В ритуальном зале Храма Семи Ключей служба проходит под пение монахов, записанное на CD-диск. Стоны провинившейся наложницы, нарушающие идиллию таинства, настоящие. Стройная чернобровая девушка, армянка, как её ласково называет Верховный Жрец, забилась в угол Тигровой Клетки, подвешенной к потолку.

— Пожалуйста, — хрипит девушка потрескавшимися губами, лихорадочно натирая кровоточащий клитор. Она бросает затуманенный взгляд вниз, к алтарю, месту, где проходит обряд инициации.

Четыре неофитки распластались на мраморном полу, вытянув руки к Чаше Познания, предоставив Вазы Ключникам на обозрение.

Моё синее обмякшее тело вносят в зал, когда всё уже готово к причастию, тянут мимо наложниц, закрепляют в Жертвеннике.

Мне понадобится время, чтобы очнуться. Пронзительный женский крик вернёт утраченную память.

***

Сознание слоями проявляется сквозь пелену сна. Я вздрагиваю, дёргаюсь изо всех сил. Десятки ремней опутывают тело, не оставляя шанса на освобождение. Вокруг слышны размеренные песнопения, перед глазами выплывает белая чаша. Мои выбритые гениталии свисают в неё. Я лежу в заточении чёрного керамического куба, только член, мошонка и голова торчат наружу. Стенка куба на месте груди расписана сверкающей белой вязью. Медленно перевожу заспанный взгляд на мужскую фигуру, стоящую в двух метрах от меня, наблюдающую за мной. Это невысокий человек в чёрной бархатной рясе, шляпе с длинными полями, золотой маске с толстым длинным, как бивень слона, клювом.

— Кто вы? Что вы хотите? — пытаюсь скрыть панику в голосе.

Маска отворачивается. Вокруг на полу в позе эмбриона лежат голые девушки. В полумраке движутся тени в масках и плащах. Весь зал размером с актовый имеет круглую форму, куполообразный стеклянный потолок, колоннады по периметру. Мягкий медный свет исходит от люстры под куполом.

— Это всё он виноват, убейте его, — сорванный женский голос хрипит как проклятие ведьмы из дальнего конца зала.

Я замечаю клетку под потолком, детскую дрожащую фигурку в ней, абсолютно голую, чёрные волосы растрепались на плечах, глаза горят лихорадочным блеском. Её взгляд, полный ненависти, направлен прямо на меня. Она сидит, широко раздвинув ноги, и дико мастурбирует.

— Злата, что... что с тобой? Что они собираются сделать? — я нервно сглатываю.

Злата закатывается истеричным смехом:

— Ты так и не понял, идиот? Неужели думаешь они сделают тебя Ключником?

Её безумный хохот, переходящий в рыдания, хаотичные движения рукой, заставляет кровь в моих жилах стыть. Приступ удушья, ужас, парализующий тело, охватывают меня, отключают разум, оставляя лишь животные инстинкты и желание вырваться любой ценой.

***

Я мог заорать в тот момент, начать звать на помощь, ругаться матом. Я едва сдерживался, чтобы не разреветься, как девчонка. К горлу подступил нервный комок.

«Неизвестно, чем эта истерика обернётся для меня, — думал я. — Меня или убьют, или покалечат, или всё сразу. Возможно, я лишь подолью масла в огонь, и смерть будет болезненной».

Я совершил ужасную ошибку, доверившись Мюллеру, сев к нему в машину.

В тот вечер, лёжа на керамической плите Жертвенника, я искренне раскаивался, что так и не успел сделать ни одного доброго дела в жизни. Дела, о котором не стыдно вспомнить перед смертью. Я жалел брата, безутешных родителей, представлял, как они годами ищут пропавшего сына, до самой смерти надеясь, что он вернётся. Я жалел себя, свою загубленную молодость, несбывшиеся мечты, любовь к Анжеле.

Рыжая принесла Гильотину, закрепила на Жертвеннике. Вытянула член и мошонку сквозь круглое отверстие, сняла предохранитель. Все эти действия она проделала с таким же невозмутимым равнодушием, с каким до этого выскребала волосы в паху.

Механизм Гильотины предельно прост и предсказуем в своём исполнении. Острое, как бритва, тяжёлое лезвие заряжено для удара, сравнимого с ударом топора, секущего голову. Стальной тросик, приводящий казнь в исполнение, тянется от рычажка Гильотины к плотному кольцу на члене жертвы. Обречённый на страшную казнь, сам того не желая, с корнем отсекает гениталии, как только уровень возбуждения достигает критического.

Всё это я понял сразу, как только увидел механизм под собой. Резиновое кольцо жёстко сидело на пенисе, и мне ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и молиться.

***

Холодные влажные пальчики берут головку, нежно оттягивают кожицу, ногтики поскрёбывают снизу, сжимают яички, играют с ними в поддавки.

Четыре богини, абсолютно голые, выбритые, незакрытые, по очереди подходят ко мне. Их холодные ручки с каждым разом становятся всё мягче, теплее, желаннее, наглее, настойчивее, эмоциональнее.

Я не вижу их, Лишь раз, в самом начале, когда человек в маске приказал рабыням подняться с пола, я рискнул взглянуть на них одним глазком, о чём тут же пожалел. Их обнажённые роскошные тела, колыхающиеся груди, пышные густые волосы и печальные лица восхитительной красоты отпечатались глубоко в сознании, запомнились как страшное проклятие.

Я верю, что они ведьмы, что за каждой из них скрывается погибель. Мой член скользит в гное, фекалиях. Я по уши в жиже, дерьме, свежий бурлящий поток устремляется сверху из круглой дыры сортира прямо на меня, бурый понос бьёт в рот, забивается в глаза, ноздри. Я глотаю его, давлюсь, срыгиваю, снова глотаю, не могу дышать, только слизкие зелёные сопли, блевотина алкашей, гной сифилитиков, отхаркнутая туберкулёзная мокрота обволакивает меня с ног до головы, въедается в член, затекает внутрь через уретру, разлагается в мочевом пузыре белыми личинками.

***

Мой член вытянулся, раздался вширь, но по-прежнему вяло болтался, как червяк. Позже я пришёл к выводу, что обладаю удивительной способностью автогипноза. Мой мозг отключился от реальности, внешние раздражители исчезли, я сам исчез с лица земли, моя душа перенеслась в другое место и время, и ничто не могло вернуть меня назад, даже самые откровенные прикосновения языком. Я больше не купался в дерьме. Моя фантазия перенеслась на речку, от холодной воды всё тело покрылось гусиной кожей, зубы забарабанили. Кусая язык, я дрожал, стыл на морозе, абсолютно голый. Запрыгивал в прорубь снова и снова, пока онемевшие конечности не потеряли связь с головой. В голове не осталось ни одной тёплой мысли, бескрайняя снежная пустыня простиралась перед глазами, и не было в Заполярьи моей мечты и намёка на жизнь.

Девчонки пыхтели не меньше получаса. Минет оказался бесполезен, к тому же крайне неэффективен. Тогда они перешли к жёсткой дрочке. По очереди гоняли вялый член до безобразия быстро и сильно, заходя сбоку, чтобы удобнее взяться. Но что бы они ни делали, какие бы манипуляции ни проводили, я оставался нем к женским мольбам.

Неожиданно, изнасилованный, обессиливший, я сдался с другой стороны и густо кончил. Сладкое раздражение вялого члена достигло апогея, непроизвольные сокращения кулачка под анусом выкачали сперму из яичек прямо в Чашу Познания.

Всё замерло, остановилось в полушаге от пропасти. Член оставили в покое, суета вокруг прекратилась. Даже звуки метели в Заполярьи куда-то исчезли.

Я открыл глаза. Девушки изумлённо смотрели на меня. Верховный Жрец протиснулся между ними и приблизил огромный нос к моему лицу:

— Это Ты? — спросил он странным безумным голосом.

— Да, — отозвался я глухо.

— Развяжите Его, — трясущимися руками Жрец взял Чашу и почти засунул в неё нос.

Прибежала рыжая, аккуратно, чтобы не пораниться, сняла Гильотину. Безразличие на её лице сменилось подозрением. Она пялилась на меня всё время, пока работала, задаваясь немыми вопросами. Какими — я так и не понял. Те же охранники в хоккейных масках взошли на помост, раздвинули створки Жертвенника, расстегнули ремни.

Я чуть не рухнул, когда тело лишилось поддержки. Я стоял такой же синий, покачиваясь, равнодушно

созерцая возню носатого и рабынь. Девушки выстроились передо мной на коленях, опустив головы, избегая смотреть вверх. Верховный Жрец приготовил кучу знаковых вещей, разложив их на небольшом столике. Чёрное кольцо Ключника тоже лежало здесь в объятиях розовой шёлковой подушечки.

Жрец повернулся к залу и поднятой рукой попросил внимания.

— Братья мои! Сегодня великий день. Наши поиски завершены. Седьмой Ключник возродился из пепла. Он вернулся к нам в лице этого благородного смелого юноши. Как тебя зовут? — обратился он ко мне.

— Дима.

— Дима, Дмитрий, — ласково повторил Жрец. — Клянёшься ли ты, Дмитрий, верно служить Кольцу. Защищать его тайну, соблюдать семь заповедей и хранить обет молчания?

Я уже свалял дурака в тот вечер, когда сел в машину, и не собирался повторять ошибку.

— Клянусь.

Жрец приблизился и повесил мне Ключ на шею, затем взял кольцо с подушечки и положил его в рот рыжей, которая тут же опустилась на коленки.

Медленно, чтобы не нарушить торжественность момента, рыжая наложница наклонилась, втянула мой член в рот и, нащупав языком головку, насадила кольцо до самого основания. Член заполнил её полностью, воткнувшись в горловую щель, рыжая поперхнулась слюной и чуть откашлялась.

Это была Весталка, девственница, ведь только девственницы имеют право совершать обряд кольцевания в Храме Семи Ключей.

Почувствовав кольцо, я испытал странную эйфорию. Как будто не было смертельной опасности, не было пугающей неопределённости. Я получил то, что по праву принадлежало мне. Прошёл испытание. Душа Ключника возродилась в новом сосуде, моём теле, и вот кольцо вернулось хозяину. Я и был этим Ключником, которого они так долго искали, который жил во мне всё это время.

Мои Рабыни по-прежнему стояли на коленях, ожидая причастия. Верховный Жрец жестом пригласил ближнюю из них подойти.

Это была, пожалуй, самая интересная особа из всех четырёх. Единственная блондинка, по-женски спортивно сложенная, аппетитная, с вьющимися пышными волосами, ровными нерастянутыми каплями грудей. Её сильный волевой взгляд, хоть и подавленный, выдавал недюжинный интеллект, непокорность и полное отсутствие страха. Она играла в игру, навязанную ей, подчинялась правилам до поры до времени. Когда придёт час, она ударит ножом в спину, опрокинет шахматную доску и плашки домино лягут в её сторону.

А пока она опустилась передо мной на колени, сложила кисти рук на отполированный лобок.

— Клянёшься ли ты, Раба Юлия, служить Дмитрию до конца дней своих, пока смерть не разлучит вас? — торжественно изрёк Жрец с некой ноткой безумия в голосе, которая выразилась излишним интонационным взлётом.

— Клянусь, — ответила девушка.

— Целуй, — приказал Жрец.

Юля наклонилась и лёгким прикосновением губ к головке члена закрепила союз.

Жрец намочил кисточку в сперме, собранной в Чаше Познания, и кончиком провёл по губам Юли. Она сидела передо мной на коленках, с густым мазком спермы на губах, с абсолютно непокорным взглядом, безвольно опустив голову, ожидая указаний. Её губы склеились белой глазурной печатью, стекающей на подбородок. Неожиданно блондинка приоткрыла ротик, инстинктивно смахнула сперму языком, с неприятием поджала губки, окончательно облизав всю глазурь. На короткое мгновения её взгляд метнулся вверх, встретился с моим и тут же пугливой птичкой переместился на пол.

Жрец достал знакомую мне пружину с замочком и дал девушке. Юля попой повалилась на пол и, широко раздвинув ноги, опытными движениями приступила к работе. Её маленькая упругая вагина, уже познавшая пирсинг, неохотно стягивалась в узкую розовую щель. Подковка с трудом проникла в клитор, стянув замок и молнию в надёжную сцепку.

Закончив шнурование, Юля встала и, приподнявшись на цыпочках, выпятила лобок, наши взгляды снова встретились. Я застёгивал её в первый раз. Мучительно долго, возясь с замком. Мне показалось, блонди улыбнулась, когда послышался долгожданный щелчок. Что-то коварное блеснуло в умных глазах белокурой Рабыни.

«Есть ещё попка и ротик», — шепнул её взгляд.

«Можешь пользоваться ими на своё усмотрение», — шепнул я в ответ, ласково улыбнувшись.

Юля, виляя бёдрами, спустилась в зал, красуясь новым замком. Давая понять Ключникам, что теперь у неё есть хозяин.

Рабыни Ордена Семи Ключей носят незамысловатые замки, пока не пройдут инициацию. Любой Ключник может воспользоваться их услугами, обидеть, наказать, пока они не получат прописку. Поэтому девушки так жаждут, чтобы их Вазы обрели наконец хозяина.

Три другие девушки тоже были по-своему прекрасны. Человек со вкусом выбирал смазливые личики, мягкие подтянутые попки, красивые ровные грудки. Была пухленькая кареглазая девушка с чёрными короткими волосами в виде тюльпанчика, Раба Катя. Она выглядела моложе остальных, наивный детский взгляд выдавал неподдельный интерес ко мне. Она, не стесняясь смотрела в глаза, томно прикрывала веки. Может быть, она хотела привлечь внимание и стать любимой наложницей. Когда Верховный Жрец собрал остатки Познаний на кисточку и перенёс сгустки в ротик Кати, та не только подставила губки, но и вытянула их, чтобы захватить побольше. Развратная сучка водила язычком по губам, играя со спермой у меня на глазах, невинно хлопая длинными ресницами под чёрными бровями. Потом уселась замыкать пухлую сочную вагину, продолжая причмокивать губами, рассасывая мой вкус.

Неожиданно я возбудился. Член взлетел и замер в боевой готовности. Он торчал, как полено, обнажив розовую голову. В зале раздались сдержанные хлопки. К ним присоединились другие. Люди в масках и три наложницы, уже прошедшие причастие, хлопали. Мои девушки с замками улыбались и о чём-то перешёптывались, посматривая на меня. Катя тоже расплылась в улыбке, бросая неловкие взгляды на железную эрекцию, поправляя волосы. Я застегнул её, как положено, и это был первый случай, когда замок повис на возбуждённом текущем влагалище. Пухлая попка нехотя развернулась и поскакала в зал к подружкам.

— Ты думаешь, они будут любить тебя? — голос из клетки презрительно фыркнул. Злата, абсолютно безумная, устало дёргала рукой в кровоточащей промежности, застывшими глазами следя за происходящим.

Верховный Жрец с досадой задрал нос в её сторону.

— Что с ней? — спросил я.

— Она умрёт, — торжественно объявил он.

«Она умрёт по моей вине», — эта мысль отрезвила.

— Я хочу забрать её себе.

— Она сумасшедшая.

— Она хорошо работает.

Я готов был спасать Злату любой ценой, даже ценой своей жизни.

Тот самый добрый поступок, который позволит мне умереть спокойно в следующий раз.

Говорят у кошки семь жизней, в тот вечер у меня было всего две. Одной я уже лишился, но ради Златы я готов был лишиться и второй.

Жрец повернулся, острые глаза под маской внимательно изучали меня.

— Армянка не сможет работать. Её Ваза пуста.

— Она будет работать ртом.

Жрец озадаченно посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Это длилось бесконечно долго — его острые фанатичные глаза, которые я выдержал и вернул холодным Заполярьем, о котором этот безумец ничего не знал.

Он сдался. Призвав помощников, он приказал спустить клетку.

***

Рыжая вывела меня через заднюю дверь. Мы спустились в ту же комнату с зеркалом, где за всего пару часов до этого девственница готовила меня к казни. Я оделся, служанка накинула пальто.

Во дворе храма Семи Колец было непривычно тихо. Бархатное звёздное небо обдало необъятным простором. От свежего майского воздуха закружилась голова.

Мы вышли за ворота, жёлтое такси терпеливо ждало на стоянке перед коттеджем. Я открыл заднюю дверь, загорелся свет в салоне.

Злата, завёрнутая в простынь, дрожащая в лихорадке, свёрнутая в калачик, забилась в самый угол.

Усатый таксист и не думал дуть в ус, видимо, наученный горьким опытом общения с ночной клиентурой.

Я назвал адрес, и мы поехали, оставляя и рыжую, и Мюллера, и носатого, и всех носатых — всех их, безумных, оставляя их с носом.

И всё время пока мы ехали, я гладил Злату, сомневаясь везти её в больницу или домой. Я не знал, что с ней, и лишь счастливая случайность помогла мне.

Мы уже почти подъехали к моему дому, как неожиданно Злата очнулась. Хищный взгляд армянки моментально оценил ситуацию. В следующую секунду она скинула простынь и оседлала меня.

— Злата... — я безуспешно пытался вырваться.

Но она уже расстегнула ширинку и вытащила член. Я только успел накинуть простынь на её голую спину, прикрывая прыгающую женскую задницу от глаз водителя. Мой вялый окольцованный член проскользнул в кровоточащую вагину, как молочная сосиска в раскалённое масло.

Армянке понадобилось всего десять фрикций, чтобы кончить. В следующий момент она откинулась и потеряла сознание. Обмякла в моих объятиях, оставаясь абсолютно голой, беззащитной и отверженной.