Страна, в которой не все спокойно, и город, в котором ни хрена спокойного не было, нет, и не предвидится, заставляют жить по – иному.

Выбравшись из плотного потока движения, мы подъезжаем к отелю, окруженному двумя рядами толстых бетонных стен, по верху каждой из которых пропущена толстющая спираль колючей проволоки, на въезде черные охранники проверяют днище Лэндкрузера с помощью зеркала на длинной ручке, водителю дают жетон, по типу сильно увеличенной фишки из казино, он каждый день другого цвета, водитель слегка придавливает педаль газа – мы пробираемся вовнутрь условно – безопасного паркинга. Плавная дуга разворота, рык двухсотсильного мотора, козырек над входом в отель, полный стоп – тебе можно выходить...

Я всякое видел в своей жизни, служил в рядах СА в свое время, и потому адреналина в крови не столько, чтобы сразу бежать в свой номер, быстренько принимать душ и ложиться спать на полу, вне досягаемости прямого, простреливаемого через окно пространства. Совсем нет. Хочется медленно принять душ, полистать 200 разноязычных каналов спутникового телевидения, красиво одеться, и спуститься в ресторан к ужину. Что, собственно говоря, я и делаю. В очередной раз. По пути благодаря Всевышнего за то, что этот день практически прожит, и я всё еще при своих двух руках, двух ногах, глаза видят – уши слышат, и старый добрый друг (трибут Аксенову) напряженно толкает на "романешти" (опять трибут тому же, упокой Господи, его мятежную душу... )

В ресторане всё те же действующие лица и исполнители. Десяток проституток в разных точках барного пространства, англичане, вечно вперенные в телевизор с футболом, местные богатые черные, которые на Рождество загадывают только одно желание – стать белыми, ибо все остальное у них уже есть. Психолог – бармен, не сильно заморачивающийся сложными коктейлями, ибо их все рано никто не заказывает. Путаны тянут "чэпмен", англичане пиво, мне заученным движением наполняют высокий стакан четверным джином. No tonic, no ice, pleasе.

Это не выпивка, это – вакцина от малярии. Ну, или от жёлтой лихорадки. Нужное впишите сами...

Теперь можно и на улицу, к бассейну с подсветкой.

Там есть бутылочные пальмы, есть какие – то кусты, которые по незнанию хочется назвать зарослями бугенвилии, хорошо ухоженные газоны, есть не очень маленькая крыса по имени Рататуи, настолько своя, что даже стюардессы Air France, каждый вечер оккупирующие пару столиков в углу террасы не визжат при её появлении.

За "нашим" столиком уже сидит Паскаль, двухметровый детина из отрядов особого назначения республики Франция, в бытность свою кем только не служивший и не работавший. По профессии – контртеррорист с подводным уклоном, провел с аквалангом и специальным вооружением не меньше времени, чем я на суше. Умудрился попасть в секьюрити на Каннский фестиваль, лично сопровождал Шэрон Стоун и пару звезд помельче, бузил в Косово, в Ливии, Чаде и Конго, раз охранял сбежавшего в Париж непутёвого катарского принца, замутившего с девахой с Пигалей, выгуливал его и её каждый день на новой машине из необъятного подземного гаража араба..., словом – французу тоже есть о чем написать в ЖЖ?

Мне приносят еду, я начинаю трапезу, попутно поддерживаю отрывочную беседу, в основном сдобренную междометиями, ибо Паскаль хороший парень. Но не силен в английском.

Спинным мозгом, а потом и боковым зрением отмечаю медленный проход незнакомой леди позади себя. Когда боковое зрение перехватывается фронтальным, понимаю, что персонаж не местный, и ранее не виданный, что немного странно. Ибо весь контингент в баре уже давно знаком, они меня не трогают, я их не трогаю, а совсем наоборот – иногда покупаю выпивку, или мороженое, они привыкли, что я за это ничего не прошу и не требую. Знают, что русский, а потому не удивляются?

На ней короткое черное платье, что опять же странно – местные смуглянки любят белое. Открытая спина и руки, длинные ноги, лодыжки настолько стройны и мускулисты, что в памяти тут – же всплывают масаи с копьями, высоко подпрыгивающие в каком – то ритуальном охотничьем танце, и виденные у Сенкевича в "Клубе путешественников" настолько давно, в уже призрачном теперь детстве, что только стройность тел да длина копий и запомнились.

Волосы аккуратно уложены, и несколько прядей обесцвечены книзу, на шее бусы из самоцветов небольших размеров, грудь открыта пристойно, а ложбинка между показана настолько, чтобы захотелось увидеть и остальное. Большие, выразительные глаза, более присущие семитским народам. Я эти газельи глаза на Ближнем Востоке повидал – перевидал, там у всех женщин такие. Длинная шея. Если прибавить маленький вздернутый носик, полные, красиво очерченные губы по типу Моники Белуччи, то пропажа моего интереса к ужину легко объяснима. Она же, напротив, открывает другую дверь, ведущую обратно в ресторан, и исчезает. Я, недолго думая, продолжаю орудовать вилкой, тут же выкинув из головы всё это "мимолетное виденье".

Ну как, выкинув. Природа, как известно, не терпит пустоты. В моем бесшабашном черепном пространстве начинает брезжить другой вопрос, – "Замутить с француженками, что – ли... А что? Вот чего это весь экипаж уже ушел, все их штурманы – капитаны и более толстопопые стюардессы, все урулили! А эти две сидят, шушукаются? Не уходят? Просто покурить остались, а им на втором этаже дали комнаты для некурящих? Или виды какие на меня с Паскалем имеют?" Словом, в голове роится вся обычная в таких случаях чепуха, подталкивающая к тому, чтобы встать и подойти. И одновременно удерживающая от того же.

К столику подсаживается еще один любитель покушать в компании, его зовут Генри, и он откуда – то из Британи (Бретонь?), если я правильно расслышал при первом знакомстве. Понимаю, что сейчас начнется пьянка по – типу русской, ибо за неделю совместных ужинов я уже успел досконально изучить повадки своего временного начальника. В подтверждение моих догадок официантка приносит запотевшее ведёрко с бутылкой красного вина, воткнутой в пока еще целый лед. Фужеры для меня и Генри, Паскаль не пьёт ничего, превышающего Хайнекен 0, 33 за вечер, а его банка уже пуста.

За обычным мужским пиздобольством быстро пролетают пол – часа, и даже сорок минут, вот уже и часа как не бывало. Приносят виски. Когда этот французский алкаш успел его заказать? Я не заметил... Далее, натурально, следует ответный ход. Ну, в смысле, следующий вискарик – за мой счет. Водя уже изрядно повеселевшей головой по сторонам, я к своему удивлению замечаю, что недавнее видение материализовалось за соседним столиком, а поймав мой взгляд, слегка улыбается, и приподнимает свой стакан с чем – то темным – cheers!

Ну, отчего же не ответить? Губы сами по себе посылают вежливую улыбку обратно, и тут же прикладываются к Red Label у. Блин, из – за этого Генри приходится бодяжить виски местным льдом?

Паскаль отмечает наметившееся "сосу – сосу" (от Василия Аксенова просто так не избавишься), и, пожелав "пр – р – р – риятного вечер – р – р – а" встает, вежливо откланивается. Он и пьет мало, и ест немного, с девочками не путается, хотя один раз упоминал про подругу в Сербии. Или Хорватии? Ну, пока он там бегал, миротворил, короткий полковой роман, не иначе.

Фемина тоже встает, и быстро завершает логическую рокировку её столик – наш столик, типа "я тут вместо вашего друга, а то вдруг вам уже стало скучно без него... "

Нам не скучно, ибо мы точно знаем, сколько разных Label ов томятся на полках в баре, тоже готовых провести с нами и вечер, и ночь, а если припадет на вечер субботы – то и утро воскресенья!?

К счастью для печени – сегодня не суббота.

Последующее быстрое знакомство удивляет – её зовут Мишель. Ну, не так, чтобы очень сильно удивляет, но эта страна – англоязычная Африка, я тут с французами по недоразумению, а местные дульсинеи, как правило, обзываются родителями на манер их белых далеких сверстниц где – нибудь в Америке, или на худой конец – в Англии? В моей мобиле, по крайней мере, значатся Джейн, Дороти, Мерси, и Стефани. Все заведенные в память собственноручно владелицами номеров, ну, я уже рассказывал – мороженое там, "чэпмэн" на халяву, они расплачивались десятизначными числами, как будто моя мобила – банкомат, а их номера телефонов – оплата за выпивку или фруктовый лед.

Выясняется, что у Мишель папа работал по вахтам в Сенегале, мама из Доминиканы, а потому у неё, и у остальных 13 – и (!) братьев и сестер нестандартные имена. Ну, да мне – то что. Я пропеваю вслух, – "Michelle, ma belle... ", француз понимающе скалится, хозяйка имени не вкупает. Ну, молода еще, про Битлсов не слыхала, поди. А может, никогда и не услышит уже...