В телефонной трубке раздался слабый мужской голос:

– Алеша? Алеша?. . Позовите Алешу!

– Я вас слушаю.

– Алеша, это Юра Голубцов, я умираю, привези мне баночку йогурта:

Голубцов пробудил во мне самые паскудные воспоминания. У нас с ним одно время было, много лет назад, он даже жил у меня, но потом внезапно исчез. Я его искал три дня, хотел даже заявлять в милицию, потому что он не отвечал по мобильному. Наконец, нашел. Оказалось, что он женился. Мог бы сказать, предупредить – я что, связал бы его? Просто сбежал...

– Может быть, тебе привезти еще что – нибудь, кроме йогурта? – холодно спросил я.

– Нет! Нет! Больше ничего!

: В больнице он лежал в хирургическом отделении. Палата отдельная.

– Ого, у тебя отдельная палата!. .

– Да какая отдельная! Это бокс для тяжелых больных. Я умираю! Сними утку со стула и сядь.

Я сел. Достал из портфеля баночку йогурта.

– Сейчас не хочу. Поставь на тумбочку. Я потом.

Я смотрел на умирающего и обиженно молчал.

– Врач сказала, что медицина сейчас еще многое не может, – объяснил Юрка. – Достижения большие, но не во всех областях.

Я молчал.

– Вот, – сказал Юрка. – Они теперь больным говорят всю правду. Мне это нравится. Это лучше, чем всякие экивоки и ложь насчет долгой жизни. Я смерти не боюсь, и готов. Легко умирать, когда знаешь всю правду.

– Где же твоя любимая жена? – не вытерпел я.

– Ой, Юльку – ангельскую душу, не трожь! Она сказала, что если со мной что случится, то она меня не переживет. Ее мне жалко больше, чем себя. Она: – Он зашептал: – Она оплачивает уход за мной.

Дверь скрипнула и вошла медсестра. С термометром. Стряхнула и положила на край тумбочки.

– Сейчас ставить или когда? – жалобно спросил Юрка, воздев глаза.

Медсестра, крупная девушка 56 – го размера, соизволила ответить только в дверях:

– Ставьте, когда хотите.

И ушла. Юрка объяснил:

– Люся. Чудесная сестра! Очень чуткий человек. Она сегодня до шести, а ее сменит Вера. – И снова зашептал: – Юленька им обеим доплачивает.

Помолчали. Я спросил:

– А что тебе болит?

– Резекцию желудка сделали. Вжик! Полжелудка нету.

Снова замолчали.

– А отчего ты умираешь? От резекции не умирают.

– Кто – как, – резонно ответил больной.

Опять помолчали.

– Съешь йогурт, – попросил я.

– Потом, потом.

– Когда потом? Вдруг не успеешь?

– Ты все шутишь: А, знаешь, Люся на тебя клюнула, на твою кожаную куртку. Расскажи, с кем живешь – кого ебешь?

– Ни с кем не живу. По тебе горюю.

Это было почти правдой. После Юрки у меня было еще два – три. Ну, может, четыре – пять:

Я продел руку под простыню и взял его агрегат. Поласкал. Агрегат умирающего стал напрягаться. Скрипнула дверь – я резко отдернул руку. Вошла слон – Люся.

– Клизму сейчас делать или будете на ночь?

Юрке передался мой рывок, он не сразу сообразил, что ответить. Я повернулся к Люсе и сказал:

– Клизму, Люся, будем делать на ночь.

В ее глазах я прочитал желание отдаться мне сию минуту, в дверях, стоя. Моя кожаная куртка на нее подействовала. Она вышла, не утолив своей половой потребности.

Я снова быстро сунул руку под простыню – агрегат напрягся еще больше. Я начал его подрачивать. Юрка слабо застонал:

– Мне сейчас не до этого, Алеша: Знаешь, я хотел тебя попросить об одной вещи. Ты всегда говорил, что тебе нравится мой член.

– Он отличный, Юрка!

– Когда я умру, отрежь его и отвези на бывшую Выставку достижений народного хозяйства. Правда, мне не до этого:

– Обещаю.

Тем временем будущая гордость России напрягся на полную мощь, и я понял, что настолько "до этого", что дело серьезнее, чем можно подумать.

– Эта твоя чуткая Люся снует сюда взад – вперед?

– Юленька ей приплачивает:

– Я бы ей приплатил, чтобы она сюда не заходила пятнадцать минут.

Я пошел навстречу беде – на пост медсестры, и сказал Люсе, которая фасовала таблетки:

– Не заходите, пожалуйста, минут пятнадцать. Я его подмою. Он вас стесняется.

– Ладно.

Слон смотрел на меня из – за своего барьера с вожделением.

Я вернулся в палату, взял стул и на всякий случай приставил его к двери. Отбросил простыню и стал внаглую сосать. Член сразу брызнул фонтаном горьковатой жидкости – но это была только прелюдия к симфонии. Юрка лежал с закрытыми глазами, на его лице выступил румянец, больной часто дышал. И, как всегда в таких случаях, предупредил:

– Идет, Алеша.

И – пошло! Рот заполнила сперма – сразу, наверное, стакан, я не успевал глотать, у меня потекло с усов. Юрка въебывал мне в рот, его берцовые кости били меня по щекам, руками он схватился за края кровати. Извержение длилось не меньше двух минут.

– Все, – прошептал умирающий.

Я вышел в уборную и привел себя в порядок. Вернулся.

– За два месяца первый раз, – сказал Юрка. – А так хочется, чтобы ты меня по старой памяти трахнул. Жопа чешется невероятно. Зудит вся.

Я взял со спинки кровати полотенце, пошел опять в уборную, намочил, и стал Юрку подтирать, как обещал медсестре Люсе. Тут скрипнула дверь – она. Видит, что я держу честное мужское слово, – тут же дверь прикрыла. Я протер Юрке и жопешник, и агрегат, и промежности.

– Господи, как хочу ебаться: – услышал я шепот. – Проеби меня, Алеша, как сидорову козу, за мое плохое поведение! Я поступил тогда подло!

На тумбочке я увидел флакончик с вазелиновым маслом. Юрка лепетал свои извинения за прошлые грехи, а я хорошенько смазал ему вазелиновым маслом очко, поработал внутри пальцами.

– Опять почему – то встает, – прошептал Юрка. – На меня действует твое присутствие.

Тем временем я работал внутри его очка сначала одним, потом сразу тремя пальцами – за время "правильной" семейной жизни его очко не заросло. Юрка выгибал жопу и сам себе крутил набухшие соски. Затем я взял с тумбочки столовую ложку – ничего лучше не придумал, – надел на нее резинку, которую по привычке всю дорогу таскаю в кармане, и стал Юрку легонько трахать этим самодельным членом.

Как только я ввел черпало в зад, скрипнула дверь – вошла слон – Люся и положила на тумбочку таблетку.

– Что – то вы так долго, – сказала она, увидев мою согбенную над койкой фигуру.

– Сейчас закончу.

– Помочь?

– Нет! Нет! – жалобно застонал Юрка.

– А то – могу. Мне ваша жена платит за то, чтобы я вам помогала.

Я прикрыл Юрку простыней и выпрямился.

– Люся, – сказал я, – Юрий Андреевич мне сказал, что вы – лучший из всего медперсонала.

Кто – лучший, я не знал.

– Ну, лучший медработник.

Ее здоровенная морда зарделась. Стоя в дверях, она решила рассказать свою биографию.

– Я же закончила фельдшерское отделение, а работаю медсестрой. Мест нет. Переизбыток фельдшерских кадров.

Я кивал, сочувствуя. А под простыней черпало ложки торчит у Юрки в жопе...

– Потом еще мне предлагали перейти на скорую помощь, но я отказалась, потому что ездить надо. А тут все – таки спокойнее, есть где ночью лечь поспать. Не на топчане и не под телогрейкой – по – человечески, на мягкой кровати. И врачи вежливые. Крови, конечно, больше, и умирающих много, но все – таки не согласилась.

А ложка – в жопе!!!

– Потом тут чем лучше? Всегда крыша над головой, и от больных можно получить благодарность. Все – таки в постоянном контакте. Вчера умерла тут одна – мне от нее достались вот эти шлепанцы. Где я их взяла бы еще? На каблучке, я всю обувь нашу на каблучке, от плоскостопия.

А ложка – в жопе!!! Я повел глазами, намекая на присутствие Юрки.

– А, – махнула рукой Люся, – не жилец. Не ест ничего.

И вместо того, чтобы уйти из палаты, тихо скрипнув дверью, вошла, наоборот, в палату и приблизилась к койке.

– Вот, впервые повернулся на бок. А так лежит всю дорогу на спине, на бок не поворачивается. Пролежни будут!! – почему – то закричала она, как будто Юрка глухой.

Юрка с перепугу повернулся опять на спину. Ложка – в жопе!!! Чем я ее буду из него доставать?!

– У вас интересная работа, – сказал я. – И больные вас очень любят.

Люся, слава богу, направилась обратно к двери, но, отворив ее, опять остановилась.

– Еще звали в институт туберкулеза, но я опять отказалась. У меня дядя всю жизнь болел туберкулезом, насмотрелась, больше не хочу.

Она снова вернулась в палату. Поняла, что в моем лице нашла человека, который поймет всю ее жизнь. Прикрыв за собой дверь, Люся сказала:

– Потом еще от врачей многое зависит.

И она развила абсолютно верную мысль, что есть такие врачи, которые даже укола сделать не могут. А ложка – в жопе!!!!!!

– Юр, – говорю ласково, – ты бы не лежал на спине, повернулся бы на бок, как Люся говорит. Послушался бы Люсю.

Он смотрит расширившимся от ужаса глазами и переспрашивает:

– На бок – лучше?

– Гораздо лучше, – отвечаю.

А Слон глядит на него, как на доходягу, и говорит мне в полный голос:

– До вечера не доживет. Оставьте уж его, пусть лежит, как хочет.

Вдруг где – то вдали раздался отзвук металлической посуды. Не сходя с места, Люся как гаркнет во всю глотку:

– Сейчас иду! Иду! Я в боксе! – в больнице бетонные стены затряслись. И сказала тише, мне: – Сейчас приеду, кормить будем.