ГЛАВА I.

(Ничего не помню)

Невыносимая боль пронзила меня резко и всего целиком. Едва удавалось пошевелить хоть какой-то частью тела. В горле царил сухостой. Горло драло так, что казалось там прошлись наждачкой. При каждом глотании возникало болезненное чувство. Меня тошнило и мутило, и наверно вырвало бы, если бы было чем. Голова буквально раскалывалась и пульсировала болью, отзываясь в такт моему сердцебиению. Почему-то не могу открыть глаза. Пытаюсь приподнять руку, но рука не слушается, она просто соскальзывает с моей постели и безвольно повисает. Хочу крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь, но вместо этого из груди вырывается сиплый хрип. Я никогда не был так беспомощен и это начинало меня сильно злить. Первые мысли в такой ситуации: «Что со мной? Где я?». И единственное, что пришло мне сейчас в голову, так это то, что меня похитили и чем-то накачали.

Потому что в добавок ко всему, у меня завязаны глаза. Пришлось немного успокоиться и когда в голове начало проясняться, я понял, что не связан, просто моё тело под воздействием какого-то препарата и, скорее всего, это не похищение. «Тогда что со мной?» Я снова попытался поднять руку, чтобы снять повязку с глаз. Но мои руки меня слушаться отказывались. «Что со мной?» — пронеслось у меня в голове с ужасом. «Где я сейчас?» Боль в голове утихает и мысли приобретают большую четкость. Стараюсь прислушаться к звукам и запахам. Никаких специфических звуков или запахов. Обычный запах свежего воздуха, звук птиц. «Значит я в чьей-то квартире, но в чьей и почему не могу пошевелиться?» Мои мысленные терзания прерывает чей-то юношеский голос. Ему, если верить слуху не больше 25.

— Дед, Макар, дед, Макар, — он выбежал из комнаты, видимо всё это время находился здесь — он очнулся — услышал я уже откуда-то из далека.

— Чего ты так кричишь? — Услышал я старческий голос. — Не кричи, а то напугаешь нашего гостя. — Я услышал скрип половиц и стук. Такой обычно издаёт костыль.

— Ну здравствуй неизвестный человек. — Я попытался что-то сказать, но из груди вырвался лишь хрип. Я повернул голову в его сторону, давая понять, что я слышу его.

— Значит слух не повреждён, это хорошо. Не пытайся шевелиться или говорить, ты серьёзно пострадал. — Видимо увидел, что моя рука свисла с кровати в попытке пошевелится. — И не пытайся снять повязку, у тебя были повреждены глаза, я сделал тебе компресс. Сейчас у тебя много вопросов и ты их задашь потом, когда поправишься. А сейчас тебе нужно набираться сил.

Чьи-то руки меня приподняли. Судя по всему, они оба это делали. Подложили пару подушек, чтобы я принял полулежащее положение.

— Сейчас Ефим тебя покормит.

«Ну вот ещё, что бы меня кормили как маленького ребёнка» — всё моё естество буквально взбунтовалось и когда я почувствовал ложку у себя на губах, я плотнее сжал губы. Я сразу же почувствовал несильный удар по спине. Судя по всему, этот дед ткнул меня своим костылём.

— А ну ешь. — Снова раздался его голос уже такой властный и требовательный. Где-то внутри у меня возникло такое знакомое ощущение. Он мне кого-то напомнил, но кого именно, я не мог вспомнить.

Я разжал губы и снова почувствовал прикосновение железной ложки к губам. «Твою ж мать, никогда не чувствовал себя ещё таким бессильным, маленьким и ничтожным». Смесь злости, ярости, чувства беспомощности и всего остального, буквально кипела во мне, но сейчас мне ничего не оставалось, как подчиниться обстоятельствам. Я приоткрыл рот и почувствовал, как теплая жидкость его заполнила.

Парень, отдать ему должное, кормил аккуратно и не торопился, словно имел опыт в этом деле. Он не издавал ни единого звука, но я не мог не слышать его дыхания. Мой незримый воздыхатель постоянно был в напряжении и это было слышно по тому, как он дышит. А когда он наклонялся, чтобы поправить мне подушку, я мог слышать как бешено бьётся его сердце. Толи он любитель пробежек, толи я оказывал на него такое воздействие, только мне не было понятно, что вызывало у него такую реакцию? Когда в очередной раз он наклонился, чтобы поправить подушку, резкий запах его не мытого тела резко ударил в нос. Он не был давнишним, но от этого мне не было легче. И это незамедлительно отразилось на моём лице в виде отвратной гримасы.

— Что-то не так? — Спросил мой личный санитар.

«Конечно, бл*ть не так. Помойся что ли». — Нет, я не был зол на этого парня, ведь он старался как мог. Скорее всего, да так оно и было, я был зол на свою беспомощность. И наверно он это понимал или чувствовал, потому, как делал всё очень аккуратно.

Так как говорить я не мог, потому я лишь отрицательно помотал головой. Всё равно не было никакого смысла что-то пытаться донести, потому было проще ответить так.

— Если тебе что-то нужно, ты можешь меня позвать.

«Как бл*ть я тебя позову, если я не могу произнести ни единого звука» — буквально орал я в мыслях. — «Я ведь даже пошевелиться не могу». Чувствую, как к моему пальцу что-то привязывают.

— Я привязал к твоему пальцу верёвку, второй конец к кружке. Она стоит на краю тумбочки. Дальше, думаю, ты понимаешь. — Буквально прочитав мои мысли, пояснил он. — Сейчас утро, вечером я приду снова, мне нужно будет тебя помыть. Сам-то старик не может, потому эту часть он возложил на меня. Хотя я и сам не против. Мне нравится за тобой ухаживать... Ладно, всё, я умолкаю, а то, что-то слишком много говорю.

«Говори, я не хочу лежать в тишине» — мысленно просил я своего невидимого собеседника. Его голос почему-то оказался мне уже знакомым. — «Я хочу, чтобы ты остался. Не уходи». — Я изо всех сил пытался заставить себя издать хоть какой-то звук, чтобы обратить на себя внимание, тогда бы он точно остался и уж если бы не говорил, то я бы хотя наслаждался его дыханием. Но судя потому что воцарилась тишина, он ушёл. «Бл*ть! Бл*ть! Бл*ть!» — орал я от своего абсолютного бессилия — «сука, как такое могла со мной произойти»?...

В какой-то из моментов мысленного извержения всевозможных эпитетов и слов, которых просто не существовало даже в русском жаргоне, я уснул. Сколько я спал не знаю, меня разбудили осторожные прикосновения. Кто-то отвязывал верёвку, привязанную к моему пальцу.

Я прислушался к дыханию. И к сердцебиению. Это был он, мой собеседник и санитар, ну и ещё банщик, как оказалось. Но как бы там ни было, я был рад его обществу.

— Ты проснулся? Надеюсь несильно тебя напугал.

В мыслях я усмехнулся. Разозлить меня гораздо проще, чем напугать, ведь моя работа... — тут мои мысли словно на стену нарвались. «Пи*дец, моя работа... « — мысленная пауза — «я не помню кем я работаю. Бл*ть, я не помню, как меня зовут... Сука» — хрипит моё мысленное горло. Это вызывает во мне неистовую ярость, от которой я вздрогнул всем телом, что не осталось не замеченным.

— Прости, прости — услышал я причитания — я не хотел причинить тебе боль.

Парень действительно переживал, хоть и не понимал, как... и тут моё внимание переключилось на то, что я полностью без одежды, внутренне я весь напрягся. Я точно помню, что меня никто не раздевал, да ещё и парень. Но, как бы внутри я не извергал свои эмоции, внешне я оставался таким же овощем. И я не мог не заметить, что его запах изменился. Значительно посвежел и не мог для себя не отметить, что его натуральный запах мне нравился больше.

Парень был очень осторожен, делал всё так, словно я был хрупкая ваза. Когда он убрал покрывало, я почувствовал прохладу в нижнем части тела. «Блять, я без трусов» — отмечаю я. — «Кто ж меня уже переодел?»

— Не стоит беспокоиться, для удобства ухода, мне пришлось тебя полностью раздеть. Ты уж прости за то, что не стал одевать тебя. Просто ты тяжёлый очень и мне не так просто делать это по нескольку раз в день. — Пытался успокоить он меня, но ни фига у него это не получалось, я ещё больше волновался. «О*уеть, он видел меня голым. Это ж полный пи*дец». Мне было не описать как стыдно. Даже проваливание сквозь землю, как обычно говорят в таких случаях, мне бы не помогло избавиться от чувства стыда. И он это понимал. — Кстати у тебя очень красивое тело. А мускулы словно каменные.

Я почувствовал как он почти лёг на меня и обнял.

— Ты извини, что я так... — он не нашёл слов, чтобы объяснить свой близкий контакт, — но мне нужно тебя приподнять... Наши тела соприкоснулись. Приятное тепло его тела и сбитое дыхание... Я понимал, что всё это мне нравится.

Не пойму почему, откуда во мне было это чувство, ведь я точно знал, что, если бы не был стеснён в движении, точно двинул бы ему за такую наглость. Но сейчас, во-первых, он мне искренне помогал, а во-вторых, он же не приставал ко мне. Но я вернулся к своим ощущениям, которые дарили мне его прикосновения. Он обхватил меня и приподнял. Убрал подушку и аккуратно опустил мою голову. Он слез с кровати.

— Дед Макар говорит, у тебя сильный дух, другой бы на твоём месте уже умер, но не ты. — Он вынул руки из рукавов и снова приблизился настолько, что я смог почувствовать, как колотится его сердце. — Ты извини, что я так много болтаю, это я так с волнением своим справляюсь.

Он обхватил меня за ноги и потянул, чтобы я ровно лёг

— Вот так, — он пояснял каждое своё действие — я сейчас сначала намылю тебя с этой стороны, потом оботру, после этого тоже самое проделаю с другой стороны. — Я услышал звук воды.

Я лежал и всё, что я мог, это прислушиваться к звукам и его словам. В какой-то момент я почувствовал на своём теле две руки. По тому, что я чувствовал, руки у него были небольшие, но крепкие, видно физическая работа. Но вместе с тем он делал всё очень аккуратно. — Всё же у тебя очень мощные мышцы, просто офигенные мускулы. — Проводя мыльными руками по моему торсу, восторгался мой незримый банщик.

«... офигенные мускулы... « — эхом раскатились в моих мыслях. Эта фраза меня сильно зацепила, но я не помнил почему. Всё, что сейчас оставалось, так это некое ощущение чего-то значимого и связанного с этими словами, а точнее с человеком, который эти слова когда-то мне сказал.

В реальность я вернулся, когда он закончил обтирать мой торс, перевернул меня на живот и повернул голову в сторону, чтобы я мог дышать. Его руки снова начали своё шествие от шеи, по спине, по ягодицам, спускаясь по ногам. При всей этой ситуации, несмотря на всю её печальную составляющую, мне было довольно приятно. В этот момент я решил не слушать свои противоречивые мысли поэтому поводу, а отдаться этому моменту, который единственно доставлял хоть что-то приятное.

Парень говорил не умолкая, не переставая выражать дифирамбы в адрес моей мускулатуры. Всякий раз, когда его слова подходили к моменту о том, как я сюда попал, он быстро переводил тему. И я понимал, что что-то произошло такое, о чём он боялся говорить.

Чувствую, как он перевернул меня на спину.

— Ого — услышал я его возглас — ты возбуждён. — Я понимаю, что сейчас мой член стоит как столб. «Сука, как же стыдно-то. А он бл*ть стоит и глазеет, нет бы накрыть меня. « Чувствую вложил свою руку в мою ладонь. — Мне нужно помыть тебя ниже, если ты против надави пальцем на мою руку два раза, если нет, один.

«Бл*ть» — я в глубочайшем замешательстве. Не знаю, как мне реагировать, что отвечать. Два противоречия снова возникают во мне, что вызывает смешанные ощущения. Эта затянувшаяся пауза находит своё разрешение сама. — Ну коли ты не отвечаешь, то есть молчишь, значит согласен. Он убирает свою руку, и я тут же чувствую, как он начинает меня мыть ниже, а член бл*ть и не хочет падать. Парень словно не обращает внимание на мой стояк, намыливает меня везде ниже пояса. «Сука, многое бы сейчас отдал, чтобы разрядиться» — Отмечаю для себя — «хоть бы подрочил что ли». Но нет он аккуратно отбирает с меня мыло и накрывает.

— И не переживай, что так получилось, это не первый раз.

Я был уверен, что на его лице сейчас была улыбка. Я почувствовал, как к моему пальцу снова привязали верёвку и положив подушку под голову, он ушёл. А я остался со стояком и с воспоминаниями о его прикосновениях.

Ещё несколько дней стыда и позора казались мне вечностью. Оно и было понятно, ведь я постоянно лежал и был почти полностью обездвижен. Я хоть и терпел до последнего, но организм-то работает и ему требуется выводить свои шлаки. Радовало одно, кормили только бульонами... Наверно уже был опыт с такими больными.

Отдать должное моему незнакомому санитару, он всё делал исправно, я бы даже сказал, с излишней осторожностью. За всё это время я начал проникаться к этому человеку. У меня уже выработался некий рефлекс и, если он задерживался по какой-либо причине, я не находил себе места. Мне было приятно общество этого парня. Мне нравился его запах. Мне нравилось слушать, как он болтает без умолку обо всём, что придёт ему в голову оправдывая таким образом, свое волнение. Да и чего скрывать, черт, мне нравились его прикосновения. В какой-то момент я понял, что уже мог по звуку шага запросто определить, он это или нет.

Он всё так же тяжко вздыхал, когда делал мне массаж. Постоянно извинялся за свои неуклюжие действия. А я просто наслаждался его присутствием. Во всей этой ситуации больше всего меня злил один момент — я никак не мог выразить ему свою благодарность.

Дед Макар появлялся крайне редко, когда нужно было сменить какие-либо повязки. Оказывается, у меня была забинтована почти вся голова, потому что по словам моего спасителя, у меня вся правая сторона лица была в рваных ранах. Ран было немного, но они были серьёзными.

Сегодня настал день, когда снимут все повязки, по словам деда, мои глаза уже должны были восстановиться. Раны уже порылись коркой и больше не нуждались в повязках. Лицо всё зудело, но чесать старик настрого запретил. Этот момент — снятие повязок с глаз, меня весьма беспокоил я не смог заснуть, так и пролежал всю ночь.

Слышу кто-то идёт. Прислушался нет это не Ефим. Это кто-то другой. Звука от костыля тоже нет, значит это не старик. Чувство тревоги за свою жизнь и то волнение, которое я испытывал перед тем, как снимут повязку с лица, придало мне сил и когда этот незнакомец занёс руку, что-то в моей голове словно щелкнуло, я резко перехватил её и уже был готов сломать запястье, как услышал голос деда Макара, который взвыл от боли. Моя рука разжалась и старик отступил.

— Ну и сила же у тебя. — Потирая своё запястье прохрипел старик. — Прямо нечеловеческая. — Он снова подошёл. — Я хочу снять повязки. — И предвосхищая мой вопрос о том, где Ефим, он ответил, что у того, что-то случилось дома и какое-то время он не сможет приходить, а я иногда, когда нога не болит по дому перемещаюсь без костыля.

Старик начал медленно освобождать моё лицо от бинтов. По мере этого, я постепенно начал воспринимать свет.

— Ты должен понимать, что твои глаза долго не смотрели, поэтому чёткость может быть плохой. — И снова старик, словно прочитал мои мысли. — Твои глаза уже отвыкли от яркого света, поэтому я закрыл занавесками окна. Какое-то время тебе будет казаться, что ты не видишь.

Всё повязки сняты. Я сижу с закрытыми глазами и боюсь их открыть. А вдруг я не увижу, вдруг так и останусь слепым? Мало того, что я нихрена не помню, так ещё и слеп. Н-да в свои... И тут я снова впал в мысленную истерику, я совершенно не помнил сколько мне лет и дату своего рождения... Из моих мысленных терзаний меня выдернул голос старика.

— Открывай глаза. Чего сидишь? Руками-то вон как орудуешь. А ну быстро открывай. — Он снова хотел ткнуть меня своим костылём, но я с лёгкостью его перехватил. — Ну с телом всё в полном порядке. — Констатировал он.

Я медленно открыл глаза. Конечно, ничего кроме размытых силуэтов я не увидел. Словно запотевшее окно. Я поморгал и потёр глаза.

— Ничего, зрение восстановится. Так, с глазами разобрались. Теперь скажи что-нибудь. Как тебя зовут-то?

— А что я мог ответить ему, я понятия не имел как меня зовут.

— Ты чего молчишь? Немой что ли?

И снова эти слова резанули мой слух. Так словно они что-то значили в моей жизни. Так словно они произносились раньше кем-то очень мне дорогим.

Спа-си-бо. — Проговорил я по слогам и сильно заплетающимся языком с картавым акцентом.

Старик рассмеялся.

— Никогда не слышал такого имени. Но пожалуйста.

— Я-бы хо-тел по-смо-тре-ть-ся в зер-ка-ло.

— Сейчас ты ничего не увидишь. Но скажу сразу, лицо, точнее, вся его правая сторона вся в ранах. Шрамы останутся и они... — старик замялся подбирая слова. Я посмотрел ему в глаза и он понял, что в подборе нет нужды. — Лицо изуродовано — он глубоко и тяжко вздохнул. — Пошли поешь, наконец-то нормальной еды. — Он жестом повторил своё предложение. — Помощник из меня никакой, так что на тебе, — он протянул свой костыль — пробуй сам.

Я сел на кровать. От костыля я на отрез отказался. И первый шаг. Я стою... Хождение мне далось гораздо проще. Я на ощупь доковылял до стола и мы принялись есть...

В общем шёл я на поправку очень быстро, чем не мог не радовать деда. Когда моё зрение восстановилось, я смог увидеть насколько сильно было изуродовано моё лицо. Хоть я никогда не считал себя красавцем, но здесь, это была просто ж*па. Вся правая сторона от уха до края губ, уголка глаза и почти середины подбородка была в рваную паутинку. «Как будто паук бухой плёл» — усмехнулся я своей мысли. В добавок ко всему порвана правая ноздря. На боку и виске «красовалось» несколько рваных полос. В общем в фильмах ужасов мне можно сниматься без грима. Дед мне предложил поносить маску какое-то время, пока более глубокие раны совсем не затянутся.

Дома и во дворе маску я не надевал а если выходил за двор, тогда надевал маску, чтобы не пугать своим видом людей. Но больше всего во всей этой ситуации меня огорчало отсутствие Ефима. Мне очень сильно хотелось посмотреть на того, кто столько времени возился со мной в любое время дня и ночи. Того, к кому я успел привыкнуть и без сомнений, сблизиться. Я хотел выразить ему свою благодарность.

Когда я поправился на столько, что мог уверенно ходить, я стал помогать старику по хозяйству. После того, как выяснилось, что у меня потеря памяти, он предложил пожить мне у него, взамен я выполнял всю работу по хозяйству по мере своих возможностей.

Как выяснилось, все мои проблемы явились следствием какого-то сильнейшего психотропного вещества. Но кто и с какой целью это сделал пока неизвестно.

Дед сразу мне сказал, что от таких травм, память может не вернуться, но надежду терять нельзя. Однако, он настоятельно рекомендовал мне оставить мысли о мести. И снова старик читал меня, как открытую книгу.

А что я знал о старике? Живёт один, на окраине какой-то деревни, которая находится в такой глуши, что её даже на карте нет — шутил он. Местный целитель. Здесь, конечно был врач, но один на весь район. Приезжал сюда в определённое время. Вот люди и повадились к нему ходить, после того, как одну девочку на ноги поставил.

Выглядел старик статно. Весь седой, с длинной белой, как снег ухоженной бородой, немного впалые узко посаженные глаза, нос картошкой. Невысокого роста, среднего телосложения. А его взгляд словно сканер считывал любую мысль. До боли знакомое ощущение, но откуда, я не мог вспомнить.

Вечер. Сидим пьём чай с пирожками — принесла какая-то женщина в знак благодарности.

— У тебя не было при себе никаких документов и вещей. Кроме этого. — Он положил деньги на стол. — Одежду я выбросил, она пришла с негодность.

Я посмотрел на деньги.

— А где я, что за деревня?

— «... « — Озвучил он название деревни, которое мне, конечно же, ничего не дало. — Ты поди боец, — он поднял свои глаза и наш взгляд пересёкся — раз имеешь такую силу? Он указал чайной ложкой в мою сторону.

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Точнее не помню.

— Так и есть. — Старик отхлебнул из кружки. — Дух в тебе сильный, а иначе сгинул бы в лесу. Кстати, это Ефимка тебя отыскал там. — Здесь дед погрузился в размышления вслух. — Чёрт его понёс в такую глухомань? Так и не смог добиться от него внятного ответа.

— Это он за мной всё это время ухаживал? — Говорил я медленно, почти нараспев.

— Да. Не отходил от тебя ни на шаг. Иногда бывало так измотается, что прямо рядом с тобой засыпал. — Старик как-то тяжко вздохнул. — Всё делал сам. Никого не подпускал. Я прямо не узнавал его.

— Расскажи мне о нём.

— Да что рассказывать? — Старик выдержал паузу и снова тяжко вздохнул. — Жизнь у него тяжёлая, а парень золотой. — Он нахмурил свои брови.

— А чего не приходит-то?

— Видно с отцом опять проблемы. Пьёт ведь беспробудно ну и гоняет их с матерью по деревне. Да местные хулиганы его гоняют иногда. Парень-то он мягкий, а они этим пользуются.

«Что ж мне везёт-то на таких сирых и убогих» — промелькнула у меня мысль. Но откуда?

— Даже не вздумай лезть к ним в семью. Это их дело. — Наказывал мне старик, видя моё задумчивое лицо.

— А не. Просто одна мысль меня посетила. Видно откуда-то из прошлого.

— Ну это хорошо. Пошли спать. Завтра я хочу сходить, справиться о Ефимке, что-то сердце заходится.

— Так возраст... — Хотел было я выразить своё сочувствие...

— Вот сейчас как шваркну тебя этим — он потряс своим костылём — и почувствуешь мой возраст.

На этом мы разошлись по своим комнатам.

На утро старик ушёл рано, а я принялся править забор. На улице жарища, спасу нет. Стою спиной к мимо проходящей просёлочной дороге, забиваю новую опору. Слышу чьи-то шумные голоса, какие-то обсуждения. Не стал прислушиваться, продолжая свою работу. Компания из трёх человек медленно приближалась. Из-за высокой поросли меня было почти не видно. Да и я как раз нагнулся, чтобы поднять кувалду. Слышу сзади возглас.

— Эй мамина отрыжка. — Кто-то крикнул сзади.

Не обращая внимания, я поднял кувалду. Но от жары и от напряжения у меня закружилась голова и мне пришлось немного присесть. Расценив это по-своему, компания подошла ближе к забору.

— Ты чё там спрятался? — Все трое заржали. — Плешки старой нет, не кому тебя защищать.

Тут до меня начало доходить, что они по ошибке приняли меня за Ефима. Я решил их проучить. Ну и самому поразвлечься хотелось. Я начал медленно подниматься вместе с этим одной рукой поднимаю кувалду и также медленно кладу её на плечо. Осуществляя все эти манипуляции, я развернулся к источнику звука так, чтобы им было отчётливо видна моя правая сторона лица. Конечно же, в этот момент все мои мускулы были напряжены, каждая четко выделена, словно отрисована. Для большего эффекта я напряг мышцы пресса, чтобы выделить его чёткий рельеф. Это создавало дополнительный эффект. От пота всё тело просто блестело, а свет от солнца отражается от меня, как от зеркала. Всю эту картину дополняла кувалда, лежащая на моём плече и лицо в рваных ранах. Просто терминатор во плоти.

Вся эта картина оказала на эту мелкую гопоту именно тот эффект, который я и хотел. Сказать, что их челюсть отвисла не сказать ничего. Самый ближний буквально упал на задницу, когда отшагнул назад и запнулся.

— Какие-то проблемы? — Произнёс я очень медленно, словно хотел, что бы каждое слово было ими понято?

В общем ретировались они в спешке. От этой картины и выражения на их испуганных лицах, я едва сдержался от смеха. Раны на лице ещё не полностью зажили и при улыбке или смехе доставляли боль. После этой юмористической паузы, я вернулся к работе.

Где-то после полудня, приковылял старик. К этому времени я уже успел починить забор. Оценивающий взгляд. Слова безмерной благодарности быстро слетели с его уст. Я понимаю, что старика, что-то тревожит и что мною починенный забор имеет второстепенную роль.

Запыхавшись, он скрывается в тени дома и подзывает меня к себе.

— Собирайся. Вадим — отец Ефима опять чудит. Пацан из дома убёг. Говорят, видели его у ущелья четырёх ветров. — Он присел на скамейку у двери. — Я только сейчас немного отдышусь. Возраст всё-таки. — наши взгляды пересеклись. Его последние слова вызвали у меня едва заметную улыбку, но старик её заметил. — Чего лыбишься? — Видимо вспомнил, о том, как уже говорил об этом. — Вот доживи до моих годов, потом лыбься.

Я вышел на дорогу, а старик медлил, закрывая двери. Слышу за спиной шуршание. Медленно оборачиваюсь. Так как мы собрались почти в самую глубь деревни пришлось надеть маску.

Из края леса на дорогу вываливается лохматое белобрысое чудо. Парень лет двадцати, но из-за того, что запущен, кажется старше своих лет. Не одежда, а сплошные лохмотья, рваные сандалии на босу ногу. Весь в каких-то ссадинах, на руках виделись следы от ушибов. Стою смотрю на это чудо, вывалившееся из леса. А он, когда меня увидел, так вообще окаменел, словно медуза Горгона одарила своим окаменевающим взглядом. Немигающим взглядом смотрит на меня, не шелохнётся. Замер как суслик перед тем, как увидит опасность. Не могу понять, чего он вылупился на меня. А сам-то не лучше смотрю прямо в упор.

— Ты чего малой? Случилось чего? — Звучит мой голос низким басом. Слышу скрип калитки. Выходит, дед.

— Ефимка. — Вскрикивает он от удивления. — А ну подь сюда.

В непонятном замешательстве он переводит взгляд то на меня, то на старика. Непонимание и страх сменяется отчаянием, он разворачивается и скрывается в зелёной подросли. Я срываюсь с места и ныряю в лес за ним. Пытался поспевать за ним, чтобы не потерять из виду. Парнишка был прытким, постоянно пытался запутать меня. Но у меня, как будто чутьё, словно я всю жизнь только и выслеживал кого-то.

Петлял он по лесу довольно долго... В итоге вышел я на обрывистый берег какого-то озера. Красотища неописуемая. Смотрю сидит лохматое чудо на краю обрыва. Думаю, мало ли чего задумал, главное, чтобы не напугать его, а то свалится ненароком. Я подхожу со стороны и сажусь также — на обрыве сбоку от него. Какое-то время мы смотрим вниз на зеркальную гладь озера. Потом я перевожу взгляд на него.

— Так вот ты какой — мой спаситель.

Он поворачивает голову в мою сторону и направляет свой взгляд. Я смотрю ему в глаза.

В этом взгляде я читаю просто непомерное отчаяние... Он словно лезвием прошёлся по мне. Где-то внутри у меня что-то защемило, словно что-то напоминало о схожести, но в чём, я не мог вспомнить.

Он также молчал и не отводил своих сине-зеленых глаз. Очень и до боли знакомый взгляд полный боли и отчаяния. Он мне точно кого-то напоминал, но кого?

— Тебя как зову-то? — Он снова вернулся к рассматриванию воды.

— Своего имени я не помню, а дед меня называет Иваном.

Ефим улыбнулся. Ровная улыбка с белоснежными зубами — отметил мой разум. Он словно цеплялся за образы из прошлого, пытаясь их восстановить. Я понимал, что подобное я где-то уже видел, иначе все эти мелочи меня бы не волновали.

— Хочешь спрыгнуть? — Безразличный взгляд снова полоснул по мне.

— Были мысли...

— Что остановило?

— Ты — Он снова обвёл меня всего оценивающий взглядом.

На моём лице отражается явное удивление.

— То есть?

— Да не бери в голову. — Он снова посмотрел на меня. — Мне бы твою силу. — Перевёл он тему.

— И чтобы ты сделал?

— Каждому кто меня посмел оскорбить или унизить нос разбил. — Не задумываясь ответил, он.

— Всегда найдётся кто-то сильнее.

— И что ты хочешь сказать, что никогда так не поступал, не наказывал своих обидчиков?

Я тяжко вздохнул.

— Если бы я помнил.

— Извини, — осёкся он — я не хотел...

— Да ладно, не беда. — Он снова смотрит мне в глаза, словно пытается заглянуть в мою душу или наоборот, открыть свою. Так мы сидим неприлично долго. Потом он решается.

— Ты позволишь? — Он протягивает руки к маске, в попытке её снять. Я останавливаю его руки уже у самого своего лица, взяв за запястье. Мы безотрывно смотрим друг другу в глаза. И в какой-то момент, мне становится как-то спокойно, где-то внутри становится тепло. Я понимаю, что он хочет, чтобы я доверился и открылся ему. Я отпускаю его руки. Всё это время мы смотрим друг другу в глаза, словно пытаемся увидеть отражение своей души в друг друге.

Волнительный момент. Он медленно снимает маску. Мои мысли рисуют выражение отвращения на его лице. Я замечаю, как его глаза скользят по каждой ране на моем лице.

— Уже почти зажило. — Констатирует он, протягивая мне маску. — Это можно больше не носить.

— Не все готовы видеть такое уродство.

Он мило улыбнулся, но укоризненно посмотрел.

— Кому не нравится пусть не смотрит.

Я попытался улыбнуться и тут же почувствовал острую боль. Смешение эмоций и чувств на моем лице вызвали звонкий смех Ефима. И не смотря на боль, и ситуацию в целом, мне нравился его смех. Точнее мне нравилось его лицо, когда он смеялся, как его уголки губ подскочили вверх и лицо стало ещё более миловидным. И мне хотелось смотреть и смотреть на него.

Общение с Ефимом оказывало на меня некое успокоительное воздействие. Мне было легко и просто, словно мы давние друзья, повидавшие жизнь.

— Пошли к деду, он волнуется, за одно поужинаем и в порядок тебя приведём.

— Себя приведи сначала. — Ехидно ответил он, но понял, что перегнул палку. — Извини. — Он виновато опустил голову.

— Не все в этом мире желают тебе зла. — Я поднялся и подал ему руку. Его ладошка буквально растворилась в моей руке. Такая мягкая и хрупкая, совсем детская. Не понимаю, как он ворочал моё бесчувственное тело? — Так чего ты сюда пришёл? — Я надел маску.

— Хотел поблагодарить бога.

— За что, если не секрет?

— Да просил его дать мне ответ.

— И как? Ответил?

Он снова посмотрел на меня.

— Да. Ответил.

— Расскажешь?

— Может быть, но не сейчас.

К деду Макару мы пришли уже затемно. Он уже нагрел чай и накрыл стол.

— Мойте руки и за стол, а после в баню, а то вон как извазюкались. Я уже натопил.

— Ты будто знал, что мы придём вдвоём. — На что старик хмыкнул мне в ответ.

— Ветер нашептал. Судьба у вас такая. Не просто так встретились вы на этом пути...

— Дед давай вот только без этой хиромантии.

— Я тебе вот сейчас как дам дубинной, хиромантия. — Он снова грозно помахал своим костылем. Дом наполнился нашим смехом. Мы сели ужинать.

Я не мог не замечать, как Ефим украдкой смотрит на меня. И снова где-то глубоко внутри я понимаю, что всё мне это так знакомо. Что такое уже было. Отчаянно пытаюсь вспомнить. Но увы, никаких шансов.

После ужина старик дал нам чистое белье и мы пошли в баню. Любил я это дело хорошенько попариться. Особенно после трудового дня, в течение которого я в процессе работы делал упражнения на те или иные группы мышц. Тренажёров-то тут не было, вот и шли сподручные предметы: кувалда, да брёвна или валун какой-нибудь. Меня буквально тянуло ко всякого упражнениям. Я понимал, что это исходит из глубины моей памяти. Я просто знал что и как нужно делать. И всё же чувство какой-то незавершенности не покидало меня.

Я разделся и взяв веник, зашёл в парную. Снова ловлю пристальный взгляд Ефима на себе.

— Ты так смотришь, словно не насмотрелся ещё. — Намекаю ему на то, что за то время, пока он ухаживал за мной, столько раз видел меня без одежды.

— В таком ракурсе нет. И ты просто очень хорошо выглядишь, словно сами боги тебя создавали.

— Поверь, боги тут совершенно не причём. Это годы постоянных тренировок и работы над собой. — Вырвалось у меня автоматически.

— Значит дед был прав, когда сказал, что ты боец.

— Наверно, я не помню. А ты чего не раздеваешься? Так будешь париться?

Парень замялся.

— А давай по очереди, сначала ты, а потом я. — Он уже развернулся к выходу.

— Стоять. — Скомандовал я так, что даже сам от себя не ожидал. Парень вздрогнул и замер. — Ты давай не тупи, а марш в парную. Чего стесняться? Не барышня, чтобы сопли тут разводить.

Парень робко снял с себя то, что он называл одеждой. И когда он предстал предо мной без неё, меня охватил ужас. Я понял, что был излишне строг с ним и почему он не хотел раздеваться. И дело было совсем не в том, что он стеснялся, а потому что вся его спина была исполосована. Красные полосы, были совсем свежими. Кое-где виделись синяки от ударов. Наверно он хотел избежать объяснения. Оно и было понятно, я бы поступил примерно так же.

Он тенью проскользнул в парную и мы сели на скамейке. Весь сжался, скрючился, будто не в баню пришёл, а на «бойню».

Я поддал жару.

— Это отец тебя так? — Он лишь кивнул в ответ. — За что?

— Мать пенсию ему не отдавала, он на неё с кулаками, я попытался её защитить... — Его голос задрожал и он прервался. — Ненавижу его. — сквозь зубы процедил он. — Вот вырасту, когда, на берусь сил, всё верну ему.

Я молчал, сейчас говорить было лишним. Нужно было дать парню выговориться. Я начал ловить себя на мысли, что оценивающе разглядываю парня. «Что это? Почему? Почему я смотрю на него так, словно мне нравятся парни?» — пронеслось в моей голове. Ефим поймал мой взгляд.

— Ну и че ты так смотришь, словно съесть меня хочешь? — Он снова улыбнулся.

Ох уж эта юношеская дерзость...

— Вижу в тебе кого-то... Ты напоминаешь мне одного человека, а кого именно не помню.

— Вот и у тебя есть кто-то, кто тебя ждёт. Уже наверно ищет. А у меня никого нет. Никто меня не ждёт и не ищет. Я как-то заблудился в лесу. Неделю плутал. Так меня никто даже не хватился. — Ефим сделал паузу. Он уставился куда-то в пустоту. — У меня даже девушки не было ни разу. — Он опустил голову, чтобы скрыть досаду. — У тебя-то их наверно не одна, с такими-то данным?

— Ты знаешь, мне кажется, что нет у меня никакой девушки.

— То есть как нет? Это ж какой дурой быть нужно, чтобы такого как ты мимо пропустить? — Ефим поднял лицо и стёр испарину.

— А вот так, нет и всё. Точно сказать не могу, потому что не помню, но что-то внутри мне подсказывает, что нет.

— Ну конечно, зачем тебе одна постоянная, когда можно каждый раз с новой. — Поняв по-своему, продолжил Ефим. В ответ я лишь усмехнулся.

— Ты знаешь ли, тоже не горбун из Нотердама. Не урод, не инвалид, с руками, с ногами, так что...

— Да кто ж с таким, как я будет связываться? Отец алкаш, ни кола, ни двора, да ещё местные стебутся постоянно.

— Не переживай, всё ещё у тебя будет.

— Давай я тебя попарю. — Перевёл он тему.

— Давай. — Я лёг на живот. Зашуршал веник, зашипела вода на камнях. — можешь не бояться, бей посильнее. Люблю я это дело парное.

Поначалу Ефим очень осторожно парил меня, но потом, набрал обороты и хлестал уже во всю. Я же в свою очередь издавал всевозможные звуки наслаждения. Какое это наслаждение — русская баня. Кто хоть раз парился, знает, как это приятно.

Наконец он выдохся.

— Фу — выдохнул он, словно пробежался километр — я уже устал.

— Давай тогда я тебя.

Он смерил меня взглядом.

— Да ты же меня зашибёшь.

— Не боись, не зашибу.

— Ты только аккуратно.

— Ложись, давай.

Я взял веник. По бане разнеслись шлепки от веника

— Блин, никогда не думал, что париться это так приятно.

— А то. — Охаживая в очередной раз веником ответил я.

— Ты знаешь, можно прямо сильнее...

Его кожа стала уже как мрамор.

— Всё, достаточно, а то как бы хуже не сделать. Можешь переворачиваться.

Без моего внимания не осталось то, что Ефим очень медленно и с большим нежеланием перевернулся на спину. И мне стало понятно почему. Он был возбуждён. Его член слегка подрагивал в такт его пульсу, словно рыбак приманивает рыбу, подергивая удочку. Ровный, гладкий, на конце под крайней плотью виднелось розовое пятно головки. Волос почти не было, так едва заметный пушок.

Природа одарила его не только внешностью, но и членом. Немного меньше моего и тоньше, но это никак не умаляло его.

Его тело блестело от воды и пота, член стоял дубиной. Вся эта картина буквально накачивала меня диким желанием, которое обожгло огнём страсти все мои внутренности. Я не скрывая своего желания буквально поедал парня глазами.

Увидев мой оценивающий взгляд, он поспешил закрыться руками. «Можно подумать, это что-то решит» — мысленно произнёс я.

— Могу помочь разрядиться. И тут же вопль — «Бл*ть ты че несёшь? На*уя я это сказал?» — взорвался мой внутренний голос. Но было поздно.

Совершенно недоумевающий взгляд Ефима. Он не мог понять то ли я шучу, то ли издеваюсь над его стояком и девственностью, то ли говорю серьёзно. Он молча смотрел на меня не моргая, не зная, что нужно сделать или ответить. Мне было очень хорошо видно, что он очень этого хочет, но то ли не хочет признаваться в этом, то ли боится.

Я кладу веник на полку пониже и приближаюсь к полке.

— Ты позволишь?

Не сводя с меня взгляд, он медленно убирает руки, словно боится мне довериться или открыться, ожидая, что я сейчас рассмеюсь над ним.

Начало положено, пути назад уже не было. Да и какой назад, только вперёд. Что сказать, Ефим как парень меня не то, чтобы привлекал, но мне почему-то захотелось сделать ему приятно.

У парня был ровный член, примерно 17 сантиметров в длину и примерно 3—4 сантиметра у основания. Головка ярко-розовая, как гриб на ножке, чуть больше члена. Не могу понять, что меня в нём привлекло? Он был скорее милым, чем красивым. Однако, я не мог не отметить для себя, что мне нравилось его хрупкое тело, мне нравилось прикасаться к нему и мне нравилось наблюдать, как его выражение лица с недоверчивого с нотками страха меняется на выражение удовольствия. Как мышцы его лица расслабляются в благостном предвкушении развязки.

— Закрой глаза и расслабься.

Он откинул голову назад и закрыл глаза. Я намылил руку и принялся аккуратно дрочить парню член. Какое-то время Ефим безучастно молча лежал, боявшись пошевелиться и наверно, не веря в то, что с ним происходит. Однако пробуждённое желание и отсутствие должной разрядки столь длительное время, оказали свой эффект. Долго так держаться он не мог и парень начал раскрепощаться. Постепенно начал двигаться в такт моим движениям. Его ровное в начале дыхание сбилось и стало прерывистым. В какой-то момент он начал постанывать от удовольствия и чтобы хоть как-то заглушить свой стон, Ефим закусил губу. Второй рукой я начал поглаживать головку его члена. Его ноги напряглись. Ладони собрались в кулак головка набухла и полностью раскрылась, а член стал ещё твёрже, он был уже готов взорваться в страстном вопле выплёскивая капли экстаза в виде спермы. Но мне не хотелось всё так быстро закончить. Мне самому нравилась эта игра. Я убираю свои руки с члена и начинаю плавно гладить его живот, поигрывая с торчащими сосками. Второй рукой я растирал его смазку по стволу члена, спускаясь к яичкам и мошонке. Добравшись до колечка ануса, слегка надавливал его с вращающимися движениями. Ноги Ефима задергались, по телу побежали мурашки. По распаренной коже руки скользили очень плавно, не создавая никаких неприятных чувств. Ефим буквально извивался под моими руками. Какой же манящей и бархатистой была его кожа. Моя рука плавно сползает с живота на его мошонку, поглаживая и слегка придавливая яички. Движение ладони верх по стволу до предела напряжённого члена и парень буквально выгнулся в дугу. Одной рукой собираю всё его хозяйство, а второй снова слегка поглаживаю головку члена. Ефим уже не может сдержаться и наружу вырывается стон страсти и вожделения.

— Пи*дец — выдыхает он протяжно и со страстью — что же ты творишь со мной?

Я улыбнулся. Наблюдая за тем, как на лице парнишки отражаются все мои движения, я ловлю себя на мысли о том, что хочу поцеловать его в его чёткие, не большие, но в тоже время ярко выраженные губы, которые он то и дело закусывал.

Не прекращая гладить его, я наклонился и слегка прикоснулся к его губам. Меня словно окатили ледяной водой. Всё так знакомо и вместе с тем таинственно. Мягкие, чуткие, немного выпуклые с привкусом соли. Прямо как тогда у... утром. Мой разум отчаянно пытался восстановить память. Но сейчас я полностью погрузился в те чувства ощущения, которые испытывал.

От моего прикосновения Ефим вздрогнул и через какое-то время открыл глаза. Я отстранился. И снова чувство как от электрошока. Снова всполохи ощущений из прошлого, такие знакомые, такие яркие. Вся эта ситуация — его испуганный взгляд, его голое тело и глянцевая от пота кожа, по которой скользили мои руки.

Он буквально вжался в лавку. А я его уже хотел во всех непристойных формах и позах. И видно он это понимал по моему хищному животному взгляду. Но я не мог причинить ещё больше боли. Ему и так до сталось. «Кто же я буду, если поступлю так?» И конечно, при желании я мог бы с легкостью завладеть им и он бы даже не пикнул. Но я не мог так поступить с тем, кто мне доверился и открылся. Я хотел, чтобы он сам этого желал.

— Если хочешь, я остановлюсь. Только скажи и я сразу прекращу.

Повисла немая пауза. Его взгляд потеплел. Он отпустил лавку, которую сжимал до хруста в суставах и обхватил меня за шею. «Как же заводит меня этот парнишка своей невинностью и в определённой степени смелостью.»

— Делай всё, что захочешь. Я согласен.

В ответ я улыбнулся.

— Спасибо, малыш. — Едва слышно произнёс я. — Но я не хочу делать тебе больно.

Он приподнялся к моему уху.

— Я тебе верю — прошептал он мне. Он снова лёг.

Сколько же было в этих словах! В них была вся его жизнь, которую он расстелил предо мною ковром. От этого моё сердце сжалось от тех, трепетных чувств, которые наполняют нас в момент, когда мы влюбляемся. Я снова нежно поцеловал его и он откликнулся, его кончик языка прошёлся по моим губам. Наше тяжёлое дыхание, звук потрескивающих дров в печи и тусклый свет от лампочки, всё это дополняло и усиливало игры нашей страсти. Целуя его, моя рука плавно двигалась по его груди, по животу. Играя с его яичками, плавно переходила на член, совершая поступательные действия. Парень уже был готов, я чувствовал, как пульсировал его член в моей руке, как снова набухла головка члена готовясь к окончанию. Он резко выгнулся, издал сладострастный стон и начал буквально извергать струи спермы мне на руку. Я отстранился от его губ и с упоением смотрел, как мимика на его лице отражала каждую эмоцию, наполнявшую его хрупкое тело. И это дарило мне просто неописуемый восторг.

Когда он отошёл от посторгазмического состояния, его веки медленно поднялись.

— Это было волшебно! — Почти шёпотом произнёс он и повернул голову. — Ты не кончил... — потянувшись к моему члену проговорил он.

Понять спрашивал он или утверждал, хотел он этого или интересовался исходя из приличия, сейчас было невозможно. Потому я остановил его руку. Мне была противна любая мысль о том, что Ефим собирается довести меня до окончания лишь исходя из каких-то обязательств. Хотя это могли бы быть всего лишь мои мысли, ничего общего не имеющие с действительностью.

— Твоего хватило на двоих. — Я нежно обхватил его запястье и чтобы исключить неловкой ситуации, провел по руке до плеча. По его телу побежали мурашки. Ефим хихикнул и отдёрнул руку. — Давай мыться.

Я безотрывно смотрел на то как мылся Ефим, как намыливал голову и торс. Мне нравилось смотреть на то, как его руки скользят по коже покрывая себя мыльной пеной. Как струйки воды, рисуя замысловатые узоры на спине спускались по полоске углубления меж ягодиц. Мне захотелось поучаствовать в этом процессе и я намылив руки, нежно опустил их на плечи. От моего прикосновения он вздрогнул всем телом.

— Ты чего? — Удивился я. Ведь после той близости, которая была между нами, такой реакции не должно было быть.

— Я не могу привыкнуть к такому отношению. — Не оборачиваясь ответил он. Я продолжал мыть его спину, медленно её гладя. — Я ведь соврал тебе, когда сказал, что согласен на всё. — Начал он, тяжко вздыхая.

— Я знаю. Но мне не понятно почему? — Спросил я с интонациями удивления. Этот вопрос я задал, скорее всего для него, чем для себя. Я примерно знал почему.

— Потому что я видел, как ты этого хотел. Ну и ещё, если честно, я побоялся, что если откажусь то ты ведь можешь силой заставить меня, я даже подумал, что ты так и поступишь. А если даже и не поступишь, то после того, как я отказался бы, ты просто перестал бы со мной общаться. — Последнее он проговорил очень тихо. — И одно от другого не многим отличается. А так хотя бы мы были бы вместе... — А дальше парня понесло. Он тараторил без умолку. Что друзей у него нет, что я единственный, с кем он открылся. И боль от секса или от того, что наши отношения прекратились бы откажись он от секса, была бы малоразличимой.

Я молчал, просто мыл парнишку. Оно и было понятно, столько боли накопилось и сейчас кран открылся. Вся боль годами копившаяся, просто полилась. Я смыл пену с него и развернул к себе лицом. Мне пришлось присесть, чтобы оказаться на одном уровне с Ефимом.

Я знал, что он плачет. Мне только одно было непонятно, это радости или от осознания своей никчемности. Сейчас это было трудно заметить, мокрое лицо маскировало слезы. Я аккуратно взял его за подбородок и приподнял голову. Красные глаза подтвердили мою догадку. Я снова поцеловал его, чтобы прекратить этот поток и чтобы дело не дошло до истерики. Ну и с другой стороны, показать, что всё, что я делал, это не просто игра с его чувствами. Здесь я погрузился в мысленные размышления о том, что я на самом деле чувствую к Ефиму. Любил ли я его? Нельзя отрицать, что определённую долю симпатии к нему я испытывал. Но и обычными дружескими потрахушками недавнее действо тоже не назовёшь. И если бы он мне был мало интересен, вряд ли бы я потянулся к его губам. И чтобы не зарыться в самокопании, я отогнал эти мысли.

— Малыш, тебе нужно научиться говорить «нет». — Отстранившись от его сладких губ, сказал я.

— Но мне хотелось сделать тебе приятно.

— Поверь, ты уже сделал и даже больше. — Пытался намекнуть ему на то, как он за мной ухаживал, когда я не мог двигаться. — И никогда не делай такого во имя жервы.

— Если ты о том, что я был твоей сиделкой, так это ерунда, мне было не трудно, тем более, ты мне понравился. — Последние слова он произнёс очень тихо и опустив голову.

— Помоешь мне спину? — Я протянул ему мыло. Он взял мыло и я развернулся к нему спиной. — И это не ерунда. На самом деле ты очень многое сделал для меня. И я рад, что это был ты. Цени себя и уважай свой труд.

Ефим смыл мыльную пену и я поднялся на ноги.

— Знаешь чего я боюсь ещё больше?

Мы вышли в предбанник и начали одеваться. Рваные лохмотья пришлось выбросить. Старик дал ему одежду на первое время.

— Чего? — На самом деле я знал ответ на этот вопрос, но необходимо было, чтобы он это произнёс.

— Я боюсь, что, когда к тебе вернётся память, ты уедешь и я снова останусь один. — Он тяжко вздохнул и натянул на себя одежду, которая на нём буквально висела. — Я боюсь, что ты меня бросишь.

Я развернулся к нему и взял за плечи.

— Фим, давай жить и наслаждаться тем, что есть сейчас, а то, что будет потом оставим на потом?

— И то верно.

Мы пошли в дом. В окне в кухне горел свет.

— Помылись, гаврики?

— О, дед, мы думали, что ты уже спишь.

— Бельё чистое на стуле. Увы кровать одна и комнат больше нет. А потому спать кому-то придётся на полу.

Ефим спохватился сказать, что ему сойдёт и на полу, но я остановил его положив куру на плечо.

— Мы разберёмся.

— Ну вот и ладушки. — И он поковылял в свою спальню.

Я пропустил Ефима вперёд и закрыл дверь.

— Предлагаю спать на одной кровати. — Удивлённый и не понимающий взгляд. — Или ты хочешь лечь на пол?

Он осмотрел меня, словно что-то оценивал и просчитывал.

— Ну если ты так настаиваешь. — Он скинул с себя одежду и нырнул под одеяло.

Кровать была двуспальная, потому даже при моих размерах, мы свободно на ней расположились, отвернувшись каждый в свою сторону. Но через какое-то время, Ефим развернулся в мою сторону. Он немного привстал и наклонился к моему уху.

— Можно я тебя обниму?

И снова, словно всполох из прошлого, всплывает какой-то образ, который что-то подобное у меня спрашивает. Из-за этого возникает пауза и парнишка расценивает это как моё согласие. Он плотно придвигается своим телом ко мне и заключает в объятия. Я чувствую, приятное тепло его тела. Он утыкается носом в мою шею и обедает горячим дыханием. Чувствую, как его член упирается мне в ягодицы. Его прикосновение буквально наэлектризовало меня, в считанные секунды мой член уже стоял как каменный. Но я не подавал виду, что возбуждён. Однако, Ефим словно чувствовал моё желание. Его рука скользнула по моему торсу, плавно спускаясь по животу.

— Ого, вот это агрегат. — Выпалил он, когда его рука обхватила мой кол.

Он начал его поглаживать, играть с яичками, перебирая их. «Сука, как же хочется сгрести этого паренька в охапку и драть так жёстко, аж до боли в яйцах. Так, чтобы пот с его лица буквально слетал от моего входа в его упругую попку, чтобы звуки от шлепков разносились по всему дому. « — но я лежал и только член выдавал моё состояние и желание.

— Мне было очень приятно... — прервался Ефим — ... ну то, что мы сегодня в бане...

Я улыбнулся и лёг на спину, открывая ему доступ к своему телу.

— Так и было задумано.

— Я хочу сделать для тебя тоже самое.

Я не ответил, да и ему не нужен был мой ответ и так всё было понятно.

Он убрал простынь, которая накрывала меня и его руки плавно двинулись по моему торсу, даря мне гамму приятных ощущений. Он сел на меня сверху. Его руки двигались очень плавно, обводя каждый контур моих мышц. Он наклонился и поцеловал меня в губы. Я уже не мог сдерживаться, да и не хотел. Ответив ему, я слегка прикусил его губу и парень завёлся. Он перешёл на шею сменяя грубые и нежные ласки. То прикусил, то пройдётся губами. Он спускался по шее к моим соскам. Меня буквально содрогало от этих ласк. Наши члены тёрлись друг о друга наполняя каждого страстью и вожделением.

Ефим двинулся ещё дальше, то есть ниже. Его язык провалился в мой пупок. И снова новая волна удовольствия раскатилась по всему телу. Его мягкая рука прошлась по моему члену. Через какое-то время, я почувствовал, как его язык скользнул по моей головке члена. «Бл*ть» — выдохнул я — «как же хорошо». — Мои слова придали уверенности Ефиму. Открываю глаза, смотрю на то как паренёк насаживается на мой член ртом, волна умопомрачительного экстаза раскатывается по телу.

Это был его первый минет, он не мог заглотить мой член целиком, но очень старался. Иногда он задевал головку зубами, я аккуратно поправляет его. Он быстро учился.

Плюхаюсь обратно на подушку. В яйцах приятный зуд, в голове непонятный гул. И тут меня накрыло. Я схватил Ефима за его кучерявую шевелюру и буквально вогнал свои 19 сантиметров член ему в рот по самые яйца. Чувствую, как член провалился в горло. Ефим начинает давиться, из глаз льются слёзы, но я только сильнее подхватил его голову и безостановочно насаживал его на свой член. В течение минуты, я с неприсущей мне жёсткостью трахал парня в рот. По комнате разносились хлюпающий звуки вперемешку с тяжёлым сопением парня. Его слюни стекали по моим яйцам. А я с новой силой вгонял свой член ему в рот. И он даже не сопротивлялся, хотя может и пытался, но я этого не чувствовал. И вот я, заглушая свой крик, буквально извергаюсь парню в рот. Он пытается отстраниться, но я не позволяю ему, продолжая накачивать его ротик своей спермой. Не имея опыта, парень не справляется с её количеством и она стекает по моему члену размазываясь по его губам. В какой-то момент, я слышу тяжёлое сопение паренька и понимаю, что до сих пор держу его голову. Аккуратно беру и за голову и поднимаю.

— Малыш, прости. Я был груб. — Я кладу его на себя и заключаю в объятия. — На меня накатило. Обещаю, такого больше не... — Он не дал мне договорить, положив свой палец на мои губы.

— Цсс. — Процедил он. — Не порти момент.

Но всё же мысли не давали мне покоя о том, что я позволил себе небывалую грубость, воспользовавшись своим превосходством. Я постарался скорее отогнать эти мысли и наслаждаться тем, как Ефим лежал на мне и тихо посапывал.

ГЛАВА 2

(Силы жить дальше)

День. Я иду по лесу. Ухожу подальше от людей. Не хочу никого видеть. И каждый раз меня посещают мысли о том, для чего мне моя жизнь? «Кому я здесь нужен?» Оставаясь наедине со своими мыслями, я слишком часто думаю о том, чтобы уйти из жизни. Я постоянно один, друзей нет, родители слишком заняты собой, девушки... — «Хм» — я немного призадумался — «да какая девушка будет общаться с таким, как я?». Я демонстративно осмотрел себя.

Я парень 24 лет, рост 180 белые, как снег волосы в мелкие кудри, сине-зелёные глаза, от постоянного недоедания впалые щёки. Денег на парикмахерскую нет, потому волосы в ужасном состоянии. Они свисают спутавшимися локонами в беспорядочном виде из-за того, что мать их просто состригает как умеет. Вот и хожу местным посмешищем. Одежда... Приходится донашивать за теми, кто отдаёт. Не жизнь, а сахар...

Вот и ухожу постоянно глубоко в лес, чтобы не ловить на себе эти лицемерные сочувствующие взгляды и быть самим собой. Там у меня есть одно место, о котором никто не знает. Идти до него часа три. Нашёл я его случайно, когда в порыве отчаяния шёл на высоту, чтобы сделать шаг в пустоту. И блуждая по лесу в поисках такого места, я вышел к озеру, которое было окружено крутыми каменистыми берегами. В некоторых местах вода была прямо под отвесной стеной. На вершинах и кое-где на камнях была густая растительность. Сверху оно напоминало глаз, а растения были похоже на ресницы. Эта красота буквально заворожила меня. Она отвлекала меня от моих мыслей. И сидя на краю отвесной скалы, я любил просто молча наблюдать за этой красотой. «Ведь не просто так я нашёл это место?» — Подумал я, когда хотел прыгнуть вниз.

Со временем я обошёл всё озеро и изучив каждый куст вдоль берега, убедился в том, что следов людей здесь нет. Вот и стал я ходить сюда, потому что здесь я мог расслабиться, ни о чем не думать и быть самим собой. Здесь я полностью раздевался и загорал. Иногда предаваясь своим фантазиям, прибегал к самоудовлетворению. Вода в озере была просто ледяная, потому долго купаться не получалось. Так, если охладиться в особо знойный день. Особо красиво здесь было, когда день удавался тихим и на озере царил штиль. В такие дни оно проходило на большое зеркало, в котором отражалась вся местная фауна.

Вот и сейчас сидя на своём излюбленном месте я думал о том, для чего я живу? Терпеть всё это больше нет сил. «Господи, я устал, мне тяжело» — взмолился я. «Господи, если ты есть, если ты меня слышишь, помоги мне. Укажи путь». Я как-то слышал, что дед Макар говорил, что если помолиться, Бог обязательно ответит. Вот я и решил помолиться первый раз в своей жизни. Комок горечи подступил к горлу; дышать становится тяжело. Чувствую, как слеза рисует свой узор на моей щеке. Нудящая тупая боль судорогой раскатилась по всему телу.

Усмешка разрезала моё лицо. Даже бог молчит — эхом раскатилось в моих мыслях. Я посмотрел вниз на зеркало воды и казалось вот оно решение, только сделай шаг и всё прекратится, и никто даже искать не будет. Наступит тишина и покой. Я уже всё решил, не было ни сожаления, ни страха, лишь съедающая изнутри боль и печаль. Мои руки уже напряглись, чтобы сделать толчок, как где-то за спиной послышался хруст сухих веток. Быстро вытираю своё мокрое лицо, не хватало, чтобы меня ещё ревущим застали. «Ещё не хватало, чтобы кто-то нашёл моё укромное место. « — Раздосадовано подумал я. — «Петроч с Васяночем наверно проследили за мной». Я был уверен в том, что это человек, потому что животные так не шумят. Они перемещаются едва слышно, а тут прямо как слон, шёл напролом. Но звук удалялся от меня, а не приближался.

С чувством незавершённости и привкусом горечи внутри от моего прерванного процесса прощания с этим светом, украдкой направился в сторону звука.

Сегодня стоял полный штиль и каждый звук в лесу был хорошо слышен. Шум резко стих, потом послышалось дикое сопение и снова хруст сухих веток.

Было ли мне страшно? Самую малость. И нет, я не боялся смерти, я лишь боялся, что она будет долгой, если будет. А если это те, о ком я думаю, то они, как всегда по издеваются и уйдут. Однако, судя по звуку, это был один человек.

Крадучись, словно хищник за своей добычей, я шёл на звук. В какой-то момент он снова стих. Я был настолько близко, что слышал его тяжёлое дыхание. Вижу неподалёку кто-то оперся о дерево. Он был один. Он снова поднялся на ноги. «Охренеть, какой огромный» — отмечаю для себя — «просто титан». Широкая спина, рост почти два метра в плечах примерно столько же. Однако, силы покидают его и он медленно сползает, опершись спиной о дерево. И сейчас я понимаю, что ему требуется помощь, он как и я загнанный зверь, один в лесу и судя по всему не местный. Такого исполина я бы в нашей деревне точно не смог бы не заметить. Я подхожу к нему с боку. Он смотрит словно сквозь меня, пытается что-то сказать, но лишь открывает рот. Я пытаюсь ему помочь, но поднять такого крупного человека у меня не получается. Он опирается о дерево и общими усилиями он поднимается. Я веду его в сторону деревни.

Он крепко сжимает моё плечо «силища-то какая, прямо не человеческая» — отмечаю я. Он пытается развернуть меня в другую сторону. — Там лес. Деревня в той стороне, — указывая, пояснил я. Медленным шагом мы пошли. Двигались очень медленно с передышками и каждый раз мой незнакомец слабел. Пахло от него просто сногсшибательно. Какой-то дорогой парфюм. Основной запах уже выветрился, но из-за того, что пользовался он им часто, вся его одежда, а точнее, что от нее осталось им пропахла. Иногда я в попытке удержать равновесие, поддерживал моего спутника, упираясь ему в живот или грудь. «Не мышцы, а словно камни под кожей» — не мог не заметить я.

Вышли к деревне мы уже далеко за полночь. «Но куда его вести? Ко мне? Но чем я смогу помочь?» Я усадил его на скамейку и судорожно разминая свою затекшую шею, пытался найти решение. «Дед Макар» — скользнуло в моих мыслях. Я снова подхватил его под руку.

Скрип калитки... стук в дверь. На пороге появляется старик. Сонным и суровым взглядом обводит меня и моего спутника. Без слов он впускает нас и усаживает на скамью возле двери.

— Ты где его нашёл? — Старик принялся его осматривать.

— Там, в лесу. — Я махнул в сторону.

Старик внимательно осмотрел, обнюхал его, что-то спросил, что-то показал, там пощупал, здесь подёргал...

— Его отравили. Чем не знаю. Но что бы это не было нужно это выводить и срочно. Ты снимай с него эти ошметки, а я подготовлю все для того, чтобы вывести эту гадость из организма.

Я валился с ног. Тащить на себе такого крупного человека... меня буквально выключало. Но осознание того, что я кому-то нужен, придало мне сил. На ватных ногах я подошёл к кровати. Раздеть его для меня и в таком уставшем состоянии оказалось не так просто. Облегчало задачу то, что одежда была испорчена и я её просто разрезал.

Когда я снял футболку, точнее срезал, под тканью показались мощные мышцы. «Охренеть» — выдохнул вслух я, когда увидел четкие, словно нарисованные кубики пресса, мощная грудь — богатырь воплоти. Тоже самое было на ногах. Каждый мускул был словно очерчен.

Сейчас он лежал. Его накачанная грудь медленно вздымалась, от чего мышцы на груди немного напрягались и обретали ещё большую чёткость.

В комнату вошёл старик с тазиком и бутылкой какого-то пойла.

— На — он протянул мне таз — поставь его здесь. — Я сейчас буду выливать ему это — он указал на бутылку, а ты поставишь тазик, когда из него попрёт. Только давай сначала уложим его по-другому, а то зальёт нам тут всё.

Вот старик влил в него эту жидкость, которая пахла просто премерзопакостно. И через какое-то время тело «великана» начало содрогаться.

— Таз — только и успел крикнуть старик, как нашего пациента начало полоскать.

«Бл*ть» — выдохнул я и зажал рот и нос рукой — «вонища просто смертоубийственная». Старик посмотрел на меня и улыбнулся. — Иди, принеси тёплой воды. Там на печке греется чан разбавь, чтобы локоть терпел.

Я поспешил убраться из этой комнаты, но это не помогало, вонь распространилась по всему дому и даже открытые окна не помогали. Я разбавил воду.

— Ефим, — позвал меня дед. — Вылей это. — Он подал мне таз.

Я сделал глубокий вдох и задержал дыхание.

— Сполосни его и неси обратно. — Крикнул он мне вдогонку.

«Это ещё не всё» — мысленно сетовал я, но вместе с тем бы рад, что сейчас мы с дедом спасаем человека. Мне ещё ни разу не доводилось участвовать в таком. И сейчас это придавало мне сил и уверенности.

Я вернулся с тазом, а старик крепил клизму.

— Давай подставляй это сюда и помоги мне положить его на бок. — Кряхтя мы едва смогли перевернуть его на бок и согнуть ноги в коленях. Он надел перчатки и вставил клизму...

Закончили все процедуры мы уже под утро. Сил идти домой уже не было, и я лёг на кровать, на которой лежал незнакомец. Меня моментально выключило, едва я коснулся подушки.

Разбудил меня звук костыля старика. Потирая заспанное лицо, я вышел из комнаты. Старик накрывал на стол.

— А сколько времени уже?

— Около восьми вечера.

— Блин, меня ж, батя выпорет. — Спохватился я и засобирался домой.

— Погодь. — Остановил он меня уже, когда я одной ногой был за порогом. — Ишь какой прыткий. А для кого я накрываю?

— Дед Макар — протяжно произнёс я, выражая своё сожаление, что не могу остаться — мне домой бежать нужно.

— Сядь за стол. Кому говорено? — Я с кислой миной вернулся и сел. — Не боись, виделись с отцом твоим. — Потеплевшим голосом пояснил старик. — Сказал ему, что помощь мне твоя нужна. Так что какое-то время поживёшь у меня. А теперь лопай — он придвинул мне тарелку. — Сил тебе много понадобится. Тяжёлый он во всех смыслах. Если сегодня не помрёт, значит, будет жить. Ты где его нашёл-то?

— Возле ущелья.

— Ох ты ж, ближний свет. А сам-то чего в такую даль пошёл?

Я молчал, не мог найти слов, чтобы объяснить делу, а врать ему не хотелось.

— Плохо мне было, вот и пошёл... — дальше я оборвался на полуслове, да и старику и так было понятно. Он как-то строго, но в то же время сопереживая посмотрел мне в глаза, словно в самую душу заглянул.

— Ты мне брось такие мысли. Живи и цени свою жизнь, потому как при руках и ногах и не прикован ни к креслу, ни к кровати.

— Так я не от хорошей же жизни... — Мои глаза увлажнились, но я удержал слёзы.

— Послушай старика, Фимка, я в жизни многое повидал и плохого и хорошего. Сам немало пережил и скажу тебе так: каждому из нас даётся по силам. Хотя, не окажись ты там во время, пропал бы он там. — Старик выдержал паузу и не многозначно посмотрел на меня. — Чем не божье проведенье? — Я улыбнулся. От слов дела Макара и от осознания того, что я спас чью-то жизнь мне стало как-то светлее и легче. — Давай, доедай и пойдём повязки менять, да помыть его надо, а то смердеть уже начинает.

Старик сменил повязки на лице и удалился из комнаты.

— Ну, а тебе достаёт самая тяжёлая работа. Помыть его. Вода знаешь где. — Дед остановился у порога. — А мне нужно сходить к Валентине. — С этими словами он вышел.

Времени у меня было много. Старик вернётся как минимум через четыре часа. Я убрал покрывало и без стеснения разглядывал тело моего пациента. Окна были плотно зашторены, потому никто не мог видеть, что происходит в комнате.

Поставив рядом с кроватью таз с водой, я намылил руки начал намыливать тело. Мои руки скользили по мощном торсу. Я медленно водил руками по каждой части, пальцами ощупывая каждую мышцу и мне это нравилось. Гладкая кожа, на теле почти не было волос. Судя по всему волосы в области паха и на члене регулярно брились.

Мои руки скользнули по животу. Я то и дело поглядывал на его член и мои мысли рисовали не многозначные картины. Поначалу я стеснялся своих мыслей. Однако, через некоторое время у меня возникло желание потрогать его яички и член. Я аккуратно намыливал их. Оголив головку, я намылил и её.

Орудуя своими руками, я начал чувствовать, что меня просто охватывает неудержимое желание вобрать его обмякший член в рот. Судя по тому, какой у него был размер в не эрегированном состоянии, член был у него приличного размера.

Обтерев его спереди, я начал переворачивать его на живот. Это оказалось гораздо труднее, чем думалось. Тишина меня удручала и каждое своё действие я озвучивал, так, словно пытался объяснить его.

Иногда, когда мои руки прикасались к его ягодицам, члену и яичкам, он как бы вздрагивал всем телом. Я думал, что это из-за моих прикосновений к его интимным местам, но старик сказал, что так иногда бывает.

И вот он лежит на животе. Ягодицы, словно мячи, на спине множество старых шрамов, к коим прибавятся новые. Но это не портит его образ. «Награждает же бог кого-то такими данными» — посетовал я за себя и порадовался за своего пациента. И я уже не просто гладил, а буквально мял их. Конечно, можно было бы воспользоваться его беспомощностью и поддаться своему вожделению и никто бы даже не узнал об этом. Но я старался как можно скорее отогнать эти мысли. Хоть я и хотел, чтобы этот титан, нет богатырь, стал мне больше чем другом, но я понимал, что когда он очнётся, всё закончится и я снова вернусь в свой мир одиночества. «Да, Ефим, ты снова станешь никому ненужным» — я по привычке озвучил эту мысль — «ты снова останешься один».

Я перевернул его на спину и накрыл покрывалом. Уставший, я присел на кровать и меня потянуло на откровение. Всё равно он меня не слышит и я мог ему рассказать всё, что у меня накопилось за столько лет.

Незаметно для себя я прилёг и уснул, как оказалось уснул, положив свою голову ему на руку. Размеренный стук сердца и ровное дыхание, оказали на меня снотворное воздействие и я отключился.

Утром меня разбудил старик.

— Уморился, я смотрю. — Он как-то странно улыбнулся.

— Да тяжеленный он. — Это единственное, что мне сейчас пришло в голову. — Пока мыл его устал.

— Пошли завтракать. Потом покормишь его. — Мы вышли из комнаты. — Ты нашёл что-нибудь в его карманах?

— Нет. — Я налил себе чай. — Только деньги.

— Много?

— Точно не знаю сколько, я положил их в тумбочку, но судя по пачке, не мало.

Старик тяжело вздохнул.

— Если через неделю не очнётся, придётся в больницу его везти. Как раз к этому времени должна приехать Галина (районный врач).

От этих слов я аж подавился. Конечно, мне не хотелось чтобы его забирали. Конечно, я хотел чтобы он остался здесь, ведь я уже не просто привык к нему... Мне просто хотелось быть с ним. Я был готов ухаживать за ним хоть всю жизнь.

Всю эту неделю, я продолжал ухаживать за моим пациентом, который стал мне больше, чем просто пациент.

Я всё так же мыл его и отбирал специальными отварами. Старик говорил, что это от пролежней. Иногда выбиваясь из сил, я буквально засыпал возле него.

Мне нравилось гладить его, нравилось делать ему массаж. Я уже понимал что начинаю влюбляться в этот образ богатыря. И, конечно, я постоянно с ним разговаривал.

Через неделю он не очнулся и деду Макару ничего не оставалось, как позвать Галину. Она пришла со своим чемоданом всяких примочек и с важным видом, словно королева, прошествовала в комнату. Она была очень удивлена тому, насколько в комнате было чисто, как она выразилась: «... почти стерильно... «.

— Макар Ефремович, (я впервые с жизни услышал его отчество) вы тут так надрывались, пациент-то нелёгкий, а в вашем возрасте, это очень опасно.

— Нет, Галиночка, это не я, это всё Ефимка, молодец. Это он всё это время следил за ним.

Она оставила это без внимания, да я и не ожидал от неё никакой похвалы. Сейчас во мне боролись два противоречия, хотя я мало, что решал, точнее, я ничего не решал. И с одной стороны, мне очень хотелось чтобы он поправился, а с другой, я не хотел, чтобы он уезжал.

— Давление и пульс в норме, дыхание ровное. — Она заглянула ему в рот, потом посмотрела а глаза. — Зрачки реагируют. Это хороший знак. — Пояснила она. — Ну что Макар Ефремович, я возьму его кровь на анализы и через неделю буду у вас снова. А там решим, что делать.

Я как-то невзлюбил эту врачиху сразу. Потому что для меня не осталось незамеченным как она смотрела на того, кому я уже привык и наверно, даже больше, чем просто привык. Хотя с другой стороны, она же пытается ему помочь и я должен быть ей благодарен... А что если он очнется и... Нет я не хотел об этом думать. Я не хотел думать о том, что когда он очнется, моя жизнь войдёт в своё привычное русло. Я всячески отгонял эти мысли. Потому как где-то внутри я очень хотел, дружить с этим человеком. Да какой там дружить, я хочу этого самца — признался я сам себе. И я нисколько не стеснялся своих мыслей и желаний. Я неоднократно представлял нас, занимающихся любовью. Нет, это был не дружеский трах по необходимости и даже не секс, это было занятие любовью, с присущей ей чувственность и нежностью. Однако, смотря на этого человека-мышцу, мне было сложно это представить. И единственное, что огорчало меня во всем этом, как мне рассказать ему о своих чувствах. А что, если он отвергнет мою любовь? Или он вообще гомофоб, ему же достаточно будет просто поставить мне щелбан и сотрясение мозга мне точно обеспечено. Но я всячески отгонял эти мысли, наполняя своё воображение лишь теми мыслями, которыми грезил. И сейчас мне так захотелось его обнять, уткнуться ему в шею и просто послушать стук его сердца. Я бы наверно так и сделал, но меня останавливали голоса за дверью, потому мне оставалось лишь созерцать и надеяться, что он ответит мне взаимностью.

Я присел на край кровати и уставился на его торс, плавно перешёл на его лицо. Хотя что там было видно лишь губы да нос, а остальное было забинтовано.

К моему счастью, голоса за дверью удалились на улицу. Я смотрел на его контуры губ и словно магнитом меня буквально потянуло к ним. Сначала я едва прикоснулся. Меня наполняло неким трепетом, от которого голова просто кружилась. Я поддался ещё немного вперёд и теперь уже полноценно целовал его.

«Бл*ть, как это было приятно». Я никогда раньше не целовался, всегда думал, что это приятно, но и предположить не мог, что настолько.

Моё возбуждение достигло своего пика и эта пика сейчас буквально разрывала мои шорты.

Я выглянул в окно. Старик пошёл провожать врачиху, значит у меня есть около часа времени. На пол падают мои шорты с выцветшими узорами на плавках, которые мне к тому же уже малы. Я снова осторожно припадаю к его губам. Свободной рукой, я глажу свои яички и до предела напряжённый член. Такого возбуждения я ещё никогда не испытывал. Мои ноги начинают слабеть и я сажусь в кресло. Моя рука начинает ходить вдоль члена плотно обхватив ствол. Вспоминая чувства и ощущения от поцелуя, не проходит и пяти минут, как меня содрогает мышечный спазм и я почувствовал как по моей руке потекла сперма. Комнату наполняет звук экстаза моего оргазма. «Ох*еть» — удовлетворено выдыхаю я. Посидев какое-то время, я принялся убирать следы своего разврата.

«Мудак, урод бл*ть. Как ты мог?» — начинаю поливать себя грязью за то, что воспользовался беспомощностью человека. Но сделанного не воротишь. И сейчас у меня возникло горькое послевкусие в вперемешку с ненавистью к себе. Это буквально разрывало меня на части. Я поклялся себе, что больше так не поступлю...

Дед пришёл и я пошёл прогуляться вдоль реки. До вечера я был свободен.

Я сошёл с дороги, свернув на тропинку. Мои мысли были заняты моим безымянным пациентом, если можно было бы так выразиться. Я представлял, как он заключает меня в свои объятия, как целует по всему телу. Потом грубо разворачивает и резко входит в меня. Я кричу от боли и от кайфа одновременно. На этой мысли я начинаю чувствовать, что мой член начинает снова набухать. «Никогда не думал, что парни меня будут интересовать в таком ракурсе» Я усмехнулся св оей мысли.

— Ефимка — раздался голос позади меня и мои мысли разлетелись словно брызги. Это был Петручо, так его звали все.

«Сука, как ты не вовремя» — выругался я.

— Ну что ты прелесть моя, не узнала меня?

Он произносил эти слова с кокетливой интонацией, как обычно обращаются к девушке. Он знал, что меня это очень злило и делал это специально всякий раз, когда меня видел.

Каждый раз, когда мы встречались в моей памяти всплывал один и тот же момент — тот самый, когда лучший друг тебя предаёт. Когда ты дружишь с самого детства, делишь обиды и радость, а иногда и хлеб на двоих.

Я помню тот день, как сегодня. Я пошёл за земляникой на нашу любимую поляну. Когда я пришёл туда, то увидел, как Петя с Васянычем и Федей вдвэшником в прошлом, бухали. Федя, это вообще отдельная тема, про таких обычно говорят, ни кожи, ни рожи, да ещё и умом не блещет. Ну, думаю, фиг с ним, бухают и ладно чего тут такого. Хотя родаки нас гоняли за это, да разве ж, это нас останавливало. Но эту компанию я не любил. Федя постоянно ко мне цеплялся со своими приколами о моей внешности. Он звал меня блондинкой. Вот и сейчас он в очередной раз пытался самоутвердиться.

Своей массой он пошёл на меня и схватив меня за волосы совершал движения как бы трахая меня в рот. При этом сопровождалось это словами: «Во щас трахну эту блондиночку».

— Да отстань ты от него. — Вмешался Петя.

— Ты что хочешь присоединиться — не прекращая своих действий спросил он?

Я в этот момент попытался вырваться и тут его рука разжимается, от инерции я заваливаюсь на ногу и подвернув лодыжку, падаю. Петя пытается мне помочь, но Федя его останавливает, схватив за плечо. Он разворачивает его к себе и говорит: «Ты либо с нами, либо с ней». С этими словами отпускает его и уходит. Петя не раздумывая повернулся ко мне спиной и пошёл вслед за ними.

Боль в ноге была ничтожной по сравнению с тем, что сейчас творилось в моей душе. Я хотел плакать, но не мог, слезы словно застыли. Я даже закричать не смог, чтобы выплеснуть всю боль. Воздух вокруг словно наполнился водой, в которой я тонул от его нехватки...

Этот день я запомнил навсегда. С тех пор наша дружба закончилась. Поначалу он избегал встречи со мной, а потом начал, как и все оскорблять, то пихнет, то толкнет, то ещё что-нибудь... Оно вроде не больно, но очень обидно, прямо до слёз. Нет при них я никогда не показывал своих слез. Я лишь когда оставался один, давал волю своим эмоциям. А потом как-то привык не обращать на него внимания. Но я заметил, что чем больше я его игнорировал, тем напористей он становился...

Вот и сейчас он стоял с ехидной улыбкой на лице. Я осмотрелся. Он был один.

— Чего надо?

— В ротик не возьмёшь? — Он положил руку на член и через шорты как-бы протянул в мою сторону.

«Ну ты бл*ть и уе*ок» — в мыслях ответил я.

— Значит, хочешь в ротик дать? — Осматриваюсь и вижу отломанную ветром ветку. Поднимаю её и подхожу к нему.

— Ну и что ты мне сделаешь?

Его надменный взгляд; словно он уже заранее знает, что я не смогу завершить начатое. Я делаю замах, смотрю ему в глаза и опускаю ветку. «Нет, каким бы он не был, я не могу... « Однако, наша в прошлом дружба ни о чем ему не говорит и я чувствую, как его кулак находит пристанище на моей челюсти. Палка выпадает. Я пытаюсь ответить, да куда там. Драться-то я не умею... Остановила его лишь моя кровь из носа после нескольких ударов.

Была ли на него обида? Нет. От этого чувства я уже давно освободился. Хотя, где-то внутри моей памяти хранился образ этого человека, как лучшего друга. Сейчас я был лишь раздосадован тем, что не огрел его той веткой. Я лишь молча развернулся пошёл к реке смывать кровь. Он что-то крикнул мне в спину, но я уже не слышал его.

Все эти и подобные этому события, дома, и на улице толкнули тогда меня на шаг в пропасть. Но сейчас и в такие моменты, я «согревался» мыслью о незнакомце. Чувство нужности, только оно и держало меня на этом свете.

Омыв свои раны, я направился по течению вниз, углубляясь дальше в лес. Звук воды служил хорошим успокоительным средством.

К вечеру я вернулся к деду Макару. Он был занят, потому не видел моих побоев. Я быстро поужинал, тем, что он оставил для меня на столе, и пошёл делать вечерние процедуры моему пациенту. Как всегда после тягания этого тяжёлого тела, уставший я плюхнулся в кресло, где меня и выключило.

Утром я проснулся от того, что всё моё тело ныло. Я открыл глаза и увидел, что мой незнакомец пытается пошевелиться. В попытке снять повязку с глаз, его рука соскользнула. Мгновенно забыв о боли, я выбежал, чтобы сообщить это деду. Он только проснулся и занимался самоваром.

Моей радости не было предела, горечь от вчерашней встречи моментально улетучилась. Старик отчитал меня за то, что поднял такой гомон, но я не слышал его слов.

Старик рассказывает нашему пациенту, что, да как, чтобы тот успокоился. А у меня сердце прямо из груди выскакивает. Волнение и страх в перемешку со всеми остальными эмоциями и ощущениями... Проще говоря меня просто колбасит. А тут дед ещё и объявляет, что я его сейчас буду кормить.

Дрожащими руками я беру пиалу и с дрожью в сердце я подношу ложку к его губам. Слегка касаюсь его губ, чтобы он понял, чего от него хотят. Его губы слегка вздрагивают от прикосновения и сжимаются плотнее. «Оно и понятно, никто не любит чувствовать себя беспомощным, а особенно такие, как он». Но старик заставил его подчиниться, да и голод наверное его сморил.

В этот момент меня переполняют чувства нежности, которые я пытаюсь проявить в форме заботы. Моё сердце продолжает колотиться с бешеной скоростью и мой незнакомец, кажется это замечает.

Старик делает последние наставления и уходит. В какой-то момент я вижу как часть его лица исказилась в попытке отразить что-то неприятное. Меня охватывает страх, что я сделал что-то не так или того хуже, причинил боль. Спрашиваю его и мысленно себя ругаю, потому что понимаю, что он никак мне не сообщит о том, что его беспокоит. Однако на мой вопрос, он едва покачал головой отрицательно. Молчание начинает меня удручать и я начинаю комментировать любое своё действие.

Я слышу неприятный запах, который исходит от моего немытого тела. И с ужасом для себя понимаю, что это от него так скривило моего пациента. Мысленно себя корю за то, что первая встреча и такая неудачная. «Это ж надо было так обосраться» — мысленно ругаю себя за такой промах. От стыда я покраснел. Я говорю ему, что вечером приду его мыть, привязываюсь его палец к железной кружке, на тот случай, если ему нужно будет что-то и в спешке покидаю комнату.

Как и было обещано мной, я пришёл вечером. К этому времени я помылся. Намывался так, как последний раз. Не хотелось повторять утреннюю ошибку.

— Я сейчас буду тебя мыть. — Озвучиваю свои действия. А у самого сердце просто выскакивает. Одно дело, мыть его, когда он в отключке и совершенно другое, когда он почти смотрит на тебя, когда ты так близко находишься он объекта своего обожания. Тяжело сдерживать свои эмоции, когда ты чувствуешь его дыхание, когда слышишь его стук сердца. «Это просто не передаваемые ощущения». Помыв его спереди, я перевернул его на живот, потому что я не решился помыть его ниже пояса. Закончив мыть со спины, я перевернул его обратно и просто офигеть. У него стояк. «Бл*ть, какой же у него член» — мысленно вскрикиваю я от переполняющих меня чувств. Меня буквально распирало желание припасть к нему и сосать до окончания. Я не знаю, что остановило меня в тот момент, но я этого не сделал. Я набрался сил и всё же аккуратно помыл его ниже пояса.

При виде такого стоянка, мой член в считанные секунды налился кровью, желая разрядки, что собственно, я и сделал, когда пошёл мыться.

Завтра снимают повязки, «завтра мы друг друга увидим и завтра я ему всё объясню и расскажу, а там пусть хоть убивает». — Я шёл домой и пребывая в своих грёзах не заметил как Петручо с Васянычем подкрались сзади. Кто-то из них попытался сбить меня с ног, но я смог устоять. В этот момент, меня охватила такая злость, что я на отмашь разворачивать нанёс удар. Васяныч успел увернуться.

— Ты чё, с*ка о себе возомнил? — Взревел он и двинулся на меня.

Сжимаю руки в кулаки и как могу наношу удар куда придётся. Конечно, я никуда не попал, потому что наносил удар закрытыми глазами. Зато почувствовал удары на себе. Я упал и закрыл лицо руками. Били недолго, но сильно. Я едва доковылял до дома. А тут ещё и отец на мать полез с кулаками, я попытался заступиться и мне вылетело... На утро я едва смог открыть глаза. Всё тело ломило, с лицом творилось что-то непонятное. Непонятно какими усилиями я добрёл до куска стекла, что служил нам зеркалом. «Пи*дец» — выругался я вслух. На лице были видны поступающие синяки. Я повернулся спиной к зеркалу. На спине картина была ещё печальнее. «Сука» — взревел я от досады — «как же мне теперь показаться ему на глаза в таком виде?» Я ненавидел в этот момент всех и всё. Хотелось всех поубивать нахер. Я злобно хлопнул дверью и отправился в лес. Я буквально ревел. Слёзы катились градом. Это была обида обид. Ведь я так хотел с ним познакомиться. Но в таком виде он точно не захочет меня даже видеть, не то чтобы разговаривать. А сейчас он поправится и уедет и я больше никогда его не увижу. Как я ненавидел сейчас Петручо с Васянычем. Я мысленно убивал каждого десятками разных способов и клялся себе, что когда-нибудь я обязательно верну им все обиды, причинённые мне...

В своих терзаниях я пребывал около недели, дни которой для меня были невыносимой пыткой. Грела лишь одна мысль, что он ещё не уехал. По деревне пошли слухи, что старик какого-то незнакомца выхаживает и тот у него ещё долго будет.

Что происходило со мной в течение этой недели передать невозможно. Я почти не спал, потерял аппетит. Хотя чего там есть-то, картошка, да овощи, которые на огороде не успели загнуться от сорняков. Ел я нормально только у старика, да и то с непривычки мой желудок и кишки... В общем, как всегда жопа полная.

В итоге, набравшись смелости, я решил явиться как бы в гости к старику, ну типа проведать больного. Надел самые нормальные шорты с футболкой, которая уже потеряла не только цвет, но форму и почти бегом направился к старику.

— Опачки. — Слышу я голос Всяныча. — Стоять, бл*ть. — Заорал он во всю глотку. Из переулка вышел Пётр, видно отливал.

«Ну нет, не сегодня» — я не раздумывая бросился в лес. Они, разумеется погнались за мной.

Я не боялся побоев, я лишь боялся, что, если они меня догонят, то до старика я точно не дойду.

Через минут двадцать они отстали. И я спокойно направился к старику. Вот я стою у края леса, где проходит дорога, через которую стоит дом старика. Я долго стою и наблюдаю, как кто-то работает у деда во дворе. Широкие плечи, мощный торс блестит от пота на солнце. Кувалда то и дело взмывающая вверх. «Как он прекрасен» — наблюдая, думал я. Вот его Спина скрылась за порослью. Я уже почти сделал шаг, чтобы выйти из леса, как слышу знакомые голоса, только к ним уже присоединился Федя. «Наверно на реку идут» — подумал я и немного углубился в лес, чтобы они не смогли меня заметить.

Замечаю, как они останавливаются у забора. Слышу их диалог. От любопытства немного подхожу к раю леса. Думаю, ну сейчас замесит их в фарш и тут я для большей эпичности, выйду из леса и сразу к нему — моему титану.

Наблюдаю картину. Он медленно встаёт и разворачивать к ним лицом, кладёт кувалду на своё плечо. «Ох*еть» — выдыхаю я, забывая о том, что хотел насладиться другим зрелищем. «Я эту кувалду обеими руками еле поднимаю, а он одной спокойно. Бл*ть, офигеть он сильный». А дальше я чуть не выдал себя диким смехом, который я едва сдержал, наблюдая за тем, как Васяныч падает на свою жопу и в спешке ретируется. Компашка в спешке убирается. А я стою в тени леса и наблюдаю за тем, как он работает. Как мышцы танцуют на его теле, как блестит на солнце его вспотевшее тело. И тут меня охватила непомерная паника. Ведь такой, как он никогда не захочет даже находиться рядом со мной, а не то чтобы там уже что-то говорить. От досады, слёзы с новой силой потекли по моему лицу. Снова этот горький привкус досады. Я стою всё также наблюдаю за ним. Он заканчивает работу с ремонтом забора и собирается пойти в дом, как вдруг появляется старик. Что-то ему говорит, машет куда-то рукой. Он надевает маску и выходит на дорогу. Ждёт старика.

Тут позади меня раздался какой-то шорох, не то чтобы сильный, но такой резкий, что я от неожиданности дёрнулся вперёд, запнулся об корягу и буквально вывалился на край дороги. Поднимаю взгляд и смотрю, как Он смотрит на меня и не сводит взгляд. «Сука бл*ть» — ору в мыслях — «да сколько ж можно так позориться-то а?» Он что-то меня спрашивает, его голос такой приятный на слух, такой низкий и бархатистый. Говорит медленно почти на распев. Я готов слушать его вечно. Не спуская с него глаз, я отряхиваю, то, что раньше было одеждой. От беготни по лесу моя ветхая одежда превратилась буквально в лохмотья. Снова это чувство собственной ничтожности и безысходности, смешивается с чувством стыда и желания провалиться сквозь землю. Тут выходит старик и называет меня по имени. «Всё это конец, ведь он слышал тогда моё имя и теперь увидел какой я урод». Чувствую, как боль от обиды, начинает меня буквально душить и чтобы не разреветься перед ним, обосравшись окончательно, я решаю бежать. Бежать в своё убежище, туда, где только я.

Бегу по лесу, стараюсь путать следы, потому что, перед тем как свалить оттуда, заметил, как он рванулся за мной. Я не бегу, я низко лечу. А слезы предательски просто льются сами по себе. Сердце колотится так, что отдаётся в ушах. «Бл*ть, ну почему так всё ху*во, сука?» — в мыслях сетую я — «почему бл*ть в жизни дался один шанс и тот так обосрался? Словно проклятие какое-то». «Всё, прибежал. Теперь можно и отдохнуть». — Сажусь на свой любимый обрыв, смотрю с высоты и «разбиваю» свою боль о водяную гладь. Слышу позади меня шорох. «Как он нашёл меня? Зачем искал? Дед приказал или сам решил?... « — меня одолевало великое множество вопросов, но я спрятался в свою «раковину» и даже не обернулся.

Он медленно подходит сбоку, наверно не хочет напугать. Садится настолько близко, что я чувствую, как от него исходит тепло его разгоряченного от погони тела. Он сидит и просто молчит, ничего не говорит. Его грудь вздымается и краем глаза я могу видеть его грудь. У меня буквально потекла слюна. «Как же мне приятно просто посидеть с ним и помолчать. Я не знаю о чем он сейчас думает, да мне это и не нужно... Я просто рад тому, что мы просто сидим.»

Он начинает диалог. Молчание и правда, весьма затянулось, но начать первым у меня не хватило смелости. Теперь я могу даже посмотреть ему в глаза. Посмотреть, как он отреагирует? Вижу на его лице маску. «Зачем? Зачем он скрывает своё лицо от меня? Я готов любить его таким. Даже если бы он был без руки или ноги».

Повинуясь какому-то неведомому импульсу, я тянусь к его лицу, чтобы снять маску. «Что бы он под ней не скрывал, для меня это не имеет значения. « Руки тяну, а в поджилках такая тряска; десять баллов по Рихтеру, разве что только не подкидывает. Он смотрит мне прямо с глаза. «Господи, какой взгляд. Столько нежности, столько сочувствия. « Удивляюсь противоречию внешнего и внутреннего отображения. Однако, по мере того, как мои руки приближаются к маске, его взгляд меняется. Он останавливает мои руки, взяв их за запястье. «Пи*дец. Перелом в пяти местах обеспечен. « Но нет. Поражаюсь в очередной раз, как крепко, но вместе аккуратно он обхватывает мои руки. От этого по телу пробегают мурашки. «Ко мне так никто не прикасался» — отмечаю в мыслях. И мне так приятно от того чувства, которое раскатилось по всему телу. И всё же он доверяется мне. Открывается. И не скрываю, меня это очень тронуло. Он отпускает меня и его взгляд снова изменяется.

Аккуратно снимаю маску. Смотрю на его лицо. Внутри всё просто содрогается, но не от отвращения, а от того, что сделавший такое, безнаказанно ходит по этой планете. «Убил бы того, кто это сделал с тобой» — мысленно произношу я. Пытаюсь его подбодрить. Он хочет улыбнуться, но от смешения гримасы и улыбки возникает такая смехотворная мордаха, что я неудержимо смеюсь. Впервые за столько лет, я смеюсь широко и открыто.

Дальше мы о чём-то говорим. Говорим без всякого стеснения и я понимаю, что ОН мой воздух, без которого я не смогу жить. У каждого из нас за спиной своя история, которая привела нас сюда. И сейчас мы с «обнаженными» душами друг перед другом и любое неосторожное «прикосновение» может ранить насмерть. Но как бы тяжко не было в моей жизни раньше, сейчас мне с ним так легко, так просто. Я хочу его обнять, хочу прижаться к нему настолько сильно, чтобы раствориться в нём. Приятная тяжесть растекается по всему телу.

Он предлагает вернуться. Я отвечаю. Отвечаю грубо и дерзко. «Зачем я так ответил? Ведь я так не думал, я не хотел так говорить. Бл*ть, я снова всё испортил. Сука, какой же ты дебил... « Ненавижу себя за это. Нахожу в себе силы. Извиняюсь. Поражаюсь его терпению и выдержке. Другой бы уже давно послал, тем более, если учесть кто я и кто он. Но в его голосе ни намека на обиду. Подаёт мне руку. Как это трогательно. Конечно, я могу и сам подняться на ноги. Могу. Могу и отказаться от его помощи, что я старик какой-то. Но понимаю, что это больше, чем просто помощь.

А дальше мы идём к старику. Мы о чем-то разговариваем и мне с ним легко. Но мысли гложут... «Ведь память к нему может вернётся и тогда всё изменится. « Я поймал себя на том, что желаю продлить этот момент — его амнезии. «Да жестоко, да эгоистично, но... «.

После позднего ужина идём в баню и тут я с ужасом понимаю о своих синяках на теле, которые ещё не успели сойти. «Как же я разденусь перед ним? Это капец... « Пытаюсь схитрить, выражая некое стеснение, но его командный тон буквально гипнотизирует меня. Такой жёсткий и требовательный, и не приемлющий иного мнения. В силу своей бунтарской натуры, мне бы сейчас дерзко ответить, но я не могу. Его интонации, которые раньше мне не доводилось слышать, буквально парализовывают мою волю. Я подчиняюсь. Снимаю свои ошметки. «Стыдобища-то какая. « Забиваюсь в угол. Видя меня, его голос, как и взгляд кардинально меняются. Спрашивает о синяках. Скажу только про отца. Не хочу показаться слабаком. Не хватало ещё жаловаться. И чтобы уйти от этого разговора, предлагаю его попарить.

В очередной раз имею возможность лицезреть его божественное тело. Едва сдерживаю себя от того, чтобы прикоснуться к нему. Ему приятно и меня это очень радует. Потом мы меняемся. Он предлагает побыть моим банщиком. Я ложусь на полку и приятные чувства накрывают меня. «Бл*ть, меня накрывает» — с ужасом понимаю я — «у меня стояк. Лишь бы не сказал переворачиваться». Но... и я, заливаясь краской являю его взору следствие своего возбужденного состояния. Он смотрит на меня, не отводя взгляд. Руки инстинктивно закрывают член, хотя толку от этого ноль. Он предлагает мне помочь снять напряжение. И тут мой мозг просто заклинило. Мысли просто рассыпались, все слова мгновенно забылись. Не могу ничего ответить, язык онемел. Я даже пошевелиться не могу. «А вдруг это очередной стеб? Я соглашусь, а он потом всем расскажет, рассмеется... « Я смотрю на него. Ни намека на шутку. Повинуясь какому-то непонятному чувству и желанию, я убираю руки. Он словно каменная глыба надвигается на меня. Чувствую, его прикосновения. Как же это прекрасно. Такие могучие и такие нежные руки. Снова удивляюсь этому парадоксу. Как он плавно движется, перебирает пальцами, словно музыкант на инструменте — знает и чувствует каждую отыгранную ноту. Я лежу. Меня буквально переполняют чувства от самой ситуации, от того как он это делает и что именно он делает это.

Его рука обхватывает мой член. Пара движений и я тону в буре ощущений. Терпеть больше нет сил и моё тело повинуется чувствам. Я изнемогаю от вожделения. Хочу кричать. Двигаюсь в такт его рукам. Вот он пик... Но он не спешит. Убирает руку. Эта пытка... мне буквально сносит башню. И тут словно электрошоком долбануло. Его губы касаются моих. В этот миг я пережил сотни микро оргазмов. Такой нежный, едва чувственный. Меня никто, никогда так не целовал. Я лишь мечтать мог о таком. Непонятный страх мгновенно наполнил моё тело. Я открыл глаза. Вцепился в полку, как в самое дорогое.

Смотрю на него и его взгляд, такой хищный, такой животный. Признаюсь, такого страха я никогда не испытывал. Он смотрит на меня и я понимаю, что он сейчас может сделать всё, что ему захочется и я даже ничего не смогу сделать. «А почему, собственно, я этому противлюсь? Ведь я этого хотел сам.»

Он спрашивает у меня разрешения. «Бл*ть, да я бы на твоём месте безо всяких вопросов отодрал и всё. « Но он, при всей его силе, спрашивает не буду ли я против? Это мне несомненно льстит. Конечно я хочу, но я боюсь, правда, не знаю, чего. Набираюсь смелости. Обнимаю его. Я понимаю, что если я сейчас откажусь, это будет конец во всех смыслах и отношениях. Я соглашаюсь на всё. «Бл*ть идиот. Ты видел его болт? Насквозь проткнёт или жопу порвет на немецкий крест». Но я почему-то думаю и верю, что он будет аккуратен и нежен. Я вижу, что он хочет, это читается по его взгляду. Но он отказывается. «Офигеть, его забота, его отношение ко мне. Ко мне так никто не относился. Для меня это было дико... ооо бл***ть. « Я проваливаюсь в бездну чувств. Его рука снова на моем члене. Он вновь касается моих губ и я тону в пучине чувств и ощущений. Они приливом, бризом, штормом разносятся по мне. Я пытаюсь сдержать свой стон, но получается плохо. Меня буквально выгибает. Мой стон сладкой страсти вылетает одновременно со спермой. Несколько раз я выстреливаю вязкой жидкостью. Просто нет слов. Я на седьмом небе от счастья. О большем я и мечтать не мог.

Я моюсь, стою спиной к нему. Признаюсь, что был не честен, когда выражал свою готовность на всё. «Сейчас, думаю, его терпению придёт конец. Ведь он отказался от секса. Хотя очень хочет. « Но нет. Он прикасается так нежно. Я вздрагиваю. Снова меня удивляет его выдержка. Просто стальные нервы. Ни намёка на раздражение. Он удивляется моей реакции. А что я могу сказать, если всю мою жизнь, я подвергался третированию, унижению и побоям. И для меня любое прикосновение, как ожог. Я не привык к такой нежности и это для меня было диким.

Даже сейчас после всего, что между нами произошло, я чувствовал себя очень гадко. Во-первых, потому что соврал, во-вторых, потому как из-за этого он не захотел близости со мной.

Он мне говорит, что нужно научиться уважать себя. Но как? «Почему он со мной возится? У меня бы уже давно терпение закончилось. « Его непробиваемость и почти идеальность меня просто убивали. От этого я чувствовал себя абсолютным ничтожеством и меня это сильно раздражало. Но вместе с тем я понимал, что люблю его настолько, что это граничит с безрассудством.

Дед говорит, что кому-то из нас придётся спать на полу. «Вот он — мой шанс. Сейчас я покажу, что тоже могу делать правильные поступки. « Делаю шаг вперёд, уже набираю в лёгкие воздух, но тут чувствую тяжёлую руку на своём плече. Он несильно сжимает моё плечо. Говорит, что мы с этим разберёмся. «Снова опередил меня. « Тут во мне вспыхивает мой внутренний бунтарь. Смотрю на него и понимаю, что весь мой бунт подавлен ещё до его начала. Причём сдаю я по всем позициям и безоговорочно.

После позднего ужина Иван — так назвал его старик — предлагает спать на одной кровати. И снова он вгоняет меня в ступор, потому как говорит это так спокойно, безо всякого стеснения и в тоже время с такой интонацией, что понимаешь — других вариантов нет. Но вместе с тем, мне нравится эта идея. Он буквально считывает все мои желания ещё до того, как я их осознаю. «И как у него только это получается?»

Ложимся вместе в кровать. Меня буквально трясёт от вновь нахлынувшего желания. Мысли, желания, эмоции. Вся эта мешанина... Мы отвернулись каждый с свою сторону. «Но нет, я так не могу. Я так не хочу. Точнее я очень хочу ещё. « Меня охватывает неудержимое желание его обнять. Я хочу почувствовать его тепло. Я хочу, чтобы он обнял меня настолько сильно, чтобы я смог почувствовать рельеф его мышц. Чтобы от его объятий мне стало тяжело дышать.

Разворачиваюсь лицом к нему. Спрашиваю разрешения обнять его. Он молчит. «Почему?» Во мне возникает сомнение. «Не хочет? Может я что-то не так понял? Но если бы не хотел, тогда в бане не предложил... Да пофиг. Обниму, а там будь что будет.»

Придвигаюсь почти вплотную и обнимаю его. Моя рука не достаёт даже до его соска. Он поворачивается и ложится на спину. Мне хочется сделать ему приятно. Я знаю, что и он этого хочет, просто не говорит об этом. Мои мысли снова погружают меня во мрак моих страхов и сомнений. И всё же он даёт мне понять, что я могу действовать.

Я понятия не имею как и что. Решил повторять его действия, ну и немного импровизации. Начинаю гладить его грудь. Торчащие соски. Он возбужден. «Но почему не подаёт виду? Да и ладно, главное, что ему приятно. « Спускаюсь ниже, его член, он не просто стоит, а разрывается от напряжения. Я понимаю, что всё делаю правильно, что он хочет этого. За моими руками следует язык и губы, которыми я ласкаю его соски. Мурашки мелкими пупырышками разбегаются по нему и вызывают мелкую дрожь. Это выдаёт его и я имею возможность наблюдать наслаждаясь зрелищем под названием «взятие крепости». Его дыхание его выдаёт. Он уже не может сдерживаться. Рисую узор языком спускаясь от сосков к углублению пупка. Чувствую, как пульсирует его член. Прохожусь языком по его немаленькому члену. Ровный с рельефом из выделяющихся вен. Делая свой первый минет, задеваю зубами, он меня поправляет и вот, когда все преграды на пути к экстазу устранены, он откидывается обратно на подушку. Сдавленный стон, чтобы старик не слышал. Я понимаю, что мне удалось доставить ему удовольствие. От этого я тоже почти мгновенно возбуждаюсь. Он смотрит на меня. Его солоноватая смазка медленно стекает по моему подбородку.

Никогда бы не подумал, что буду делать такое, да ещё с таким удовольствием. Его член набух до предела, я едва могу вместить его. Чувствую, как он обхватывает мою голову с силой загоняет член по самые яйца. Резкая боль в горле, слезы из глаз, рвотные позывы... Пытаюсь остановить, да куда там. Он просто начинает неистово трахать меня в рот, насаживая по самые гланды. Мой лоб плюхает о его лобок, разбрызгивая мои слюни и пот. Горло привыкло и вместо боли и слез пришло осознание, что я дарю ему наслаждение. От этого мой член мгновенно принял стойку смирно. Плюхающиеся звуки, стон моего титана, запах его тела, да и сам процесс — меня это завело. Спускаю руку к своему члену. Передергиваю лишь несколько раз и волна оргазма раскатилась приятным чувством в моем члене.

Не успел я отойти от своего оргазма, как почувствовал, что мой рот заполняется вязкой горьковатой субстанцией. Мой титан несколько раз вздрагивает, вогнав член до основания и изливается мне прямо в горло. Я бы даже сказал извергается. Я не успеваю глотать такое количество спермы и она стекает по моим губам. «Ах этот пряный запах сока моего самца». Я готов делать это ему столько раз, сколько он захочет. И пусть сейчас моё горло как в момент ангины, но для моего любимого я готов всё стерпеть.

Мне начинает не хватать воздуха, ведь он ещё держит меня и его член дёргается выплескивая последние капли. Его хватка в какой-то момент слабеет. Он снимает мой рот со своего члена, укладывает меня на себя. Это так трогательно. Извиняется за грубость. Я не хочу извинений, не за что извиняться. Я рад, нет, я бесконечно счастлив. Сейчас не нужны слова, просто полежать и насладиться послевкусием. Мой разум в абсолютной прострации, я не хочу слов... Я кладу палец на его губы и говорю, чтобы прекратил портить момент.

ГЛАВА 3

(Любовь пришедшая повторно)

Потягиваясь утром, моя рука не нащупала Ивана. Я открыл глаза. Комната была пуста. Одежды тоже не было. Услышав шорох в кухне, я натянув трусы, которые были мне на несколько размеров больше, потом представил это жалкое зрелище, снял их. Сложил простынь вдвое, обернулся ниже пояса и поспешил на звук. У плиты копошился старик.

— О, а где Иван? — Не без некоторого разочарования спросил я.

Старик от неожиданности вздрогнул и развернулся ко мне?

— Тьфу чертяка, напужал старика. Ты чего так подкрадываешься. — Он повернулся обратно к плите. — Убёг он ещё на рассвете. Как в норму вошёл, так и стал бегать по утру. Каждый раз всё дальше бегает. Форму восстанавливает. Сейчас позавтракаем, да с одеждой твоей что-то порешаем, а то твоя совсем изодрана. — Он посмотрел на меня исподлобья. — Чего замер? Марш умываться, скоро Иван прибежит, завтракать будем.

Я вышел во двор. Из бани доносились звуки льющейся воды и характерные возгласы. Потом на пороге появился мой титан. Наши взгляды пересеклись и он изобразил улыбку.

— Проснулся уже?

— Ага. — Он пожурил меня за мои лохмы.

— Как спалось?

— Хорошо. Но я не на шутку испугался, когда не увидел тебя проснувшись. Думал, что всё мне приснилось. — Иван снова изобразил улыбку. Пока только на половину лица, но и этого хватало, чтобы понять его эмоции.

— Нет, не приснилось. — Он обнял меня за голову. Потом присел на скамейку, вытирая голову. — Как горло, болит?

— Терпимо. — Ответил я радостно. О моем здравии никто никогда не интересовался. И сам факт того, что моим состоянием интересуются, не мог не радовать.

— Ты извини, такого больше не повторится.

Я зашёл за порог и немного развернулся к нему.

— Мне всё понравилось. И пошли завтракать. Дед уже всё приготовил.

За трапезой старик дал указания, кто куда и что делает. Мне пришлось идти домой, а Ивану после того, как заполнит все ёмкости с водой и почистит баню, пойдёт к Валентине в наш местный дом культуры. Там нужна грубая мужская сила.

— А где у вас тут можно купить одежду, а то в этом ходить при такой жаре, просто невыносимо?

Старик смерил меня взглядом. — Есть у нас рынок возле станции. Ты Фимку попроси, он тебе покажет.

Я не стал говорить старику, что хочу сделать пацану подарок, а то мало ли, чего подумает. А огласки таких отношений как-то не хочется. Это в больших городах всем на всё равно, а здесь, в деревне только свисни через час в другом конце скажут пёрнул. Решил у той Валентины спросить. В конце концов кто-то должен знать, как туда добраться.

Местный дом культуры не особо-то и выделялся из общей массы строений. Так двухэтажный домишка с колоннами и большими окнами. Валентина ждала меня уже у входа.

— Иван. Здравствуйте. — Она оценивающе посмотрела на меня и, как у всех, её глаза зацепились за мою маску. Но она быстро совладала со своим любопытством и переключилась на причину нашей встречи. — Пройдёмте внутрь, я вам покажу, что нужно сделать.

Я молча проследовал за ней. Интереса особого в общении с ней я не испытывал, тем более, что красотой она не была одарена, да и ни о чём не спрашивала. Она нашедши свободные уши, изливала своё негодование по поводу того, что мужики почти все пьют, что собрать их для помощи нет возможности... В общем, всё в таком духе. Работы было не много, но она действительно требовала силы. С этим я справился за два часа. — Даже не вспотел. Мы скорейше распрощались с Валентиной, так как её нытьё меня начало раздражать, и я направился к выходу. Ошибся дверью, свернув не туда и вышел я в зал с креслами в центре которого стоял чёрный рояль. Меня словно магнитом тянуло к инструменту. Повинуясь неведомой силе я прошёл к нему. Начищенный до блеска, но имеющий потёртости в некоторых местах. Я поднял крышку и открыл клавиши, на них имелись небольшие выщерблены. «Повидал он много» — отметил я. Я сел на табурет. Мои руки легли на клавиши. Несколько нот, не связанных между собой и звук наполнил зал. «Немного расстроен» — откуда-то из глубин моего сознания приходят мысли. Прозвучали аккорды в тональностях, названий, которых я не помнил. Сам себе удивляюсь, как пальцы сами встают в нужную позицию и без ошибки рука берёт аккорд. Тишина... И вот полилась мелодия. Такая мелодичная и спокойная, словно ручей стекающий откуда-то сверху и постепенно набирающий силу, становится уже полноценным потоком и в конце рекой.

Я играл. Я не помнил ничего, но понимал, что так играть человек первый раз садясь за инструмент не может. «Значит я учился» — мысленно рассуждаю я, а мелодия просто струится, ей нет конца. Не могу вспомнить откуда она, кто композитор. Вся память лишь на уровне ощущений и эмоций, которые подсказывают о ком-то дорогом и близком мне человеке. Это даже не человек, а чувство к нему, которое пропитывается музыкой. Всплывают какие-то образы, которые я не могу удержать и оформить до узнаваемых.

Последний аккорд и я снимаю руки с клавиш. Позади меня раздаются восторженные аплодисменты немногочисленной публики, в числе которых и Валентина. Она меня буквально поедала. «Втрескалась» — констатировал я направляясь к выходу.

— Давно этот инструмент так не звучал. — Сияя, как солнце пролепетала она.

— Он немного не настроен. А так хороший инструмент.

— Знаете, у меня к вам будет предложение.

— Это вряд ли. — Предсказывая её вопрос, ответил я.

— Вы даже...

— Я помню лишь несколько композиций, и не помню, их название и композиторов.

— Это не страшно — она взяла меня под руку — это можно легко обыграть. У нас организовывается праздник и по этому случаю хотелось бы организовать небольшое представление. А у вас так хорошо получается. Вы могли бы напомнить нам, о столь прекрасной музыке. — Она сделала печальное лицо. — Мы её здесь крайне редко слышим, а у большинства нет даже возможности выбраться в город на концерт.

— Хорошо. Когда намечается праздник?

— Да вот в эти выходные. Если нужно вы можете порепетировать.

— Хорошо.

— По времени я потом уточню и передам Макару Ефремовичу.

— Подскажите мне, Валентина, как мне добраться до рынка. Одежду хочу купить.

Дав интересующую мне информацию мы расстались. На рынке я узнал название железнодорожной станции. Купил пару комплектов одежды себе и Ефиму. Хотя для него я купил побольше и то, что было самое лучшее. Особого выбора не было да и перед кем тут выпендриваться.

Вернулся я уже к вечеру. Старик сидел за столом и пил чай.

— Тебя где носило? Я уж подумал, не случилось опять чего? — По интонациям деда было понятно, что он был сильно раздражён.

— Я ходил на рынок, да вещей мне и Ефиму прикупил, а то пацан ходит в обносках, да в рваных трусах.

Старик тяжко вздохнул, но улыбнулся, выражая таким образом благодарность за мою заботу об юнце.

— Ты бы деньги приберёг на обратный путь.

— Не переживай, дед, разберёмся, да и Валентина мне сегодня заплатила. Пусть немного, но всё же.

— Это хорошо. — Он снова тяжко вздохнул и покачал головой. — И как же тебя угораздило так влипнуть?

— Наверно доверился не тем людям. — Почему-то сразу и не задумываясь ответил я. — Положив пакеты с купленным в кресло, я вернулся за стол к старику. — Ефима, судя по всему, сегодня не будет.

— Завтра прибежит с первыми петухами. Ты ж на него вон как влияешь. Он прямо ожил, свет в глазах появился. — Он грозно посмотрел на меня. — Смотри мне — погрозил он пальцем — не погаси эту искру.

В ответ я посмотрел старику в глаза. Мой взгляд сказал больше, чем могли отразить слова.

— Видно Бог, всё же есть на этом свете, — он встал из-за стола и направился в свою спальню, рассуждая на ходу, — раз свёл вас обоих, а то бы сгинули оба в том лесу.

Утром я как всегда был на пробежке. Сегодня решил взять большее расстояние. По пути цепляясь за ветку древнего дерева, я подтянулся и побежал дальше.

Мокрый от пота, я как всегда после таких пробежек пошёл в баню опрокинуть на себя ведёрко другое холодной скваженной водицы. Едва я успел обмотать себя полотенцем и подойти к двери, как в пороге бани на меня, словно ураган налетает Ефим. Он буквально вталкивает меня обратно и закрывает дверь. Смотрит на меня горящими глазами. Часто дышит, я вижу, как на его шее пульсирует сонная артерия — «Взволнован» — делаю вывод.

— Ты чего? — Удивляюсь я.

Он мило улыбается.

— Присядь. — Он кладёт мне руки на плечи и несильно давит на них, чтобы я присел.

С удивлёнными глазами я сел на лавку в предбаннике.

— Что-то случилось?

— Конечно случилось... Я сегодня спал... — Последовала пауза.

— Ну поздравляю. Мы ночью все обычно спим, если не предаёмся любви и разврату — отшутился я.

—... точнее нет, я не спал... я думал — он поднял свои глаза и наши взгляды встретились. Говорить мне уже ничего не нужно было. Откуда-то из глубин моего сознания пришло понимание того, о чём пытался сказать мне Ефим, но я решил тупить до конца, пока он этого не скажет. В конце концов мне было-бы приятно это услышать. Да и парню станет немного легче.

Но вместо слов я почувствовал его губы на себе. Он крепко обнял меня и прижался ко мне всем телом. Его жар и без того мною ощущаемый, теперь чувствовался, так, словно я к печке прислонился.

Целовал то нежно, то с нарастающей грубостью, словно пытался откусить часть моей губы и оставить себе на память. Его язычок прошёлся по моим губам, потом по нёбу и моему языку.

Такой натиск было сложно сдерживать, да и дед мог войти в любую минуту. Я томно выдохнул, но всё же нашёл в себе силы отстраниться от парня.

— Да что на тебя нашло? — Я специально отразил в своих словах интонации непонимания.

— Я просто — пауза, частое дыхание, не моргающий взгляд в мои глаза — я люблю тебя! — Выпалил он и снова прильнул всем телом. Я ответил на его объятие тем же.

Он отстранился и снова посмотрел мне в глаза, словно задавал вопрос о том, что я думаю об этом, люблю ли я его тоже? «Бл*ть надо что-то ответить. Сейчас тупить уже нельзя. « С одной стороны мне определённо нравилось, что меня любят, но с другой стороны, парень с такой израненной психикой очень чувствительно относится к любому слову неосторожно произнесенному. И судя по всему, это у парня первая любовь. «Бл*ть» — я потёр лицо, снимая напряжение. Конечно, паренёк мне был симпатичен и мне хотелось о нём заботиться, но чтобы была вот такая щенячья любовь, это не для меня. То ли вырос я из этого, то ли Ефим не зацепил, не ёкнуло наверно, так что ли, то ли моё состояние памяти сказывалось.

— Тыы... — начал я — прямо застал меня врасплох.

— Что ты думаешь об этом? — Он сверлил меня взглядом требуя ответа.

Вот скажи я ему сейчас честно, что я думаю, расплачется, может не сейчас, не при мне, но когда останется наедине с собой.

— А знаешь, я тебе покажу, что я думаю. — Я его обнял и крепко сжал, аж до хруста костей. Он сдавлено засмеялся. — Пошли. У меня для тебя тоже есть подарок.

Мы вышли из бани и направились в комнату.

— Молодёжь, а завтрак? — Окрикнул старик.

— Позже. — Ответил я и мы скрылись за дверью. — Раздевайся.

Он посмотрел на меня мол «ая ничего, что старик за дверью...»

— Ты что? — Недоумевающий взгляд.

— Снимай всю одежду с себя.

Парень покосился на меня с глубочайшим недоумением, но всё же начал робко снимать с себя футболку, которая выстиралась так, что даже её изначального цвета не определить. Кое-где были видны швы от штопаных дырок. То, что имело название шорты было не в меньшем плачевном состоянии. Казалось ещё одна стирка и они растворяется вместе с порошком. Вместе с шортами был снят кусок ткани, называемый трусами.

Пока Ефим бойко снимал с себя эти лоскутья, я разложил всю одежду, которую купил для него.

Смотреть на него без содрогания было не возможно. Пособие по анатомии и то упитаннее выглядело по сравнению с ним. И всё же при всей этой печальной картине, меня тянуло к этому парню.

Он обернулся и посмотрел на кровать, на которой были разложены вещи.

— Выбирай, что наденешь сейчас. — На кровати лежали трусы-боксёры, слипы разных вариантов и цветов. Футболки, шорты, носки и обувь.

Парень реально завис. На какой-то миг он даже перестал дышать.

— Это всё мне? — Почти шёпотом произнёс он?

— Это всё твоё.

Он посмотрел на меня, не веря в увиденное. Его глаза заблестели от увеличивающейся влаги.

— Зачем? — Он впал в ступор и повинуясь каким-то неведомым мне чувствам, начал натягивать свою рванину обратно. — Почему? Мне это не нужно?

Никогда не думал, что обычные тряпки могут так воздействовать на человека.

— Тебе, что не нравится? — Вопрос, конечно тупейший, но я специально его озвучил.

— Нравится. Очень. Но я не могу.

— Почему? Они новые.

Парень застыл как статуя с полуспущенными шортами.

— Что скажут люди?

— Да накласть, что они скажут. Сам мне как-то сказал: кому не нравится пусть не смотрят. — Для убедительности я повернул к нему правую сторону лица.

— Я не могу это принять. Всё начнут спрашивать откуда все эти вещи?

— Да клади ты на них и на их мнение. Заработал. Помогал старику выхаживать больного, тот и заплатил. Да и вообще, это не их дело. Не х*й лезть в чужой карман. Так всё, прекратили этот базар. — Я взял первую под руку попавшуюся под руку футболку и в толкнул в неё парня. — Трусы и шорты наденешь сам. — Но Ефим стоял как вкопанный. Я присел на одно колено и как маленькому ребёнку начал надевать нежно голубые боксёры с контрастным чёрным кантиком и заниженной талией. За ними последовали чуть темнее оттенком шорты и жёлтая футболка.

Когда я посмотрел на него, по его впалым щекам текли слёзы. Он не плакал, но они просто стекали сами по себе. Его сине-зелёные глазища сейчас казались огромными линзами. Он обнял меня и своей мокрой мордашкой намочил мою одежду.

— Спасибо тебе большое.

Это было сказано так, как будто я ему жизнь спас, словно самое ценное отдал.

— Это тебе спасибо, что помог мне. И ухаживал за мной. — Я отстранил его, потому, как начинал уже возбуждаться от его прикосновения. — И поверь, твоя забота никакими тряпками или деньгами не окупится. — Он ещё раз обнял меня.

— Спасибо тебе ещё раз. Ты настоящий друг.

Последние слова, словно электрический разряд, прошедшийся по всему телу. Эти слова эхом повторялись в моём сознании. Снова всполохи непонятных образов. Ефим отстранился и посмотрел на меня. Видя мой отрешенный взгляд и зависшее, словно программа, лицо, он охватил его своими ладошками и начал причитая, покрывать моё лицо поцелуями. Они-то и вернули меня к чувству реальности. «Ваня, Ваня... « — повторял он, пытаясь вернуть меня из полного ступора. — С тобой всё хорошо. — На его лице был неподдельный страх. — Ты меня очень сильно напугал.

— Не переживай, всё в полном порядке. Ты меня сейчас раздавишь — пытался я свести всё к юмору. Он отпустил меня.

— Больше так не делай.

— Хорошо. — Я изобразил улыбку. — Пошли завтракать.

Сидя за столом, Ефим сказал, что боится нести вещи домой, потому что отец их пропьёт. Было решено, что они останутся у стрика и когда надо, он будет приходить, переодеваться.

Ефим излучал свет и радость. Он постоянно пытался посмотреть на себя.

— Ешь, ещё насмотришься. — Одёргивал его постоянно дед. — А то вон как исхудал.

Но он лишь отшучивался.

— Фим, — вмешался в разговор я — надо поесть. — И он принялся за еду, чем не мог вызвать удивлённый взгляд старика.

— А можно я всё померю? — В его глазах застыл щенячий блеск.

— Это твои вещи, не нужно спрашивать разрешения.

Он моментально запихал всё содержимое своей тарелки и исчез за дверью комнаты. Старик проводил его взглядом и я не мог не заметить, что из его глаз тоже вот-вот потекут слёзы.

— Макар Ефремович, вы-то чего?

— За столько лет — он указал рукой в сторону Ефима — я никогда не видел его таким счастливым. Ты буквально вдохнул жизнь в его израненную душу.

— Да ладно вам, скажете тоже.

— Ты послушай старика. Ведь он уже хотел наложить на себя руки — старик перекрестился.

— Да, я знаю. Я это понял, когда мы разговаривали, я побежал за ним тогда в лес.

— Ты очень сильно повлиял на него. А как он ухаживал за тобой, родные за своими так не ухаживают. Он спал возле тебя, как мать возле дитя. Я видел, как ему тяжело, но он старался. — Старик прервался. Он снял очки и протёр глаза. — Чтобы так ухаживать за незнакомым человеком, я никогда не видел. — Он снова прервался. — Он ведь боится, что когда к тебе вернётся память, ты уедешь...

— Мы разберёмся. — Это всё, что я мог сейчас ответить старику.

Из-за двери показалась полная радости лучезарная мордашка Ефима.

— Я пойду погуляю.

— Подожди. — Окрикнул я его уже у порога. — Может сходим в парикмахерскую? — Я разлохматил свою отросшую копну. — А то я зарос уже.

— Пошли. — Ни секунды не думая выпалил парень.

Я надел маску и мы вышли.

— Светка хорошо стрижёт. — Ефим немного замялся. — Я сам, правда, ни разу не стригся у неё, но люди были довольны.

— Показывай куда идти.

— Я домой сейчас сбегаю и вернусь. Пока ты будешь идти, я успею. — Ефим убежал вперёд.

Я не знаю почему ему вдруг захотелось забежать домой, наверно матери покататься. Пока он бегал, я медленно шёл и пребывал с своих мыслях. Меня прервала знакомая компания, в центре которой я смог разглядеть Ефима. Решил пока не обозначать своё присутствие.

***

— Ого, а откуда в нашей Фимочки новая одежда?

«Опять этот ушлепок Петя со своими пидералистическими подколками. « Сейчас я больше беспокоился не за себя, а за то, что с одной стороны Ваня увидит мою слабость, а с другой стороны, эти уроды испортят его подарок.

— А тебе, что бабы не дают, что ты ко мне постоянно подкатываешь? Или у тебя на них не стоит?

— Ты че бл*дь охуела? — Он сделал замах и хотел ударить. Так как терять уже было нечего, я просто сильно толкнул его в грудь от чего он отшагнул на шаг назад и упал на свою пятую точку. Остальная компашка из трёх человек обрушила на меня свои удары. Я попытался вырваться, чтобы сбежать, да хрена-то там. Повалили меня на землю и первые мысли «капец моей новой одежде». Кого-то пихнул, точнее лягнул ногой и тот, не ожидая от меня такого ответа, тоже упал. Тут подбежал Петя и подключился к компании. Закрыв руками голову, сквозь разъяренные вопли слышу голос моего зверя и нет бы возрадоваться его спасительному появлению, но меня охватывает полное отчаяние, что я предстал перед ним таком униженном состоянии.

Наблюдая всю эта ситуацию, в какой-то момент, понимаю, что пора уже вмешаться. Ладно бы если один на один, а то четверо на одного, это уже наглость.

Быстрым шагом подхожу, хватаю одного, другого, третьего и раскидываю, словно котят. Четвёртый, увидев, как трое его сотоварищей разлетелись в разные стороны, сам отпрянул. Какой-то отчаянный парень, поднявшись на ноги после приземления, решил помериться со мной силой и пошел с мою сторону. Поднимаю Ефима. Разворачиваюсь к приближающемуся гопнику.

— Пацан, даже не пытайся, если дорожишь здоровьем. — Попытался я остановить его. Да куда там. Молодой, горячий, да ещё без мозгов — опасная смесь. Он заносит кулак и бьёт, куда попадётся. Мозг мой реагирует автоматически, я даже не успел осознать это, но я с лёгкостью перехватываю его кулак и сжимаю его с своей руке. На его лице незамедлительно проявляется гримаса боли и парень начинает приседать. Я приставляю к его ребрам кулак и довольно сильно его отталкиваю, отпуская руку. Он делает два шага назад, но не падает. Но он не понимает, что если бы я чуток добавил силы, то перелом запястья и трех ребер ему были сейчас обеспечены. Он снова пытается напасть.

— Я тебя на куски порву. — Выкрикивает он и подходит ко мне с кулаками.

— Парень, ты что тупой? — Я пытаюсь до него достучаться, но всё без толку. Как только он приближается на минимальное расстояние, чтобы нанести удар. Наверно хотел ударить меня по яйцам, потому как уже подготовил ногу для удара, да и выше ему всё равно её не поднять. Я резко делаю шаг навстречу и прямым ударом в лоб вырубаю его. Тот плюхается на землю как подкошенный. — Через минут десять-пятнадцать очнется, приложите ему холод к голове, болеть будет. — Обращаюсь я к его товарищам. — Пошли. — Это я уже сказал Ефиму.

— Куда в таком виде можно пойти?

— Отряхни и никаких проблем. После парикмахерской всё равно мыться будешь.

— Да они, уроды, всю одежду испортили.

— Это всего лишь тряпки.

Ефим укоризненно посмотрел на меня.

— Это не просто тряпки, а твой подарок. — Ефим принялся очень аккуратно стряхивать грязные следы. Он делал это так, будто боялся, что от его действий одежда рассыплется.

— Ладно, пошли уже... — Я увлек его за собой.

— Они так просто не отстанут. Это хорошо, что Феди не было. Тот вообще, последние мозги на службе оставил.

— Не переживай, всё разрешится.

***

Когда Ефим вышел из парикмахерской, я от удивления, разве что не открыл только рот. Это были два разных человека Я смотрел на его подчеркнутые скулы. Свисающие волосы скрывали его миниатюрные уши, тёмные, ровные, чётко очерченные брови. Парень преобразился прямо на глазах. И я просто откровенно пялился на этого паренька, чем вызвал его смущение. Его гладкая как стекло кожа... «Как же мне сейчас хотелось заключить его в свои объятия. « Его щеки немного покраснели.

— Чего... ? — Он забавно помахал своими длинными и пушистыми ресницами, которые к кончикам немного изгибались. «Бабье просто обзавидовалось бы.»

— Ты красивый парень и я не могу не радоваться тому, что ты мой.

— Капец ты меня в краску вогнал.

В этот момент я почувствовал или осознал, насколько изуродовано моё лицо. Никогда я не чувствовал себя настолько ущербно. Неописуемо дерьмовое ощущение. Это отразилось на моём лице, которое я ещё не закрыл маской.

— Эй, ты чего? — Увидев моё выражение лица, спросил Ефим. Он подошёл ко мне и ткнул меня в живот своим миниатюрным кулачком. — Ты чего такой грустный?

— Просто ты... — пи*дец меня замкнуло, я завис — ... моё лицо... — я поспешил надеть маску. — Мне стало стыдно, просто нереально стыдно. Такого стыда я не испытывал никогда. Откуда я это знал? Просто знал.

Ефим остановил мои руки.

— Никогда так не думай. Плевать на то, что думают другие. То, что я говорил тебе в бане, это не просто слова. И это — он провел по моей правой щеке своей ладошкой — не умаляет моих чувств к тебе.

Всё же, как слова вовремя и нужным человеком сказанные, могут много значить. И его лова сейчас были словно целебный отвар. Я был безмерно благодарен ему за это.

Мы вышли из парикмахерской и направились к деду.

— Пошли по другой дороге. — Предложил я. — Не хочу с ними встречаться. — Ефим на меня удивлённо посмотрел.

— Да ты их на раз вырубишь. У тебя же сил, как у терминатора.

Я улыбнулся.

— Мне приятно, что ты так обо мне думаешь. Просто сейчас у меня хорошее настроение и я не хочу его портить.

Мы свернули на другую дорогу, которая вела в обход.

— Попаримся? — Предложил я Ефиму.

Он посмотрел на меня. Его глаза, как и мои горели желанием. Слова были не нужны, всё и так было понятно.

— С тобой — он осмотрелся по сторонам и убедившись, что никого нет, провел рукой по животу, спускаясь вниз к члену — я готов куда угодно. — Я почувствовал тепло его руки на своём члене. Он слегка сжал его. По венам словно кипяток пустили, который распространялся по всему телу. Нижнее белье начало неприятно сдавливать мой член, страстно жаждавший погрузиться в одно из отверстий этого дерзкого паренька.

Я наклоняюсь к его уху.

— Я же тебя в бане буду драть по полной.

— Ага. — Он прищурил глаза. — Этого я и хочу. — Он медленно облизал свои губы. Ефим отстранился, хотел что-то сделать или сказать, но голос Валентины его остановил.

— Иван. Это вы?

«Можно подумать, меня можно перепутать с кем-то» — мысленно произнёс я.

— Да, Валентина.

— О, Ефим, не узнала тебя. — Она оценивающе посмотрела. — Ты хорошо выглядишь. — На что он ей лишь криво улыбнулся. — Иван, я по поводу нашего разговора. Вы не передумали?

— Нет. Всё в силе.

— Очень хорошо.

— Одна просьба. — Я наклонился к ней так, чтобы Ефим не слышал моих слов. — Вы можете достать мне два билета в середине на первый ряд.

— Я всё устрою. Кстати, я тут живу — она указала на неподалёку стоявший дом — приходите в гости.

— Не люблю давать обещания, но буду иметь ввиду.

Я отстранился. А она кокетливо поправила свои волосы и пошла к себе домой.

Когда я развернулся обратно к Ефиму, то был готов к тому, что сейчас он устроит сцену ревности, но...

— Ты в курсе, что она втрескалась в тебя по уши?

Я посмотрел на него. В глазах прыгали хитрые искорки.

— Как и ты.

— Ах ты... — и он принялся шуточно колотить меня в живот.

— Пошли, нас ждёт баня...

Мы ускорили шаг.

— А о чем вы говорили?

— Да на выходных какое-то мероприятие намечается, ну я и попросил её два билета мне дать на первый ряд.

Это мне было мало интересно и я не придал этим словам никакого смысла. Сейчас больше всего мне хотелось прикоснуться к мощном телу моего титана. Я снова хотел почувствовать его в себе. Хочу прожить этот момент ещё раз. Но сегодня я не хочу ограничиваться минетом. Хочу, чтобы сегодня мы занялись анальным сексом. Хочу, чтобы он вошёл сразу и на всю длину. Я знаю, будет больно, но меня это заводило. И для ускорения этого, я постоянно подгонял Ивана. А он на мои слова лишь улыбался. Нет, из-за маски этого не было видно, но на его лице в уголках глаз образовывались морщинки. И я знал, что за этой ровной улыбкой, кроется огненная и безудержная страсть, которую мой титан сдерживал, чтобы не причинить мне боль. Но сегодня я спущу этого зверя с цепи. Просто потому, что я хочу его, хочу настолько, что готов изнемогать под ним от боли и удовольствия.

Баню нам пришлось растапливать самим. Но сильно её прогревать не имело смысла. Нам лишь нужно было помыться, а мне приготовиться.

И вот, дрова приятно трещат в печи. Тусклый свет едва освещает нас. Без слов Иван подходит ко мне сзади и запускает руки мне под футболку. Он нежно гладит мой живот. Одной рукой проникает под резинку шорт, а вторая гладит соски. Он проводит рукой по коже едва её касаясь. От таких прикосновений начинаю таять. Приятные чувства растекаются по всему телу. Я прижимаюсь к нему всем телом. А его рука уже во всю хозяйничает в моих трусах. Он растирал смазку сочившуюся с моего члена пальцем и слегка потирал им головку. Его член уже упирался мне в поясницу. Не оборачиваясь я принялся снимать с Ивана шорты и трусы, чтобы высвободить его член. Когда моя рука коснулась его члена, он был весь мокрый от смазки. Она обильно выделялась и его трусы успели намокнуть.

Я спустил его одежду, насколько мог, чтобы не прерывать процесс и принялся гладить его пульсирующий член и яички. Удовольствие приятно растекалось по нашим телам. Я слышу, как дыхание моего титана становится все более сбивчивым. Мы не торопимся, у нас ещё много времени. Он снимает с меня футболку, делает это так искусно, что я не замечаю этого. Затем на пол опускаются мои шорты с нижним бельём и мы стоим плотно прижавшись друг ко другу. Он гладит меня и играет с моим членом: то полностью возьмет его вместе с яичками и слегка сдавит, то отпустит и растирает смазку по головке члена. рассказы эротические От чего по моему телу разбегаются наэлектризованные мурашки. Они разносят приятные ощущения.

Я глажу его член. Моя поясница вся в его смазке. Он медленно двигается, чем создаёт трение. Мои поглаживания его довольно крупных яичек дарят ему не менее приятные чувства. Он наклоняется к моему уху и проводит языком за ним. Из-за этих чувств, которые наполняют меня, мои ноги становятся ватными. Я уже не в состоянии стоять. Он берет меня на руки и я обхватываю его за шею, наши губы встречаются в страстном поцелуе. Неровности на одной губе Ивана из-за шарма, как приправа к основному блюду, придающая ему именно тот оттенок, который раскрывает его. Мы перемещаемся из предбанника. Точнее, он переносит меня. Садит на скамейку.

Я понимаю, что мне сейчас нужно как-то выскользнуть для того, чтобы подготовится к тому, что я хочу. Но в тоже время я не хочу говорить Ивану об этом. Я хочу сделать подарок что ли, или приятно удивить.

Пришлось сказать, что я хочу в туалет. И я пулей вылетаю из бани.

Возвращаюсь уже подготовленный. В бане стоит приятный аромат каких-то трав. Иван стоит спиной ко входу, намыливая голову. Я подхожу сзади и начинаю гладить его по спине, размыливая пену. Спускаюсь к ягодицам, нежно и в тоже время как бы прощупывая каждую из них. Прижимаюсь к нему и делаю тоже самое но только уже на его груди. Его обмякший член быстро возвращается в состояние готовности. И я уже сам горю от желания припасть к его члену, чтобы почувствовать, как он заполняет меня. Мой анус приятно свербит в ожидании проникновения. Но я не спешу. Мне нравится эта игра. В такие моменты я имею возможность не только насладиться прикосновениями но и тем, как из жёсткого и непоколебимого зверя, мой титан превращается в саму нежность.

Одной рукой я соскальзываю промеж его ягодиц. Он продолжает мыть себя сверху, как бы не обращая никакого внимания на происходящее. Но я прекрасно знаю, что под этим олимпийским спокойствием кипит лава.

Он берет ведро воды и окатывает им нас. А вода холодная. Дыхание от возбуждение и от такого контраста вместе с сердцем на какое-то время замирают. Адреналин усиливает все чувства и так находящиеся на пике возбуждения. Сейчас у меня такое возбуждение, что коснись моего члена и я просто взорвусь от количества спермы.

Иван разворачивается ко мне лицом, и страстно целует. Сначала в губы. Потом его язык проникает внутрь. Он отстраняется, смотрит мне в глаза. «Как же я люблю этот его взгляд». Этот взгляд хищного зверя, готового разорвать любого, кто посмеет встать у него на пути, но вместе с тем такого нежного и ласкового. Он целует меня в шею несильно покусывая. «Как же приятно» — томно выдыхаю я. Он встаёт. Приоткрывает мой рот, слегка надавив на подбородок и вставляет свой член. В какой-то момент он уже нанизывает мою голову держа её руками.

Эти хлюпающие звуки, член в моем рту, возгласы наслаждения Ивана от каждого моего действия я чувствую, что уже почти кончил. Спускаю руку к своему члену.

— Даже не думай об этом — слышу его голос. Строгий и властный. Я подчиняюсь. От напряжения в моих яйцах возникает приятный зуд.

Я чувствую, как головка его члена набухла. Обе руки сжимаются на моей голове. Знаю, что за этим последует. Пытаюсь насколько могу расслабить горло. И вот он с силой вгоняет свой член до основания. Мой лоб плюхается об его лобок. Мой титан издав свой страстный рык начинает изливаться. Я пытаюсь глотать, но не выходит и сперма стекает по моим губам и по подбородку.

Он гладит меня, зарываясь в мои волосы содрогаясь в оргазмических конвульсиях. Когда его член начинает опадать, он снова присаживается. Стирает сперму с моего лица и целует мои припухшие губы.

— Ты просто бесподобен — выдыхает он мне в лицо.

«Блин, а мне как быть? Яйца лопнуть готовы» — мысленно сетую я и снова делаю попытку разрядиться вручную. Он перехватывает мою руку.

— Я тебе сказал не трогать.

Его слова меня убивают. Они звучат плеткой по живому. Я готов разрыдаться от этой несправедливости. Но его глаза полны нежности. Он наклоняется к моему уху проходит я языком, тычась в самую его глубину. От этого моё тело снова покрывают мурашки.

— Я хочу сделать это сам — шепчет на ухо и возбуждённо вздыхает.

Поражаюсь тому, как он способен за какие-то секунды изменить тембр голоса, выражение лица и взгляд. Словно два разных человека со мной. С одной стороны меня это всегда пугало, потому что я никогда не мог понять, что от него ждать, но с другой стороны, это притягивало меня к нему, как магнитом.

В ответ на его слова, я криво улыбнулся. Не знаю почему так. Наверно потому что ещё не прошло чувство досады. Он кладёт меня на лавку на спину и наливает себе на руку какую-то жидкость. Парную моментально наполняет нежнейший аромат каких-то трав. Он растирает руки и начинает свой разбег. Его руки охватывают мою шею и слегка сдавливая, он делает массаж. Несильное чувство удушья, лёгкие поглаживания, нежный аромат. По венам с новой силой кипятком разливался адреналин. Руки Ивана спускаются ниже к моим соскам, несильно пощипывая. От приятных импульсов я заёрзал на лавке.

А он смотрит на меня, не сводит взгляд, словно считывает каждую мою эмоцию. Это помогает ему в точности определять, как и где мне нравится.

Одна рука плавно массирует область пупка, а вторая занята моими яичками. Приятная гамма новых ощущений плавно растекается по телу. Он спускается к моим ступням и когда он начинает делать массаж, терпеть я больше не мог. Это было неописуемо приятно. «Бл*ть, он просто бог» — пролетает мысль в моей голове.

Он чувствует каждую мою часть тела, как свою. Он знает каждую точку, куда и как нужно надавить. Каждое его действие не лишено смысла и дарит улётные чувства и ощущения. Он скульптор, а я глина и он ваяет.

Я извиваюсь под его руками. Закрываю глаза. Обстановка вокруг меня отвлекает. Его руки снова возвращаются к моему члену и «о святые угодники, сука, о*уеть бл*ть». На меня накатывает такая волна чувств, что голова начинает идти кругом. «Б*ять, как же это классно — минет. Особенно, когда его делает любимый человек». Его язык двигается по уздечке, соскальзывает вниз. Потом возвращается и член утопает в его мягком рту. И каждый раз, когда он так делает меня накрывает. Я готов орать от тех чувств, которые меня наполняют. Но из моего рта вырывается лишь стоны и всхлипы. Я выгибаюсь. Я готов уже кончить. Но нет, мой зверь-сексмучитель, резко вынимает мой член изо рта и сдавливает его.

— Ну нет. Так быстро я тебя не отпущу.

И снова этот хищный взгляд охотника, настигнувшего свою добычу.

Он переворачивает меня на живот. Подкладывает полотенце, чтобы возбуждённый член не передавился твёрдой лавкой и продолжает свои томительные пытки.

Я чувствую, как большой палец моей правой ноги погружается ему в рот и пи*дец, я начинаю буквально кребсти лавку ногтями. Я едва сдерживаю крик. Никогда не думал, что на ступнях такая чувствительность. От такого кайфа снова кружится голова, всё тело дрожит, как осенний лист на ветру. Это просто бесподобно. Я его хочу. Хочу, чтобы он вошёл сразу, на всю длину, грубо и жёстко. Я уже готов на всё.

Мой второй палец на другой ноге подвергается такому же истязанию. Электрическими разрядами наряду с оргазмом неописуемые чувства и ощущения разносятся по телу. От того, что нельзя закричать от приятных чувств, я начинаю скрипеть зубами и тяжело дышать.

— Б*ять, что же ты со мной делаешь? — Взмолился я уже не имея мочи терпеть этой пытки. — Войди скорее. — Я едва нахожу силы, чтобы свесить с лавки нижнюю часть своего тела. Сейчас я стоять точно не смогу. Таким образом, моя дырочка становится для Ивана более доступной. Он берёт какой-то флакон и наносит себе на пальцы.

— Нужно подготовить тебя к первому входу. — Поясняет Иван.

— Нет. — Останавливают я его руку. — Никакой подготовки. Я хочу, чтобы ты вошёл сразу, грубо, жёстко и на всю длину.

Иван смазывает свой член по всей длине. Он у него уже стоит или не падал. Я не знаю. Приставляет к моей дырочки и несильно упирается, как бы прицеливаясь. Обхватывает меня крепко. Я уже чувствую, как начало раздвигаться моё колечко.

— Малыш, будет больно. — Прошептал он мне на ухо.

— Я знаю. — Я обхватил его за голову, чтобы плотнее прижаться к моему любимому.

— Будет очень больно и я могу порвать тебе твоё очко без подготовки.

— Сделай, как я хочу. — В эти слова я вложил максимум серьёзности, на которую только был сейчас способен. И в знак своих намерений я как кошка силой впился тем, что было ногтями в его голову. Ему было больно, я знаю. И я был готов, что могу за эту дерзость получить увесистую пи*дюлину. Но нет. Очередная демонстрация незыблемого спокойствия. Он берёт полотенце и закрывает им мой рот.

Как только полотенце коснулось моих губ, резкая адская боль пронзила меня внизу. Это пи*здец. Я сорвал голос сразу же. И хорошо, что Иван закрыл полотенцем мой рот, а иначе дед бы точно был бы уже здесь. Да что дед, весь аул бы сбежался. «Сука, дебил. На*уя ты на это напросился» — метались мысли от невыносимой боли, словно раскалённое железо вошло в меня, а не член.

— Прекратим? — В полуобморочном состоянии слышу его голос. Из глас моих ручьём текли слёзы. Кажется, что я прокусил полотенце. Возбуждение, адреналин, боль, осознание того, что во мне мой любимый человек, всё это смешалось в огромное торнадо.

— Нет — промычал я сопровождая свой ответ отрицательным движением головы.

Мне невыносимо больно и вместе с тем о*уительно приятно. Этот тот самый момент, когда боль начинает приносить удовольствие.

Картина просто маслом. Я загнут раком на лавке. Можно сказать зажат между молотом и наковальней. Сзади просто огромный мужик. Рот закрыт полотенцем и прижат его ручищей. Я ору, реву, но сука не хочу останавливаться.

Иван замер. Но я так не хочу. Я его слегка подталкиваю. Убираю руку с полотенцем. Боль стихла и сменилась наслаждением.

— Не останавливайся, прошу. — Он начинает плавно двигаться. Его головка приятно давит на что-то там внутри меня и приятные чувства брызгами растекаются по мне. Я руками держусь за лавку слегка подрагиваю от движений Ивана. Он нежно загоняет в меня свой член. Я положил голову на лавку. Мне просто невыразимо приятно. Стон при каждом его входе вырывается с моих уст.

Он гладит мою спину иногда сильнее надавливая. «Как же мне хорошо» — охрипшим голосом выдыхаю я.

Иван наклоняется к моему уху и проходится языком по нему. Мои сладострастные стоны разносятся по бане. Он выходит. Разворачивает меня к себе лицом. Кладёт спиной на лавку, закидывает мои ноги себе на плечи и резко со всего маху влетает в мою разработанную попку.

«Ах» — выдыхаю я и выгибаюсь от новой волны чувств. Кажется в этот момент я забыл кто я, где я и как меня зовут. Из моего члена начинает вытекать мутноватая жидкость, сопровождая это острыми и приятными чувствами. Я беру в руки свой член...

— Убери руки. — Раздаётся голос Ивана. Вместе с этим новый жёсткий вход до основания.

«Б*ять» — срывается с моих губ. От этого движения мой член резко вздрагивает и капли стекаемой из моего члена жидкости падают мне на лицо. Иван наклоняется и слизывает их.

Он начинает двигаться быстрее и буквально во всю уже долбит меня. Член словно разбрызгиватель заляпал всё вокруг.

Баню вновь наполняет рык моего зверя он падает на меня облокотившись руками об лавку. Его тело содрогается накачивая мой зад спермой. Я могу видеть, как на его лице отображаются эмоции абсолютного восторга. Чувствую, как внутри меня пульсирует его член, выплескивая свое содержимое в недра моей попы. Он тяжело дышит. Открывает свои глаза. Целует меня. Берет мой член в руку, начинает снова двигать тазом и дрочить мой член. Пара движений и я готов. Иван выходит из меня и погружает мой член в свой рот. «Ах, как это прекрасно. Б*ять, да это о*уительно». Он вставляет два пальца мне в дырочку и надавливает на какую-то точку. Из разработанной попы, создавая щекочущее чувство стекает сперма. Разносятся хлюпающие звуки. Я на вершине блаженства. И всё, я чувствую, как проваливаюсь в бездну оргазма. Моё тело напрягается, я вздрагиваю и член начинает обильно извергаться. Иван полностью погрузил мой член себе в рот. И мне хорошо. Мне очень хорошо. Такого я ещё не испытывал. В моих глазах меркнет. Я парю в невесомости. Нет ни единой мысли. Нет ничего, только я и то, что я сейчас чувствую. Это очень и очень приятно. Мне не хватает воздуха. Сколько пребывал я в таком состоянии, я не знал. В мир реальный меня вернули руки моего любимого. Он стирал слезы с моих щёк и улыбаясь смотрел на моё благостное выражение лица.

Я поднимаю просто до невозможности отяжелевшие руки и обхватываю моего любимого титана.

— Ваня, как я тебя люблю. — Я смотрю на него и не могу насмотреться. — Спасибо тебе за такой секс. — Говорю шепотом, потому что голоса нет. В заднем проходе приятно саднит.

Иван садит меня на лавку.

— Ты как? Ничего не болит?

— Ваня — я расплылся в улыбке — ты просто бесподобен. Ты самый лучший.

— Я рад, что тебе понравилось.

Он покрывает моё тело поцелуями мне немного щекотно. — Давай мыться. — Это всё, на что мне хватает смелости. «Почему я не могу сказать, как сильно люблю этого паренька? Мне не хватает силы духа озвучить эти слова. Всё, что я могу, это проявлять свои чувства. Я без сомнения могу сказать, что люблю его. Но я понимаю, что не смогу ему об этом сказать. Сказать так, как это сказал он мне».

Мы смываем с себя следы нашей страсти, а мне не дают покоя мои мысли. Ещё каких-то несколько часов назад, я был уверен, что у меня нет никаких чувств к Ефиму. Но как быстро всё меняется. И сейчас я не мыслил дальнейшей жизни без этого человека.

Он смотрит на меня и улыбается. А я стою и пускаю слюни. Я наслаждаюсь этим зрелищем. Мы зашли в дом. Старик сидел за накрытым столом.

— Фимка, поди дров наколи.

Ловлю не понимающий взгляд. Пожимаю плечами.

— Мне с Иваном поговорить нужно. Ступай.

Ефим удалился. И после того, как старик услышал звуки раскалывающихся дров, он жестом указал мне, чтобы я сел за стол. Он пристально смотрит на меня. Я вижу смешение чувств. Не знает, как начать разговор. Но я уже понимаю о чем он будет.

— Говори, как есть. — Начал я. Давая понять старику, что знаю о чем будет разговор.

— Не я вам судья. — Он вздохнул и покачал головой. — Но то что у вас, это не правильно. Так не должно быть. — Он прервался.

— Но так есть и другого не будет. — Этими словами я чётко обозначил свою позицию.

— Да будет тебе — от махнул рукой в знак банальности моих слов — ты о парне подумал? Когда по деревне поползет молва, ты понимаешь, что с ним будет? Ты-то укатишь в свой город, а ему тут жить... — Он специально прервался на этой мысли.

— Мы решим этот вопрос. — Я, уже собрался уходить.

— Как же решит он — как бы вслух рассуждал старик — ты свои-то не можешь решить.

— Я, сказал, что решу, значит, решу.

— Это ещё не всё. Ты здоров и полон сил. В моей помощи более не нуждаешься. У меня не гостиница.

— Я тебя понял. — Я резко встал, чтобы пойти собрать вещи. Хотя понятия не имел, куда мне идти.

— Сядь на место. Понял он. — Взгляд из-подлобья. Я вернулся за стол. — Валентина приходила, пока вы мылись. Я её расспросил. Есть несколько брошенных домов. Хозяева умерли, новых не нашлось, вот и пустуют. Она ждёт тебя сегодня. Покажет дома. — Старик улыбнулся. — Эх, Валька, такого мужика упустила.

Я не понял последние слова, точнее к чему они были сказаны, да мне это было и не интересно.

— Спасибо!

— Ступай уже.

ГЛАВА 4

(Возвращая память)

К Валентине я отправился сразу же после нашего разговора со стариком. У выхода из дома меня встретил полный непонимания взгляд Ефима.

— О чём говорили? — Он воткнул топор в пень.

— О моём отдельном проживании.

— Ну так в этом есть свои плюсы.

— Ага. Только мне нужно сходить к Валентине. Она владеет информацией о том, какие дома пустуют. Думаю, пройтись по всем вариантам. — Я подошёл к калитке. — Ты пойдёшь со мной?

— Это наверно будет лишним. — Ефим подошёл ко мне. — Тем более, я уверен, что ей ничего не светит. — Он ехидно улыбнулся. Я ответил ему своей кривой улыбкой, которая больше походила на оскал и надел маску.

Я ещё довольно долго стоял у двери Валентины, не решаясь войти. Я ведь прекрасно знал, что как только за мной закроется дверь, она сразу же накинется на меня. И я был уверен, что даже моё изуродованное лицо не будет ей помехой. И будь у меня иной выход, я бы никогда не переступил порог этого дома. Но делать было нечего и я постучал. Дверь долго не открывалась. Были слышны быстрые шаги. Когда дверь распахнулась, на её пороге вся сияющая и благоухающая дешёвым парфюмом стояла, а точнее позировала Валентина. Делала она это неумело, от чего создавала больше отталкивающее впечатление, нежели притягивающее.

— Я по вопросу поиска дома. Макар Ефремович сказал, что вы владеете информацией по этому вопросу.

— А Иван, это вы? — Она произнесла это так, словно была очень раздосадована тем, что пришёл я, а не кто-то другой. — Я не ждала вас так скоро.

«Ну, ну. Я вижу, как ты не ждала» — мысленно рассуждал я.

— Так что по сути моего вопроса.

— Да вы проходите, Иван, чего стоите в пороге.

В этой ситуации я ощутил себя тем, кто входит в клетку к тигру.

— Я бы хотел управиться до темна.

Она скорчила кислую мину. Скорее всего ожидала явно другого ответа. В доме было очень чисто, я бы даже сказал, что стерильно и судя по всему, эту чистоту навели буквально только что перед мои приходом.

— Куда ж вы так торопитесь, Иван?

— Вещей много переносить нужно — соврал я и кажется, что она догадалась. — Просто не люблю откладывать дела на потом, да и старик меня поторапливает — решил я исправить ситуацию.

— Ну коли вы так говорите, пойдёмте, но учтите, Иван, — она подняла указательный палец в верх и направила его в мою сторону, от ужина в моей компании, вам не отвертеться.

— От ужина, пожалуй, я и сам не откажусь.

Она хищно улыбнулась и взяв связку ключей, мы пошли смотреть мои новые апартаменты.

Ходили мы часа два. Остался ещё один дом, который стоял почти у самой реки. Его терасса уже немного покосилась и местами прогнили доски, но сам дом был в идеальном состоянии. Уже вечерело и от реки начал подниматься пар. Картина просто завораживающая. Я остановился на этом доме. Он хоть и находился поодаль от деревни, но мне так наоборот лучше. Валентина искренне удивилась моему выбору. В этом доме из всех предыдущих не было электричества. Провода оборвали местные мужики на метал. Но как бы там ни было, Валентина вручила мне от него ключи.

— Не забывайте Иван... Ужин...

— А вот чтобы не откладывать в долгий ящик, давайте сейчас и отужинаем. — Тем более, что я уже довольно сильно проголодался.

— Ну что ж, тогда идёмте ко мне. Стол уже накрыт.

«Ну кто бы сомневался?»

— Подскажите, Валентина, а где я могу взять доски для ремонта и к кому обратиться, чтобы мне провели электричество.

— А это к Андрею Петровичу, он у нас мужик рукастый. Пилорамой руководит. Думаю, вы сможете с ним договориться. — Она смерила меня взглядом. — Ему руки рабочие нужны. А у вас с этим, я смотрю, всё в порядке.

Я снова оказался в клетке тигра. Стол и правда был накрыт на две персоны. Разве, что только свечей на столе не хватало.

Сели за стол.

— А вы вкусно готовите, Валентина. — Решил нарушить я молчание, не отрываясь от тарелки. Она всё это время безотрывно смотрела на меня пожирающим взглядом.

— Спасибо. — Попробуйте вот этот салат. — Она поставила ближе ко мне тарелку.

— Вас не смущают мои шрамы на лице?

— О нисколько. — Она улыбнулась. Но лучше бы она этого не делала. — Поверьте, это придаёт вам некий шарм. Скажите, Иван, а вот та мелодия, которую вы играли, она ведь кому-то посвящена?

И снова внутри что-то словно екнуло, словно задели какую-то струну души.

— Почему вы так решили?

— Я в своё время увлекалась музыкой и кое-что понимаю. Такую музыку играют для тех, кого любят.

От этих слов мне стало как-то не по себе. Что-то внутри защемило до боли. Это говорило о том, что Валентина была абсолютно права. Но увы, всё оставалось только на уровне чувств и ощущений. Никаких образов или имён. Это меня очень разозлило, что отразилось на моем лице.

— Я наверно пойду. Спасибо за ужин, всё было действительно очень вкусно.

— Иван, простите меня, я не хотела... — Она была готова расплакаться.

— Валентина, вы тут совершенно не причём. — Я довольно быстро обулся и поспешил уйти. — Действительно, всё было хорошо. — И тем не менее, её вопрос всколыхнул мои ощущения. От этого щемящего чувства внутри в области сердца мне стало не по себе. Такое чувство возникает, когда ты расстаешься с дорогим тебе человеком. И расстаешься здесь вряд ли будет уместным, скорее оставил или бросил, или забыл... Терминология сути не меняет... Мои мысленные терзания прервал чей-то голос, который явно обращался ко мне.

— Что тоже не дала?

Я смотрю на того, кто меня окликнул. Понимаю, что лицо знакомое, но где я его видел, вспомнить не могу.

— Не в этом дело. — Начинаю я диалог, хотя сам не понимаю для чего.

— Фёдор. — Он протягивает руку. Я отвечаю на приветствие. Его рука очень твёрдая и шершавая от физического труда. Крепкое рукопожатие.

— Иван. Так, по крайней мере назвал меня дед Макар.

— Да мне в принципе накласть, что у вас там с Валькой. Просто я видел, как ты сегодня пацанов раскидал. — Он неоднозначно замолчал

— И?

— Судя по твоей комплекции ты боец. Хочу с тобой спарринг.

Я смерил его взглядом. Судя по всему, он тренировался и поддерживает форму. Я усмехнулся.

— Я не всё помню, потому боюсь или зашибить тебя или не оказать должного противостояния.

— За себя я не беспокоюсь. Предлагаю до первой крови, так сказать.

Я ещё раз окинул его взглядом. «Да, это тебе не шпану раскидывать. Видно, что мужик подготовленный. « Он явно не хотел просто так сдаваться и был нацелен на поединок.

— Хорошо. Где и когда?

— Здесь и сейчас.

— Идёт. Цель?

— Если я выиграю, то ты больше не прикрываешь пацаненка. Если ты выиграешь, Валька твоя.

«Сдалась мне эта страшила кривозубая?» — а вслух сказал:

— Согласен. — За Фимку порву любого. Я снял футболку и шлепки. Фёдор последовал тому же.

Встали с стойку. Долго томить его я не стал. Начал атаковать первым. Начал с прямого левой, хоть и был правшой. Но я знал, что так будет не удобно моему противнику. Тем более, что я встал таким образом, как будто собирался атаковать правой.

Это создало эффект неожиданности и Фёдор пропустил удар в солнечное сплетение и когда от этого он нагнулся я нанёс удар коленом с лоб. Но он предвидел это и блокировал его. Быстро оправившись от моей атаки, Фёдор провел серию отводов моих ударов и нанёс свои. Пару, тройку я пропустил. Последний из которых был снизу в челюсть. От этого у меня закружилась голова, помутнело в глазах и я опустился на одно колено. Острой болью отдалось в голове. Я слышу голос: «... синяки, я никогда раньше не видел их на твоём лице... хотите кулаки почесать, милости прошу, в зал... ты давно это умеешь... «. И тут словно яркой вспышкой осветило мои тёмные уголки памяти. Я вспомнил, что я умею и как я умею. Все мои знания о том, что я мастер спорта моментально проявились, будто я и не забывал ничего вовсе.

— Сдаёшься? — Почти ликуя произнёс Фёдор?

— Ни*уя. — Я поднялся на ноги.

— Спецназ? — Спросил я.

Удивление на его лице.

— Как догадался?

— Знаю.

В предвкушении своей победы, Фёдор сделал резкий шаг и попытался провести характерную атаку. Но он даже начать её не успел. Я делаю движение ему на встречу, перехватываю его руку. Быстро встаю в нужную позицию, совершаю удар, от которого голова Феди приподнимается, открывая мне доступ. Сгибаю указательный и средний пальцы и наношу удар в кадык.

В этот момент знакомый голос звучит в голове: «... если это выйдет за эти стены... «. Я понимаю, что если бы я завершил этот удар полностью, то просто убил бы его. Слышу сдавленный кашель Феди. Но не отступаю, надо отбить раз и навсегда у него желание со мной драться.

Быстро приближаюсь. Наношу несколько ударов в грудь руками. Какие-то проходят, от каких-то он успевает закрыться. Тяжело дышит. Движения стали более медленными. Я наношу несильно два удара один в висок, второй в область сердца. Но не вкладываю в эти удары и половину силы. Ему лишь больно. В завершении мой коронный двойной удар руками в грудь. Здесь я уже нанёс удар с большей силой.

Два метра полёта и рваные раны на спине. Итог завершения моих ударов.

Я медленно подхожу. Уверен, что после такого он уже не поднимется, а не то чтобы драться. Ловлю на себе его испуганный взгляд. Протягиваю ему руку. Помогаю подняться.

— Чувак, — хрипит он — ты крут. Дважды мог упаковать меня в ящик. — Завистливый взгляд скользнул по мне. — Где учился?

— Если бы я помнил. Но тебе большое спасибо. Твоя встряска кое-что помогла мне вспомнить. — Я пожал ему руку. — Сам дойдёшь?

— Ага.

На этом мы разошлись. Шёл я уже в приподнятом настроении. Часть памяти вернулась. И теперь я мог начать поиски. Мастеров спорта и победителей в смешанных единоборствах не так много. Осталось только добраться до компа.

Когда я вошёл во двор к старику, Ефим сидел на лавке у дома. Он облокотившись о стену, дремал. Я сел на лавку рядом с ним. Уже успело стемнеть, а потому переезд откладывается на завтра.

Ефим открыл глаза.

— Ну как сходил? — Он уронил свою голову мне на ноги и растянулся на лавке.

— Очень удачно. Завтра утром я переезжаю в свой дом. Потом пойду на лесопилку работать. Надо дом немного подлатать, да обустраиваться тут как-то.

— А как мне быть... — было не понятно, то ли он спрашивает у меня, то ли рассуждает в слух — может мне пожить с тобой? — Ефим состряпал такую отрешенную мордашку, которая сейчас смотрела на меня.

Я опустил свою руку и прошёлся по его волосам. Он прикрыл глаза и издал звуки удовольствия.

— Это тебе выбирать, хочешь ли ты жить со мной.

— Хочу с тобой. Когда ты рядом, мне спокойно. Мне хорошо с тобой.

— Ну вот и отлично. Завтра перенесём вещи. Правда там нет электричества и требуется небольшой ремонт.

— Ничего, мы справимся.

— И ещё, я могу научить тебя, как постоять за себя. — Наверно эти слова вызвали у Ефима обиду или злость, не знаю, но он внутренне как-то напрягся. — Ведь я не смогу быть постоянно рядом с тобой. — Пояснил я.

— Ваня, — он расплылся в своей чарующей улыбке — какой ты у меня хороший. — Он сделал паузу. — Пошли скорее спать. — Хитрый взгляд. — Я тебя хочу.

— Дед не спит — указал я на свет в его окне.

— Мы тихо. Да и я уверен, что он уже давно всё понял.

Ефим обхватил меня сзади, закинув ноги мне на пояс и мы пошли в комнату.

— Ты ужинать будешь? — Спросил меня Ефим, когда мы зашли в комнату.

— Нет, я у Валентины поел.

Дверь в комнату закрылась и Ефим сползая с моей спины снял с меня шорты и трусы. Он ловко просунул руку между моих ног и начал перебирать яичками и членом. Пару раз прошёлся языком по моим ягодицам и закрылся лицом между ними сделав глубокий вдох. Член начал набухать. Ефим зашёл спереди и оголив головку, прошёлся круговыми движениями. Потом погрузил его полностью себе в рот, уткнувшись носом в мой живот.

Стоять и удерживать равновесие при таких ласках было уже делом не простым. Мы переместились на кровать. В считанные секунды мы оказались без одежды. Ефим лёг на кровать на спину и свесил голову. Поняв его намёк я немного присел и вогнал свой член до основания в открытый рот. Мои яйца плюхнулись об его нос. «Офигеть» — выдохнул я и опустился к члену Ефима. Кончил он первым. Он всегда кончал быстро. Я принялся долбить его по самые гланды, как говорится. Острое чувство зарождающейся волной в океане страсти выплеснулось в виде моей спермы и сдавленного звука. Я попытался выйти, но Ефим обхватил меня за ягодицы и начал сам насаживаться на мой содрогающийся член. Я лишь издавал звуки наслаждения и наслаждался тем как мой член извергая струи спермы, скользил во влажных недрах моего любимого Ефимки.

Он проглотил всё и продолжал облизывать мой член, пока он не начал опадать.

Ефим развернулся и лёг лицом ко мне. Я всё ещё опирался локтями о кровать. Когда он занял это пространство — между мной и кроватью, я несильно придавил его своей массой. Он обхватил меня за голову и прижался.

Слова были не нужны, мы молча лежали и наслаждались послевкусием.

Сколько мы так пролежали было не известно, но я почувствовал, как руки Ефима сползли с меня и он тихо засопел. Я прилёг рядом и погрузился в сон.

На утро с первыми петухами, мы упаковали свои немногочисленные пожитки. Старик провожал нас во дворе. У калитки я остановился.

— Дед, если нужна будет помощь... в любое время дня и ночи... как меня найти ты знаешь.

Мы с Ефимом вышли. Краем глаза я заметил, как старик нас перекрестил, за что я произнёс слова благодарности.

— Это ты кому? — Удивился Ефим. Потому как с его стороны это выглядело, как слова в пустоту.

— Старику.

— За что? — Не унимался он.

— За благословение.

Ефим обернулся и увидел старика. Его губы шевелились.

— Но как ты... ?

— Профессиональная привычка. — Автоматом выдал я.

— Ты что-то вспомнил?

— Есть не много, но это не о том, кем работал. Это вырвалось само по себе.

***

— Ну ты и забрался в самую даль. — С неким негодованием произнёс Ефим, когда мы подошли к дому.

— Мне нравится. Вдали от посторонних глаз. Тихо и спокойно.

Скрип входной двери. Запах застоявшегося и нежилого пространства. Ефим осмотрелся.

— Прямо дом с привидениями.

— Ты пока обустраивайся, а я пойду на лесопилку, устраиваться на работу. — Я оставил вторую связку ключей Ефиму и вышел из дома.

На работу меня приняли очень быстро, даже не смотря на то, что у меня не было документов. Андрей Петрович оказался мужиком открытым, но строгим. Всегда улыбался открыто и искренне. И его не смущало даже то, что зубы у него были вкривь и вкось. В общем человек жил постоянно на позитиве, от того и выглядел лет на десять моложе своих шестидесяти. Небольшая полнота при его росте лишь при давала ему статности.

— Андрей Петрович, у вас ещё одного места не найдётся?

Он с неким недоверием, искоса на меня посмотрел. Потом снова улыбнулся.

— Есть. — Коротко ответил он. — За кого хлопочешь?

— За Ефима.

Его глаз округлился, то ли от удивления, то ли от непонимания.

— Вадимкин сын что ли? — Уточнил он.

— Именно так.

Петрович смерил меня взглядом. Наверно пытался понять, как я с этой, прослывшей на всю деревню дурной семьёй связан. Пребывая в своих раздумьях, Петрович покачал головой. Мы шли по лесопилке с ознакомительной экскурсией, так сказать, и когда я спросил за Ефима, Петрович резко, словно наткнулся на стену остановился.

— Хм, — он прислонил указательный палец к своим губам, что создавало впечатление, будто он пытается удержать слова — ты первый и единственный, кто похлопочет за него. И мне интересно, что связывает вас?

— Если коротко, то я жизнью ему обязан.

Петрович аж поперхнулся. Видимо ожидал любого ответа, но не такого. Он словно оттаял и мы двинулись дальше.

— Парень он шебутной и с норовом...

Петрович многозначительно замолчал.

— С ним проблем не возникнет.

— Хорошо — выдохнул он — приходите завтра оба. И не опаздывайте.

Это меня очень радовало. Думаю, Ефим тоже будет рад. Теперь у него появятся свои деньги и это даст парню некоторую независимость. Зарплата, конечно, не аховая, но с голоду не помрем, да и Петрович обещал подсобить с пиломатериалом.

У Петровича я узнал, как мне подключить дом к электричеству, он кому-то позвонил. Потом сказал, что на этой неделе подключат...

В общем жизнь налаживалась. Домой я пришёл в приподнятом настроении, что не осталось не замеченным Ефимом. По пути обратно, я зашёл в местный магазин, где не остался без внимания продавщицы — женщины лет за тридцать, но выглядела на все сорок пять. Дешёвая косметика вдобавок к этому неумелое наложение макияжа и Фредди Крюгер бежит в страхе.

Ефим накрывал на стол.

— Как сходил?

Хотя я уверен, что он уже знал ответ.

— Хорошо. Завтра на работу. — Я выдержал паузу. — Оба.

Ефим замер.

— В смысле? — Непонимающий взгляд.

— Ты меня извини, но я попросил Петровича устроить тебя в одну смену со мной, бригада, правда другая, но зато в одну смену.

Ефим плавно опустился на стул. По смятению в его глазах, я не мог понять, рад он или зол.

— Ну ты уже скажи что-нибудь...

— Я... просто не могу выразить это словами... — Ефим уставился на меня своими глазами.

— Что? — Думаю, ну капец, испортил всё настроение парню. Ведь мне всё ещё не были непонятны его эмоции.

—... как же мне несказанно повезло с тобой. — Его глаза заблестели.

— А я уже думал, что ты разозлился. — Облегчённо выдохнул я.

— Просто мне немного неловко от того, что ты проявляешь обо мне такую заботу, а с другой стороны, ты ведь знаешь, какая слава о нашей семье по деревне ходит...

Ефим прервался. По его лицу было видно, что ему неловко. Я бы даже сказал, что стыдно.

— Вот и покажешь им, что они все ошибались. — В ответ он лишь улыбнулся. — Ладно, давай обедать — перевёл я тему — надо баню привести в порядок. Я займусь ей, а ты постелью и спальней.

— Ага. — Он положил бутерброды на тарелку и поставил на стол.

Я только сейчас заметил, что стол застелен скатертью — «наверно где-то здесь нашёл». Я осмотрелся. Всё было вычищено и вымыто.

— Ты молодец. Как всё вычистил. И стол скатертью застелил.

Мы принялись за свой небогатый обед. Если молча, потому как каждый успел изрядно проголодаться.

После обеда решили поваляться на скрипучей панцирной кровати. Точнее, я настоял, потому что было явно видно, что парень устал. После обеда, он хотел заняться спальней, но я увлек его на кровать по предлогом сделать расслабляющий массаж.

Ефим лёг на живот и я принялся гладить его спину. Помассировал шею, ключицы. Помял лопатки. Плавно перешёл на ягодицы. Во время массажа, Ефим издавал звуки, которые свидетельствовали о наслаждении.

Спускаясь по ногам, я принялся делать массаж ступней. И в какой-то момент, его звуки наслаждения сменились тихим посапыванием. Я плавно опустил ногу и прикрыв его одеялом, пошёл заниматься, баней. Но первым делом нужно было нарубить дров. Дом, как и баня были сырыми и их нужно было протопить.

К вечеру баня уже была готова. Хотя двери в парную имели щели, но мыться там было можно. Я её хорошо протопил и натаскал воды. Потом затопил печь в доме. Но она начала дымить и весь дым пошёл в дом. Ничего не смысля в печных делах, я пытался раздуть огонь вдувая туда воздух из своих лёгких. Дым вырываясь обратно щипал глаза, лез в горло. Я кашлял, чихал, из глаз градом лились слёзы, но печь не хотела разгораться.

Меня прервал смех Ефима. Особенно сильно он закатился когда я на него посмотрел.

— А я подумал мы уже горим.

— Да никак не получается разжечь её.

Ефим молча подошёл и подтянувшись на цыпочках открыл задвижку. Дым моментально направился в трубу и в печи показалось пламя.

— Вот блин... — Не без некоторой досады произнёс я.

— Что ту скажешь — деловито задрав нос пролепетал Ефим — городской житель.

— Пошли помоемся. Я уже подготовил баню. Там, правда, ещё нужно доводить её до ума, но на первое время сойдёт.

Мы помылись и улеглись сдвинув кровати вместе. Нам обоим не спалось. Я вплотную придвинулся к Ефиму.

— Малыш, я хочу тебя.

Он резко развернулся и жадно впился в мои губы. Так лежать на этих кроватях было не удобно и я перевернулся на спину, увлекая за собой Ефима, не отрываясь от его чувственных губ.

Он немного приподнялся, чем открыл доступ к моему члену, куда незамедлительно запустил свои руки. Прорисовав дорожку языком через соски он поиграл языком с головкой, подводя им по кругу. Что вызвало ответную реакцию моего члена, как впрочем и всего меня. После чего он вобрал весь член. Его нос упёрся в мой живот. Минет в его исполнении был похож на симфонию. Он был всегда бесподобен. И я был готов кричать от радости и удовольствия. Собственно, нас уже ничего не стесняло в этом вопросе и мой голос наполнял весь дом. Я уже был на пределе, когда Ефим отстранился от моего члена.

— Хочу сесть на него. — Пояснил он обхватив член, уперев его в кольцо своего ануса.

Я решил поменяться местами, хотел тоже подразнить его, ну и заодно достать смазку. Но его рука твёрдой ладонью упёрлась мне в грудь.

— Не вставай...

— А смазка?

— Я хочу так попробовать.

И вот моё плотно сжатое кольцо раздвигает головка моего самца. Я совершаю круговые движения, чтобы с одной стороны расслабить мышцы, а с другой позволить немного проникнуть члену внутрь. Возникает чувство жжения. Но я не останавливаюсь. Меня это даже заводит. Я чувствую, как член миллиметр за миллиметром проникает в меня. Мне немного больно. Но это приятная боль. Она заводит меня до умопомрачения. Я плавно погружаю член Вани. Вот его головка уже вошла. Я чувствую, как она плотно сжата мышцами моего ануса. Мне просто охренеть как приятно, не смотря на острую и жгучую боль. Она нисколько не мешает, а наоборот только обостряет чувства. Я чувствую каждую неровность на члене моего любимого.

Он не двигается, не хочет причинить боль. Видимо по моему выражению лица, думает, что мне больно. Но мне очень приятно.

Я наклоняюсь к нему, целую, сползаю к уху.

— Тебе не больно?

— Нет, малыш, мне очень приятно.

— Мне тоже.

Я хотел спросить Ефима о том, не хочет ли он взять смазку, но он положил палец мне на губы.

Он продолжал медленно садиться на мой член, что дарило мне просто невыразимые чувства и ощущения. Каждое движение, будь то в бок или вниз, дарили мне острые приятные чувства. Минимум смазки усиливало этот эффект. И теперь я мог убедиться в этом сам, когда Ефим полностью погрузился мой член в свою попку.

— Бл*ть, сука — выдохнул он томно — просто офигенно.

Я обхватил его за талию и плотнее прижал к себе. Он снова взвыл от удовольствия, извергая все возможные эпитеты матерного содержания. Этот неспешный секс, с едва уловимыми движениями дарил нам обоим ни с чем не сравнимое чувство. Малейшее движение и брызги из глаз в виде абсолютной эйфории, словно бесчисленное количество мелких зарядов разбегались по всему телу и внутри его.

На какое-то время мы оба замирали, чтобы сполна насладиться каждым моментом, каждым чувством наполнявшим наши тела. Потом снова едва уловимые движения. Ефим рычал, мурлыкал, кричал. Ему вторил мой стон.

Больше я не могу терпеть этой пытки. Я сгребаю Ефима. Встаю с ним с кровати, держа его на руках. Кладу на стол на спину, закидывая его стройные ноги себе на плечи. Он пристаёт на локтях, таким образом, его ягодицы и Спина в подвисшем состоянии. Обхватываю его за талию и с силой начинаю раз за разом выгонять член в его узкую попку. Каждое моё движение сопровождается диким рёвом.

«Сука, как же мне хорошо. Я просто на седьмом небе от экстаза. Главное, чтобы, как и в прошлый раз не отключиться». Резкие движения моего зверя во мне, зарождают цунами в моих яйцах, которое неожиданно начинает выплёскиваться из моего члена в виде стекающей из него струйки спермы. Держаться на руках нет сил, я падаю спиной на крышку стола. Тот издаёт жуткий скрип. Я кончаю, сперма вытекает из моего члена, Иван ускоряется, приближаясь к апогею своего оргазма. Это феерично; я кончаю довольно долго, точнее не долго, а не так быстро, потому что не помогаю руками, но этот затяжной и ни с чем не сравнимый оргазм... От этого внутри чувство приятной заполненности, оно приносит невыразимые чувства. В этот момент к моим оргазмическим воплям присоединяется вторым голосом рык Ивана. Резкий вход и я чувствую, как пульсируя во мне его член извергается спермой.

Стол издаёт предсмертный скрип и буквально складывается подо мной. Благо у Ивана хорошая реакция. Он успевает меня подхватить. Его член звонко чавкая вылетает из моей попки, разбрызгивая сперму по полу.

Глядя на всю эту картину со стороны, нас охватывает дикий хохот. Мы идём мыться повторно. Завтра рано вставать. Утренние тренировки, завтрак и на работу.

«Как же кардинально изменилась моя жизнь с появлением в ней Ивана» — размышлял я, намыливая своё тело. И я не мог не отметить того факта, что уже давно не был на своей поляне. «И удивительное во всей ситуации было тем, что если бы каждый из нас не оказался в нужное время в нужном месте, два человека сгинули бы и их даже никто бы и не нашёл. Вот тебе и верь, не верь в высшие силы»...

— Фим, — выдернул меня Иван из моих мыслей, — а у вас есть в деревне доступ в интернет?

— Есть. На почте пару компов стоит с выходом в сеть. А тебе зачем?

— Хочу информацию кое-какую поискать.

— Вспомнил что-то? — Я не мог скрыть резко нахлынувшего на меня волнения, что не осталось для Ивана не замеченным, так как мой голос едва задрожал.

— Я тебе потом расскажу. И мне завтра надо будет ещё в дом культуры зайти, с Валентиной переговорить. В эту субботу же представление там будет, надо сходить.

— Хорошо. Я буду ждать тебя дома.

«Вот за что я люблю этого парня больше всего, так это за то, что он не устраивает мне сцен ревности, хотя мог бы. И я это в нем ценю.»

Вечером, после работы я пошёл на почту, заплатил за час интернета и приступил к поиску. Ввёл «чемпионы... «. На мониторе отобразилась искомая информация. Перелистал несколько сайтов. Ничего толкового не было. Но на одном из сайтов сбоку выскочило объявление «Разыскивается пропавший чемпион Борец Илья Викторович». «Значит моё имя Илья» — мысленно рассуждаю я. Но внутренне я никак не реагирую на это имя. Я его не чувствую и не ощущаю своим. Далее, вслед за этим текстом выплывает Моя фотография. Нажимая на это объявление, я ожидал увидеть всё, что угодно, но только не то, что там было.

Оказывается это объявление говорило о том, что меня разыскивают спецслужбы из-за тройного убийства в поезде. Далее следуют фотографии убиенных. А я смотрю на них и совершенно их не помню, я вообще не помню, чтобы находился в поезде.

Углубляясь в свои поиски, там же я наткнулся на Сергея Павловича Железных — это, как я выяснил из описаний ниже являлся моим тренером...

Страх и непонятная тревога на какое-то время завладели мной. Я сидел в полном оцепенении и читал о жестоком убийстве. «Я их убил? Но зачем? Почему?» — Пронеслось в моей голове. Ну и разумеется о возвращении в ближайшие годы не могло идти и речи. Я уже закрыл страницу сайта и удалил всю историю.

— Ну что, нашёл, что искал? — Услышал я голос Ефима за спиной?

Внутри что-то ёкнуло, защемило и отозвалось ноющей болью в груди.

— Не то, на что рассчитывал. А ты чего не дома? — Решил сменить я тему.

— Решил домой забежать, да матери по хозяйству помочь.

— Это хорошо, ты тогда иди домой, а я схожу с Валентиной переговорю.

Мы разошлись каждый в свою сторону.

Когда я пришёл домой, Ефим уже накрыл на стол и ждал меня. Было уже поздно. Мы быстро поужинали и легли спать. Ефим придвинулся своей попкой ко мне и плотно прижался. Я обнял его и снова погрузился в свои мысли, а точнее страхи. И самый главный страх заключался в том, как об этом сказать Ефиму? Ведь когда-нибудь это всё равно всплывёт и лучше уж пусть он узнает сейчас от меня и даже, если после того, как всё узнает, не захочет оставаться, я не стану его удерживать. Понятно, кто захочет жить с тем, кто убил троих человек. От этих мыслей где-то внутри, у самого сердца защемило. Я боялся потерять единственного человека, который был сейчас ближе всех на этой планете. И сейчас я осознавал, всю ценность Ефима и его присутствия в моей жизни.

Я хотел, точнее хочу рассказать ему о том, что мне стало известно, но я не знал, как начать разговор.

— Ты чего так тяжело дышишь? — Нарушил тишину Ефим.

Я освободил его от своих объятий и сел на край кровати. Моя голова налилась свинцом и я положил её на руки, облокотив их о свои колени.

— Я не знаю, как тебе сказать, но я хочу, чтобы ты это узнал от меня, потому как всё равно всё станет известно. — Я не знаю, какие сейчас мысли родились в голове Ефима, скорее всего о том, что ко мне вернулась память а нам надо расстаться.

Я почувствовал, как он обнял меня сзади и наклонился к уху.

— Я с тобой до самого конца, чтобы ты мне не сказал. — Прошептал он мне на ухо.

Я нервно хмыкнул.

— А как ты будешь ко мне относиться, если я тебе сказу, что я собственными руками убил троих человек? — Я замолчал в ожидании реакции парня. Но его объятия не ослаблялись ни через секунду, ни через десять, ни через минуту. Он молчал и только сильнее прижался ко мне.

— Ты знаешь, я думаю, что ты защищался. Просто я видел много раз, когда ты мог причинить любому из тех, кто тебе грубил вред, но ты проявлял просто железную выдержку. Ты не можешь быть убийцей, я это знаю — он прервался и поцеловал меня в шею — я это чувствую.

— Самое худшее во всём этом, что я ничего из того, что там произошло не помню и вернуться сейчас я тоже не могу, так я в федеральном розыске.

— Ну во всём этом есть и хорошая сторона...

— Ага. — Я развернулся к Ефиму лицом и поцеловал его в губы. — Ты даже не представляешь, как я боялся того, что после того, как я тебе расскажу об этом, ты уйдёшь.

— Я буду любить тебя любым. Я же тебе об этом говорил — он прервался, погрузившись в воспоминания — или нет?

От того, что реакция Ефима не оправдала моих ожиданий и его слова меня успокоили. «Господи, как же я люблю этого парня». Это я осознал только сейчас, когда большинство людей просто бы ушли и потом ещё сдали бы полиции. Однако, Ефим верил в мою непогрешимость и это меня успокаивало. И я осознал насколько он ценен для меня.

— И что тебя совершенно не пугает мой поступок?

— Нет. — Ответил он даже не задумываясь. — Я уверен, что ты никогда просто так не причинишь человеку вреда и уж тем более не убьёшь, если для этого не будет очень веской причины. Потому что ты уже столько раз мог мне врезать и я не однократно тебя провоцировал, но ты демонстрировал просто незыблемое спокойствие. Человек с такой стальной выдержкой не может быть жестоким убийцей...

— Фимка, как я тебе благодарен. Ты мой самый любимый человек. — Я пожурил его снежные волосы.

— Ого, вот это да. — Он произнёс это так, словно сильно удивился и обрадовался одновременно. — А я уже думал, что никогда не услышу этих слов.

— Ах ты мелкий... — я сгреб его в охапку и несильно придавил своим весом — ... провокатор.

Смех Ефима разнесся по дому. Такой звонкий и заразительный. А я всё смотрел на то, как его уголки губ забавно поднимаются вверх.

Его руки выскользнули из-под меня и он обхватив меня за шею, поцеловал.

— Давай спать. Завтра рано вставать. Тренировки никто не отменял. — Мы обнявшись улеглись.

— Вань, скажи, а как твоё настоящее имя? Хотя нет, не нужно. Пусть останется таким.

Он ещё поерзал по кровати и мы уснули.

ГЛАВА 5

(Воспоминания)

На тренировках мой нежный зверь превращался в строгого и беспощадного тренера. Это были два разных человека и я никогда не обижался на него за это. Он безжалостно тянул мне связки, нагружал физически, заставлял сотни раз отрабатывать один и тот же удар или комбинацию, доводя её до автоматизма. Я по началу откровенно просил пощады, но ни уговоры ни мои слёзы, не могли повлиять на его решение. «Малыш, ты меня прости, за то, что я груб с тобой на тренировках, но так надо. Я понимаю, тебе больно, но эта боль необходима — она сделает тебя сильнее и выносливее» — бывало после тренировки он говорил нежно меня обнимая. И вся моя злость на него улетучивалась. Бывало и так, что он нёс меня на руках, когда я просто падал от бессилия. Да и себя он нагружал не меньше моего, даже больше. Я садился ему на плечи и он приседал, на каждой ноге по отдельности. Я бил его дубиной, которую он для, этого специально подготовил. «Не понимаю, как такое можно выдержать». Бывало мои нервы в такие моменты сдавали: «Ну как можно, откровенно говоря, дубасить дубиной любимого человека». И первое время я плакал как маленький ребёнок, я просил, нет я умолял его прерваться. Но он терпеливо поднимал меня на ноги, вручал эту биту и всё продолжалось. Когда заканчивались эти пытки под названием тренировки, Иван сам нёс меня в баню и сам мыл меня, потому что у меня не было сил даже стоять, не говоря уже о том, чтобы идти. И каждый раз в процессе этих каторжных тренировок, я ненавидел его как заклятого врага. Но та нежность и та забота, которую он проявлял после, уничтожали всю мою злость под ноль. И я не устаю удивляться этому контрасту его натуры. Как в этом человеке могут одновременно уживаться столько противопоставлений. Но самое, что просто выбило меня из колеи, так сказать, в хорошем понимании, так это тот концерт, на который мы с дедом Макаром были приглашены. Я помню, волновался, потому мироприятие уже началось, а Ивана всё не было. Все места постепенно были заняты. Людей столько пришло, что мест не хватало и они разместились в проходе. Основной свет погас и сцену озарил свет. На сцене, перед микрофоном стояла женщина. Она объявила, что будет читать стихи Есенина. И по залу понеслась музыка. Но самое интересное меня ожидало впереди, когда занавес поднялся и в центре сцены осветили рояль, за которым сидел Иван. Я сидел на первом ряду и не мог ошибиться. В белом фраке «где они его взяли?» за чёрным роялем сидел мой титан. В таком образе он предстал впервые и от увиденного я потерял голову. Я не мог оторвать глаз. Этот фрак ему очень шёл. И я не мог не удивиться тому, что ОН играет на рояле. Никогда бы не подумал, что эти ручищи могут двигаться так плавно, извлекая такие мелодичные звуки. Мелодия говорила о любви, да песня, которую исполняла эта женщина, явно на это указывала. Как я узнал потом это был романс. Потом были ещё мелодии. И женщины, да и некоторые мужчины плакали, а Иван играл, нет, он не играл, он рассказывал о своей жизни, и многие в этом образе узнавали себя. Да чего там греха таить, я со стариком тоже прослезился. Я просто сидел с открытым ртом и не моргая смотрел на Ивана и влюблялся в него всё больше и больше. А когда, после концерта, он сказал, что последняя мелодия была для меня, я снова как ребёнок расплакался. Я был рад, нет, я был бесконечно счастлив и сейчас, уже по прошествии времени, возвращаясь в прошлое, я понял, что ради всего этого стоило жить.

Шло время и мои слезы от боли в мышцах и костях высохли, я уже сам начал втягиваться в процесс. Некоторые комбинации мы уже отрабатывали в паре. Но были и тёмные пятна в нашей жизни, одно из которых постоянно и систематически повторялось. Иногда бывало так, что у Ивана могла заклинить рука или пальцы. Они просто ни с того, ни с всего переставали на некоторое время двигаться, потом всё проходило. Иногда, по его словам, в ушах мог резко возникнуть резкий свист, как от колёс поезда. Разговор с нашим местным врачом ни к чему не привёл. Она сказала, что необходимо обследование и если нужно, она выпишет направление. «Однако, более углублённые исследования и анализы потребуют денег» — пояснила она. Но Иван отказался, потому что сейчас ему нельзя было показываться на людях.

Ну и разумеется, пророчество деда Макара сбылось — по деревне поползли слухи о нас с Иваном, правда, никто открыто не осмеливался говорить, а нам было накласть. Мы были счастливы и мнение окружающих нас не интересовало. И сейчас, вспоминая события за весь прошедший год, хочется рассказать ещё о двух знаменательных событиях, которые изменили мой внутренний мир. Пожалуй, начну с того, как однажды я пришёл домой. Нужно было натаскать воды, да и матери по дому помочь. Мать при моем виде всегда плакала. Она не могла нарадоваться на моё преображение и её совершенно не волновали те сплетни, которые расползались по деревне. Вот и сейчас она сидела на веранде и смотрела, как я ношу воду. Тут в калитку вваливается отец, разумеется бухой в тло.

— Что делает этот гомосек в нашем доме? — Заревел во всю свою пропитую глотку отец.

Зимой он сломал ногу и сейчас ходил на костыле. Нет, в нем он больше не нуждался, но так он жалостливее выглядел, от чего сердобольные люди наливали ему рюмочку другую.

Вот и сейчас он стоял возле калитки и покачивался, облокотившись о костыль, пытаясь удержаться на ногах. Я не обращая внимания, продолжил носить воду. Проходя мимо него с вёдрами, я почувствовал удар по спине. Потом раздался хруст и дужка от костыля полетела вперёд меня. Костыль разлетелся в дребезги. Было ли мне больно? Не особо, за этот год тренировок Иван научил меня выдерживать куда большую боль. Я лишь обернулся. На лице отца было полное замешательство. От удивления, он аж дышать перестал. Конечно, он ожидал совершенно другую реакцию. Раньше я боялся физической расправы с его стороны и потому приходил, когда его не было дома и старался также уйти. Сейчас же, я боялся, что могу ненароком зашибить его.

А как я отреагировал на его выпад? Да никак. Этот поступок с его стороны — это агония бессилия. Мать тут же подскочила к нему и принялась хлестать его ладошками. «Ты чего это старый *... * — не стеснялась она в эпитетах — творишь?» Он её сильно ударил и она упала. Вот тут моё терпение закончилось. Я мог стерпеть с свой адрес любые слова и побои, но за мать порву любого, даже его.

Я поставил ведра и влепил ему такую пощёчину, что он плюхнулся на землю, вывалившись за ограду. Почему пощёчину? Во-первых, удар не настолько сильный, чтобы что-то повредить, а во-вторых, это очень оскорбительно, гораздо больнее удара кулаком. Эту боль куда тяжелее заглушить.

Я наклонился к его уху

— Ещё раз мать тронешь и я тебе все руки переломаю.

Я помог подняться матери. Потом вылил последние ведра воды. Батя всё ещё лежал на земле и даже не предпринимал попыток подняться. Я подошёл к нему и помог ему подняться.

— Ты извини, бать, — я отряхнул его от грязи — я мог стерпеть твои побои, но мать... — я прервался. Дальнейшие слова были не нужны. И тут я не на шутку испугался. Отец весь затрясся. Я уже думал, что зашиб его не рассчитав силы. Но когда я посмотрел на него, по его щекам текли слёзы. От моего сердца отлегло. Он крепко обнял меня. Наверно понял, что сын его стал настоящим мужчиной, даже не смотря на то, что он гей.

Слезы отца меня сильно удивили, ведь до этого дня отец лишь раз показал скупую слезу, на похоронах своего отца. А тут просто, как ребёнок.

Чтобы в тот момент между нами не произошло, но после этого он бросил пить и снова начал работать. Ведь он был печником от бога, а в деревне это на вес золота.

Второе событие произошло не задолго, до ситуации с отцом. Я возвращался с работы и думал над тем, чем бы сегодня разнообразить наш ужин и вечерний секс после тренировок. Да, сейчас у меня уже хватало сил и на это. Мои мысли прервал голо Пети.

— Я слышал, что наша Ефимка под Ванюшу легла?

Как же давно я его не видел и ещё бы столько же не видеть. Сейчас он вышел из проулка со спины. Словно караулил меня. Я стиснул зубы и сжал кулаки. Но не от его слов, а от того, чтобы удержать себя и не размазать его прямо тут.

У меня не было никакого желания с ним разговаривать. Но я знал, что этот так просто не отстанет. Можно было бы отпи*здить его за все мои обиды, но Ваня запретил мне драться. Можно было только в качестве защиты.

— Петя, отъе*ись. Я не хочу даже говорить с тобой.

— Ты че это о себе возомнила, сучка? — Он быстро подошёл ко мне со спины и взял за плечо. Резко рванув, он хотел развернуть меня к себе лицом. Но я быстро скинул его руку. От того, что она не встретила должного сопротивления, он по инерции отшатнулся. В этот момент я резко развернулся и толкнул его. Выпучив свои испуганные глаза, он плюхнулся на свою пятую точку.

Вскочив на ноги, он с яростью в глазах рванулся ко мне. Хотел нанести удар в челюсть. Я без труда отвёл его, давно изученный удар. Второй рукой схватил его за горло, сделал шаг навстречу ему и подставил ногу. Он снова оказался лежащим на земле с придавленным горлом. Попытался вырваться. Но предсказывая дальнейшие его действия, я просто быстро поднялся на ноги и отошёл от него. Он снова поднялся, но уже не стал бросаться. Наверно понял, что я уже не тот Ефимка, которым он меня постоянно видел. Он стоял, ничего не предпринимал. Наверно с одной стороны был удивлён, а с другой — боялся, потому как понял, что наскоком ему меня «взять» не получится. Однако, уязвлённая гордость взяла вверх и он собрав пальцы в кулаки, сова ринулся на меня.

Конечно, одно дело отрабатывать удары на груше или в паре и совершенно другое дело уличная драка. В ней нет договорённости, кто куда и в какой последовательности будет бить. Никто за ранее не предупреждает об ударе. А непрофессиональные драчуны опасны тем, что их удары совершенно непредсказуемы, но вместе с тем отсутствие поставленного удара лишает его всякой силы.

Несколько ударов я всё же пропустил, но Пете досталось больше и если у меня была разбита губа, то у Пети, помимо губы, во всю кровил нос. Мы стояли уже немного измотанные нашим боем. Всё лицо и одежда в запёкшейся крови. Никогда не думал, что настоящий бой так изматывает. Я бился за свою честь, а Петя за свою уязвлённую гордость, как мне казалось, но я сильно заблуждался на этот счёт.

И вот он снова бросается на меня с кулаками. А я не пойму, чего он такой злой, что ему от меня всё это время нужно? Почему он постоянно ко мне цепляется? Драться сил уже почти нет, но надо стоять до конца. Я отвожу одну руку, от второго удара уклоняюсь и чтобы он не смог снова нанести удары просто делаю шаг навстречу и блокирую его, крепко обхватив его. Так ещё обычно обнимаются, когда давно не видятся закадычные друзья. Разумеется он пытается вырваться. Дергается словно в предсмертной агонии. Я запинаюсь и мы как столбик падаем заваливаясь на бок. Больно до жути, но я понимаю, что моё положение неудачное и если я сейчас его отпущу, то для меня это плохо закончится. Поэтому я только сильнее сжал руки. «Лежат два парня на полянке и обнимаются» — картина маслом. От осознания этой картины со стороны на меня буквально нападает дики ржач. Понимаю, что от смеха моя хватка слабеет и Петя вот-вот высвободится от моего захвата, но остановиться не могу. Петя высвобождается и начинает меня колотить, куда придётся. А мне бля смешно до слёз. Сил у него уже не так много, мне не больно, но в какой-то момент мне начинает надоедать это и я врезал ему в челюсть. Удар пришёлся так удачно, что его отбросило и он упал на спину. Я медленно поднялся. Петя тоже попытался резко вскочить на ноги, но у него не получилось. Видно, всё же я сильно приложился и он сейчас словно пьяный пытался подняться. Наконец ему это удалось. Он снова попытался продолжить драку.

— Петя, а тебе какого х*я от меня надо бл*ть? Ты чё до меня дое*ался?

Он опешил от моего вопроса и остановился, словно его ледяной водой окатили. Замерши, как статуя, он глазел на меня, а я не мог понять, что с ним происходит.

— Потому что я люблю тебя сука? — Проревел он во всю глотку.

И пиз*ец, вот тут меня перекрыло. Любит он. Я от злости сжал кулаки аж до боли в суставах.

— Любишь, б*ять говоришь... — я сделал шаг на встречу к нему — а где ты был со своей любовью, когда Федя на поляне меня дрочил? Где, сука, ты был со своей любовью, когда вы пи*дили меня всей компанией ради развлечения почти каждый день? А где твоя любовь была, когда я был на реке? — Я сделал ещё один шаг к нему. Пальцы просто свело от боли. — Засунь свою любовь себе в жопу.

Я не знаю, что в тот момент удержало меня от того, чтобы не ё*нуть ему со всей силы в челюсть. Наверно я просто побоялся сломать её ему. Поэтому я просто развернулся и хотел уйти, да хрена то там.

— Я испугался. Понятно тебе. — Снова орал он во всю глотку. — Да я с трусил, что если узнают о моих чувствах к тебе просто за чморят.

Я развернулся. Ну нет бы уйти, просто прожевать, выплюнуть, перешагнуть и пойти дальше, но нет, обида, годами копившаяся во мне была сильнее голоса разума.

— Я понимаю, очко заиграло от страха. Но ты поступал по-ублюдски, когда принимал участие во всех издевках надо мной. И сейчас ты говоришь, что всё это потому что любишь меня. Б*ять, Петя, лучше бы ты этого не говорил. Потому, что если раньше мне было плевать на тебя, то сейчас, б*ять, я тебя просто ненавижу. И мне интересно, на что ты рассчитывал? Что я после стольких лет издевательств буду плакать от счастья у тебя на гуди? — Я не дал ему ответить, да и меня совершенно не интересовало его мнение. — Лучше не попадайся мне на глаза, а то я за себя не ручаюсь.

Он попытался отобразить какую-то эмоцию на лице, но кровавая масса, успевшая запечься на его лице не дала это сделать.

— Я добьюсь тебя любым способом — выкрикнул он и приблизился ко мне — чего бы мне это ни стоило.

Эта фраза стала последней каплей в чаше моего терпения. Месил я его жестоко, как он тогда меня у реки. Он пытался уворачиваться, пытался подставлять руки. Но во все свои удары я вкладывал каждый момент, всплывающий у меня в памяти, который вызывал у меня злость. Остановило меня лишь то, когда Петя рухнул на землю как подкошенный. В этот момент я сильно испугался, буквально впал в оцепенение. «Что делать?» — крутилось у меня в голове. Я мог его оставить тут и вряд ли кто-то потом что-либо мог сказать, потому что нас никто не видел. «Но тогда чем я лучше него, если так поступлю, если сейчас поддамся страху?» Я громко выругался и подошёл к Пете. Пульс есть, значит, просто вырубил его одним из ударов. Бросать я его не стал, всё же какой-никакой, но человек. Друг? Вряд ли. Этот образ уже растворился во мраке боли и злости. Сейчас он был для меня обычным человеком. И я скорее боялся за себя, нежели за него. Что обо мне подумает Иван, когда узнает, что с одной стороны я поддавшись своей злости, устроил драку, а с другой — бросил человека. Потому, взяв его за руки и взвалив себе на спину потащил домой.

Каким-то мне удалось дотащить это бесчувственное тело до дома, где мы с Иваном жили. Конечно, я всю дорогу думал о том, что скажет обо всём этом Иван и я очень боялся, что он перестанет меня учить и что ещё хуже прогонит. Однако, последствия того, если бы я его там бросил могли бы быть хуже. Да и к тому же всё-таки не последний человек он для меня.

Уже подходя к дому, я изрядно вымотался, сил не было даже стоять. Я услышал скрип калитки. И я уже приготовился к тому, что сейчас Иван увидит, всё поймёт и таких пи*дюлей мне вломит, неделю костями срать буду. Но он не сказал ни единого слова. Даже в лице не переменился. Осмотрел меня, потом Петю.

— Сам подняться сможешь?

Я кивнул.

— Давай, пошли домой, помыться надо и раны обработать нужно.

Он поднял Петю и мы пошли в дом. Больше всего в этой ситуации меня убивало абсолютное спокойствие Ивана. Ни единого намёка на раздражение или нервозность. Он вёл себя так, словно для него это обычное дело. И я никак не мог уловить в его интонациях злится он или просто хорошо маскирует свои эмоции. И эта неизвестность меня просто бесила.

Иван расположил Петю на диване, который стоял в обеденной зоне. Осмотрев и ощупав его, он вернулся ко мне. Я сидел за столом, подпёрши голову руками. Она просто гудела, как пчелиный рой, который разворошили.

— Малыш, нужно помыться. — Он слегка коснулся моего плеча.

«Б*ять, да ты хоть наори на меня, что ли. Так хотя бы я буду понимать твоё состояние» — мысленно изливал я своё негодование. Я молча встал и мы пошли в баню.

— Не переживай, с ним всё будет хорошо. Голова будет сильно болеть. — Пояснил Иван, когда в пороге я обернулся, чтобы посмотреть на Петю.

Иван, просто непрошибаемый, я не переставал удивляться его выдержке. «Он вообще когда-нибудь нервничает, или психует? Но лучше не проверять границы его терпения, потому что знаю, когда терпение у таких людей достигает предела, потом их просто не остановить. « Он с присущей ему нежностью и аккуратностью смывал с меня запёкшуюся кровь. Меня так мать никогда не мыла. А я смотрел в его глаза безотрывно и не моргая. Что я хотел в них увидеть? Я и сам не знаю. Наверно мне было бы легче, если бы он просто накричал на меня или дал подзатыльник. Но он просто смывал с меня следы побоев. Это молчание меня убивало.

— Вань, извини... — Я не смог продолжить дальше. Но и молчать я тоже не мог. Это ещё хуже, чем пи*дюлина.

Его взгляд спокойный и ровный. «Его наверно даже полиграф бы не прочёл» — почему-то сейчас скользнула у меня мысль.

— Не хочешь рассказать подробности?

Я опустил голову. Всё тело ломило, ссадины щипало от мыльной пены и воды. Голова по ощущениям была раза в три больше реальной. А что я мог рассказать?

— Вань, я честно пытался уйти. Но он просто не отставал. — Мой голос дрожал. Мне было стыдно и обидно, что я пообещал Ивану не драться... — Вань, я не хотел...

Он молча слушал мои всхлипы и оправдания

— Я не об этом, а о причине. — Он уловил мой непонимающий взгляд. — Следы крови у него разной степени запёкшести. Значит, что-то произошло уже после того, как основная часть драки была завершена... — Я выдержал паузу. — Расскажешь?

Я долго не решался говорить об этом... Мне было стыдно, и до невозможности обидно.

— Он сказал, что любит меня. Понимаешь, б*ять, любит сука. — Новая волна эмоций наполнила мня и я сорвался на крик. — А то, что столько лет издевался надо мной, он списал всё на свой страх. И вот тут меня просто мыкуло. Вань, я просто озверел. Обида и злость, которая скопилась за годы она просто выплёскивалась как лава наружу... — Иван не перебивал меня, а молча слушал, пока я закончу извергать эпитеты. А из меня лилось, как из рога изобилия. — Понимаешь, я бы мог пропустить оскорбления мимо ушей, даже его тупые шуточки, но это, Вань, это было выше моего терпения. — Наконец-то я выдохся и замолк.

— Ты хорошо поступил, что не бросил его там.

«Охренеть, он меня ещё и хвалит. Я вообще-то пи*дюлину ожидал, а не похвалу» — Мысленно возмутился я, но я понимал, что ругаться ему сейчас, да и вообще нет смысла.

— Вань, — я набрался всей смелости, на которую был только способен, — ты... — я прервался, следующие слова застряли у меня в горле и я никак не мог их озвучить.

— Говори уже, коли начал.

Никогда не думал, что для того, чтобы сказать слова, означающие своё признание будет так тяжело произнести.

— Вань, ты не бросишь меня?

От осознания всей этой ситуации у меня увлажнились глаза. Ещё дно мгновение и я бы точно разрыдался. «Блин, так гадко внутри я себя ещё никогда не ощущал». И вроде бы Иван не ругает, ничего не говорит в укор мне, даже интонации доброжелательные, как если бы мы просто разговаривали, но я не могу посмотреть ему в глаза. Мне так стыдно.

На мой вопрос, он лишь улыбнулся и пожурил мою гриву.

— Фим, то, что ты устроил драку на улице, хотя её можно было не устраивать, это не хорошо. Но я понимаю, все мы живые люди, у все у на есть нервы и терпение, которому рано или поздно приходит конец, особенно, если тебя вынуждают. И пусть эта ситуация послужит тебе уроком на будущее.

«Я не об этом спрашивал». — Мысленно возмутился я, но озвучивать эти мысли я не стал. Сейчас не то время, когда нужно наглеть. Я лишь виновато посмотрел Ивану в глаза.

— И нет, малыш, я тебя не брошу.

Видно, прочитал в моих глаза мои мысли. И после того, как я облегчённо выдохнул, он снова улыбнулся...

— Но завтра двойная нагрузка на тренировках.

— Б*яять. Вааняя. Я так и знал, что где-то спрятался подвох...

— Ну а как ты думал, ошибки нужно отрабатывать...

Мы вернулись домой. К этому времени Петя начал приходить в себя. Я отправил Ефима спать, а сам сел у стола напротив дивана, так, чтобы видеть Петю.

— Ну что очухался? — Спросил я, когда он начал оглядываться по сторонам. От моего голоса он резко повернул голову в мою сторону и подскочил. От этих движений голова отозвалась болью, потому как на лице незамедлительно отобразилась гримаса боли. — Не нужно резких движений. — Ловлю его взгляд на дверь, потом на окна. Ищет пути отхода. — Дверь отрыта, тебя никто не держит. — Поспешил я успокоить его. На что он сразу же подскочил на ноги и направился к двери. Но у него закружилась голова и он успел упереться о стену, чтобы не упасть. — Давай помогу.

— Не надо. — Злобно сквозь зубы процедил он.

Но это скорее от боли в челюстях, нежели от самой злости. Он сделал ещё пару шагов и начал сползать по стене. Я мигом оказался возле него. Попытавшись его подхватить, наткнулся на агрессивное сопротивление. Конечно, я мог воспользоваться своим превосходством в силе, но решил, что он должен сам захотеть, чтобы ему помогли. Поэтому я убрал руки, но был готов в любой момент подхватить его. Ждать мне почти не пришлось, так как его попытка подняться на ноги ничем хорошим не увенчалась и он просто упал. Я не стал ждать приглашения и подхватил его. Отнёс обратно на диван. Судя по плавающему взгляду сотрясение мозга точно. Он попытался «побрыкаться», но в таком состоянии у него я это очень плохо получалось.

— Н-да, сильно же Ефим тебя помял... Это ж как надо было его разозлить, чтобы он такое с тобой сделал? — Этот вопрос я задал скорее для того, чтобы он подумал над ситуацией, нежели что-то отвечал.

— Не трогай меня...

Петя как-то резко замолк, потому как по нему было видно, что он ещё хотел что-то сказать, но резко прервался, стиснул зубы и от напряжения в челюстях покраснел. И честно, я немного заволновался, думал, что ему становится хуже, но когда в его промежности начало мокреть одновременно с этим он злобно и в тот же момент как-то жалобно выдохнул: «Суукаа». Я понял, что он обмочился. Либо у него уже была такая проблема, либо это от сотрясения. И пацан реально заплакал от своего бессилия и от стыда. Оно и понятно. Хорошо, что на диване лежала клеёнка под покрывалом.

— Раздевайся. — Петя попытался было возразить, но я встал в полный рост перед ним, а так, как я был раздет до пояса, то все мои мышцы были ему отчётливо видны. Он понял, видно, что если бы я захотел, то давно бы уже силой заставил его раздеться. Его мокрые от слёз глаза скользнули по моему торсу. А кода он увидел мой взгляд, то начал стягивать с себя мокрую одежду. Ему больше не понадобилось ни единого слова.

И вот на свет явилось ещё одно пособие по анатомии. Единственным отличием между Ефимом и Петей на тот момент, когда я первый раз увидел его без одежды, было то, что у Пети одежда была не настолько изношена.

Парень явно стеснялся, тому как нехотя стаскивал с себя одежду. Ну понятное дело, не каждый день перед терминатором раздеваешься, да ещё перед тем, кто является соперником. Его лицо точно залилось краской и это можно было бы увидеть, если бы оно не было залито кровью.

Он медленно стянул с себя мокрые трусы и прикрыл свои скукоженные причиндалы. «Жалкое зрелище» — я мысленно усмехнулся, но внешне не подал виду. Я протянул ему халат. Всё же, как интересно меняется человек под гнётом различных обстоятельств. Вот ты сильный и уверенный в себе, тебе кажется, что весь мир открыт перед тобой, ты всё можешь и ничто не может тебе помешать на пути к твоей цели. Но одно событие настолько мизерное и ничтожное по временным рамкам, произошедшее в твоей жизни и она меняется кардинально и только сильные люди выходят из таких событий не то, чтобы победителем, но хотя бы не утратив своей чести.

— На, вот, возьми. — Он почти рывком выхватил у меня халат и поспешил его надеть. Я указал ему на тапки. — Надевай и пошли отмоем тебя. — Читаю в его взгляде смешение эмоций от страха, до не понимания. — Не боись, сам будешь мыться, я только рядом постою, для подстраховки. А то мало ли голова закружится упадёшь, убьёшься. Не хватало нам тут еще трупов для полного счастья.

Петя плотно запахнул халат, словно он был бронированным и посмотрел на меня с каким-то недоверием. Мы зашли в баню, я сел в предбаннике на скамейку, а Петя пошёл мыться.

— Дверь не закрывай, что бы мне не ломать её, если что с тобой случится. — Но ничего не лучилось и Петя спешно помылся. Видно, он понял, что никто не собирается его тут гнобить или ещё чего, потому как, сейчас он уже немного расслабился и даже халат не стал запахивать так туго, как сделал это первый раз. — Вон там возьмёшь ведро, тут стиральный порошок, застираешь свои вещи и повесишь на этой верёвке, к утру они высохнут.

— А я, что до утра здесь останусь?

Мне не были понятны его интонации в вопросе. То ли он сожалел, что останется, толи чего-то боялся, толи не хотел снова встречаться с Ефимом.

— Ну если хочешь, можешь пойти домой, тебя никто не держит. — Парень понял, что сморозил глупость, и направился в дом за своими вещами. Он пошёл стирать, а я решил устроить себе вечернюю пробежку. — Фима, я на тропу. — В ответ тишина. — Да ладно, не претворяйся спящим, я знаю, что ты не спишь. Не поубивайте друг друга тут. С этими словами я вышел.

***

ПЕТЯ

Я принялся стирать своё обоссанное бельё. «Б*ять, стыдно до жути. Это ж надо было в самый неподходящий момент случился очередной приступ. Это теперь пи*дец, хоть вешайся Фимка полюбому всем рас*издит». За своими мыслями и действиями я не заметил, как на скамейку, которая стояла на террасе дома сел Ефим. Я не знаю, как долго он там сидел. Он молча наблюдал за моими манипуляциями до тех пор, пока я его не заметил. «Сука, как не хочу его сейчас видеть. Раньше я просто жил с мыслью о том, чтобы увидеть его, караулил его везде, но сейчас...»

— Ты что обоссался что ли?

Я молчал. Не знал, как отреагировать. Послать его матом не вариант. Я не мог понять с какой целью он завёл этот разговор. Скорее всего захочет поглумиться над моим падением и непременно отомстить за все мои косяки.

— Ну беги, расскажи об этом всем... — А сам чуть не рыдаю от стыда. Едва сдерживаю обиду, комом подступившую к горлу. Хорошо, что стою к нему почти спиной и он не видит моего лица. Ещё не хватало разреветься.

— Не ссы, всё, что происходит в этих стенах, в них же и остаётся. Хотя в своём случае это проблема.

После этих слов он рассмеялся. «Сука, ещё и ржёт. И тем не менее, мне нравится его смех. И как же давно я не слышал, как Ефим смеётся. Его смех такой чистый и открытый и пусть сейчас он смеётся надо мной, мне всё равно приятно его слышать. Но от осознания того, что он никогда не будет со мной где-то в груди защемило и стало невыносимо больно. Нет не физически. На душе стало так погано... Бл*ть какой же я дебил. Надо было плюнуть на этого Федю... «. И пи*дец, я больше не смог сдерживаться, слёзы просто полились сами по себе. И всё бы осталось незамеченным, если бы от этого у меня не заложило нос и я не шмыгнул им пару раз.

— Петя, ты чё там ревёшь что ли? Тебе воды что ли не хватает, так там в ёмкости ещё есть.

«Вот она жестокая плата, за все мои издевательства. При том, что ему ничего и делать-то не пришлось. Я в полной его власти, в их доме, при этом весь парадокс в том, что меня никто не держит, но и уйти я не могу, потому, что не смогу пройтись по деревне в таком виде. А он смог бы, он бы пошёл. И я стою и реву как девка, от всего этого». Хоть утопись в этом тазу. В ногах начало слабеть и я начал оседать. В голове как-то зашумело и всё поплыло. Я услышал, как Ефим что-то говорит, но не смог разобрать что, наверно снова какой-то стёб.

Когда я пришёл в себя, то уже снова лежал на диване, а Ефим толкал мне противную ватку с нашатырём под нос.

— Фу, бл*ть — выдохнул он — ты меня напугал.

Вот он сейчас стоит в непосредственной близости, склонившись ко мне лицом и могу отчётливо видеть отражение своего лица в его сине-зелёных глазах. Как мне хочется обнять его и прижаться к его гладкой щеке, как мне хочется поцеловать егов губы и не отпускать никогда...

Удостоверившись в том, что моё состояние нормализовалось, он отстранился. Я сел и не мог отвести он него взгляд. Он словно излучал свет, невидимые эманации исходили от Ефима и лишь одно пребывание рядом с ним влияло на меня оздоравливающе.

— Я в норме. — он подаёт мне кружку воды.

— На попей, может отпустит.

— Фим,... — я прервался, не знал, а точнее не мог произнести следующие слова. Он посмотрел на меня. — Фим, прости меня. — Я опустил глаза, не мог смотреть.

Он поставил кружку на стол и сел на стул.

— Я не держу на тебя зла, но ты должен знать, что друзьями мы тоже не можем быть.

Эти слова... лучше сразу голову долой. Они надрезали какой-то «шланчик» внутри меня и из моих глаз снова хлынули слёзы.

— Ну хотя бы не враг, и то ладно. — Прогнусавил я.

— Ты знаешь, я ведь долго хранил твой образ, как образ лучшего друга. Я всё надеялся и жал, что может быть ты вернёшься. Но каждый раз, при каждой встрече, этот образ утопал во мраке моих душевных терзаний. Самое печальное во всём этом, что ты своими руками отрывал от этого образа по кусочку, ты словно вырывал его из меня. И наверно был бы сейчас рад твоему появлению в моей жизни, если бы не вырвал последний кусочек, который я так отчаянно хранил.

Я понимал, что я последний раз вижу его так «близко», что больше мы никогда не сядем и не поговорим вот так, как старые друзья. И всё это время слёзы сами по себе стекали по моим щекам...

Оставаться я на ночь я не стал. Это было невыносимой пыткой. Ещё до того как пришёл Иван, я ушёл. Постирал бельё, отжал как смог, надел мокрое и ушёл...

Глава 6.

(Свет во тьме)

Операция пошла успешно и я был рад очередной спасённой жизни. Но четыре часа упорной и кропотливой работы на мозге, просто вымотали меня. Я просто физически не смог пойти к родителям этой милой девочки, чтобы сообщить им радостную новость, что у их дочери будет полноценная и долгая жизнь, что все опасения позади. Для передачи этой новости, я отправил медсестру, а сам прилёг на диван. Впереди ещё предстояло дежурство в ночную смену, а я уже как выжатый лимон. «Надо выпить кофе» — даю себе мысленный посыл, чтобы подняться с дивана. Только встал на ноги, как дверь в ординаторскую распахивается едва не слетая с петель, на пороге стоит мужик. Такой «сеньор-помидор», глаза горят непомерной радостью, из которых льются слезы.

— Вы доктор Аверин?

Не знаю, как ему удалось пройти в это помещение, но судя по его одежде, дорогенным часам и пальцам, которые были все в золоте, это ему не составило большого труда. Вряд его смогла бы удержать наша Евгения в приёмной.

— Да, это я. А вы, простите, кто?

Раньше я его здесь не видел.

— Вы только что оперировали мою Настюшеньку. — Он незамедлительно кинулся ко мне и заключил в свои объятия. Рыдая от радости он что-то бормотал, что она у него одна единственная, что они с женой что-только не делали, чтобы забеременеть, а тут такая болезнь с ней приключилась и, что только я согласился на эту операцию и совершенно бесплатно. Никто ни у нас в стране, ни за границей не брались за это дело.

Я понял, что это был её отец. Я похлопал его по спине. И вдруг почувствовал, что он что-то суёт мне в карман... Потом он также спешно, как и ворвался покинул ординаторскую, наверно потому в такой спешке, чтобы я не успел ему вернуть внушительный конверт, внутри которого лежали пятитысячные купюры. «Ох если бы он знал истинную причину, по которой я взялся за эту безнадёжную операцию... И не стану таить греха, мною двигали отнюдь не альтруистические побуждения». Это был эксперимент новейшего метода в нейрохирургии, который я непременно решил опробовать. А так как таких случаев очень и очень мало и мало, кто соглашается на подобные операции, потому как хотят пожить, пусть и не много, но с родными. А тут такой удобный случай. «Помню, как главный врач орал на меня: Ты что, Аверин, совсем из ума выжил? Хочешь всё отделение под уголовку подвести? Ты б*ять кем тут себя возомнил?... « Ну и всё в таком духе. Везувий в апогее извержения. Я выслушал всю тираду всех возможных эпитетов и их вариаций в свой адрес, а потом сказал, что всю ответственность, если операция не удастся, я возьму на себя и скажу, что подделал все подписи, и проводил операцию в тайне от него, а если операция удастся, то учитывая социальный статус отца пациентки, этот случай получит широкую огласку и больница получит большее финансирование, которое можно будет направить на приобретение нового оборудования и обучение персонала. Это так же привлечёт и пациентов, которые будут приносить нашей больнице доход. Наверно только этим я его и подкупил. Ну ещё наверно и тем, что у меня не было ещё ни одного промаха за мою, пусть и не долгую, но всё же карьеру.

Команду для проведения этой операции пришлось набирать из пенсионеров, так как молодёжь дорожила своей карьерой и узнав о сложности операции отказывались от участия. И только я один «глупый идиот» был молодым нейрохирургом. Но бабули справились на отлично и теперь вся молодёжь им завидовала, потому как такой практики им больше не пройти, а я решил в дальнейшем не менять свою команду. Им терять уже нечего, они ведут себя совершенно спокойно и мне тоже как-то спокойно. А при операции очень важен настрой и внутреннее состояние.

«Снова вызывают по громкой связи, наверно опять ДТП и кто-то размазал свою голову по асфальту или переломал позвоночник». Медленно поднимаюсь, иду в приёмную...

Эта смена выдалась относительно спокойной, мне даже удалось немного поспать. Она закончилась и я пошёл домой. Ранней весны аромат, просыпающегося города, приятно наполнял мои лёгкие, даруя мне чувство легкого восторга. На улице ещё темно. Я решил не идти на остановку, а прогуляться до дома по улице. Всё равно меня там никто не ждал. Свернул в проулок и только сделал шаг, как три мотоциклиста чуть не смели меня с пешеходной дорожки. Я едва успел отшагнуть, чтобы избежать столкновения.

— А по осторожнее можно. — Раздражённо крикнул я, думая, что мои слова улетят в пустоту. Ан, нет, они были услышаны и ни кем-нибудь, а тем, кто оказался запевалой в этой шайке.

Раздаётся визг резины. Они почти на ходу спрыгивают со своих железных коней и направляются ко мне. «Пи*дец, дёрнул же чёрт меня высказать своё недовольство».

— Ты чем-то недоволен? — Он остановился на расстоянии втянутой руки от меня. А двое его друзей немного позади него.

Нет, я не боялся драки, всё-таки три года тренировок и ещё три по настоящее время тренажёрного зала... я был в прекрасной физической форме. Просто сейчас мне никак не хотелось разговаривать с этими ребятами, тем более, что сегодня годовщина со дня пропажи Ильи и я намеревался побыть в одиночестве.

— Если бы я не отошёл, вы бы сбили меня. — Не меняя своего возмущенного тона ответил я на его вопрос.

— Так ты ходи аккуратнее.

Он явно дерзил и вызывал меня на конфликт. Этот маргинал был немного старше меня, весь в кожаной одежде, которая плотно облегала его тело, обрисовывая контуры его тела. Я не мог не отметить, что эта одежда ему очень шла, да и сам он был вполне симпатичный, но лишь одно слово, слетевшее с его губ, и весь этот образ превратился в размытое пятно.

— А вы на знаки вообще не смотрите? — Я указал ему на знак «Пешеходная дорожка».

— А ты чё такой дерзкий, а? — Подключился второй, приближаясь ко мне.

Как я и ожидал остальные двое из этой компании были гораздо хуже собраны, нежели тот, кто стоял ко мне ближе. «Типичная попытка самоутверждения» — отметил я.

— Из-за того, что такие, как вы не соблюдают ПДД, другие люди страдают.

Эта ситуация мне начала надоедать и я не скрывал своего раздражения. Мне хотелось, как можно быстрее остаться одному. Но мои слова весьма сильно зацепили этого маргинала и он бросился в драку. Наверно переоценив себя и недооценив меня, он сначала получил прямой в челюсть, потом прямой в нос... В общем завязалась не драка а битва. В итоге двое его друзей лежат и корчатся от боли, а он стоит с куском арматуры в руках, подобрал её в проулке. А мне так плохо на душе. Все мысли сейчас далеко отсюда. Я сейчас думаю об Илье. Вроде уже столько лет прошло, а я всё никак не могу его забыть. И что-то такая тоска меня взяла, что аж жить не захотелось, а тут такой удобный случай. Один удар по голове и всё. Вся злость и агрессия куда-то исчезли, мне стало так спокойно. И пусть сейчас мой нос и брови изливали кровь на моё лицо, мне захотелось лишь одного, чтобы этот парень завершил начатое. Наверно я подсознательно искал смерти, потому, увидев возможность, я и произнёс те слова, за которые эта троица зацепилась.

И вот мы стоим друг напротив друга я сжав кулаки и готовый драться до смерти и он с арматурой в руке, не желающий падать в глазах своих друзей. У обоих с подбородка капает кровь, что предаёт ему просто невыразимой сексуальности — отмечаю я. «Бл*ть, да о чём я думаю» — пытаюсь вернуть себе ясность мышления. Но возвращается лишь боль и тоска по Илье. Я выпрямляюсь и опускаю руки. Он непонимающе смотрит на меня, думает, что это какой-то трюк, какой-то стиль, но я расслабил руки и разжал кулаки. Вот он делает замах, я уже слышу, как стальной прут разрезает утренний воздух. В этот момент, кровь заливает мне глаза и они инстинктивно закрываются. Я готовлюсь к удару, но слышу, звук падающей позади меня арматуры.

— Серый, ты что творишь? — В негодовании орут на него оба его друга.

— Уходим. — Совершенно спокойно отвечает им он и садится на свой мотоцикл.

Они молча подчиняются и садятся каждый на свой мотоцикл. Я протираю глаза. Замечаю, как он ещё какое-то время смотрит на меня. Я это понимаю, даже тогда, когда он надел каску, он смотрит на меня. Они уезжают, а я возвращаюсь обратно в больницу. «Надо зашиваться» — отмечаю я — «Пойду к Воскресенскому» — это наш пластический хирург. Штопает так, как новое не делают. Спец от Бога — да, да именно с большой буквы.

Как только я зашёл в приёмную, ко мне тут же с охами и вздохами подбежала дежурная Наталья.

— Данислав Юрьевич, как вас так угораздило? — причитая она принялась промакивать кровь.

Я сел на скамейку.

— Да упал тут на пару ботинок, да на несколько кулаков нарвался, а в остальном всё нормально. — С улыбкой ответил я. После этой драки внутри стало даже как-то легче. Толи пар выпустил, толи ещё что-то. И не смотря на рассечённые брови, губы и сломанный нос, мне было хорошо и легко.

— В первую? — Наталья спрашивала номер операционной.

— Да — утвердительно кивнул я — и попросите, пожалуйста, Воскресенского, пусть он шьёт меня.

***

Мы стоим в аэропорту. Я, Андрюха и Антон. Все напомаженные, меня охватывает волнительное чувство. Андрей на меня хитренько поглядывает.

— Что, Данчик, волнуешься? — Спросил Антоха, видя, как я переминаюсь, стоя в ожидании, когда мой рыцарь выйдет к нам. Я уже представлял, как сильно его обниму его и когда мы приедем домой неделю не выпущу его из кровати.

Стоим ждём. Все уже давно вышли. Мы втроём начинаем озираться по сторонам. Думали это прикол у Ильи такой. Но ни через пять мину, ни даже через десять минут Илья не появился. Внутри закралось какое-то волнение. Какие-то тревожные мысли поползли. Ведь вчера мы созванивались и Илья сказал, что билеты куплены на этот рейс. Мои пальцы судорожно набирают номер: «Абонент... « сбрасываю не дослушав. Глупое выражение на моём лице ловит Андрей. Он молча пожимает плечами. Да оно и понятно, они знают ровно столько, сколько и я.

— Ну воронята, встретили Илюху? — По нашим плечам хлопнули крепкие руки Палыча. Он, оказывается, тоже пришёл встречать чемпиона.

— Нет. — Мы сказали все в голос.

На лице Палыча, как полчаса назад было на наших, мы видим такое же выражение лица.

— То есть как нет?

— Не было его.

— Так полчаса уже прошло.

— Ага. — Это всё, что я сейчас был готов сказать, не разрыдавшись от досады прямо там.

— Так, воронята, за мной. Сейчас выясним. — Палыч нашёл нужного человека, что-то сказал ему на ухо, мы куда-то пошли, кто-то куда-то позвонил и Палычу так же на ухо ответили. — Ну что, соколики, — его лицо приобрело ещё более задумчивый вид — не садился Илья в самолёт. — Он снова отошёл и кому-то позвонил. Обращался к кому-то очень вежливо и по имени отчеству, о чём-то просил. Долго ждал, не сбрасывая звонок. Потом несколько раз кивнул, обязался помочь в каком-то деле и снова вернулся к нам. — Надо объявлять в розыск. — Только и сказал он.

После этих слов, он спешно удалился, оставив нас в глубочайшем недоумении. Что касается лично меня, то слово недоумение даже близко не могло отразить моего состояния на данный момент. А потом началось: сначала люди в погонах, потом люди без погонов, потом вообще какие-то люди. Все они задавали почти одни и те же вопросы, куда-то водили, что-то спрашивали, показывали какие-то фотографии. Этот период для меня длился целую вечность, в которой я пробыл, как в тумане. Хотя пробыл или прожил здесь будет неуместно сказать, скорее, просуществовал. Мне ведь никто ничего не говорил и не объяснял, что меня ещё больше морально убивало. Гораздо позже, из задаваемых вопросов, я понял, что Илья пропал без вести, что его никто не видел, однако, в поезде нашли три трупа, потом нашли пассажиров, которые опознали Илью. И в добавок ко всему меня добил тот факт, что это он их убил какими-то специальными и запрещёнными приёмами, как выяснила экспертиза. Тут я вспомнил, что Палыч его обучал тогда этим приёмам, мы с Андреем неоднократно наблюдали этот процесс, но никому об этом говорить не стал. Всё отрицал. Палыча вообще затаскали по казематам. Появляясь на тренировках он был просто чернее тучи, но не столько из-за злости на Илью за то, что он использовал то, что нельзя было использовать, а сколько из-за усталости от многочасовых ожиданий и мотаний по кабинета. Но он ни слова не говорил о том, что происходило в беспросветных коридорах тех мест, которых не существует.

А у меня с того момента жизнь просто закончилась, она буквально замерла в каком-то непонятном ожидании. Слезы у меня закончились уже на третий день. Я хотел плакать, но не мог. Я даже пробовал, как тогда Илья, заливаться в полный ноль, так, что память отрубало, но это не помогло, наоборот только прибавляло боли — ещё и от глубочайшего похмелья. Спасибо ребятам огромное, они не отходили от меня ни на шаг, каждый день дежурили у меня. Они ничего не говорили, они просто были рядом и как могли помогали.

Я не знаю, сколько бы продолжался бы этот самораспад и насколько бы хватило Антона и Андрея, но всё изменилось в один день, резко и снова, как всегда, кардинально. Я уже в какой-то из десятых раз лежал на кровати и предавался печальнейшим мыслям о том, что жить мне больше не зачем. Учёбу я бросил, так как не видел дальше своей жизни. Из-за полного отсутствия аппетита, ничего почти не ел, в результате чего значительно потерял в весе, что конечно же сказалось на моей внешности. Щёки впали, под глазами синяки я оброс как обезьяна. Андрей или Антон меня иногда мыли, потому как вонь начинала стоять просто невыносимая. В общем как в Освенциме побывал. Из жизнерадостного и красивого парня я превратился в такое страшную уродину. У зомби инфаркт бы случился, попадись я ему на глаза.

Лежу я и продолжаю заживо разлагаться, морально и физически. Дверь в квартиру открылась. У Андрея и Антона были ключи. И я уже даже перестал обращать на них внимание. Они обычно приходили в одно и тоже время и почти всегда вдвоём. Но сейчас был, во-первых, был день, а они приходили вечером, а, во-вторых, был один человек и шаги отличались. Но сейчас мне было абсолютно всё равно кто там был. Я даже не поднял головы, продолжая лежать уткнувшись в подушку, которая уже отдавала солью. На этой подушке когда-то спал Илья — это его любимая подушка и я всё это время не выпускал её из рук.

Кто-то сел на край кровати у моей головы. Слышу тяжкий вздох. Чувствую, как чья-то рука опускается мне на голову и начинает теребить мои засаленные, не мытые волосы. Я понимаю, что это Виктор Витальевич — отец Ильи. Но зачем он пришёл? Он же ненавидел меня лютой ненавистью, а тут сидит и гладит меня. Наверно пришёл сказать, чтобы я вещи собирал, квартира-то не моя и платить за неё теперь не кому. Парни старались, как могли, но они как-бы тоже не миллионеры...

— Что Данчик, — его голос дрожал, но не от слёз и горечи, я думаю, он их уже тоже выплакал, он был немного пьян — тоже сильно переживаешь?

Он назвал меня Данчиком, хотя всегда отзывался обо мне «этот» или вообще обезличено. И это даже как-то резануло слух. Но я не ответил, лишь сильнее сжал подушку. Думаю, уж если придётся уйти, её я заберу с собой.

— Сегодня уже сорок дней, как Илья пропал. — Он прервался и сглотнул, горечь утраты. — Его нигде не могут найти, да ещё эти трупы, будь они неладны... Ты прости меня, мальчик, что я был несправедливо зол к тебе. — Продолжал он. — Это я скорее на себя злился. Но как бы там ни было, я бы принял выбор Ильи, просто мне не хватило на это времени. И я столько раз откладывал разговор... Боялся. — Это уже было похоже на признание или некую исповедь. А я лежал и боялся пошевелиться. Я просто не узнавал этого человека. И если Илья был ещё хоть как-то «пробиваем», то о его отце у меня сложилось мнение просто непреступной крепости, несгибаемой воли и силы, не взирая ни на что. Наверно это бы и продолжалось ещё очень долго, если бы не это событие. Он продолжал говорить. — И только ты остался, Данчик, кто был очень близок к моему сыну. Ты знал и помнишь его таким, каким я никогда его не видел и не знал... — Он снова прервался, делая тяжкий вздох. — Ты уж прости старика. — Он наклонился и поцеловал меня в голову. — Я хочу, чтобы... Нет, я прошу, точнее спрашиваю тебя, ты мог бы быть мне сыном?

Эти слова долбанули мне по ушам словно царь колокол возле звенел. Они словно кувалда шандарахнули по голове, от чего она закружилась. Я лишь приоткрыл рот, чтобы можно было вдохнуть, потому что дыхание просто спёрло. Внутри меня что-то щёлкнуло, какая-то часть меня треснула, где-то что-то отозвалось нудящей тупой болью. Что я мог ответить ему? Точнее, что я хотел ответить ему? Он убрал руку с моей головы. Видно не дождавшись ожидаемого ответа, решил уйти и даже уже немного привстал. Я повернулся и лёг на спину явив ему свои впалые щёки с синяками под глазами от бессонных ночей и дней.

— А я подумал, вы меня пришли выгнать. — Мой голос от долгого пребывания в безмолвии прозвучал очень глухо.

— Не стану скрывать, по началу, когда стало известно, что Илья пропал, я так и хотел поступить. Но ты знаешь, что-то меня остановило. И сейчас я больше всего жалею о том, что не пришёл раньше, что так долго откладывал этот разговор.

Я не мог не заметить того, что что-то изменилось во взгляде Виктора Витальевича. И раньше, когда нам доводилось пересекаться с ним, когда он в очередной раз пытался вразумить своего нерадивого сына, его взгляд был настолько пронзительным, что меня не спасала даже широкая спина Ильи, когда тот преграждал собой путь дальше коридора. Но сейчас, эти глаза, этот взгляд был полон любви и нежности, сейчас он излучал надежду и выражал полное отчаяние. Я не мог не заметить, что он сильно постарел, появились седые волосы, больше стало морщин. И сейчас этот старик пытался найти смысл жить дальше и этим смыслом был я.

Он смотрел на меня не оценивающе или проникновенно, он смотрел на меня с заботой — так как обычно смотрят отцы на своих детей. И я понимал остатками своего угасающего разума, что мы просто необходимы друг другу. Я собрал свои силы и подняв своё ослабевшее тело, обнял его. И наверно ему сейчас было всё равно, что смердело от меня, как от разлагающего трупа, потому как он крепко прижал меня к себе, словно отец и сын не виделись полжизни.

***

Когда я пришёл в себя от наркоза, я почувствовал, что по моим вискам текут слёзы от воспоминания, которые нахлынули с новой силой в форме сна. Я быстро вытер их, чтобы никто не видел. Хорошо, что в этот момент в палате я был один. Во рту стоял ужасный привкус, страсть как хотелось пить. «Опять намешали бурды всякой» — пронеслось у меня в голове. В палату вошла медсестра.

— Данислав Юрьевич, вы уже очнулись. — Она подала кружку и какие-то капсулы. — Это для быстрого заживления.

Я запил таблетки и подошёл к зеркалу. «А Воскресенский всё же бесподобен в своей работе.»

— Спасибо, Аня, дальше я сам.

— Не переживайте, Данислав Юрьевич, останутся только тонкие полоски.

— Да, я знаю.

Едва она успела покинуть палату, как в неё буквально словно вихрь влетел Виталий Викторович.

— Данчик, как ты? Что-нибудь серьёзное? — Он принялся осматривать меня со всех сторон. — Ничего не сломано?

— Пап, обычная драка, ничего страшного.

К этому времени я уже называл его своим отцом. Он никогда об этом не просил, но был безмерно счастлив, когда я так к нему обращался.

— Я как только узнал, ближайшим рейсом прилетел.

— А ты-то как узнал?

— Мне ваш главврач позвонил.

— Вот трепло. — Произнёс я с интонацией, словно меня застали за чем-то постыдным.

— Зря ты так о нём. Всё-таки он тоже за тебя переживает.

— Пап, не стоило так волноваться. — Но куда там, он меня не слышал.

— А в полицию заявил? Ты видел кто на тебя напал?

— Ну какая полиция? С ними свяжешься, так потом затаскают. — Удостоверившись, что со мной всё в порядке, он немного успокоился.

— Идти можешь. — Я утвердительно кивнул головой. — Ну тогда давай отвезу тебя домой.

...

Вот так наладилась моя жизнь. Изначально чужой и крайне враждебно настроенный по отношению ко мне человек, стал для меня самым дорогим и почти родным. Словно никогда не было этой разницы. Вера Васильевна — мать Ильи приняла меня сразу как родного. Я как сейчас помню тот момент, когда она первый раз меня увидела. «Господи, как исхудал» — только и произнесла она, прикрыв рот, когда первый раз увидела меня на пороге их квартиры. Она даже не спросила кто я и что я здесь делаю. Наверно они с Виталием Викторовичем это уже обсудили. «Марш в ванную» — скомандовала она так, словно я был её сыном. «Виталя, это — она указала на мою одежду — надо выбросить. А это что?» — она попыталась забрать у меня подушку, которую я не выпускал из рук. Но я только крепче её прижал к себе. Она поняла, что эта вещь мне очень дорога и не стала упорствовать. Она очень часто плакала, да и сейчас, когда видимся нет-нет, да всплакнёт.

Я никогда не имел возможности чувствовать на себе заботу матери. Конечно, была тётя, но Вера Васильевна... нет слов, чтобы описать, какой заботой она меня окружила, как она меня выхаживала. Эта женщина вне сомнений достойнейший человек на всей планете. Я теперь понимаю откуда у Ильи столько терпения — от матери досталось. Я полюбил эту женщину с первого взгляда. Я никогда не слышал, чтобы она ругалась, она лишь сетовала и огорчалась. Лишь благодаря её уходу и заботе обо мне, я вернул себе прежний вид. Со временем эти два человека стали для меня родителями и я безо всякого стеснения их мог назвать мамой и папой.

Потом мы с Виктором Витальевичем делали ремонт уже у меня в квартире. Это было самым тяжёлым испытанием для нас обоих. У нас с Ильёй была такая фишка, мы печатали наши фотографии в большом формате и развешивали по всей квартире. Но я понимал, что новая жизнь не может начаться, если старая постоянно будет напоминать о себе. Я буквально плакал, когда снимал и когда сжигал эти фотографии. Ведь каждая фотография, это кусочек нашей жизни, который сейчас сгорал в огне. Это всё равно что резать по живому. Но одну фотографию я всё же оставил. На ней Илья смеётся. Эту фотку сделал Антон на их дачном участке. Я тогда оступился и плюхнулся прямо в кастрюлю с шашлыками. Он тогда рассмеялся и этот кадр Антон запечатлел на фоне языков пламени и плакучей ивы. Её я оставил лишь для того, чтобы помнить его лицо. Чтобы напоминать себе, какой ценой нам даётся счастье.

Моя личная жизнь на период учёбы, в которой меня восстановили, для чего мне пришлось пройти семь кругов ада, просто перестала существовать. Все парни, да и всё окружение стало для меня просто сплошной тенью. Я с головой погрузился в учёбу: книги, лекции, дополнительные лекции, морг, трупы и всё это в бесконечном круговороте. В конце концов пройдена интернатура и теперь я нейрохирург и не простой, а один из лучших. Но никто, никогда не узнает, каких неимоверных трудов и усилий, каких затрат мне это стоило. Что мне пришлось пережить, чтобы стать хорошим спецом в своём деле.

Моя карьера началась неудачно, люди — наши коллеги меня сразу не взлюбили. Считали меня эдаким выскочкой, которому всё, по их мнению, давалось очень легко. Да и отчасти в этом и моя заслуга, потому что настолько закрылся в себе, что никого не подпускал на пушечный выстрел, хотя предложений было много с разных сторон. Уже столько лет, я ни с кем не знакомился — не мог представить кого-то на месте Ильи. И честно, я попытался пару раз познакомиться, но дальше встречи на нейтральной территории дело не доходило. Как только представлю, что кто-то лежит на месте Ильи, меня сразу посещало ощущение полного отвращения. Потом вообще перестал пытаться и удалил анкету.

И сегодня очередная ночная смена. Уже поздняя осень, утром и под вечер дорога покрывается тонкой едва заметной ледяной плёнкой. Этого не чувствуешь, пока не нужно либо резко повернуться, или затормозить. Я как обычно иду на своё дежурство и не могу не заметить одного мотоциклиста, который резко газанул, издав оглушительный рёв. Я в принципе-то и заметил его только по тому, что он резко нажал на газ. Он нёсся по проспекту, который в конце имел Т-образное разветвление. «Ну — думаю — ещё один идиот сейчас размажется об ограждение или под машину влетит». И точно, уже в дверях я услышал визг тормозов и характерные звуки. «Н-да, просто удачное начало смены» — отмечаю я в мыслях и быстрым шагом направляюсь в ординаторскую, чтобы переодеться. «Ведь точно к нам привезут». Разумеется, как в воду глядел. Но на удивление мои услуги не понадобились. Несколько переломов: рёбер и ключицы, ушиб позвоночника, сотрясение мозга, а в остальном, всё целое.

Геннадий Васильевич, наш мясник-колбасник — так я прозвал нашего хирурга, поручил мне изучить снимки поясничного и отдела позвоночника, у него оставались какие-то сомнения.

— Дас, — так он ко мне обращался в отместку на моё прозвище — посмотри страдальца, а то у меня что-то руки трясутся, да зрение скачет — шутливо прищурив глаз, обратился он ко мне.

— Хорошо, Василич. — Я взял снимки, описание и прочий материал и пошёл их изучать.

— Найди потом меня, как посмотришь.

Долго томить ожиданием старика не пришлось, да и ничего для меня интересного там не было.

— Геннадий, Васильевич, — позвал я и вошёл к нему. — Он сидел у стола и заполнял бланки. — Здесь ничего для меня интересного нет. Вот тут — я вынул снимок и показал пальцем, — конечно, есть повреждения, но не настоящие. Тут на лицо рубцевание.

— Иии? — Протянул он с хитрым прищуром, словно принимал у меня экзамен.

— Что и? Проблемы с эрекцией у него, ну или с самопроизвольной дефекацией. — Я выдержал многозначительную паузу. — А может и с тем и с другим. — И представив непристойную картину я рассмеялся. Старик понял ход моих мыслей и засмеялся вместе со мной. — Ну или постоянные и сильные боли в паховой области, что в принципе не отменяет предыдущие два момента.

— Осмотришь? Интересный ведь случай?

Старик явно взывал к моему профессионализму и интересу к таким делам.

— А были жалобы?

— Думаю, что в этом случае, это не имеет значения. — Продолжал он распалять мой интерес, увидев, как мои глаза загорелись, когда я озвучивал ему последствия. И ведь наверно специально это сделал — подсунул мне эти снимки. Специально обратил моё внимание на это.

Я натянул маску и вышел, направляясь в палату. Сложностей у него не было, потому из реанимации его быстро перевели в общую палату. По её номеру я понял, что парень не и простых смертных, так как палата была платная, а пролежал он к этому моменту уже две недели.

По мере приближения к его палате я всё отчётливее слышал, как из неё доносятся громкие шуточки и смех, хотя я бы сказал, это не смех, а дикий ржач. И когда я открыл дверь, я буквально на какое-то мгновение застыл как статуя. Это была та компашка, которая чуть не сшибла меня в прошлом году. Хорошо, что я был в маске. При моём виде они все, как по команде замолкли. На кровати лежал их заводила, тот, от рук которого я ждал своей безвременной кончины, когда его рука с арматурой уже была готова опуститься на моё темя. Я медленно прошёл в палату и закрыл дверь.

— А радоваться-то нечему — начал я посмотрев в карту, — Сергей Павлович. — Я произнёс это со всей серьёзностью в голосе, на которую был только способен. И, конечно, я ликовал, я радовался, что сейчас я имею над ним полную власть. А он даже и не подозревает, кто находится под этой маской. Как я и предполагал, точнее, произошло именно то, чего я хотел. Сначала замолчали его трое друзей. Третьего я не знал, точнее, его не было тогда. Потом, видя мой серьёзный настрой, медленно сползла улыбка и с лица моего пациента.

— А в чём проблема-то — бойко начал он — врачи сказали, что опасаться нечего, всего несколько переломов? Или вы что-то там забыли? — Пытался он шутить. Его уголки губ каждый раз слегка вздрагивали вверх, раскрывая ровную линию улыбки. Глаза в этот момент немного прищуривались, что придавало этому мужчине которому было за тридцать некий шарм. Лицо, ничем не приметное, не особо выразительное, но эти мимические движения, придавали ему просто невыразимую красоту. Так, по крайней мере оценил мой разум, за что я незамедлительно себя одёрнул. Также, когда пытался задержать на этом парне свой взгляд.

На его юмористический выпад в адрес нерадивых врачей вся компашка шумно заржала. Я лишь развернувшись в пол оборота, не многозначно посмотрел на эту компанию и они сразу замолкли. Ну, думаю, сейчас я тебе задам...

— А вы уверены, что хотите это обсуждать при всех? — А внутри, аж всё ликует, разве что не подпрыгиваю от радости до потолка. Я ещё раз посмотрел в карту и для придания остроты моменту, полистал её. Ловлю непонимающий взгляд, направленный на тех, кто стоит за моей спиной. Но видно гордыня берёт вверх и на лице моего пациента снова отображается пафос.

— Да мне нечего скрывать от моих друзей. — С таким презрением ко мне было это произнесено. Вроде как мы всё друг о друге знаем, а ты тут пытаешься вбить между нами клин недоверия. — Мы вместе росли и видели друг друга во всём и без всего. Так что нечего тут обсуждать. — Это прозвучало, как: «на тебе докторишка, получай».

Конечно, я сейчас мог всё вывалить при всех, что несомненно пошатнуло бы его авторитет в глазах этих парней, что было бы сравнимо со смертью. Это бы просто убило его. Я подошёл к нему и наклонился к его уху.

— И как долго вы носите памперсы? — Я хотел озвучить ещё один вопрос, но по его выражению лица понял, что хватило и этого.

Парень мгновенно изменился в лице. От былой харизмы, пафоса и цинизма не осталось и следа. Это была ярость вперемешку со страхом.

— Оставьте нас. — Он произнёс это так, что даже я вздрогнул от его тона. Правильно говорят, что простые люди не становятся лидерами. В них есть какой-то такой незримый стержень, который сейчас надломился. Однако, нельзя не отметить, что все мы равны перед врачом и смертью.

Парни вышли из палаты молча. Наверно они его уважали, или боялись, но, как бы там ни было, они беспрекословно подчинились, не задав ни единого вопроса. И когда дверь закрылась, он, превозмогая боль, от еще не заживших повреждений, сильно схватил меня за грудки и притянул к себе. Я нахожусь к нему настолько близко, что между нашими глазами образуется бесконечный «зеркальный» коридор. Я чувствую, его запах, его тепло. В его глазах была непомерная ярость, словно я посягнул на его титул, бросив ему вызов. И я был уверен, что если бы я не был его лечащим врачом, он либо придушил бы меня прямо тут, либо выбросил из окна.

— Кто тебе сказал? Как ты узнал? — Злобно процедил он сквозь зубы, чтобы ни единого слова ненароком не выскользнуло за эти стены.

— Успокойтесь, Сергей Павлович, мне никто ничего не говорил. — Я попытался освободиться от его хватки, но не смотря на его состояние, хватка у него не ослабевала. — Я изучил материалы вашей карты. Вы как-то уже лечились здесь. Старая травма, в результате которой у вас произошло защемление нерва, что с течением времени начало проявляться сначала в форме болей в паху и при сексуальном контакте, а дальше стало ещё хуже. — Я выдержал паузу. Он немного ослабил хватку. — Мне только не понятно, вы столько времени страдаете... почему не обратились к врачу? — Он оттолкнул меня от себя.

— Да потому что как я потом буду смотреть пацанам в глаза, когда они узнают, что я ни сексом не могу заняться, ни посрать нормально не могу. И так уже слухи поползли.

— Если это не лечить дальше будет только хуже. Неработающие мышцы начнут атрофироваться и всё приобретёт хронический вид. Рано или поздно это всё равно станет известно вашим друзьям и обычно это происходит в самый неподходящий момент.

— Пацаны поймут.

— Да ладно? Может мы позовём их сейчас и всё расскажем? — Я сделал движение рукой в сторону двери.

— Нет — выкрикнул он. В его глазах я увидел неподдельный страх. — А ты чё пришёл доктор? — Быстро собрался он.

— Я пришёл сообщить... — он не дал мне договорить.

— Ну всё сообщил, вали отсюда. — Это был крик отчаяния и я примерно знал, что за этим последует. Хотя его лицо никак не выдавало этого, но я знал.

— Они — я указал в сторону двери палаты — вам не помогут... — он снова меня перебил.

— А кто сможет? Ты что ли?

— Да. Я.

— Да чем ты можешь мне помочь? — Это было произнесено так словно я мальчик, а не доктор. — Ты же даже бабу не щупал ещё наверно ни разу.

Сколько же «желчи» в этом человеке скопилось. И если бы не ситуация, я бы незамедлительно съездил по его нахальной мордашке. Но я видел, что за всей этой бравадой, грубостью, неотёсанностью и в конце концов маргинальностью вместе с непоколебимой самоуверенностью, кроется другая натура, чувственная, воспитанная, образованная, возможно даже нежная. И не стану скрывать, в ходе нашей беседы, я начал проникаться к нему. Я понял, что мне нравится его запах, его звериный взгляд и готовность порвать любого, кто посягнёт на его авторитет.

— Вы даже не представляете, кого и в каком виде я только не видел. Но в данный момент мы не о моём зрении говорим. И у вас есть выбор ровно до того, как я выйду за эту дверь и пойду к другим пациентам, только больше я сюда не вернусь, а вы останетесь здесь со своей проблемой один на один. — Я решил дожать его. Но не потому, что я хотел отомстить или наказать его, а потому что, во-первых, я хотел провести эту операцию, а, во-вторых, я хотел сорвать с него эту маску цинизма и надменности и показать ему, что по другую сторону этой маски тоже есть люди. — Они будут смеяться и радоваться жизни в полной её мере, — продолжил я — тогда как вы будете лишены всего этого и это будет сжигать вас изнутри. И мне интересно, насколько вас хватит?

— Ты о*уел доктор — взревел он — ты чё себе позволяешь? — Это значило лишь одно, я попал точно в цель и задел за живое. Больше ничего говорить было не нужно. Я лишь развернулся и направился к выходу. — Стой. — Его тембр голоса мгновенно изменился. И если раньше он был властным, то сейчас больше вопрошающим. Я остановился, но разворачиваться не стал. — Я согласен. — Он лёг на кровать и отвернувшись к стене с головой укрылся.

Эти два слова в них он вложил всю свою смелость и силу воли, на которую был способен. Он вложил в них свою жизнь.

— Хорошо. Я зайду завтра, а сейчас отдыхайте. Перед тем, как начнётся операция, нужно будет провести ещё несколько обследований. — Я вышел из палаты и попросил его друзей ставить его в покое, объяснив им, что их друг будет готовиться к сложной операции и ему лучше сейчас побыть одному.

Я свернул в другой коридор и на меня сразу же накинулся мой внутренний голос. «Ну и что это было? Ты что там устроил? Ты ведь обычно так себя не ведёшь? Постой! Постой! Да ты запал на него. Нет ни на кого я не запал. Я просто решил показать ему, что он тоже из плоти и костей. Нет, Данислав Юрич, ты запал на этого мужичка. Он тебе точно понравился и даже больше, ты его хочешь. Ведь его взгляд тебе напомнил кое-кого. Нет, я так не хочу. Я так не буду. Я не люблю его. Конечно не любишь. Но это пока».

Вот так дрогнуло моё сердце. Но я этого пока ещё не осознавал в полной мере. Я считал, что это всего лишь навязчивая идея, обусловленная нашей первой встречей и настоящей ситуацией. Начались обследования, анализы, в течение которых я постоянно пребывал рядом с ним. В эти дни я увидел совершенно другого человека. Не было того быдловатого парня, отпускающего разнузданные реплики в адрес персонала. Это был рассудительный и образованный человек. И так день за днём и незаметно для себя однажды я понял, что хочу быть возле него постоянно. Конечно, эти мысли у меня появились не сразу. Сначала это выливалось в обычное желание зайти посмотреть за состоянием пациента, потом сделать совершенно ненужный анализ, который я, разумеется, не делал. Потом я заходил якобы проконтролировать, правильно ли всё сделала медсестра или выходил ли он на прогулку. Ходил ли на физиопроцедуры, если нет, то мы вместе ходили. Мы много разговаривали и я всё больше привязывался к нему. В те дни, когда я находился дома, то просто не находил себе места. Этот человек нравился мне всё больше и больше. И если раньше я хоть как-то сопротивлялся этой мысли, то сейчас я ей потакал. И лишь фотография меня с Ильёй останавливала меня от дальнейших действий. Конечно, он не мог ни в чём с ним сравниться и всё же он чем-то меня зацепил. Что-то в нём было такое, что тянуло меня к нему, как магнитом. Правда, он ещё не знал, что я это я — тот, которого он чуть дважды не зашиб в переулке. Но перед операцией я решил открыться ему. С другой стороны, я никак не мог понять интересуют ли его парни или он гетеро. Я лишь надеялся на то, чтобы он не оказался гомофобом, а с остальным я справлюсь.

На работу я не еду, я низко лечу, словно перемещаюсь через портал. Быстро переоделся, надел маску и взлетел на этаж. Немного восстановив дыхание, я вошёл в палату. Он что-то читал в планшете.

— Здравствуйте, Сергей Павлович. — Он отложил свой планшет отбросив его так, словно вовсе и не читал, а делал вид.

— О привет, доктор. — Он встал с кровати. — Я, кстати, до сих пор не знаю твоего имени.

— Доктор Аверин. Вы можете обращаться ко мне так.

— Да ладно тебе, мы уже можно сказать как братья стали и днём и ночью вместе.

«Значит вот оно как, а что ты скажешь, когда я сниму маску?» Что я незамедлительно и делаю. Его реакция была мгновенной.

— Тыы? — Протянул он словно увидел самое страшное лицо в мире. От этого он отшатнулся на пару шагов назад. Под ногами стояла утка и он едва на неё не наступил.

— Стой (те), — я схватил его за халат, что бы его остановить и предотвратить падение. Последние две буквы я произнёс с некоторой задержкой. Он это заметил и расплылся в улыбке. — На завтра назначена операция. Я пришёл вам сообщить.

— Постой, доктор, я ведь не узнал твоего имени.

— Данислав. — Уже в пороге, закрывая дверь, ответил я.

Перед самой операцией я решил навестить Сергея и лично его подготовить. Он не скрывал своей радости, когда увидел меня и мне это нравилось. Я уложил его на каталку, которую уже привезли.

— Ты пришёл мне пожелать удачной операции, доктор Данислав? — Он расплылся в своей улыбке.

Я смотрю на него сверху, на его губы, которые натянулись в ровной улыбке и едва сдерживаю себя чтобы не впиться в них прямо тут.

— И это тоже.

— То есть? — Глубокое непонимание застыло на его лице.

— Оперировать тебя буду я.

— Нет. — Буквально закричал он. — Я хочу другого доктора. — В его глазах было полное смятение.

Он попытался подняться, но его руки ослабли от мышечного релаксанта и небольшой дозы наркоза, которые я ему ввёл.

— Почему ты?

Я наклонился к его уху. Мне не совсем было понятно, что он имел ввиду в своём вопросе, поэтому я решил сказать ему то, что чувствую по отношению к нему. Хотя, вероятнее всего, что он и не вспомнит об этом после операции.

— Потому что, дурачок, я тебя люблю! — Прошептал я ему на ухо, придерживая его голову, он начал отключаться. Подействовал наркоз.

***

Сама операция была не сложной, но осознание, что под ножом лежит любимый мною человек, весьма напрягало. И сейчас, немного уставший, я сидел в кресле напротив его кровати в ожидании, когда он очнётся от наркоза. Усталость и утомлённость сделали своё дело и меня выключило.

— Эй, здесь есть кто-нибудь?

Разбудил меня хриплый голос Сергея. Я мгновенно оказался возле него.

— Не двигайся. Тебе какое-то время придётся полежать так.

— А мы уже на «ты»?

— А ты против?

— Я хочу... — он не договорил, как я поднёс к его рту специальный стакан, который закрывался крышкой с носиком. Он был предназначен для таких больных, которые не могут подняться. Он улыбнулся и сделал несколько больших глотков. Я помог ему лечь, придерживая его голову.

— Ну и как? Понравилось?

— Что как? Что понравилось? — Опешил я от таких вопросов, совершенно не понимая о чём он спрашивает.

— Тело моё тебе понравилось?

— Идиот б*ять. — Не без досады ответил я. «Снова этот циник вернулся». — Я значит, несколько часов чинил его, а он... — я прервался не сумев найти слов для сравнения. Мне было до жути обидно, что он всё свёл к моему желанию попялиться на его тело. Не могу отрицать, оно у него было в полном порядке во всех местах, но в данном случае, меня этот факт интересовал меньше всего. Я быстро встал и направился к выходу. «Да пошёл ты — думаю — в жопу всё. Возишься так, возишься, а тебе на, в лицо плевок».

— Доктор. — Я не остановился и уже взялся за ручку. — Данислав, постой. — Он хотел что-то сказать, но в палату ввалилась его компания и я едва не получил дверью в лоб. «Да, они меня так точно когда-нибудь прибьют».

Я даже не обратил внимание на то, что я сейчас без маски и эти двое явно охренели, увидев меня в его палате.

— Сергей Павлович, — я обернулся — с кровати не вставать, садиться нельзя, резких движений не делать. — С этими словами я покинул палату. В глазах стояла белая пелена и слёзы. «Б*ять — наорал я на себя в мыслях. Опять это дерьмовое чувство, когда тебя поимели и выбросили — да сколько же можно? Зарекался же себе, никого, никогда». Я спустился на нулевой этаж. Здесь крайне редко кто бывал. Терпеть уже не было сил и я сел на ступеньку, на ней же появлялись капли.

— Серёга, а этот хер чё тут делал?

Мой злобный взгляд на Артёма, заставил его съёжиться.

— Этот хер, как ты выразился, меня оперировал.

— Да ладно?!

— Прохладно б*ять.

— Братан, ты чего такой злой?

А что я мог ответить? Ведь я помнил, что этот доктор сказал мне перед тем, как я отрубился. Я понял, почему он решил сделать эту операцию. В конце концов я осознавал, что он сделал для меня, а я так по-свински к этому отнёсся. Я хоть и не был в теме, но мысли меня давно уже посещали о том, чтобы попробовать этот секс, да всё никак на это смелости не хватало, да и положение удерживало. А тут и ситуация удачно разворачивалась, и человек приятный. Особенно, если учесть, что он сделал, то надёжнее парня найти уже не получится.

— Мож этот доктор херово чё-то сделал? Так давай мы его прижмём. — Колян помял кулаки.

— Вам бы б*ять только прижать. Как там Ленка? — Поспешил я перевести тему разговора, хотя в данный момент она меня не интересовала.

Артём сморщил свою рожу.

— Да как... — Колян замялся. — Братан, прости, что вот так вот тебе говорю, но она с другим.

— Вот сука. — Я наиграно изобразил негодование по тому поводу, а внутри всё отлегло. «Значит, минус один и с доктором будет проще сблизиться. Хотя после моей сегодняшней выходки, это будет довольно затруднительно».

— Ну чё, как ты?

— Да нормально. Починили. Ещё месячишку поваляюсь, а там байканём, как раз днюха будет.

— Ооо, тема — подхватил Артём — пацаны уже заждались и там тема одна наклёвывается.

— Тёма, давай не сйчас.

— Всё понял. — Он апелляционно поднял руки вверх.

— На вот — Колян протянул пакет — апельсинчики, мандаринчики. Жуй, поправляйся.

— Всё, братан, мы побежали.

Когда палата опустела, я нажал кнопку вызова медсестры. Милое личико, расплывшееся в улыбке вплыло в палату.

— Позовите доктора Аверина.

Улыбка моментально слетела с её лица и она исчезла за дверью. Видно мой тон её сильно напугал или разозлил, в общем вызвал особую форму негодования.

Я лежал и ждал, когда он придёт, да и придёт ли вообще после моей выходки? «А если всё же придёт, что я ему скажу, я ж ни*уя не знаю, как у них там? Хотя, если бы он тогда не прошептал мне на ухо, я бы никогда и не догадался о том, что доктор с оттенком. Может просто нужно поговорить, как с человеком, а не как я обычно привык». В общем пребывая в своих измышлениях, я не заметил, как он зашёл в палату.

— У вас что-то случилось, Сергей Павлович.

«Б*ять, как тошно от такого обращения человека, который совсем недавно признался тебе в любви»

— Да, доктор, случилось. Я тебе нагрубил — я выдержал паузу — дважды, нет трижды. В общем не держи зла. — «Бл*ть, я же никогда раньше ни у кого не просил прощения» — вдруг пролетело у меня в мыслях. — Извини!

Он посмотрел на меня и от меня не ускользнул тот факт, что его глаза были влажными. Нет, следов уже не было, но сами глаза были весьма влажными. Я понял, что он плакал. «Капец, человек, который режет людей, нервы которого как стальные канаты, ведь без этого в хирургии делать нечего, плакал из-за моих слов».

— Ничего, бывает обычно после наркоза люди и не такое говорят. Что-то беспокоит?

«Нет, меня ничего не беспокоит, кроме того, что я хочу удержать тебя возле себя любой ценой, любым способом».

— Я хочу отлить. — Соврал я. На моё удивление, он безо всякого преткновения поставил мне утку.

— Если это всё, я зайду вечером.

Он уже почти у двери.

— Постой. — В мыслях я перебирал варианты, которые могли бы его задержать в палате.

— Что-то ещё? — Он не обернулся, но остановился.

— Да. Там в переулке, почему ты остановился? Я уверен, что кусок арматуры в моих руках не был серьёзной угрозой для тебя. — И я был прав, потому что мой вопрос заставил его развернуться лицом ко мне.

— Не видел смысла в жизни.

— Почему? — Я понимал, что вопрос глупый в данной ситуации, но так я мог ещё на какое-то время задержать его.

— Потому что любовь делает людей дураками.

Его голос был без эмоциональным и отрешённым. Он снова стал обычным доктором, а я его пациентом. И я решился.

— Я помню твои слова перед операцией.

— Не было никаких слов. Я перестарался с дозировкой наркоза. Вам послышалось.

С этими словами он пулей вылетел из палаты. До чего хреновое ощущение меня сейчас охватило, словно насрал себе в кровать. На душе так погано. Вот человек, который старается, делает для тебя, исправляет то, за что многие бы просто задрочили и я понимал, что он ведь в любой момент мог озвучить во всеуслышание мою проблему, он мог в считанные минуты растоптать меня и всю мою жизнь, но не сделал этого даже после того, как я в третий раз так с ним поступил. Эта моя натура лидера, вожака волчьей стаи, которая годами оттачивала навыки грызть глотку любому, кто посмеет только подумать о том, чтобы бросить мне вызов. Скольких я уложил на эту самую койку и усадил в инвалидное кресло, только за одно неосторожное высказывание. А тут попался один нормальный и даже хороший человек и надо ж было всё так обосрать. Сейчас я ненавидел себя за то качество, которое столько лет удерживало меня на позиции лидерства нашей «стаи». Этот доктор заставил меня почувствовать себя снова человеком, он всколыхнул во мне давно закопанное и забытое чувство. И от этого становилось ещё паршивее. Но я всё исправлю, я верну его, даже если мне придётся ещё раз расшибиться на мотоцикле.

Загнав себя в депрессию, я незаметно уснул. Проснулся от звука аккуратно закрывающейся двери.

— А, это ты, доктор. — Я попытался улыбнуться. Ещё не прошло чувство горечи от утренней ситуации. Но как бы там ни было, я был очень рад его видеть.

— Да. Мне нужно вас осмотреть. — Он убрал покрывало, открывая меня ниже пояса. Моя утка была наполнена. — Почему не вызвали медсестру. — Он укоризненно посмотрел на меня и потянулся к кнопке. Но я никого кроме него сейчас не хотел видеть. Ведь тогда я не смогу его удержать, он снова уйдёт, а сегодня ночного дежурства у него не было, а сутки я не выдержу.

— Не нужно. — Я перехватил его руку. — Не сейчас. — Он смотрит на меня со взглядом глубокого непонимания. — Я потерплю. — Он делает это сам, что вызывает у меня удивление. А мне стыдно до ужаса. Я такого стыда никогда не испытывал. — Данислав, прости дурака. Ты только не уходи, побудь со мной. — Он стоит прямо надо мной, я смотрю в его зелёные глаза и не могу даже моргнуть, точнее я терплю, чтобы не моргнуть из-за этого мои глаза начинают слезиться. Слеза с края глаза скатывается по виску. Его взгляд теплеет. Он медленно наклоняется и целуя меня, стирает её своими губами. Потом медленно спускается к моему уху и кончиком своего языка сначала обводит по внешней части уха, а потом внедряется в самое ухо.

От этих движений я вздрагиваю, меня пробивает мелкая дрожь, которая распространяется по всему телу. Мне очень приятно. Его дыхание обдаёт моё ухо и от движений его языка в моём ухе, я улетаю в нирвану. Я закрываю глаза и томно выдыхаю. Он рисует узор на моём ухе и спускается к моей шее. Я отклоняю голову для лучшего доступа. «Б*ять, как же хорошо. Никакая Ленка и ей подобные в подмётки даже не годятся». Он слегка прикусывает своими губами мою шею. Я на седьмом небе от экстаза. Он не останавливается и медленно продвигается к краю моих губ. Я никогда не целовался с парнем и мои губы были плотно сжаты. Но вот его губы касаются уголка и он замирает. Я понимаю, что он ждёт моего «разрешения». Я расслабляю свои губы и он движется дальше. Кончиком языка проходится по моим губам. Я зарываюсь в шевелюру доктора и прижимаю его к себе. Тонкий аромат дорогого парфюма, его шёлковые волосы, бархатная кожа на лице. Я просто начинаю сходить по нему с ума. Я чувствую, как его язык касается моего. Мне уже всё равно, кто зайдёт в эту палату, я хочу этого доктора. Мои чувства столь долгое время томившиеся внутри меня, вырываются наружу. Моё дыхание сбивается. А я лишь крепче прижимаю его к себе. Внутри всё горит. В какой-то момент я чувствую, как его рука сжимает мой член. По привычке я вздрагиваю, потому как раньше любое неосторожное прикосновение к нему вызывало если не боль, то неприятное чувство. Но сейчас я понимаю, что он стоит. За столько времени, я не чувствую боли и он стоит.

Не отрываясь от поцелуя, рука доктора скользит по моему члену, массируя яички и затрагивая колечко ануса указательным пальцем. Потом его рука плавно поднимается и снова спускается повторяя все движения. Я готов уже кричать. Широко открываю рот, но он видимо понимает это и накрывает мой рот своим в страстном поцелуе. Я уже ни о чём не думаю, я весь в чувствах, которые меня наполняют. Такого кайфа я никогда не испытывал. А его рука плавно двигалась даруя мне ни с чем не сравнимые чувства. И вот напряжение достигает максимума, я вздрагиваю и начинаю обильно кончать, сопровождая свой оргазм сопением. Доктор в этот момент отстранился и я стиснул зубы, чтобы не наполнить всё крыло своим воплем. Я залил своей спермой весь живот — довольно долгое воздержание сказалось. Доктор сделал несколько движений, потом собрал всю мою сперму в руки и пошёл смывать её в раковину. Я смотрел на него и понял, что влюбился в него — в парня, которого дважды мог убить или покалечить, с которым мог бы так и не сблизиться из-за своего норова, которому дважды нагрубил. Он помыл руки, обтёр меня, вернул на место утку.

— Ну что, Сергей Павлович, ваша половая нервная система работает на все сто. — С этими словами, он вытер руки о полотенце и собрался уходить. Его тон голоса был таким, словно только что ничего не произошло.

— Постой. Останься.

— Увы, но я не могу.

— Спасибо!

— Не стоит благодарности.

— Я такого никогда не испытывал.

— Прошу прощения, не сдержался. Впредь такого не повторится.

Я схватил его за рукав.

— Данислав, ну прости меня. Я идиот, дурак.

Он высвободил свою руку и молча направился к двери. И я понимал, что он больше не вернётся.

— Пожалуйста, останься со мной.

Но он даже не обернулся. Дверь открылась и в палату вошла медсестра. Наверно он нажал на кнопку вызова.

— Татьяна, — его голос стал до неприятности жёстким — вы плохо следите за пациентом и за периодичностью смены утки и пастельного белья. И пожалуйста проследите за тем, чтобы здесь помыли пол. Его спина исчезла за дверью, а медсестра поспешила исполнять наказ доктора. Она полезла менять мне утку.

— Татьяна,... — я хотел было грубо выслать её вон из палаты, но осёкся. Одному я уже нагрубил и чем это закончилось? — Давайте вы сделаете это чуть позже.

Как только она скрылась за дверью, я закусил подушку и заорал во всю глотку. Орал я так до тех пор, пока у меня не сел голос. Я мял простынь, колотил кровать руками и ногами. Мне было гадко, стыдно, я чувствовал себя абсолютным ничтожеством. Этому человеку удалось то, чего никому не удавалось. Он заставил меня почувствовать любовь, не ту, что зовут страстью или похотью, а ту, которую воспевают в одах, серенадах, ту, ради которой люди готовы спуститься в ад ради любимого человека. И сейчас этим человеком был Данислав. И он ушёл, я знал, что больше он не вернётся. Я был готов рвать волосы на своей голове, если бы они были. И в какой-то момент я понимаю, что из моих глаз льются слёзы. Второй раз в жизни у меня льются слёзы. «Нет, я так просто этого не оставлю, я обязательно его верну. Плевать на своё положение — откажусь, уйду, но его верну».

Дни послеоперационной реабилитации тянулись очень медленно и были адски невыносимы. Данислав ни разу не появился. Я пытался спросить у медсестры, но она лишь пожимала плечами, отвечая, что не видит его в отделении. Когда мне позволили вставать на ноги, я обошёл всю больницу и стоявшую поблизости поликлинику, заглянул в каждый кабинет, спрашивал, каждого в белом халате о Даниславе, но всё сводилось к тому, что больше он здесь не работает. Адрес и телефон, конечно, мне никто назвать не смог и не хотел и это было понятно. Меня охватило полное отчаяние. Колян и Тёма просто не узнавали меня, а мне было совершенно плевать. Я отменил все стрелки, все дела остановил и просто начал пить. Днюха прошла в ужасном состоянии, я никого не хотел видеть, я ничего не хотел делать, я просто набухался в ноль, чтобы ничего не видеть.

***

Я сижу дома. Звонит телефон. Я посмотрел, это был Толя. Чего он хотел я и так знал. Он всегда хотел занять мой, так сказать пост, но его мало кто поддерживал, да и физически он не годился мне в соперники, хотя специально для этого начал ходить на рукопашку и в качалку. Я выключил звук и снова налил себе водки. Уже хотел выпить, но в дверь постучали.

— Открыто. — Рявкнул я. Когда я был дома, я почти никогда не закрывал двери. Только на ночь. Потому как знал, если захотят грохнуть, всё равно грохнут и никакие двери не помогут.

Вошли три человека в числе которых стоял Толя. Весь такой в костюмчике, при галстуке в пальто. До тошноты «правильный», но до ужаса гнилой человек. Никаких моральных принципов, никакой верности и преданности. Однако, дело он своё знал и делал его лучше любого, только поэтому он ещё ходил на своих ногах.

— Тебя нет. Дела встали. Объяснить не хочешь? Что происходит?

Я хоть и ушёл в запой, но руку на пульсе держал, так сказать. Я был в курсе всех событий и дел, хоть в основном они и проходили без меня. Мне была ясна настоящая причина этого визита.

— Пошёл вон.

Он снял пальто и пиджак, расслабил галстук. Настроения вести разговоры о делах у меня сегодня не было и уж тем более с ним.

— Понимаешь, люди начали задавать неудобные вопросы. Где ты? Как ты? Что с тобой? Почему тебя часто нет на встречах? Не теряешь ли ты хватку? — Он расстегнул запонки на рукавах и отдал их Саньку, который стоял за его спиной.

Резкий прямой удар в челюсть, потом боковой, попавший в бровь. «Хороший удар. Уже лучше, чем в предыдущие разы» — отмечаю я, отшатнувшись. Я улыбаюсь, сплёвывая кровавую слюну. Ну теперь понятно, почему он так долго ждал.

— Как же я рад, что именно ты сейчас пришёл. — Я действительно был рад этому визиту, потому что то напряжение, которое у меня накопилось внутри, оно жаждало выхода наружу и Толя был прекрасным объектом для этого. И как только он сделал шаг ко мне, решив, по-видимому, что я не окажу должного сопротивления, то сразу же получил удар в солнечное сплетение. В него я вложил всю злость, которая у меня скопилась. Эта злость была не на него лично, а на ситуацию в целом. Я его понимал и в подобной ситуации я бы поступил также. Но как бы там не складывалась ситуация в моей личной жизни, внешние позиции сдавать я не собирался. Точнее собирался, но на моих условиях. И кажется, от моего удара что-то у него там хрустнуло, по-моему, два ребра. Он согнулся и заревел от боли, но было уже поздно. Следующий удар коленом в лоб, уложил его спиной на пол. Из его носа потекла кровь.

— Ещё кто-нибудь желает высказать своё мнение по этому поводу? — Я поочерёдно посмотрел на тех, кто пришёл с Толей. Те отрицательно помахали головой. — Тогда пошли вон отсюда. И, Толян, ещё раз попытаешься унизить меня или хоть как-то декретировать, перед людьми, передвигаться в лучшем случае будешь в инвалидном кресле.

Они поспешили убраться, а я вернулся к барному столику и открыл подаренную мне бутылку вискаря. Стол с водкой был разбит Толиной спиной. По квартире распространился запах спирта. Я наливал себе добрую порцию. Хоть я и выплеснул свою злость, но гадкое чувство собственной ничтожности всё равно не покидало меня. Этим вискарём, я хотел залить его, пусть ненадолго, пусть на какое-то время, но хотя бы так я смогу не думать о Даниславе. Я наклонил голову и в бокал капнули капли моей крови, стекающей с рассечённой брови. Я уже занёс бокал и хотел опустошить его залпом, как в дверь снова постучали. «Это ещё кого принесло? Наверно опять соседи ментов вызвали»

— Открыто — снова по привычке отвечаю я. Дверь медленно распахивается и на пороге я вижу ЕГО силуэт. В глазах как-то резко помутнело, ноги и руки мгновенно ослабели, слышу, как вдребезги разбивается инкрустированный золотом и платиной хрустальный бокал. Я стряхиваю голову, думая, что допился до чёртиков. Но нет ОН медленно входит осматривая следы недавнего побоища. Но я быстро собираюсь. Снова наливаю себе и ему. Протягиваю ему бокал. Он медленно берёт, покачивая в разные стороны подносит к носу.

— Дорогой.

— Подарок. — Отвечаю я. Всё это время я передумал столько речей, которые скажу ему, когда увижу, когда найду. Но сейчас вот он, стоит передо мной и я не могу найти в своей голове ни единого слова. Я боюсь даже пошевелиться, потому как боюсь «спугнуть» его. Боюсь, что он снова уйдёт.

— Что здесь произошло?

Я пошёл закрывать дверь. Не хотел, чтобы нас кто-то отвлёк. Потом начал убирать осколки стола и битого стекла.

— Небольшое недоразумение. — Я вижу, как он осматривает мою квартиру.

— И часто такие недоразумения у тебя происходят?

Я не хотел, чтобы он знал о моих делах, я не хотел, чтобы он знал о том, кем я являюсь. Я хотел быть для него обычным человеком и я боялся того, что если о узнает обо мне всё это, то не захочет даже рядом находиться, не говоря уже о чём-то большем.

— Иногда.

— У тебя красивая квартира.

— Я рад, что ты пришёл. Я тебя искал.

— Я знаю. — Он пригубил из бокала и осмотрел его.

— Ты пропал. Я хотел пригласить тебя на свою днюху.

— Я был. Но ты так упился, что не помнишь этого.

Я вытащил золотой кулон на цепочке из белого золота на котором был изображён ангел со стрелой и луком, который висел на моей шее.

— Значит, это твой подарок.

— Это Купидон.

Я поставил свой бокал и крепко обнял Данислава.

— Не уходи, прошу. Останься со мной.

— Ты уверен, что готов к этому?

Я понимал, что Данислав спрашивал о моём положении. В наших кругах это очень жёстко порицалось, я и сам неоднократно участвовал в таких процессах порицания, за что сейчас очень сильно раскаивался.

— Я откажусь от всего этого. Я оставлю всё это. Без тебя мне всё это не нужно.

— Это серьёзное заявление. Ты должен понимать, что просто так из своего дела ты не выйдешь.

— Ты что-то знаешь об этом? — С неким страхом в голосе спросил я.

В ответ на мой вопрос на стол легла папка. Судя по всему, это были копии из материалов организации, название которой состоит из трёх букв и начинается на Ф, а заканчивается на Б. Сказать, что я был удивлён, это ничего не сказать. «Откуда у него эти материалы?»

— В какой-то степени. — Ответил он. И снова пригубил из бокала.

— Откуда?

— Серёж, это неважно. Всё это — он положил на папку свою ладонь — не будет иметь никакого значения, если ты откажешься от всего этого.

«Он произнёс моё имя и этим задел мои внутренние струны души. Из его уст это прозвучало как приворотное заклинание».

— Хоть сейчас. — Не задумываясь ответил я.

— И нет, я не читал содержимое этой папки. Мне неважно кем ты был в прошлом, мне важно кем ты можешь быть.

Он просто размазал меня в хорошем смысле этого слова. Ради Данислава я был готов спуститься хоть в ад.

— Ради тебя — наши взгляды пересеклись — я готов на всё.

— В этом городе я не живу. Я здесь по распределению. Мой контракт закончился и мне пора уезжать.

— Но ты не уехал.

— Нет. Я решил остаться из-за тебя. Хотел предложить тебе уехать со мной. Но на дне своего рождения ты был не готов к обсуждению этого вопроса.

— Я согласен. Мне нужно сутки, чтобы передать все дела. А потом можно ехать.

Данислав взял папку. И я подумал, что он сейчас её откроет и всё моя жизнь просто закончится. Ведь я знал, что в ней. И за такое нельзя любить. О таких людях говорят «убить мало». Я испугался. Но он бросил её в камин, даже не посмотрев. Огонь неторопливо облизывал бумагу. Я облегчённо выдохнул.

— Пусть всё это останется здесь.

— Если не секрет, почему ты не уехал, почему не оставил меня? Ты ведь прекрасно знаешь, что я за человек. Сам имел возможность это прочувствовать.

— Просто ты мне напомнил одного человека, очень дорогого в прошлом.

— Почему в прошлом?

— Сейчас я не готов это обсуждать. — На стол легли билеты. — Завтра вылет. С тобой или без тебя — решать тебе. С этими словами он положил свою визитку на стол и вышел.

«Конечно с тобой, мой любимый, конечно с тобой». Этот парень завладел мной полностью. И кто бы мог подумать, что всё вот так развернётся, что я, способный убить любого, кто неровно посмотрит на меня или подумает не так, буду робеть перед этим доктором. Чем же он смог взять меня? Хотя сейчас это было неважным. Надо было срочнейше всё решать. Я привёл себя в порядок настолько быстро, насколько мог. Позвонил Коляну, чтобы он как можно скорее подъехал, накинул одежду и вышел. Серебристый бронированный гелик уже стоял у входа.

— Куда? — Он смотрел на меня. Улыбнулся. — Наш вожак вернулся. — Констатировал он, увидев мои горящие глаза и пылающее лицо.

— К Толику.

Машина тронулась.

— Серёга, может не нужно. Мы такого человека вряд ли сможем найти.

Я положил титановый кейс между сидений.

— К нему. — Колян настаивать не стал. Знал, чем оборачивалось такое для других.

Когда машина остановилсь у входа в его загородный дом, я буквально выпрыгнул из машины и почти бегом направился ко входу. Охранник выставил руку в знак того, что мне входить не стоит.

— Даже б*ять не думай. — Я грубо оттолкнул его своим плечом и не останавливаясь двинулся дальше. Дверь с грохотом распахнулась. На диване в гостиной разлёживался Толик весь в бинтах и корсете. Рядом порхала супруга и отпрыски.

— Надо поговорить.

Я сел напротив. Он сделал жест и все удалились.

— Добить меня пришёл?

В ответ на его вопрос, я положил кейс на стол. И он знал, что в этом кейсе всегда лежал пистолет, ключи и документы. Но он удивился, когда я вынув пистолет, вместо выстрелов, положил его себе в карман, а кейс с ключами и документами развернул к нему.

— Это всё твоё. Забирай.

От удивления у обоих приоткрылся рот.

— Серёга... ? — В воздухе повис немой вопрос.

— Без вопросов. Ответов не будет. Машину заберёшь завтра на стоянке в аэропорту. — Коляну я вложил ключи от квартиры. — Она твоя.

С этими словами я вышел из дома и направился в аэропорт. По дороге позвонил Даниславу и сказал, что готов вылетать ближайшим рейсом. Мы поменяли билеты и наш самолёт взмыл ввысь — в новую жизнь.

Глава 7

(Прошлое, как ядерная бомба)

— Ну мои апартаменты весьма скудны по сравнению с твоими. — Я впустил Сергея первым.

Он не осматриваясь положил свой немногочисленный багаж и разулся. И когда я сделал тоже самое, он вжал меня в стену, заключив в объятия. Последовал страстный поцелуй.

— Не важно. — Он отстранился. — С тобой я готов жить где угодно.

Он жадно смотрел на меня. Обводил каждый контур моего лица своим взглядом так, словно мы прощались навсегда. Я улыбнулся.

— Может сначала в душ?

— Я хочу тебя. Но говорю сразу, жопу свою не дам.

Этот безапелляционное выражение вызвало у меня смех. Я просмеялся до слёз.

— Это ты сейчас так говоришь. — Вытирая слёзы от смеха, ответил я.

Мы разделись. Прошли в кухню.

— Данислав, я серьёзно. — Он попытался изобразить свои слова, создав на лице такое же выражение.

Я мило улыбнулся.

— Да я понял.

— Тогда почему на твоём лице такая ехидная улыбка?

— Иди, прими душ. — Я протянул ему халат. — Походишь сегодня в этом, потом

купим тебе одежду. Я бы мог тебе что-нибудь из своего гардероба презентовать, но у нас разные комплекции.

— Ты не ответил на вопрос.

— Вскоре ты сам ответишь себе на все вопросы.

— Что ты имеешь ввиду?

— Довольно вопросов. В душ.

Сергей хотел было возразить или озвучить один из своих вопросов, но я указал в сторону двери душевой и он повиновавшись пошёл.

Кто бы мог подумать, что я буду подчиняться совершенно незнакомому парню, который младше меня? Ведь какие-то часы назад, я был готов размазать любого и даже был готов убить Толяна, а сейчас, я беспрекословно подчиняюсь этому мальчишке. Он сделал меня. Взял мою крепость без боя, так сказать. Точнее, я её сам сдал. И сейчас я был полностью в его власти и не скрываю, мне это нравилось. Хоть я и взбрыкивал, но больше для виду, на самом деле я готов был полностью подчиниться ему и если бы он приказал мне ползать у него в ногах и лизать ему ступни, я бы не задумываясь это сделал. «Правильно он тогда сказал: «Любовь людей делает дураками. « Но как бы там не было, меня всё устраивало и даже больше, мне всё это нравилось. И даже ещё больше, я любил, когда Данислав мною управлял. Но быть в роли бабы я никогда не пойду на это. Одна лишь мысль об этом повергала меня в полное отвращение. И тем не менее, я поймал себя на том, что сейчас сижу на унитазе и стараюсь как можно тщательнее освободить свой кишечник. «Б*ять, а как они этим занимаются без резинок, если там всё так грязно?» — проскользнула мысль, которая отразилась гримасой отвратности на моём лице. «И как меня так угораздило? Б*ять, если кто-нибудь об этом узнает, это будет пи*дец. Не поможет даже расстояние. « Отогнав от себя все эти пагубные мысли, я принялся тщательным образом намывать себя во всех местах.

Дверь в душевую открылась. Затем отодвинулась стеклянная створка. До этого момента я не видел Данилава без одежды, но мог представлять его, исходя из того, как он раскидал мои парней и стойко держался в поединке со мной, но увиденное сейчас мной, превзошло все мои ожидания. Разумеется, фигура не Шварца, в данном случае дело было не в рельефе мышц, а в слаженности его тела и сочетание всех его составляющих частей. Я замер, разглядывая его. И если бы нам — людям позволяла наша физиология, то я бы пускал такие же слюни, как в фильме «Чужой». В моём разуме не нашлось слов, чтобы описать то, насколько я был поражён эго ладностью.

— Серёж, я бы хотел, чтобы ты это сбрил. — Я указал на паховые джунгли, в кроне которых болтался внушительных размеров член. «Сантиметров девятнадцать в эрегированном состоянии не меньше» — отметил я.

— Не вопрос.

Для Сергея я ещё в том городе купил бритвенный станок и зубную щётку. Я положил это всё на полку вместе с машинкой и пеной для бритья.

Мылся он довольно долго. Хотя, скорее всего, основное время он потратил на то, чтобы побриться. По своему опыту и не только знаю, что с первого раза это даётся довольно не легко. На то, чтобы мне приготовиться ушло меньше времени. Когда я вышел из душевой, Сергей уже распластался на кровати, лёжа на животе.

Я прикоснулся к его ягодицам и одной рукой прошёлся по внутренней стороне бедра, а второй по боку к подмышкам. Вижу, как по его коже побежали мурашки. Он издав мычание от удовольствия попытался перевернуться на спину. Я хотел удержать его, но он всё же перевернулся.

— Данислав, я же ска... — я приложил к его губам палец, не дав ему завершить фразу.

— Я помню. — Я заглянул в его карие глаза. — Ты мне веришь? — В ответ он лишь моргнул.

Я слегка надавил ему на бок, давая понять, чтобы он перевернулся. Он подчинился, но всё же посматривал через плечо.

— Я не буду делать того, что ты сам не захочешь или о чём не попросишь. Но, поверь настанет такой момент, когда ты сам будешь умолять меня. — Я снова хитро улыбнулся.

Положив руки ему на ягодицы, я начал плавные движения, иногда сдавливая его ягодицы, иногда проникая внутрь, ближе к анальному кольцу. И каждый раз он сжимал мышцы. Я оставлял ягодицы и спускался к ступням, делая массаж ступней, надавливая на точки, чем вызывал томные возгласы Сергея. Я подхватил его за талию и немного приподнял. Он встал раком. Был напряжён. Я видел, как плотно он сжал свои мышцы. Я влез между его ног и его полу вставший член оказался над моими губами. Немного приподняв голову я вобрал головку его члена, губами освободив её от крайней плоти, прошёлся круговыми движениями языком по уздечке и по венцу головки. «Б*ять» — выдохнул Сергей и выгнулся, чтобы таким образом обеспечить себе более глубокое проникновение в мой рот. Но его движения были робкими и не уверенными. Я обхватил его за ягодицы и силой надавил на них. От этого он почти плюхнулся на моё лицо и его член полностью вошёл, по самые, так сказать, мои гланды. «Сука, о*уеть» — снова выдохнул он — «божественно». Своими руками, я дал ему понять, чтобы он двигался. Он аккуратно трахал меня в рот, полностью вводя свой член. И каждый раз издавал звуки наслаждения. С размерами я не ошибся около девятнадцати сантиметров в длину и пяти у основания. Головка заострённая, немного загнутая, что было удобным для глубокого проникновения. После нескольких минут орального секса, я почувствовал, что он скоро кончит. Я приподнял его.

— Ну нет. Так быстро для тебя всё не закончится. — Я сел на край кровати немного расставив ноги и поманил его пальцем. Сергей сполз с кровати. — Сделай мне так же как я тебе. — Он посмотрел мне в глаза. На его лице я прочитал множество различных эмоций, от страха, до отвращения. Я понимал, что сейчас его барьеры, стены и устои расшибались в дребезги. И он не был готов к таким действиям. Поэтому я надавил ему на подбородок и взяв его голову придвинул к члену. — Соси я сказал — и почти вплотную придвинул его к своему члену. Я понимал, что сам он на это не решится, хотя он хотел этого. Ему нужен был жёсткий толчок. Но я специально не стал вводить ему член в рот. Я хотел, чтобы он подчинился и сделал это сам. Это больше было для него самого, чтобы сломать всего психологические замки. А иначе он не сможет в полной мере наслаждаться этим сексом.

Сергей смотрел на меня и мне было жалко его. Я понимал, чего это стоило ему, но отступать нельзя. Конечно, это была игра, но тем не менее...

— Соси б*ять.

Он подчинился и очень осторожно и с неким опасением принялся делать свой первый минет. Было ли мне приятно? Безусловно. Испытывал ли я от этого кайф? В какой-то степени. Во-первых, передо мной сейчас на карачках стоял человек, от имени которого в его городе многие вздрагивали, которого боялось всё его окружение. Этот человек делал мне — какому-то доктору минет. Пусть без должного желания и опыта, но это в определённой степени было приятно. А, во-вторых, он мне не просто нравился, где-то внутри я понимал, что я люблю его.

Его губы и язык ласкали мой вставший член. Он хотел оголить рукой головку члена, но я остановил его, перехватив его руку. — Руки убери — Грубо приказал я. — Сделай это губами. — Командовал я без намёка на какие-либо снисхождения. — Глубже. Да вот так. И не забывай, зубы — злейший враг минета. — Языком не забывай работать.

Мне самому было неприятна внутри эта ситуация, но вместе с тем меня это очень заводило. Эта острота самой ситуации, придавала просто невыразимое чувство восторга и рождала новые ощущения, которые мне не удавалось испытывать ранее.

Сергей хоть и неумело, но старался доставить мне удовольствие. Хотя, последнее ему удавалось в меньшей с