После обеда, не особенно изысканного, но достаточно вкусного, мужчины отправились покурить в бильярдную.

— Скажите, Джек, – спросил без обиняков баронет. – Что это за спектакль устроила нам Ваша сестра?

— Она обладает некоторыми талантами, – отвечал Стэплтон. – Кроме игры на фортепиано, она научилась у индийского факира гипнозу. Так что все, что вы видели, это только внушение.

— А как же волосы? У нее сгорели волосы? Там, между ног?

— Это тоже гипноз. И не более того, – ответил Джек и громко позвал сестру:

— Бэрил, дорогая, зайди к нам в бильярдную!

Бэрил вошла с ложечкой в руке и полотенцем. Кухарка мыла посуду, а она вытирала.

— Джентльмены сомневаются в твоих способностях. Покажи нам что-нибудь попроще.

Бэрил сверкнула в ответ синими глазами и показала всем ложечку.

— Сколько у меня ложек, господа? – спросила она с усмешкой.

— Одна! – сказали все хором.

Бэрил внимательно посмотрела на мужчин и помахала ложечкой в воздухе, словно качая маятник.

— А сейчас сколько?

— Три! – сказали три джентльмена.

— Ну, это престидижитация! – заявил баронет. – Вы, наверное, спрятали где-нибудь еще две таких же ложечки, а потом показали нам.

— Где же я спрятала их, сэр Генри? – с улыбкой отвечала Бэрил. – На мне платье с короткими рукавами, и на нем нет карманов.

— У женщины всегда найдется место, куда спрятать небольшую вещь! – заметил сэр Генри. – А ложечки, тем более. Кстати, как Ваши ожоги?

— Какие ожоги?

— Ну, как же, у Вас сгорели волосы там, мы видели. Правда, Ватсон?

Тот кивнул.

— Все мои волосы при мне! – с вызовом сказала мисс Стэплтон, и задрав подолы, показала всем по-прежнему волосатый лобок. – Можете подергать, сэр Генри!

— Ладно, ладно, верю! – с усмешкой поднял руки баронет. - Если только эта не очередная мистификация.

Когда гости покинули Меррипитхаус, сэр Генри заметил, задумчиво качая головой. – Вот только собачьи следы возле трупа моего дядюшки были настоящие! Пока их не затоптали...

До Баскервиль-холла добрались без приключений, разве что баронета укусило какое-то насекомое. Он охнул, и крепко стукнул себя по шее.

— Это очень хорошо, сэр Генри, что проснулись кровососущие! – заметил Ватсон.

— Чего же в этом хорошего? – почесывая шею и морщась при этом, спросил баронет.

— Сэлдон подойдет ближе к жилью, и его схватят. Мы или полиция.

— Хотите заработать пять фунтов? – ехидно усмехнулся сэр Генри. – А заработать от Сэлдона камнем по голове не хотите?

Но ловить в эту ночь Сэлдона не пришлось. К двенадцати часам у наследника Баскервиль-холла участился пульс, начались одышка и жар. Шея его распухла, а место укуса сочилось гноем. Немедленно в помощь Ватсону был вызван доктор Мортимер, и они вдвоем принялись лечить баронета, каждый по своей специальности. Но, несмотря на их лечение, сэр Генри стало лучше, дыхание и пульс нормализовались, а опухоль на шее спала. Баронет вспотел, пришел в себя и попросил куриное яйцо всмятку и хлеб с мандариновым джемом. Доктор Мортимер уехал, сэр Генри, перед тем, как уснуть сном младенца до вечера, прошептал: «Это мне предупреждение!». Доктор Ватсон прилег в спальне баронета на кушетку, долго прислушивался к ровному дыханию сэра Генри, а потом, ближе к вечеру, все же решил прогуляться. За ним увязалась Элиза Бэрримор-Сэлдон и стала живо интересоваться вопросами беременности. Она забегала то справа, то слева, спрашивала, обязательно ли по утрам должно тошнить или надо ли есть соленое, если хочется. Доктор успокоил ее, сказав, что с одного раза она может и не забеременеть, слегка ее расстроив. Но она тут же нашла выход, резво забежав вперед, задрав подолы и нагнувшись в позу собаки. «Мне все равно от кого», – сообщила она. – «Лишь бы не от Берримора». Ватсон, воровато оглянулся, нет ли кого в тисовой аллее, взял Элизу за широкие бедра и минут пять старательно полировал ее влагалище в окружении вьющихся волос. И, в самом деле, зачем женщинам девственная плева?

Когда Эльза, полностью удовлетворенная Ватсоном, ушла, доктор понял, что он находится недалеко от того места, где нашли тело Чарльза Баскервиля. И калитка, довольно низкая и выходящая на болота, тоже была совсем близко. Ватсон осмотрел калитку с помощью лупы и со стороны аллеи, и со стороны болот, и обнаружил с внешней стороны характерные царапины от когтей, предположительно, собаки. Похоже, что она перепрыгивала через калитку, и оперлась задними лапами на крашеные доски. Из чего доктор сделал вывод, что собака была небольшая, что-то вроде кокер-спаниеля коллеги Мортимера. Конечно, доктор был вне подозрений, хотя, как говорится, кто обнаружил труп, то и.... А обнаружил тело слуга. Нет, справедливо, заметил Ватсон, выводы делать еще рано. А тут еще каторжник Селдон, и педераст Берримор, и Эльза, и скрывающаяся в темных глубинах Баскервиль-холла неведомая кухарка. Наверняка, толстая и неопрятная женщина. Надо ее навестить после обеда, решил доктор.

Когда он вернулся в Баскервиль-холл, баронет уже сидел за столом и шутил с Бэрримором и Эльзой. Опухоль на шее спала уже совсем, и только место укуса еще сочилось лимфой. Поменяв повязку, доктор быстро отобедал, извинился перед сэром Генри и пошел искать кухню, что, в общем-то, было нетрудно. В таких старых поместьях каждое обитаемое помещение имело свой запах, особенно, отхожее место и кухня. И не только по запаху...

Возле кухни было не только тепло, а почти жарко, но когда доктор распахнул дверь, его обдало удушливой, как в тропиках, жарой. У плиты находились три обнаженных женщины, две стройные и изящные, а третья – низенькая и толстая, с отвислым задом, как скифская баба из музея естественной истории. На кухарках спереди были кожаные, как у кузнецов, фартуки, а волосы забраны в сетки. Жаль, что на них передники, подумал Ватсон, главного не видно. Но и того, что было видно хорошо, оказалось достаточно, чтобы мужское достоинство доктора, совсем недавно уставшее, приободрилось.

Доктор учтиво поклонился трем задам:

— Добрый вечер, дамы!

Все три кухарки обернулись и сделали реверанс. Они ухватили края своих фартуков, скрестили ноги и низко присели. Если у худышек это вышло более-менее изящно, то толстые ноги пожилой женщины скрещиваться никак не хотели, и она просто их развела и присела, словно собралась облегчиться.

— Добрый вечер, сэр! – сказала толстуха низким голосом.

— Доктор Ватсон.

— Миссис Сара Эдриан. – представилась пожилая женщина и снова присела. – А это – мои дочери: Элла и Маргарит.

Девушки тоже присели в книксене.

— Что Вам угодно, сэр? – не очень вежливо поинтересовалась Сара.

— Хотелось бы поговорить о смерти прежнего хозяина Баскервиль-холла сэра Чарльза.

Все три женщины немедленно переглянулись.

— Что же. – усмехнулась миссис Эдриан. – Можно и поговорить. Только не здесь. Вам, наверное, жарко с непривычки. Пройдемте в нашу комнату, сэр!

Она прошла за пышущую жаром плиту и открыла незаметную дверь. Ее дочери остались на кухне.

— Проходите, сэр, тут мы живем.

Хорошо, что в этой комнате намного прохладнее, подумал Ватсон.

Никакой мебели, кроме широкой кровати, не было, и Сара присела на кровать и жестом пригласила сесть рядом.

— Погодите, сэр, я только вытрусь! – сказала Сара и снова встала. Она сняла фартук через голову, взяла большое полотенце и вытерла сперва широкое красное лицо, затем толстую шею, а потом обе гигантские груди – по одной сверху и снизу, сначала левую, а потом – правую. Затем тщательно протерла круглый живот и расставила широко белые ноги.

— Помогите мне, сэр, если Вам нетрудно.

Сара просунула один конец полотенца, свернутого трубкой, между ног, а за второй ухватилась полной рукой.

— Тяните, сэр.

Они стали тянуть полотенце туда-сюда, словно пилили толстое бревно двуручной пилой.

— Хорошо, сэр. Спасибо! А теперь оботрите мне спину, сэр.

Ватсон схватил полотенце, уже влажное, тщательно вытер спину Сары, всю в жировых складках, поясницу и широкий зад.

— Очень Вам признательна, сэр! – сказала миссис Эдриан и снова уселась на широкую, как поле для гольфа, кровать. – Немного жарко сегодня, сэр!

Только сейчас Ватсон заметил, что подмышки и широкий лобок Сары тщательно выбриты. Она, проследив его взгляд, усмехнулась широким жабьим ртом.

— Это для того, сэр, чтобы в пищу не попал ни один волосок. И между ног мы тоже бреем. Хотите посмотреть, сэр?

И, не дожидаясь ответа, толстуха упала на спину, и, подватив руками ноги под круглые колени, высоко их подняла. Действительно, ее мясистые, натертые полотенцем до красноты, толстые, как сардельки, нижние губы были тоже тщательно выбриты и немного разошлись, призывно показывая багровое нутро.

— Если хотите, сэр, то...

Ватсона не нужно было упрашивать дважды. Он стянул брюки и обрушился на кухарку.

— Осторожнее, сэр! – охнула Сара. – У меня давно не было мужчины...

Сара, несмотря на излишнюю полноту, была хороша! Ее влагалище, широкое у входа, было узким в глубине, и головка члена с трудом раздвигала упругие ткани. Доктор, несмотря на когда-то довольно обширную общую практику, женские болезни лечил редко, и его руки, сжимавшие мягкие груди Сары, не успели привыкнуть к тяжести «молочных бидонов» и твердости сосков. Старательно трудившийся над телом сладко стонавшей кухарки, не замечал, что ее дочери покинули кухню, и жадно наблюдают за совокуплением их матери, старательно натирая под фартуками нежные гладко выбритые щелки. Но Сара видела их хорошо.

— Не трогайте их, сэр! – еле выдохнула она. – Им нечего возложить на брачный алтарь, кроме девственности.

Но Ватсон и не думал о девственницах Сары. Он стрелял спермой в узкую глубину, а затем, как в трясину, упал на мягкое тело кухарки...

Спустя несколько времени Ватсон спросил у Сары, почему они обнажены.

— Это старый обычай, сэр! – пояснила она. – Когда-то люди, работавшие на кухне, много воровали еды, унося ее в карманах и под одеждой, потому что был голод, и им нужно было кормить свои семьи, и сэр Хьюго Баскервиль распорядился, чтобы он все были обнажены. Давно это было, сэр!

— А что Вы, Сара, знаете о гибели сэра Чарльза? Возможно, что-то слышали от других слуг...

— Зачем же от других, сэр! – с некоторой обидой сказала миссис Эдриан. – Я и дочери видели это своими глазами. Тогда в кухне было особенно жарко, сэр Чарльз ждал гостей, и мы вышли проветриться в тисовую аллею. Светила луна, и мы видели сэра Чарльза, стоявшего у калитки, что ведет на болота. Он стоял и смотрел, словно кого-то ждал, а затем повернулся и побежал. Из-за калитки выпрыгнула коричневая собака. Она не лаяла, не визжала. Она, молча, напала на сэра Чарльза, прыгнула ему на спину и, извините мою прямоту, проткнула его брюки. Он закричал, упал и больше не поднялся. У него было плохое сердце, сэр. Потом прибежал Бэрримор, его жена, кучер, а мы краем аллеи ушли на кухню. Вот и все, сэр.

— Собака была большая?

— Нет, сэр, средняя.

— И вы готовы подтвердить это под присягой?

— Конечно, сэр, готовы. И еще. Готова поклясться, что у этой собаки горели глаза, сверкали зубы, а член был металлический, и тоже сверкал, как железный. Если у вас больше нет вопросов, сэр, то мы, пожалуй, пойдем на кухню варить какао к завтраку.

(Продолжение следует)