— Знаете, Ватсон, кажется, намечается небольшое дельце, – сказал Холмс своим неподражаемо скрипучим голосом. – Мне его подсунул Лестрейд.

— Вот как? Наш доблестный сыщик опять в тупике?

— Как всегда! Скотланд-Ярд негласно просит помощи.

— А в чем суть?

— Сэр Чарльз Баскервиль, владелец Баскервиль-холла, что на Гримпенской трясине, был найден мертвым совсем недалеко от ограды своего поместья. Более того...

Тут Холмс понизил голос до шепота, оглянулся на дверь, откуда обычно появлялась миссис Хадсон, хозяйка дома, у которой Холмс и Ватсон снимали квартиру, и добавил:

— Более того, его личный врач и друг доктор Мортимер в своем письме Лестрейду сообщает, что сэр Чарльз был изнасилован, причем самым варварским способом. Вот суть дела, если кратко. Возьмемся?

— Если есть возможность осмотреть труп...

— Нет такой возможности! Тело сэра Чарльза было кремировано по распоряжению наследника сэра Генри Баскервиля, причем очень спешно.

— Тогда я не уверен...

— Я тоже не уверен, но если мы возьмемся и разгадаем, то нанесем этому фокстерьеру Лестрейду и всему Скотланд-Ярд изрядный щелчок по носу! Итак, беремся!

Следующим утром Холмс и Ватсон отправились на станцию Лондон Паддингтон и взяли по настоянию Холмса билеты до Плимута. Ватсон был в полном недоумении.

— Зачем до Плимута, Холмс?

— Сдается, Ватсон, что небезызвестный Вам профессор Мориарти начал на нас охоту. Пока это только разведка. Сойдя намного ранее Плимута, мы спутаем его карты и выиграем время. Мало того, мы выйдем на на маленькой захолустной станции. У нее даже нет названия, так, разъезд, и там разделимся. Я отправлюсь на болота, а Вы будете присматриваться к обстановке, к новому владельцу Баскервиль-холла и к слугам. Я написал доктору Мортимеру, что взялся за это дело, а Вы будете мне помогать.

За разговором Ватсон заметил, что по перрону мечется растрепанная девица лет двадцати с большим сундуком. Она обращалась, то к полицейскому, то к дежурному, но они только качали головами.

— Кажется, она потеряла деньги, или их у нее украли, – сказал Холмс. – Давайте возьмем ее в наше купе. Надо быть милосерднее к бедным людям, да и нам в дороге будет веселее. Пойдите, и если надо, уладьте конфликт. Я буду охранять наши вещи.

Минут через пять Ватсон вернулся, и в ожидании поезда на Плимут они присели на сундук девицы. Та все еще всхлипывала.

— Ах, господа, это так грустно! – рассказывала мисс Флоранс Биркин. – Я еду в Плимут к жениху, и, надо же, на перроне у меня отрезали сумочку. Вот только ремешок в руке остался. А там рекомендательные письма и все мои деньги!

— Это печально, мисс, но это Вам наука! – назидательно сказал Холмс. – В другой раз прячьте деньги не в сумочку, а куда-нибудь подальше, за корсаж или в панталоны. Вы носите панталоны?

— Ношу, – слегка покраснев, ответила Флоранс.

— Пришейте там тайный карман, – подхватил тему Ватсон. - И прячьте там бумажные деньги.

— А куда же прятать монеты? Золотые гинеи?

— О, для монет есть особое место! – ответил Холмс. – Как только поезд отойдет от перрона, и все успокоится, мы с другом охотно его Вам покажем.

— А вот и поезд! – сказал Ватсон, указывая на дым вдалеке.

— Ватсон, возьмите сундучок и помогите мисс Флоранс.

Когда все уселись, и поезд тронулся, Холмс снова вернулся к разговору о панталонах, тайных карманах и золотых монетах.

— Мисс Биркин, будьте любезны, снимите ваши панталоны, а мы Вам поможем.

Пока она вставала, задирала подолы многочисленных юбок и стягивала панталоны, Джон Ватсон и Шерлок Холмс поспорили как раз на золотую гинею, девственница ли мисс Флоранс Биркин.

— Сейчас среди дорогих лондонских проституток пошла мода носить панталоны с прорехой между ног и брить там волосы, – сказал Ватсон.

— Я не брею волосы, и панталоны у меня без прорехи, – доверчиво сказала мисс Флоранс, подавая Холмсу панталоны.

— Действительно, ее панталоны без прорехи! – сказал Холмс, вертя этот предмет женской одежды и так, и эдак. – Осталось посмотреть ее волосы.

— Прежде чем смотреть на них, – сказала мисс Биркин, приятно розовея, надо бы представиться бедной девушке, джентльмены.

— А, да! – вскричал Холмс. – Мы крайне, крайне невежливы!

Он встал, не выпуская панталон из цепких рук, и церемонно поклонился.

— Шерлок Холмс, частный сыщик, а это мой друг доктор Джон Ватсон.

— Ах, доктор, очень хорошо! – обрадовалась мисс Биркин, обнажившись до пояса снизу. – Что это за штучка такая?

Она показала на маленький розовый клитор, выглядывавший любопытным зверьком из волосатой щелки.

— Если его погладить, то становится так хорошо! – продолжила она.

— Это клитор, или женский член, – отвечал ей Ватсон. – Ваш жених показывал Вам член?

— И не только показывал, доктор. Он его и засовывал туда.

Она раздвинула толстые губы, не ведавшие бритвы, руками, и показала на отверстие влагалища.

— И Вам было хорошо, мисс? – осторжно поинтересовался Холмс.

— Совсем нет, сэр. Мне было немного больно, и все.

— Больно? Это плохо! – сказал Холмс. – Должно быть хорошо! Если Вы не возражаете, мы с Ватсоном попробуем доставить Вам удовольствие.

— Ну, что же, – задумчиво сказала мисс Биркин. – Все равно делать больше нечего.

Она повернулась к ним спиной, стала в позу собаки и обнажила симпатичный задок, белый и крепкий, как гриб-дождевик.

— Начинайте, Ватсон, а я займусь ее панталонами.

— Мисс Биркин, все надо делать по науке, – сказал Ватсон, приспуская брюки. – Английское воспитание, проповедуя, что «леди не движется», глубоко ошибочно, и закрепощает женщину. Мне ближе французские принципы, которые советуют брать от жизни все.

— Да вы, Ватсон, эпикуреец! – весело сказал Холмс, ловко пришивая к дамским панталонам свой запасной носовой платок. – Один только совет, как только начнете движения внутри, старайтесь попадать в ритм колес нашего вагона. Пойте, так сказать, дорожную песню. Да начинайте Вы уже, скоро кондуктор придет!

Ватсон еще сопел, старательно работая типично английским членом, как после короткого стука в дверь купе, она стремительно отъехала в сторону, и на пороге возникла фигура контролера. Окинув равнодушным взглядом пыхтящего Ватсона и рукодельного Холмса, он кивнул на Флоранс Биркин.

— У мисс есть билет?

— Нету, – с придыханием ответила мисс Биркин. – Меня везут эти два джентльмена.

— Да, любезный, оформите на мисс билет до Портсмута. Вот Вам за труды!

Холмс отложил шитье, привстал и протянул железнодорожнику несколько монет. Тот по-военному рявкнул: «Благодарю Вас, сэр!», высыпал в карман деньги, и, покачиваясь на длинных ногах, заполнил бланк билета. Затем еще раз поблагодарил Холмса, отдал билет и вышел, закрыв дверь.

— Сплошная коррупция! – со вздохом сказал сыщик, разглядывая свою работу. – Слышите, Ватсон?

— Нет, не слышу, Холмс! – выкрикнул Ватсон. – Я кончаю!

Он рывком припал к заду мисс Биркин, а с головы доктора упал черный котелок и закатился под откидной столик. Ватсон, тяжело дыша, медленно вытащил уже вялый член из хлюпнувшего влагалища мисс Биркин, отер выделения носовым платком и, плюхнувшись на сидение ряом с мисс Биркин, стал искать взлядом, куда бы его выкинуть.

— Не выбрасывайте, Ватсон, он еще мне пригодится, – сказал Холмс. – Вы не устали так стоять, мисс?

— Можно я тоже посижу, джентльмены? – отозвалась Флоранс. - А то у меня ноги сводит.

— Ноги сводит от недостатка кальция, – авторитетно заявил Ватсон, запихивая член в брюки. – Ешьте больше зелени, сливочного масла, пейте молоко, и все будет отлично!

— Конечно, посидите, Флоранс. Как вы насчет французского минета? – поинтересовался Холмс.

— Это танец такой, да? – вопросом на вопрос ответила мисс Биркин, вытирая потный лоб тыльной стороной руки.

— Танец это менуэт, – пояснил Ватсон. – А минет, это когда женщина берет в рот член мужчины и, работая губами, языком и, отчасти, руками, доводит его до оргазма. Ну, когда ах-ох.

— А Это мне женишок предлагал. Только он у него селедкой пах.

— Вы не любите селедку? – предлагая мисс Биркин член, поинтересовался Холмс...

Вечером, когда вагонам разнесли фонари, Холмс и Ватсон сошли на безымянной станции. Снег уже стаял, но вечерами еще подмораживало, и лужи покрывались тонкой корочкой льда, который вкусно хрустел под ногами неосторожного пешехода.

— Теперь мы расстанемся ненадолго, – сказал Холмс, поднимая воротник пальто. – Вы отправитесь в поместье Баскервилей, а я поселюсь в заброшенной домне на болотах. Связь держите со мной вот по этому адресу через местную почту.

Он протянул Ватсону картонку.

— Помните, кругом шпионы Мориарти! – сказал Холмс и исчез в темноте.

Ватсон тоже поднял воротник пальто и пошел искать почту.

После недолгих поисков он обнаружил местное почтовое отделение, а на порогах – полисмена с карабином и патронташем.

— Сэр? – одновременно грозно и вежливо сказал полисмен.

— Оружие? Что-то случилось?

— Да, сэр. Сбежал каторжник. Сэлдон, если слышали про такого.

— Убийца Сэлдон? Мой друг его ловил несколько лет назад.

Широкое лицо деревенского полицейского расплылось в улыбке.

— Вы – друг Шерлока Холмса? Правда? Недавно «Дэйли мэйл» напечатала его портрет и заметку некоего журналиста на «В». Не помню...

— Ватсона, должно быть?

— Ну да. Хлестко пишет!

— А Вы не знаете, далеко ли до Баскервиль-холла?

— Вон на холмах огоньки, видите? Это и есть Баскервиль-холл. По прямой мили полторы будет. Да Брукс Вас домчит за шиллинг. Эй, Брукс, довези джентльмена!

Неразговорчивый, нескладный Брукс хорошо знал свое дело, и пара лошадей бежала резво. Светила полная луна, и на холмах возле дороги были ясно видны фигуры полицейских и солдат при оружии.

Доехали и, правда, быстро. Видимо, услышав звук подъезжавшего ландо, на крыльцо вышел долговязый мужчина с окладистой черной бородой.

— Что угодно, сэр?

— Дома ли сэр Генри Баскервиль? Я из Лондона по письму доктора Мортимера.

— Как доложить, сэр?

— Доктор Ватсон, друг и компаньон Шерлока Холмса.

Через минуту Ватсон снимал пальто в ярко освещенной прихожей, еще через две сидел напротив баронета Генри Баскервила и вкушал простой, но вкусный обед.

Суп с потрошками, баранина аля Сойер, картофельное пюре, салат со свеклой и даже пирожные с изюмом закончились как-то слишком быстро.

— Это приготовила моя жена, Элиза, – с гордостью сказал Бэрримор и исчез за дверью.

Баронет, высокий молодой человек с ранними залысинами и пышными американскими усами почти ничего не ел и был мрачен, как августовская туча.

— Понимаете, Ватсон, это – странное место, днем еще ничего, а как стемнеет.... Слуги непонятно чем заняты, когда надо, не дозовешься, а когда не нужны, стоят над душой. Ночью по коридору кто-то ходит.... И вот что еще. Постоянно пропадает одежда и обувь. Я думаю на Бэрримора. Совсем недавно пропала лисья шуба. Мне не жалко, но могли бы попросить...

Он отхлебнул из бокала бренди.

— И еще этот вой. Каждую ночь на болотах кто-то или что-то воет! Я с ума сойду или сопьюсь. Мне страшно, Ватсон, страшно! У Вас есть револьвер?

Ватсон достал и протянул баронету «Вебли-Скотт».

— Английский, – констатировал сэр Генри. – Предпочитаю «Смит-Вессон», американский. Убойная штука! Но теперь мы вдвоем, Ватсон, и нынешней ночью мы все узнаем!

Ночью за пять минут до двенадцати Ватсон и сэр Генри затаились у того в комнате. Каждый с своим оружием и в мягких туфлях. Когда часы пробили полночь, в коридоре раздались торопливые мелкие шаги. Когда они стали стихать, доктор и баронет вышли из комнаты, и, прижимаясь к стенам, последовали за толстой женщиной в нижней юбке и шали. Она несла свечу и освещала пол перед собой неверным колеблющимся пламенем. «Это жена Берримора, Элиза! – прошептал на ухо Ватсону сэр Генри. – Интересно, куда это она в такое позднее время?

Они шли за ней еще некоторое время, Ватсон в охотничьем костюме, а сэр Генри в персидском халате и нижнем белье. Элиза поднялась на башню к темному окну, они последовали за ней и у входа затаились. Миссис Бэрримор высоко подняла свечу и сделала ею несколько крестообразных движений, а потом еще и еще. В этот момент Баскервиль выхватил револьвер и сделал два больших шага. Оказавшись рядом с ней, он ладонью закрыл ей рот и приставил к виску Смит-Вессон.

— Если Вы, сударыня, будете кричать, я Вас застрелю! – бешено прошептал он, взводя курок.

От испуга бедная женщина лишилась чувств и обмочилась, напустив большую лужу. Ватсон подвинул старый стул, а баронет усадил на него бесчувственную миссис Бэрримор. Она все время норовила сползти на пол, поэтому они крепко примотали ее гардинным шнуром. Во время этого действа Ватсон ощупал груди и бока женщины, и сделал вывод, что она еще ни разу не рожала, что было странным, учитывая ее немолодой возраст. Доктор достал пузырек с нюхательной солью, который всегда носил с собой, открыл пробку и поднес флакон к носу женщины. Ее лицо сморщилось, она чихнула и пришла в себя. Баронет еще более страстно повторил свою угрозу, но Ватсон поспешил успокоить Элизу, сказав:

— Мы не сделаем Вам ничего плохого, если Вы ответите на наши вопросы.

Она покивала, и Ватсон спросил:

— Что вы делали у окна в такое позднее время?

— Смотрела на луну, – был ответ.

— Почему Вы поднялись на башню, а не смотрели на луну снизу?

— Отсюда лучше видно.

— А сигналы Вы тоже подавали луне? – спросил Баскервиль, и по его тону чувствовалось, что он едва сдерживается, чтобы не надавать Элизе пощечин.

— Какие сигналы?

— А вот такие!

Баронет фосфорной спичкой зажег поднятую им свечу, шагнул к окну и сделал несколько крестообразных движений. На ближайшем холме кто-то просигналил в ответ.

— Вот видите, Ватсон, их тут целая шайка! – возмущенно сказал сэр Генри. – Это, наверное, цыгане! Посмотрите на нее, как она одета. Шаль на ней – цыганская, кофта – тоже, да и юбка, наверное, тоже цыганская! Посмотрите, Ватсон, есть ли на ней панталоны? Цыганки не носят панталон!

Доктор стволом револьвера поднял юбку упрямой женщины.

— Панталоны есть, только они влажные. – сообщил Ватсон.

— А, это все для отвода глаз! – твердо сказал баронет. – Снимите с нее панталоны, и мы накажем ее по-мужски, а потом я уволю ее и ее мужа с помощью ноги.

Ватсону и самому давно хотелось сравнить половые органы жителей английской глубинки, ведущих здоровый образ жизни, и горожан, и поэтому он охотно стащил с Элизы холщовые панталоны и попросил:

— Посветите мне, сэр!

— С великой радостью, Ватсон! С великой радостью!

Сэр Генри взял свечу с подоконника, и присев возле снова потерявшей сознание от стыда Элизе, принялся светить ей между белых ног, а Ватсон раздвинул ее большие губы, густо заросшие жестким рыжим волосом.

— Что Вы там видите, Ватсон? – с неподдельным интересом спросил баронет. – Какой-то буйный лес!

— Ничего особенного, сэр. Все как у среднестатистической англичанки, разве что клитор немного крупнее...

— А нельзя ли по ее органам определить, цыганка она или нет?

— Нет, сэр, невозможно. Разве что цвет волос, у цыган крайне редко бывают рыжие волосы. Зато можно с уверенностью сказать, что она – девственница!

Элиза, тем временем, снова пришла в себя. Сэр Генри снова поставил свечу на подоконннк, распахнул богато украшенный халат и, расстегнув шелковые кальсоны, вытащил большой напряженный слегка изогнутый кверху член.

— Видите эту штуку, Элиза? Сейчас я войду в Вас, и оставлю там свой след!

— И очень правильно сделаете, сэр! – раздался сзади веселый голос Бэрримора. - Она постоянно ворует одежду и еду и относит на болота беглому каторжнику Сэлдону, ее братцу. А что касается ее девственности, то после свадьбы оказалась, что я предпочитаю не женщин, а мужчин! Так что, сэр Генри, прошу восстановить право первой ночи в современной интерпретации!

Баронета не пришлось ни уговаривать, ни просить дважды. Он просто ввел член во влагалище Элизы, сильно надавливая, да еще покручивая в глубине. Затем вынул окровавленный член, показал его Бэрримору и похлопал по щеке Элизу.

— Теперь Вы, деточка, настоящая леди Бэрримор! Пойдемте, Ватсон, помастурбируем на ночь. У меня есть замечательный альбом чикагских проституток!

Затем вытер панталонами Эльзы кровь с члена и отбросил их в сторону.

— Не люблю кровь, Ватсон! Кстати, не знаете ли, зачем женщинам эта девственная плева? От нее одно беспокойство!

Утром после завтрака сэр Генри отправился к Стэплтонам в Меррипитхауз. Ватсон взял на всякий случай револьвер, а баронет шел с пустыми карманами. Дорога шла через холмы, потом по узкой дороге среди болот, и разговор как-то не клеился. А когда вдали появился Меррипитхауз, баронет заговорил первым:

— Надеюсь, Ватсон, когда Вы увидете, мисс Бэрил Стэплтон, то поймете, что она – девушка удивительной красоты!

— я тоже надеюсь, сэр. Слышал, что у нее сочетание глубоких синих глаз и иссиня-черных волос, которое у нас в Англии встречается крайне редко.

— Когда я увидел ее в первый раз, я был потрясен. Мисс Стэплтон совершенно не походила на своего брата. Можно даже сказать, она была полной его противоположностью, ибо Стэплтон имел неброскую внешность, светлые волосы и серые глаза, а сестра его была жгучей брюнеткой (я и предположить не мог, что у англичанки могут быть такие черные волосы), стройной, высокой. Ее гордое, прекрасное лицо имело такие идеальные черты, что могло бы показаться холодным, если бы не чувственный рот и изумительные синие страстные глаза. Можно добавить, что у этой удивительной красавицы была прекрасная фигура, и одета мисс Стэплтон была в элегантное платье. А это для такой глуши большая редкость!

Он задумался, и его лицо озарилось мечтательной улыбкой.

— Вот еще что. Пока Вы спали, я посетил кладовую комнату и обнаружил, что мои пропавшие вещи лежат там в целости и сохранности, кроме одной пары коричневых башмаков, которые мне никогда не нравились. Вот что дефлорация делает! Я на радостях всю эту кучу вещей подарил Бэрримору. Но, признаться, я Вам завидую, Ватсон. Сегодня Вы впервые увидите мисс Стэплтон! Да вот и она!

Из-за большого камня им навстречу вышла стройная девушка с высокой грудью, без шляпки, и ее короткие, не по моде, волосы блестели на солнце, как крыло ворона.

— О, мисс Стэплтон! – простонал баронет. – Вы чудесно выглядите!

— Я знаю, – просто ответила она. – Рада приветствовать Вас, сэр Генри и Вас...

— Джон Ватсон из Лондона.

— И Вас, сэр, рада приветствовать в окрестностях Меррипитхауса! Мой брат поручил мне встретить Вас, господа, и показать одну из достопримечательностей этих мест, старинное капище друидов. Джек присоединится к нам позже.

Она пошла впереди, и только тогда Ватсон заметил, что на ней не изящное платье, а широкий серый балахон с капюшоном. Пройдя совсем немного, мисс Стэплтон, сэр Генри и Ватсон оказались на широкой лужайке, поросшей, несмотря на конец апреля, густой зеленой травой. Прямо посередине лужайки громоздились два высоких конических камня, похожих на клыки гигантского монстра. Мисс Бэрил Стэплтон встала между ними и сказала:

— Вот тут в день летнего солнцестояния друиды ставили девственницу, чтобы Мат ап Матонви, их могущественный волшебник, обрел силу, лишая ее девственности. Друиды раздевали ее, а чтобы она стояла правильно, привязывали ей к камням руки и ноги. Вот так!

Она расставила руки и ноги, и только тогда Ватсон заметил, что к камням привязаны толстые веревки.

— Сэр Генри, пожалуйста, привяжите меня к камням! – почти потребовала она, и влюбленный баронет, а это было так, повиновался.

Когда это было сделано, Бэрил подвигала руками и ногами, чтобы убедиться, что они привязаны достаточно крепко, и попросила снова:

— А теперь, Ватсон, если Вы хотите увидеть обряд друидов во всей красе, распустите завязки на плечах моего одеяния.

Теперь Ватсон, не в силах противостоять колдовской красоте мисс Бэрил, протянул руки к плечам мисс Стэплтон, дернул за завязки, и серый балахон упал к ее ногам. Ватсон отошел на три шага, чтобы полюбоваться красотой тела сетры Джека, а сэр Генри, наоборот, припал к ее ногам, став на колени, как Пигмалон перед ожившей Галатеей.

— Отойдите, сэр Генри, если не хотите лишиться девственности вместе с мною! – то ли в шутку, то ли взаправду сказала Бэрил.

Она была прекрасна в своей наготе, стоя словно распятой на косом кресте. Длинные сильные ноги были расставлены, но густые черные волосы внизу плоского живота не позволяли рассмотреть подобности между ног, а притягивали взгляд таким же синим отливом, как и на голове. Тяжелые груди не висели бесформенной качающейся массой, а задорно смотрели в небо черными сосками. Баронет, все еще стоя на коленях, протянул руки и погладил гладкую кожу бедер, утопив лицо в волосах лобка.

— Оттащите его, Ватсон, если не хотите лишиться еще одного хозяина Баскервиль-холла! – воскликнула Бэрил. – Я начинаю обряд!

Ватсон подхватил почти бесчувственного сэра Генри и волоком оттащил его на расстояние нескольких ярдов. Убедившись, что баронет в безопасности, обнаженная Бэрил затянула какую-то заунывную песнь, текст которой состоял только из трех слов на непонятном языке, и напоминавшую молитву или заупокойный плач. Она повторяла их снова и снова, все быстрее и быстрее, и яркий солнечный свет померк, а на небе засияли три разноцветных луны. Когда песня ускорилась настолько, что слов сло не разобрать, снизу поднялась темная туча и окутала бедра мисс Стэплтон. Тогда с разных сторон ударили пять молний. Две поразили соски, две – круглые ягодицы, и одна, самая яркая снизу впилась в лоно мисс Стэплтон. Она оглушительно вскрикнула и обвисла в своих путах.

Все кончилось разом. Темная туча исчезла неведомо куда вместе с цветными лунами, а над поляной снова засияло весеннее солнце. Мисс Бэрил снова стояла, привязанная к столбам и, словно ничего не произошло, улыбалась двум ошеломленным джентльменам. Правда, кое-какую потерю она все же понесла. Ее прекрасные волосы сгорели и нежная темная щель обнажилась!

В воздухе еще стоял запах паленой курицы, а из-за камней показался мистер Стэплтон. Он с интересом рассматривал обнаженную сестру, а когда подошел совсем близко, сказал баронету:

— Сэр, Вы испачкали колени!

По сравнению с великолепной сестрой мистер Джек Стэплтон со своими бесцветными глазами и белесыми волосами, в беспорядке торчавшими из-под шляпы, выглядел так же, как смотрится бельевая моль рядом с тропической бабочкой. И тем не менее это ничтожество с синим сачком обняло сестру и поцеловало в губы! Баронет с рычанием рванулся из рук Ватсона, предусмотрительно державшего сэра Генри за плечи, а Джек Стэплтон, словно не замечая гнева баронета, весело улыбаясь, сказал:

— Приглашаю вас, джентльмены, на обед в нашу скромную обитель.

Он накинул на плечи сестры серый балахон, и они отправились в Меррипитхаус.

(Продолжение следует)