Лена и не помнила, когда просыпалась в таком приподнятом настроении. Таким утром надо или бежать купаться на море или слушать джаз. Или делать и то и другое вместе. Ещё и с чашечкой кофе.

Всё вокруг выглядело необычным. В комнату заглядывало солнце, такое весёлое, какое дома увидишь не каждое лето. На стене шевелились какие-то тени, словно звали к себе, в сказочный лес, дорога в который была позабыта ещё в детстве. Снаружи раздавались неясные звуки просыпающегося райского сада.

Даже похрапывающий рядом Павлик смахивал немного на принца. Может быть из-за того, что на губах его плавала бесформенная, но, тем не менее, загадочная улыбка. Ему явно снилось что-то очень приятное.

«ЖМЖ наверное,» — подумала Лена, улыбнувшись.

Иногда становилось слышно, как двигаются стрелки на висящих на стене часах, иногда с улицы доносился крик павлина. Парусник, изображённый на часах, смело нёсся сквозь бешеные волны. Павлин на улице, похоже, просто радовался.

Лена лишь ненадолго позволила себе нырнуть в воспоминания о вчерашнем, буквально на минуту, пару раз потянулась в постели, как тигра, и всё. Сразу же почувствовала возбуждение там, внизу. Показалось, что возбуждение не покидало её и во сне.

Пришлось проявить волевое усилие и выскользнуть из постели. Не стоило бояться разбудить мужа — он тоже был после вчерашнего, только по-своему. Лена всё равно осторожничала и не хотела хоть как-то шуметь.

Минут через пятнадцать она была уже внизу, у ворот. Двор гостиницы был пуст, только у фонтана грелась на солнце черепаха. Черепаху звали Мачете.

Лене вдруг стало ясно, почему Виктор назвал черепаху именно так — Уолтера Вайта смотрит. Самого Виктора нигде видно не было.

Ещё раз оглядев двор, Лена вышла на улицу.

Ноги сами несли её вниз, к морю. Она, как только проснулась сегодня, уже знала, что пойдёт на пирс, к Железному человеку.

Вчера так хорошо поговорили с Павлом возле Железного... Вообще, там всё было так классно — море, никого нет, чайки...

Павлу она не изменяла никогда. До вчерашнего вечера. Разумеется, у неё были ещё мужчины, но — это свинг. Он изменой не считался и ею ни с какой стороны не был. Павел всегда был рядом, смотрел или участвовал.

А вот что произошло вчера?

Рассказать об этом мужу или нет?

И как, интересно, он отнёсся бы к подобной новости?

К тому, что его жену ебали вчера в рот считай в десяти шагах у него за спиной?

И, главное, с каким бесстыдным наслаждением она это делала — опустилась на колени перед первым, можно сказать, встречным и сосала ему хуй?

Впрочем, этот первый встречный, конечно, не такой простой... И бензин... Это всё из-за него. Этот запах... Откуда он взялся вообще?..

Сейчас полагались бы укоры совести и страх, наверное, за будущую супружескую жизнь, но, странно, ничего подобного Лена не чувствовала. Наоборот, она получала удовольствие от мыслей о присшедшем.

Она наслаждалась.

Причём наслаждалась так, что спускаясь в парк поймала себя на том, что ищет туалет — в рюкзачке лежала маленькая симпатичная анальная пробка и её очень хотелось вставить туда, где ей сейчас будет самое место. Самое-самое... От этого можно будет насладиться так, как хочется, сильно, до спазмов, до безумия, такого же, что нашло на неё от этого бензина.

В парке пахло соснами и морем, но Лена всё равно чувствовала запах бензина для зажигалки. Этот запах был её маленькой Большой тайной.

Как и вкус члена во рту. Тоже тайна. Даже так — Тайна. Тайна с большой буквы. И дело здесь не столько в хозяйском члене, с которого вчера она ела блядский нектар, сколько в ней самой — никто не должен знать, как же он ей нравится, этот вкус, до головокружения нравится, до потери сознания.

Лена прогнала от себя мысли о том, что всё происшедшее надо будет как-то объяснить мужу. Это потом...

Прибрежный парк как нельзя лучше подходил для всяких маленьких секретов. В том числе, для анальных упражнений. Особенно в это ленивое октябрьское утро. Ласковое осеннее солнце, высовываясь из-за туч словно бы затем чтобы подсматривать, казалось, само намекало, что опасаться в этих местах совершенно нечего.

Можно было решить, что в это утро в парке все без исключения отдыхающие ходят с анальными пробками. Молодые мамы с колясками, дамы: чеховские, бальзаковские и все прочие, даже мужчины, даже пенсионеры с палочками, неторопливо прогуливающиеся по тёмным аллеям в гангстеских шляпах — и они с пробками.

Лена была возбуждена и с этим надо было что-то делать. Анальная пробка могла реально выручить. То есть это возбуждение усилить, продлить и, наконец, позволить ему вылиться в трусы, намочив их так, что дома придётся выкручивать.

Нырнув в кабинку девушка прикрыла дверь, два раза проверив замок — закрылось или нет. Улыбнулась солнцу, которое и сюда каким-то образом проникало своими лучами — точно подсмотреть хочет.

Лена почувствовала лёгкое сожаление, что сейчас на неё смотрит только солнце.

Привычным жестом девушка сунула в рот свою пробочку и немного пососала чтобы как следует наслюнявить.

В кабинке было неудобно, причём неудобно тотально, в такой кабинке невозможно занимать вообще ничем, но сейчас все эти мелочи отступили на второй план. Изогнувшись и взяв рюкзак в зубы, девушка принялась готовить попочку.

Как и следовало ожидать, готовить там было особо нечего. Киска уже давно была влажной, губки набухли и перекатывались в пальцах так мягко, словно хотели напомнить этим теребившим их пальчикам о нежности. Больше им хотелось нежности, губкам, больше. Они уже капали этой нежностью, крупными каплями.

Лена несколькими движениями рук смазала своим соком сфинктер, который уже сам раскрывался, чувствуя, что ему предстоит.

Несмотря на некоторое своеобразие обстановки, Лена мысленно не преминула назвать свой сфинктер цветком и приласкать по-быстрому пальцами. Гладить себя между ног было уже до того приятно, что Лена не сразу заметила, как сильно сжала зубами ручку рюкзака. Во рту появился привкус кожи. Изо рта по-блядски текли слюни, хотелось сглотнуть.

«Дикая орхидея!... « — мелькнула мысль, в иное время вызвавшая бы улыбку.

Пробка погрузилась в норку с первого раза. Как по маслу — и ощущения были такими же как эти слова. Сразу стало кайфово, а когда Лена разогнулась, приятные ощущения усилились — глаза даже сами собой закрылись от удовольствия.

Она вышла в парк видя и чувствуя себя такой же какой была в эту минуту: красивой, высокой, довольной и счастливой. Даже немного гордой.

Запах влажной салфетки, которой она протёрла руки, даже он добавлял в эти ощущения свои загадочные нотки.

Да... Немногие из тех, кто был в парке и смотрел сейчас на девушку, могли бы предположить, какие загадки в ней скрываются. Одна из этих загадок, маленькая, чёрная, с фиолетовыми стразами, уже начала действовать.

Лене казалось, что она видит, как прямо сейчас переливаются частичками света стразы, там, в темноте. Мерцают как сокровища где-нибудь в пещере Али-бабы.

В пещере...

Попка немного страдала, но взамен уже по всему телу, разливались тёплые волны кайфа.

Лена шла по набережной не торопясь, делая вид, что гуляет и любуется морем. На самом деле она она вновь и вновь мысленно отвечала на вопросы, которые вчера задавал ей Виктор.

«Группой вафлили в самый первый раз? По принуждению?» — звучал в голове голос мужчины, — «Часто водили потом хуй сосать?»

«Часто, очень часто, — отвечала она этому голосу, — Водили. Ещё как водили... Мммм...»

Пизда начинала сладко ныть от этих слов, перед глазами, прямо по морскому пейзажу, ползли, как на киноэкране, образы из прошлого. Лена уже несколько раз прикусывала губу, чтобы как-то не выдать своё состояние. Людей вокруг было немного, но они были.

«Пизда... звёздочка моя... — из-за невозможности делать это руками, девушка пыталась ласкать себя словами, — Течная... Раскроешься вот-вот, захлюпаешь, ёбаная ты пиздень...»

Лена не смогла сдержать стон — «пиздень»! Это было, как на кол сесть, такое слово услышать и повторить. На острый большущий кол!

«Ебать, у тебя пиздень, Алёна!» — будто за спиной прозвучало, хрипло и как бы сквозь зубы, — «Это ты так хуй отсасывать любишь, что тропики такие между ног? Вот это, кенты, вы подогнали тёлочку! Сеанс... Ебать такую и ебать.»

А следом словно рука легла на лицо и пальцы с синюшными буквами татуировки взяли то ли ласково, то ли больно за ухо и потянули: «А ну, сосать! Сюда ползи, сука!...»

Лена открыла глаза. Слышать голос из прошлого было страшно и сейчас. Конечно, в реальности, никого там, сзади, не было и быть не могло. И вообще, сейчас всё у неё было под контролем.

Но, тем не менее, девушка несколько мгновений стояла, замерев, как провинившаяся школьница, и с наслаждением ощущала пронзившую спину дрожь.

На бетонных монолитах пляжа уже появились люди в плавках и купальниках, хотя в море никто заходить пока не рисковал. На солнце становилось натурально жарко. Если бы не тень от деревьев и ветерок, нужно было бы снять куртку.

Железный человек как и вчера сидел на своих камнях, на самом краю волнолома или пирса, как там правильно это называется...

Девушка чувствовала — если сейчас устроиться где-нибудь на лавочке и подрочить себя незаметно мышцами влагалища и бёдер, то можно будет вскоре достичь оргазма, да ещё такого оргазма, что самой себе позавидуешь.

Но почему-то Лене хотелось пройти туда, на пирс, и попробовать помастурбировать рядом с Железным человеком, стоя.

С оргазмом в таком случае может вообще не получиться, но Лену тянуло туда, на эти серые бетонные глыбы.

Мысленно она опять вернулась к мужу. Павел, наверное, ещё спал в номере. А вот пройдёт немного времени: неделя, месяц, может, два месяца — и ему придётся узнать о ней кое-что такое, отчего всё должно будет измениться.

Лена понимала, что Павел должен узнать её тайны. Пусть не все, но вот эту — Маленькую Большую обязательно. Инача невозможно. После вчерашнего — точно невозможно.

Ни ревность, ни супружеские сцены не пугали Лену. Её не пугал даже возможный развод, хотя она этого развода и не хотела. Дело было в другом — Павел должен был соответствовать её тайне.

Вот так. Ни больше, не меньше. И никакое высокомерие или ещё что-то типа этого здесь ни при чём. Нет никакого высокомерия.

Ну, разве что капельку.

Сможет ли Павел, после её признаний разделить с ней её наслаждение, вот в чём вопрос на самом деле.

Сможет?

А вот это неизвестно. Скажет ещё — почему ты раньше мне ничего не говорила?

Действительно, почему? Так же, вроде бы не делается...

А ты меня не спрашивал! — так она ему ответит и будет права.

Вот Виктор спрашивал, а ты нет.

— О, дааа, Виктор спрашивал... — Лена сама не знала, произнесла она это вслух или ей это только почудилось.

В любом случае, никто этого стона не услышал. Всё было норм. Только ещё один вопрос возник, внезапный и не сказать чтобы приятный — а почему раньше она и не думала посвятить мужа в свои тайны? В свои большие тайны, которые так и тянет назвать грязными?

Серьёзный вопросик...

Кайф куда-то отдалился из-за этих мыслей. Его снова нужно было ловить. К тому же, находясь уже у самой скульптуры, Лена вспомнила, как они с Павлом пытались вчера здесь пофотографироваться — О, Боже, это только вчера было! А кажется, в какой-то другой жизни... — и ждали, пока место освободиться.

Лена не хотела никому мешать, особенно сейчас, в очень и очень уязвимом состоянии. Вдруг прямо сейчас такая же пара хочет пофотографироваться, а она стоит и стоит?! И что-то думает себе. Ещё и про пизду.

Обзавидуются, ведь.

Вариант с лавочкой был более подходящим.

Девушка вскинула голову и посмотрела на прощанье на Железного человека — пока, до скорого! Уж он-то понимал её полностью!

В шуме моря, в картинах октябрьского крымского курорта, в обрывках воспоминаний присутствовала ещё одна беспокоящая мысль — вчера Лена, отвечая Виктору, была не совсем честна. Совсем немного, но, всё-таки, не честно отвечала. По крайней мере, на некоторые вопросы.

Всё было и так и не так. Тогда, в девятнадцать лет...

***

Как это всё началось? Здесь непонятно с какого момента считать. Сама Лена сказала бы, что всё началось на самом деле тогда, когда она смотрела одну порнуху — девочка там сосала залупу мужу. Так и было написано, что мужу. И что залупу.

Это видео потом ещё встречалось Лене в интернете, но уже под другими названиями.

Девочка делала это так сладко, с таким аппетитом, что Лена смотрела ролик ещё и ещё. Видео необычайно возбуждало. Залупа была такой большой, что её трудно было бы взять в рот. Лена и не знала, что такие бывают. Даже у негров из порнухи не то.

Может у них члены и подлиннее, но головки... Под видео было написано, что снимает «друг». Действительно, иногда среди звуков страстного отсоса слышались похабные замечания.

Этот друг так держал камеру, что всё время на экране была огромная головка и ласкающий её рот девушки. Видно, снимающий сам был под впечатлением. Однако умело снимал и лицо девушки и её глаза.

Лене очень захотелось тотчас оказаться на месте этой счастливицы. Рука уже давно была в трусах и было ясно, что их вскоре придётся менять.

Девушка боялась, что кто-нибудь зайдёт и спалит её за таким занятием. Она сама называла это занятие грязным и это заводило её ещё больше.

Как и реплики «друга» в наушниках.

Из-за наушников можно было не услышать, как кто-нибудь зайдёт в комнату. Отец вряд ли бы зашёл без стука, он уже давно стал совсем иначе, чем раньше, относится к дочери — уже несколько раз Лена слышала от него: «заневестилась». А вот мать могла бы. Да и стук можно было не услышать...

Здесь, у моря, сидя в тени деревьев на лавочке, Лена испытывала сейчас тот самый страх, что и тогда. И то же самое наслаждение. Она переживала всё снова, будто попадая на мгновение в прошлое.

Лена видела себя за компьютером в своей комнате и в то же самое время ерзала попой по скамейке так, будто была не здесь, в Форосском парке, а в Москве, в родительской квартире, за закрытой дверью.

Лавочка, кстати, оказалась на диво удобной, хотя выглядела артефактом ещё советской эпохи. Здесь можно было расслабить спину и с комфортом делать вид, что рассматриваешь вверху кроны гималайских кедров или чего-то там ещё.

А самое главное, попе было удобно на неровных досках — удавалось найти и пустоту, чтобы немного не так давила пробочка, а, когда хотелось, то и сделать наоборот — присесть так, будто тебя ебут в зад.

Лена подумала, что тогда тоже был октябрь. Тогда, когда всё началось. И дрочила она тогда за компом в октябрьский вечер. Можно даже подсчитать за сколько дней до её дня рождения это было, эта дрочка под видео с отсосом большой залупы. За неделю, наверное, или дней за десять.

Именно в тот вечер Лена стала соской. Причём без всякого принуждения. Нет, ни с кем ничего не было, она кончила очень сладко тогда и всё, сама с собой. Просто она именно в тот вечер решила, что будет сосать. Сосать и лизать с такой же страстью, что увидела в порнухе из интернета.

И тогда же поняла, как и когда она это сделает.

Тот оргазм Лена помнила. Он и сейчас, спустя девять лет, жил в ней своей собственной жизнью, и в памяти и в теле. И очень милосердно собирался прийти вскоре снова — она чувствовала.

Ещё Лена очень хорошо помнила, как в тот вечер, закрыв страницу во вконтакте, пошла потом в ванную и мастурбировала там опять. И снова было классно, но уже по-другому.

Его звали Павлом, этого парня. Нет, это был не будущий муж, это был другой Павел. Павлик. Паша.

Они с Павликом знали друг друга с самого детства, с самого тех дней, когда стал заселяться их дом в Печатниках, их девятиэтажка.

Пока играли во дворе, можно сказать, росли вместе. Потом пошли в разные школы и виделись нечасто, хотя жили не только в одном доме, но и в одном подъезде. Павел умел улыбаться и стрелять из рогатки. Если и дёргал Лену за косичку, то делал это небольно.

Насколько помнится, она в таких случаях рассказывала ему, как должен вести себя настоящий рыцарь. Не из мультяшек, а из рыцарских романов.

Однажды она заболела, простыла. Несколько дней лежала дома. Градусники, чай с малиной и всё, что полагается в таких случаях. Леночке было немного грустно. Потом зазвонили в дверь — оказалось со двора пришла целая делегация — другие дети пришли навестить больную.

Павел тогда принёс ей в подарок книгу, какие-то восточные сказки. Книга была далеко не новая, обложка надломленная и чёрно-белые картинки. Но на одной из картинок, где был изображён некий Падишах, гуляющий в саду дворца, одна роза в цветнике была раскрашена фломастером.

Это было нечто.

Лена помнила, как ей было приятно, что её навестили друзья и подарили такую книгу. Сегодня она не смогла бы назвать ни одной сказки из неё, но раскрашенная бордово-кровавая роза запомнилась навсегда. И чувство благодарности осталось.

Хотя, конечно, трудно поверить в то, что у Павлика мог быть фломастер такого цвета. Да и сама книга, кажется, была библиотечная.

Через много лет, выбирая себе помаду к выпускному, Лена увидела в каталоге именно этот цвет — кровавое бордо. И, кстати, потом и для платья выбрала его же.

Между прочим, и её первые самостоятельно купленные чулки (лет в 14 это случилось) были похожего цвета.

Удивительно, но Лена только сейчас, мастурбируя на лавочке в Форосском парке, поняла, что никакое это не совпадение.

Потом Паша как-то вдруг превратился в ладного красивого парня в чёрной кожаной куртке с названием какого-то автомобильного концерна. У него все друзья были в таких же куртках. специально для bеstwеаpоn.ru Правда, не все они были похожи на Пола Ньюмена в молодости.

Хотя среди них всё-таки были прикольные пацаны. Они сильно отличались от ребят с института. Там носили больше наушники и очки, здесь — кепки-хулиганки. Там частенько можно было услышать такие слова, как «саба», «свитч» или, скажем, «сабмиссив». Друзья, которые были у Павлика просто матерились.

Между ругательствами постоянно проскальзывало слово «Лексус». Через время Лена выяснила, что это что-то типа марки автомобиля.

Атвомобилей, а, тем более, «Лексусов», в этой среде не было ни у кого. Только мотоциклы. Причём, только такие, которые не имели названий. Никаких.

Честно говоря, Лена остерегалась этих пацанов. Если среди них не было Паши, так она вообще боялась пройти в подъезд.

Лену тогда уже провожали до дома молодые люди. Бывало и привозили на машине. Случалось, они видели друг друга, те и эти. И она сама видела их, тех и этих.

Ну что тут сазать, ей нравилось это противостояние...

У Павла машины не было. Кажется, не было и мотоцикла. Только куртка.

И улыбка.

Тем летом, когда Лена закончила школу и поступила в институт они с Пашей несколько раз целовались в подъезде. Она сказал ему, что он нравится ей, как мужчина — так вроде бы говорили в фильмах. Тогда Лена впервые узнала, что такое засос.

Её Пол Ньюмен почему-то дальше поцелуев тогда не пошёл, а потом уехал куда-то чуть ли не на целый год.

Ухажёров у Лены хватало, но она всё ещё оставалась девственницей и даже не представляла, как можно выйти из этого состояния. Не представляла до того самого вечера, когда увидела ту классную порнуху.

С месяц назад, — в институте уже начались занятия, второй курс — Лена встретила во дворе дома Пашу. Они поговорили совсем чуть-чуть, Лена даже не поняла, где он был всё это время. Павел куда-то спешил, они обменялись телефонами и неясными пожеланиями встретиться.

Потом откуда-то выяснилось, что Павла забирают в армию — Лена сама видела в подъезде участкового.

Она позвонила Паше. На следующий день после того вечера. Сказала что хочет узнать, что там за дела у него с армией и вообще поговорить.

— А ты где сейчас, в институте? — спросил он с незнакомыми нотами в голосе.

— Нет, дома. На тренировку сейчас пойду.

— Ну выйди сейчас в подъезд. На минутку. Я тебя уже жду. На то место, помнишь?

— Помню, — Лена старалась говорить самым обычным тоном, — Сейчас.

У неё ещё во время разговора заныло внизу живота — не просто так Паша зовёт её на «то место». И как же звучит его голос... Приятно так, мужественно что ли...

Она сразу же спохватилась, что совсем не оставила себе времени ни подмрафетиться, ни приодеться — пусть и такое, но ей сейчас предстояло свидание. Но делать было нечего. Павел ждал. И, к тому же, Лене действительно надо было собираться на тренировку. А потом ещё в разговорный клуб.

Если, конечно, тренировку и занятия английским не придётся пропустить в силу неодолимых обстоятельств.

Обстоятельства, опять же, вроде бы и наступили, а, вроде и нет. Лена в тот день всё же на тренировку пошла. Оказалось, у Паши всего есть минут пятнадцать-двадцать, а потом ему необходимо было куда-то явиться. В армию его забирали через три дня.

— Проводишь? — спросил он Лену, сообщив про эти три дня.

Смотрел он при этом так, что не было никаких сомнений, каким именно образом он хочет чтобы она его проводила.

Заглянув на мгновение ему в глаза, Лена кивнула:

— Угу.

В эротических рассказах именно так отвечали девушки, когда соглашались на миньет.

Сомнения в намерениях Павла всё же сохранялись. Лена не переставала считать, что он относится к ней больше как к сестре, чем как к девушке, которая «заневестилась». Причём, к сестре младшей. Хотя он и был старше всего на год.

Поэтому, когда Паша расспрашивал, встречается ли она с кем-нибудь, Лена, отвечая, как бы между прочим, как старшего товарища или как брата, (ну вот бывают такие старшие товарищи и братья, должны быть) спросила у Паша сама:

— А это не очень втягивает, если хуй пососать?

Оба делали вид, что вопрос совершенно нормальный и относится, как будто, к кому-то другому, их отношений не касается.

— Не знаю, — произнёс несколько недовольно Паша.

Всё-таки, ему трудно было изображать из себя кого-то внеземного.

Он вскоре засобирался и побежал по делам. Но на следующий день позвонил и пригласил Лену в кино.

А у неё в те дни перед глазами всё время было одно кино — как красивая женщина, щурясь от удовольствия, чмокает огромную, как теннисный мяч, головку, ещё и приплюснутую наподобие грибной шляпки, а «друг» снимает и ждёт своей очереди.

Они на самом деле пошли в кино. По времени получалось попасть только на анимационный фильм «Клыкастая братва». Там, в названии, ещё что-то присутствовало, Альфа и Омега, кажется. Но Паше и Леночке было совсем не до названий. И не до фильма.

Лена думала, что всё произойдёт прямо в зале, во время сеанса. Приходилось слышать, что девочки занимаются этим и в кино, и в клубах, и в кафе. Для этого всюду есть уютные большие кресла, целые уголки, где постороннему взору ничего не видно — полный интим!

Но в кинозале получилось только пососаться и пообниматься — никакого особого интима там не обнаружилось. Ещё и люди какие-то с фонарями ходили периодически. И было много детского смеха.

«Пососаться» — это значило совсем не то, чего ждала и хотела Лена, это значило просто целоваться. Но рука Паши добралась до её трусиков и уже проникла дальше. Он уже мог ощутить, какая она мокрая и горячая там.

Если бы в этот вечер не было бы дома родителей! У неё или у Павлика...

Лена широко расставила ноги — благо, темнота позволяла. Потом раздвигала их всё шире и шире, пока чуть не съехала с кресла. Паша положил её руку себе на член и она через плотную джинсу смогла его почувствовать. Что-то взыбленное и мощное... Был момент, когда Паша расстегнул

молнию и Лена рукой уже почти коснулась этой тёплой заветной штуки, писи... Но тут вдруг в зале стало совсем светло — надо полагать, на экране что-то светлое происходило — и Лена не решилась продолжать.

Сразу после кино откуда-то возник Тоха — друг Павла. Лет ему было столько же, сколько и Павлу. Это был с виду неплохой парень, весёлый, с бутылкой водки. Одет он был в точно такую же куртку автогонщика, что и Павел.

Если Паша был похож на Пола Ньюмена, то Антон — на Микки Рурка. Причём, похож реально — Лена невольно даже стала представлять, что её сейчас будут связывать и мучить.

И она бы согласилась на это. Реально согласилась бы. Она украдкой посматривала Паше между ног, смотрела и Антону. Поглядывала, когда шли по улице и когда пили водку на детской площадке.

Отсюда открывался вид на ТЭЦ №8 на Волгоградском проспекте, так что разговор сам собой вращался вокруг фаллических символов. Выяснилось, что Антон неплохо знаком с мифологией Древней Греции и Рима.

Паша больше молчал и старался заглянуть Лене в глаза, раз за разом поглубже.

Она сначала была не очень довольна тем, что с ними теперь был Антон. Думала, что всё закончится водкой — такие вот проводы, самые примитивные. Только петтингом позанимались и всё.

Но когда Тоха предложил девушке заслушать музон, что играл у него в наушниках, она поняла, что здесь не всё так просто — друг Паши дал ей послушать Сектор Газа. Песню про «это сладкое слово миньет».

Между прочим, Тоха тоже уходил служить вместе с Пашей. Им нужно было явиться на один и тот же сборный пункт. Ну, а что там дальше будет, кто куда попадёт — неизвестно.

Мимо детской площадки то и дело проезжали автомобили. Ехали они медленно, словно крадучись. В случайном свете фар Лена иногда видела следы своей помады на пластиковом стаканчике. Это была та самая помада, что она купила себе на выпускной вечер — кровавое бордо. На белой дрожащей пластмассе смотрелось так, будто она хотела это стаканчик съесть. Но сначала укусить.

Намёки кончились вместе с водкой. Голова у девушки немного кружилась. Пустую бутылку поставили в напоминавшую собачью будку сказочную избушку. Потом все втроём, она и два парня зашли в подъезд. Паша сказал, что надо покурить.

Почему покурить нельзя было на детской площадке, Лена не спрашивала.

Она сосала им хуй весь вечер. Прямо в своём собственном подъезде.

Там было одно место, на самом верху, небольшая площадка перед дверью на крышу. Когда-то в детстве они там действительно курили. С Пашей и другими ребятами. Сама Лена, конечно, не курила, только пробовала.

Да и была-то она здесь, на десятом этаже, как называли они это место, всего раза три.

На стене угадывались нацарапанные имена. Были видны знаки «+» и «=». В глаза бросалось слово «любовь». Лена не знала этого в точности, но не удивилась бы, прочитав здесь своё имя.

Рядом с надписями кто-то чужой нарисовал обнажённую девушку. Чужой потому что в их компании никто так классно рисовать не умел, Лена бы знала.

А здесь работал мастер. Минималист. Весь рисунок был выполнен несколькими изящными линиями. Лена подумала, что изображение у неизвестного художника получилось в стиле Нади Рушевой.

Между ног у девушки кто-то уже сделал дырку, через которую сыпалась штукатурка. Впечатление было такое, что дырку процарапали ногтем.

Сейчас возле этой стены, между перилами и дверью на крышу, её поставили на колении и по очереди давали в рот два парня.

Первым это сделал Паша.

Свою куртку он бросил на пол и сказал Лене, чтобы она становилась на неё коленками:

— Так тебе удобнее будет.

— И мягко, — добавил Тоха, криво улыбаясь.

Лена заметила, что взгляд у Тохи стал каким-то мутным. Руку он уже запустил себе в штаны.

А в глаза Паше Лена смотреть не рискнула.

Перед тем, как опуститься на расстеленную куртку, она, конечно, поломалась для вида, парням пришлось её достаточно долго уговаривать.

Антон, между прочим, при этих уговорах занял такую позицию на лестнице, что попробуй Лена убежать, то ничего бы у неё не получилось.

— Давай, Алён, ты же хочешь этого, — говорил Паша, — Сама сказала, что хочешь сосать.

— Тебе понравится, — поддерживал друга Антон, — Обкончаешься...

Голоса здесь, на десятом этаже, звучали гулко. Невольно все трое перешли на шёпот. Иногда было слышно, как, постукивая, едет лифт. В дверь снаружи то и дело надавливал ветер.

— Только чтобы никто не знал, — вымолвила, уступая, девушка.

— Конечно. Никто не узнает, — сказал Паша, — Мы вообще послезавтра в армию...

Вдруг в лицо Лене ударил порыв ветра. В первый миг она решила, что не выдержала дверь, распахнулась. Та дверь, что вела на крышу.

Но это был ветер с моря, а не с Южного порта. Лена пришла в себя и вспомнила, что она не в Москве, а в Крыму, мастурбирует в курортном парке.

Девушка повела взглядом вокруг, увидела море, кроны деревьев, людей на набережной. Здесь было тоже очень хорошо, в этом времени и в этом месте.

Пейзаж изменился не особо. Неподалёку, под соснами расположилась парочка с планшетами, парень и девушка, совсем молодые, а чуть дальше, на такой же лавочке, на какой упражнялась сейчас Лена, некто с поповской бородой и в жёлтых тимберлендах с розовыми и поэтому выглядевшими очень нескромно, подошвами, читал книгу. Делал он это лениво даже для крымского курорта. Саму книгу явно написал кто-то типа Чарльза Буковски — это было видно даже издалека.

Лена подумала, что сейчас ей уже нужна не мастурбация, а дрочка. Девушка ощущала, как у неё в попе обливается чем-то вязким пробочка. Очень захотелось всунуть пробку поглубже и попрыгать на ней как на члене. В пизде тоже было кайфово, всё там сжималось, а по телу начинали ходить волны дрожи.

Между прочим, они были посильнее чем волны в море.

Лена постаралась как можно сильнее всунуться в сиденье и вдавить пробку поглубже в попу. И неосознанно вернулась к воспоминаниям о том первом миньете, продолжила разговор с парнями.

Правда, говорили теперь больше парни, рот девушки был занят другим.

Лена на всю жизнь запомнила тот трепет, с которым она опускалась на колени перед первым в её жизни мужчиной. Она уже видела перед собой его член, большие волосатые яйца, сползающие вниз трусы. Член был такой же как и сам Паша — большим и ладным.

«Типа как у Пола Ньюмена,» — попробовала пошутить про себя девушка, но сама же не заметила своей шутки — становилось совершенно не смешно.

Она не могла оторвать глаз от уставившегося ей в лицо члена. Особенно когда Паша начал его подрачивать и обнажил головку.

От мысли, что всё это происходит с ней на самом деле, что сейчас она по-настоящему будет сосать, а потом ещё — Антоха тоже готовил свой хуй — Лена застонала.

Головка ткнулась ей в губы, на голову легла рука.

— Давай, Алёнка, возьми его в рот, — сказали сверху.

Лена подалась вперёд и взяла хуй губками, обватила половину головки и попробовала подержать. Вкус, который она ощутила, не был неприятным. Наоборот, этот вкус понравился девушке, ей хотелось распробовать его дальше.

Запахи, которые она услышала, оказавшись перед Пашей на коленях, дурманили голову лучше всякой водки. Что-то такое она уже давно чуяла своим носиком в спортзале, особенно когда оказывалась рядом с мужской раздевалкой.

Сейчас этим запахом можно было наслаждаться сколько угодно, втягивать его ноздрями и втягивать.

«Сука, а это действительно втягивает,» — подумала Лена.

(продолжение следует)