|
|
Новые рассказы 79495 А в попку лучше 11695 +9 В первый раз 5152 +3 Ваши рассказы 4649 +1 Восемнадцать лет 3467 +4 Гетеросексуалы 9348 +1 Группа 13491 +5 Драма 2935 Жена-шлюшка 2620 Женомужчины 2074 Зрелый возраст 1743 +1 Измена 12266 +8 Инцест 11961 +13 Классика 365 Куннилингус 3274 +4 Мастурбация 2254 Минет 13329 +7 Наблюдатели 8055 +5 Не порно 3066 Остальное 1079 +1 Перевод 8063 +7 Пикап истории 726 По принуждению 10797 +2 Подчинение 7268 +7 Поэзия 1475 Рассказы с фото 2526 +3 Романтика 5605 +3 Свингеры 2329 Секс туризм 512 +1 Сексwife & Cuckold 2500 Служебный роман 2429 Случай 10181 +1 Странности 2731 +1 Студенты 3622 +1 Фантазии 3304 +1 Фантастика 2847 +3 Фемдом 1483 +2 Фетиш 3247 +2 Фотопост 787 Экзекуция 3235 +1 Эксклюзив 348 Эротика 1920 +3 Эротическая сказка 2516 +1 Юмористические 1531 |
Вера и секс Автор: Человекус Дата: 13 апреля 2013 В первый раз, Романтика, Случай, Гетеросексуалы
За окном плыли пыльные поля. Потом пошли бараки и хрущобы — поезд въехал в какой-то город. Замелькали вывески: салон элитных унитазов, бюро недвижимости «Атлантида», стрип-бар «Веста», авиарейсы со скидкой, сексшоп онлайн, интим товары оптом и в розницу... Поезд не тормозил — ехал мимо. Сексшоп... В таком городище... Забавно все-таки: столько раз в жизни делаешь Это — а иной раз запомнится на всю жизнь. Да так, что кажется, будто ничего ценного в ней, кроме того раза, и не было. Я откинулся и закрыл глаза. *** Тогда я снимал комнату в N-ске, рядом с морем. По соседству жила семейная пара с сыном и дочерью. Сына звали Степкой, и был он страшным гадом, от которого стонала вся улица Подгорная, а с ней и соседние улицы Оздоровительная и Челюскинцев. Белобрысый, конопатый, выгоревший и многократно облупленный, как штукатурка на вокзале, Степка был полноват и изнежен, и при этом коварен, как десять Вождей Краснокожих. Я прозвал его Нероном. Его сестра, диковатая девушка по имени Вера, пугливая и очень красивая, пыталась опекать его и принимала близко к сердцу всего его выходки. Первые дни я все время видел, как они ссорились, и Вера плакала, отворачивая от людей покрасневшее лицо. Однажды я подошел к ней: — Не плачь. Он ведь шкет еще, авось поумнеет. Вера не ожидала и растерялась: — А... ну... Я улыбался, глядя на нее, и думал, что она сейчас разобидится и убежит. Но у нее вдруг поползли щеки, и она звучно прыснула, прикрыв рот рукой. В меня попали две капельки — то ли слюны, то ли слез. — Какой вы!... Издевачий, — говорила Вера, по-прежнему глядя на меня, но уже улыбаясь до ушей. С тех пор мы виделись каждый день. Она была отчаянно наивной и талантливой, как иногда бывает в глуши: писала стихи, в которых попадались сильные и горячие строки, пела, рисовала неуклюжие, но страшно похожие портреты. Говорила она дико, пересобачивая склонения и все на свете (слаживать вещи, а пошлите на море, атасный фильм, не бежите за мной, хочите пирожочков, и т. д. и т. ). Мы купались, и в воде она превращалась в дьяволенка — достойную сестру своего братца Нерона. Она брызгалась, брыкалась, фыркала, визжала, отдувалась и хрипела, как собака, и с ее грудей, прямо-таки огромных для школьницы (3-й или 4-й размер), вечно слетал купальник. Вера светила сосками, бледными от купания, а я делал вид, что ничего не замечаю. На берегу она была совсем другой: то и дело краснела, запиналась, выпаливала что-то, хватала меня за руки и тянула бежать, или наоборот — надувалась и замолкала, полная тайных обид. Я все списывал на застенчивость. С ней бывало нелегко, но я оправдывал себя тем, что она умница и талантище. В душе я знал, что все куда как проще. У Веры были длинные, до пояса каштановые волосы, чуть вьющиеся, выгоревшие отдельными бежевыми прядями. В воде они вечно разматывались и налипали змеями на кожу, матовую, ровно-бархатную, без единого изъяна. Груди ее всегда колыхались при ходьбе, а при беге подпрыгивали веселыми колобками до ключиц. Вера стеснялась их, и Нерон дразнил ее телкой и коровенью. Ходила она всегда босиком, и ее маленькие красивые ступни серебрились от пыли. Глаза у нее были в тон волосам — янтарно-карие, как у кошки, и большие, будто Вера удивлялась всему на свете. Без этих глаз, без густого взрослого голоса, с которым Вера еще не освоилась, без ее ловкой грудастой фигурки день казался пустым. Я бродил с ней по берегу и любовался тонким ровным носом, всегда красными губами, которые она покусывала, как лошадка, и длинными черными ресницами, которые выглядели так, будто на них килограмм туши, хоть Вера не красилась. Берег был завален валунами, и Вера привыкла держать меня за руку, а я привык к ее горячей руке в своей руке. *** Однажды погода испортилась. Молотил дождь, за домами ухали штормовые волны. Народ отсиживался по хатам, а я, довольный, замотался в куртку с капюшоном и отправился к берегу, надеясь, если что, и покататься на волнах, а как минимум — насладиться бурей и одиночеством. У всего этого был только один минус: рядом не было Веры. Тащить ее на дождь не выглядело никак, телефона ее у меня не было, и я шел к морю, мысленно беседуя с ней. Каково же было мое удивление, когда я увидел на берегу две фигуры. Одну из них я сразу узнал по бочкообразности и крикливому голосу: это был Степка Нерон. Вторая, застывшая и странно темная, озадачила меня. Подойдя ближе, я увидел, что это статуя, бурая статуя обнаженной девушки в полный рост, похожая на античную. К статуе бегал Нерон, прилепляя к ней комья глины и вмазывая ее в бурые бедра. — Чем это ты тут занят, сударь? — подошел я к нему. «Неужели сам слепил? Не может быть...» — всерьез думал я. Статуя стояла, выпятив изобильный бюст, и какое-то время я ничего не понимал. Только через минуту я понял, что это живая девушка, обмазанная глиной. А еще через минуту я понял, что это Вера. Веки ее были слеплены жирным слоем, плотно облепившим тело и волосы. Она стояла неподвижно, заложив руки за голову, совершенно голая и в глине, и по ней стекали глянцевые потоки. — Вы что это? Вы чего это? — наконец обрел я дар речи. — Эй, ты!.. Но Нерон отбежал от меня на полсотни метров, и оттуда орал: — Она разрешила! Она разрешила, честно! Мы поспорили, и она обещала мне! Все по-честному... — Вера! Ты... ты что? Что это значит? Ты чего молчишь? — допытывался я. Вера молчала, прицелившись в меня голыми сосками. Дождь окутал ее блестящим глянцем, и казалось, что она мерцает и течет в воздухе. — ... Ты чего молчишь? Вера? Вера!!! — орал я, как дурак. — Быстро смывай с себя это все! А ты, Нерон... Вера молчала и не двигалась. Веки ее были плотно прикрыты, и только живот подрагивал, и слегка закусилась нижняя губа. Никогда еще я не чувствовал себя таким идиотищем. Я орал на Веру, на Нерона, отсылал его домой, но тот отбежал на почтительное расстояние и кривлялся, выгибая толстую талию, а голая Вера застыла статуей, глухой и немой, как ей и полагается быть. Когда я ушел, Нерон вернулся к Вере и заелозил по ней руками. Я смотрел на них издалека, а затем брел домой, хлюпая по раскисшей дороге, и думал про Веру — о том, что она чувствовала, когда стояла с закрытыми глазами и знала, что я смотрю на ее голую пизду. *** С того дня мы не общались. Непогода не утихала, дождь лил и лил, как из ведра, а я бродил по раскисшим холмам, собирая на кроссовках тонны глины. Как назло, я постоянно встречал Веру, мокрую, унылую, и та делала вид, что не замечает меня, или криво, бочком здоровалась, стараясь проскочить мимо. Ее босые ноги всякий раз были по колено в глине, как в серых чулочках. На душе у меня было мутно, и я уже думал о том, чтобы заявиться к ней домой. Меня удерживало только одно: каждую ночь я повадился пачкать трусы. Однажды я забрел в парк санатория им. 40-летия СССР, называемого в народе Эсесеровкой. Там всегда было безлюдно, а теперь и подавно. В этот момент припустил бешеный ливень с градом. Даже для меня, бродяги без страха и упрека, это было чересчур, и я побежал сквозь секущую муть к беседке. Вбежав под крышу, я перевел дух, матернулся — и увидел Веру. Она сидела здесь же, на облупленной скамье, мокрая и розовая, с комьями глины на ногах. — Привет, — сказал я. Вера смотрела на меня. — Здрасьте, — ответила она не сразу. Мы помолчали. Я открыл рот, чтобы сказать что-то, но она заговорила первой: — Ну... ну что? Вам, наверно, надо все рассказать, да? орала она. Яйца лопнули ослепительным фонтаном, и я вывернулся наизнанку — прямо в Веру, в ее розовое тело, потемневшее в сумерках. Теплый язычок лизал мне глаза, нос и уши, и хотелось реветь от блаженства, и я всхлипывал, как пацан... — ... Теперь займемся женщинами. Вставай, чувырла. Дай-ка мне свое добро... — Вера легла на лавку, я пристроился к ней и зачавкал, вылизывая изнутри пизду, как только что вылизывал горячий рот. Вера хныкала, гнулась, смеялась — и очень быстро выкончалась, ухая от спазмов. Отдышавшись, она спросила: Но она смотрела на меня, и я сунул два пальца ей в пизду — и вогнал Веру в корчи, и снова заставил ее орать, как на родах, и выщекотал из нее новый фонтан женского сока, подкинувший ее кверху... Она долго не могла говорить. Потом сказала: Я хотел ответить что-то эдакое, но вместо того ткнулся в нее мордой и стал целовать везде и всюду. Я чувствовал себя мальчишкой, как двадцать лет назад, и одновременно — любящим папашей и насильником. Я чмокал и облизывал Веру, притихшую после всего, шептал ей какие-то ласкательные, гладил мокрое тело и выл от кома в горле, острого, как нож. *** Наутро ко мне пришел Нерон: Я ждал его, но не думал, что он будет таким нахальным. — Что за разговорчик? Он вальяжно вошел, подражая братве, облокотился о дверной косяк и сказал: — Я к вам как мужчина к мужчине. Есть предложение. Короче, я нихуя не говорю предкам про вас и Верку. Это стоит тридцать штук. Идет? Стоит, падло, в дверях, не идет. — Иди-иди, — говорю. — Как мужчина к мужчине. Быстро прыгаю к нему, кидаю на руку, ломаю ему жирную спину, затыкаю пасть и говорю: — У меня тоже есть предложение, — говорю. — Ты сейчас ползешь домой, сидишь там тише воды ниже травы, никому ни полслова не вякаешь, а я не говорю предкам про вас с Верой. Не с Веркой, прошу заметить, а с Верой. Про твои скульптурные опыты, ты меня понял или нет, Фидий? И не только. Хоть раз матюкнешься при мне — тут же иду к предкам и все рассказываю, как есть. Доступно? Пошел! Было б ему лет двадцать — было бы не так противно. Когда хлопнула дверь, я выматерил его, как сапожник, и пошел к Вере. Она все-таки заболела. Ее ломало и от температуры, и от постинора, который я приказал ей выпить. Она лежала в кровати, растрепанная и красная, и жалобно смотрела на меня. Я был впервые у них и чувствовал себя, как Вронский в доме у Анны. Нам не давали быть наедине, и только к вечеру все выметнулись смотреть «Ментов». Вера сказала мне: — Степка все видел. Он выболтает мамке с папкой, если я не дам ему... Короче, вы поняли. Я понимал. Сразу же от нее я пошел в кассу и купил билет. Попрощаться не зашел. Прислал ей только ящик фруктов и сладостей на последние деньги. Ну как же без рыцарских жестов! Пусть жрет и толстеет, блядь, ебаный в рот, пиздохуярище, думал я, глядя на пыльные поля за окном вагона... *** Прошло около года. Я жил, работал, жрал, выпивал, дрочил на Верины фотки, оставшиеся у меня, и думал, какая она сейчас. В соцсетях ее не было: замаскировалась, зараза, от меня. Я был уверен, что это так. И ждал. Самое забавное, что я ждал. Ожидание ускорило время, и осень с зимой и весной пролетели, как день. И когда на мобилке высветился неизвестный номер, я уже знал, что это она. Я ждал ее всякий раз, когда звонили новые номера, но на этот раз я знал, точно знал, что это она. — Привет, — сказал знакомый голос в трубке. — Это Вера. Из N-ска. Мы помолчали. — У тебя... скажи мне только честно, ладно? У тебя есть девушка? Это идиотское чувство, когда говоришь по телефону, но не можешь сказать ничего главного... Идиот, бухтел я себе, — подцепила тебя на гачок, и ты жил, как зомби. А теперь поманила пальчиком, и ты бросил все, и трясешься сейчас в задрыпаный N-ск, места себе не находишь от нетерпения, — думал я, глядя на пестрые рекламы за окном. Блядь, неужели через три часа я увижу ее? ЕЕ? Вера, Вера, моя Вера... Когда я подбежал, весь в мыле, к ее дому, и стал колотиться в дверь — никто не открывал. Неужели-таки развела, зараза?... Я схватил телефон, чтобы звонить ей — и увидел непрочитанную смску. Снова неизвестный номер... Холодея почему-то, я открыл и прочитал: — Это мама Веры. Мы уже выехали в роддом. Вера очень хочет, чтобы вы были с ней. Луначарского 9в, 1й этаж, палата Nо. 6 Вызывайте такси 666—13—13... «Роддом?!» Минуту или больше я стоял, как столб. Затем заметался — и набрал, не попадая на кнопки, номер такси. Вызвав машину, я сел на землю и долго впихивал зачем-то телефон в рукав. — Постинор не подействовал. — сказал я вслух. — Продают в аптеках всякую херню, блядь. И расстегнул воротник. Прохожие с интересом смотрели на меня. 13362 18 14417 5 +9.04 [52] Комментарии 45
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Человекус |
Все комментарии +54
ЧАТ +2
Форум +7
|
Проститутки Иркутска |
© 1997 - 2024 bestweapon.net
|