— Может быть пулечку распишем?

— Ванечка, а если не успеем до десяти, или жена уехала?

— Не уехала, - Ванечка бросил взгляд на большие настенные часы, помрачнел. – Я в парную, кто хочет еще заход сделать? Догоняйте. Кто-то хмыкнул, глядя на опустевшее кресло, кто-то сказал про подкаблучников. Большого удивления сценка не вызвала, знаем друг друга с института, привыкли.

— Зря смеетесь, его жена не ругает, беспокоится и лекарства пьет. Два раза в реанимации откачивали, потому, как не помнит себя и сколько выпила полчаса назад. Хозяин, Михаил Иванович, а для своих Мишаня, поправил простыню, в которую был завернут.

— Бабы, они такие, иногда себя не помнят, такое учудить могут, вообразить нельзя. Вот помню. ...

— Ты, Мишаня, извини, про пулечку хорошая идея, покинем вас, - прервал его Жора Стрыпиков и вместе с другими любителями преферанса направился в противоположный конец громадного стола. На месте остались два человека, не считая хозяина. Они сдвинули стулья поближе к Мишане, один из них освежил содержимое рюмок и напомнил, - ну, что там начал про баб говорить, продолжай, послушаем.

— Я вообще из сельской местности, можно сказать из деревни. Поступил в институт, летом после первого курса домой приехал. Надо сказать, в школе отличником и заучкой был, читать любил. Не просто любил, а читал, непрерывно читал все, что мог найти. Приехал и на следующий день в нашу сельскую библиотеку пошел, по старой памяти и привычке. Там перемены, старая наша библиотекарша, Клавдия Ивановна на пенсию ушла, а вместо нее моя одноклассница, Женя Славикова работает.

— Стою я, значит, около стеллажей, запах вдыхаю, очень мне запах книг нравился, корешки книг легонько глажу. Все знакомо, почти все читал и невольно разговор за спиной слушаю. А там, вместе с Женей еще одна моя одноклассница, Катя. Хорошая девушка, но болтушка неисправимая. Если надо какую новость по поселку разнести, скажите Кате по секрету. Через двадцать минут этот секрет узнают все, даже собаки. После школы она почтальоном стала работать, успела выскочить замуж и считала себя исключительно опытной дамой, познавшей в этом мире все. Разносила газеты, новости и сплетни, а еще обожала учить всех жизни. Вот и в тот раз я слышал ее напористый говорок.

— Три дня, говоришь, нет никакой весточки? И видели, как на городской автобус садился? И никто и ничего не знает? А у матери его спрашивала? Что значит неудобно? Я тебе точно скажу, загулял он в городе с какой-то городской курвой? Да все они такие, я точно знаю. Козлы они, им только сиську покажи или еще чем помани. А в городе проституток полно, я точно знаю. Вот он уехал и загулял.

Женя почти не возражала, смотрела в окно красными заплаканными глазами. Катька же была счастлива, она учила жизни и ей почти не возражали. Слабые попытки усомниться сминались безжалостными Катькиным напором и уверенностью.

— Я теперь точно знаю, что у него с лекторшей этой, которая две недели назад приезжала что-то было. Я, конечно, не видела, как они целовались и миловались, но выглядели они странно и смущались, когда я вошла. Знаешь, он к ней уехал, точно тебе говорю, к ней. Сманила, гадина подколодная.

Катька в ужасе зажала себе рот. Открытая ею истина была грандиозна и требовала немедленного донесения до всех-всех в поселке. Она вскочила и стала прощаться.

— Пойду, пойду я Женечка, надо газетки разнести до конца. Тороплюсь, заговорилась с тобой. Хлопнула дверь, и стало совсем тихо.

— Выбрал что-нибудь? Женя смогла оторваться от своих мыслей о пропавшем женихе и смотрела на меня.

— Нет, я все здесь читал. А что-нибудь новенькое есть? Целый год прошел, должно что-то появиться.

— Я не успела оформить, все на верхние полки сложила, чтобы не растаскали. Ну, ты же вернешь, не подведешь? Я заверил, что конечно, как честный человек. .. и все такое.

— Тогда неси и раскладывай стремянку.

Надо сказать, стремянка осталась от барской дореволюционной библиотеки. Тяжеленая, устойчивая, из красного дерева, непонятно, как ее мужики не прихватизировали. Притащил, разложил, и Женя полезла наверх. Я внизу стою, и открывается мне вид не ножки девичьи и трусики. Не знаю, что на меня нашло, кровь и хрень какая-то в голову стукнули. С Катькой в школе целовались, был такой грех. А про Женю даже мыслей не было. Батя ее, парторг леспромхоза, мужик суровый, всех женихов как ветром сдувало от одного его взгляда. А тут все мысли мои пропали, протянул руки свои блудливые, за трусы ее уцепился и стянул до щиколоток. До Жени не сразу дошло, вниз сползает и только приговаривает, - ты чего, ты чего? Я молчу, пока она вниз пыталась спуститься, я трусы совсем снял, в карман сунул. Женю к себе прижал, целовать пытаюсь, она голову отворачивает, меня отталкивает. Я ее тогда на стол посадил и стал юбку задирать.

— Прекрати, ты с ума сошел, я сейчас закричу, отец, если узнает. ... Ее слова немного меня отрезвили. Подошел к двери, закрыл замок. Достал из кармана трусы и ей протягиваю.

— Прости, с ума сошел, когда увидел. А она вдруг. – Иди ко мне, он там с проститутками, уехал и ничего не сказал и я тогда тоже. - И к себе тащит. За ремень ухватила, расстегнуть пытается. Вдвоем справились, у меня, конечно, стоит, по молодости я о-го-го какой возбудимый был. Только на нее полез, а она опять нет-нет-нет. Уже ничего не соображаю, тыкаюсь куда придется и в какой-то момент попал. И она опять меня притягивать стала. В общем – я ей засадил. По взрослому, прямо помню, как там у нее тренькнуло что-то, и я внутрь стал вдвигаться. Как она тогда заорет, что ей больно и чтобы я вытащил.

Я подчинился. Стою и охреневаю, у меня член в крови, напротив Женя с задранной юбкой и поднятыми ногами, у нее тоже кровь течет, на полу капли. Столько лет прошло, а ничего из этой картинки не забыл. Откуда то полотенце нашлось, я у себя вытер, как мог, у нее она сама подтиралась и стол вытирала. Только хотел я заправиться, столбик свой как-то утрамбовать, а Женя на колени опускается и опять за свое.

— Иди ко мне, я тебе, как те проститутки ему в городе делают, тоже могу. И член к себе в рот берет.

Кончил я, наверное, через секунды. Что-то Женя проглотила, что-то на пол упало. Только успел я вынуть из ее рта, за ручку двери подергали и стали стучать. Я пока три шага до двери делал, успел как-то заправиться и курткой весь срам прикрыть. Отпираю замок, дверь распахиваю.

— Здравствуйте, а Женя здесь? Парень стоит мне незнакомый, при полном параде, в костюме и галстуке, а в руках розы, большой-большой букет. Развернулся я и назад пошел, по пути капли спермы ногой затер. У стремянки обернулся, смотрю что будет. А парень букет на стол кладет, на одно колено становится и начинает вещать.

— Женя, я люблю тебя и хочу просить твоей руки. Стань моей женой. – Достает из кармана какую-то коробочку, открывает и протягивает охреневшей невесте. – Смотри, в городе на заказ делали, два дня ждал, когда готовы будут, на вокзале ночевал.

У Жени глаза выкатываются, лицо в красных пятнах, сказать ничего не может.

Я тихонечко, бочком к двери иду, бормочу, что прошу извинения и не хочу мешать такому счастливому моменту. Когда мимо стола проходил, Женя в мою сторону повернулась, и вижу, в уголке рта кровь осталась, плохо она вытерлась. А в голове у меня мысль дурацкая: « Будут целоваться или не будут?»

Вышел на воздух, настроение поганое, хуже не придумаешь, а в кармане куртки трусы Женины. Ну, не мог же я вернуться и отдать, так и остался сувенир.

Михаил Иваныч помрачнел и опрокинул полную рюмку водки в рот.

— Вот так, братцы, бабы с ума могут сходить.

— Ну, да, - согласился один из слушателей, - я своей прямо сказал, если меня посадят, то следак тебе скажет, что посторонние бабы ко мне на свиданку просятся, или какую еще подлянку предъявит, то ты меня с потрохами сдашь. Поскольку от ревности голова напрочь отлетает, то рассказывать тебе ничего нельзя. Не можешь ты себя контролировать в этом вопросе. - И тоже выпил свою рюмку не чокаясь.

— Ну, и че с этой Женей дальше было, - поинтересовался второй.

— Да ничего не было, - пожал плечами Мишаня, - свадьба у них была через месяц. Не разговаривал с ней больше никогда. Но говорят, скандалы она ему знатные устраивала, еще до того, как поженились.