Я молча поклонилась, не поднимая на него глаз – неприлично девушке пялиться на старшего. Знала бы я, чем это "наставляй и воспитуй" для меня обернется! А Кир – Кир начал выкладывать оговоренную плату за мое годовое проживание: зубила и пробойники кузнечные, стамески, сверла по дереву и ножи золингеновской стали. Глаза у Мужилы загорелись:

– И в каком горне ты, Ведун, такое славное железо отжог, что за мастер его ковал? – а сам постукивает железкой о железку, звон слушает и вздыхает.

– Такое и Богдана может сковать – Кир – Кир набивает мне цену. – Она не только по девичьей части мастерица – хлеб испечь, ткать и прясть. Она узорочье женское кует – браслеты, кольца, обереги.

Тут я не утерпела, стрельнула на кузнеца глазами:

– Я и ножи ковать могу, знатные клинки у меня получаются.

Мужила покривился, будто кислое ему в рот попало.

– Ты, девка, лишнего не мельтеши. Чтобы нож добрый отковать СЛОВО знать надобно. Я своего Ждана, старшего сына, учу – учу, всю руку об его спину обломал. А все не может правильно заговор сказать и нож у него, когда получается, а когда и нет. Считай, пропало железо. Ну, хватит воду в ступе толочь, пойдем домой, Богдана.

СЕМЬЯ КУЗНЕЦА

Широко шагает кузнец, несет в заплечном пестере дареное железо, а я за ним поспешаю. Часа через два вышли к маленькому городку Бобровке. Все обычно: избы теснятся около церкви, вокруг ров выкопан и тын установлен. Но кузнец повел меня не в городок, а вниз к реке, на которой стоял совсем не огороженный и не защищенный двор.

– Батюшка, – спросила я Мужилу – а почему ты не в Бобровке поселился: там была бы защита от лихих людей.

– От пожара люди берегутся и поэтому убирают из града кузницы, да и боятся нас кузнецов, волхвами считают. Моего сына девки городские стороной обходят. – Помолчал и добавил. – И тебя парни обегать будут, скоро на себе почувствуешь, каково кузнечихой быть.

Обширный двор с добротной избой, сараи, баня, кузница. Кроме стоящей на отлете кузницы, все строения под соломенными крышами – как тут пожаров не бояться. Кузница построена полуземлянкой, в стенах над землей всего два венца бревен, крыша покрыта земляными пластами. Такому строению искры из кузнечного горна не опасны. Вошли в избу, и увидела я всю семью, в которой предстояло мне жить целый год.

– Веселка, принимай дочку Богдану – окликнул старшую жену Мужила.

Позднее я в деталях узнала историю этой семьи. Кузнец Мужила женился по любви, но не церковным обрядом, а по старинке обвел невесту вокруг ракитового куста. Потом говорил поп, что грозный бог Христос наказал молодую семью за пренебрежение церковью. Три года не было у них детей, а когда появился, наконец, мальчик нарекли его Жданом. И потом дети рождались редко, многие помирали во младенчестве. Еще две дочери появились в семье, после чего стала Веселка бесплодной. Делать нечего, погоревали сколько – то лет, и привел Мужила в дом вторую жену, чтобы не пустовала люлька, подвешенная к потолочной балке.

Хозяевам нельзя одряхлеть: кто становится равнодушен в супружестве, больше не может дать родственникам удачу и земле плодородие. Потому берет хозяин в дом молоденькую жену, порой младше старших детей. Пусть все видят – глава семьи полон сил, породил новых детей. А умрет он, юная жена отойдет старшему сыну, ведь она ему не мать и даже не кровная родственница. Так было в язычестве, такой обычай сохранялся по глухим углам и после торжества христианства. Как ни стараются христианские проповедники, а семейные традиции язычества продолжают существовать. Изучение этой проблемы и является одним из вопросов моего исследования.

До дрожи в коленях боялась невеста – бесприданница своего жениха, кузнеца – ведуна. У него руда – кровь земная в брак с огнем вступает и родит доброе железо. За неделю до плавки не спит кузнец с женой, не знается с другими женщинами. Только в этом случае будет крепко рожденное железо. Чудо чудное, диво дивное!

Ласковым мужем оказался кузнец Мужила и старшая жена приняла молодайку по – доброму. Не корила Веселка молодуху, ровесницу ее сына Ждана. Молча слушала, как ночами восторженно ахает Любава под ее мужем. Носит Любава каждый день в кузницу квас для истомленного жаждой супруга, а Веселка с крыльца смотрит, как Мужила гладит ее попку, мнет тити, и не могут они дождаться ночи – времени, отведенного богами для слияния женщины и мужчины. В русской глубинке отношение к интимной стороне супружеской жизни до монгольского нашествия было простое: ничего не стыдились, не прятались. В избе, где живет большая семья, и негде спрятаться. Дети невольно становятся свидетелями ласк и любовной игры отца с матерью. И никого это не смущало. Только с развитием христианских традиций сексуальная жизнь супругов стала восприниматься как что – то постыдное, греховное.

Теперь живот Любавы понемногу круглится и в улыбке ее светится тайная гордость: кто в мире важнее женщины, несущей в себе новую жизнь. Сейчас Любава сидит на лавке и перематывает с веретен нитки, готовит клубки для заправки долгой зимой ткацкого станка. Рядом с ней две девочки плетут тесьму, закрепив нитки – основу на пальцах босых ног. Надежда и опора семьи шестнадцатилетний Ждан поглядел на меня без одобрения, буркнул: "водяница", и вышел во двор.

В избе я перекрестилась на иконы, по одной половице прошла к печи, погрела руки у огня.

– Спаси Христос, добрая матушка печь – так угодила и новому богу, и старым богам.

Потом поклонилась хозяйкам:

– Здравствуй, матушка Веселка. Здравствуй, матушка Любава, многих тебе детишек.

Раз я для Мужилы дочка принятая, то его жены мне приходятся матушками. Плохо, что не удалось поздороваться со Жданом. Чувствую, много хлопот доставит мне. Большуха Веселка, которая месила на столе тесто, вздохнула:

– Надо бы избу освятить от болотного духа.

Но хозяин не согласился.

– Если поп избу освятит, домовой обидится. Давай, Богдана, забирай с собой Светланку, иди во двор и вместе с Жданом протопите баню. Будем банным жаром от скверны очищаться.

Я таскала воду из реки, Ждан колол дрова и топил каменку, а Светланка путалась у нас под ногами. Между мной и Жданом держалось что – то вроде вооруженного нейтралитета. Казалось бы: в доме появилась девушка, и красивая, смею сказать. Городские девушки, по словам отца, от него сторонятся. В этой ситуации следовало ожидать, что Ждан начнет ухаживать за мной, проявит чисто сексуальный интерес. А он демонстрирует презрение. Обидно даже...

Дальше больше. Когда я стала разводить в бадейке щелок, Ждан подошел сзади и ущипнул меня за попку. Очень больно ущипнул!"Это что, – думаю – такая манера ухаживать, причиняя боль? Или он презрение свое болотной девке показывает? По своей легенде я должна быть тихая и покорная. Но если спустить ему ТАКОЕ, он скоро руками под подол полезет к голому телу". Развернулась к нему и стукнула кулаком между ног. Ждан паренек крупный, широкоплечий – весь в папашу, но от боли скорчился и вздохнуть не может Десятилетняя Светланка палец в рот положила и молча смотрит на эту стычку. "Ну, – думаю – все я испортила, будет мне на орехи от институтского начальства! Хотела показать себя работящей скромницей, услужливой и покорной, а оказалась драчуньей. Забыла, что сын во всем стоит впереди дочерей". Но сделанного не вернешь, и когда Ждан нашел силы разогнуться, я ему сказала, как пропела:

– Запомни, братик Жданушка, девушек нельзя больно щипать за попки, да еще прилюдно. Нужно гладить нежно – нежно, и не посреди двора, а в местечке укромном. Тогда девушке приятно будет и она сама попку под ласковые руки подставит.

Пока топили баню, Ждан мне слова не сказал, но щипаться больше не пробовал. Банька у кузнеца тесная. На верхней полке лежит – нежитися сам хозяин Мужила, а жены его в четыре веника нахлестывают. Тело белое, без загара, только лицо, шея и кисти рук темные. Такие же белотелые его жены, Ждан, да и я тоже. Кузнец повернулся на спину, мужское хозяйство руками не прикрывает, знает, что жены парят его аккуратно.

Теперь уложили под веники Любаву – ей, находящейся "в тягости" долгое пребывание в баньке противопоказано. На животе лежать уже затруднительно и Любава встала на четвереньки. Кузнец нежненько повевает паром на свою молодуху, гладит веником спинку, попку и ляжки, от усердия ноги раскорячил. В жаркой бане кожа мошонки растянулась, длинным мешочком висит. Ого, какая большая головка у его члена! Никого это не шокирует: у славян баня лекарство от всех болезней, средство гигиены и духовного очищения. Чего уж тут стесняться.

Мы – дети и родные, и названная дочка – сидим на лавке вплотную друг к другу и потом истекаем. Справа от меня Ждан, бедром к моей ноге прикасается, украдкой разглядывает мои груди и бедра. Пошевелился Ждан, вроде отодвинулся и опять ко мне прилип, но теперь между нашими бедрами оказалась зажата вывернутая кисть его руки – ладонь на моей ляжке покоится. Но тихо – тихо, никакого хулиганства не допускает, а хозяин этой руки замер, как окаменел. Может, и правда, он на меня глаз положил и пытается ухаживать, но так неумело.

Его понять можно. Зазноба, по их меркам, должна быть младше паренька. Ему только 18 лет, а меня они считают восемнадцатилетней – самый невестичий возраст, еще немного и буду невестой – перестаркой. Чувствует Ждан неравное положение, и грубостью пытался утвердить свое превосходство и старшинство. Эх, мужики, обязательно вам нужно над женщинами верховодить. Спросите любого мужика, как он относится к женскому равноправию. Он возражать не станет, он "за". Этим он, вроде бы, позволяет поднять глупую, слабую женщину до своего высокого уровня. Но как он возмутится, если вы приравняете ЕГО к женщине. Это унижает его надутое самомнение.