Я всё время был связан. Она то и дело меняла мои позы, то оставляя меня на полу, то на кровати, то подвешивая под потолком, то приматывая к стулу. Каждый день она насиловала меня страпоном, иногда по несколько раз. Постепенно я привык к этому и научился покорно расслаблять зад, терпеливо ожидая, когда ей надоест. Чаще всего после этого я вылизывал её, и она кончала по несколько раз – видимо, сильно возбуждаясь от своей власти надо мной и моего унижения. Иногда она вставляла мне в рот кляп с торчащим из него наружу фаллосом, и трахала себя моей головой – либо двигаясь на моём лице сама, либо заставляя меня самого погружаться в неё.

Но больше всего мучений мне доставлял мой собственный член, по – прежнему заключённый в твёрдый прозрачный пластик. Только теперь я понял замысел её пытки. Кажущаяся хрупкой преграда надёжно охраняла его от моих собственных прикосновений – даже если я надавливал изо всех сил, я лишь слегка проминал его вглубь, иногда даже не касаясь кожи члена. Эрекция доставляла жуткую боль, и я порой часами корчился, судорожно хватаясь за нагретый пластик, не в силах доставить себе облегчение. Иногда (и это происходило всё чаще) я возбуждался в процессе исследования языком её влагалища, а один раз я, к своему ужасу, почувствовал знакомую тяжесть в паху и в то время, как она долбила страпоном мой зад. В комнате не было ни книг, ни телевизора, ни компьютера – только кровать, предназначенная для секса, и шкаф, полный предназначенный для секса игрушек. Здесь не было места ничему, кроме секса, и в мыслях моих был только секс. Что при невозможности распоряжаться собственным членом было пыткой хуже всех, которые только можно было придумать.

Она по – прежнему не говорила мне ни слова. Она молча выносила из – под меня утки и мыла моё тело, молча приносила еду и воду, молча связывала и насиловала. Я пытался прочитать хоть какую – либо эмоцию в её глазах, но они возвращали мне равнодушный и холодный взгляд. Лишь один раз мы разговаривали – это было тогда, когда я уже сходил с ума от невозможности утолить своё возбуждение.

– Сними с меня чехол, пожалуйста, – умолял я, целуя ей ноги. – Я больше не буду убегать, не буду сопротивляться, буду ублажать тебя как ты только захочешь. Прошу тебя, пожалуйста!

Она лишь холодно посмотрела на меня.

– Я сама решу, когда его снять, – сказала она. – Ты сделал мне очень больно, и заслужил в ответ не меньшую боль. И за то, что ты сейчас осмелился меня об этом просить, будешь носить его на месяц дольше, чем я планировала. Запомни – во всей боли, которую ты испытываешь, виноват только ты.

Кажется, я заплакал от бессилия и злости, но она, не обращая на меня внимания, продолжала связывать меня в очередной, уже не помню какой позиции.

Тем не менее, дни продолжали идти своим чередом. Постепенно я приучился гасить в себе искры возбуждения, и эрекция теперь наступала в основном во время сна.

Я изучил всё её тело до последнего волоска – знал, в каком именно темпе и как глубоко нужно трахать её кляпом – фаллосом, знал, как именно нужно лизать ей влагалище, как ей нравится, когда язык проникает глубоко в её тесно сжимающийся анус. Я видел её половые органы даже во сне – во всех деталях. Один раз я даже проснулся от боли в стиснутом пластиком паху – мне приснилось, что у неё был свой собственный, настоящий член, который я жадно и с наслаждением облизывал, глотая горячую сперму и погружая его глубоко в своё рабское горло.

Наконец однажды она пришла ко мне, улыбаясь. Она ласково говорила со мной, называя меня котиком и зайчиком, и вскоре легла ко мне на кровать, раздевшись догола и прижавшись ко мне всем телом. В тот день я был прикован только за шею, и мои руки и ноги были свободны. Возбуждение, сдерживаемое столько времени внутри, прорвалось наружу, и я стиснул её в своих объятьях. Мы целовались и ласкались как бешеные, и совсем скоро я почувствовал в промежности знакомую боль – пластик по – прежнему держал мой член неумолимой хваткой.

– Болит? – сочувственно спросила она, легонько теребя его рукой.

– Очень, – сказал я, с надеждой заглядывая ей в глаза.

– Бедненький мой, – сказала она и снова поцеловала меня. Наконец, оторвавшись от моих губ, продолжила, – Как раз сегодня я хотела снять его. Знал бы ты, как мне тебя хочется! Но ты всё испортил, когда попросил снять его раньше срока. Боюсь, придётся продержать тебя в нём ещё месяц.

Потеряв дар речи, я смотрел, как она продолжает ласкать меня, тереться о пластиковый член своим волосатым лобком. На минуту я испытал сильнейшее желание схватить её за шею и задушить – но я знал, что не смогу освободиться самостоятельно, и останусь в этой кровати до тех пор, пока не умру от голода. Я также задавил в горле и рвущиеся оттуда мольбы поскорее снять этот чёртов чехол – я слишком хорошо помнил, чем кончился прошлый раз. Меня ждал ещё месяц пытки воздержанием – и это было так же неотвратимо, как и её тёплое, мягкое тело, прижимавшееся сейчас ко мне и покрывающее меня поцелуями. Как и её влагалище, приближающееся сейчас к моему рту, чтобы запечатать его до получения очередной череды оргазмов.

– Прости, что я делаю тебе так плохо, – сказала она на прощание. – Но виноват в этом только ты.

Она повторяла это в течение всего месяца. Я не спорил с ней. Погрузившись в тупое ожидание, я послушно вылизывал её, трахал кляпом – фаллосом и ждал, когда окончится моё наказание. Но почему – то этот последний месяц казался мне особенно невыносимым – и вскоре я понял, почему. Она больше не насиловала меня страпоном. Из сексуального партнёра я окончательно превратился в куклу с языком, и осознание этого факта сломило меня окончательно. Я уже даже подумывал попросить её, чтобы она снова трахнула меня в зад, но побоялся, что это будет расценено как очередная попытка увеличить срок наказания. Когда возбуждение спадало, я, конечно, ужасался собственным мыслям. Я, нормальный гетеросексуальный парень, хочу анального секса?! Но потом утешал себя – дескать, многие нормальные мужчины занимаются страпон – сексом со своими жёнами, и ничего. Тем более что в итоге это оказалось не так уж и неприятно. Всё – таки привычка – великая вещь. Я привык к страпону в собственном заду, после чего привык к тому, что мне это нравится.

И вот наконец этот день настал. Я даже не поверил своим глазам, когда увидел её руки, отмыкающие проклятый замок, и совсем скоро мой член – впервые за неизвестно сколько времени – почувствовал на себе дуновение свежего воздуха. В тот вечер я кончил, наверное, раз шесть. И все эти разы были в ней.

– Я люблю тебя, – сказала она, лёжа на моей груди и обнимая меня вспотевшими руками.

– Я тоже, – прежде, чем успел осмыслить свои слова, произнёс я. И в тот же момент я понял, что это правда. Я больше не хотел покидать этой комнаты. Мне некуда было идти. Вся моя жизнь была тут – среди браслетов, цепей, верёвок и бесконечных оргазмов.

– Видишь, как нам хорошо? – сказала она, улыбаясь. – А ты не хотел.

Я смутно вспомнил что – то про коридор и ощущение холодного пола среди ботинок, но отмахнулся от этого образа. Всё это не имело сейчас никакого значения.

– Можно тебя попросить? – сказал я несмело.

– Конечно, малыш.

– Я хочу, чтобы ты меня в попу, – сказал я с облегчением от того, что могу наконец выражать свои пожелания. – Пожалуйста. А?

– Я думала, тебе от этого больно, – нахмурилась она. – Я думала, это наказание.

– Сначала так и было. Но потом мне стало этого не хватать. Мне... – Я задумался, подбирая слова. – Когда ты входила в меня туда – я чувствовал, что я ТВОЙ, что принадлежу тебе весь без остатка. Что мы оба – одно целое. Когда я тебя языком – такого не было.

– Ты мой хороший, любимый мой, – прошептала она, целуя меня. – Сейчас, малыш. Подожди немного.

И вскоре я уже лежал под ней, с наслаждением ощущая в себе двигающееся туда – сюда пластиковое продолжение её тела. Блаженствуя, я тихо предвкушал тот момент, когда снова почувствую на своём языке вкус её возбуждённого влагалища. Я был счастлив, что снова могу получать оргазм и жить полноценной жизнью. Я был счастлив, что обо мне заботятся и что я нужен.

Я был счастлив, что являюсь преданным рабом своей нежной и любящей госпожи.