|
|
Новые рассказы 79452 А в попку лучше 11685 +8 В первый раз 5147 +3 Ваши рассказы 4647 +5 Восемнадцать лет 3464 +4 Гетеросексуалы 9346 +2 Группа 13482 +3 Драма 2934 +2 Жена-шлюшка 2616 +5 Женомужчины 2074 +1 Зрелый возраст 1737 +1 Измена 12252 +8 Инцест 11948 +5 Классика 366 Куннилингус 3265 +4 Мастурбация 2253 +1 Минет 13322 +5 Наблюдатели 8047 +6 Не порно 3079 +3 Остальное 1084 +1 Перевод 8049 +6 Пикап истории 725 По принуждению 10793 +5 Подчинение 7256 +7 Поэзия 1476 +2 Рассказы с фото 2519 +2 Романтика 5608 +3 Свингеры 2328 Секс туризм 510 Сексwife & Cuckold 2495 +4 Служебный роман 2428 Случай 10178 +5 Странности 2727 +2 Студенты 3621 +6 Фантазии 3304 +1 Фантастика 2849 +1 Фемдом 1478 +5 Фетиш 3245 +7 Фотопост 787 Экзекуция 3234 +6 Эксклюзив 348 +1 Эротика 1917 +1 Эротическая сказка 2518 +2 Юмористические 1531 +1 |
Брак по-американски Автор: Человекус Дата: 3 ноября 2012 Эротическая сказка, Фантазии, В первый раз, Романтика
Пол Грегори сидел в вестибюле «Хилтона» и рассматривал людей. Тут тусовалась элитная публика, холеная и лакированная, как дорогие шахматы. ... Вначале он увидел кудряшки. Когда мужской взгляд видит такое чудо — все прочее временно перестает существовать. Они были мелкие-мелкие, как вьюнки, невесомые, как дым, и топорщились сразу во все стороны. Пушистая голова выглядела, как какой-нибудь необыкновенный цветок с бахромой и тычинками. Цвет их колебался от каштанового до светло-бежевого, и было видно, что это чистая природа, без покрасок, завивок и прочая. ... Кудряшки двигались к выходу, грозя исчезнуть из поля зрения, и Грегори вскочил с кресла. Кроме всего, ему было очень интересно увидеть, какое у Кудряшек лицо. Опыт подсказывал ему, что природа обычно компенсирует подобным буйством недостаток красоты в других местах, и он разглядывал Кудряшки настороженно, почти ревниво. Вот они остановились, достали что-то из сумочки... нагнули головку... обернулись... Грегори вздохнул с облегчением: из-под кудряшек выглянула самая смазливая мордочка из всех, кого он сегодня видел в этом вестибюле. В ней было что-то от обезьянки, но не смешной, а ужасно милой, — в сочетании с плавным, изящным контуром личика, сделанного из одних округлостей. О нем хотелось говорить уменьшительными — маленький, чуть курносый носик, озорные губки, распахнутые глазки с хитринкой; кожа его была такой бархатно-ровной и юной, что Кудряшку хотелось облизать, как сочный плод. Вернее, плодик... «Стоит ли?» — спрашивал себя Грегори, подходя к Кудряшке. «А впрочем, уже поздно...» — Вам что-нибудь нужно? Я увидел, как вы что-то ищете в сумочке, и подумал, что, может быть, могу вам помочь... Грегори осторожно коснулся пушистых тычинок. Кудряшка стояла против солнца, бьющего из окна, и они светились золотом. На ощупь они были, как тополиный пух. В них хотелось купаться, утонуть, захлебнуться в щекотной мягкости... — Вы давно замужем? — спросил Грегоги, со вздохом убрав руку из золотого пуха. Она молчала. Затем, не говоря ни слова, направилась к rеcеptiоn. Легкая, скользящая ее походка била прямо в нутро, где уже зудели кудряшки и пухлые губки-лепестки... Грегори шагнул было за ней, но остановился. Сказав что-то портье, она вернулась к Грегори, застывшему в ожидании: — Я сказала, чтобы ему передали... Ну, веди меня, Пол Грегори! Трам-пам-па! — она закружилась на каблуке и нервно рассмеялась. — Вперед, рэйнджеры!... Не обращай внимания, это у меня от эмоций. Я очень эмоциональная, это моя беда... «Черт, черт... неужели добыча будет такой легкой?» — думал возбужденный Грегори, не веря своей удаче. Когда они подходили к паркингу, навстречу им выкатилась коляска с безногой девушкой-латинос. В руках у нее была картонка «Hеlp Mе!». Грегори хотел пройти мимо, — но Сью подошла к ней, о чем-то спросила и достала бумажник. Ее лицо удивило Грегори: хитринка вдруг исчезла, а губы-лепестки сложились в жесткую маску. Решив, что отстраняться некрасиво, Грегори подошел к нищенке, добыв из кармана шикарный, как он считал, взнос — пять баксов. Сью как раз вручала подаяние; нищенка возражала почему-то, и Сью настойчиво уговаривала ее. Протерев глаза, Грегори убедился, что цифра на бумажке Сью — действительно «500»... — ... Ты так много дала ей. Наверно, ты очень добрая, да? — спросил Грегори, когда они садились в его тачку. *** — Ну, за знакомство! — Сью нервно подняла бокал. Тот опрокинул в себя бокал, щелкнув накладным пальцем об стекло, и вытер платком губы. — А недурное у меня винцо? Легкое, искристое, как ты. — Ну, так в чем же дело? По мере их разговора Сью начинала заметно нервничать: ерзать, вертеться, барабанить пальцами по столу... — Почему ты все время смотришь на часы, Сью? «Пора приступать к атаке», подумал Грегори. — А теперь, Кудряшка Сью, давай сменим пластинку. Грегори галантно протянул руку, Сью взялась за нее холодными, как ледышка, пальцами, и они встали из-за стола. — Это будет особенный танец, — говорил Грегори, вводя ее в просторную комнату, обставленную просто, но изысканно, даже изощренно. — Танец, в котором все зависит от костюма... Свечи заливали полумрак зыбким мерцанием, дрожащим на стенах и на груди Сью. Ее кудряшки отблескивали тусклыми золотинками, как рождественский дождь из фольги. — Итак... Свечи? Сью тоже встала: Грегори подошел к ней и медленно расстегнул ей пуговицу на блузке. — Спешить не будем. Теперь вы помогите мне... Сью молча смотрела на него; затем протянула руку и расстегнула ему пуговицу на рубашке. Руки Грегори мягко взяли ее за бедра — и повели в ритме едва слышной музыки... — Это особенный танец, — шептал он, плавно покачиваясь с ней. — Бесконечный, как эта ночь. Нам некуда спешить... Вскоре все пуговицы были расстегнуты, и на пол упала блузка Сью, обнажив округлые плечики и ложбинку груди, а за ней и рубашка Грегори. — Пришла пора раскрыть все тайны, — шептал он, плавно поднимаясь от бедер Сью к ее спине. Не прерывая танца, он щелкнул замком бюстгальтера и медленно потянул к себе черные бретельки... — Теперь ты. Сью потянула наверх его майку, и она упала на пол. — Я, кажется, сошла с ума, — хрипло сказала она. — Никогда раньше я бы не... — А теперь — новый этап танца. Готова? Вдохни глубоко... выдохни... Есть? — и Грегори вдруг обнял Сью, влепив ее в себя, в свою голую кожу — грудь к груди, живот к животу, плечи к плечам, плотно-плотно, клеточка к клеточке, — и стал мягко вминать ее себе в тело, не прекращая танца. Сью охнула, обожглась телесным теплом, утонула в нем, растеклась, задохнулась — и вжалась носом в шею Грегори, свесив кудряшки ему на спину. Они покачивались так довольно долго, пьянея от близости. Затем руки Грегори, поглаживающие спину Сью, расширили зону прикосновений, спустившись на бока, на бедра... и вскоре расстегнутые брюки медленно сползали по ее ногам. — Ваш ход, — шепнул ей Грегори. Сью оторвалась от него, чмокнув грудями, и расстегнула ему ремень. Под брюками обнаружился кол, натянувший белую ткань трусов, как нос корабля. Сью охнула, смешно всплеснув руками... Через минуту она громко пыхтела, чувствуя, как трусы сползают с ее бедер, обнажая стыдное и горячее. Еще через минуту она снова охнула, добыв из-под белой ткани огромный таран, твердый и налитой, как пушка. Это орудие целилось ей прямо в лицо... Затем Грегори снова привлек Сью, обнял, влепил всей наготой в себя, сунул ей таран между ног — и танец продолжился. Таран скользил в створках, мыльных от смазки, не заходя вовнутрь. Сью уже начинала откровенно подвывать, выгибаться и влипать в Грегори, как присоска, — но он знал, что это только начало. — Это только начало нашего танца, Сью, — приговаривал он, щекоча губами ее шею. Его язык касался бархатной кожи легко, как бабочкины крылья, а руки нежно скользили по телу и мяли его, постепенно усиливая хватку. Нацеловав шею, он поднялся к уху и влился в него мягким, требовательным языком, вымыв все складочки упругого лабиринта. Сью хрипела, оглушенная этой лаской, — а он все мучил и мучил ее, пока наконец не оторвался, оставив обожженное ухо гореть на сквозняке. — ... Но у тебя ведь есть и другое ухо! — и Кудряшка снова хрипела, вцепившись ногтями в его спину. Соль ее ушей горела на языке Грегори, наметившем себе новую жертву: — Следующий наш танец — особенный... Танфуй, танфуй, фто фе ты? — говорил он, сжимая губами ее сосок, как клюквинку. Губы всосались в пухлый ореол, а язык жалил в самую ягодку, играя на ней, как на струне. Сью захлебнулась зелеными искрами, плясавшими у нее в глазах, и онемела, — но руки Грегори плавно ввели ее бедра в танец, и вот уже они снова покачивались: Сью, запрокинувшая голову — и Грегори, медленно, плавно терзающий ее груди. Ее соки холодили член, щедро вымазанный в них; тот настойчиво требовал внимания, но Грегори знал, что еще рано. Истязая соски, он незаметно начал ласкать ей бока, бедра, ягодицы, спускаясь ниже, в сердцевинку попы. Раздвинув булочки, он защекотал масляную кожу до фырканья и визга; оставив гореть анус и его окрестности, Грегори вдруг перебрался вперед, нежно раздвинул дрожащие коленки — и проник в сокровенную внутренность бедер. Мало-помалу он подбирался к главной зоне, горевшей влажной щекоткой. ТАМ уже бешено хотелось прикосновений, и Сью приседала, пытаясь влипнуть бутоном в его руку, — но еще было рано, и Грегори мял липкую кожу, все усиливая прикосновения... Наконец он оторвался от ее соска, горевшего так, что тот светился в темноте, и шепнул Сью: В этот момент палец его проник в клейкую сердцевину и ужалил вовнутрь, в щекотно-беззащитное дно, — одновременно с языком, лизнувшим Сью в ее язык... Она уже давно хныкала, изнемогая от желания, — и теперь замычала еще громче, содрогнувшись в сладкой конвульсии. Дразня ее, Грегори делал паузы, в которых она сжималась в судорожный ком, ожидающий ласки, и неожиданно жалил ее с двух сторон сразу — в рот и в клитор; и всякий раз жала погружались в нее глубже, и все дольше, и слаще, и щекотней жалили ее, и бедная Сью плакала от зуда, пронзающего ее зеленой дрожью... Наконец жала остались в ней, не выходя наружу, вливая в нее жжение и жар, вынуждая сочиться сладкой солью, как надрезанный плод. Одной рукой Грегори притягивал ее к себе, выцеловывая ей рот до судорог, другой — медленно, плавно массировал клитор по часовой стрелке, постепенно усиливая скорость, нажим и вибрацию. Все это время он не прекращал танцевать, удерживая Сью в плавном покачивании, с которым слились в едином ритме движения жал, терзающих Сью сверху и снизу. Сью покачивалась, как в дурмане, и громко, надрывно стонала. Она давно уже готова была брызнуть соками, и оргазм рвался из нее, распирал ее огненным пухом, щекотавшим утробу, — но Грегори управлял им, как механик, вертя взад-вперед ручку пара, — и тот клокотал в ней все острей и мучительней, и слаще, переходя в звон в ушах. Как-то незаметно они оказались у дивана. Вдруг у Сью подкосились ноги, и она шлепнулась горящей попой на холодный бархат. Жала вышли из нее, бросив ее в полумиллиметре от оргазма; сквозь зеленую пелену доносились слова Грегори — «пришло время главного танца... «; ее мяли и укладывали, как гору липкого воска, — и наконец жала снова впились в нее, благодарно обволакиваясь кричащей плотью, и внутри напряглись, набухли — и лопнули, освобождая долгожданную лавину, которая заструилась по ней густым кипящим медом... Сью громко выла, запрокинув голову. Лицо ее окаменело в спазме, превратившем его в шаманскую маску, и целовать ее уже было нельзя; Грегори хотел помучить ее еще немного, — но она спустила внезапно и оглушительно, размазавшись вдрызг о его руку, и нужно было действовать. Быстро подобравшись, он оседлал ее, пристроил таран, куда следует — и медленно, но властно окунул его в долгожданную мякоть, войдя в Сью до упора. Сью задохнулась — то ли от оргазма, то ли от боли, — и захрипела, молотя ногами по дивану; Грегори удержал ее за плечо и стал ритмично разъебывать горящее лоно, хлюпая кровью и соками. Он вгрызался в нее, шлепал яйцами и морщился от наслаждения, приговаривая — «вот тааак... вот так мы делаем с нашими девочками... с хорошими девочками... « Трахать кончающую Сью было вкусно до ломоты в теле, до оскомины в зубах, и Грегори хохотал от чувства дикой, сладкой свободы и силы между ног. Он отпустил свои бедра на волю — и те пульсировали сами, подчиняясь звериному ритму и вгоняя в кончающую Сью разряд за разрядом. Вскоре пульс заполнил любовников доверху, разрезав их крик на части: — Ааа! Ааа! Аээ! Эыы! Ыы! Ы! — орали они хором, забыв о приличиях и обо всем на свете. Хрипящий зверь, бывший недавно Кудряшкой Сью, гнулся дугой и таращил глаза. Новая волна оргазма плавила ее тело... Сью часто кончала раньше, — но ничего подобного с ней никогда не было, и она испугалась, что умирает. Медовая лавина все лилась и лилась из нее, и тело сжалось в неизбывном спазме, набухнув черной, огненной сладостью, и внутри долбился Он, отнимая последние силы... и только когда Он, накачивавший ее щекоткой и болью, вдруг выпрыгнул прочь и залил ее горячими плевками, и твердая рука растерла их по животу и груди — только тогда спазм стал отпускать ее, и судорожная дуга обмякла, выровнялась и сдулась, с шумом выпустив воздух... Когда щекотка покинула тело — его залила сытость, густая и пьяная, как ликер. Внизу, в порванной мякоти вдруг резко очертилась боль, и Сью захныкала. — Ну, ну, девочка моя... — Грегори обнял ее, — иди сюда. Мне было так хорошо с тобой... Все хорошо. Иди сюда... И он гладил Сьюзен, липкую от спермы, ласкал ее кончиками пальцев сверху донизу — от затылка до икр, — и боль утихала, и густое, безбрежное, лилово-бархатное поглощало ее, залепляло мозг, обволакивало сонной мглой, топило ее в мягкой густоте, полной, глубокой и... *** ... В полудреме, которая не переходила, однако, в полную отключку, Грегори отмечал про себя, как Сью проснулась, вытянулась всем телом, тихо ойкнула, вспомнив, где она и что с ней; медленно, осторожно высвободилась из его объятий; встала, оделась, прошла к выходу... — Не выйдет, Кудряшка, — сказал он, не раскрывая глаз. Шорох за стеной стих. Минуту или больше длилось молчание, потом охрипший голос переспросил: — Что не выйдет? Грегори потянулся и сел на диване. Сью показалась в дверях: — Что это значит, мистер Грегори... Дрожащей рукой Сью полезла в сумочку... — Его там нет. Грегори выждал паузу. Сью смотрела на него, вжавшись в угол. — Сколько тебе лет? — неожиданно спросил он. Сью распахнула глаза. — ... Выход первый, законный: я надеваю на себя штаны, на тебя наручники, и мы тихо-мирно едем в участок. Тебя судят, дают тебе твои законные 18 лет, ты благополучно канаешь в тюрягу, проводишь там лучшие годы своей жизни — и благополучно выходишь оттуда тридцатидвухлетней облезлой крысой с чистой совестью. И с гениталиями, стертыми нафиг — потому что тебя, молодую и сисястую, будут ежедневно ебать всеми подручными средствами. Если, конечно, не прикончат. Тюремные бабы — не классные дамы, а тюряга — не колледж, сама понимаешь. Побелевшие лепестки сжались в жесткую маску, знакомую Грегори. — ... Выход второй. Незаконный... Честно говоря, мне до крайности неприятно арестовывать девочку, доставившую мне такое наслаждение. Я надеваю на себя штаны, — медленно и внятно говорил Грегори, — надеваю на тебя белое платье, и мы тихо-мирно едем... в церковь. Там ты выходишь за меня замуж, а я делаю вид, что знать не знаю о твоих фокусах. Ты нарожаешь мне кучу детей, станешь образцовой домохозяйкой, ну, или суперстар — или кем ты там хочешь быть... Я, конечно, небогат, да и рылом не Джонни Депп, чего уж там, — но, по-моему, это не такой уж и плохой выход. Ведь никакого мужа в «Хилтоне» нет, верно?... Разумеется, ты раз и навсегда забываешь о своих фокусах, и разумеется, ты возвращаешь своим клиентам награбленное. Анонимно, без шума... Поколебавшись, Сью достала из сумочки кредитку и протянула Грегори. Оставив ее, он вернулся к себе. Поднял одежду, натянул на себя трусы, брюки... но тут же скинул их обратно. Включив компьютер, голый Грегори развалился в кресле, откинулся на спинку — и крепко задумался. Была одна деталь, которая упорно не вписывалась в картину. Собственно, из-за нее он с самого начала знал, что не арестует Сьюзен. Грегори проработал в полиции 18 лет и знал психологию вора, как свой собственный диван. Он знал, что вор может плакать от Моцарта, может преданно любить маму, жену и детей, может спасти жизнь полицейскому — и даже явиться с повинной. Но никакой вор никогда не отдаст нищенке пятьсот баксов. Это невозможно, как зачатие через задницу. Одно из двух: либо нищенка в доле, и ее появление возле «Хилтона» — спектакль, поставленный Сью специально для богатеньких клиентов, которых она там пасла... но нет, на это далеко не каждый клюнет. Либо... Войдя в личный кабинет Сью, Грегори перешел в историю транзакций, просмотрел первые же операции... и присвистнул. Его догадка подтвердилась: в соседней комнате сидел самый необыкновенный преступник в его жизни. *** Подойдя к двери, он услышал за ней приглушенные всхлипывания. «Похоже, девочка рыдает», подумал Грегори. В свете того, что он узнал о ней, это было совсем неприятно. Потоптавшись перед дверью, он решительно открыл ее. Раздался визг; в кресле взметнулось белое и розовое, пытаясь прикрыться от взгляда, вперенного в пунцовую Сью. Грегори ожидал увидеть все что угодно, только не это: спустив штаны до колен и зажмурив глазки, Сью бешено мастурбировала, всхлипывая от наслаждения. Он тут же опомнился: — Так... Отставить тряпки! На четвереньки, Кудряшка, быстро!... Задницу кверху!... — Грегори подскочил к ней, быстро развернул ее, выгнул, не давая опомниться, — и вскоре обалдевшая Кудряшка покачивалась, стоя на коленях и упершись локтями в кресло, а Грегори мял и массировал ее голую задницу, распахнутую ему во всей красе, сверху донизу — от ануса до клитора, красного и пружинистого, как вишенка. Он тискал ее за все подряд, не трогая главное, мучительно-кричащее, и говорил ей дикие непристойности, каких не говорил нигде и никому. Он не соображал, что говорит, но чувствовал, что хочется слышать и ощущать Кудряшке Сью, распахнувшей ему свою голую срамоту; она была прямо у него перед носом, и он видел, как из сердцевинки, обрамленной лиловыми лепестками, течет клейкий сок, стекая вниз по ноге. Его молодец, торчащий тут же, в футе от дырочки, ныл и просился вовнутрь, — но Грегори терпел, желая вымучить Кудряшку до смерти. «Будет знать, как безобразить...» Растянув ее булочки врозь, он нагнулся — и прильнул ртом к лиловым складкам. Сью поперхнулась, заглотила ртом воздух, натянула челюсть в немом крике, обрела голос — и захрипела, позабыв всякий стыд. В ее сердцевину, распахнутую, беззащитную, вдруг влилось нежное, одурительно сладкое и липкое, обволокло ее цветным блаженством, искрящим во всем теле, и лизало ей сердце, облепляя его медом... — Сиськи! Где сиськи? — ревел ей Грегори, но Сью не слышала его, утонув в меду. Личико ее уткнулось в кресло, и кудряшки накрыли его искристой копной... Грегори дотянулся до ее груди — и стал мять ее сквозь блузку и бюстгальтер, нащупывая соски. Сью пискнула, подавилась — и мгновенно кончила от этой перекрестной пытки, прыснув пеной прямо в глаза Грегори. Выпрямившись, тот лихорадочно сунул свой кол в прыгающие складки — и вновь принялся накачивать кончающую Сьюзен, отпустив все тормоза. Этот миг высшего блаженства длился всего двадцать секунд. Сьюзен утробно выла в кресло, корчась под ударами бешеного молота, а Грегори топил себя в истерике гонки. На этот раз он и не думал выходить прочь — и, когда в потрохах натянулся мучительный ваккуум, он с хрипом всадил в Сьюзен молнию жгучей жидкости, сжав ее бедра мертвой хваткой, — и еще, еще, и еще, и еще, и еще... Он пожирал ее членом, как голодающий, и смеялся от насыщения. И потом, когда они выхолостились до капли и оползли на пол — он смеялся, радуясь за Сью, кудрявую девочку, которая превратилась в бешеное тело, вывернутое наизнанку. — Ну вот и все, Кудряшка, — хрипло шептал он ей, когда обрел голос, — вот и все. Я накачал тебя до ушей. Теперь у тебя полное пузо моих детей. Ты неминуемо залетишь. Скоро у них вырастут ручки, ножки, они начнут шевелиться в тебе, а у тебя будет большое симпатичное брюшко, как у бегемотихи... Уффф! Давай, что ли, упадем? Он подтянулся к ней, втащил ее к себе — и они вдвоем плюхнулись в широкое кресло. — Тряпочки долой... хочу тебя голенькую... Кажется, я уже знаю, какой выбор ты сделала. Я прав? Я выросла в приюте св. Женевьевы. Это нищий приют в Луизиане, среди болот. У меня не было даже мобилки. Одежду мне дарили, и я сама стирала ее... Я сбежала оттуда в 18 лет. Никто меня особо не искал. Я уже тогда была вполне себе ничего — ты не думай, я знаю себе цену, — и на меня липли, как на мед. Только потому, что я вынесла из детства какое-то жуткое отвращение к мужикам, я не пошла гулять по постелям. Зато побывала в нескольких женских... Ты не думай, я не лебси, мне это даже и не очень нравилось, и было довольно-таки противно, но тело требовало своего... Потом я прочитала в сети про клофелинщиц, и у меня возникла эта идея. Все оказалось до крайности просто. Первую свою выручку — семьдесят три штуки, я прямо обалдела тогда, — я перечислила приюту св. Женевьевы, оставив себе пять штук на развод. Остальные, как ты знаешь, я перечисляла женским фондам, а в последнее время стала помогать больным девушкам, которым не хватало на лечение. Я убивала сразу двух зайцев: помогала девушкам и мстила богатеньким мужикам, думающим, что они боги. Я ловила их в крутых отелях. Мне для этого ничего не нужно было делать — только красиво одеться и как следует вымыть голову... Кстати, для меня было большой новостью, что я могу без отвращения вынести мужскую ласку. До сегодняшнего вечера я думала, что... Сью пристально посмотрела на Грегори — и крепко обняла его. Они еще долго беседовали, обнявшись, пока не задремали, и рассветное солнце не засверкало в кудрях Сью, разметавшихся по плечам Грегори. 10590 4 31764 5 +9.51 [56] Комментарии 30
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Человекус |
Форум +4
|
Проститутки Иркутска |
© 1997 - 2024 bestweapon.net
|