами. Иногда он садился у меня между ног, прижимал свой член к моему, обхватывал их одной рукой и дрочил сразу оба.

Не стоит судить меня строго. Напомню, что я был всего лишь восьмилетний ребёнок в руках развращённого подростка. Мне было стыдно, но и приятно одновременно. Я смутно понимал, что поступаю дурно, но искушение было слишком велико, и через недельку – другую я уже сам искал очередной встречи с моим растлителем.

Тем временем наши шалости становились всё более рискованными. После нашей шестой или седьмой встречи Виталик уже не просил меня дрочить ему, а делал всё сам. Он теперь всё чаще с самого начала располагался у меня между ног и внимательно наблюдал за процессом вблизи. Иногда фонтанчики моей спермы попадали ему на лицо. Ему это очень нравилось. А потом он стал ловить мои капли ртом. А потом случилось то, что и должно было случиться – он взял в рот. Делал он это поначалу неумело, просто помогая ртом руке, но вскоре освоил эту науку. А ещё чуть позже он стал во время фелляции поглаживать и массировать мой анус, а потом и вовсе стал засовывать мне в задний проход указательный палец и шевелить им там. (Да, был в жизни главного героя и голубой опыт и на это очень интересно посмотреть! – прим. ред. )

Кажется, я к тому времени перешёл в третий класс. Нетрудно оценить опасность, угрожавшую сексуальной ориентации десятилетнего мальчика у которого регулярно отсасывает четырнадцатилетний подросток с явной склонностью к гомосексуализму. Однако, я так и не уступил настойчивым просьбам Виталика сделать и ему так же. Что – то меня удерживало от этого последнего шага. Самое большее, на что я соглашался, это позволить ему засунуть свой член мне между ног. Это его очень заводило, и он быстро кончал.

Я понимал, что то, чем мы занимаемся – это очень стыдно. Я бы умер от стыда, если бы кто – нибудь узнал. Каждый раз, вытирая капли спермы, стекающей по моим ногам, я давал себе слово, что это в последний раз. И всё же... для моей разбуженной раньше времени сексуальности девочки были ещё не доступны, а Виталик был готов предложить свои услуги в любое время. Сила сексуального воздействия была слишком велика, и всё чаще, онанируя в укромном уголке, я в своих фантазиях я представлял себе не кинодив в неглиже, а моего старшего друга, самозабвенно заглатывающего мой перчик.

Постепенный сдвиг моей неокрепшей психики был медленным, но почти неизбежным. Нетрудно представить себе чем всё это для меня должно было кончиться – смена моей сексуальной ориентации была бы, в сущности, делом времени, если бы не случай.

А случилось вот что. Как и следовало ожидать, я был не единственным объектом подрастающего гея. К тому же, я не до конца оправдывал его растущие запросы. Юности свойственна нетерпеливость, и, как выяснилось позже, Виталик принялся приручать соседского Вовика, тихого девятилетнего мальчика с явными признаками умственной отсталости. К тому же Вовик был ребёнком упитанным, можно сказать толстым, и это, наряду с его умственной неполноценностью, делало его предметом шуток и издевательств со стороны сверстников. Со свойственной детям жестокостью они раздевали мальчика, шлёпали его по толстым ягодицам, обзывали "жиртрестом" и больно щипали его за грудь, с хохотом уверяя друг друга, что у Вовика "бабские сиськи". Не удивительно, что ребёнок потянулся к Виталику, который стал ему открыто покровительствовать.

К тому времени, как Виталику удалось добиться своего от бедного маленького толстяка, тот только одолел первый класс, и единственным его талантом было рисование. Это и погубило сладкую парочку. Скандал разгорелся, когда Вовик изобразил цветными карандашами сцену, из которой родители без труда поняли причину странной привязанности старшего по возрасту товарища к своему слабоумному сыночку. Отголоски скандала долго громыхали над микрорайоном, давая пищу для фантазий охочей до сплетен ватаге пацанов. Вопрос "где и как именно Виталик развлекался с Вовиком" надолго стал главной темой ребячьих обсуждений в нашем "штабе", беседке у забора ближайшего детского сада. Виталик боялся показать нос на улицу, а я обмирал от ужаса при мысли, что в ходе разбирательств выплывет что – нибудь из нашего с Виталиком "неформального общения". Кто знает, быть может всё постепенно забылось бы, но через пару недель после первого разразился второй скандал. Вездесущий Санька, живший в соседнем от меня подъезде, прибежал в "штаб" с сообщением, что по словам Фомы, восемнадцатилетнего парня из того же подъезда, он видел, как Серый, известный хулиган из соседней пятиэтажки, "пидорасил" Виталика в жопу на "полянке", заброшенной стройке в двух кварталах от нашего двора. Это второе сообщение произвело ещё больший эффект, чем первое, и кончилось всё тем, что родители Виталика были вынуждены сначала отослать своего осрамившегося сыночка куда – то к дальним родственникам, а потом и самим переехать в другую квартиру.

Так, волею судьбы, я был спасён от смены сексуальной ориентации под влиянием развращённого ублюдка, добивавшегося этого всеми своими силами. Кто знает, как бы сложилась моя судьба? Смог ли бы я, десятилетний пацан, и дальше противостоять похотливому натиску четырнадцатилетнего педераста? Вряд ли...

Как бы то ни было, испытание моей стойкости было отложено на несколько лет. За эти годы я окреп и физически и морально, приобрёл определённый опыт в сексе, и был в гораздо большей степени готов к этим испытаниям, чем когда был ребёнком.

Впрочем, кое что из наших с Виталиком "опытов" оказалось не так просто забыть. Самозабвенно онанируя в ванной, я не раз вспоминал, как кончал прямо ему в рот. А ещё... как в этот момент его палец плясал рок – н – ролл в моём заднем проходе. В погоне за острыми ощущениями я не мог не попробовать. И вот, разбирая отцовский инструмент, я наткнулся на молоточек. Никелированная головка была насажена на круглую деревянную полированную ручку длиной сантиметров двадцать и толщиной с палец.

В тот же вечер, принимая ванну, я засунул ручку от этого молоточка себе в задницу. На всю её длину. Не знаю, может быть я действительно предрасположен к гомосексуализму, но мне понравилось! Кончик ручки упирался во что – то, что отзывалось необыкновенно приятными ощущениями в мошонке. Казалось, что я засунул эту деревяшку себе в яйца! Я начал дрочить, и чуть не потерял сознание в горячей ванне! Я вылез из ванны и, горячий и мыльный, встал на четвереньки на коврике перед ванной. Оказалось, что в этой позе давление на эту неведомую доселе точку удовольствия в прямой кишке оказалось самым сильным. Я прогнул спину и задвигал задом, стараясь доставить себе максимум удовольствия. Член едва вмещался в руку, когда я обхватил его своей ладонью. Секунд через десять я кончал так бурно, как, наверное, никогда не кончал раньше. Я запомнил это по тому, как первые брызги закончили свой полёт на моём лице. Мне нестерпимо захотелось узнать, какова на вкус моя сперма. Я вытер подбородок и облизнул руку. Вкус был солоноватый, и совсем не противный, как я боялся.

Я не специалист в анатомии человека. Я не знаю, что именно в моём заднем проходе заставляло меня испытывать эти, совершенно новые для меня, ощущения. Конечно, став старше, я узнал кое – что про предстательную железу, её расположение вблизи прямой кишки и её непосредственную связь с семяизвержением. Но тогда, в десятилетнем возрасте, когда слово "простата" было для меня чем – то из лексикона пришельцев с Марса, я не задумывался над причинами, а просто засовывал себе в зад ручку заветного молоточка, и, встав на четвереньки, долго и с наслаждением дрочил. Кончал я обычно очень быстро, секунд через десять – пятнадцать, причём оргазм был обычно настолько мощным, что я с трудом давил в себе крик, клокочущий в моём горле. Вскоре я стал частенько прибегать к этому способу, когда мне хотелось добавить чуть больше остроты моему ежедневному ритуалу извлечения удовольствия из моего ещё девственного перчика. Я осознавал, что в этом есть что – то особенно порочное и стыдное, гораздо более стыдное, чем просто онанизм, но всякий раз, стоя на четвереньках и ощущая сладостные импульсы, посылаемые рукояткой молотка при каждом касании заветной точки где – то глубоко внутри, я забывал о своих нравственных мучениях и, зажимая себе рот рукой, поливал кафельные плитки пола фонтанами спермы.

Я уже представляю себе блюстителей нравственной чистоты, скривившихся при чтении этих строк. Особенно яростным будет возмущение тех, у кого эта, тщательно замаскированная, тяга к гомосексуализму наиболее сильна. Расслабьтесь, ребята! Анатомически все мы одинаковы, и так уж мы мужики устроены, что массаж простаты всегда приводит к эрекции. Не верите – спросите у врачей – проктологов. А ещё проще – засуньте себе в задницу что – нибудь потолще и подлиннее и убедитесь сами. Обещаю, что встанет даже у самого железобетонного гомофоба, если он не безнадёжный импотент, конечно.

Итак, мой первый гомосексуальный опыт закончился исчезновением с моего горизонта разоблачённого соблазнителя и новыми открытиями в области анатомии. Мой анус остался девственным. Однако, я обещал быть честным до конца. За первым последовал второй, потом третий и четвёртый опыты. Строго говоря, хотя второй опыт и закончился вторжением инородного тела в мой задний проход, его нельзя назвать гомосексуальным. Третий случай был просто насилием. А вот на четвёртый я пошёл сознательно, хотя мне очень стыдно об этом упоминать. Впрочем, всё по порядку.

О моем романе с рыжеволосой медсестрой Галиной я уже рассказывал. Эта была удивительная женщина. Именно благодаря ей я понял, что секс это нечто большее чем возня мужа и жены в темноте под одеялом. Анальный секс, групповуха, лесбос... для неё не существовало никаких ограничений. Стесняться она просто не умела. То есть, она просто не понимала значения этого слова. Именно она была той первой учительницей, которая обучила меня всему, что я умею, и что так ценится моими нынешними любовницами. Итак, она была супер! Но я не рассказывал, что же послужило причиной нашего разрыва. Галя любила экспериментировать, так что за год с небольшим, мы перепробовали, кажется, всё, что было изобретено человечеством от Кама Сутры до Чиччолины. Были испробованы, кажется, все позы и способы, включая любовь втроём с юной соседкой Анечкой и "золотого дождя", когда мы писали друг на друга в ванной.

Однажды Галка пришла с работы "на взводе" и с порога заявила, что кое – что придумала, но пока не знает, как мне об этом сказать. Судя по выражению её лица, это "кое – что" было и в самом деле чем – то необычным. После получаса уговоров, сопровождающихся моими заверениями в том, что ни одна её идея не сможет меня шокировать, и что мы должны открыто делиться друг с другом своими самыми сокровенными фантазиями и желаниями, она, наконец, призналась, что ей очень хотелось бы узнать, что чувствуют мужчины во время секса. То есть она хотела почувствовать себя мужчиной. Она предложила поменяться ролями на время. Признавшись, наконец, в своих тайных фантазиях, она перешагнула психологический барьер. Теперь она говорила быстро и убеждённо. Оказалось, что фантазия захватила её полностью. Моё резонное возражение о существовании некоторых анатомических различиях в строении мужского и женского тела было отвергнуто. На свет был извлечён тот самый фаллоимитатор, который Галка с таким успехом использовала в своих упражнениях с Анечкой. Сложная конструкция из трёх розовых фаллосов, двух больших и одного маленького, скреплялись прозрачными силиконовыми трусиками. При этом, один из двух больших отростков находился в её влагалище, а маленький она вставляла в задний проход. Второй из двух больших, тот самый, что подарил столько приятных минут Анечке, теперь предназначался для меня. Я с опаской поглядывал на толстый и длинный инструмент. По величине он намного превосходил привычную мне ручку от молоточка, и у меня были серьёзные сомнения в том, что он может поместиться в прямой кишке. С другой стороны, мой член регулярно бывал в попе моей подружки и помещался он там без труда.

Между тем, Галка продолжала убеждать меня попробовать. Она даже придумала примерный сценарий нашего эксперимента. По её замыслу, я должен был постараться полностью перевоплотиться в женщину. Для этого мне предстояло облачиться в Галино нижнее бельё, надеть юбку и сделать макияж. Она же в свою очередь собиралась надеть свой костюм – брюки и пиджак – и мои трусы. Я должен был звать её мужским именем, а она меня – женским. Постепенно затея перестала казаться мне такой уж дикой и, поколебавшись ещё немного, я согласился.

Галка развила бешеную энергию. Я отправился принять душ (перед этим я, на всякий случай, тщательно опорожнил кишечник), а она унеслась в спальню подготовить для меня одежду и бельё. С этого начались первые сложности. Хотя Галина и была крупной девушкой, всё же размер её одежды был намного меньше моего. Сексуальные трусики из тончайших кружев чуть не порвались, когда я, с трудом натянув их на свою задницу, попытался разместить в них своё, начавшее уже просыпаться, хозяйство. От трусиков было решено отказаться. Пояс не сходился в талии, и вместо чулок со швом и украшенных кружевами (Галка называла их "блядскими"), мне пришлось натянуть чулки попроще, но с широкими резинками наверху. Для того, чтобы лифчик застегнулся на моей спине, Галке пришлось спешно пришить пару дополнительных крючков. Блузка была выбрана самого свободного покроя, но и она трещала подмышками. Юбка была дополнена шнурками, чтобы она могла сойтись на талии, а от туфель пришлось отказаться. Впрочем, моя подружка пообещала купить с зарплаты туфли на шпильке моего размера (по правде сказать, столь далеко идущие планы меня несколько смутили, но отступать было поздно).

Пришла очередь макияжа. Несколько уверенных движений карандашом, голубые тени на веки, тушь для ресниц и ярко – красная помада. Я подошёл к зеркалу. Конечно, при ярком освещении, синева небритости, проступающая из – под слоя тонального крема, и волосы, пробивающиеся из – под чулок, сразу выдала бы меня. Однако, приглушенный свет в прихожей заставлял подумать, что на меня из зеркала смотрела вполне миловидная молодая женщина, правда очень высокая и крупная в кости. Я поправил поролоновые подкладки в лифчике и посмотрел на себя сбоку. Да, фигура, конечно, не женская. Хотя мне приходилось видеть женщин и с худшей фигурой.

Впрочем, Галка, похоже была довольна. Я уже видел по её слегка затуманившемуся взгляду и шумному дыханию, что она "завелась" по настоящему. Погладив мой зад, туго обтянутый узкой юбкой, она упорхнула в спальню переодеться. Через пару минут на пороге показался молодой человек в костюме и галстуке. Невысокого роста, худенький. Рыжие волосы зачёсаны назад и собраны сзади в хвост. Никакого макияжа, никаких украшений. Брюки впереди заметно оттопыриваются. Молодой человек представился Григорием и уселся в кресло.

Я ещё не успел придумать себе псевдоним и назвался Маней. Григорий заявил, что будет звать меня Манькой, потому что я – маленькая шлюшка. И ещё, что шлюха должна слушаться "папочку", и для начала должна у него отсосать. По тому, как складывался разговор, я понял, что фантазии Гали были не только транссексуальными, но и садомазохистскими. По видимому, мужское начало ассоциировалось у неё с доминированием, и Галка решила сразу показать, кто здесь хозяин. Впрочем в "Master and Servant" мы с ней уже и до этого играли, меняясь время от времени ролями, и даже привлекая в наши игры Анечку. Я сказал себе: "почему бы и нет?" и опустился на колени перед "папочкой". Григорий позволил расстегнуть ему пиджак и брюки и извлечь из – под мужских трикотажных трусов в синюю полоску толстый розовый член.

Однако, сделать это оказалось сложнее, чем я думал. Реалистично выполненная из резины головка покачивалась перед моими глазами, а я не мог заставить себя открыть рот. Что – то меня держало, не давало перешагнуть этот барьер.

– Ты что же это, шлюха, упрямиться будешь? А ну открывай пасть, сучка!

Крепкие пальцы довольно чувствительно схватили меня за волосы и с силой потянули вперёд. Член упёрся мне в губы. Я открыл рот, подумав в последний момент о том, что моя помада оставит на члене красные следы. Это очень сексуально – следы помады на члене. Я сотни раз видел эту картинку. И вот – сейчас я сам оставлю следы своей помады на чужом члене, пусть даже и резиновом. Я обхватил член губами и принялся двигать головой вверх – вниз, имитируя минет.

Невероятно, но мне это понравилось! Не вдаваясь в глубины самоанализа, не пытаясь искать причинно – следственные связи, вообще оставляя за рамками психологический аспект своих ощущений и сосредоточившись только на физиологическом, я заявляю: "мне понравилось". И выразилось это в мощнейшей эрекции, вздыбившей юбку между коленей. Я старался делать всё так, как мне хотелось бы, чтобы делали мне, и с наслаждением ощущал, как головка моего члена трётся о ткань моей юбки.

Галка смотрела на меня широко раскрытыми глазами и слегка постанывала от удовольствия. Однако, как бы старательно я не обсасывал кусок резины, он оставался всего лишь куском резины. Два отростка недостаточно активно двигались в двух дырочках, и мягкая резиновая гребёнка, расположенная между двумя большими членами, недостаточно сильно массировала клитор "Григория". "Папочка" был недоволен.

– Достаточно! А теперь, шлюшка, иди в спальню, становись раком, задери юбку и жди меня. Если я приду, а ты сделаешь что – то не так – я тебя очень сильно накажу! Поняла, сучка?

– Да, господин, – я начал вспоминать лексикон наших старых садомазохистских игр, – я всё сделаю. Пожалуйста, не наказывайте меня!

Через минуту я уже стоял в коленно – локтевой позе на краю кровати. Юбку я задрал так высоко, что она накрыла мою голову. Я ждал "папочку", размышляя о том, какая пикантная картина предстанет сейчас перед Галкой: две широко расставленные ноги, обтянутые чёрным капроном, а между ними – мошонка. Сказать по правде, было страшно. Эта елда и во рту – то с трудом помещалась, а как её запихать в такую узкую дырочку? Я осторожно пощупал анус рукой и попытался ввести в него указательный палец. Палец вошёл с трудом. Как же мой, по всем меркам немаленький член помещается в попке у Галки?

– Что, поблядушка, уже дрочишь? – "Григорий" вошёл неслышно.

– Что вы, господин, я просто готовилась к встрече с вами, дырочку расширяла.

– Ты дрочила! Ты дрочила без моего разрешения. Запомни раз и навсегда – ничто и никогда нельзя делать без разрешения хозяина, – голос был хриплым от возбуждения, – придётся тебя наказать!

Раздался щелчок скакалки, той самой, что мы не раз использовали раньше. Сделанная из мягкого материала, она не оставляла рубцов. Однако, если бить изо всех сил, удары получались довольно – таки болезненными. Галка одинаково охотно играла как доминирующую, так и подчинённую роль в наших играх. Я же никогда не любил играть роль слуги. Это было больно и совсем меня не возбуждало. Я соглашался только, чтобы доставить удовольствие моей темпераментной подруге и её юной соседке. Теперь же я стоял раком, в чулках, в юбке, натянутой на голову, с замиранием сердца слушал щелчки импровизированной плётки и ждал, что меня сейчас сначала высекут, а потом выебут.

"Григорий" знал толк в этой игре. Он не торопился. Концы скакалки щелкали в воздухе, не задевая меня, а я каждый раз внутренне сжимался, ожидая удара. И каждый раз чувствовал, как нарастает возбуждение, как клокочет в мошонке сперма. Наконец, я почувствовал, как мои ягодицы полоснуло огнём и по силе удара понял, что на этот раз Галка решила не сдерживаться. Ягодицы горели, а моя мучительница продолжала играть, пощёлкивая своим орудием в воздухе. И вот, ещё удар, и ещё. И вдруг, я почувствовал, что сейчас кончу! Я стоял раком, широко расставив ноги, дёргался от боли, или замирал от её ожидания, и чувствовал, как толчками поднимается закипающая сперма вверх по стволу.

Я был уже совсем близко к оргазму, когда экзекуция прекратилась. Меня трясло крупной дрожью от возбуждения и от страха перед тем, что должно было сейчас произойти. "Григорий" со словами "папочка добрый, папочка тебя, шлюху, с вазелином будет трахать", приставил головку своего резинового агрегата к моему анусу и сильно нажал. Я охнул от неожиданности, и едва не упал. Мои страхи оказались напрасными. Фаллос, смазанный вазелином, вошёл легко, заполнив собой сразу всю мою прямую кишку. "Григорий" начал сильные и резкие движения, насаживая меня на свой шест во всю его длину. Ощущения были необычные. Резиновый стержень был толстым, намного толще рукоятки молоточка. Он растягивал анус. Было немного больно, но и приятно. Утолщение на конце фаллоса касалось каких – то нервных окончаний, уходящих в глубины мошонки, и мне казалось, что фаллос касается яичек изнутри! Меня трахали прямо в яйца! Эти ощущения уже были мне знакомы по моим экспериментам с молоточком, но теперь они были гораздо сильнее. А мысль о том, что я, как последняя шлюха, стою раком, расставив ноги в чулочках и задрав на голову юбку, а меня сзади трахает сильная и властная женщина, только добавляла остроты ощущений. Я снова почувствовал щекотание закипающей спермы. Вот она, подгоняемая настойчивыми толчками резинового фаллоса переполняет яички и начинает пробивать себе дорогу наверх. Всё выше и выше по стволу дрожащего от возбуждения члена. Вот она уже на самом кончике, готовая брызнуть. Возбуждение достигло высшей точки. Страшно хотелось помочь себе рукой, но я боялся упасть под мощными толчками "папочки". Кажется, я закричал. Сзади мне вторил стон наслаждения моей мучительницы. Сперма хлынула фонтаном, затем второй, третий залп. Сзади уже во весь голос кричала Галка, насаживаясь всё глубже на свои два резиновых стержня, заодно загоняя третий ещё дальше в мой зад. Я упал на кровать. Галка упала на меня, продолжая биться в истерике оргазма. Время остановилось! Я лежал ничком и слушал, как, постепенно затихая, пробегают волны судороги по телу моей подруги.

Наконец, она затихла. И сразу же раскалённым угольком зажгло в заднем проходе. Растянутый сфинктер протестовал против беспардонного вторжения, а инородное тело в прямой кишке напоминало по ощущениям позывы к опорожнению кишечника. Я бережно отодвинул обессилившую подругу, осторожно извлёк из себя фаллос и отправился в туалет. Идти было немного больно. Приходилось чуть раскорячивать ноги, и я со смехом подумал о том, что я только что потерял девственность сзади, и даже иду так же, как только что лишённая невинности восьмиклассница. Кровь на туалетной бумаге поумерила мою веселость, хотя теперь сходство со сломанной целкой стало ещё сильнее.

Первый опыт вызвал у Галки такой восторг, что мне с трудом удалось уговорить её подождать несколько дней, чтобы дать зажить трещинкам в моём анусе (она – то, как раз считала, что надо не терять времени и растягивать его всеми способами). Каждый день справляясь о моём здоровье "там", она недвусмысленно давала понять, что обычный секс стал для неё малость пресноват, и она с нетерпением ждёт возможности продолжить наши упражнения.

Дня через четыре или пять настойчивых просьб я уступил. Всё повторилось – и маскарад, и имитация минета, и грубость "папочки", и сцена с наказанием, и необыкновенно мощный одновременный оргазм. Вот только удары скакалкой были сильнее, вторжение бесцеремоннее, да ругательства "папочки" грубее. Похоже, мою подружку всё больше привлекала эта роль. Впрочем, тогда я был не против. Наоборот, я с превеликим удовольствием подставлял задницу и ударам, и резиновому агрегату своей хозяйки.

Вскоре к нашим экспериментам присоединилась и Аня. Как и раньше при наших садомазохистских играх, я играл роль раба (или, теперь уже, рабыни), и всячески ублажал своих хозяек (точнее, хозяев: Анечка тоже вырядилась в мужской костюм, и даже нарисовала себе усики). После издевательств и побоев я был изнасилован ими обеими (по причине отсутствия второго фаллоимитатора им пришлось, меняясь, передавать его друг другу). Ане тоже понравилось насиловать беззащитную жертву, но ещё больше ей пришелся по душе сеанс лесбийской любви, последовавший сразу после насилия. Присутствие Анечки меня, откровенно говоря, смущало. Делать девочку свидетелем такого неслыханного унижения мне не хотелось, и после трёх – четырёх совместных встреч мне удалось убедить Галю, что лучше нам заниматься этим вдвоём. Соглашение было достигнуто, и мы с наслаждением продолжили наши противоестественные эксперименты, открывая для себя всё новые ощущения...

Впрочем, идиллия длилась недолго. Галка становилась всё грубее, и это уже не походило на шутку. Месяца через два я начал тяготиться своей ролью вечного раба и попытался ей об этом намекнуть. Мы прогуливались в парке, и у меня были все основания полагать, что при посторонних Галка не закатит скандал. Так и получилось – она с невинной улыбкой заверила меня, что всё это просто шутка, игра, и не стоит принимать это близко к сердцу. Однако, в тот же день порка была особенно больной. Мне, ничтожной шлюхе, не полагалось жаловаться. Галка, похоже "зациклилась".

Кризис нарастал. Сексуальное удовольствие, получаемое от сношений с моей неистовой насильницей пока преобладал над моральными муками, болью в растянутом заднем проходе, ставшей уже привычной, и страданием от регулярных экзекуций. Однако, по мере нарастания её грубости и жестокости, наш разрыв становился неизбежным. И вот это случилось.

Я хорошо запомнил эту, ставшую последней, встречу, после которой я понял, что не могу больше терпеть пыток и издевательств моей чересчур темпераментной подруги. Этот вечер запечатлелся в моей памяти во всех деталях. Я даже запомнил все ругательства, которыми меня осыпала моя мучительница:

– Работай хорошо, сука, иначе сделаю из тебя шлюху, – "папочка" развалился в кресле, я, стоя голый на четвереньках делаю ему "минет", – Хочешь стать групповой проституткой для мужиков? Они будут трахать тебя во все дырки, пустят по кругу и зальют спермой. Ты будешь хорошей давалкой, спермоглоткой, поблядушка... Хочешь этого?

– Всё, что скажете, хозяин.

Но "папочка" уже возбужден:

– Нет, лучше я продам тебя женщинам, жестоким женщинам, которые любят унижать других женщин. Ты будешь вылизывать им задницы. Сразу трем, четырем, пяти женщинам, они будут сечь тебя плетками, ты будешь вылизывать их сапоги, они будут использовать тебя в качестве унитаза, шлюха! И будут трахать, трахать тебя в жопу. Она у тебя уже превратилась в рабочую щель, как у шлюхи. А после них тебе туда бревно можно будет засунуть.

"Папочка" берет скакалку:

– Говори, проблядь, будешь послушной?

– Да, хозяин, – отвечаю со стоном, корчась от хлёстких ударов.

– Раздвигай жопу, шлюха.

Я послушно ложусь грудью на линолеумный пол и раздвигаю руками ягодицы. Она права – анус у меня уже давно превратился в рабочую щель, он влажен, расширен и чист. Фаллос входит без труда. Движения "папочки" грубые и резкие, но я к этому уже привык. Она привычными движениями "навинчивается" на два своих отростка и, похоже, скоро будет кончать. Привычно жду наступления долгожданного оргазма. Эрекция как всегда очень сильная, член упирается в пупок. Возбуждение нарастает. Помогать себе руками запрещено – можно заработать ещё плетей, а мне на сегодня хватит. Она упивается наслаждением, по – мужски работая бедрами, насаживая меня всё глубже на резиновый член, осыпая шлепками и оскорблениями. На этот раз "Григорий" кончил первым, полежал некоторое время, потом грубо выдернул из меня фаллос и встал. Мне вставать запрещено. Я по – прежнему возбужден и жду ухода моей мучительницы в ванную, мечтая подрочить. На этот раз она не торопится. Она снимает с себя упряжь, встаёт надо мной:

– Теперь проси, чтобы я поссал тебе рот...

Я повинуюсь, иначе, она меня высечет. Я стою на четвереньках, "папочка" стоит сверху. Теплая, пахучая моча полилась по спине, плечам, шее, ее тепло ощутили ягодицы и бедра.

– И не думай мыться без приказа. Рабыня должна пахнуть мочой господина...

Она треплет меня за ошейник, который я теперь ношу и покачивая бедрами, выходит из комнаты. А я стою на четвереньках (вставать нельзя!), залитый мочой, с членом, торчащим колом, вытираю тряпкой мочу с пола и чувствую, как во мне закипает ярость. Хлопнула дверь ванной – водные процедуры закончены – открылась и закрылась дверь кухни. Эта стерва пошла делать себе кофе! Я встаю, и решительным шагом направляюсь в ванную. Вхожу, захлопываю дверь перед самым носом разгневанной хозяйки. Включаю душ. Сквозь шум воды с улыбкой слушаю её вопли. Неужели она настолько вошла в роль, что думает, что я её боюсь? А это что? Рука натыкается на ошейник. Снимаю, бросаю в угол. Хватит рабства. Член по – прежнему стоит. Сволочь, даже кончить не дала! Ну ладно, сейчас я её проучу! Распахиваю дверь и затаскиваю её вовнутрь. Сразу гашу попытки к сопротивлению ударом в живот. От неожиданности она сгибается пополам. Наматываю волосы на руку и наклоняю её над ванной. На ней халатик, наброшенный на голое тело. Задираю его вверх и сходу, без подготовки вставляю член во всю его длину. Нет, лучше не туда. Вынимаю, передвигаю чуть выше. От постоянного контакта с резиновым фаллосом верхняя дырочка окружена красным колечком. Она разработана не хуже, чем у меня. Вгоняю резким ударом. Она что – то мычит, но уже не сопротивляется. Может быть это хитрость? На всякий случай хватку не ослабляю. Начинаю долбить. Кажется, она начинает подмахивать? Невероятно! Может быть это тоже хитрость? Впрочем, мне уже не важно. Измученный долгим возбуждением, я кончаю очень быстро и с удовольствием. Кончив, вытираю член полами её халата, поворачиваюсь и ухожу. Моя мужская одежда лежит в прихожей. Одеваюсь и выхожу.

– Костя! – она рыдает.

В её голосе такое неподдельное горе, что останавливаюсь и чуть было не возвращаюсь назад. Но вспоминаю запах мочи, с журчанием текущей мне на спину и стекающей тёплой струйкой по животу и бёдрам, и делаю решительный шаг вперёд.

Дня через два она позвонила. Сказала, что часто вспоминает меня, что ей очень понравилось, как я её изнасиловал, что, наверное, она именно этого и хотела, и вообще, что она готова всё начать заново, и если я хочу, она теперь всегда будет рабыней, а я хозяином, а потом она расплакалась. Я довольно холодно сообщил её, что страсть к экспериментам у меня приутихла, и что я не хочу быть ни рабом, ни хозяином, ни насиловать, ни быть изнасилованным. Больше мы не виделись.

Я тоже иногда с теплотой вспоминаю мою неистовую Галку с её неистребимой страстью к экспериментам и ненавистью к серому и пресному сексу. Всё – таки она мне очень многое дала и многому научила. И не её вина, что я, возможно, оказался для неё чересчур закомплексованным типом, не посмевшим броситься с головой в пучину сексуальных экспериментов. Короче, не сошлись характерами, или, точнее, темпераментами.

Так закончился мой второй по счёту эксперимент по определению своего местоположения на отрезке между гомо – и гетеро –. И, хотя это была всего лишь имитация однополого секса, своего рода "виртуальный" гомосексуализм, "целка" была "сломана", "дымоход прочищен" и я потерял свою невинность сзади.

Надо сказать, что этот опыт оставил в душе горький след. Молоток был надолго забыт, да и вообще, я старался не вспоминать о своём "позоре". Только анус ещё с месяц напоминал о нем лёгким пощипыванием после дефекации. Ещё несколько лет отделяло меня от моего третьего по счёту случая "приключения".

А началось всё с большой беды, произошедшей со мной из – за моей же собственной глупости. Мужики, не пейте за рулем! Ни рюмки! Ни глотка! Случившееся со мной сделало меня абсолютным трезвенником за рулём.

В тот день я уже не собирался никуда ехать. Я припарковал свой Опель у дома и сел ужинать. К ужину я купил себе пива и теперь с удовольствием запивал пельмени свежим жигулёвским. Я допивал вторую бутылку, когда позвонил мой приятель Лёха и сообщил, что он, наконец – то получил расчёт (он ходил в море электромехаником) и приглашает меня в ресторан. Я должен был только забрать с работы его двоюродную сестру Ирину с подружкой, а потом заехать за ним и "отмазать" его от жены.

Ирина работала в парикмахерской. Мы уже встречались два или три раза в компании, наши отношения пока не пошли дальше лёгкого флирта, но мы явно друг другу нравились, первые мосты были наведены и уже начали появляться первые признаки того, что между нами может вспыхнуть довольно бурный роман. Быть может, это уже случилось бы при нашей последней встрече, если бы не присутствие мужа Ирины, ворчливого желчного зануды, имени которого я даже не запомнил. Понятное дело, приглашая Ирину, Лёха выбрал своей целью её подружку, длинноногую блондинку Вику, глуповатую, но красивую, а главное безотказную. Таким образом, мои планы в отношении Ирины могли быть осуществлены в этот вечер.

Единственным препятствием было то, что парикмахерская, где работали девушки, была в одном конце города, Лёха жил в другом, а ресторан, который мы решили осчастливить своим присутствием в этот вечер, в третьем. А время было ограничено. Если бы я не выпил пива, я мог бы успеть обернуться за час. Да в конце концов, чего я там выпил – то! И я принял решение, глупость которого я смог оценить уже через полчаса. Для страховки были почищены зубы и куплена пачка жвачки.

Взревел мотор, и я понёсся по узким улочкам, объезжая многочисленные ямы. Вот, наконец, более или менее ровный участок. Можно прибавить газу. Откуда взялась эта старушка? Я готов поклясться, что секунду назад её здесь не было. Она вынырнула из – за притормозившего справа автобуса. Нога изо всех сил давит на тормоз. Колёса скользят по мокрому от недавнего дождя асфальту. Машину слегка разворачивает. Руль влево. Кажется, пронесло. Где же старушка? Почему она лежит? Ведь даже удара не было! Бегу к ней. Откуда же сразу столько людей? Ведь только что было пусто. И бабки этой не было. Она, наверное, из автобуса вышла. Ведь даже дети знают, что автобус обходят сзади, а не спереди. Как не из автобуса? Это не остановка? А что это? Я не верю своим глазам. Всё оказывается ещё хуже, чем я предполагал – полустёршиеся, плохо различимые под лужами и грязью, но всё же – полоски "зебры", пешеходного перехода. Автобус остановился, пропуская пешеходов. И первой шла эта бабка, сидящая сейчас на мокром асфальте и растирающая рукой левую ногу, перемежая причитания с проклятиями в мой адрес. Бабуля, да я тебя сейчас в больницу, я тебе всё лечение... я... Сирена. ГАИ или скорая? Скорая. Что с ней, доктор? Зачем рентген? Вы думаете... Давайте помогу. Да нечаянно я, бабка, не ругайся! Что? Документы? Да, сержант, сейчас. Как же вы быстро... Да не надо протокол, зачем? Экспертиза? Какая экспертиза? Да я трезвый. Слушай, сержант, давай по – хорошему договоримся. Почему поздно? Так, куда дышать? Да я же только пива чуть – чуть! Куда поехали? Да вы что?! Погодите! Я же...

И вот я в кабинете следователя. Стены выкрашены серо – зелёной масляной краской. У окна – письменный стол, за ним человек пишет что – то дешёвой шариковой ручкой. Сижу напротив. Настольная лампа не включена, и я начинаю фантазировать, как неуютно чувствуют себя подследственные под её ослепляющим светом на многочасовых допросах безжалостных служителей Фемиды. Впрочем, я вскоре ловлю себя на мысли, что сам я теперь – тоже подследственный. От осознания этой страшной истины откуда – то снизу поднимается горячая волна панического ужаса. Меня бросает в пот, начинает бешено колотиться сердце. Перед глазами всё плывёт. Следователь, сравнительно молодой, лет около тридцати, в неожиданно элегантном костюме, деловито строчит что – то, не поднимая глаз. Не могу сосредоточиться. Ещё полчаса назад я ехал на вечеринку, весь в мечтах о предстоящем приключении с пышногрудой Ирой. И вот... Машина в отстойнике, я на допросе... С трудом понимаю, о чём меня спрашивают. Перед глазами – безжалостные слова медэксперта написанные корявым "докторским" почерком – "алкогольное опьянение". Это от двух – то бутылок пива? Да на Западе это уже давно разрешено.

Имя? Фамилия? Год рождения? Что – то отвечаю, а сам лихорадочно пытаюсь найти выход из положения. Кто у меня есть в органах? Бывший одноклассник Сашка... Нет, он простой гаишник, а здесь – уголовный розыск. Это я – то уголовник? Что за бред! Пару раз отвечаю невпопад. Вспоминается добродушное усатое лицо гаишника, который мерил тормозной след. Он же потом вел мой Опель до штрафплощадки. Опелёк у меня неказистый, но мощный. Я сам движок перебирал. Там клапана пришлось притирать. Работа, требующая точности. Что? Да бутылку пива всего. Нет, правда! Откуда я знаю почему. Как в камеру? Вы что, серьёзно? Ноги подгибаются, уплывает куда – то в сторону стена. К горлу подступает тошнота. Не надо в камеру, пожалуйста! Кажется, я сейчас впервые в жизни упаду в обморок. Успеваю опуститься на стул. Тошнота отступает. Поднимаю глаза на следователя. У него приятное лицо, модная причёска, аккуратно подстриженные усики, только глаза какие – то бесцветные. Вспоминаю, что его зовут Олег Иванович. Он почему – то улыбается. Чему же ты так радуешься, гад? Что? Когда явиться? Завтра? До меня постепенно доходит, что меня отпускают. Поднимаюсь на ватные ноги, плетусь к выходу.

С этого дня жизнь моя потекла по принципу: "Плохо... хуже... совсем плохо... ещё хуже... ". Как в том анекдоте: "Я знал, что жизнь полосата, но, жалуясь недавно на невезение, я не знал, что это была белая полоса". Я регулярно посещал следователя и с каждым визитом всё больше укреплялся в мысли, что избежать тюрьмы мне не удастся. Сломанная нога срасталась плохо, сказывался преклонный возраст потерпевшей, так что по прогнозам врачей период временной нетрудоспособности грозил растянуться на пару месяцев. Пропорционально ему удлинялся и срок, который с садистской усмешкой обещал мне "мой" следователь. Он каждый раз прибавлял по году, и в конце концов пообещал мне минимум пять лет общего режима. Он на все лады расписывал ужасы, ожидающие меня на зоне. По его словам, эти пять лет я проведу, в основном, лицом к стене, так как из – за моей смазливой морды, блатные наверняка сделают из меня петуха. При этом он каждый раз добавлял, что всё могло бы быть иначе, если бы в деле не присутствовало заключение медэксперта о моём алкогольном опьянении. "Вот если бы этого листочка бумаги здесь не было, ты получил бы максимум два года условно. "

Воспитанный на телесериалах, типа "Следствие ведут знатоки", я верил в неподкупность стражей порядка и не сразу догадался, что следователь намекает на возможность сделки. А догадавшись наконец, сказал, что умею быть благодарным, и что пошёл бы на всё, что угодно, если бы эта бумажка вдруг потерялась.

– Что ж, это замечательно, – заговорил Олег Иванович вдруг странно ласковым голосом, – я рад, что ты понимаешь, что всё в моих руках, и, надеюсь, не откажешь мне в одной маленькой услуге... интимного характера.

Говоря это, он положил руку мне на бедро и стал его слегка поглаживать. Сказать, что я был шокирован – значит ничего не сказать! Я подозревал следователя во взяточничестве и был готов обсуждать вопрос о размере взятки, но предположить, что он – голубой и что он станет меня вот так шантажировать... Его рука тем временем уже гладила меня между ног. Пальцы принялись ощупывать мой член, который предательски дёрнулся и начал напрягаться под его ловкими нажатиями. Я сидел не дыша и боялся пошевелиться. Наверное, мой совратитель прочитал в моих глазах отвращение, потому что он вдруг вскочил и нервно зашагал по кабинету.

– Я вправе тебя отправить в СИЗО прямо сейчас. И я это сделаю, если будешь упрямиться. Напишу, что подозреваю тебя в намерении скрыться. А потом я лично прослежу, чтобы там, в СИЗО, "опустили". Смотри, парень, думай. Разок – другой здесь, на воле, в чистой квартире, так, что никто никогда не узнает, или пять лет подставлять жопу всем желающим на зоне, – его голос становился всё более жёстким, – Я тебе даю время до вечера. Ровно в восемь часов ты явишься по этому адресу, – он черкнул на листке бумаги адрес, – если нет – пеняй на себя! В понедельник можешь приходить с вещами. Да не бойся ты так! – голос снова стал вкрадчивым, – Подумаешь, великое дело. Один раз – не пидарас! – он хрипло рассмеялся.

Преодолев сложную смесь чувств, состоящую из страха перед будущим, ненависти и отвращения к этому выродку, смущению, и, почему – то, сексуального возбуждения, я поднял глаза на моего мучителя. Его сальные глазки скользили по моему телу с такой нескрываемой похотью, что я невольно поёжился под его взглядом.

– Можешь идти, но имей в виду: если ровно в восемь ты не придёшь – этот пропуск я подписываю в последний раз. Иди, думай!

Я встал, и на подгибающихся ногах поплёлся к выходу. У самой двери я приостановился и обернулся. В глубине души я надеялся на чудо. Вот сейчас он улыбнётся и скажет, что пошутил. Но в бесцветных глазах безжалостного соблазнителя я увидел лишь самодовольную усмешку. Он был уверен, что я приду! Я повернулся, и вышел из кабинета, оставшись один на один с тяжёлым выбором.

День прошёл в тяжелейших душевных муках. Я то соглашался вытерпеть насилие над собой сейчас, чтобы избежать гораздо худшего впоследствии, то верх брало моё уязвлённое самолюбие, и я утешал себя фантазиями о том, что именно я скажу этому развращённому сатиру в понедельник, с возмущением отвергая неприемлемое предложение. А потом снова побеждал инстинкт самосохранения, нашёптывающий мне, что если никто не узнает, так можно будет и забыть об этом сразу же, выйдя из его проклятой квартиры. Я мял в кармане бумажку с адресом. Во мне поселились двое. Один вопрошал с возмущением: "Неужели ты согласишься? Нет, это невозможно. Как же ты сможешь с этим жить потом?" "Но ведь никто не узнает, – нашёптывал голос другого, – или что, лучше потом подставлять задницу зекам на зоне?" "Что угодно, только не это!" – кричал первый. "Пять лет страданий или один вечер позора, о котором, к тому же, никто не узнает. Подумай об этом! Пять лет! А так – условно. Может быть даже удастся от родителей скрыть". "Но разрешить этому сукиному сыну засунуть свой член мне в задницу!" "Ну и что? Что с тобой сделается? От этого не умирают. А вот когда тебя всей зоной трахать будут... "

Я бродил по аллеям сквера, раздираемый муками сомнений. В боковой улочке бурлила очередь к вино – водочному. Мне вдруг ужасно захотелось выпить. Я пристроился в хвост очереди и стал высматривать "душманов", как остроумно прозвали тех алкоголиков, кто умудрялся брать спиртное без очереди. Вскоре один такой нашёлся. Его "услуга" стоила дорого, но я не стал торговаться. Через десять минут он уже выбрался из орущей толпы, прижимая к груди бутылку "Столичной". Я вернулся в сквер и, спрятавшись за кустами сирени, отпил прямо из горлышка несколько больших глотков. В животе стало тепло. Я подождал минуту – другую и снова приложился к горлышку. На этот раз, вместо того, чтобы спокойно улечься в желудке, водка кинулась назад, заливая носоглотку. Я стоял и делал судорожные глотки, пытаясь унять рвотный рефлекс. Из глаз потекли слёзы. Мало – помалу выпитое успокоилось в моём желудке, и я почувствовал долгожданную лёгкость в голове. Я закрутил пробку, сунул бутылку за пояс джинсов и зашагал в сторону дома.

Алкоголь сделал своё дело – проблема, мучившая меня, перестала казаться выбором между жизнью и смертью. Между тем, хотя те двое в моей голове не унимались. Терзаемый всё теми же сомнениями, я пришёл домой, заперся в своей комнате и налил себе из начатой бутылки. Я постоял, прислушиваясь, как огненная жидкость разливается теплом в груди, уселся в кресло и попытался систематизировать все стороны предложенной мне дьявольской альтернативы. Подставить задницу этому маньяку и решить таким образом все проблемы стало казаться всё более заманчивым выходом из положения. Опять же, никто об этом не узнает. Я буду молчать по гроб жизни, а он уж тем более не станет трепаться о своей сексуальной ориентации. Я налил себе ещё. Если намазать погуще вазелином, то даже больно не будет. Я посмотрел на часы. Они показывали половину шестого. Если я пойду, то часов в семь надо выходить. Улица Потёмкина, это где? Надо ещё найти. Если, конечно, я решу идти. Я налил ещё водки. Конечно, к тому моменту решение уже было принято, хотя я и боялся признаться себе в этом. Я просто искал себе оправдание. И находил. Так что, оставалось одно – напиться до бесчувствия, и постараться не опоздать.

Без десяти восемь я стоял перед нужным мне домом. Явиться раньше назначенного срока было глупо. Ещё подумает, что мне не терпится. Я прошёл дальше вдоль дома и присел на скамейку. Несмотря на выпитую бутылку водки, я чувствовал себя совершенно трезвым. Надо было ещё выпить. Без пяти восемь. Ещё пять минут, и придётся идти. Нет, я, пожалуй, опоздаю на полчасика. Ничего, потерпит!

Однако, в десять минут девятого я стоял пред обитой чёрным дермантином дверью, и жал на кнопку звонка. Дверь распахнулась, и я увидел перед собой улыбающееся лицо своего совратителя.

– А чего же так долго не заходил? Ты же давно пришёл, я видел. Ну, заходи, заходи.

Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Чуть помешкав, я набрал в лёгкие воздуха и шагнул в прихожую. Дверь позади закрылась, я услышал, как поворачивается ключ.

– Раздевайся, проходи.

"Раздевайся" звучит издевательски. Конечно, мне придётся раздеться. Знал куда шёл. Дрожащими руками расстёгиваю куртку, вешаю на старинную деревянную вешалку. Расшнуровываю кроссовки, стараясь не поворачиваться к хозяину спиной. Зачем я только надел кроссовки. Надо было туфли без шнурков. Их бы я снял, не нагибаясь. Я оборачиваюсь и вижу смеющиеся глаза на холёном, гладко выбритом лице. Конечно же, он заметил моё смущение когда мне пришлось нагнуться. Во мне начал закипать гнев, сменившийся вскоре страхом и острой жалостью к себе.

В комнате царит интимный полумрак. У дивана стоит журнальный столик, красиво сервированный бутылками и бутербродами. Мне просто необходимо выпить! Я сажусь на краешек дивана, и, не дожидаясь приглашения, наливаю себе коньяк. Выпиваю залпом, как водку. Руки продолжают дрожать. Стараюсь скрыть свой страх и смущение, придаю своему лицу выражение полного безразличия к происходящему и поднимаю взгляд на хозяина. И ёжусь от вожделения, горящего в его взгляде. Он развалился в кресле и откровенно рассматривает меня. Его глаза скользят по моей груди, животу, бёдрам, задерживаются между ног, он буквально раздевает меня своими похотливыми глазками.

– Я вижу тебе не по себе. Ничего, освоишься. Налей себе ещё коньяку.

Наливаю, стараясь не выбивать дробь горлышком о край рюмки, трясущейся рукой подношу ко рту и выпиваю залпом. Чувствую, что алкоголь начинает, наконец, действовать. Олег встаёт, наклоняется, кладёт руку мне на колено.

– Ты знаешь, что ты очень красивый юноша? У тебя есть девушка? – его лицо совсем близко. Я ощущаю запах одеколона.

– Постоянной нет, – в голове шумит, я с трудом подбираю слова.

– Ты считаешь, что любовь может возникнуть только между мужчиной и женщиной? – голос становится ласковым, он поглаживает моё бедро, поднимаясь всё выше.

– Вообще – то я всегда считал именно так.

– Ты ошибался.

Олег нащупывает мой член и начинает его поглаживать и слегка сдавливать. Лицо придвигается ещё ближе. Я чувствую его дыхание. Кажется, он собирается меня поцеловать. Я не в силах этого вынести и отворачиваюсь. Он шепчет, почти касаясь моего уха губами:

– Я очень рад, что ты пришёл. Не бойся, тебе понравится, я обещаю.

Я молчу. Я слишком пьян, чтобы найти подходящий ответ. Да и что тут отвечать. Я ведь сам к нему пришёл, и не важно, что меня заставило это сделать – я пришёл, чтобы быть трахнутым. Так чего он тянет? Скорей бы уже всё это кончилось.

– Пойдём, я покажу тебе где душ.

Он разгибается и идёт к двери. Покорно следую за ним. Я рад даже короткой передышке.

Ванная большая, не как в моей хрущёвке. На стенах кафель, зеркала, поблёскивает хромом импортная сантехника.

– Одежду можешь повесить вот сюда. Дверь не запирай.

Он выходит. Это почему это "не запирай"? Впрочем, ослушаться не осмеливаюсь, раздеваюсь, лезу под душ. Скорее помыться и одеться, успеть до его прихода. Хотя, какая разница – минутой раньше, минутой позже. Скорее бы всё это кончилось! Дверь открывается. Пришёл, гад! Я отворачиваюсь, продолжая намыливаться, и спиной чувствую его взгляд, прожигающий меня насквозь. Стою голый перед человеком, пожирающим меня глазами и чувствую, как меня захлёстывает стыд и, почему – то, возбуждение. У меня начинается эрекция. Мыло падает в ванну. Нагибаюсь, смотрю украдкой назад. У него взгляд человека, истекающего слюной. Мою мылом член, который он только что ласкал рукой, и чувствую, как он наливается кровью. Стараюсь отвлечься, думать о чём – то другом – бесполезно! У меня чудовищная эрекция. Член просто упирается в пупок, головка полностью оголилась. Я уже давно закончил мыться, но не могу себя заставить повернуться назад.

– Вот полотенце.

Приходится обернуться. Олег, не отрываясь, смотрит на мою восставшую плоть. В глазах восторг и вожделение. Выхожу из ванны, беру из его рук полотенце, вытираюсь. Он, похоже, готов упасть в обморок. Тянусь за одеждой.

– Это тебе не понадобится. Пойдём.

Так, понятно. Ну что ж, знал, куда шёл. Мы возвращаемся в комнату. Эрекция чуть спала. Впрочем, ненадолго. Он опять начинает пожирать меня глазами, и мой дружок, почему – то, отвечает на это новым приступом мощной эрекции. Мне уже становится на всё наплевать. Стою перед этим сатиром во весь рост, не пытаясь прикрываться, и смотрю, как он жадно меня рассматривает.

– Садись в кресло, выпей.

Странно, я думал, он мне сразу предложит принять коленно – локтевую позу, так горят его глаза. Сажусь, наливаю. Я уже очень пьян, но хочу напиться ещё сильнее, чтобы ничего не чувствовать, когда начнется ЭТО.

– Я тоже приму душ и сейчас вернусь.

Полученная передышка так желанна, что когда закрывается дверь, я смеюсь от счастья. Похоже, я сделал ошибку. Я не должен был сюда приходить. А что, если удрать? Я пьяно смеюсь, представив вытянувшееся от разочарования лицо моего мучителя, когда он, вернувшись из ванной, не найдёт меня. Да нет, невозможно, у меня вся одежда осталась в ванной. Что же мне, голым что ли бежать?

Сейчас он придёт, поставит меня раком и трахнет в жопу. А я оставил баночку с вазелином в кармане джинсов в ванной. Чем бы намазать? А, вот, бутерброд. Я становлюсь на четвереньки провожу указательным пальцем по бутерброду и смазываю задний проход сливочным маслом. Скорее, пока он не пришёл. Успел!

Снова сажусь в кресло. Эрекция прошла. Член опал и спокойно лежит на левой ноге. Головка по – прежнему оголена. Я видел журнал для женщин, кажется, "Playgirl". Там мужики были сфотографированы голые. Тоже без эрекции, но с оголёнными головками. Или они просто обрезанные?

Открылась дверь в ванной, слышны шаги босых ног по паркету. Сейчас начнётся!

Он входит, вопреки ожиданию, не голый. На нём купальный халат. Он ласково улыбается, подходя ко мне вплотную. Кладёт мне руку на голову, нежно гладит. Другой рукой развязывает пояс, раздвигает полы халата. Вижу в пяти сантиметрах от своего лица его, ещё наполовину опавший член. Мне никогда ещё не приходилось видеть член так близко. Головка наполовину оголена. Она уже начала наливаться кровью, но ещё чуть сморщена.

– Открой ротик, – он говорит хриплым шёпотом.

Что? Взять ЭТО в рот?! Да он с ума сошёл! Я уже внутренне подготовился к тому, что мне придётся постоять некоторое время раком, пока он будет обрабатывать меня сзади. Но я не мог и предположить, что он захочет поиметь меня через рот! Нет, я к этому не готов! Я... я... А что я, не знал куда шёл, что ли? Ведь придётся пройти и через это унижение!

– Ну, чего ты? Открывай!

Он весь дрожит от нетерпения. Член растёт, набухает в пяти сантиметрах от моего лица. Его нельзя назвать большим, скорее средний. Толстые синеватые вены змеятся вдоль тёмно – красного ствола. Кожа сдвинулась, полностью обнажив лиловую головку. Теперь она гладкая и блестящая от переполняющей её крови. Но как же заставить себя взять ЭТО в рот?! Член приближается. Пытаюсь отпрянуть, но рука, которая только что гладила мои волосы, крепко держит, не давая отвернуться. Головка касается моих губ. "Всё, отступать поздно! Ты уже пидор!" – мелькает в голове.

– Ну же, открывай! Чего ты?

Олег уже стонет, пытаясь протолкнуть член через мои плотно сжатые губы. Я понимаю, что мне всё равно придётся через это пройти, но ничего не могу с собой поделать. Какая – то сила заставляет меня сжимать зубы, и член только елозит по губам, не входя вовнутрь. Похоже, эта игра его только возбуждает. Он стонет от наслаждения и всё сильнее давит мне на затылок, пытаясь войти. Я мотаю головой, отворачиваюсь, стараясь оттянуть этот момент. Но отступать действительно уже поздно. Я делаю над собой усилие и буквально заставляю себя открыть рот. Почувствовав, что путь свободен, он тут же перестаёт подталкивать. Я сижу с открытым ртом, его головка лежит у меня на языке. Он не торопит события. Я должен всё сделать сам. Я открываю рот шире и беру член полностью в рот. Вопреки ожиданиям, я не чувствую неприятного запаха или вкуса. Член резиново – упругий и тёплый. Я нащупываю языком уздечку. Это, как известно, самое чувствительное место. Провожу по ней языком, потом ещё и ещё раз. Ну что же, если я дошёл до того, что добровольно взял в рот, постараюсь сделать так, чтобы он побыстрее кончил. От мысли о том, что мне придётся глотать чужую сперму, я холодею от ужаса. Впрочем, реакция моего поникшего было дружка оказывается неожиданной. При мысли о кипящей пузырящейся сперме, вливающейся в мой рот, да и вообще о страшном унижении, которому я подвергаюсь, он вдруг начинает шевелиться, приподнимается и вскоре начинает предательски покачиваться в такт моим движениям.

Мне ничего больше не остаётся, как пройти эту пытку до конца. Работа мне предстояла тяжёлая и непривычная. Я пытаюсь представить, что это не я, а мне сейчас будут делать минет. Я должен делать именно то, что мне самому понравилось бы больше всего. Я открываю рот ещё шире, ввёл член поглубже в рот, так, что он касается нёба, плотно обхватываю губами ствол пониже головки и начинаю движение головой назад, заставляя кожу прикрыть головку, потом вперёд, оголяя головку, и щекоча одновременно уздечку языком. А после касания головкой нёба – опять назад. Вперёд – назад, вперёд – назад. Да, такие движения мне, пожалуй, понравились бы. Стараюсь поплотнее прижимать губами кожу на стволе члена и поддерживать темп. Я, например, люблю, чтобы темп был высокий. Вперёд – назад, вперед – назад. Мне бы такое очень понравилось! Не забывать про уздечку! Плотно прижимаю языком головку к нёбу при каждом движении вглубь и так же плотно губами кожу при движении наружу. Вперёд – назад, вперед – назад. Что ещё? Ага, я же забыл про яйца! Я, например, люблю, чтобы их немного помяли. Сделаю и я так же, помассирую их немного правой рукой. Вперёд – назад, вперед – назад. Стараясь держать такой темп, непроизвольно делаю слишком глубокие движения. Член проникает глубоко в горло, немного больно. Шея устала от непривычной работы. Вперёд – назад, вперед – назад. Ещё быстрее! Не так уж это и противно. Вперёд – назад, вперед – назад. Яйца под пальцами напрягаются, плотнеют, подтягиваются кверху. Чувствую, как по его ногам пробегает судорога, потом другая. Кажется, ему нравится! Да я и сам возбуждён до предела. Мой дружок упирается мне в пупок, трётся, он раздулся от прилившей к нему крови, он готов выплеснуться при первом прикосновении.

– А я вижу, тебе понравилось!

Чувствую, что и его член раздулся и вибрирует во рту. Вперёд – назад, вперед – назад. Он непроизвольно делает движения навстречу. Вперёд – назад, вперед – назад. Слышу стон наслаждения. Я хорошо делаю свою работу! Нет, так он слишком быстро кончит. Надо его немного помучить! Вынимаю член изо рта, облизываю нижний край его оголённой головки вращательными движениями, а потом начинаю щекотать уздечку. По всему его телу пробегают конвульсии, заканчивающиеся дрожью на самом кончике. Интересно, какова на вкус его сперма? Он не выдерживает пытки, пытается протолкнуть член глубже в рот. Слегка отстраняюсь, продолжая щекотать его языком. Он вдруг тоже отстраняется, я непроизвольно тянусь вслед.

– А ты способный мальчик. А теперь, иди на диван, вот сюда в уголок и подними коленки как можно выше. Ещё выше, к самому лицу. Вот так.

Я понимаю зачем, но уже не протестую. ЭТО должно случиться рано или поздно. Я полностью смирился со своей участью и готов выполнять все приказания. Лежу на диване, согнувшись почти пополам и задрав ноги чуть не к ушам, как он велел, и чувствую очередной прилив возбуждения от сознания своей униженности и полной подчинённости чужой воле. Я не вижу, ЧТО он делает, но знаю, ЧТО должно сейчас произойти и терпеливо жду.

– Раздвинь попу!

Послушно раздвигаю обеими руками ягодицы. Чувствую, как он гладит и массирует мой анус. Пальцы густо смазаны каким – то кремом, он засовывает один из них в задний проход. Смазанный палец входит легко. Сфинктер в первый момент импульсивно сжимается от непрошеного вторжения, но усилием воли я заставляю его расслабиться. Знал же, куда шёл! Он тщательно смазывает мой задний проход снаружи и изнутри. Какая забота! Я напрасно беспокоился. Ну, что теперь? Ага, вот оно началось! Он тянет меня за яйца, регулируя высоту моего заднего прохода для своего удобства. Чувствую прикосновение к анусу его горячей головки. Заставляю себя расслабиться. Прикосновение превращается в давление, которое всё нарастает, но член никак не входит в моё девственное отверстие. Полностью расслабляю мышцы ануса, чувствую, как они начинают растягиваться. Это больно, но терпимо. Он давит, толкает, боль усиливается, сжимаю зубы, чтобы не закричать. И вот, наконец, головка, преодолев сопротивление неразработанных мышц моего заднего прохода, проскальзывает вовнутрь. Чувствую, как толчками входит в меня его член, заполняя собой прямую кишку. Глубже, ещё глубже, и вот его мошонка хлопает по моим ягодицам. Член вошёл полностью. Боль отступает. Он начинает делать фрикции, то вынимая из меня свой член наполовину, то толчком загоняя его обратно. Ощущение сильно отличается от того, что я испытывал когда – либо раньше. Это не ручка от молотка и не пластмассовый фаллоимитатор. Это настоящая живая горячая плоть! Он сильными толчками вгоняет его на всю длину, и я чувствую, как он касается головкой какой – то точки где – то в самых моих глубинах. И каждое это касание отдаётся вниз, в яйца необыкновенно приятным щекотанием. Полное впечатление, что меня трахают прямо в яйца! Сфинктер с трудом переносит состояние своей растянутости и судорожно пытается сжаться. Невозможность сделать это добавляет остроты моим и без того необыкновенным ощущениям. Поникший было из – за боли член вновь восстал, да так, что мне становится немного больно от распирающего его давления. Чувствую, как нарастает приятное щекотание в яйцах и понимаю, что, если ЭТО продлится достаточно долго, я смогу кончить, не касаясь своего дружка.

Впрочем, это не потребовалось. Он обхватывает мои ноги, прижимает к себе двумя руками. Берёт в руку мой перевозбуждённый член и начинает дрочить его. Чувствую стремительное приближение оргазма. По телу одна за другой пробегают судороги, заканчивающиеся самопроизвольным сокращением сфинктера. Пытаясь сжаться, он давит на его член, доставляя, по – видимому, ему особое удовольствие. Слышу его стон, переходящий в крик приближающегося оргазма. Или это я кричу? Чувствую горячие струи, заливающие изнутри прямую кишку, и в тот же миг разряжаюсь сам. Первые брызги залили грудь и живот, попали на лицо. Следующие за ними, хоть и не столь мощные, зато очень обильные. Наблюдаю, как мутные струи заливают живот, стекают на диванную обивку.

Я весь дрожу от пережитого потрясения и от тяжести, навалившейся на меня. Снова накатывает боль в заднем проходе. Смещаюсь назад, чтобы избавиться от инородного предмета, на глазах теряющего свою упругость, становящегося мягким и маленьким. Он вынимает и садится рядом на диван, тяжело дыша. Тело блест

5219   1 64632    +7 [4] Следующая часть