1

Отец мой самых лучших правил, когда не в силу занемог, он уважать себя заставил, развёлся тут же и был таков.

Мне было четырнадцать, сестре Восемнадцать, когда папаша наш нашёл молодую любовницу и свалил. Мы остались одни.

Мама держалась молодцом. Молодцом-огурцом. Сложно представить, чтобы женщина сохранила жизнерадостность после измены и предательства любимого мужа. Это я сейчас понимаю, что она не выдавала эмоций, держала всё в себе, чтобы не травмировать нас. А тогда мне казалось, что у взрослых нет с этим проблем. Ну развелась, ну подумаешь, и что теперь, плакать? Найдёт другого, лучше прежнего. Уж получше, чем такой козлина, как мой отец.

Молодо зелено. Я не знал проблем с деньгами, жильём, не боялся одиночества. По молодости, ты думаешь, что мир ждёт тебя с распростёртыми объятиями.

Развод объединил нас — меня, маму, сестру. Мы стали внимательнее относиться друг к другу, боялись, что ли, потерять то, что осталось. В любом случае, когда сестра неожиданно собралась замуж (она училась тогда на четвёртом курсе), мы с мамой заволновались. Поначалу приуныли, конечно, потом порадовались за неё.

Её жених Гарри (уж не знаю, имя у него такое нерусское) был обычным менеджером в крупной компании. Высокий, черноволосый, интеллигентный. Своим баритоном, улыбками и постоянными ухаживаниями за мамой сразу очаровал её, затем попытался закрепить союз со мной, но мне его попытки, хоть и искренние, показались излишними.

«Зачем меня-то окучивать? — думал я. — Вот у тебя есть сестра, занимайся ею».

Гарри был без ума от сестры. Она от него, судя по всему, тоже. Более счастливой пары я не встречал. Свадьба неожиданно приобрела неформальный оттенок. Друзья Гарри — такие же чумовые, как и он сам, — бесились до утра. Они все были постарше сестры на пять лет. Мы с мамой только смотрели, чтобы нас по ошибке не взяли в оборот.

Но вот отгремела свадьба, отыграли вальс Мендельсона, сестра Оля уединилась на съёмной квартире с Гарри для создания новой ячейки общества. Мы с мамой вздохнули с облегчением, выдав замуж невесту. Всё-таки не каждый день решаешь непосильную задачу по организации свадьбы на сто гостей. И только мы так вздохнули с облегчением, как звонит сестра и заявляет:

— Мы тут с Гарри подумали, а не пожить ли нам пока вместе?

— Пока что? — выдохнула мама.

— Пока мы денег на квартиру не насобираем. Нам уже совсем чуть-чуть осталось. Гарри — самый лучший на свете. Он давно копил деньги, потому что знал, что встретит меня, что мы полюбим друг друга и поженимся.

Вот такой лапши он ей навешал, чтобы переехать к нам жить. Они заселились в комнату напротив моей и с первых же дней начали устанавливать свои порядки: отдельные полки в шкафу, специально выделенные места в ванной, чтобы, не дай бог, у молодых не возникло проблем с утренним туалетом.

В тот год я только поступил в университет, Оля заканчивала учиться. Финансовые вопросы неожиданно для всех взял на себя Гарри. Он хорошо зарабатывал, даже слишком.

— Ну что вы. Мне как-то неудобно, — по вечерам причитала мама.

Холодильник ломился от еды, Гарри держал руку на пульсе всех хозяйственных вопросов. Втёрся в доверие, повадился называть Надежду Николаевну «мамой». Даже я маму «мамой» не называл. А он только и втирал бальзам в израненную душу:

— Если мама не возражает, я бы хотел приготовить сегодня ужин.

Гарри отлично готовил. Как в лучших домах Франции. Одна сервировка чего стоила.

Мама, конечно, не возражала, она полдня стояла на реализации в торговом центре, продавала чужой товар за чужие деньги. Приходила с работы уставшая, но полная любви, потому что дома её ждали дети. Как-то незаметно Гарри стал для неё таким же родным, как я с сестрой. Мама могла, например, уединиться на кухне с Гарри и начать вместе с ним готовить. Тогда её весёлый смех то и дело доносился из кухни. Мы с сестрой могли в этот момент, например, смотреть телевизор, ждать, пока нас позовут. Оля счастливо улыбалась, прислушиваясь к голосам, которые доносились из кухни. Иногда она подпрыгивала и бежала туда — так ей хотелось узнать из-за чего весь сыр-бор разгорелся.

2

Примерно через месяц после переезда молодых в нашу квартиру произошёл казус, поставивший меня в неловкое положение перед Гарри.

В то утро я сидел за компьютером в своей маленькой комнате, просматривал один порно-ролик, который уже пару дней выносил мне мозг. Я засыпал с фантазией о двух девушках, ласкающих мой член язычками, просыпался с каменным стояком в трусах. Стоит ли упоминать, что я неустанно дрочил, кончал каждые два-три часа дневного времени и пять-шесть ночного. Изматывал себя до умопомрачения.

В тот день Оля уже ушла на занятия, мама на работу, я же учился во вторую смену. Оставался Гарри-лежебока, работавший по свободному графику. Его зарплата была привязана к объёму продаж, а продавать он умел. Впаривал мечту на работе и дома, любой каприз за ваши деньги.

Было утро. Я сидел спиной к двери и не заметил, как он вошёл. Обычно дверь прикрыта, а тут оказалось, что её совсем бесшумно отворили. Гарри застал меня во всей красе: со вздыбленным членом в правой руке, с жёстким порно на экране. Мужчина как раз достал распаренный член из задницы блондинки и сцеживал огромный заряд спермы в рот брюнетки. Та, положив голову на копчик подруги, широко открыла рот и высунула язык. Мой любимый момент — когда мощные струи спермы бьют фонтаном в рот, стекают по губам в разбитый анус. Я всегда стараюсь кончить одновременно с актёром, чтобы поглубже погрузиться в сцену, стать её соучастником.

— Классная дырка! — раздался вдруг голос за спиной.

Я мигом заправил кончающий член в штаны, обмяк, поражённый чувством стыда. Оргазм продолжал будоражить всё тело и мозг. Зарево румянца прилило к голове, окрасило уши.

Гарри зашёл сбоку, довольная улыбка замерла на его безмятежном лице. Он делал вид, что не замечает сгустков спермы на моей чёрной майке. Я пытался поправить майку в этом месте. Глаза Гарри возбуждённо блестели, и он, не стесняясь, рассматривал застывшее порно на экране.

— Нравится тебе? — спросил он, бросив на меня короткий взгляд.

Я повёл плечами, выражая неуверенность. Честно говоря, говорить о таких вещах с Гарри мне не хотелось.

— У меня тоже есть кое-что интересное, — Гарри хитро прищурился. — Ща, погодь, — он вышел из комнаты и вернулся через пару минут с конвертом. — На вот, никому не показывай! — он поднёс указательный палец ко рту, заговорщицки улыбнулся.

Я кивнул, принимая конверт. Я всё ещё не мог отойти от стыда, вызванного неожиданным вторжением, одновременным оргазмом, невозможностью противостоять волне удовольствия.

Гарри вышел из комнаты, быстро позавтракал и ушёл на работу, а я остался дома болезненно переживать позор. Я долго думал о возможных последствиях, но ничего слишком ужасного в том, что Гарри застал меня врасплох, я не видел.

«Хорошо, что в комнату вошёл Гарри, а не сестра или мама,- думал я. — Конечно, он видел пятна спермы на майке. Но как благородно с его стороны было сделать вид, что он ничего не заметил».

Конверт лежал передо мной на столе. Я стеснялся даже заглядывать в него. По заверениям Гарри там находилось нечто крайне пикантное, что может меня заинтересовать. А значит, заглядывая в конверт, я одновременно подтверждаю статус лица заинтересованного — домашнего мальчика-задрота, девственника-неудачника, каким я по сути и являлся.

Любопытство всё же побороло во мне стеснение, я нашёл в себе силы открыть конверт и заглянуть внутрь. Увиденное повергло меня в шок, никогда ничего подобного я даже представить себе не мог.

Это были интимные фотографии Оли и Гарри. На одном снимке сестра сидела на корточках, абсолютно голая, задрав голову вверх. Её руки лежали на коленях, широко открытый рот улыбался. Высунув язык, перемазанная спермой, Оля вылизывала длинный гладкий ствол, который, судя по всему принадлежал Гарри. Бордовая головка, притянутая вниз за уздечку под давлением железной эрекции, оплыла, раздалась в размере, вызывая у сестры самые тёплые чувства. Оля облизывала, обласкивала член на разных фотографиях. На одной она лежала на спине под Гарри. Он вогнал в неё свой кол наполовину, замер так, выискивая нужный ракурс, чтобы ухватить часть себя и всю сестру.

Оля, как и мама, имеет абхазскую внешность чернобровой красавицы. У нас у троих чёрные глаза и волосы. Оля с мамой очень похожи. Уж такая особенность в нашем роду по женской линии: женщины не стареют. Обе черноволосые, стройные, лица вечно светятся от улыбок, щёчки у них одинаково наливаются задором. Этого у Оли с мамой не отнять: как соберутся вместе хохотушки на даче, так визг стоит — через дорогу соседки прибегают спросить, что случилось. А если рядом ещё и Гарри со своими шуточками зарядит, так вообще хоть стой, хоть падай.

Я не такой. Мне эти бабские радости ни к селу, ни к городу. Я-то и не знал, что Оля ржёт, когда сексом занимается. Я-то думал, у них там всё серьёзно. А оно вона как, оказывается. Она лежит под ним, как лягушонок, розовая писька выбрита, только тонкая полоска на лобке, грудки с бурыми сосочками торчат в разные стороны. Сама улыбается задорно, как всегда, как будто и не трахают её вовсе огромной шнягой, а так просто — поигрывают. А потом, когда этот шланг заливает её спермой, она вновь ржёт, выглядывая из-под сгустков спермы, стекающих по бровям на щёчки. На другой фотке Оля стоит раком, раздвинув ноги. Её голова, перевёрнутая, охваченная густым водопадом чёрных волос, смотрит в камеру, делает буську прямо под розовыми дольками влагалища, которые, полураскрытые, требуют мужского внимания. Олина киска похожа на сочный персик, расщеплённый, но не разломленный до конца. Как будто внутри даже косточка видна, и если пальчиком снизу надавить, то и вишенка вывалится.

Все эти мысли молниеносно пронеслись в моей башке, охваченной безумным возбуждением при виде родной сестры, которая так легко занималась развратом и давала себя при этом фотографировать.

Я нашёл фотографию, где Олино лицо было залито спермой, и кончил так же бурно и густо, как Гарри.

— Оленька, — шептал я, представляя, как размазываю сперму у неё по лицу.

Фотографии имели глянцевое покрытие, я подумал, что сотру сперму через минуту, но новая волна возбуждения при виде Олиного лица, заляпанного двойным слоем спермы — моей и Гарри, — охватила меня по пути в ванную. Я положил фотографию на стиральную машину и принялся жёстко мастурбировать. Новый дичайший оргазм накатил из пустых яиц, выпотрошил меня до основания.

В тот день я проклинал себя за слабость, проклинал Гарри-искусителя за то, что он открыл мне глаза. Он, как змий, подкрался из-за спины и всучил мне ядовитое яблочко, отравленное зерном истины: я хочу свою сестру, хочу трахать и кончать в неё, на её лицо. Хочу залить её лицо спермой, чтобы она обсасывала мой член, пока я рукой ласкаю её киску. Сперма Гарри смешивается с моей, два мужских оргазма растекаются у неё по языку, соскальзывают в жадное горлышко. И наши члены возвышаются над ней, застывшие в железной стойке. Мы с Гарри — только он и я — трахаем сестру в открытые дырки — влагалище и рот, доводим её до девичьего экстаза. Она извивается под нами, хохочет и сосёт. Её трахают, а она смеётся — так ей хорошо с нами. Мы кончаем, а она улыбается. Рот до ушей, она счастлива, довольна, что мы стреляем ей в рот, попадаем и мажем, размазываем промахи по щекам, играем слизкими головками членов на губах. Она — моя сестра — создана для любви, для того, чтобы её трахали, занимались с нею любовью в спальне. Теперь она в хороших руках, и хороший член в ней. С таким размером Гарри нечего стесняться, он может хоть завтра отослать фотки в порно-студию, его с радостью пригласят на съёмки. Сестра тоже могла бы стать порно-звездой. С таким задором сосать член, насаживаться на него, позировать перед камерой.

Я мечтал о сестре, о Гарри, о нас троих много дней. Лишь спустя некоторое время разум начал сопротивляться, включаться в поток фантазий.

«Она — моя родная сестра, — корил я себя. — Нельзя так с ней. Нельзя даже думать так плохо. Нехорошо это».

Я чувствовал неправильность фантазий, но не мог объяснить, почему это плохо.

Масла в огонь подлил Гарри:

— Ну как понравились фотографии? — спросил он спустя некоторое время, зайдя ко мне в комнату. — Сестрёнка твоя — огонь!

Я злился на него, он играл со мной, как с котёнком.

— Ты действительно любишь её? — спросил я как можно жёстче.

Гарри поменялся в лице, притворная маска самолюбования опала. Он стал трагичен, как Гамлет.

— Думаешь, я бы дал эти фотографии кому-то ещё? — спросил он. — Я, может, только потому и дал их тебе, что ты её брат, а значит любишь её, то есть по-настоящему любишь и не станешь смеяться.

Вот как. Я сидел, проворачивая в голове странные рассуждения Гарри.

— Зачем мне это? — спросил я не так уверенно.

Гарри, когда колебался, открывал рот, облизывал губы. Тогда он тоже посмотрел на меня мучительно долго, взвешивая все за и против.

— Оля хочет заняться сексом со мной и другим мужчиной. А у меня, как назло, никого из друзей нет, кто подходит на эту роль. Все какие-то стрёмные. Понимаешь, что я имею ввиду?

Нет, я понятия не имел, что значит «стрёмные» друзья для секса втроём. Но на всякий случай кивнул утвердительно.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — сказал я, придав голосу лёгкое безразличие.

— Почему? — Гарри улыбнулся с хитрецой в глазах.

— Я ведь её брат как-никак. Ты вообще спрашивал её, что она думает по этому поводу?

— Нет. Она вообще не будет знать, кто станет третьим.

— Как это? — я с недоверием уставился на него.

— Она хочет делать всё с завязанными.

— М-да-а… — я крутился на стуле, ошарашенный необычной фантазией сестры.

«А что если она действительно мечтает о сексе с завязанными глазами? В этом что-то есть, — думал я. — Когда не видишь партнёров, но один из них твой муж, то, наверное, не так стыдно и совсем не страшно».

— Ну так как? — Гарри дал мне передохнуть. Он стоял у окна, засунув руки в задние карманы. Он всегда так стоял, когда смотрел во двор, мог бесконечно долго рассматривать детишек, идущих вереницей в школу, расположенную напротив нашего дома.

— Не знаю, — я отвернулся. — А вдруг она узнает?

— Ну и что? — Гарри уставился на меня с улыбкой. Я боковым зрением чувствовал его взгляд — коварный, настойчивый.

Он продавал мне сексуальную фантазию, к которой я не был готов. Она могла стоить мне слишком многого: совести, чести, сестры. Слишком большую цену я мог заплатить за непростительную ошибку.

— А то, что нельзя спать с родными, — в моём голосе скользнула тень обиды. — Если любишь по-настоящему, то не станешь так делать, — я с вызовом посмотрел на Гарри.

Дошла до него моя мысль?

Он согласно кивнул.

— Это верно. Я бы тоже на твоём месте засомневался. Сестра ведь всё-таки родная, не сводная и не двоюродная. У меня вон брат, а с сестрой не знаю как бы я поступил.

Гарри помолчал, слегка посапывая в стекло. Он почти прилип к окну, так ему нравилось рассматривать происходящее в аквариуме. Осенний пейзаж наводит грустные мысли на всякого бездельника.

— Ладно, — продолжил он. — Раз ты не хочешь, придётся искать кого-нибудь на стороне, — Гарри почтительно улыбнулся, кивнул, выражая согласие с итогами переговоров, и вышел, оставляя меня с нелёгкими мыслями о заманчивом предложении, которое мне пришлось отклонить.

3

Оля училась на последнем курсе журфака, утром уходила на занятия, возвращалась после обеда. Мы пересекались в основном вечером и утром. На выходных Гарри вывозил нас на дачу, которую мама приобрела, откладывая по чуть-чуть в течение многих лет.

Стояла весна — чудесная пора открытия дачного сезона. Наличие машины и, главное, водителя сразу поменяло суть дачного вопроса. В доме появился мужчина, я тоже помогал, но с Гарри стало всё как-то веселее и проще. Мама горела желанием извлечь из дачи максимум выгоды, чтобы Гарри меньше тратился на еду, чтобы молодые поскорее накопили денег на собственное жильё. В летнем домике мы обедали привезёнными продуктами, мечтали о сказочных урожаях картошки, помидоров и огурцов, которые, судя по буяющей зелени на участке, обещали стать рекордными.

Мама часто оставалась ночевать на даче, мы с сестрой и Гарри возвращались домой. Я ложился спать, слушая, как долго Оля не может уснуть, давясь от смеха. Гарри веселил её постоянно, где бы мы не находились, он всегда пользовался моментом, чтобы пошутить. Я даже начал ревновать его, так он был обворожителен. Если бы он не был также дружелюбен и почтителен по отношению ко мне, я бы, пожалуй, записал его в свои враги. Он часто лапал сестру, когда рядом был только я. Я мог, например, сидеть на кухне и пить чай, а Оля крутилась перед зеркалом в прихожей, готовясь к университету. Гарри целовал её на прощание. Делал это излишне страстно, опускал при этом руки на попу сестры, мял её так, чтобы я становился свидетелем. Я несомненно понимал, почему он пристаёт к сестре особенно активно, когда рядом я. В такие моменты Гарри поворачивал сестру ко мне спиной и устраивал показательное выступление. Смотрел на меня через Олино плечо, как бы говоря: «Видишь, чего ты лишаешься!» Я отворачивался или опускал взгляд. Мне было неприятно чувствовать себя объектом соблазнения.

Оля не стеснялась целоваться с Гарри при мне, но почти никогда не затягивала формальный поцелуй при маме. Со мной у Оли были доверительные отношения. Мы часто говорили о любви, отношениях между полами. Благодаря ей я всегда общался с девушками на равных. Но это не мешало мне оставаться девственником из-за излишней скромности. В мечтах я представлял себе девушку, которая сразу станет моей женой. Как Оля с Гарри, мы влюбимся друг в друга по уши и, души не чая, доверимся супружеству до конца.

###

В конце июля установилась жаркая погода. Мы с мамой часто оставались ночевать на даче, молодые возвращались в город «поразвлечься».

Была суббота, вечерело. Я собрался сходить с удочкой на ближайшую сажалку, и тут позвонил Гарри:

— А ты не мог бы приехать домой? — бархатным баритоном спросил он. — У Оли температура поднимается, знобит. Надо бы в аптеку сходить и магазин, а я не хочу её одну оставлять.

Я сразу согласился, добираться от дачи до дома на автобусе пятьдесят минут. Мама легко проглотила моё нежелание сидеть с ней. Гарри попросил не рассказывать ей про Олю, чтобы не беспокоить лишний раз.

В квартире приглушённо играла музыка. Гарри встретил меня у порога.

— Хорошо, что ты так быстро приехал! — в вполголоса сказал он. — Она вся горит! — он был взволнован, и я поспешил за ним в комнату, где по моим расчётам Оля лежала с температурой.

Она стояла абсолютно голая на четвереньках, повёрнутая на кровати лицом к стене, попой к двери. На глазах у неё была плотная повязка, какую обычно используют чтобы уснуть.

Я оторопел, застыл в дверном проёме.

— Говорю тебе, она вся горит! — восторженно включился Гарри. — Правда, Оленька? — он подошёл и шлёпнул сестру по заднице.

— Да, — промурлыкала она в ответ и вильнула задом.

Гарри средним пальцем пригладил Олину приоткрытую киску. Сестра изогнулась и ещё шире раздвинула бёдра, опускаясь ниже.

Я стоял, опустив руки, поражённый реальностью происходящего. Я бы мог развернуться и уйти, но Гарри делал всё так естественно, что я не мог оторваться.

Он скинул джинсы с трусами, его длинный член почти стоял, полураскрытая головка воткнулась в Олину щель. Гарри демонстративно повернул Олю так, чтобы мне было всё видно. Он вставлял член во влагалище, вводил его наполовину, потом доставал, шлёпал Олю по попе. Неожиданно она захихикала, ей явно доставляло удовольствие играть в такие игры.

Не успел я что-либо подумать, как Гарри, оторвавшись на секунду от сестры, схватил меня за руку, подтащил к Оле и сунул мои пальцы в мокрую щель.

Горячий озноб возбуждения моментально прокатился по телу, меня трясло, и голова шла кругом, хоть внешне я не подавал признаков помешательства. Механически гладил горячую слизкую плоть под пальцами. Я делал это слишком нежно и неуверенно, как будто гладил лепестки розы, которую боялся сломать.

Гарри тем временем зашёл спереди и воткнул член сестре в рот. Она сладко застонала, раскачиваясь вперёд-назад, насаживаясь на мои пальцы и член Гарри. Я по-прежнему стоял, как истукан, поражённый ненормальностью происходящего. Мне было жаль сестру, ведь я обманывал её. И одновременно приятно, чертовски приятно было видеть, как она получает удовольствие. Я изучал форму её влагалища, исследовал скользкие контуры внешних и внутренних губ. Постепенно я входил во вкус, становясь настойчивее в попытках сделать ей приятно. Она мурлыкала с членом во рту, а Гарри всем своим видом показывал, что занимается такими вещами каждый день, что девочку нужно обхаживать и для этого я, так же как и он, должен снять джинсы и начать уже наконец трахать текущее влагалище.

Видимо, на моём каменном лице не было и доли желания трахать сестру, потому что Гарри, оставив Олю в покое, подошёл ко мне с задранным членом и мигом стянул с меня джинсы с трусами. В тот вечер он крутил и вертел мною, как хотел. У меня не было опыта даже поцелуев с девушками, не то что группового секса. Не то что с сестрой… Я, как телёнок, тряпичная кукла, переходил туда, куда меня двигали, делал то, что мне ненавязчиво предлагали. Мне казалось, что вот он мой шанс, не ударить в грязь лицом. Я не должен облажаться, кончить слишком быстро или не возбудиться.

Мой член предательски висел, не смотря на общее возбуждение, эрекции у меня не наступило.

В следующий момент Гарри подтащил меня к Олиному лицу, и мой вялый член влетел в горячий рот сестры. Она втянула его до конца, стиснула губами, заскользила языком по расслабленной колбаске. Я быстро набирал твёрдость. Гарри уже трахал сестру, зайдя сзади, его уверенные мягкие движения вызвали у сестры порыв страсти. Она кинулась сосать мой член, как ненормальная. В эйфории безумия я прикрыл веки, в горле всё пересохло, майку я решил наконец снять.

Гарри вертел нас дальше: выдал мне презерватив и положил сестру на спину. Раздвинув ей ноги, он пригласил меня войти в неё. Я по-пластунски лёг на неё и сразу проник до конца в тёплую упругую щель. Оля издала очередной сладкий стон, который тут же был приглушен членом Гарри. Он показывал, как водить членом во рту сестры. Он трахал её в рот, а я делал то же самое снизу, убеждая себя, что стараюсь ради фантазии сестры, что я лучше, чем какой-нибудь «стрёмный» друг.

Гарри положил руку мне на плечо, гладил меня. Я расценил этот жест, как порыв дружелюбия, всё-таки мы вместе удовлетворяли сестру. Но дальше его рука поднялась мне на шею, обхватила голову сзади на затылке. Гарри гладил меня, как щенка: ласково и в то же время потворствующе. Как будто это он допустил меня к телу сестры, а не я был обманом втянут в авантюру.

Неожиданно он наклонился и поцеловал меня взасос. Быстро и безболезненно. Я замер, вновь застыл, соображая за семерых. В моей башке не укладывалось, зачем он это сделал. Я елозил на сестре, он потрахивал её в рот прямо перед моими глазами. Музыка, достаточно громкая, чтобы ретушировать нюансы восприятия, смазывала впечатление реальности времени.

Гарри гладил меня, придерживая сзади за шею. Соскочив с кровати, он зашёл со спины, положил руку на мою мошонку. Его ладонь полностью обхватила яички, мягко потянула их, указывая направление. Он притягивал меня за яйца к сестре, массировал мошонку, и мне это нравилось. Это нравилось и сестре, она тоже чувствовала промежностью ладонь Гарри, скользящую между нами. Внезапно Гарри наклонился и языком лизнул меня в мошонку. Я ещё больше оторопел, теперь я, как в бреду, сражался с желанием вскочить и убежать. Но горячий язык Гарри нежно щекотал мои яйца, он втягивал ртом шарики, скользил вверх к анусу. Я думал о гомосексуальности. Что это, если не гомосексуализм? И всё-таки, пока я лежал на сестре, лишаясь девственности, мне хотелось думать, что игры Гарри — это очередная блажь, фантазия — его или сестры.

Вылизав мою мошонку, Гарри вернулся к ротику сестры и поцелуям. Он стремился поцеловать меня, я уворачивался, но силы мои волевые были на исходе. Оторваться от сестры я тоже не мог: Гарри сцепил её щиколотки у меня за спиной, дав Оле команду двигать меня к финалу. Она была рада стараться: вцепилась ногами, пяточками забила по попе. Но всё это ни в какое сравнение не шло с тем, что Гарри вытворял спереди. Он-таки добился от меня поцелуя. Затем заставил меня поцеловать сестру в губы. Плотная повязка на её глазах уже не вызывала у меня опасений за раскрытие тайны. Я, как мне казалось, учился целоваться с Гарри, чтобы целоваться с сестрой. Он учил меня всему, я доверился его опыту, стал послушным помощником в доставлении удовольствия сестре.

Неожиданно член Гарри воткнулся между нами, и я отпрянул. Он успел дотронуться до моих губ. Оля лежала в двадцати сантиметрах подо мной и сосала длинный ствол, который уже не вызывал у меня неприятия. Гарри достал член и пошлёпал Олю головкой по губам. Сестра захихикала, губами и языком вылизывая залитую камнем плоть. Гарри убрал член и вновь притянул меня к поцелую с сестрой. И вновь, стоило мне лишь только почувствовать Олин язык у себя во рту, как огромная шняга Гарри скользнула между нами. В этот раз я почему-то не стал убирать голову. Мне было всё равно, я хотел целовать сестру, она хотела целовать меня. Мы хотели сосать член, чтобы целоваться. Мы ласкали член Гарри, пытаясь найти соприкосновение губами, наши языки искали пути по стволу, чтобы соприкоснуться. Мы не заметили, как увлеклись. Губы сестры, мои слились с головкой Гарри. Оля учила меня отсасывать у Гарри, Член нырял сначала ей в рот, затем мне. Я уже не сопротивлялся, мне только хотелось стать ближе к сестре. Она забила ногами, влагалище, в котором я нашёл неземное блаженство, обтянуло меня плотным кольцом, сжалось в экстазе, и я кончил. Неожиданно и дико. Забился в безумном ритме. Мне хотелось целовать сестру в этот момент, ей хотелось сосать член Гарри. Я следовал примеру. Головка, смотрящая всё это время сбоку на наши губы, входящая с фланга в поцелуй, выстрелила густой горячей струёй. Я находился в эйфории собственного оргазма, безумстве первого опыта. Олины губы, поцелуи диктовали мне условия правильного поведения. Она слизывала горячую сперму, я делал точно так же. Я по-прежнему целовал её, но делал это теперь через призму горячего солоноватого семени. Оля играла со мной языком, размазывала сперму, которую она собрала со слюной у себя во рту, по моим губам, передавала мне её с поцелуями. Я возвращал ей семя, стремясь следовать её руководству. Я лежал в ней, откончавшись. Она не хотела меня отпускать, она любила меня даже больше, чем Гарри, она делила со мной его сперму.

Гарри был предельно внимателен, подал мне полотенце, отвёл в ванную. Сестра оставалась с повязкой на глазах, пока я не скрылся за дверью. Я возвращался на дачу со странным чувством потерянности. Как будто утраченное детство уже не вернуть, как и честь, которую нужно беречь смолоду.

Мама встретила меня удивлённым возгласом:

— Вернулся! С мамой всё-таки лучше? — она подмигнула.

— Да, с тобой веселее, — я грустно улыбнулся в ответ.

4

Гомосексуальность того, что произошло, не выходила у меня из головы. На неделе, когда сестра уходила на учёбу, а мама на работу, мы оставались с Гарри одни в квартире.

— Я не гей! — фыркнул Гарри, когда я попытался поговорить с ним. — Где ты видел, чтобы геи женились на девушках?

— Тогда зачем ты это сделал? — я злился на него. Все последние дни я сходил с ума, чувствую грязь на теле, в душе, особенно на губах и во рту.

— Зачем? Боюсь, если я попытаюсь тебе объяснить, ты не поймёшь.

— Ну ты уж постарайся, — мне хотелось вывести засранца на чистую воду. В том, что он скрытый гей, я даже не сомневался. Единственное, что меня смущало, это его тёплые отношения с сестрой.

— Ну хорошо… — Гарри задумался. — Я представляю, что ты тоже девушка, — он пристально посмотрел мне в глаза. — Ты и похож на девушку. Сказать по правде, как девушка ты мне даже больше нравишься, чем как парень.

Я нервно сглотнул. Слова Гарри резанули по чувству достоинства. Женственность в моём внешнем облике я всегда приписывал интеллигентности, изяществу манер, галантности. Чёрные слегка вьющиеся волосы я отращивал, чтобы подчеркнуть свободолюбие, индивидуальность. Мне нравилось чувствовать себя смазливыми мальчиком, на которого заглядываются девчонки. Фигура у меня тоже не ахти: стройность форм, как у сестры и мамы. И чертами лица я похож на них. Так уж сложилось, что сын в семье вырос похожим на маму и сестру.

Все эти мысли мигом пронеслись в моей голове.

Гарри представлял, что я девушка. Получается, он не гей?

Словно желая подлить масла в огонь, он извиняющимся голосом продолжил нести чушь:

— Ты мне нравишься, как девушка. Я и Олю люблю, и тебя, когда думаю, что ты девушка.

— А ты не думай, — я хмуро следил за изменениями на лице Гарри, который как всегда стоял у окна. Я попытался уловить, шутит он или говорит серьёзно. Но глубина его баритона не оставляла сомнений. Неужели Гарри влюблён в меня?

— Я бы и сам хотел не думать о тебе, — Гарри скривился. — Ты когда-нибудь влюблялся? — он мельком взглянул на меня.

Я нехотя кивнул.

— Вот и я влюбился в тебя, Слава, до беспамятства. Ладно, пойду на работу, пока не наговорил тут тебе глупостей, — он вежливо кивнул, как всегда, когда хотел показать, что согласен с итогами переговоров, и вышел.

Я остался сидеть в полной утрате рассудка. Дело в том, что Гарри мне тоже нравился! А его признание стало самым трогательным событием в моей неполной девятнадцатилетней жизни.

###

Моя одежда лежала в шкафу в коридоре, в том числе трусы и майки. На следующий день после разговора с Гарри я неожиданно обнаружил у себя на полке женские ажурные трусики. В изящном целлофановом пакетике они лежали свёрнутые в самом углу, чек прилагался. Это не были трусики сестры, это был дорогой подарок, в котором я сразу признал почерк Гарри. Усевшись на кухне, я долго разглядывал белые узоры цветочков, утолщение под женской писей. Только в моём случае пенис с мошонкой будут видны под прозрачным лобком. Желание увидеть себя в подаренных трусиках побороло во мне данный обет не заниматься больше делами, за которые потом будет стыдно.

Через минуту я стоял в Олиной спальне перед большим зеркалом, разглядывал великолепный подарок, который удивил меня красотой на мужском теле.

«Почему мужчины не носят таких трусиков?» — сокрушался я.

Мне не хотелось снимать их! Они так приятно сидели на попе, ажурные цветочки возбуждали во мне каждую клеточку. Я крутился перед зеркалом, втягивал живот, гладил грудь и бёдра, выпячивал губки. Я растрепал волосы, чтобы они спадали на лоб и уши. Внезапно мне захотелось большего, ведь рядом лежала одежда сестры. Я нашёл юбку со складками, бюстик, чулки, обтягивающий чёрный джемпер.

Я пошёл дальше и скатал из чистых носков шарики, которые подложил в чашечки бюстика. Оставались губы. Олина помада заблестела на припухлых контурах сердечка. Я давно возбудился и начал мастурбировать. Сев на кровать, я раздвинул теперь уже женские ляжки, вытянул член из женских трусиков и занялся женской мастурбацией: натирал себя сверху, играл с собой, как девушка. Мой залитый сталью член выгибался, торчал прижимаясь к волосатому лобку. Мне пришла идея побриться, как Оля. Но сначала я сделал пару фоток на память: селфи в полный рост перед зеркалом, попка, выглядывающая из-под юбки, член, застывший в немом неповиновении, задирающий юбку спереди или наоборот, спрятанный так, что ничего не видно. Я задрал юбку, спрятал член между ног, отвёл трусики в сторону, чтобы показать голый лобок. Кожа на лобке удивительным образом сложилась во внешние губы влагалища. Я побежал в ванную и быстро выбрил лобок. С приспущенными трусиками я фотографировал выбритую девочку, попку, из-под которой выглядывал эрегированный член с яичками. Все эти фотки, без лица, конечно, я выдал Гарри вечером на флэшке. Интересно ведь, станет он дрочить на мои фотки втихаря от сестры или сделает вид, что ему всё равно.

За ужином он тайно бросал на меня влюблённые взгляды, а мне было смешно и стыдно. Я соблазнял мужа Оли, он влюбился в меня, как в девушку, а я подыгрывал ему, вёлся на ухаживания с его стороны. Мне нравилось ощущать нежную материю ажурных трусиков под джинсами, думать, что я ношу подарок Гарри, потому что неравнодушен к нему.

Мысль о том, что я могу быть девушкой в глазах мужчины не давала мне спать. Я по-прежнему возбуждался, просматривая порно в Интернете, меня по-прежнему возбуждали девушки, но новая неизвестная сторона моей личности просыпалась каждый раз, когда я думал о Гарри, о его грязных фантазиях, направленных на меня.

###

Гарри караулил, когда я пойду в ванную. В то утро дома никого кроме нас двоих не осталось. Я зашёл умыться, неожиданно дверь открылась, и внутрь прошмыгнул Гарри. Он сразу стянул с меня джинсы с трусами, опустился на колени и втянул мой стручок в рот. Гарри, не стесняясь, принялся вылизывать мне выбритый пах. Он сосал жадно и постоянно нырял языком в промежность под мошонку, как будто вылизывал девушку. Я держал его голову руками, сгорая от удовольствия. Он возбудил меня и тут же поднялся с колен, чтобы поцеловать меня в губы. Я чувствовал себя девушкой в этот момент, руки Гарри безобразно мяли мою попу, его средний палец постоянно тыкался в затянутый узелком анус. Я пока не был готов впустить его. Гарри расстегнул джинсы, взял мою руку, положил толстый почти твёрдый член мне в ладонь.

— Поласкай меня, девочка моя, — красавчик Гарри горел желанием. Его слова вызвали во мне волну невероятного удовольствия, как будто приглашение на время стать его девочкой было всё, что мне требовалось для счастья. Я опустился на коленки и присосался к члену Гарри. Знакомая твёрдая плоть, не вмещающаяся в две руки и рот, с двумя орехами, обёрнутыми в тонкую ярко розовую кожу мошонки, предстала передо мной во всей красе. Я бережно ласкал её, впервые делая любимому мужчине минет. В этот момент я переживал превращение в девушку. Гарри поделился женой, чтобы соблазнить меня, чтобы указать мне на возможность стать с ним ближе, стать ближе с сестрой, если любишь. В том, что он любит и меня, и сестру, я нисколько не сомневался. Хотя бы потому, что сам искренне испытывал такие же чувства к нему и сестре.

Девушка Слава отсасывала у Гарри в ванной, сладко постанывая, вспоминая нюансы, выученные у сестры, сдавая экзамен по минету.

Гарри кончил мягко, без стонов и лести. Рот заполнился спермой, которую я глотал, чтобы не подавиться. Я ласкал головку Гарри нежными мазками языка, губами изучая слабеющую плоть. Гарри опустился на колени рядом со мной и поцеловал меня. Языком он забирал свою же сперму, которая в большом количестве смешалась со слюной у меня во рту.

— Я люблю тебя, — шепнул он. — Ты такая невероятная!

«Такая» — каждый раз, когда он обращался ко мне, как к девушке, я становился покладистым, как топлёный шоколад.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал я в ответ.

5

Вечером Гарри приготовил королевский ужин. Даже мама, привыкшая к изысканным блюдам зятя, изумилась необычному пиршеству:

— А что, у нас сегодня какой-то праздник? — спросила она, растерянно улыбаясь. — Может мне приодеться? — захлопала ресницами, заглядывая на кухню, где полным ходом шло приготовление блюд на всех конфорках.

— Если мама выйдет в своём лучшем наряде, я буду только «за», — Гарри изобразил галантного рыцаря, схватил «маму» за ручку, облобызал её, коварно выглядывая из-под густых бровей.

— Ну хорошо, — у мамы захватило дыхание, — раз вы так желаете, — она включилась в игру. Загадочность Гарри, постоянные сюрпризики, приятные с любой стороны, приучили её к повиновению.

Я ничего не сказал, только фыркнул, поглядывая со стороны, как чары Гарри выжигают признательность в изголодавшемся по мужской ласке сердце.

Мама вернулась из спальни в бордовом платье, выгодно обтягивающем фигуру. В глубоком V-образном декольте просматривались небольшие холмики грудей, колыхающиеся по бокам. Не было и намёка на бюстик, зато было ожерелье из жирного искусственного жемчуга, конечно же, подаренное рыцарем Гарри на святой праздник всех святых — День рождения мамы. На ногах у мамы были босоножки со стразами, она вся светилась от счастья, как школьница. Озорная, обворожительная.

Оля, уставшая после работы, выползла из комнаты, уставилась на маму круглыми глазами. Ничего не сказала, но губы вытянулись в трубочку, такая же ухмылочка, как у меня, зависла на недоумевающем лице.

Мы сели кушать. Гарри важным петухом раскладывал еду по тарелкам, танцевал по кухне с кастрюлями и сковородкой. Сладкое шампанское полилось в высокие фужеры, вскружило маме голову.

— Так что сегодня за праздник такой? — она до конца не понимала, чему так радуется Гарри.

— Может быть, Слава скажет? — Гарри едва заметно подмигнул мне, скрываясь за дверцей холодильника. Он метусился вокруг стола, как кухарочка, обслуживал наши потребности. Оля с мамой сидели спиной к холодильнику и не могли видеть, что творилось на лице у Гарри. Он танцевал джагу, бросая на меня влюблённые взгляды. С некоторых пор между нами установились невербальные отношения, и Гарри всё чаще переходил линию дозволенного. Я не разделял его восторг, наоборот, тайная связь, в которой я играл роль любовницы, вызывала у меня стыд и крайнее неприятие.

— Давай лучше ты, — буркнул я, слегка покраснев.

«Ещё не хватало, чтобы он маме с Олей рассказал», — думал я, вяло пережёвывая жирную котлету.

— Ну хорошо, — Гарри улыбнулся, сделал шаг на середину кухни.

Этого ему не занимать: сделать красочный жест, накалить атмосферу до предела ожиданием развязки, поднять руку, чтобы привлечь к себе внимание. Наконец, самым бархатным ласковым баритончиком выдать первосортную ахинею:

— Я бы хотел поздравить Славу с переходом на второй курс. Помнится, мы ещё не отмечали сего события. Но что поделать, жизнь — суета. Мы живём и не замечаем простых вещей. Слава повзрослел за это лето. Сегодня он сам мне признался, что соскучился по учёбе. Ему ещё многое предстоит узнать, так давайте поднимем бокалы за Славу и пожелаем ему успехов в новом учебном году.

Понятно, за какие успехи пил Гарри. Он желал мне не останавливаться на достигнутом, дальше погружаться в пучину домашнего разврата, познавать прелести женского секса.

В подтверждение моих мыслей Гарри, опрокинув шампанское в играющий кадык, взял в руку длинный толстый огурец (Гарри, видимо, специально приобрёл огурец по случаю моего перехода на второй курс), и незаметно для мамы и сестры показал мне неприличный жест. За их спинами он показал, каких успехов ждёт от меня. Гарри, не стесняясь, посасывал и облизывал огурец, томно прикрывая веки, делал это с самым похотливым бесстыжим видом, рассчитанным полностью на моё внимание. Теперь я отлично понимал, почему Оля так часто ржёт в общественных местах без всякой на то причины. Достаточно одной пошлой шуточки от Гарри, чтобы от смеха свело живот. Он окучивал меня, как сестру, напоминал о толстом члене во рту. Воспоминания об утреннем минете тут же захватили все мои мысли.

К счастью, Гарри недолго играл Ромео, а мама с Олей быстро переключились на виновника торжества, то есть на меня.

— Учись, сынок, хорошо. Будешь как Гарри, — охмелевшая, мама посматривала на меня со стороны. В её блестящих то ли от умиления, то ли от шампанского глазах читалась материнская гордость за сына.

«Как Гарри. Учись у Гарри», — я по-своему перемалывал обстоятельства нового положения. Конечно, мама имела ввиду: «будешь не работать целыми днями и получать больше всех нас, женщин», но что она могла знать о моей утренней учёбе в ванной, когда я, стоя на коленках, изучал нюансы женского минета?

После ужина мы разошлись по комнатам, Гарри остался мыть посуду. О том, чтобы помочь ему, не могло быть и речи. Только мама имела право вмешиваться в дела кухонные.

Бабская натура Гарри проявлялась не только в умении хорошо готовить, но ещё и в выборе дорогого нижнего белья. Он носил розоватые трусы из самой мягкой материи, какую мне доводилось трогать. При этом сам Гарри делал вид, что розовые и голубые рубашки с шелковистым отливом являются большим шиком, верхом изящества и мужской грации. Как Оля мирилась с этим, ума не приложу. Он источал самый божественный аромат, у него был ровно подстриженный лобок и гладко выбритые яйца. Подмышки он тоже выбривал начисто. Кроме того, он регулярно посещал тренажёрный зал и особое внимание уделял ногтям и волосикам, растущим в носу. Специально для носовых щелей Оля подарила ему электрическую бритву с круглой насадкой. Теперь Гарри мог часами приводить в порядок свои мохнатые ноздри.

После ужина я повалился на кровать и уставился в потолок, подложив руки под голову. Странная связь с Гарри не давала покоя. Я корил себя за слабость. Так молодые неопытные тёлки, соблазнившиеся на интим, боятся раскрытия, сомневаются в чувствах и реальности эмоций. Так я не до конца понимал, какие последствия может иметь двойная игра.

В дверь тихонечко постучали.

— Можно войти? — услышал я тихий голос Гарри. Через секунду его хитрая рожа выглянула из-за угла, уставилась на меня непроницаемым взглядом. — Я подумал, что ты захочешь познакомиться с моим дружочком поближе, — Гарри вытянул огурец из-за спины, положил его на письменный стол. — Спокойной ночи, милая, — он приложил кончики пальцев к губам и послал мне воздушный поцелуй. Затем вышел так же тихо, притворив за собой дверь.

Всё это время я улыбался краешком губ, хотя на душе скребли кошки. Не мог же я закатить сцену, когда мама с Олей были дома. Я решил спустить на тормозах домогательства Гарри.

«Пускай думает себе всё, что хочет. Я всё равно поступлю, как сам захочу», — я нахмурился. Гарри назвал меня «милая», бальзам на душу. Каждый раз, когда он представлял меня девушкой, я становился ею. В этот раз он принёс огурец, примерно такого же размера, как его эрегированный член. Даже чуть толще в обхвате. Я поднялся с кровати.

Первой мыслью было отнести огурец обратно на кухню, но хитрый Гарри успел сбросить на стол ещё пару вещиц, заставивших моё сердце ускоренно забиться. Там был презерватив и маленькая пластиковая бутылочка с лубрикантом. Я нервно сглотнул. Гарри предлагал мне попробовать огурец, чтобы потом попробовать член. В последний раз его средний палец почти проник мне в анус, вызвав болезненное ощущение.

И всё-таки соблазн заняться настоящим сексом с Гарри был слишком велик для такого неискушённого в делах сердечных молодого человека, как я.

«Попробую представить себя с Гарри, — думал я. — Если ничего не получится, заброшу это дело и больше никаких огурцов».

В квартире уже все улеглись спать, когда я, купаясь в сумеречном свете, льющемся из окна, облокотился на край стола, чтобы лишить себя анальной девственности. На мне были трусики и бюстик, подаренные Гарри. В голове кружились мысли: «Я — девушка Гарри. Я должна научиться удовлетворять своего мужчину. Ведь он любит меня. Вот его член». Я присосался губами к огурцу, обтянутому тонким слоем латекса. Закрыв глаза, водил твёрдым тяжёлым членом, сравнивал его со своим стручком, торчащим колышком под тонкой тканью трусиков. «Клиторок», как ласково называл мой напряжённый пенис Гарри, подрагивал, прижимаясь к голому лобку. Я взял бутылочку с лубрикантом, выдавил гель на кончики пальцев и лёгкими прикосновениями смазал нежную территорию вокруг ануса. Честно говоря, уже в тот момент я был абсолютно убеждён, что толстый огурец не проникнет внутрь даже на миллиметр. Узелок ануса был так крепко связан эрекцией, что я боялся проникать в него даже пальчиком, что уж и говорить о монстре-огурце. И всё же член-огурец возбуждал меня. Я ласкал его, как живой член, гладил себя по ягодицам, представляя, как Гарри готовится к соитию. Вот он обильно смазывает лубрикантом член, подводит его тупой округлый конец к анусу, тычет, пробивая путь сквозь упругий вход. Параллельно я работал правой рукой спереди, натирая «клиторок», чтобы сместить акцент на ощущения в пенисе. В какой-то момент мне показалось, что анус расширился. Он словно кратер втягивал в себя член. Это ощущение, распирающее сзади, ещё больше захватило меня. Я мелкими толчками долбил себя, каждый раз давая анусу собраться с силами для новой атаки. Постепенно он отдавал рубежи: по миллиметру, по два, неуклонно он уступал под напором огурца. Я уже не боялся боли, смазка отлично справлялась с поставленной задачей. Удивительно, как легко моя попа принимала член Гарри, как быстро отдавала, как наконец он погрузился в меня и застрял там. Я обхватил сфинктером толстую твёрдую шнягу, вогнал её поглубже, теперь мне не хотелось упускать ни секунды погружения в женские ощущения. Правой рукой я гонял пенис, который под гнётом члена в сфинктере потерял устойчивость. Он по-прежнему стоял по стойке смирно, но уже не так уверенно держал напряжение. Ведь каждое сокращение мышцы под мошонкой давалось с трудом. Я боялся, что не смогу кончить с членом в попе. Или это будет очень больно, думал я, сражаясь с соблазном вынуть член из попы непосредственно перед оргазмом.

В какой-то момент мне стало смешно от собственных страхов, и я представил, что я всё же девушка, а не парень, и кончаю пассивно, то есть от стимуляции партнёром. Доведя себя в сотый раз до предоргазменного состояния, я уже ничего не чувствовал. Только оргазмическая эйфория застилала разум, она разлилась по всему телу вялым томлениями, проникла в голову фонтаном удовольствия. Как же я хотел кончить, чтобы не я кончил, а в меня кончили, и я кончил вместе. Я терпел до точки невозврата, оставался на краю не меньше получаса, прежде чем сдался. Честно говоря, я и понять ничего успел, мой член уже давно не создавал препятствий для получения удовольствия. Я трахался с Гарри, он влетал в меня на огромной скорости, выколачивал из меня любые причины не быть его девушкой. Он и затрахал меня до оргазма. Я зажмурился, мои глаза невольно закатились, если бы позволяла ситуация, я бы застонал, а так я просто сложился пополам, продолжая насаживаться на член. Анус ожил, отозвался подрагиванием клитора, сфинктер присосался к члену Гарри, ласково забился в первом оргазме. Моя женская сперма струйками устремилась в трусики, мой разбитый в пену анус горел густым приливом крови. Я сам валился с ног, моя левая рука ныла от напряжения. Если бы мне не пришлось работать рукой, я бы испытал ещё большее погружение в женский секс. Ведь это главное, что я получил, занимаясь собой, — первое ощущение девичьего ни с чем несравнимого оргазма, пассивного в принятии истины за основу.

Сразу после анального оргазма эмоции пошли на спад. Разум вернул меня к пониманию извращённости данного поступка. Я вновь ощутил гомосексуальность фантазий, навязанных Гарри. У меня ещё был шанс остановиться, вырваться из порочного круга. Так я и намеревался поступить.

— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — отчаянно прошептал я перед сном, представив, как расстроится Гарри, когда я сообщу ему об этом во время нашего следующего разговора по душам.

Я действительно не хотел становиться педиком, девушкой Гарри. Да хоть кем. Грязь произошедшего, память о сексе с сестрой вновь омрачили сознание пониманием непреложной истины: назад пути нет. Единственное, что я мог сделать на тот момент, это установить жёсткие рамки общения с Гарри, исключающие любые контакты интимного характера.

###

Утром я проснулся поздно. Мама с Олей ушли на работу. Мы, как всегда, остались с Гарри одни. Я долго лежал в постели, пытаясь погрузиться в чтение Тургеневской прозы. Базаров и Рудин вызывали странную жалость к себе. Как-будто это я был на их месте, я ошибался, чувствуя себя в праве судить людей.

Лёгкий стук в дверь вернул меня к необходимости взаимодействовать с окружающим миром.

— Заходи, Гарри. Я уже не сплю, — голос мой прозвучал устало.

«Как у загнанного в угол скунса», — представил я, кисло улыбаясь.

— Ты в порядке? Не заболел случаем? — Гарри озабоченным взглядом прошёлся по комнате.

— Нет, надо поговорить. Садись, — я кивком головы указал на стул.

— Ты точно не заболел? — Гарри нахмурился. — Грустный ты какой-то, — он сделал шаг к кровати, положил ладонь мне на лоб. — Да нет. Лоб, вроде, не горячий. Ты чем всю ночь занимался? Огурец попой ел?

Я улыбнулся. Не смог удержаться, не смотря на дикое желание сохранить гробовое спокойствие.

— Вот об этом я как раз и хотел с тобой поговорить.

Гарри кивнул, опять нахмурился. Под нависшими бровями оставалась ухмылка, плевать он хотел на мои сопли. Локтями найдя упор в коленях, он уселся передо мной на стул, наклонился вперёд. Выпуклый эрегированный пах отпечатался тремя шарами под натянутыми джинсами. Гарри хотел трахаться. А я пялился на его эрекцию.

— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — пробурчал я.

— Так это ведь игра, Слава, — голос Гарри дрогнул. Он сам поменялся в лице. Исчез налёт самолюбования, осталась только доброта и любовь. Щенячья преданность и кротость, всегда пленявшая меня очарованием. — Если тебе не нравится, я буду страдать молча. Ты ведь знаешь, как это бывает. Ты кого-то любишь, а тебя игнорируют или посмеиваются над тобой. И ты страдаешь, потому что не можешь не любить.

— Зачем ты вчера на кухне сосал огурец, а? — я злился на него и хотел высказать всё, что о нём думал.

— Извини. Я думал, тебе нравится рисковать.

В этом Гарри был прав. Я, может, только поэтому и согласился на авантюру с переодеванием в девушку, потому что меня возбуждает всякий риск. И секс с сестрой остался самым ярким воспоминанием.

— Давай больше не будем рисковать, — тихо произнёс я. Мой блуждающий взгляд до сих пор с осуждением опускался на Гарри, теперь я вернулся к нему с ноткой сомнения.

— Давай, я же не против. Сейчас, например, никого дома нет, и нам нечего бояться.

Я хмыкнул.

— Я не хочу ничем таким заниматься. Мне противно даже думать, что я, как педик, сосал у парня.

Гарри опустил глаза в пол, облизнул сухие губы. Видно было, как коварные мыслишки шевелятся в его безумной головушке.

— А ты не думай, — он поднял на меня свой масляный взгляд. — Ты тогда был девушкой. Ты и сейчас девушка, Владислава. Я вот только девушкой тебя и вижу. Хочешь, я полижу тебе киску?

— У меня нет киски, — я ухмыльнулся, представляя, как удивился бы Гарри заглянув под одеяло. Ведь на мне были женские трусики, подаренные им!

— Но это не проблема, — жадный блеск отразился в глазах Гарри. Он вытянул длинные жилистые пальцы и запустил их под одеяло. Положил мне на бедро и тут же нащупал кружева трусиков. — М-м-м, — протянул он. — Твоя киска самая сладкая в мире!

— А ты что, все перепробовал? — я скривился в ухмылке.

В следующий момент Гарри с головой нырнул под одеяло, и мне оставалось только закрыть глаза, чтобы не сойти с ума. Он ртом опустился на мою «киску», полностью заглотил пенис и яички. Я был возбуждён, но это не помешало Гарри распробовать меня, нежно рассосать половый губы мошонки. Он сосал меня, глубоко ныряя языком под мошонку, вылизывая как кот сметану. Такое ощущение я никогда не испытывал: словно шершавый мокрый язык собаки вылизывает половый губы влагалища. Гарри достигал «клиторка», растирал его губами. Он оттягивал пенис вниз, играл с ним, а палец его средний устремлялся в анус.

Я почти сразу впустил его, так мне было приятно чувствовать себя девушкой. Мои бёдра разошлись в стороны, колени подтянулись вверх. Я лежал перед Гарри в женской позе, и мне ничего не хотелось видеть и слышать — такое сладкое томление разливалось под одеялом в месте, где Гарри учинял разврат над моей задницей и «клиторком».

— Девочка моя, — мурлыкал Гарри из-под одеяла. — Сладенькая, — он сосал активно ныряя на пенис, средним пальцем растрахивая мой анус.

— Сволочь, — шептал я. — Кобель! Грязная скотина!

Гарри, конечно, не слышал моих нежных проклятий. Я ненавидел его за сумасшедшую фантазию и любил за дерзость в их осуществлении. Я плыл по течению, отдаваясь произволу похотливого самца. Гарри полез стягивать с себя джинсы, и у меня хватило наглости рявкнуть на него:

— Я не буду этим заниматься!

— Ну-ну, — засюсюкал Гарри. — Девочка моя, дай я тебя ещё поласкаю.

Рядом с кроватью стояла тумбочке, в ней лежал несчастный огурец, истерзанный ночным порывом страсти. И я подумал: «Чёрт с ним! Пускай делает, что хочет».

Я нырнул рукой в выдвижной ящик, достал огурец, бутылочку со смазкой. Всё это время Гарри, как послушный кобель, продолжал вылизывать свою девочку. Я спустил ему под одеяло огурец с лубрикантом. Голодное жадное урчание отозвалось гудением в паху. Схватив огурец, Гарри тут же принялся за работу. Его сильные руки направили толстую основу мне в анус, я выгнулся в пояснице, приподнимаясь на пяточках. Мой пенис быстро терял твёрдость. Огурец сантиметр за сантиметром входил в кратер сфинктера. Невольно с губ моих сорвался стон, и Гарри с новой силой кинулся вылизывать поникший клиторок. Он сосал сардельку, как ненормальный, длинными мазками притирал яички к лобку.

Я уже потерял контроль за временем и местом, когда вновь ощутил позыв к оргазму. Гарри трахал меня огурцом так же агрессивно, как накануне это делал я. Только в этот раз мне не нужно было напрягаться. Я мог расслабиться и получать удовольствие. К тому же, Гарри тонко чувствовал наступление у меня порога невозврата. В этот момент он делал паузу, водил только огурцом. Потом вновь прикладывался губами. Так он играл со мной, продолжая мурлыкать из-под одеяла:

— Девочка моя, сладенькая!

Гарри горел безумным огнём вожделения, а я не мог не согласиться с ним в желании стать ближе. Мои женские трусики тонкими полосками перетягивали пояс и промежность, нежные кружева сбились. Гарри прохаживался ладонью по ягодицам. Он жил под одеялом одним желанием — доставить мне сказочное удовольствие. И я сдался, согласился с его доводами, потому что деваться мне было некуда. Я достиг точки, когда анальная стимуляция огурцом оказывает больше внимания эрогенным зонам, чем любые оральные ласки. Распробовав мою реакцию, Гарри перешёл только на огурец, и вот уже его рука мощным поршнем раскрывает мой потенциал в делах любовных. Мой хвостик задрался на короткое мгновение, необходимое для сокращения, и тут же поник. Горячая струйка спермы выплеснулась на лобок. И следующая оргазмическая волна стянула узелком мышцу под мошонкой. Огурец притирал её, растягивал, не давая сократиться. Я кончал, обсасывая огурец, шершавый язык Гарри вылизывал мои горячие выделения, покрывающие лобок. Сам Гарри превратился в жадного ловца жемчуга. Он схватился губами за подрагивающий хоботок и уже не отпускал его, вытягивая из меня остатки.

— Сладенькая моя, — шептал Гарри под одеялом, а я с ужасом от содеянного приходил в себя. Мне хотелось верить, что Гарри понимает, что творит. Что его слова об игре, не блеф. Что он, как старший, возьмёт всю вину на себя, случись что. Мне хотелось не думать и не видеть того, что со мной происходило. Так скверно я себя чувствовал.

Видимо, то, как я свернулся в клубок и повернулся к стене лицом, подложив ладони под щёку, заставило Гарри ретироваться молча. Он только вылизал на прощание мои ягодицы, как голодный кот, поправил кружева на полужопиях и ушёл как ни в чём ни бывало. Через десять минут дверь хлопнула, и я вздохнул с облегчением. Мне было, о чём задуматься.

6

Пришёл сентябрь. Гарри не ошибся в предположении, что я с нетерпением жду начала учебного года. Ведь учиться мне предстояло в первую смену, а значит, всякие утренние домогательства с его стороны прекратились бы. Так, по крайней мере, я думал. В глубине души я надеялся избавиться от странной домашней зависимости, возникшей в узком семейном кругу.

С первых же дней я с воодушевлением взялся за учёбу. Установил чёткий распорядок дня, на выходные придумал себе кучу занятий, чтобы не пересекаться с Гарри и не оставаться с ним наедине.

— Ты меня избегаешь? — сразу смекнул он, сопроводив слова грустной улыбочкой страдальца Дон Жуана.

— Нам лучше прекратить всякие отношения, — выплеснул я сквозь зубы.

С течением времени мне действительно стало легче. Обстоятельства утренних игр постепенно забывались.

Я по-прежнему возбуждался, думая о сестре. Изредка мастурбировал на её фотографии неинтимного характера. Воспоминания о летнем приключении навеки вечные отпечатались в моём сознании.

«Ведь я уже не девственник? — тешился я надеждой. — Ведь с сестрой тоже считается?»

Мне хотелось вырваться из порочного круга, разорвать связь с Гарри раз и навсегда. Неудивительно поэтому, с какой жадностью я накинулся на возможность завести отношения «на стороне», если можно так выразиться.

В университете повесили объявление о наборе на курсы испанского языка. И хотя это стоило денег, мама согласилась. Чем только не пожертвуешь ради сына. К тому же, Гарри держал руку на финансовом пульсе семьи и подобная инициатива не могла не найти романтический отклик в его душе.

— Испанский! Язык моей молодости! Пурква па?

— Это по-французски «пурква па», — рассмеялась Оля.

— Ну конечно! — Гарри ухмыльнулся. — Порке но.

Так я очутился на вводном занятии испанского, где сразу познакомился с Ирой Тананайко. Она, как и я, перешла на второй курс, но в отличие от меня, приехала из глубинки и жила в общежитии. Я и раньше замечал нездоровый интерес общажных девушек к столичным кавалерам, но не придавал этому значения. В этот раз я увидел возможность потерять девственность естественным образом, а не извращённым, навязанным Гарри. Особых чувств к Ире я не испытывал. Она была плотно сложена, по-деревенски грубо. При этом обладала миловидной толстощёкой улыбкой, лицом мишки, не особо обременённым интеллектом. Интерес у неё был один, это я сразу понял. Удачно выскочить замуж, чтобы остаться в столице. Может быть, дома ей кто-то сказал «со щитом или на щите», вот она и задалась целью. Уже после второго занятия испанским стало ясно: мы с Ирой успешно движемся в сторону постели. Я взялся проводить Иру до общаги, прогуляться, так сказать, перед сном.

— У тебя есть братья или сёстры? — спросила Ира пока мы шли ускоренным шагом. Она сразу взяла на себя роль ведущей в нашем общении.

— Сестра, старшая, — я отвечал немногословно, скромно поставляя факты биографии пытливому женскому уму.

— У меня тоже сестра старшая, — Ира то ускорялась, то замедлялась. Видно было, как она волнуется в ожидании первого поцелуя. Я тоже думал о том, в какой момент её лучше зажать, чтобы она не вырвалась, но и не обиделась после нападения.

— Вот мы и пришли, — после долгого молчания сообщила Ира. В её голосе я услышал разочарование. Мы так долго подходили к моменту прощания, что оба попали в капкан неловкого смущения. Ира, всегда болтливая и навязчивая, стояла на ступеньке крыльца, понурив голову. Я и представить себе не мог, что поцеловать девушку будет так сложно. Мне казалось, Ира сама первая полезет целоваться. Она и так почти висла у меня на шее. Я взволнованно дышал, Ира не вызывала восхищения, но и явной неприязни тоже. Я выбрал её как проходной вариант, чтобы поскорее избавиться от комплексов. Теперь же мне предстояло обмануть не только её, но и себя. Что намного сложнее, учитывая тот факт, что я не испытывал к ней явного влечения сексуального порядка.

— Можно тебя поцеловать? — промычал я вполголоса.

Ира встрепенулась. Её лицо озарилось плутовской улыбкой. Она будто всю жизнь ждала этого вопроса.

— Можно. Только в щёчку, — она вызывающе улыбалась.

Я сделал последний шаг, наклонился и приложился губами к пушистой поверхности щеки. Ира явно осталась недовольна, на лице застыло недоумение. Она тут же соскочила, пожелала мне спокойной ночи и убежала в корпус общаги. А я остался пожинать плоды неубедительной победы в делах любовных.

«А что ты хотел? — думал я. — Целовать девушку на втором свидании, да ещё в губы. А вдруг она не хочет? Вдруг она пошлёт меня подальше?»

И всё же я чувствовал, что облажался. Мне не хватило наглости. Чувство вины преследовало меня по дороге домой. Я долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой.

###

Я продолжил волочиться за Ирой. Вялые ухаживания с моей стороны подкреплялись намёками и заверениями в привязанности с её. Мы всё-таки поцеловались через пару свиданий. Не могу сказать, что я испытал невероятный подъём или восторг в момент поцелуя. Но чувство победы, хоть и небольшой, затмило все неудачи предыдущих дней.

В конце октября Ира неожиданно пригласила меня на свой День рождения, который должен был состояться у неё в комнате на третьем этаже общежития. По ходу выяснилось, что подружки все разъехались и справлять Ирино двадцатилетие мы будем вдвоём. На свидание я пришёл во всеоружии: три пачки презервативов по три резинки в каждой обещали нескучный переход в высшую лигу. Ира волновалась не меньше моего, накрыла поляну, закупила две бутылки шампанского и одну красного вина.

Мы долго соблюдали рамки приличия. В итоге Ира первая и проявила инициативу, предложив мне сделать ей массаж шеи.

— Мне одна девочка сказала, чтобы голова не болела нужен массаж шеи, — охмелев, Ира стала румяная, как рак. Хотя, возможно, она всего лишь волновалась или ей стало стыдно. Я чувствовал себя ужасно неловко. Ведь мы оба понимали, зачем уединились в комнате, к чему весь этот маскарад: мягкий алкоголь на столе, дессертики с афродизиаками в виде бутербродов из красной рыбы.

Я почти не говорил, от страха постоянно сводило живот, кожа покрывалась пупырышками.

— Так хорошо? — охрипшим голосом спросил я, щепотками прохаживаясь по плечам и шее.

Ира была в вязаной кофте из ангоры и джинсах.

— Лучше кофту, наверное, снять? — произнёс я и тут же залился румянцем. Мне казалось, что более пошлый намёк на начало прелюдии сложно представить.

Ира хмыкнула, двумя руками потянула вверх нижние края кофты и осталась в тонкой чёрной маечке на бретельках. Теперь контуры бюстгальтера, который мне предстояло расстегнуть, отчётливо просматривались на спине. Густые каштановые волосы толстым кренделем висели на затылке. Ира выгибала спину в пояснице, чтобы не сутулиться, и я впервые ощутил близость женского тела. То, что было с сестрой — не в счёт. Широкие плечи переходили в талию, та быстро разворачивалась в массивные плотные бёдра. Ира была так хорошо сложена, что, казалось, сама природа позаботилась о том, чтобы девушка не нуждалась в мужской поддержке. И всё же она была нежной и по-своему женственной. Она хотела ощутить мужскую ласку, а я не мог даже представить секс с ней.

Как это, я буду трахать Иру. Скорее она возьмёт меня силой. Нахраписто, как поступала до этого, думал я.

Я нервно сглотнул опускаясь руками по спине. Мои ладони скользнули под мышками и ухватились за груди. Собственно, грудями тяжело назвать две большие сиськи, плотно запакованные в бюстгальтер с ажурными узорчиками. Я сидел, наслаждаясь ощущением мягких сфер, а Ира отклонившись назад, вывернула шею. Тогда-то мы и слились в поцелуе.

Я гладил груди, запустив руки под маечку. Ира сама расстегнула бюстик. Колокола, освободившись, закачались в руках. Я прильнул к ним языком, губами присосался к большим пористым соскам.

Всё происходило медленно, возбуждение Иры выражалось в заторможенном танце рук, головы, шеи. Я тоже тыкался руками и губами куда попало. Наконец мы остались без одежды и залезли под одеяло.

К своему стыду я не возбуждался. Вернее я чувствовал желание заняться сексом, но эрекции не наступало. Пенис болтался между ног вялой колбаской. Внезапно ужас несостоятельности охватил меня, и я принялся теребить член, чтобы хоть как-то разбудить его, призвать к сознательности.

— Давай я, — шепнула Ира.

До сих пор она делала вид, что не замечает моих усилий. Я доверился ей, и она принялась нежно сжимать мой член в кулачке. Мы лежали под одеялом, целовались, и по всем канонам любви я должен был возбудиться. Мой член должен был залиться сталью. Я вспоминал, что в последние дни практически не мастурбировал. Связь с Гарри вызвала во мне противоречие, грязь в душе надолго отбила охоту фантазировать о сексе.

«Неужели в этом проблема?» — мучился я.

Ира нырнула под одеяло, ртом погрузилась на пенис. Её горячий язык окутал меня, погрузив в сказочный сон. Я опять покрылся гусиной кожей. Ведь Ира старалась, а я ничего не мог с собой поделать. Я не твердел, даже капельки крови не прибавилось в пенисе с тех пор, как Ира взялась делать минет.

Бесконечные пять минут тщетных попыток закончились ничем. Ира поднялась наверх, знакомое непонимание застыло у неё на лице.

— Может, ты не хочешь? — она была расстроена, едва сдерживала слёзы.

Я сам держался на волоске от срыва.

— Хочу, просто, — я замялся, — не знаю. Что-то не получается.

— Понятно, — холодная нотка скользнула в её голосе, больно кольнула мне сердце. — А раньше у тебя были проблемы? — она лежала лицом к лицу и вела допрос, словно мы сидели в кабинете у врача.

— Раньше не было.

— А девушки раньше были?

— Была одна, — медленно произнёс я. Так медленно, что моя ложь тут же и вылезла вся на поверхность.

Ира скептически надула губы.

— Понятно, — она опять смерила меня презрительным взглядом.

Я лежал как на иголках, страдая от унижения, мне казалось, весь женский род смотрит на меня сейчас с насмешкой сквозь эти карие глаза, выносящие приговор.

Именно такое выражение и возникло на одеревеневшем от разочарования лице Иры. Усталость и насмешка, скрытое презрение. Она выскользнула из-под одеяла, нервно собрала в охапку одежду, разбросанную по полу, и принялась быстро одеваться. О том, чтобы продолжить, не могло быть и речи.

Я молча последовал её примеру. Дальнейшие попытки восстановить мужскую честь казались смехотворными. Что я могу противопоставить отсутствию эрекции?

«Я не знаю, почему он не стоит, не знаю!» — хотелось заорать, но я сдержался. Я сходил с ума, возвращаясь домой на трамвае.

«Может быть, я слишком много дрочил летом, а может, слишком мало?» — строил я различные предположения.

«А может, Гарри сделал из меня пидора, и теперь я уже никогда не смогу возбудиться с девушкой?» — последняя мысль заставила всё моё тело содрогнуться. Дрожь и холодный озноб пролетели от кончиков пальцев на ногах до кончиков ушей.

Я вышел шатаясь из метро, шёл, не разбирая дороги, по ночному городу. Забыв про автобус и опасность ночных гуляний по парку, я шёл домой по темноте, желал себе провалиться сквозь землю.

7

Гарри следил за развитием моих отношений с Ирой, хоть и не подавал виду. Как-то раз я ляпнул за столом, что иду на свидание. Мама оживилась, Оля тоже предложила рубашку погладить. С тех пор они регулярно задавали ни к чему не обязывающие вопросы, пытались раскрутить меня на откровения. Гарри крутился рядом, ничем не выдавал личной заинтересованности. В день, когда я облажался, я заранее предупредил маму и сестру, что буду поздно, потому что иду к Ире на День рождения. Гарри шепнул на прощание:

— Давай там. Не подведи, петушок, — он вытянул губы, изображая поцелуй.

«Петушком» он начал меня называть, когда узнал, что я встречаюсь с Ирой. В этом контексте «петушок» звучало не обидно, а скорее забавно.

Вернувшись домой, я повалился в постель. Мама встретила меня на пороге, проводила до комнаты. Оля с Гарри, похоже, спали. Я закрылся в темноте, забаррикадировался стулом. Если ещё Гарри пожалует среди ночи, чтобы узнать, «как у меня дела», то я не выдержу такого внимания, повешусь от горя, думал я. Мне так же не хотелось видеть маму и Олю. Я начал расстилать постель и тут же обнаружил под покрывалом прозрачный полиэтиленовый мешок со странным содержимым.

Это были Олины сексуальные чулки со стрелками, смятые, знакомые мне по интимным фотографиям, которые Гарри продолжал показывать мне время от времени. На фотографии Оля стояла раком в одних чулках и чёрных лакированных туфлях. Я сразу узнал ромбовидный рисунок, стрелки, чёрные ажурные резинки. Но не это привело меня в оцепенение. Чулки, особенно резинки, были заляпаны свежими сгустками спермы. Перламутровые переливы остались на пальцах, ударили в нос грубым запахом.

От горя мне хотелось заплакать. Гарри как чувствовал, что я не справлюсь с Ирой. Он предлагал мне лёгкое решение проблемы: будь моей девушкой, шептал он, подкладывая Олины чулки. Всё очень просто: тебе не нужно возбуждаться и даже кончать. Я всё сделаю сам. Вот смотри, как я залью тебя спермой. От таких мыслей я повалился на живот, почти уткнулся носом в Олины чулки. Гарри сделал из меня девушку, вот плоды его растления. Я даже не могу возбудиться.

Я перевернулся на спину, снял с себя всю одежду и медленно натянул Олины чулки. Холодная сперма тут же приникла к коже. Я чувствовал себя грязной шлюхой, которая не может возбудиться. Как я ни старался теребить свой писюн, он оставался желатиновым пальцем. В то же время я почувствовал удовольствие, приближающее меня к оргазму. Бёдра взлетели, разошлись в стороны.

— Я твоя шлюха, — шептал я, натирая территорию под головкой. — Ты ведь этого хочешь?

Средним пальцем правой руки я начал трахать себя в анус, представляя, как Гарри расправляется с сестрой. Только вместо неё под ним лежу я. Я подставляю очко, под удары Гарри, я ловлю его сперму, и нет мне нужды иметь член, эрекцию. Только клиторок подрагивает вяло в руке, извергая горячие струйки спермы. Так Гарри трахнул не только сестру, но и меня. Моя попа была готова принять его. Я и так лежал заляпанный спермой, что ещё нужно, чтобы почувствовать себя грязной шлюхой, готовой на всё?

Неудача с Ирой вернула меня к женским прелестям, навязанным Гарри. Я вновь почувствовал себя любимым, желанным. Женственным.

###

На следующее день была суббота. Гарри с утра выправил Олю с мамой на рынок. Видите ли, морепродукты лучше выбирать пораньше, пока не разобрали самое лучшее. Вечером он грозился устроить день Нептуна. Он и раньше выгонял маму с сестрой, чтобы остаться наедине со мной. Только я тоже не промах: подскакивал ни свет ни заря и бежал вприпрыжку за мамой, чтобы не попасться в грязные лапы Гарри. Противостоять ему у меня не было сил. Как только мама с сестрой выходили за дверь, он тут же включал галантного кавалера, ухаживающего за дамой сердца. Убалтывать он умел, продавать извращённую фантазию за копейки. Я слушал влюблённого мачо, развесив уши, вёлся на комплименты. В то утро я тоже не успел проснуться, как Гарри уже втирал бальзам в надломленную душу:

— Знаешь, я даже рад, что у тебя появилась девушка. Я мог бы начать ревновать, но тут подумал, что у девушки Славы ведь может быть и подружка. Теперь я даже уверен, что ты лесбиянка. Или би. Тебе ведь нравятся как парни, так и девушки, верно?

Я лежал с закрытыми глазами, не шевелясь, но Гарри отлично видел, что я не сплю.

— Ты вообще о чём-нибудь другом можешь думать, кроме секса? — пробубнил я сквозь зубы.

Гарри хмыкнул. Не нужно было открывать глаза, чтобы понять, как нагло он улыбается.

— Как тебе Олины чулочки, подошли? — он стоял в отдалении у окна, сложив руки на груди, задницей подпирая подоконник.

Я приподнял край одеяла, выставив левую ногу на обозрение.

— М-м-м, — Гарри сразу оживился. — Девочка моя, тебе так идут эти чулочки. Можно я посмотрю поближе?

— Нет, — я выдавил улыбку. Мой разум боролся с соблазном выставить себя грязной девочкой, а сердце подсказывало не делать этого. — Не приближайся ко мне.

— Хочешь я кончу тебе на чулочки? — Гарри, как удав, медленно плыл по комнате, по кругу заходя к кровати.

Я представил, как было бы классно почувствовать горячее семя Гарри, как оно впитывается в капрон, просачивается, насыщая кожу белёсыми каплями.

— Нет, — едва слышно произнёс я.

Гарри опустился в ногах кровати. Его рот нашёл пальчики левой ступни, он обсасывал меня, безмолвно пялясь перед собой. Я выглядывал из-под прикрытых век, мне хотелось забыться сном, чтобы, проснувшись, я вспоминал ласки Гарри, как опасную фантазию.

— А я думаю, хочешь, — Гарри скользнул влажным языком по ноге. Горячий след подсыхал, становясь холодным. Он быстро нашёл мой гладенький поникший пенис с мошонкой, присосался к нему, как пиявка. Гарри делал мне минет, а я почти не возбуждался. Вернее мне стало хорошо и было очень приятно, но пенис при этом не твердел. Он залился вялой мякотью, оставаясь ломким.

— Какая ты мягонькая, — промычал Гарри из-под одеяла.

Я вдруг осознал, что, пока я так лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь минетом, Гарри успел стянуть с себя майку и джинсы с трусами. Он тёрся об меня железной эрекцией размером с огурец, поднимался всё выше, одновременно поворачивая меня на бочок.

— Милая, всё будет хорошо, — шептал Гарри. — Ничего не бойся, я обо всём позабочусь.

Заботиться заботливый Гарри умел. Его заботливость, ухаживания подведут под монастырь кого хочешь. Я в один миг превратился в податливую куклу, послушную девочку с таящим шоколадом вместо попы. В сильных руках Гарри я чувствовал собственную слабость. Он мял меня, как пластилин, месил попу в тёплое тесто, подготавливал дырочку для проникновения. Видимо, с собой он принёс лубрикант, теперь он активно смазывал себя и меня.

— Не надо, — взмолился я в последний момент. — Прошу тебя, не делай этого! — я вывернул шею, упёрся слабой рукой в волосатую грудь Гарри.

Он возбуждёнными глазами, горящими похотью, полировал моё личико, казавшееся ему женственным. Казавшееся мне абсолютно женским. В последнее время у меня не только ослабла эрекция, но и появились другие странные симптомы: плаксивость, обидчивость, нежность, слабость, наконец. Я стал замечать красивые цветочки, интересоваться женскими украшениями и нарядами. Соседский котик вызывал умиление.

Если бы я знал, что уже больше восьми месяцев сижу на эстрогене — женском гормоне, и ещё одном лекарстве, блокаторе, подавляющем выработку мужского гормона тестостерона, я бы, наверное, сошёл с ума. Гарри через маму навязал мне приём витаминчиков для укрепления здоровья. Он сделал из меня девушку, полумальчика, недодевочку с вялой эрекцией. Всё с одной целью: добиться моего расположения.

Но тогда я ещё не знал, что принимаю гормоны, и ни о чём не догадывался. Что со мной происходит, почему я так странно себя чувствую и веду? Я во всём винил себя, как ужасно вышло с Ирой, думал я. Я попался на вздыбленный член Гарри, когда душа изнывала, выплёскивала через край нерастраченную любовь, и Гарри воспользовался моментом. Думаю, он отлично понимал, чем может закончиться поход в общагу на День рождения. Поэтому так старался отбить у меня охоту трахаться. Неизвестно ещё, какими лекарствами он пичкал меня каждодневно, раскладывая еду по тарелкам.

— Расслабься, девочка моя, — шептал он возбуждённо в ухо, и я возбуждался по-женски вместе с ним. Тяжело устоять, когда упругий конец вывернутой головки тычет в тебя, пытаясь проникнуть в растянутый пальцами, разморенный томлением, пропитанный лубрикантом анус.

Гарри медленно входил в меня, сантиметр за сантиметром срывая пломбу. Я лежал расслабленный на боку в полусонном состоянии. Его ласки нашли отклик, я плыл по течению, подставлял попу под нежные удары. Поначалу он долбил меня неглубоко, словно и не трахал вовсе, а так просто, поигрывал. Но потом взялся основательно: ухватился пальцами за кости таза и приложился всем пахом. Такого жёсткого траха я не ожидал.

— Не надо, — стонал я, захлёбываясь от странного ощущения. — Мне больно.

Мне не было больно, знакомые ощущения лишь усилили принятие женской роли. Я боялся, что, забывшись, Гарри порвёт мне анус. Ведь он трахал не сестру. Хотя вряд ли он видел разницу. Я лежал в её чулочках, перепачканных его спермой, а значит я был уже помечен его семенем. Ему оставалось только завершить начатое. Он внимал моим мольбам, делал передышки, чтобы вновь разогнавшись показать всё, на что способен. Казалось, задница моя превратилась в подушку, а Гарри выбивалкой выбивает из неё пыль, вгоняет толокушку до основания лобка. Он месил меня в пюре, а потом замер с дикими рёвом, и я понял, к чему привела моя беспечность и любопытство. Женские игры закончились оргазмом самца Гарри. Он, как сестру, осеменял меня, а я не мог и, главное, не хотел противодействовать ему. Я ведь не испытывал эрекцию, не мог возбудиться с Ирой, не мог и с Гарри. А значит, мне одна дорога — стать любовницей Гарри. Ведь для этого нужно так мало: всего лишь подставить попу. Он сам всё сделает, позаботится о том, чтобы я не испытал боли, не почувствовал себя педиком. В эти моменты — моменты интимных игр с Гарри — я перевоплощался в девушку. Я забывал своё былое «я», становился другим человеком. Раздвоение личности, навязанное Гарри, довлело на меня. Постепенно с каждым днём другая сторона моей личности всё больше доминировала, выступала на поверхность, предъявляя права.

Оргазм Гарри заполнил меня под завязку. Я лежал, боясь шелохнуться. Горячий болт медленно расслаблялся, наконец выскользнул. А Гарри всё это время ворковал мне в ушко комплименты, пересыпал из пустого в порожнее какая я обворожительная, соблазнительная — девушка Слава. Слава-Владислава. Потом он чмокнул меня в щёчку, выскользнул из-под одеяла и, подхватив одежду, убежал к себе. А я остался лежать, заполненный его спермой. Остался успокаивать себя в том, что моей вины здесь нет, что то, что случилось, должно было случиться. Гарри всё подстроил, он осеменил меня вместо сестры, потому что ошибся. Потому что он извращенец, а не я. Я — жертва семейных обстоятельств.

Пальчиком я нащупал горячий разбитый анус, легко проскользнул внутрь. Там всё горело, тягучая сперма Гарри потекла наружу, я только успел поджать попу. Но белые сгустки уже остались на пальцах. Я поднёс их ко рту. Сперма Гарри была ещё горячей. Что-то заставило меня начать слизывать её с пальцев, потом достать из себя ещё.

«Я, наверное, извращенец», — думал я, приходя в ужас от собственных фантазий и поступков.

8

Ира позвонила в воскресенье. Мне почему-то казалось, что между нами всё кончено, но нет, она начала извиняться:

— Я нашла в интернете полезную информацию. Там сказано, что такое редко, но случается. Особенно, если много выпьешь.

Голос Иры звучал бодренько. Казалось, она приняла роль сиделки, готовой заняться лечением. Нужно лишь моё согласие.

— Я в последнее время себя неважно чувствую, — поддакнул я. Мне даже хотелось, чтобы она жалела меня, смилостивилась. Ира была единственной свидетельницей моего позора, а значит, она одна могла вернуть меня к жизни.

— А ты сильно волновался? — она улыбалась, спрашивая. Я догадался по голосу.

— А ты как думаешь? — я опять включил обиженную цацу.

— Ну не волнуйся так в следующий раз, — Ира находила такое общение забавным. — У тебя всё получится.

Мы распрощались. Судя по настроению Иры, она по-прежнему горела желанием решить вопрос с эрекцией. Я тоже свалил всё на страх и алкоголь.

Мне хотелось поговорить с кем-нибудь об этой проблеме, и я не нашёл ничего лучше, кроме как выложить факты на стол перед Гарри. В конце концов, мы стали очень близки друг другу, хоть я и ненавидел его в глубине души. И любил. Смешанное чувство.

— У тебя бывает так, что хочется заняться сексом, а эрекции нет? — закинул я удочку после небольшого вступления. Мы говорили о девушках, какие ему нравятся.

— Конечно, — Гарри сделал серьёзную мину. — Если девушка не нравится, то и возбуждение не наступает. Всё начинается с головы, — он постукал указательным пальцем себя по виску. — А что, у тебя с этим проблемы? — он с участием заглянул мне в глаза ласковым взглядом.

Я смутился:

— Да нет, — ответил ему и тут же отвернулся.

— Да ты не бойся, — Гарри понизил тон до задушевного откровения. — Если член не стоит, прими таблеточку виагры. Сразу как штык встанет.

Я нервно сглотнул, постучал пальчиком по крышке стола. Мы, как всегда, разговаривали у меня в комнате, Гарри почтительно держал себя в руках, чтобы не накинуться. Мама с Олей были дома.

— А у тебя есть? — почти шёпотом произнёс я и тут же покраснел, как рак, до самых кончиков ушей.

— Конечно, — Гарри смахнул пылинку с плеча. — Ща, погодь.

Он ускакал за виагрой, а я остался сидеть в полной растерянности. Такого поворота событий я никак не ожидал. Глотать виагру, чтобы член встал, мне ещё не доводилось. В моём представлении только старики и больные люди принимают виагру для поднятия члена. А тут я — молодой и красивый — вознамерился обмануть Иру, приняв таблеточку перед соитием.

Гарри вернулся с таблеточкой, отломал мне половинку:

— Начни с малой дозы, подожди минут тридцать.

— Спасибо, — шепнул я в ответ.

Он опять ускакал, в этот раз на кухню, оставляя меня с не радужной перспективой приёма таблеток.

###

Лишение девственности с Ирой откладывалось. Общага забилась студентами под завязку, дома постоянно дежурила мама. Да и страшно было пробовать виагру, вдруг член не сможет расслабиться, случиться что-нибудь нехорошее, вредное для здоровья. Я не смогу кончить. Или наоборот: буду кончать много и долго и трахаться три часа, а потом помру от сердечного приступа.

В это же время произошло ещё одно неприятное событие, поставившее под сомнение мою сексуальную профпригодность.

Однажды в конце октября Оля зашла ко мне в комнату, чтобы «поговорить кое-о чём». Я подумал, это касается Гарри. «Может, отношения у них разладились из-за меня?» — волновался я.

Она села на кровать, сложила ручки на коленках. Сидела так, мило улыбаясь, словно я ей денег должен, а она боится сказать.

— Ну говори, — я тоже улыбнулся. — Чего пришла?

— Да так, просто, — Оля сделала загадочный глупый вид. Ничем простым там и не пахло. — Хотела тебе рассказать кое-что.

— Ну рассказывай, — я поглядывал на неё, улыбаясь. Чтобы не терять времени, я параллельно крутил на компьютере сайт с комментариями.

— Помнишь в детстве мы часто с тобой играли в куклы.

— Ну.

— Ну вот, — Оля напряглась. — Я сейчас вспоминаю, что очень хотела сестричку, а не братика.

Я хмыкнул.

— И что?

— Да ничего, — Оля невинно улыбалась.

— И к чему ты клонишь? — я насторожился, улыбка быстро уступала место хмурому настороженному выражению.

— Знаешь, иногда, — Оля запнулась. Мы встретились глазами. — Иногда, если человек сильно захочет, он может поменять пол, — она тоже стала серьёзной, при этом мяла руки, сжав коленки.

«Она что-то знает!» — кольнула ужасная мысль. Я тут же замкнулся в себе, сидел букой, поглядывая на сестру, которая, похоже, месте себе не находила. Я молчал, она тоже.

— Я нашла своё нижнее бельё у тебя в шкафу, — тихо произнесла она.

— И что? — я зажевал губы. — Случайно попало.

— Это ещё не всё, — Оля вздохнула, набирая воздух в лёгкие. — Я знаю, что тебе нравится надевать женское бельё.

— Откуда? — сказал я и тут же спохватился, ведь так я одновременно не отрицал этого факта. Но было поздно.

— Видела фотографии.

— Где?

— У тебя на компьютере.

— Ты копалась в моём компьютере? — я тут же покраснел, как рак.

— Ну извини. Мне нужно было пару документов распечатать.

Я опустил голову на руку, накрыл рот.

— Слава, — сестра встала, подошла ко мне. Её рука нырнула в шевелюру волос, погладила меня. Я тут же ощутил женское тепло, исходящее от сестры. Она любила меня всей душой, и я не мог не чувствовать её растерянности. — У каждого из нас есть секреты, тебе не надо меня стесняться. Если ты хочешь быть девушкой, я только за, — теперь Оля говорила быстро, аккуратно взвешивая аргументы на чашах весов. — Если тебе просто нравится носить женское бельё, то в этом тоже нет ничего плохого. Главное, чтобы ты не замыкался в себе. Я ведь люблю тебя, — она запнулась, последние слова дались не так легко.

У меня комок подкатил к горлу, я обнял сестру за ноги, и так мы сидели (она стояла), обнявшись. Оля гладила меня по волосам, шептала, успокаивала:

— Ты была бы красивой сестричкой, если тебе нравится, я буду называть тебя Владислава. Ты можешь носить мою одежду, только не отталкивай меня. Нам нужно быть вместе, помнишь, когда родители развелись, как мы держались друг за друга?

Я закивал, слёзы скатились по щекам. Я гладил сестру по попе, щекой прижавшись к её животу и части лобка. Она не возражала.

— Гарри что-нибудь знает? — спросил я, немного погодя.

— Да, но ты не волнуйся, он будет хранить тайну, — сестра гладила меня сверху, прижимаясь небольшими сферами грудей. Мы стали так близки, забыли про формальности.

###

Чтобы найти мои интимные фотки у меня же на компьютере, пришлось бы хорошо покопаться. Впрочем, нет ничего невозможного. Я допускал такую возможность, тем более в истории открытых файлов повсюду валялись откровенные иконки, браузер кишмя кишел ссылками на порно сайты. В этой неразберихе достаточно было установить пароль и ввести определённые меры предосторожности, чтобы никто не проник в компьютер. Но таких мер я не принял, мой компьютер стоял открытый нараспашку. Садись — смотри. Принтер стоял в комнате Гарри с Олей, у них был ноутбук, и я ни о чём не волновался. Но, видимо, однажды что-то сломалось у Оли, и она притащила принтер ко мне в комнату. А потом случайно нашла фотосессию, которую я сделал для Гарри. Или не случайно?

Странные сомнения одолевали меня весь следующий день. Гарри, только он мог подстроить такое. Я пока не понимал зачем.

Новая волна негодования затмила разум, я злился на человека, который так легко втирался в доверие. Таблеточку виагры подсунул, добрый Гарри.

В следующий раз, когда мы остались одни, я сразу перешёл к делу:

— Зачем ты рассказал Оле, что я переодеваюсь для тебя?

Мы сидели на кухне, пили чай. Гарри вызвался испечь для «своей девочки» яблочный пирог, поэтому хлопотал у духовки. А я уселся верхом на табуретку, чтобы вершить, как мне казалось, правосудие.

Он вздрогнул, удивлённо посмотрел на меня. Не было похоже на то, что он всё подстроил.

— Я не говорил ей, честно, — его взгляд опечалился. Он изучал моё непоколебимое выражение, а я медленно таял. Гарри умел выглядеть невинно. В тот раз я тоже засомневался и быстро захотел взять свои слова обратно.

— Я не верю тебе, — сказал я, задумчиво уставившись в пол. — Зачем ты всё подстроил? — я поднял на него острый осуждающий взгляд.

— Знаешь, — Гарри отступил к стене, красочно закинул кухонное полотенце на плечо. Настоящий мачо, шеф-повар с ранчо. — Я не говорил тебе, но Оля знает, что ты был тогда третьим. Она сама попросила, чтобы я тебя уговорил. А потом мы придумали завязать ей глаза, чтобы ты не догадался.

От волнения у меня перехватило дыхание, свело живот. Если то, что говорил Гарри, правда, значит, Оля знает или догадывается о моей связи с Гарри. Ведь я отсасывал у него вместе с ней. Всё это в голове не укладывалось.

Я молчал, теребя рукава пуловера.

— И что теперь? — холодно спросил я.

«Что тебе ещё от нас нужно?» — думал я про себя.

— Она хочет повторить, только чтобы ты по-прежнему думал, что она ни о чём не догадывается.

— А больше она ничего не хочет? — я сдерживался, чтобы не начать обзывать Гарри нехорошими словами.

— Ну, — он улыбнулся. — Она хочет сестричку, а не братика, — он окончательно расплылся в белоснежной улыбке анаконды.

— Мне кажется, ты путаешь свои личные фантазии с тем, что говорит Оля, — я решил принять безразличный тон. Раз уж Гарри так далеко зашёл, что от его вранья деваться некуда, то и я спешить не буду.

— А у тебя есть фантазии? — Гарри вернулся к игривому флирту. Яблочный пирог нарисовался на столе. Всё для меня — «красавицы с самой зачётной попкой во вселенной», — так он называл мою филейную часть, когда подлизывался.

Накормив меня пирогом, чтобы «попка была помягче», Гарри предложил мне попозировать для него, ведь он ещё и фотографией увлекался. Я надел чёрное ажурное бельё, принадлежавшее Оле, её шпильки, накрасился её помадой, даже надухарился, как она. Гарри ещё раньше прикупил парик очень похожий по длине и цвету на Олины волосы. Ему нравилось дразнить меня сходством с сестрой.

— Я вас обеих люблю. Две сестрёнки, но тебя люблю больше, потому что ты младшенькая, — сказал он однажды.

Мои собственные волосы постепенно отрастали, я не спешил их стричь. Женская интуиция подсказывала мне, что они могут ещё пригодиться.

Мы начали искать «великолепные ракурсы». Я возвышался на шпильках перед Гарри, а он лежал на полу, снимал меня в полный рост. Олины чулки-сеточки заканчивались ажурными чёрными резинками, которые цеплялись к ремешку на поясе. Бюстик и трусики были того же фасона: полупрозрачные вкладыши по бокам, ажурные цветочки, вышитые шёлковыми нитями алого и золотистого цвета. Это было дорогое бельё, самое лучшее, какое было у Оли.

А потом Гарри меня трахнул. Просто опрокинул в кресло, ни слова не говоря, стянул набок тонкую полоску стрингов, плеснул смазки и вогнал вздыбленный хер до основания. Я чувствовал себя стопроцентной шлюхой. У меня даже сомнений не закралось в душу, что может быть иначе, так он приучил меня к мысли, что я могу доставить мужчине удовольствие. Я стонал как шлюха, как, мне казалось, Оля стонет по ночам за закрытой дверью спальни. Я никогда не слышал этих звуков, всё-таки молодые соблюдали меры предосторожности. Но мне казалось, что Оля именно так и стонет, когда Гарри трахает её.

Он долго не хотел кончать, растягивал удовольствие. Всё-таки моя попа теперь принадлежала ему. Он кормил её, лелеял, мял. Но, главное, он делал ей самые лестные комплименты, какие мне доводилось слышать: «нежная сладкая булочка», «мои близняшки» — так он называл колобки ягодиц.

Гарри имел меня в одной позе: сзади. Будь то на кровати, когда он клал меня на бок, или в кресле, когда он закидывал Олину короткую юбку и трахал меня по два-три раза в день. Я быстро привыкал обслужить его «хотелку» утром и вечером. Мы уединялись в ванной, когда мама с Олей смотрели телевизор или были заняты чем-нибудь на кухне, или мама готовила, а Гарри бежал помогать Оле развешивать бельё на балконе, а по пути он заскакивал в ванную, где я уже ждал его, смазанный, чтобы он чпокнул меня незаметно. К такому быстро привыкаешь. Если мужчина постоянно говорит комплименты, признаётся в любви, то любой почувствует себя желанной. Что уж и говорить обо мне, с моим восьмимесячным стажем приёма женских гормонов. Пенис мой по-прежнему болтался безвольно, когда Гарри, залитый сталью, как племенной жеребец, осеменял меня раз за разом. Когда мы оставались вдвоём, он ласкал меня, делал «куни», как он выражался. И я часто кончал, а иногда долго не кончал, но всё равно было безумно приятно. Я готов был греться в лучах любви Гарри вечно.

Всё это случилось не сразу, нам понадобилось полгода, чтобы распробовать запретный плод однополой любви, но тогда, в кресле, я отдался ему как девушка. Он трахал свою Олю в сладкие булочки, а я стонал, как сестра, грязная шлюшка, какой меня сделал Гарри. Он слепил меня из своей похоти, а потом поставил на коленки и с рыком кончил в рот, вгоняя бордовую залупу в самую глотку. Я давился его горячей спермой, но тут же приноровился глотать.

— Да, да, — Гарри водил членом, его точёный рельефный пах, подтянутый, загорелый, с огромным суком члена, вросшим в основание, извергал сладкие фонтанчики спермы, а я ловил их на язык и смотрел милому в глаза, прикрывая веки, облизывая ствол и головку.

Моя задница приятно ныла, представляю как чувствовала себя Оля после секса с Гарри. Как выпотрошенная курочка, забитая черносливом для прожарки. Белое душистое масло Гарри впрыснул через горло, теперь и я почувствовал себя курочкой, готовой к запеканию. Чёрное ажурное бельё сеточками укутывало меня: ножки, попка, поясок и грудки — я весь был перевязан, как подарочная рождественская курочка, готовая отправиться в духовку.

— Зайка, какая ты сладенькая, — стонал Гарри, свешиваясь надо мной.

Я пялился чёрными блестящими бусинами зрачков, мысленно соглашаясь с любимым. Он завладел моим сердцем, он украл мой стыд.

###

После курсов я всегда провожал Иру в общагу, так я выражал ей признательность за то, что она не бросила меня сразу. Она тоже держалась достойно. Мы активно целовались, я учился руками доставлять Ире удовольствие. Не на улице, конечно. Мы прятались в подъезде, иногда поднимались ко мне в комнату. Мама была рада знакомству. В ноябре Гарри с Олей укатили на десять дней в Египет. Я вздохнул с облегчением, полтаблетки виагры лежали в кошельке, грели душу.

— Очень красивая девушка, — соврала мама, когда я вернулся с остановки, проводив Иру.

— Спасибо, — я, конечно же, понимал, что она хочет сделать мне комплимент. Какой, мол, у меня хороший вкус.

— И умная.

— Это точно, — я кивнул. В этот момент каждый из нас с сомнением задумался, так ли это. Ира волновалась, молола всякую чушь. Умной она уж точно не выглядела.

В следующий раз я пригласил Иру в гости, когда мама была на работе. Мы попили чая, с серьёзными напряжёнными минами прошли ко мне в комнату. После неудачной попытки заняться сексом, кучи французских поцелуйчиков по кустам да подъездам, обещаний «сделать это» снова во что бы то ни стало, добиться успеха, мы шли к кровати, как штангисты-олимпийцы, выходящие на помост. Тщательно натёрли руки мелом: по очереди зашли в ванную, чтобы подмыться-помыться. Я выдал Ире чистое полотенце. Потом долго оценивали вес штанги: я выложил пачку презервативов на стол, к чему стеснения? Чего Ира не знала и не могла знать, так это то, что я за полчаса до прелюдии выпил таблеточку виагры.

Ощущение тепла медленно разлилось по низу живота, я давно не чувствовал такой силы, просыпающейся внизу. Когда Ира вялыми движениями встретила мои приставания, я был заряжен до предела. Такого сильного желания я не испытывал даже до знакомства с Гарри. Странно, думал я, как легко он смог отбить у меня охоту активно трахаться. Я хотел быть его девочкой и в то же время мне нравились фантазии об активном сексе.

— Ого! — воодушевилась Ира, рукой нащупав каменный перчик, палаткой натягивавший трусы. — Тут, похоже, всё в порядке.

Мы быстро расправили постель, запрыгнули под одеяло. Ира только проследила, чтобы я накинул резинку, в следующий момент я глубоко вошёл в неё и мы слились в танце любви.

— Да, — выдыхала Ира, закидывая голову назад. — Как хорошо, — она подбадривала меня. В том, что она расслабленно получает удовольствие, я сильно сомневался. Я тоже работал как солдат, выполняя стратегическую задачу. Мне хотелось показать ей, что я настоящий мужик, а не какой-то там сюсля. Чтобы она не смеялась больше за моею спиной, она и так сдерживала улыбку каждый раз, когда дело заходило о сексе. «Вот мой шанс!» — думал я. Наученный у Гарри выдерживать секс-марафон, я делал паузы, подводя себя и широкотелую Иру к оргазму. Она сдалась первая. Одаривая меня поцелуями, шептала слова любви, пока я, поняв, что теперь можно, наслаждался последними секундами до взрыва. Мы сцепились руками и ногами, вжавшись друг в друга, как греко-римские борцы, тёрлись лобками (мой выбритый, её волосатый), пока мой столбиком торчащий перчик не начал конвульсивно вздрагивать, посылая в мозг чудесные сигналы освобождения. Чтобы усилить эффект мы слились в поцелуе, языки наши сплелись, я, как властный мужчина-доминант, лежавший сверху, ввёл язык Ире в рот. Она не возражала, тянула меня, обсасывая. Я сладко агонизировал, кончая. Выходить мне не хотелось, я наконец обрёл счастье. Ира уже давно представлялась мне замечательной женой, прекрасной невестой, заботливой матерью моих детей.

— Я люблю тебя, — произнесла она в самое ухо, и я откликнулся поцелуями и равнозначным признанием:

— И я тебя.

Мы продолжили обниматься и целоваться. Через два часа всё закончилось. Эрекция сдулась так же легко, как и возникла, и потом уже не возвращалась.

9

В начале декабря к нам в гости неожиданно зашёл младший брат Гарри Миша. Без предварительных договорённостей с мамой или сестрой он нарисовался в дверном проёме, подковырнул носком одну пятку, вторую — так он снимал кроссовки, скинул синий пуховичок, шапочку с помпоном. Миша оказался весьма симпатичным молодым человеком: кругловатое лицо, пухлые губы, голубые глаза. Подтянутый стройный Гарри встретил брата-неформала нежными объятиями:

— Привет, — запел Гарри, делая вид, что хочет поцеловать Мишу.

— Да отстань! — тот вывернулся, сконфузившись, поглядывая на нас с улыбкой.

Мы втроём изучали «братэллу», как его в шутку называл Гарри. Миша даже на свадьбу не соизволил явиться, а тут вот нарисовался. У Миши была дорогая серёжка в одном ухе, густые чёрные волосы водопадом спадали на плечи, закрывая часть лица. Цветастый шарфик удавом опутывал шею. Толстый свитер из бежевой ангоры, шерстяные штаны в клеточку бурого цвета, носочки, жёлтые, в тон шарфику, создавали образ художника, которым Миша по сути и являлся. Он учился на художника-аниматора.

Говорил он витиевато, невпопад, с интонацией, которая часто, пока мы пили чай, вводила нас троих в ступор. Гарри подтрунивал над братом, щипал его за пышные бока. Миша был плотно сложен. Клетчатые штаны сидели в облипку на круглой заднице и болтались как брюки-клеш внизу, хоть изначально так и не планировалось.

— Я надеюсь, вы меня простите за то, что я не смог попасть на свадьбу. И раньше к вам не заходил, потому что на то были свои причины. У меня сложились кое-какие непредвиденные обстоятельства.

— Да-да, конечно, — мама оставалась вежливой до конца. — Не беспокойся. Очень хорошо, что ты зашёл…

— Я не договорил, — Миша многозначительно смерил маму взглядом, в котором просматривалась доля презрения.

Мама тут же смутилась и замолчала. Мы тоже притихли, Миша легко возбуждался, становился в позу обиженного, если можно так сказать.

— Извини, — промямлила мама, Оля тут же хмыкнула. Я прикрыл губы ладонью, чтобы скрыть улыбку.

— Так вот, — Миша сел ровнее, готовясь к официальному заявлению. — У меня было нервное потрясение, и я не мог ни с кем общаться.

Он говорил, едва открывая рот, как чревовещатель. На самом деле он выражал таким образом своё безразличие к нам. Мы, конечно, понимали, что ему тяжело даётся признание.

— Но теперь-то всё хорошо, — то ли спросила, то ли утвердительно заверила мама. Она попросту хотела оставаться доброй и вежливой, а Миша опять вцепился в возможность обидеться:

— Теперь всё просто замечательно, — он скривился, выдавливая из себя улыбку. В его голосе скользнула тень обиды и сарказма: — Я бы сказал, теперь у меня больше друзей, чем когда-либо, — он покосился на Гарри, и тот одобрительно кивнул в ответ.

— Да, — великодушно раззявился Гарри. — Теперь у Миши отбоя нет от друзей, — он растянулся в широкой улыбке, а мы с мамой и Олей улыбались в недоумении, думая о том, как бы поскорее соскочить, избежать взрывоопасного общения, которое неизвестно ещё к каким обидам приведёт.

Выяснилось, что Миша переехал в соседний район, где снял однокомнатную квартиру. Он учился на заочном и параллельно работал, а в перерывах между сессиями лечился от депрессии, тревожного расстройства, биполярного расстройства, навязчивых мыслей. Все эти диагнозы он выплеснул мимоходом в той же безразличной манере. Мы быстро смекнули, что лучше не переспрашивать и даже не поддакивать, чтобы случайно не отгрести по полной. Похоже, только Гарри имел подход к братику.

Уходя, Миша всё же соизволил наклониться, чтобы подтянуть кроссовок на пятку. В этот момент в полутёмном коридоре я, единственный из провожающих, уловил взглядом голую поясницу парня. Как Миша не старался стать от нас задом, я всё же заметил чёрные трусы с полупрозрачными кружевными вставками, выглядывающие из-под высоко подпоясанных штанов в клеточку.

Последний факт поверг меня в шок. В том, что Миша, как и я в определённые моменты, носил женское бельё, не было сомнения. Он уходил, по-женски недовольно поджимая губки, а мы оставались в неведение, почему он так обижался на нас, ведь на то не было явной причины.

— Бедный мальчик, — сказала мама, когда лифтовая дверь с шумом закрылась и лифт поехал вниз. — Надо почаще приглашать его в гости.

Мы согласились с ней, из вежливости, конечно. Встречаться с Мишей ещё раз по своей воле не хотелось.

###

Моя эрекция оставалась мягкой, она твердела на короткий промежуток, но потом неизменно превращалась в сардельку. Вялая, разлитая в полную длину плоть не представляла опасности для рожавших женщин, что уж и говорить о нерожавших или девственницах. Я нервничал по этому поводу. «Вот до чего доводят игры в девушку!» — корил я себя. Мастурбация моя проходила по женским правилам: я раздвигал бёдра в стороны, гладил себя под мошонкой, неизменно представляя, как мужской член входит в меня. В таким моменты я вспоминал о лёгком решении всех проблем: переметнуться на женскую сторону, стать желанной для Гарри. Первое время я воздерживался, но периодически срывался. Гарри сам тонко чувствовал моё настроение, направлял меня на возможность остаться наедине с ним, поиграть «в девочку». На этой почве отношения с Ирой превратились в догонялки: она сомневалась в моих чувствах, а я выражал всеми силами, что хочу и люблю её, но нет возможности. Когда мы наконец оставались одни, я часто действовал пальцами и не доводил дело до соития. Потом Ира делала мне минет и уходила со странным выражением лица. Я прекрасно понимал, о чём она думает: «У тебя не стоит! Ты — импотент!» Я и сам так начинал думать.

Перед самым Новым годом позвонил Миша. Он раздобыл мой номер телефона у Гарри и был очень доволен собой.

— Может, зайдёшь ко мне? Пообщаемся? — Миша, когда нервничал, повышал тон голоса, как стервозная женщина, готовая взорваться проклятиями.

Я почувствовал, что отказ может вызвать у него кучу негативных чувств и согласился.

Чего мне терять, думал я. Зайду, потешу парня своим присутствием. Мы были практически одного возраста и даже чем-то похожи внешне. Только я был стройнее, а Миша всё же больше в теле.

###

Он открыл дверь в махровом розовом халатике, белых чулках. Я отпрянул, глупо заулыбался.

— Тише, — Миша улыбался, как пойманный с поличным мальчишка, стоявший перед судьёй. Он поднёс указательный палец к губам. — Проходи, — шепнул он.

Я сделал шаг в тёмную прихожую, впереди за дверью играла классическая музыка, неспокойная, взрывоопасная.

— Ты не один? — шепнул я в ответ.

— Сейчас всё сам увидишь, — Миша принял у меня куртку. — Только молчи, понял? — строго сказал он вполголоса.

Я кивнул. Через секунду он впускал меня в зал, где на двуспальной кровати раком в знакомой мне повязке на глазах стояла моя Оля. Гарри голый сидел в кресле слева, гладил толстый залитый свинцом ствол, почёсывал жирную выбритую мошонку. Рядом с ним на журнальном столике стояла початая бутылка шампанского, серебристые шарики стайками взлетали в высоких фужерах. Он жестом предложил мне сесть в кресло рядом с ним.

Я опустился, или скорее повалился, потому что знакомая ситуация тут же всколыхнула мне сознание. Голая Оля стояла перед нами распахнутая, даже внутренние губы влагалища были слегка приоткрыты. Она была в сексуальной горячке, музыка и полумрак смазывали ощущение реальности.

Миша скинул с себя халатик, он был в белых кружевных стрингах, бюстике. Белые резинки чулок доходили до ягодиц. Но главное его тонкий член высоко торчал бордовой головкой. Розовая мошонка болталась двумя неравно развешенными яичками, голый лобок со следами женского загара, с небольшой складочкой жира на животе, ограничивались в темноте яркими белыми стрингами, сдвинутыми набок. Миша был в презервативе. Он вернулся к сестре, вошёл в неё и замер, вывернув шею в мою сторону. Шаловливый взгляд встретился с моим, поверженным. Я возбуждался, хоть и запрещал себе. Миша тем временем трахал Олю, медленно водил бёдрами, она же мычала, уткнувшись носом в подушку.

— Вот твои трусики, — шепнул Гарри, протягивая мне пакет. — Жду тебя на поле боя, — он чмокнул меня в висок и отправился в сторону кровати.

Член Гарри горизонтально колыхался на полметра. Ему не нужен был презерватив, ведь он трахал жену, а мы, получается, были его помощники. Или помощницы. Я совсем запутался, наблюдая за тем, как Гарри с Мишей зажали Олю между двух огней. Движения Миши были неловкие, неуверенные в моменте проникновения. Его толстый круглый зад напрягался, меняя форму, но бёдра оставались на месте. Он не трахал, а тыкался в Олю. Гарри тоже заметил неуклюжие движения партнёра по траху, как дирижёр поднял руку, заколыхал ладонью в такт, затем быстрее. Но Миша не был готов к такому ритму.

Я оставался сидеть в кресле с мешком в руках. Во рту всё пересохло. «Не со мной, так с другим», — приходило понимание. Гарри нашёл для сестры третьего — своего брата. И тот был развращён точно так же, у него были те же женские замашки, что и у меня. Я нервно сглотнул.

«Так вот, что меня ждёт», — с грустью думал я.

В этот момент Гарри, вырвав распаренный член из жадного ротика сестры, вылез из-под неё, зашёл сзади и руками нашёл пышные колобки Миши. Брат жеманно улыбнулся, как девушка, получившая комплимент. Так я чувствовал себя, когда Гарри оказывал мне знаки внимания. Пальцами Гарри смазал Мишу сзади и через секунду его конская залупа пробивала путь в сфинктер парня.

— М-м-м, — застонал Миша, закрывая глаза, открывая их снова, чтобы встретиться со мной. Он пялился на меня, зажатый между Гарри и сестрой, а Гарри целиком и полностью овладел братом. Его шняга на тридцать сантиметров, как осиновый кол, вошла в Мишу. Тот и глазом не моргнул, видимо, готовый к такому проникновению.

Три попы слились в одном ритме. Миша уже не дёргался и не дёргал. Он стоял расслабленно, а Гарри долбил его и сестру. Гарри вытянул руки, ухватился за Олины бёдра и притянул их обеих на себя. Он разгонялся и бил сразу в два тела, пробивая брата, передавая ему инерцию, которой он стремился в сестру. Оленька стонала громче всех, Миша закусывал нижнюю губу. Гарри работал остервенело, как порно-актёр безотказно поставляя трах-удары.

Я вяло переодевался, в пакете лежали все мои женские игрушки: чулочки-сеточки, трусики, бюстик, даже парик и косметический набор.

На кровати тем временем Гарри переворачивал партнёров. Сестру он положил на спину, а Мишу пахом посадил на её рот. Она продолжила делать минет Мише, тот в свою очередь ласкал её разбитое влагалище. Сам Гарри пристроился здесь же: подложил подушку под Олины бёдра и медленно вогнал свою шнягу ей в анус. О том, что Оля занимается с Гарри анальным сексом я и не подозревал. Как легко она приняла его бычий хер, дивился я. Миша вылизывал разбитую щель, временами скатываясь на полизывание ствола, скользящего в анусе Оли.

Я же стоял рядом и мастурбировал. В моём поникшем настроении проскальзывали мысли о поражении, я сдавался перед чужой фантазией: Оля хотела трахаться в группе, Гарри и Миша занимались с ней сексом. Я возбуждался, глядя на них. Я завидовал и хотел стать частью этой странной любви, возникшей между сестрой и её извращённым мужем.

Гарри отвлёкся на секунду, посадил меня перед сестрой на коленки. Мне понадобилось две минуты, чтобы натянуть презерватив на вялый член и войти в сестру. Не в анус, конечно же. Миша встретил меня нежными поцелуями. Теперь этот парнишка смотрел мне в глаза ласковым взглядом. Его поцелуй в щёку возле самого рта смутил меня, заставил отклониться. Но в следующий момент его женский вид, мой женский вид вызвали во мне желание стать с ним ближе, будто я и он — мы оба — девушки. Подружки Гарри, лесбиянки по его же словам, или би. В общем нам нравится переодеваться и играть в девушек, заниматься при этом сексом с парнями и девушками. Играть роль как пассивную, так и активную. Неважно какую, главное получать от этого удовольствие. Так я себя чувствовал в тот момент. Любовь Гарри и его брата окутала меня, слилась с развратным желанием сестры отдаться группе парней. Или девушек?

Гарри смазал меня и медленно вошёл сзади, так же глубоко и верно, как до этого пробил брата. Мы слились в танце, в одном ритме заколыхались в лоне сестры. Миша опустился лицом на её лобок, его язык скользнул по Олиному клитору, облизнул мой лобок, касался его, каждый раз, когда я прибивал Олю, когда Гарри прибивал меня, чтобы я расслабленный входил в Олю. Он опять трахал нас: меня, Олю, Мишу. Миша сидел верхом на сестре, мы все вчетвером задвигались в медленном ритме, каждый нашёл удовольствием в этом групповом танце.

Член Гарри работал, как отбойный молоток. Никогда я не чувствовал такого участия с его стороны. Он нашёл разведённые бёдра сестры, прибил меня к ней и острым взглядом сопровождая каждое движение (я пялился на него постоянно, вывернув шею), трахал меня с дикой яростью.

Скоро я сдался и забыл про Олю, Гарри, Мишу. Я целовал в губы по очереди партнёра спереди, сзади, я давал им свой ротик, мой язык бился во рту, как в припадке. Миша стянул вниз мой бюстик и присосался к соскам. Гарри по очереди цеплялся за меня и сестру. Он достал распаренный взведённый член из моей задницы и поднёс его к лобку Оли. Миша опустился вниз, чтобы помочь ртом. Гарри схватил меня за волосы и, как щенка, достал из сестры. Потом он опустил меня рядом, заставил лизать Олино разбитое влагалище, хотя принуждать меня к чему-либо не было необходимости. Я был в пьяном бреду возбуждения. Миша тут же слился с моими губами, находя клитор сверху, пока я вылизывал внутренние губы сестры снизу. В этот момент Гарри с рёвом выстрелил. Он рукой загонял свой кол, залупа окончательно оплыла по стволу, сжалась, расширилась. Губки мочевого канала раскрылись чёрной дырочкой, как рот карася, выброшенного на берег. Через секунду из них брызнули густые потоки горячей солоноватой спермы, она фонтаном хлестала на Олино влагалище (Гарри целился в лобок), стекала по складкам внешних и внутренних губ. Мы с Мишей вылизывали сперму, языками стягивали сгустки в рот, чтобы поцелуями поменяться собранным. В этой игре нам не было равных. В горящих глазах Миши я прочитал благодарность, страсть конвертировалась в любовь, он был счастлив, как и я. Он разделил со мной похоть, нашёл во мне подружку, желанную в глазах Гарри.

10

Гарри действовал осторожно, во всём ценил доверие и конфиденциальность. Он оставался милым парнем, заботливым мужем, страстным любовником. Новый год в кругу нашей семьи праздновался под его бдительным руководством.

Мама вышла из спальни в чёрном вечернем платье с глубоким декольте, в серёжках и жемчуге на шее. Она раздобыла серебряный браслетик, накрасила ногти в алый цвет. Такой же алый, как и губки. Глаза с подведёнными бровями, бархатными тенями на веках, с длиннющими чёрными ресницами, сияли сказочным блеском. Никогда раньше я не видел столько макияжа на её лице, столько жеманной грации в телодвижениях. Она кокеткой прогарцевала на шпильках к почётному месту у стола, выделенному ей пижоном Гарри. Тот вырядился в смокинг с бабочкой, разливал игристое шампанское в взведённые бокалы.

— Предлагаю выпить за Надежду Николаевну, нашу маму, которая каждый наш день наполняет любовью и заботой, — проворковал Гарри, подмигивая мне, чтобы я встал.

Мы поднялись с дивана. Оля выглядела не менее впечатляюще, чем мама. Тоже в вечернем платье, на каблучках, накрашенная. Я же оставался в традиционной для домашних праздников белой рубашке и брючках. Ничто не выдавало внутреннего желания выглядеть женственно. Кроме длинных волос, спадающих на плечи. Многие месяцы я не стригся, мотивируя новый прикид свободолюбивостью характера, пристрастием к тяжёлой музыке. На самом деле мне нравилось фантазировать, представлять себя девушкой. Гормонотерапия, тайно навязанная Гарри с помощью витаминов, которые я неустанно принимал из маминых заботливых рук, делала своё чёрное дело. Я превращался в девушку, голос стал мягким, высоким. Временами он ломался на хрип, но разницу, по телефону, например, заметить было практически невозможно.

Я поймал на себе заинтересованный взгляд мамы, она рассматривала меня со стороны, подпирая щеку рукой.

— Чего ты на меня так смотришь? — смутился я.

— Да так, — её глаза блестели. Слегка опьянённая шампанским, она посматривала то на Гарри с Олей, которые затеяли грязные танцы на танцполе, то на меня, сидевшего букой в углу дивана. — Слава, я давно хотела тебе сказать, — мама наклонилась вперёд, переходя на полушёпот, — если хочешь, можешь быть девушкой. Я не буду тебя ругать.

В ответ я лишь дико покраснел. Налился пунцовым раком.

— Это ты с Гарри пообщалась? — спросил я, немного успокоившись.

— Сынок, — мама вытянула руку по столу, погладила меня по ладони маникюрчиком. — Я ведь не слепая, вижу, как ты поменялся. Оля сказала, что ты очень стесняешься. Не надо. Отпусти это в себе. Будет только хуже, если будешь молчать. Я ведь люблю тебя. Если хочешь, можешь поменять пол. Девушкой тебе гораздо лучше подходит.

— Ты так думаешь? — я сомнением покосился на неё.

— Конечно. Я ведь видела фотографии, где ты в платье. Очень красиво. Я буду любить тебя в любом случае. Будь ты мальчиком или девочкой. Ты всё равно мой ребёнок.

Я покивал головой, челюсть незаметно отвисла. Откровенный разговор готов был превратиться в откровенный фарс.

— Смотри вон туда, — мама оглянулась к нарядной ёлке, стоявшей в углу, — я приготовила тебе специальный подарок. Гарри! — позвала она. — Давайте уже дарить подарки.

— Слушаюсь и повинуюсь! — Гарри оторвался от Оли, чью задницу он неустанно мял последние минут пять. Его длинный язык вылез наконец из женского рта. Оля, помятая и слюнявая, гарцевала к дивану. Её глазки похотливо блестели.

— Подарочки! Как я люблю подарочки! — запищала она театрально, сжимая кулачки.

Гарри вытаскивал коробки и коробочки из-под ёлки. Так как денег я не зарабатывал, то любезный Гарри вызвался засыпать дам подарками за нас обоих.

— Какая красота! — округлила мама глаза и рот. — Я вам этого не прощу! — она смеялась, полупьяная, рассматривая дорогой набор нижнего белья. Чёрного, кружевного, с атласными ленточками-бантиками, завязочками.

— Блестяще! — уставилась Оля на свой набор, такой же, но белый.

Мои пальчики судорожно колупались в упаковочной бумаге, разрывали остатки сомнений. Чёрное обтягивающее платье, короткое, а за ним чёрные чулки с пояском, подвеской, ажурные чёрные трусики-стринги очутились на моих дрожащих коленях. Руки вяло опустились, попытка спрятать наряды вызвала лишь охотничий азарт у мамы и Оли:

— Что там у тебя? Ну покажи! — кричали они наперебой.

Гарри ухмылялся лишь довольным огурцом, созерцая происходящее.

— Я сама выбирала, — заметила мама. — Нравится?

Я легонько кивнул, улыбаясь, красный как рак, то ли от стыда, то ли от алкоголя.

— Может, примеришь? — сверкнула глазками Оля.

— Правда, Слава, примерь! — воодушевилась мама. — Мы же не будем смеяться, правда? Тебе идёт в женском. Ну, померяешь?

Я мял в нерешительности пакеты, разбросанные на коленях, придумывая тысячу отговорок, чтобы не переодеваться.

— У меня для тебя есть особый подарок, — поставил точку в сомнениях Гарри. Он выгнул правую бровь дугой, давая понять, что не шутит, а готовит, что-то удивительно нереальное. — Хрустальные туфельки! — засмеялся он, извлекая коробку.

Я окончательно выпал в осадок. Вся моя семья одномоментно перевернула моё представление о святости нравов. Всё, что было у меня святого, было связано с моралью и честью сестры и мамы. И вот они сами настаивали на перевоплощении. Они даже не поленились подарить мне женское нижнее бельё, чтобы я окончательно вошёл в роль.

— Слава, не бойся, — подзадоривала мама. — Если нарядишься для мамы, получишь десерт.

— Давай, Слава! Я в тебя верю, — смеялась Оля, поглаживая меня по спине.

Гарри жеманно улыбался и легонько кивнул, когда я встретился с ним взглядом.

— Ну хорошо, — я выдавил недовольную мину и отправился переодеваться.

Трусики натянулись на попке, как влитые, кружевной лентой подчеркнув талию, бюстик первого размера сомкнулся за спиной, притянув мои распухшие сосочки. Дальше поясок и чулочки, я надевал их впервые, неумело обращаясь с бретельками. Наконец всё было готово для платья, оно идеально обтянуло фигурку. Как я ни старался стягивать его вниз, оно всё равно ползло вверх, открывая кружевные резинки чулок. Хрустальные туфельки приподняли меня на четыре сантиметра. Я добавил помады на губы, тени, тушь на ресницы, румяна. Олин браслетик из жемчуга пришёлся кстати. «Оля не станет возражать», — размышлял я, расчёсывая волосы перед зеркалом. Последний штрих: небольшая завивка гелем и феном.

Так я и вернулся в зал при полном параде, расфуфыренный, как Золушка.

— Обалдеть, — всплеснула руками мама. Она порядком выпила и любую эмоцию выражала без налёта фальши. — Слава, ты просто красавица!

— Да-а-а… — у Оли челюсть отвисла. — Класс! Просто супер! Иди ко мне, сестрёнка, — она протянула руки, приглашая сесть рядом. — Хотя нет, повернись-ка, да вот так. Класс, и попка такая женская, и грудки.

Я стеснительно улыбался, втягивая живот, выгибаясь в пояснице.

— Разрешите? — подскочил Гарри, и мне ничего не оставалось, как только раствориться в женской роли до конца.

Он был галантен и тактичен, красавчик Гарри. Не распуская рук, вёл меня под Джо Дассена. Временами я бросал настороженные взгляды на маму с Олей. Они весело переговаривались, поглядывая в нашу сторону. Я чувствовал себя неловко, но с каждым па поддавался общему праздничному настроению, беззаботной вседозволенности, царившей в нашей идиллии семейного счастья.

Почти сразу после двенадцати мама отправилась спать, а мы, молодые, выскочили на балкон, смотреть салют. Небо зажигалось яркими красками, Гарри пристроился за моей спиной, такая навязчивость в присутствии Оли смутила меня, но ненадолго.

— Я знаю, что это был ты, — шепнула Оля, приблизившись губами к самому уху. Её блестящие глазки горели в полумраке, она была пьяна, как и Гарри, вдавивший свой вздыбленный пах мне в попу. Как и я, принимающий Олину руку под платье.

Оля, не стесняясь, поправляла резинки чулок, засовывая под них пальчики, поднимаясь всё выше к трусикам. Её губы сблизились с моими до неловких пяти сантиметров. Её дыхание, порывистое, заиграло теплом на моём напомаженном личике.

Она прикоснулась к липким подушечкам губ своим языком, словно проверяя мою готовность, и в следующую секунду мы слились в поцелуе. Поначалу неуверенном, нежном, как в фильмах про лишение девственности, но с каждым покачиванием голов наш затянувший поцелуй всё больше обретал отчётливые очертания страсти.

— Я хочу тебя трахнуть, — шепнула Оля, отлепившись на мгновение от моих губ. Она была возбуждена, дикая кошечка, бесстыжим взглядом пялилась в мои тенями и тушью подведённые глазки. — Идём, — сказала она, увлекая за собой в комнату.

Она усадила меня на край кровати, заставила широко развести ноги. Гарри со своим взведённым пахом танцевал рядом. Теперь я понял, что они задумали, и по сложившейся привычке не возражал. Я был слегка пьян. Достаточно, чтобы отпустить тормоза, при этом отдавая себе отчёт в происходящем. Неожиданно под моим платьем обнаружилась железная эрекция. То ли Олины уговоры поцелуями так подействовали на меня, то ли Гарри, как всегда, намешал виагры мне в бокал. В любом случае я стоял каменным столбиком, натягивавшим платье спереди. Оля опустилась передо мной на коленки и пальчиками залезла под стринги. Гарри уже пристроился сзади и пока только руками изучал глубину Олиного влагалища.

Она застонала и выгнула спинку, бёдра разъехались, задранное на спину длинное платье съехало по копчику на поясницу.

— Я хочу тебя, — шепнула Оля, с головой ныряя в мой пах.

В следующий момент её рот полностью накрыл мой член. Гарри не заставил себя долго ждать и почти сразу вошёл в неё сзади, вызвав бурю эмоций. Он трахал сестру громко, не стесняясь в шлепках по ягодицам и чавкании влагалища. Оля глухо мычала в член, тихо постанывая, как единственная вменяемая, понимающая, что мама, хоть и спит, но всё же находится в соседней комнате, расположенной по коридору напротив.

Я стянул с себя платье, бюстик и трусики и по общему требованию лёг спиной на кровать. Оля быстро скинула с себя всю одежду, Гарри не отставал, он оставил лишь галстук-бабочку на шее.

Оленька опытной рукой раскатала на моём члене презерватив и запрыгнула сверху. Она медленно опустилась на меня и, накрыв густыми волосами грудь и лицо, присосалась ко мне губами. Её язык забил чечётку, и в этот момент я почувствовал, как член Гарри протискивается вторым ходом в Олино влагалище. Оля тут же села и выгнула спину. Вывернув шею, она словно изучала интенсивность раскачиваний Гарри. Он медленно вгонял сваю, проникая намного глубже, чем я. Я лишь вдавился в Олин лобок изнутри, притирая зону G, как мне потом объяснили. Мой член застыл в немом повиновении, надиктованном Гарри. Он притирал меня и Олю. Меня раскатывал мягко скользящим толстым стволом, Олю трахал глубоко и страстно. Они уже слились во французском поцелуе, любовнички, оставляя меня не у дел, созерцать их похоть. Вдвоём они сидели на мне верхом, раскачиваясь в танце любви, а я лишь чувствовал их ласки изнутри. Я вытянул руки и ухватился за Олины мячики грудей, колыхающиеся надо мной. Толстые возбуждённые соски скользнули между пальцами, застряли в фалангах. Оля томно постанывала, выражая неразделённое томление.

— Я хочу тебя, — прошептала она, склонившись надо мной, опускаясь к поцелую. — Трахнуть, — добавила, глупо улыбаясь, разглядывая меня в темноте возбуждёнными пьяными зрачками.

— У тебя же нет члена, — напомнил я, улыбаясь в ответ, мои руки массировали её груди.

— Сейчас будет, — сказала она, спрыгивая с кровати, устремляясь к тумбочке.

— Сходи пока в ванну, — шепнул Гарри.

Мне не нужно было объяснять значения этих слов, за месяцы занятий сексом с Гарри я научился быстро ставить себе клизму, подготавливать анус, смазывая его лубрикантом. Когда я вернулся, Оля целовалась с Гарри. Она лежала на кровати, а он вылизывал её сверху донизу, особо налегая на резиновый член, закреплённый у сестры на бёдрах. В промежности светилась Олина киска, гладко выбритая складочка, припухшая от неустанных вылизываний. Гарри нырял под стрэпон, засовывал язык в Олину киску, затем поднимался и полностью вводил в мокрую щель толстый несгибаемый член. Его эрекция ни на секунду не спадала всё это время. Он мог трахаться как конь, осеменять меня и сестру годами, не растрачиваясь в возможностях.

В этот раз, завидев меня, они оживились, и я вновь почувствовал себя игрушкой в чужих сексуальных играх. Оля опять уложила меня на спину, прошлась горячим ртом по увядшему члену, возбудив его до остроты проникновения. Но проникновения не требовалось. Вместо этого она заставила меня по-женски развести бёдра в стороны, раскрывшись под ней, как лягушка. Головка резинового члена нашла вход в анус и медленно продавила путь внутрь. Гарри целовал сестру в шею и плечи. Он тоже работал бёдрами, наседая сзади. В какой-то момент он вошёл в неё, и она сдалась. Опустилась на меня, вогнав стрэпон до конца. Я лежал, сложившись пополам, высоко задрав ноги, разведя бёдра в стороны, Оля же по-мужски работала сверху, ныряя языком в рот, подставляя мячики грудей под мои руки и язык. Но всем этим действием руководил Гарри. Именно он влетал в Олю, посылая ей заряд, который продолжался в меня. Он опять трахал нас обеих, затрахивал по-своему грубо, несовместимо с оргазмом. Во всяком случае с моей стороны не было желания кончить только от анальной стимуляции.

Меня поставили на коленки, и Гарри опять припечатал нас сзади. Олины пальчики вцепились мне в бёдра, то ли она трахала меня остервенело, то ли Гарри не отставал и выколачивал дух из нас обеих. Мои яйца и пенис заколыхались в паху, как маятник. Гарри ускорялся, он нашёл Олины руки, ухватился за кости моего таза и до конца насадил нас на член. Он всегда ставил точку, добиваясь максимального удовлетворения. За это мы и любили его, за уверенность, дерзость и даже наглость, которых нам не хватало, чтобы сознаться в желании поступить так же.

Закончилось шоу не менее феерично. Гарри заявил о намерении кончить, и меня опять уложили на спину. В этот раз Оля села мне киской на лицо, а сама опустилась ртом на член. Её жадный ротик кинулся навёрстывать упущенное, и я быстро наполнился желанием. Мои успехи вызывали у сестры не меньше эмоций, если не больше. Её ягодицы дрожали, Оля выгибала спину, наседая раскрывшейся горячей киской глубже или наоборот, стремилась касаться лишь кончиком клитора. Обхватив меня у корня, она гоняла член во рту. Я вдруг почувствовал, как член Гарри соприкасается с моим. Оля сосала два члена, давясь и извиваясь. Гарри же продолжал тонкую игру. Он опустил наслюнявленную головку к моему анусу и вошёл в горячий разбитый Олиными стараниями сфинктер. Его кол влетел до конца, замер, начал ход назад. Постепенно Гарри ускорялся, для этого он нашёл упор в кровати, коленями воткнувшись в одеяло. Я же лежал раскрытый под его ударами, Олин рот ошалело гонял мой не расслабляющийся член на языке. Она сама озверела в желании довести меня до оргазма. И я сдался. В какой-то момент, потеряв бдительность, я отдался одному потоку нараставшего удовольствия и уступил по-женски стараниям Гарри и сестры. Он затрахал меня под её минет. Она же, почувствовал, что я на исходе, дала сигнал Гарри, и тот достал распаренный болт из моей задницы, воткнул ей в рот. Она сосала нас, помогая руками, и это было невыносимо ярко, чувствовать, как напрягается ствол Гарри, выстреливает под мой слабый аккомпанемент. Наша сперма смешивалась с Олиной слюной, наши оргазмы сливались в одном ритме. Оля сама, обкончавшись у меня на лице, прыгала, как живая рыба на сковородке. Она глотала сперму, я не чувствовал жидкости на лобке, и потом, когда наши тела нашли покой, она не проявляла желания выплюнуть или сходить в ванную. Она всё проглотила, моя сестра. Гарри приучил её глотать, она научила меня доставлять мужчине удовольствие. Её любимому мужчине, Гарри, ставшему и моим любовником.

Мы долго лежали в объятиях друг друга, приходя в себя после потрясения, после яркого совместного оргазма, раскрытия карт и желания заниматься сексом втроём.

Оля и я, постепенно приученные к групповому сексу, находили ощущения запретными, хоть и влекущими. Она возбуждалась от одной мысли, что я могу и хочу быть девушкой, что она может заниматься со мной сексом в разных ролях, активной, пассивной, что мне может такое нравится. Обо всём этом Оля расскажет мне позже в приватной беседе, а пока, опьянённый новогодними приключениями, маминым принятием, я лежал в объятиях любовников, представляя себе, как уже с завтрашнего дня я официально начну менять пол, чтобы стать с Гарри ещё ближе.

11

Сразу после новогодних событий я начал готовиться к каминг-ауту. Выйти на улицу в женском образе ещё полбеды, но как объяснить одногруппникам, и особенно одногруппницам, что теперь я буду не просто Славой, а Владиславой, что на физкультуре переодеваться я буду в женской раздевалке, что отпрашиваться буду в женский туалет, что с мальчиками теперь у меня будет особый разговор. Как изложить всё это не то что в личной беседе с каждым пострадавшим, а хотя бы понять самому? Осознать, что парни и девушки будут знать о моём прошлом, судить меня, смеяться надо мной. Правильные ответы подсказала мама:

— Думаю, тебе лучше взять академический отпуск на полгода, а с сентября перевестись в другой университет.

— Но мне нравится учиться, к тому же, у меня много друзей, — расстроился я.

— Смотри сам. Вернее, сама, — мама улыбнулась. — Я тебя не заставляю, просто говорю, как лучше.

Я кивнул, задумавшись о последствиях. Мне хотелось быть женственной, оставаясь при этом парнем.

«Странное сочетание», — думал я.

Меня возбуждали девушки, но в фантазиях я представлял их активными. В голове крутился новогодний секс с сестрой.

«Как здорово было бы, если бы все люди были одного пола», — представил я на секунду.

Близилась сессия. Я хорошо подготовился, но сдавать экзамены не имело смысла, учитывая новые обстоятельства. «Всё равно придётся с сентября начинать сначала», — вздыхал я.

Пришлось отнести в деканат заявление об уходе. Так, под сессионный шумок я покинул альма-матер, оставляя в прошлом не только друзей, но и половую идентификацию.

В поликлинике мне назначили встречу с психотерапевтом. Доказывать желание стать девушкой мне ещё не доводилось, я жутко волновался. Я чувствовал, как почва медленно уходит из-под ног. «Кто я?» — задавался я вопросом изо дня в день. Кроме того, перед глазами маячил весенний призыв. Ведь я покинул университет, а значит вновь становился военно-обязанным. Такой расклад меня совсем не устраивал.

— Не волнуйся, всё будет хорошо, — успокаивал Гарри, насаживая меня по утрам на член. Он поглаживал мою задницу, прохаживался влажными ладонями по ножкам в чулочках. — Я обо всём договорюсь. У меня есть отличный знакомый, он в таких делах мастер.

Гарри сам был мастер на все руки. И член, который у него был длиною в двадцать пять сантиметров. Я верил всему, что он говорил, стонал, как сучка. Чего только не проглотишь, когда трахаешься с Гарри. Думаю, выражение «без мыла в жопу» как раз про него. Он всегда смачивал член слюной, и мне почти не требовалась смазка.

Хуже всего дела обстояли с Ирой. Она не выпускала меня из виду. Мы созванивались каждый день, причём она обижалась, если я не звонил первым. Поэтому звонить ей стало моей обязанностью, которую я боялся нарушить. Встречались мы тоже по графику, день через два. Скоро стало понятно, что отделаться от неё будет не так-то просто. Впрочем, я не спешил разрывать отношения.

«Будь, что будет! — настраивал я себя на успех. — Если Ира не примет меня в новом качестве, значит, так тому и быть».

Гарри преследовал меня с не меньшей страстью, он заранее застолбил 14 февраля, поэтому в День всех влюблённых я был ангажирован с утра до вечера.

— Извини, пожалуйста, — скулил я в трубку, общаясь с Ирой за день до праздника. — Так получилось, давай отметим, когда я поправлюсь? — я наплёл ей про высокую температуру, больное горло и сопли.

— Да, давай, — она грустно вздохнула.

Мы пожелали друг другу сладких снов, поцеловались на словах и повесили трубку. «Так будет лучше», — думал я, засыпая. В тайне я надеялся, что Оля тоже будет участвовать и мне не придётся сосать член Гарри одному.

###

Стояла зима, сухая, безветренная и бесснежная. Ясная погода установилась с начала февраля. Я шёл к кинотеатру с замиранием сердца. Впервые с момента раскрытия во мне играли женские струны. Бежевое пальто, позаимствованное у сестры, идеально обтекало фигуру, чёрные батильоны на каблучке тактично отбивали сальсу. Я сам, весь наполненный грацией и страстью, стремился не упустить момента бытия. Мужские оценивающие взгляды приятно щекотали нервы, я плыл в потоке людей, метро выхлестнуло меня на проспект. Мои ножки в чёрных чулочках заплясали по тротуару. Больше всего меня радовали изменения в чертах лица, которые я странным образом приписывал макияжу, но никак не изменению гормонального фона. Мои отросшие волосы, пышно завитые, густые, спадали на плечи, обрамляли личико и шею. Олина шаль лёгкой вуалью лежала на груди, свитая в виде галстучка. Я светился от счастья, как ослеплённый мотылёк летел на свидание, притягиваемый страстью долгожданной встречи.

Гарри встретил меня похотливым объятием у кинотеатра, как и положено галантному кавалеру, ревниво следящему за удовлетворённостью всех жён в гареме. Он был в дорогом двубортном пальто до колен, джинсах и кожаных туфлях.

— Зайка, ты выглядишь великолепно! — ворковал он восторженным баритончиком, прижимаясь ко мне спереди эрегированным пахом, хватаясь за булочки моих ягодиц двумя ладонями сзади.

Его настойчивый язык проник в рот и властно заскользил на всю длину. Мне оставалось только сосать его, постанывая и повизгивая в нос на публику. Вокруг сокрушённо молчали и завидовали барышни, пришедшие на сеанс парочками и по три. Даже те, что пришли с парнем, бросали на меня заинтересованные взгляды.

«Вот это любовь!» — выражал их прозревший взор прописную истину.

Я плавился в сладком огне страданий. Гарри вёл меня под ручку, оказывал мельчайшие знаки внимания настолько галантно, что ни у кого из окружающих сомнения не закрадывалось, какой сюрприз скрывается в моих кружевных трусиках.

Неожиданно нарисовалась Ира.

— Привет, — расплылась она в глупой улыбке. — Классно выглядишь.

Она вытянула шею, и Гарри чмокнул её прямо в губы.

Я стоял офигевший, наблюдая, как они сосутся секунд пять, не меньше. Наконец Гарри достал язык из Ириного рта и занял положение рефери между двумя противоборствующими сторонами.

— Вы давно знакомы? — пролепетал я, переводя испытующий взгляд с Гарри на Иру.

Она тоже припёрлась при полном параде: в юбке, чулочках, туфельках на шпильке и неизменно согревающей душу синей болоньевой куртке.

— Почему ты не рассказывал, а? Какой хитрец! — Ирины глазки загорелись знакомыми озорными огоньками.

— Девочки, — Гарри приобнял нас обеих. — Предлагаю переместиться в зал и продолжить общение в более интимной обстановке.

Мы рассмеялись, смущённо переглядываясь. Ира взяла Гарри под руку, я не отставал. Так мы и протиснулись втроём сквозь узкие двери контролёра. Толстый усатый дядечка в свитере по достоинству оценил мои ножки, которые, к слову сказать, выглядели сексуальнее Ириных, учитывая мелкую сетку и стрелки.

Гарри рассадил нас по обе стороны от себя, широко раздвинул колени и, разведя руки, принялся поигрывать пальчиками, лаская своих девочек поглаживаниями по шее и щеке.

Когда зал погрузился в темноту и на экране замелькали анонсы следующих блокбастеров, его средний палец нашёл мои губы, проник в рот. Я принялся сосать его, боковым зрением ощущая, что Ира со своей стороны делает то же самое.

Вокруг нас и позади никого не было, это был неудачный фильм-однодневка о любовном треугольнике МЖЖ. Девушки случайно столкнулись нос в нос, догадались обо всём и приняли решение бороться за парня. Тот тоже не спешил выбирать. Так они и добрались до постели втроём, где продолжили конкурировать.

— Умопомрачительная комедия. Почти как у нас, — мечтательно шептал Гарри, склоняясь ко мне, чтобы одарить поцелуем.

— Да уж! — откликался я, скользя рукой по его колену.

Я медленно продвигался вверх, к ширинке Гарри, таящей всегда железную эрекцию. Неожиданно я наткнулся на Ирину руку. Та словно ошпаренная отпрянула на мгновение. Сдавленные хрюки-смешки с Ириной стороны подтвердили её причастность к тому, что я обнаружил дальше.

Член Гарри уже торчал из ширинки, наполовину извлечённый, так, что тонкая кожа под жирной оплывшей головкой позволяла играть рукой. Чем я и воспользовался, пока влажные холодные пальчики Иры вновь не подкрались. В этот раз ни я, ни Ира не спешили убирать руку. Мы принялись синхронно, каждая со своей стороны, водить пальчиками по стволу, подстраиваясь под общий ритм.

— Очень хорошо! Прекрасно! — сообщал Гарри о личных ощущениях в пикантные моменты фильма.

Мы смеялись, понимая двусмысленность замечаний, активнее работая пальчиками, предвидя скорую развязку. Гарри раскатал презерватив, чтобы не запачкать одежду и сидение, и мы поняли что финал уже близко. На экране герои тоже скатились в откровенный хардкор, хоть цензура и не позволяла выводить подробности интимной части отношений. Гарри запустил руку мне под юбку, быстро забрался пальчиками в трусики. Он начал натирать меня, показывая, как ласкает Иру другой рукой, потому что та, судя по прикрытым векам, реально кайфовала. От возбуждения мои губы тоже пересохли. Я смотрел мимо Гарри на Иру и видел, как ей хорошо. Гаррин член стал нереально большим, мы обхватили его каждая свою часть, я у корня, Ира сверху. Яйца Гарри, выбритые и жирные, вылезли из ширинки. Он, видимо, успел приспустить джинсы, поэтому весь его пах освободился для работы руками. Так мы и загоняли Гарри до оргазма. Член-палка застыл колом, расслабился, вновь выгнулся дугой. Мы ускорились, сильнее сжимая стреляющее в темноте ружьё. Я удерживал резинку у корня, Ира продолжала натирать ручкой стреляющий конец.

Всё было кончено, и Гарри расплылся в щенячьих радостях, поглаживая нас, меня и Иру, ныряя средним пальчиков в щель влагалища. В моём случае это была распаренная ласками выбритая мошонка.

— Классный фильм, — расплылся Гарри в довольной улыбке, когда на экране замелькали титры.

Мы согласились, переглядываясь и хихикая.

— Никогда не видел ничего лучше, — продолжил он продавливать идеальные отношения МЖЖ.

— Две девушки и один парень, как же я сразу не догадался! — троллил нас и парочки, продвигавшиеся вдоль рядов к выходу.

Те холодным душем обливали нас своим уж слишком навязчивым безразличием. Особенно смешила реакция парней, которые и отворачивались и говорили театрально громко, лишь бы сделать наше существование невозможным.

Вечер продолжился в ресторане. Я всё порывался спросить у Гарри про сестру. Ведь это был её праздник — День влюблённых.

«Неужели Гарри совсем не хочет провести его в объятиях законной супруги?» — мучился я законным вопросом.

— Оля тебе привет передавала, — сообщил Гарри тайный код подмигиванием.

Я сразу понял, как он слинял. Наверняка объяснил своё отсутствие крайней необходимостью поухаживать за братцем, которому в этот день любви нужно уж больше, чем родной жене.

В ресторане играла романтическая живая музыка. Две девушки по очереди и вместе пели старые хиты о любви на английском. Гарри посадил меня рядом с Ирой на диванчик, а сам занял место напротив.

— Никогда не видел, как вы целуетесь. Вы вообще целуетесь хоть иногда или только за ручку гуляете? — спросил он, когда мы уже осушили одну бутылку красного и приступили ко второй.

Ира опьянела и несла всякую чушь. Я же чувствовал себя не в своей тарелке. Ирино принятие моей транссексуальности опьянило меня своим шармом, не сравнимым с алкоголем.

— Слава очень хорошо целуется, — заметила она. — Не знаю, правда, как теперь, но раньше он очень хорошо языком работал, — она захихикала.

Меньшей пошлости от простушки Иры я и не ожидал.

— Есть только один способ проверить, — левая бровь Гарри красочно взлетела.

Ира скользнула рукой по моему бедру вверх, под юбку. Я инстинктивно сжал коленки.

— Он стесняется, — огласила приговор Ира, продолжая хихикать.

— Она, — поправил Гарри. — Владислава.

— А-а-а! — Ирины глаза блестели пьяным азартом. — Владислава, не стесняйся, — пригласила она меня к поцелую одновременным поглаживанием между ног.

Я медленно раздвинул коленки. Ира наконец достигла цели, и её пальчики заиграли с мошонкой и пенисом. Напомаженные липкие губы моей провинциальной подруги, пухлые и пахучие, накрыли мои. Ира активно заработала языком, словно доказывая мастерство французского поцелуя. Я следовал примеру, поглядывая в сторону Гарри. Тот был доволен, как кот, объевшийся сметаны.

В следующий момент мы с Ирой целовались взасос уже на заднем сидении такси. Водитель сокрушённо поглядывал в зеркальце заднего видения на двух лесбиянок. Гарри комментировал происходящее, откалывая шуточки невпопад:

— Сегодня все влюбляются друг в друга, — говорил он кивающему водителю. — День всех влюблённых, как-никак.

Мы продолжили целоваться в лифте, Гарри привёз нас на квартиру к Мише. Младшего братика не было дома, и мы с Ирой, быстро скинув с себя верхнюю одежду, очутились на кровати в чулочках, бюстиках и трусиках. На Ире был в такой же чёрный комплект белья, за исключением чулок, которые я, по случаю праздника, решил сменить на более вызывающие. Видимо, подарки Гарри докатились и до Иры.

Она была крайне возбуждена, моя неревнивая бывшая. Или не бывшая. Какое-то желание доказать или оправдать ожидание овладело ею. Она лезла из кожи вон, чтобы показать, как сильно жаждет заняться сексом, как кайфует от каждого пускай и не самого эрогенного прикосновения.

Запрыгнув мне на лицо, она опустилась текущей под трусиками вагиной на язык, сама же вытянула мой пенис и принялась жадно сосать его. Я по-женски раздвинул бёдра, ожидая, что Гарри присоединиться к празднику, войдя в меня снизу. Вместо этого он запрыгнул у изголовья и вогнал в Иру стальную дубину прямо над моей головой. Яйца Гарри опустились мне на нос. Я продолжил лизать Ирин клитор, поднимаясь к Гарриной мошонке, втягивая яйца по одному в рот. Ира текла надо мной и стонала, как кошечка. Её соки заполнили рот, её разомлевший клитор залился твёрдостью на языке. Гарри трахал её, нещадно вбивая двадцать пять сантиметров стали в хлюпающее влагалище. Я тоже возбудился не на шутку. Мой перчик, получивший прописку в чутких губах Ирэн, заиграл блеском потенции.

Она кончала, громко урча мне в пах, как большая тигрица, рискуя откусить гениталии с корнем. Её сиськи твёрдыми сосками тёрлись о мой живот. Но всем этим действием руководил Гарри. Именно он навязал мой переход в женскую лигу, и в следующий момент поставил меня на коленки и локти над Ирой. Мы остались в той же позе 69, только теперь она была снизу, а моя заранее подготовленная попка приняла все двадцать пять сантиметров члена Гарри. Теперь он трахал меня так же бойко, как до этого трахал Иру. Я продолжил лизать разомлевшую щель, Ира полностью заглотила мой член в рот. Скоро я уже ничего не соображал и не чувствовал. Ирины ласки, плюс Гаррины действия довели меня до экстаза. Я оторвался от трапезы только для того, чтобы выгнуть спину в пояснице, вывернуть шею, повернувшись к Гарри. Он мощно бил меня сзади, пробивая дырочку, агрессивно работая тазом.

— Я сейчас кончу, — застонал я, елозя задницей на Ирином лице.

Гарри больно схватил меня за шею и плюнул в лицо. Его обильная слюна растеклась по носу и губам, он слизал её и вновь плюнул. Я уже не обращал внимание на нюансы унижения. Он трахал меня намеренно придавливая пахом к Ире, чтобы та побольше захватила мой член в рот.

Оргазм вывел меня из равновесия, я задёргался бёдрами под мощными ударами. В этот момент и Гарри вытащил палку из моей задницы, стянул с неё презерватив и, притянув меня за волосы к Ириному обслюнявленному лицу, заставил нас целоваться. Мы слились в солёном поцелуе, потому что её рот полнился моей спермой. Ира передала мне её, смешав со своей слюной. Я добавил её вагинальные соки.

В следующий момент Гаррина жирная залупа заиграла на наших губах, и мы принялись жадно обсасывать и облизывать её. Ствол застыл, залупа расширилась, рука Гарри замельтешила перед нашими лицами. Член выстрелил Ире в рот, потом мне, потом снова Ире. Гарри кончал много и густо, направляя орудие в наши раскрытые рты, не промахиваясь ни разу. Мы же обтекали его семенем, собирали его, чтобы вновь передать друг другу, обменяться бесконечным чувственным поцелуем, наполненным экстрактом Гарриной любви.

12

Поведение Гарри не поддавалось никакому объяснению, кроме похотливого желания с его стороны трахать всё, что движется. Но хуже всего было то, что участники его групповых потрахушек легко велись на лапшу, которую он в избытке вешал на уши. Лично я находился во власти дурмана любви и страсти. Мотивация Оли, видимо, сводилась к любопытству и яркому возбуждению, которое она неизменно испытывала, каждый раз попадая в щекотливую ситуацию. Оля была экстремалка в душе, любила экспериментировать, особенно в сексуальном плане. Ничего подобного я не замечал за ней в детстве. Видимо, навязчивый Гарри пробудил в ней огонь исследователя и она бросилась навёрстывать упущенное. Почему Ира согласилась вступить в интимную связь с Гарри оставалось для меня загадкой. Не могла же она поверить в любовь женатого мужчины, рассуждал я. Но постепенно кусочки паззла складывались в общую картинку, весьма незамысловатую и провинциальную, как и положено для девочки, живущей в общежитии.

Гарри успел навешать лапши простушке Ирэн. По легенде бисексуал-метросексуал, свободный от комплексов и отношений, любил девушек и только их, даже если под юбкой спереди болтался маленький пенис. Он влюбился в Ирэн с первого взгляда, когда в порыве ревности последовал за любовницей, то есть за мной. Выбирая между двумя красотками, он не мог не думать о последствиях, поэтому предотвратил развитие конфликта одним веским доводом, сводившимся к совместному досугу. Кроме того, красавчик Гарри, конечно же, хотел жениться на Ире. Как без этого. О том, чтобы он упустил возможность заручиться с ней законным браком, не могло быть и речи. В этом плане Гарри умел осчастливить девушку. Он, словно Дон Жуан, играл женскими сердечками, жонглировал чувствами, опошляя их до группового секса.

Впрочем, нам нравилось идти на поводу у Гарри. Видимо, его сказка, окутанная сахарной паутиной, запудрила нам всем мозги настолько, что мы ничего не видели и не слышали. Всё-таки у него был дар внушения. Плюс деньги, много денег, он мог себе позволить шиковать, дарить дорогие подарки, обещать все прелести жизни за одно согласие быть с ним в любовных отношениях.

###

Наши отношения претерпевали бурное развитие, встречи с сестрой и Ирой проходили с завидной регулярностью на квартире у Миши, который, по заверениям Гарри, отправился в командировку в Москву. В международный женский день 8 Марта мы вновь обменялись подарками, слюной и экстрактом Гарриной любви.

Гарри продолжал потрахивать нас вместе и по отдельности, заботясь только о том, чтобы Оля с Ирой не пересеклись на поле брани. Я же, конечно, выступил в роли соучастника его супружеской измены.

— Я тебе доверяю больше, чем себе, — ласкался он по вечерам. — Обычные девушки никогда не поймут меня так хорошо, как ты. Ты ведь необычная? — вопрошал он.

— Да, я такая, — ухмылялся я, поигрывая задом в его ладонях.

— Ты самая лучшая, я люблю тебя, зайка, — сообщал он о намерениях свежей эрекцией.

— Я тебя тоже, — шептал я в ответ, подставляя попку под поглаживания, переходящие в активное приставание.

Он брал меня в ванной и на балконе. Когда сестры и мамы не было дома, он добивался внимания в зале, спальне и на кухне. Где мы только не трахались, и каждый раз красавчик Гарри кончал железным раскачиванием члена, заливал меня под завязку экстрактом любви. Я уходил в ванную, а он, довольный, собирался на работу.

Скоро появились обстоятельства, которые дали новый виток нашим семейным обстоятельствам.

Однажды, где-то в конце апреля, я пришёл с улицы, нагулявшись на свежем воздухе. Гарри с мамой готовили на кухне, Оля задерживалась в университете. Я уселся на любимое место в кресле в ожидании ужина.

— Если бы можно было взять кредит под небольшой процент, я была бы только счастлива, — говорила мама, крутясь у плиты. — Но, знаешь, с банками связываться как-то не хочется. Они же потом три шкуры сдерут.

— Это не обычный банк. Вы же для бизнеса собираетесь деньги взять. Там специальная программа поддержки предпринимателей.

— Ох, не знаю. А вдруг я прогорю? — мама улыбалась, как всегда, в таких случаях, когда говорила о неприятных вещах.

— Тогда всё спишут на неудачу. Там же всё просчитано и в контракте прописано. Это для них как в казино играть. Они делают ставку на вас, а ваша задача предоставить бизнес-план и осуществить задуманное.

— Да уж. Бизнесмен из меня никакой. Я ведь даже не знаю, что такое бизнес-план.

— Я вам помогу, там всё просто. И с бухгалтерией помогу. Вам нужно только выбрать товар и хорошо продать его. Вы ведь это умеете.

— Да, это я умею, — мама опять растерянно улыбнулась.

— Ну вот и отлично.

В последствии из разговоров с сестрой я узнал, что Гарри помог маме взять в банке специальный кредит на развитие бизнеса. Дело закрутилось и сдвинулось с места, когда мама арендовала свой бокс и завалила его привезённой из Польши одеждой. Мне оставалось лишь удивляться проворству Гарри и радоваться маминой удаче.

###

Наши встречи с Олей и Гарри частенько проходили в Мишиной квартире. Женоподобный братик свалил в Москву, не оставив шансов на восстановление родственных отношений.

Мы не скучали. Так всем было спокойнее, встречаться на нейтральной территории, чтобы мама случайно не застукала странный союз за занятием сексом. Она что-то подозревала, наша мама, или мне так казалось. Иногда она пыталась выведать у меня, хорошо ли я себя чувствую, хочу ли я быть девушкой на самом деле или это желание — лишь временная прихоть. В любом случае она была смущена и подавлена моим преображением. Хоть и активно поддерживала меня, предлагая помощь в любых женских вопросах. Например, макияж. Никогда раньше я не красился так искусно, как с маминой лёгкой руки. Или духи. Она научила меня выбирать аромат, объяснила, чем отличаются дорогие запахи от дешёвых. Мы ходили по магазинам одежды, где мама подсказывала, какой цвет лучше, какая юбка подойдёт к кофточке и как лучше балансировать цвета и фасоны. Так я учился быть стильной, женственной, соблазнительной.

Я совсем потерял бдительность и, когда однажды в конце мая Гарри встретил меня на пороге нашего гнёздышка повязкой на глаза, я легко согласился. Мишина квартира была хорошо изучена, мне не требовались подсказки, куда идти, что делать. И всё же я волновался. Гарри, полный сюрпризов, просил молчать и уж тем более не проявлять инициативу. В глубине души я надеялся, что он привёл друга, такого же обожателя женских прелестей. Фантазии о сексе с двумя мужчинами давно будоражили моё женское либидо.

Так я наощупь продвигался в зал, по совместительству спальню, где под успокаивающую музыку Гарри принялся обхаживать меня: стянул юбочку, опустился на колени и присосался к пенису. Его толстые губы обхватили вялый пальчик, стянули кожицу с головки. Язык забил лодочкой, натирая твердеющий стручок снизу.

Я был в повязке, поэтому мне оставалось лишь догадываться, кто ещё, кроме нас двоих, мог находиться в комнате. Такое осадное положение крайне возбуждало мою игривую натуру, воспалённую неожиданным развитием. Я начал бёдрами двигаться навстречу, мои пальчики веером проникли в густую шевелюру волос. Гарри сосал меня, как леденец, а я плавился под его жадным натиском.

Подготовив меня, он отвёл мои руки за спину, предлагая оставаться безучастным до конца. Пенис, разогретый нежными посасываниями, задрался вверх, Гаррина слюна подсыхала сладким холодком. В этот момент Гарри руками подтолкнул меня к краю кровати, по крайней мере мои голени уткнулись в знакомый упругий край.

Чей-то новый рот неуверенно нашёл мой член и принялся сосать. Я же предположил, что это Оля. Это однозначно был женский ротик. Гарри зашёл сзади и, удерживая меня за руки, приставил колом торчащий член к анусу. Я слегка выгнул спинку, раздвигая ягодицы, и в следующий момент Гарри протиснулся по смазанному сфинктеру внутрь, раздвигая стенки, продвигаясь вперёд на все двадцать пять сантиметров члена, пока не замер глубоко внутри. Женская рука острыми лодочками ногтей нашла мои яички, нежно обхватила их снизу, потянула к себе. Я плавился под натиском двух партнёров, не отдавая себе отчёта в неопределённости личностей. Лишь Гарри действовал сообразно с ожиданиями: он трахал меня самозабвенно, подталкивая к краю. Женские губы вошли во вкус, с ласковым урчанием принялись высасывать из меня остатки терпения.

— Прекрасно, — шептал Гарри, восторженно вколачивая в меня член. — Просто замечательно!

Он потянул повязку, я медленно прозревал, приоткрывая непривыкшее к свету веки. Прямо подо мной, двигаясь синхронно навстречу, сидела в такой же плотной повязке мама. На ней было нижнее бельё, подаренное Гарри на Новый год, что ещё ей оставалось надеть для участия в групповухе с младшим братом Гарри Мишей. Так она представляла себе секс без стеснения и последствий. Я вздохнул в ужасе, попытался выскользнуть, но Гарри удерживал меня на члене.

— Тише-тише, — шептал он успокаивающим тоном. — Всё хорошо.

В этот момент мама, возбуждённая минетом, повернулась к нам попой. Гарри рукой стянул набок тонкую полоску стрингов, толкнул меня вперёд.

— Презерватив, — шепнул я в ужасе, выворачивая шею.

— Ей не нужен, — ответил он хладнокровно насаживая меня на мамины ягодицы. Я входил в мамино текущее влагалище, а она, выгнув спину, стояла перед нами во всей обнажённой красе. Хлоп — и мамина попа прижалась к моим бёдрам, расплющилась об лобок. Гарри взял мои ладони в свои, положил на мамины бёдра и вдавился сзади, стискивая нас в одном бутерброде. Его огромный член диктовал условия игры: он буравил меня насквозь, навязывая стремление вперёд. Я не чувствовал движения, меня толкали на маму, мой онемевший член медленно наливался удовольствием, подкрадываясь к обрыву невозврата. Гарри сильнее схватил маму за бёдра, поставил одну ногу на край кровати и забил бёдрами мне в зад так яростно, что я думал, что сойду с ума. Мама подо мной сладко застонала, догоняясь мои членом, застывшим в её лоне. Я влетал стремительно, так же хаотично, как бил Гарри, поддаваясь его волне. Мамина попа затеяла пляску, никогда не думал, что она способна так играть тазом, выводя восьмёрки. Её стон счастья разорвал и без того музыкальную атмосферу, царившую в комнате. Для успокоения взведённых нервов Гарри всегда выбирал что-нибудь энигматичной. Мы затрахивали маму в молоко, вернее я становился безмолвным соучастником Гарриной игры. Я думал о том, почему маме не нужен презерватив и почему она согласилась. Как она очутилась на месте Оли? Все эти вопросы уже не имели значения. Моя палочка достигла предела, точки невозврата, когда малейшее прикосновение к ней приносит сладчайшую эйфорию, разносящуюся в голове тысячью всепрощающих мыслей. Гарри зарычал, давая понять, что близок, его похоть дала толчок моим негласным предоргазменным стонам. Я улетел с головой в экстаз. Широко открыв глаза созерцал, как мамина попа подо мной принимает в своё лоно мою сперму, слабые струйки устремились по пенису, провоцируя ритмичными сжатиями сфинктера мощный оргазм Гарри. Он затрахал меня в пену, и я кончил под его бдительным руководством, а потом опустился перед мамой на коленки, чтобы слизать её соки смешанные с моими. Гарри тыкал остывающий член в мамино влагалище, я вылизывал его, сосал, чередуясь с маминым разбитым влагалищем, сытым, обкончавшимся. Я опускался язычком к клитору, играл, поднимался выше, засовывал язык в малые губы, там всё было горячо и мокро. Гаррин член влетал в маму, как в масло. Он вновь возбуждался для нового соития. В этот раз я просто расположился снизу и искал языком мамин клитор, пока Гарри трахал её, нещадно отдаваясь похоти и животным ласкам. Он вновь затрахал её до оргазма, возможно подведённого к точке моим ласковым язычком, потом вырвал член из лона и спустил мне на лицо львиную дозу спермы. Откуда в нём было столько семени, я и представить не мог. Его толстые жирные яйца провоцировали новые обильные излияния уже через пять минут после последнего соития. Гарри повернул маму ко мне лицом, и она начала аккуратно слизывать кончиком языка сгустки с моего лица. Он был бдителен, зоркий Гарри, следил, чтобы мама не заигралась и не сблизилась со мной на расстояние, необходимое для разоблачения. Так мы и стали ближе. Она в плотной повязке на глазах слизывала густую сперму Гарри с моего лица, а он следил, чтобы мы не касались друг друга руками и телом. Только языками. Очень интересная игра, особенно если видишь перед собой ничего не подозревающую маму, играющую в похотливые потрахушки, навязанные Гарри.

Я уходил из квартиры подавленный новым развитием, ошеломлённый случившимся, удручённый стыдом и горечью сожаления. Во время секса грани стираются под гнётом удовольствия, но после наступает раскаяние, наступает понимание невозможности вернуть испорченное платье, опороченную честь, которые, как известно, нужно беречь смолоду.

13

Связь Гарри с мамой выражалась дома тайными переглядками, которые в моих глазах приобрели значение только после знаменательного секса втроём. Теперь я отчётливо замечал мамино замешательство каждый раз, когда она пересекалась с Гарри. «Он и её достал», — приходил я к выводу, наблюдая за их перебежками из комнаты в комнату. Оля жила, тихо радуясь счастью семейной жизни, ничего не подозревая и уж тем более не предпринимая. Она только нашла низкооплачиваемую работу, к тому же неожиданно забеременела. Такое положение сестры вызвало сдвиг в наших потрахушках в сторону Иры. Встречаться с мамой я наотрез отказался:

— Я тебя ненавижу! — прошипел я, когда Гарри заскочил ко мне через пару дней после случившегося.

— Тебе не понравилось? — наивно предположил он, поглаживая меня как щенка.

— Ты больной человек, ты понимаешь это или нет?

— Ну-ну, милая. Зачем же так расстраиваться?

Он чмокнул меня в губы и ускакал на кухню готовить ужин, а я остался наедине с совестью и нехорошими привычками. Мне нравилось развращаться, я только в тот момент осознал, что всё, что делал со мной Гарри, была и моя вина. Я позволил ему совратить меня, соблазниться на фотографии сестры, войти в первый круг доверия, потом и во второй. Я позволил ему сделать из меня девушку. Я доверился ему и горько сожалел. Упав на крышку стола, я беззвучно расплакался. Это были женские слёзы, девичьи рыдания, вызванные эстрогеном, которым в обилии пичкал меня Гарри.

###

Олин живот рос не по дням, а по часам, росла и моя ненависть к метросексуалу Гарри, который окончательно втёрся в доверие к маме. Он наверняка трахал её целыми днями на Мишиной квартире, который ещё неизвестно куда подевался. Я не мог этого так терпеть и однажды, это была середина лета, решил поговорить с сестрой. Мы сидели вдвоём на даче, а Гарри отправился помогать маме с домашним хозяйством.

— Знаешь, я не говорила тебе, — начал я. — Но Гарри спит с Ирой.

— Да, я знаю, — Оля улыбнулась, поглаживая живот. — Ты ведь не возражаешь?

— Я-то нет. А вот ты, что ты думаешь по этому поводу?

— Ну что я могу думать? Он ведь сам ко мне пришёл с повинной и сказал, что хочет завести для секса временное развлечение.

— Понятно, — я нахмурился. — А с мамой он тоже временно спит?

Оля побледнела, закусывая нижнюю губку.

— Почему ты так говоришь?

— Я думала, ты в курсе.

— Откуда ты это взял? — она забыла про уговор, обращаться ко мне в женском роде.

— Потому что он и меня заставил с ней однажды переспать.

— Ужас, — Оля схватилась ладонями за лицо. — Я давно подозревала, что он что-то скрывает, — она начала хныкать. — Какой же он козёл!

— Что ты собираешься делать?

Она опустила взгляд, глаза, наполненные блеском слёз, замерли на траве перед домом.

— Не знаю, Слава, я уже ничего не знаю. Это какой-то мрак. Как же я допустила всё это? — она перевела на меня знакомый виноватый взгляд.

Именно такое выражение лица я видел в зеркале каждый день, когда, просыпаясь, шёл умываться в ванную.

###

А потом он исчез. Просто взял и растворился, прихватив с собой все наши деньги.

Я пришёл домой с улицы, мои вечерние прогулки приносили плоды: у меня появились новые знакомые. В том числе и парни, которые не возражали против моей необычной природы. Новый мальчик признавался мне в любви, мы стояли на лестнице подъезда, и он впервые отважился поцеловать меня. Это был незабываемый невероятный момент в моей жизни. Я чуть не расплакался от счастья. Он был так галантен со мной, его руки с такой опаской опускались мне на бёдра, чтобы тут же вернуться на талию.

— Я люблю тебя, — шептал он, прижимаясь ко мне твёрдой грудью.

— Позвонишь мне перед сном? — я обдала его нежным влюблённым взглядом.

— Конечно, во сколько ты ложишься?

— В одиннадцать. Позвони мне в одиннадцать.

— Хорошо, — он вновь потянулся губами, и мне отчаянно захотелось отдаться ему прямо на лестнице, но я удержалась, чтобы растянуть удовольствие.

Я вывернулась из его медвежьих объятий и ускакала в подъезд. А дома меня ждали мама и сестра. Они сидели за столом, в гробовом молчании решали витиеватые превратности судьбы, раскручивая незатейливый мотив.

— Гарри исчез, — сказала мама, когда я опустился в кресло у холодильника.

— Как исчез? — я захлопал длинными чёрными ресницами.

— И деньги все прихватил с собой. Как я теперь буду долг отдавать? Я, наверное, сейчас с ума сойду, — мама накрыла красное лицо ладонями.

— Не реви, — огрызнулась Оля. — Скатертью дорога, пускай катится ко всем чертям. Знаете, где сейчас Миша?

Мы с мамой вопросительно посмотрели на неё.

— В психушке! Я ездила к нему, это ведь Гарри его довёл. Тебя, Слава, он тоже принуждал или ты сам захотел девушкой стать? — Оля, нахмурившись, взяла на себя роль Великого инквизитора.

Я нервно облизнул пересохшие губы.

— Сам, — промычал я.

— То-то я думаю, сам, — всплеснула мама руками, заливаясь новыми слезами. — Витамины, что я тебе давала, Гарри ведь их на гормональные таблетки подменил, я только сейчас обнаружила.

— Он и мне что-то подсыпал, — Оля яростно стискивала зубы. — Какой-то афродизиак. Ладно, что теперь гадать на кофейной гуще, — она тяжело вздохнула. — Простите меня, если можете, — Олины глазки наполнились слезами. — Я так виновата перед вами.

— Ну что ты, Оленька, — мама подскочила к ней, обняла. — Тебе нельзя сейчас волноваться. Это ты меня прости.

Я сидел красный, как рак, чувствуя себя самым виноватым на свете. Если бы я начал рассказывать всё по порядку, мои родные ужаснулись бы. Они бы пришли в негодование от одного присутствия рядом с ними такого отвратительного развращённого типа, как я, поменявшего ориентацию, пол, перепачканного, поруганного, падшего.

— Слава, иди к нам, — махнула мама рукой. — Иди, сынок, я тебя обниму. Вы — это всё, что у меня есть, — праведный гнев застыл в маминых глазах. — А Гарри ещё вернётся, если захочет ребёнка увидеть. Вот помяните моё слово! — она смотрела на Олин живот, гладила его вместе с дочерью.

Я, увлекаемый объятиями, тоже упёрся в этот плод порочного зачатия, засевший в Олином животе.

«Интересно, какой он получится, этот ребёнок? — задавался я вопросом. — Такой же развращённый как Гарри?»

— Только мы ему не дадим этого ребёнка. Воспитаем сами, нечего наших детей развращать, — причитала мама над моим плечом, заливаясь слезами.

8859   1 158229  62   8  +7.4 [16]

Бисексуалы