Под стук колес.

Женька! Курносая, с конопушкими, в топике, шортиках и сланцах Женька отметилась у проводника и заскочила в вагон. Суетливо пробежала по узкому коридору, отчитывая нужное купе, и распахнула двери. Они мягко откатились. Веселому взору девушки предстала соседка. До моря! Такого желанного моря! Было еще целых три с половиной дня спальника и Женьки не терпелось узнать, с кем предстоит их провести.

Поездом ехать долго, но у студентки нет денег на самолет, есть только желание — к морю... Но все же удалось сэкономить из заработанного за зиму на билет в спальный вагон, который стуча колесами и отвезет Женьку к ее мечте.

Девушке было далеко не все равно, кто ее будет сопровождать в пути к скоротечному счастью, что зовется лето, каникулы. Настроение вперемежку с предвкушением било из Женьки, словно родниковая вода из-под земли, ей казалась, что она на встречных ей людей, — понурых, уставших от стоявшей уже неделю жары, просто брызгала улыбкой, освежая. Она же ехала к морю! И все ее тело до последней грамульки говорило... нет, не говорило — рапортовало: сессия сдана, и я еду купаться в Сочи! Мальчики, мне вас жалко, но я люблю море! И любит его кто-нибудь так, как люблю его я! И плевать, что это уже кто-то сказал, разве у него было такое настроение? Такой подъем и такие ожидания? от самого ближайшего будущего.

— Приветики, я Женька! — выдохнула она, бросая на полку походный рюкзак — оранжевый с белочкой.

Сидевшая на противоположном месте женщина лет сорока пяти, приветливо впорхнула ресницами и ответила:

— Галина. К морю?

— Ага!

— А что вещей так мало?

— А... Купальники, туфли да платье вечернее... что мне еще надо!

— А почему одна?

— Вы про кавалеров?

Женька села, скинув сланцы и поджав под себя ножки. Поерзала, подгоняя полку под себя и осваиваясь на уже заслонной постели.

— Подруг, друзей!

— А... Подруга к маме в деревню поехала... Вы тоже к морю?

— Нет, утром я выхожу...

— Жаль! Я уже к вам привыкла...

— Так быстро?! — улыбнулась Галина.

— Угу! Я вот бежала к поезду и все думала: кто мне в попутчики будет! Загадала если девушка, тогда поездка удачная!

— А если женщина?

— Нет. Так я не загадывала! Или девушка или парень! Вы же не мужчина!

— Не мужчина...

Поезд тронулся. За окном промелькнули остатки города в торопливых заботах, мост и побежали поля со стоявшей где-то на горизонте сельхозтехникой. Проводник проверил и забрал билеты, поинтересовался насчет чая и получив согласие, немного погодя принес пару стаканов. Галина расплатилась. Все попытки Женки поучаствовать, она приселка сразу и попросила проводника больше их не беспокоить, утром рано ей выходить, а нужно хорошо выспаться.

Как только купе услужливо закрыли с внешней стороны, сославшись на жару, Галина, начала раздеваться. Ее строгий брючный костюм повис на вешалке, а лифчик и трусики были публично сняты, сложены в полиэтиленовый пакет и убраны в чемодан. Видимо одевать их до утра она не собиралась. Пока Женька в каком-то дурацком неудобстве — вроде обе были женщинами, крутилась на полке, делая вид, что заинтересована в подсчете за окном летевших навстречу номерных столбов, попутчица неторопливо рассматривала себя во встроенном на дверях зеркале.

У Галины была гладкая спина, немного полноватые бедра, но зато бедра и ноги гладкие и не по возрасту упругие, без апельсиновых корок. Когда она повернулась, краем глаза Женька увидела на ее животе шрам от кесарева, он был немного великоват и говорил о том, что женщина является матерью довольно взрослого ребенка, поскольку шрам был старый... Груди немного отвисли, сосок потерял розовый цвет молодости. Но, в общем, Галина была красивой дамой средних лет. По крайней мере, Женька не могла не заметить смелость умение подать себя окружению в обнаженном виде, чего у нее никогда не получалось. И сейчас Женька чувствовала, как щеки наливаются краской, словно разделась не попутчица, а она сама.

— Женька! А ты чего? Жарко ведь! Давай, раздевайся! — проговорила Галина, устраиваясь напротив и немного разводя бедра. — Не бойся! Я часто катаюсь этим поездом и этим вагоном. Проводники меня знают, и до утра никто к нам не зайдет.

— Часто?

— По работе... Удобно. Выспишься, отдохнешь

— А кем вы работаете?

— Предприниматель. У меня фирма. Ну, снимай шортики, топик.

— Я не одела трусиков... Сейчас я сбегаю в туалет.

— Еще чего? Меня стесняешься?! — мягко произнесла Галина, но в этой мягкости звучала и настойчивость. — Раздевайся, и будем пить чай, а то остынет. Тут у меня сыр, баночка оливок, немного колбаски, сделаем канопе и поужинаем.

— Я писать, — совсем смутившись и покраснев, призналась Женька. — Боялась опоздать и неуспеха на вокзале. Я быстро...

— И эту беду мы исправим...

Галина как-то оживилась. Словно ее любимая доченька неожиданно попросилась пи-пи. Она встала, наклонилась над чемоданом, что-то отыскивая. Ее вагина, как Женьки показалось влажная и пульсирующая, предстала перед девушкой во всей красе.

— Вот, стаканчик! — повернулась она. — Сейчас станция на подходе, он закрыт. Да и в туалете я уже была...

Галина сморщилась.

— Да вы что? — возмутилась Женька. В ней заклокотали сразу два чувства, гнев и возбуждение необычайности ситуации. Перед ней стояла совершенно голая женщина в годах с большим пивным стаканом и почти умоляющи произносила:

— Женечка, пописай. Пожалуйста... А стакан я потом вынесу, как поезд снова тронется. ..

На самом деле, Женьки до спазмов хотелось расслабить переполнением ноющий мочевой, отчего возбуждение в чреслах нарастало с неимоверной силой. Она давно уже держала руку меж ног, зажимаясь, но сейчас и это не помогало. Какая же она дура, так опрометчиво взять только одни шортики! Если не сейчас, то будет поздно, а поезд стал сбавлять ход, в окне появились привокзальные постройки станции — стоянка минут пятнадцать и потом еще десять, а то и больше.

Стараясь улыбнуться, Женька задернула шторы. Скинула на коврик ноги, встала и без слов взяла из подрагивающих рук Галины высокий пластмассовый стакан. Одновременно стягивая шорты до колен, и раздвигая бедра, она поняла, что сейчас лопнет, если срочно не откроет шлюзы. Подставив стакан под свою в приготовлениях к морю выбритую начисто вульву, она расслабилась. Золотистая струя ударила о дно стакана с такой силой, что брызги из него попали на обнаженные колени Галины.

Женщина засветилась лучезарными очами, соски на ее немного опавших грудях набухли, она подставила руку под то, что напором неодержимо выходило из Женьки, омыла кисть и стала тереть теплой влагой себя между ног. Буквально после третьего раза, прохода по показавшемуся бугорку, Галина ввела в себя два пальца и застонала, тихо и умиротворенно. Делая непроизвольные движения, то сжимая ноги, то раскидывая, то поднимая колено и прижимая к животу, она не закрывая глаз, жадно смотрела на писающую девушку.

Женька тоже как зачарованная уставилась на Галину. Конвульсии сильного оргазма перед самым взором, содрогания с придохом заворожили. Стакан наполнялся, а ее маленькая еще девичья вульвачка, нежненькая без волос похожая на кисульку маленькой девочки совсем не желала закрывается. Немного придя в себя Галина, подхватила стакан, и пальцем провела по ее промежности, собирая в ладонь последние капли. Женьку словно током ударило, рот открылся, вся она заражала, и женщина буквально поймала ее, по-матерински прижимая к груди...

— Женечка, тише! Давай я тебя поцелую, так будет легче сдержаться...

Чувствуя приход второй волны, Женька лишь приоткрыла рот, и вскрик блаженства потонул где-то в теплых устах Галины...

Потом они сидели обнаженными, пили уже холодный чай с сыром, колбасой и оливками, умело надетыми Галиной на зубочистки, и говорили. Говорил обо всем. Женька узнала, что виновник шрама Галины сейчас служит в армии, а Галина, что Женьку бросил кавалер, женившись на девушке старых друзей своих радетелей, что к морю, она едет из отчаянья...

Женьке было так легко и свободно, словно вместе с одеждой она скинула и все, что было вне этого поезда, и к чему ей придется вернуться, словно к обязательной в обществе одежде, но сейчас она была свободна. Ее тело стремлюсь к морю, а рядом сидела Галина с лучезарным взором и, слушая ее щебетание, зажимала руку бедрами. Женька ловила себя на мысли, что ей нравилась, как Галина время от времени содрогается и тихонько постанывает. Ей самой жутко захотелось запустить пальчики в свою истекающую соком промежность, но когда она делала это одна, — дома, перед зеркалом, Женьки не нравилось ворожение своего лица, другое дело Галина, она словно цветок распускала лепестки перед солнцем. ..

Было уже далеко заполночь, когда они легли спать. Глина потушила свет и пригласила ее к себе. Ее рука быстро нашла Женькино влажное томление, а губы снова прикрыли и увлажнили сухой ротик, заглушая биение сердец и стоны. Никто не видел Женьку, и она просто наслаждалась бесконечностью приходящих к ней теплых волн наслаждения, словно само море уже окутывала, ласкала и нежила ее дарами любви...

Утром девушка проснулась в пустом купе. На столе лежала платежная карточка и сотовый телефон с оставленным сообщением: «Все было чудесно, Женечка! Счастливо провести лето у моря! Карточку я не забыла, оставила тебе... и не обижайся, что я тебя так отблагодарила. Ехать к морю надо, либо с вещами, либо с деньгами... Целую, Галя».

*****

Женщина лет сорока пяти смотрела в окно. На улице наступала осень, и деревья уже прихватило золотом ушедшего лета...

— Галина Петровна, к вам посетитель, — заглянул в кабинет секретарь.

— Кто?

— Она сказала: просто Женька, так и передайте...

— Женька?

Не дожидаясь приглашения на пороге торопливо распахнутых, словно в купе дверей, появилась улыбчивая девушка, несмотря на осень и еще не прошедший южный загар, нос ее по-прежнему был вздернут и усыпан веснушками...

— Женька!!!.. Принесите нам чаю...