— А ты, Мишаня, на родину часто ездишь?

— Вообще не показываюсь, последний раз в 2006, но лучше бы не был.

— Что, не любят там новых русских, неласково встречают?

— Ага, таких как ты, не хватает, скромных замглавы города с зарплатой в пять штук баксов.

— Ну что ты заводишься и, причем моя зарплата? Расскажи, в чем проблема, без дураков, просто интересно.

— Хорошо, слушайте, как наивный чукотский юноша загрузил в свой гелик пару ящиков виски, хрени всякой на закусить и на подарки и поехал, значит, восхищать и дарить радость. В мае поехал, тепло у нас там в это время и сады цветут. Ехал и думал, что как в юности голова будет кружиться от запахов, а сердце радоваться.

— Приехал, по улице качусь, а она как после бомбежки. Или вообще дома нет, или только стены стоят. Иной вроде целый, поближе посмотришь, а он мертвый, никто не живет, тропинка к крыльцу заросла, на участке кусты вымахали выше меня. И на улице никого, в детстве пока от магазина дойдешь до своего дома раз двадцать поздороваешься с бабками на лавочках, а тут вообще никого.

— Доехал до своего дома, машину бросил и пошел пешком. Иду и во дворы одноклассников заглядываю, все встретить кого-нибудь надеюсь, хоть одно знакомое лицо. Ни-ко-го, ни одного, как в другой вселенной. Любку встретил, она лет на пять младше меня будет, мелкая совсем по сравнению с моей компанией была, но как-то узнали друг друга, стоим, разговариваем. Чем больше слушаю, тем больше понимаю, что все, нет поселка моего и зря я сюда приехал. Попросил ее со мной на кладбище сходить, ну и пошли вместе.

— Вот куда они, оказывается, переехали. Как-то не думал, что бабки-дедки соседские поумирают по возрасту, но смириться был готов, жизнь, она знаете, не бесконечная. А когда могилка одного одноклассника, второго, и еще, вот тут я охренел, меня как придавило, хожу словно зомби, голова совсем пустая.

— Назад шли, Любка горем своим поделилась, дом у нее за долги отбирали, банк или бандюки, уже не помню. Я и не задумался, достал пятьсот баксов из бумажника и отдал. Это, оказывается, в то время, была стандартная цена участка с домом. Ух, как Любка разволновалась, в голове у нее не укладывалось, что вот так вот просто все ее проблемы с долгами разрешились и взамен ничего не просят. Идет, думает, лоб морщит, а потом спрашивает, что, дескать, делать думаю. Я отвечаю, назад поеду, что тут еще делать? А она предлагает в гости зайти, посидеть, поговорить. Очень просит, не обижать и согласиться, хоть на чуть-чуть, она курицу зарубит, приготовит-пожарит и все такое. ..

— Согласился я. Правда, уговорил курицу в живых оставить. У меня полмашины жратвы, вдвоем ее и за неделю не съешь, не пропадать же добру. Стол в саду у нее накрыли, прямо под яблоней. Громадное старое дерево цвело как в последний раз. Чуть ветер дунет, лепестки вьюгой на землю летят. Все покрыто толстым белым слоем. Я выпивку достал, разливаю по стаканам, значит, и тут дядя Паша приходит. Он в моем детстве уже пожилым был, и вот те нате, не изменился совсем. Хромает на своем протезе и гармошка, по-моему, та же самая. На всех праздниках и застольях дядя Паша с ней был и, наверное, будет, дай Бог ему здоровья. Пригласили его к столу, стакан налили, выпили за встречу.

— Любка фотоальбом притащила. Здоровенный такой и в нем общие фотографии выпускников за разные годы.

— Откуда у тебя это, спрашиваю? Тут самое первое фото старше меня.

— А когда школу закрыли, я пошла и из мусора вытащила, все равно никому не нужен.

— Школу закрыли?

— Уже лет пять прошло, или больше. Сейчас детей на автобусе в райцентр возят, а в поселке ничего нет. Говорят, что для двух десятков учеников дорого здесь что-то содержать.

— А что у тебя некоторые фото крестиками помечены?

— Так, про кого знаю, что помер, я его того. .. крестик ставлю.

— Я открыл фото своего класса. У половины, даже больше чем у половины крестики стояли. Чувствую, что трезвею и с ума схожу, себе и всем остальным опять по полному стакану налил. Свой выпил, как воду, никого не дожидаясь и не чокаясь. Сижу, в себя прийти не могу. Любка тоже выпила и у нее свои мысли покоя не дают. Вбила себе в голову, что отблагодарить меня должна, на колени опустилась и ширинку мне расстегнуть пытается. Дядя Паша после двух стаканов ни на что внимания не обращает, он, по-моему, ухитрился одновременно вырубиться напрочь и на гармошке играть не перестал. Короче - монстр деревенских застолий.

— Любка голову подняла и улыбнулась, вижу, крупным планом, у нее двух передних зубов нет. Меня от такой улыбки протрезвило и оторопь взяла. – Нет-нет-нет, говорю, - не надо, Люба, зачем ты это придумала? У меня дома жена, я ей верный и на стороне ни-ни, ничего такого себе не позволяю. Только она все правильно поняла, поднялась, на скамейку села, стакан свой допила и говорит, что сейчас дочке позвонит и все будет путем. И вправду, телефон достала, поговорила.

— Сидим, я альбом листаю, иногда спрашиваю, кто и как помереть ухитрился. В себя понемногу прихожу, виски в таких случаях рулит. А тут девушка подходит, молоденькая, в дочки мне годится, говорит, что Светой зовут. Налили и ребенку, ну а кто она для меня, даже если ей больше двадцати? Ребенок глоток сделал и скривился, а что кроме самогона ничего нет? Достал бутылку вина, налил, девушка попробовала и стала потихоньку прихлебывать, видно, настоящий портвейн по душе пришелся.

— Любка ей что-то на ухо шепчет, на меня обе поглядывают, время от времени. Света головой машет, не соглашается, потом так громко: «Мама, ну мама, а как же Митя?». Любка говорила, говорила, к стакану прикладывалась, а потом голову на стол положила и. .. все, готова. Дядя Паша тоже играть перестал, доконал его британский самогонище. Я альбом в сторону отложил, в небо смотрю, там цветы с облаками перемешались, голова тоже плывет, и чувствую опять ширинку мою теребят и расстегивают. Голову наклонил, Света хулиганит. На меня так серьезно посмотрела и говорит.

— Маму слушаться надо. Я быстренько все сделаю. И правда, быстро с молнией управилась, взяла в рот мое вялое недоразумение и сосет тихонько, язычком ласкает.

— А что это вы делаете? Пьете? А почему меня не позвали?

— Смотрю, парень за забором стоит. Нормальный вроде парень, только лицо у него какое-то неподвижное. Света рот освободила и даже вставать не стала.

— Митя, жених мой, это она мне сказала. Потом Мите крикнула, чтобы он заходил и присоединялся. Митя послушался, пошел к калитке, передвигался, держась за забор и стало видно, что он пьян вдрызг и вдрабодан и непонятно, как он может ходить? Дошел, на скамейку сел, на Свету внимание не обращает, а она по прежнему около меня сидит на корточках, только член мой рубашкой прикрыла. Потом он взял Любкин стакан и допил остатки. Последней капли Митин организм не выдержал, упала его голова на стол, и заснул жених.

— Вот так всегда, вздохнула Света, поднялась, сняла трусы, задрала юбку и уселась на мой член. Села спиной ко мне, стакан с портвейном в руке, глоток сделает, чуть двинется и сидит потом неподвижно. У меня в голове все смешалось, как утром ехал и фантазировал, как по кладбищу ходили, Любкина беззубая улыбка. Глаза открою, лепестки падают, розовые и нежные. Падают на мое лицо, на дядю Пашу, его гармонь и плешивую голову, на Любкино застиранное старое платье и на фото класса, несколько штук в моем стакане плавают.

— Света недопитый стакан на стол поставила, задрожала, ноги вытянула и говорит, - я все, если хотите, кончайте. Минуту, наверное, так сидели, потом она на меня откинулась, лицо повернула, вижу, что слезы у нее ручьем текут.

— Сдохну я здесь. Они все УЖЕ сдохли, махнула рукой на спящих, и я сдохну. Встала, не дожидаясь, пока я кончу. Я сижу с членом на небо, смотрю на альбом и вижу, крестиков нарисовано куда больше, чем лепестков лежит. Я думаю, что именно в этот момент я атеистом стал. Не было ведь войны, почему тогда все они в землю легли?

— Добрый ты Мишаня, но глупый. Поручик (ну, фамилия у него Поручиков), нагнулся и хапнул последний бутер с икрой. Господь всех во время призывает, не нам его замыслы разгадывать.

— Может ты и прав, куролесили и чудили ребята знатно. Через одного на премию Дарвина можно выдвигать. Себя сожгли и вокруг все, до чего дотянуться смогли. Но все равно, неправильно это. По делам их, многим в Аду вечно гореть, а про смерть у всех только одно можно сказать – отмучились.

— Короче, не знаю, Мишаня безнадежно махнул рукой. - Я в тот день, вечером, бухой в жопу, сел за руль и рванул оттуда. Никогда больше не приезжал и не хочу.

— А что с остальными стало?

— Свете я предлагал со мной уехать, она отказалась. А через два месяца приехала, после того, как пьяный Митя на улице заснул в дождь, простыл и умер. Я ее на работу устроил в общежитие и поселил там же, знаю, что она комендантом стала, я не помогал, сама доросла от вахтера. Не общаемся.

Народ молчал. В райских садах жить как в Аду – несколько неожиданная идея для многих.