Моя жена Дженни любит сюрпризы. Сам я их всегда ненавидел. Вечеринки-сюрпризы, неожиданные изменения в расписании — они меня бесят. Я бы предпочел заранее знать, что мне делать, а потом делать это. Я люблю предвкушать события, с нетерпением жду их за несколько дней вперед, с удовольствием представляю, как все будет.

Тем не менее, я очень люблю Дженни, а она любит сюрпризы. На протяжении всего нашего брака для меня лучшим способом показать ей, как сильно я ее люблю, было устроить для нее какой-нибудь сюрприз.

Приближается наша двадцать пятая годовщина, и я был полон решимости преподнести ей самый большой и лучший сюрприз.

Вот почему я теперь сижу здесь, у себя дома в спальне при наступлении темноты, смотрю на расстеленную кровать, из которой только что вылезли она и ее любовник, и гадаю, что, черт возьми, мне теперь делать.

НЕМНОГО О ДЖЕННИ

Чтобы вообще представить себе Дженни, нужно начать с того, что она красивая. И я не имею в виду «очень привлекательная» — я имею в виду именно красивая, в том смысле, что почти никогда не встречается. Если вы живете не в Нью-Йорке или Париже, то, вероятно, за всю свою жизнь не видели и четырех более красивых женщин, чем Дженни.

Дженни такая красивая, что люди на улице останавливаются. засматриваясь на нее. Я видел, как посреди квартала останавливались машины, в то время как их водители высовывались из окна, на мгновение забыв, куда они едут. У нее такая красота, что люди, забегая в свой офис, говорят своим коллегам: «Не поверите, какую красивую женщину я только что видел!»

Короче говоря, мы говорим здесь не просто о привлекательной женщине, мы говорим о ком-то, увидев кого, вы чувствуете, что изменилась вся ваша жизнь.

Рост Дженни чуть ниже метра семидесяти пяти, стройная фигура идеальных пропорций. У нее светлые волосы медового цвета, которые она носит распущенными примерно на пятнадцать сантиметров ниже плеч. Черты ее лица очень правильные, с маленьким прямым носом и высокими скулами. У нее ослепительный цвет лица — даже сейчас, когда ей за сорок, — и ее голубые глаза удивительно, поразительно красивы, как самые прекрасные сапфиры, которые вы когда-либо видели.

Конечно, в ней присутствует не только женская красота. Некоторые красивые женщины источают сексуальность и сексуальную привлекательность — вы бросаете на них взгляд, и все, о чем вы можете думать — это затащить их в постель. (Вспомните Анджелину Джоли.) Но Дженни не такая.

На Дженни вы смотрите и чувствуете, что видите природу в ее лучшем виде, своего рода совершенство, о существовании которого даже не подозревали. Это похоже на просмотр шедевра из коллекции художественного музея. С ней хочется быть рядом, еще раз взглянуть на нее и, конечно, забрать домой, если есть возможность. Но это чувство не является откровенным и прямо сексуальным — оно более размытое и романтичное.

У Дженни всегда была эта потрясающая красота, и она всегда жила необычной жизнью, которая сочетается с ней. Она выделялась среди своих одноклассниц с первого класса, привлекая внимание — положительное и отрицательное, — которое шло вместе с такой привлекательностью.

Учителя всегда были готовы видеть в ней лучшее, веря, что такая красота должна быть внешним проявлением высшего существа. На протяжении всей начальной и средней школы Дженни имела тенденцию получать пятерки, даже если ее работы должны были оцениваться на пятерки с минусом или четверки с плюсом.

В старшей школе все было иначе только в одном: там учителя, большинство из которых были мужчинами, смущались перед Дженни и теряли дар речи. Они просто не могли обращаться с ней так же властно, как со всеми ее одноклассниками. Их красота пугала их. Она продолжала получать пятерки, не работая усердно, а их рекомендательные письма в колледж были яркими и полными энтузиазма.

В то время как у Дженни росли подружки, мальчики ее ровесника вели себя как ее школьные учителя, только еще хуже. Флирт и поддразнивания, которые они с комфортом могли вести со своими одноклассницами, подводили их, когда рядом была Дженни. Даже самые храбрые из них могли лишь, запинаясь, произносить: «Привет, Дженни», когда она проходила мимо.

Тим Крамер, капитан футбольной команды и самый популярный мальчик в ее классе, неделями пытался набраться храбрости, чтобы пригласить Дженни в кино. Он даже заставил себя позвонить ей по телефону, но потерял самообладание и притворился, что звонит, чтобы спросить о домашнем задании по математике. После этого он сдался и довольствовался многочисленными умеренно привлекательными девочками в школе, которые очень хотели пойти с ним на свидание.

Только пожилые мужчины — и то не очень многие из них — могли преодолеть желание лишь смотреть на Дженни с открытым от удивления ртом и действительно разговаривать с ней. Первым романом Дженни был роман с тридцатишестилетним мужчиной, младшим братом соседки по ее кварталу. Стивен встретил ее на вечеринке у бассейна, проводимой на ее улице, летом перед ее последним годом обучения. Как и все, кто когда-либо видел ее, он был поражен. Но в то же время он был искушенным, опытным мужчиной — недавно развелся после восьми лет брака — переехавшим в ее небольшой городок в центральной Пенсильвании, после того как жил и работал в Чикаго.

Стивен умел разговаривать с женщинами, даже с такими великолепными как Дженни. У нее, с другой стороны, было очень мало опыта общения с мужчинами, которые могли преодолеть свое восхищение ее красотой настолько, чтобы быть очаровательными, и Стивен без труда уговорил ее пойти с ним на свидание.

Их роман длился почти год, и закончился как раз перед выпускным Дженни, когда работа Стивена вернула его в Чикаго. Ее родителей беспокоили отношения, которые у нее были с мужчиной вдвое старше нее, а младшая сестра Дженни Элизабет, сама очень хорошенькая, но далеко не в той же лиге, что и Дженни, несказанно ревновала, но Стивен был внимательным и нежным мужчиной, и его отношение к Дженни успокоило семью.

Это был настоящий роман в обоих смыслах. Под этим я имею в виду, что, во-первых, Дженни действительно любила его, и он тоже ее очень любил, пусть и не так сильно, как подросток. Во-вторых, через месяц или два это перешло в полностью сексуальные отношения. Дженни могла какое-то время встречаться с мальчиком-подростком и сохранить девственность, но у Стивена были совсем другие ожидания (и еще собственная квартира). После того как они начали вместе спать, он сводил ее в клинику по контролю над рождаемостью подальше от города, и она начала принимать таблетки.

Дженни повезло: Стивен был любящим и терпеливым партнером. Он на деле беспокоился о ней, она была для него не просто призом. Поэтому учил ее получать сексуальное удовольствие с чуткостью, и она избежала того грязного первого сексуального опыта, от которого страдает так много неопытных девочек-подростков в руках столь же неопытных подростков-мальчиков. Она узнала, что значит заниматься любовью, научилась давать и получать оральный секс и даже попробовала с ним анальный, хотя и обнаружила, что он ей не нравится.

Несмотря на то, что она — теплый и любящий человек, Дженни никогда не была особенно страстной. Ей нравился секс со Стивеном, но она редко была его инициатором и редко страстно желала секса в его отсутствие. Для нее это удовольствие во многом было связано с его интимной близостью и удовольствием от его полного сосредоточения на ней.

В конце концов, это неудивительно, поскольку Дженни была необыкновенной красавицей, выросшей на необычайно широком внимании окружающих. Она понятия не имела, что значит быть безликой, незаметно двигаться в толпе людей, как может делать большинство из нас в любом большом городе. Напротив, постоянное ощущение того, что на нее смотрят люди, и даже слышатся звуки одобрительного шепота вокруг нее, были аспектами ее существования, которые она принимала как должное.

Надеюсь, я не создал впечатления, что Дженни

была монстром, поглощенным собой. Она им не была. Она была и остается добрым, веселым и ласковым человеком с отличным чувством юмора. Но нет никаких сомнений в том, что она упустила много опыта взаимных уступок в нормальных человеческих отношениях. Ей всегда давали многое, а просили от нее гораздо меньше. Такой дисбаланс через некоторое время неизбежно стал казаться нормой.

***

Сердце Дженни было разбито, когда Стивен уехал, но через несколько недель ее настроение поднялось в связи с приближающимся началом ее первого года обучения в колледже университета Пенсильвании. Жизнь в университете была очень похожа на жизнь в старшей школе: все были ошарашены ее красотой, учителя ставили ей пятерки, большинство ее однокурсников слишком смущались, чтобы разговаривать с ней.

Но в таком большом университете, как Пенсильванский, было также и много пожилых мужчин, как аспирантов, так и преподавателей. И хотя вид Дженни был для них не менее восхитителен, им было проще приблизиться к ней. В первые пару лет в Пенсильванском университете у Дженни не было недостатка в поклонниках и очень мало вечеров по выходным без свиданий. Хотя у нее не было серьезных отношений, подобных тому, что было со Стивеном, она определенно много общалась.

Я познакомился с ней, когда нас записали в один класс по социологии, тогда она была второкурсницей, а я учился на третьем курсе по специальности бизнес-администрирование. Класс из ста двадцати студентов был разделен на учебные группы по шесть человек, и к счастью, мы с Дженни оказались в одной группе. Вшестером мы встречались дважды в неделю по вечерам на два часа, и через несколько недель я был не только ошеломлен ее красотой (как и все, кто с ней встречался), но и многое полюбил в ней.

Дженни была доброй и щедрой. Она рано заметила, что два члена нашей группы оказались более слабыми учениками, чем остальные, и искала способы поддержать их и повысить их уверенность в себе. Ничего такого — просто похвалы за их вклад в нашу группу или легкое подбадривание, если промежуточные экзамены у них проходят не так хорошо. К тому же с ней было очень весело — она смеялась над нашими шутками не меньше остальных и часто давала язвительные комментарии или собственные мягкие поддразнивающие наблюдения. Поэтому неудивительно, что я начал думать о Дженни более серьезно, чем просто издалека любоваться ею.

Хотя я был довольно красивым парнем, но далеко от лиги Дженни. С другой стороны, в Пенсильванском больше никого такого не было, поэтому я не особо об этом беспокоился. У меня была изрядная уверенность в себе, поэтому я начал думать о том, как уговорить Дженни пойти со мной на свидание.

Узнать, как она общалась со своими ухажерами, было легко, потому что мужчины часто проявляли к ней интерес. Практически все занятия в нашей группе заканчивались тем, что один из ее нынешних кавалеров приходил за ней, или она говорила, что ей нужно встретиться с кем-нибудь в Студенческом центре или в ее общежитии. Было легко увидеть, что она — главная во всех этих отношениях. В какой-то мере, собственно, парни находились в ее власти.

Она может согласиться встретиться с Тедом в девять вечера и не появиться раньше четверти десятого. Или может в пятницу принять приглашение на обед с Бобом, только чтобы позвонить ему в пятницу же днем и сказать, что должна все отменить. Или она может попросить Энди встретиться с ней в учебной группе, после ее окончания в 9:30, а затем заставить его стоять в смятении минут десять или больше, в то время как сама продолжает смеяться и шутить с нами, поскольку группа не торопится разойтись.

Может показаться странным, что та же женщина, которая была так внимательна к коллегам по своей исследовательской группе, могла быть так бесчувственна со своими кавалерами, но мне это было легко понять. В той степени, в которой большинство из нас просто не может себе представить, Дженни привыкла к интенсивному мужскому вниманию и восхищению. Я не думаю, что она когда-либо понимала, что некоторые из этих молодых людей были невероятно, отчаянно влюблены в нее, и что ее поведение задевает их чувства. Для нее каждый из них был просто еще одним мальчиком, который хотел ее пригласить. Она не любила их, но поскольку встречалась с ними лишь случайно, она не так уж старалась относиться к ним с уважением.

С самого начала я решил, что не позволю Дженни относиться ко мне так. Я был полон решимости, если мне вообще удастся заставить ее встречаться со мной, сделать наши отношения основанными на взаимном уважении друг к другу. Я не собирался делать скидку на ее невероятную красоту — я планировал относиться к ней так, как относился бы к любой другой женщине, что меня интересовала. Также я, честно говоря, думал, что если постою за себя и не позволю ей вытирать о себя ноги, то смогу выделиться из толпы других парней, с которыми она, казалось, встречалась.

Во вторник перед промежуточным экзаменом по социологии я позвонил Дженни и пригласил ее на ужин в пятницу после экзамена. К моему удовольствию, она согласилась, а я договорился заехать за ней в общежитие в 7: 30.

Но когда я вошел в ее комнату в общежитии, ее соседка сказала, что ее там нет. Я торчал в гостиной общежития до восьми вечера, а когда Дженни все еще не вернулась, я просто ушел. Я взял за правило не звонить ей — я отпустил ее и ждал, чтобы увидеть, что произойдет, когда мы увидимся в классе в понедельник.

Поскольку класс был большой, я сначала ее не увидел, но после урока медленно выходил из помещения, дав ей шанс увидеть меня и подойти. С теплой улыбкой она извинилась за опоздание, сказав, что разговаривала с другом в библиотеке и потеряла счет времени. Затем, извинившись передо мной, скорее поверхностно, нежели искренне, она спросила:

— Но почему ты меня не дождался?

— Ну, Дженни, — спокойно ответил я, — спустя полчаса я почувствовал, что проголодался, и поскольку понятия не имел, когда ты вернешься, пошел и пообедал в одиночестве.

Она казалась немного озадаченной этим, как будто действительно не подумала о том, каково это заставлять меня (или любого другого из ее кавалеров) так долго ждать. В конце концов, она сказала:

— Конечно, мне очень жаль, Брэд, — на этот раз ее слова звучали более серьезно.

Пока мы шли, я молчал, краем глаза наблюдая, как она несколько раз взглянула на меня. Потом она сказала:

— Ну, что, попробуем еще раз?

Я сказал:

— Смотря по обстоятельствам, Дженни. — Удивленная, она спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты придешь вовремя, я буду рад пригласить тебя на ужин. Но если ты собираешься снова опоздать, я думаю, мне следует составить другие планы.

На ее лице промелькнуло раздраженное выражение, но затем оно исчезло, сменившись ухмылкой.

— Довольно честно! Как насчет пятницы, опять в полвосьмого? И на этот раз я буду вовремя!

В пятницу, когда я приехал, Дженни была готова, и вечер у нас был потрясающий. Во-первых, она выглядела сенсационно. На ней были простая юбка и блузка, поверх которой был шерстяной свитер, но она все равно была потрясающей. Несмотря на то, что я встречался с ней несколько раз в неделю в нашей учебной группе, мне было нелегко преодолеть ее красоту и просто увидеть в ней милую девушку.

Более того, мы обнаружили, что наши ценности и наше чувство юмора отлично подходят друг другу. Мы легко говорили обо всем, что есть на свете, рассказывали истории из нашего прошлого, много смеялись и чувствовали себя друг с другом удивительно комфортно. Наш ужин растянулся на неторопливый десерт и две чашки кофе, и мы не выходили из ресторана до одиннадцати, когда персонал едва не вытолкал нас на улицу!

Я боялся, что уже довольно сильно влюбился в Дженни, но решил быть очень спокойным в этом отношении — не вести себя, как все сраженные молодые люди, которыми она манипулировала. Когда мы подошли к ее двери, я был готов к рукопожатию или короткому поцелую. Дженни сказала мне с искренним чувством:

— Брэд, большое спасибо за ужин. Я прекрасно провела время!

— Я тоже, Дженни. За три года я не встретил здесь никого, с кем бы чувствовал себя так комфортно. Ты — отличная компания.

Ободренный выражением ее лица, я наклонился вперед, чтобы быстро поцеловать ее, но она удержала мои губы своими гораздо дольше, чем я ожидал. Целовать ее было восхитительно, и я подавил счастливый вздох, когда мы расстались.

Решив не проявлять особого энтузиазма, я был готов пожелать спокойной ночи и уйти. Но к моему удовольствию, она сказала:

— Я хотела бы сделать ответное приглашение. Ты можешь прийти в воскресенье на бранч?

— С удовольствием. Что бы ты хотела, чтобы я принес? Как насчет чего-нибудь на десерт?

— Это было бы здорово. Как насчет двенадцати часов дня? И принеси свои книги по социологии — мы сможем хотя бы сделать вид, что будем учиться! — со смехом сказала она.

Возвращаясь в общежитие, я был счастлив, как никогда. Похоже, я действительно понравился Дженни, а я был без ума от нее. Тем не менее, я помнил о своей решимости проявлять осторожность и, прежде всего, не допускать, чтобы мною помыкали.

***

Через несколько недель мы начали очень серьезно встречаться. Я, конечно, был очарован красотой Дженни, но помимо этого на меня оказали свое влияние ее ум, чувство юмора и тепло. На раннем этапе мы решили сохранять наши отношения в секрете от исследовательской группы, поэтому с ними мы были очень осторожны.

Через пару недель, когда наши свидания заканчивались все более страстными поцелуями, я прямо спросил ее, не проведет ли она со мной ночь (мне повезло, что у меня была одноместная комната в общежитии). Она улыбнулась и ответила:

— Я уже беспокоилась, что ты меня об этом не спросишь!

Когда мы вернулись в мою комнату, расслабившись в кино, я обнаружил, что слегка нервничаю. Речь не шла о перспективе секса с Дженни. У меня были две серьезные подруги, одна училась в старшей школе, а другая — на первом курсе колледжа. Я много раз укладывал в постель обеих и не боялся опростоволоситься. Мои опасения были больше связаны с характером моих отношений с Дженни.

Мы сидели на кушетке, прижимаясь, и понемногу целовались, чувствуя себя хорошо, когда Дженни посмотрела на меня взглядом, который, казалось, говорил: «пора в постель».

— Дженни, — сказал я, — мы можем поговорить? — Она выглядела удивленной, но кивнула.

— Ты наверняка догадываешься, как я жду этого — того, чтобы обнимать тебя всю ночь и... всего остального. Но также это важный момент для нас, и мне нужно сначала кое-что тебе сказать.

Дженни не ответила, просто серьезно посмотрела на меня.

— Мы не говорили о... о том, что наши отношения значат для каждого из нас. Пока что это было непринужденно и весело. Я наслаждался каждой минутой нашего времени вместе, но мы никогда не говорили о том, так ли это... что мы будем друг у друга единственными. Для меня занятия любовью с тобой — не случайность. Это будет означать, что ты — единственная женщина в моей жизни, пока мы вместе. И я хочу убедиться, что ты относишься ко мне так же.

Дженни просто продолжала серьезно смотреть на меня, а потом, наконец, улыбнулась:

— Я чувствую то же самое, Брэд. У меня было несколько свиданий с другими мужчинами, с тех пор как мы с тобой начали встречаться, но в последнее время они не приносили особого удовольствия. Я на самом деле не понимаю, почему я вообще встречаюсь с другими парнями, кроме как по привычке. Но я более чем готова быть твоей, если ты меня хочешь.

Я улыбнулся и осторожно поднял ее на ноги и обнял.

— Я хочу тебя — очень-очень! — Застав ее врасплох, я наклонился, обнял ее, подхватил за колени и понес через комнату к моей кровати.

Занятие любовью с Дженни в тот первый раз было таким же чудесным, как и наше первое свидание. Ее прекрасное стройное тело, конечно, возбуждало меня, но настоящая радость исходила от того, что мы были вместе. Мы оба были очень нетерпеливы, но никто из нас не спешил (слава богу за то, что у каждого из нас был сексуальный опыт). Мы продолжали смотреть друг на друга, целоваться и ласкаться до тех пор, пока оба не стали невероятно возбужденными, а затем Дженни пробормотала:

— Давай же, Брэд!

Я полез в ящик стола за презервативом, но она взяла меня за руку, улыбнулась и сказала:

— Не обязательно!

Я перекатился на нее, и она впервые ввела меня в себя. Глядя на ее красивое лицо, улыбающееся мне, я упивался удовольствием находиться внутри... Мы долгое время спокойно совокуплялись, иногда целовались, иногда смотрели друг на друга.

Казалось, что Дженни не кончит в миссионерской позе, поэтому через некоторое время я перекатился вместе с ней и позволил ей меня оседлать. Возможность видеть ее красивое тело была невероятно захватывающей. Я гладил ее грудь, затем клитор, отчего она задохнулась и дернулась надо мной. Я продолжал поглаживать пальцами, пока она не застонала, и я почувствовал, как ее киска плотно сжимается вокруг меня...

Нежно обнимая ее, я подождал, пока не пройдут спазмы и она не расслабится на мне, а затем начал входить в нее все сильнее и сильнее, достигая своего собственного радостного апогея...

В ту ночь Дженни сладко спала в моих объятиях, а утром мы приняли душ и опять занялись любовью.

С тех пор мы были практически неразлучны, в той мере, как могут быть два занятых студента колледжа. Мы занимались любовью всякий раз, когда могли, что было часто! И мне нравилось все, что делалось с Дженни — такие мелочи, как наблюдение, как она ест йогурт и изящно очищает ложку языком, наполняли меня счастьем.

По мере того как наши отношения становились все более серьезными, мы в общих чертах заговорили о наших планах на будущее, не особо распространяясь и не говоря о том, что будем вместе. После окончания учебы я намеревался работать в мире бизнеса, вероятно, еще и в Миссури, откуда я родом, а Дженни не знала, чем будет заниматься, но хотела карьеру, которая предполагала бы работу с людьми и некоторую гибкость в графике.

Я уже подумывал жениться на Дженни, но поднимать этот вопрос с ней казалось пока слишком рано — нам обоих еще оставалось долго учиться.

Наша первая большая ссора случилась в апреле, когда мы обсуждали предстоящие летние каникулы. Я склонялся к стажировке в компании в Сент-Луисе, которая могла привести к хорошему предложению работы после окончания учебы. Дженни же пообещала родителям, что приедет домой в свой городок в Пенсильвании и займется своей обычной летней работой секретарем в адвокатском бюро.

Будем ли мы продолжать наши эксклюзивные отношения, если разлучимся на три месяца? Я считал, что «да», Дженни сказала «нет». Мы поспорили.

— Я не говорю о том, чтобы спать с кем-нибудь еще, Брэд! — сказала она мне. — Но не понимаю, почему я должна сидеть дома каждый вечер, когда могу случайно выйти с кем-нибудь и повеселиться — посмотреть фильм или пойти на вечеринку!

— Разве наши отношения для тебя недостаточно важны, чтобы пожертвовать небольшим «развлечением»? — горячо ответил я.

Некоторое время мы продолжали в том же духе, и нас обоих это все больше раздражало. Затем победу одержала Дженни, сказав то, с чем я действительно не мог не согласиться:

— Хорошо, Брэд. Послушай меня. Если я пообещаю тебе, что буду гулять только с подругами-женщинами — в кино, на обеде, на вечеринке — тебя это устроит?

Я без колебаний сказал, что да.

— Что ж, — продолжила она, — почему бы тогда не гулять и с друзьями-мужчинами, если я дам тебе свое торжественное обещание, что все будет только как у друзей? Никаких поцелуев, никаких обниманий, никаких лапаний, никакого секса? Просто как друзья.

Она посмотрела на меня, и я неохотно уступил.

— Да, Дженни, ты права. — Я вздохнул. — Я люблю тебя, и если ты дашь мне слово, я буду тебе доверять. — Она улыбнулась и поцеловала меня.

— Ты можешь мне доверять, Брэд. Я тоже тебя люблю, и обещаю не делать ничего, что бы ты не одобрил. Я буду вести себя так, будто ты всегда со мной в комнате.

— Хорошо, дорогая. Но мне нужно сказать еще кое-что, хорошо? Ты — не просто женщина, ты необычайно красива, и в мире нет мужчины, который бы не хотел быть с тобой. — Дженни лучезарно улыбнулась. Она, конечно, все это знала, но все равно ей очень нравилось это слышать! — Это означает, что тебе действительно нужно быть осторожной, хорошо? Ты должна думать о том, что делаешь, и не позволять получать парню неверные сигналы.

Она опять улыбнулась мне почти с жалостью, что меня слегка задело.

— Поверь мне, Брэд, я уже давно умею обращаться с мужским вниманием. Это не будет проблемой.

Затем, видя, что я все еще немного обеспокоен, она подошла и села ко мне на колени, обняв меня.

— Я люблю ТЕБЯ, Брэд. Ты хочешь, чтобы я сказала это снова? Я люблю ТЕБЯ, я — твоя женщина, твоя.

Оставалось только поцеловать ее, крепко обнять и заняться с ней любовью. Отличный способ закончить спор!

***

Лето было тяжелым, но пролетело быстро. Я долго работал в Сент-Луисе, пытаясь разобрать что к чему в крупной компании общественного питания, снабжавшей гостиницы и рестораны в этом районе. Мне дважды удалось навестить Дженни, оба раза проведя выходные с ее родителями, которые, казалось, меня приняли. Но меня демонстративно поселили в их гостевой комнате. Только однажды за эти два уик-энда нам удалось найти хотя бы полчаса на короткий перепих, все остальное время мы лихорадочно обжимались и целовались в каждый момент нашего уединения!

В перерывах между этими визитами мы регулярно созванивались по телефону. Я пытался делать небольшие сюрпризы, например, отправить ей симпатичную открытку «Думаю о тебе» или положить одну конфетку Hеrshеy s Kiss в большую коробку и отправить ей по почте. Я рассмешил ее, отправив поддельное письмо из налоговой, в котором сообщалось, что она задолжала девяносто тысяч долларов по налогам за предыдущий год. Она решила, что это было очень умно, и показала его родителям.

Следующей осенью, в последний год моего пребывания в Пенсильвании, мы более чем восполнили летнюю разлуку. У меня была небольшая квартира за пределами кампуса, и Дженни в основном жила со мной, так что мы могли заниматься сексом, когда захотим. Между нами все становилось лучше и лучше, и я был уверен, что нашел себе женщину на всю жизнь.

В апреле я предложил ей выйти за меня замуж, и она с радостью согласилась, попросив только отложить свадьбу еще на год до окончания ею колледжа. И ее родители, и мои были очень довольны нашими новостями.

Но сначала нам пришлось пережить годичный разрыв: Дженни училась на последнем курсе Пенсильванского университета, я работал в сфере общественного питания в Сент-Луисе. Она три раза приезжала ко мне во время школьных каникул и длинных выходных, а я ездил навещать ее как минимум раз в два месяца.

В том году был только один действительно плохой момент. Однажды в пятницу вечером в феврале я приехал в Пенсильванский университет рано утром, примерно на час раньше запланированного срока, и поспешил в комнату Дженни. Ее соседка по комнате сказала, что она отсутствует, вероятно, находится в кафе в Студенческом центре.

Войдя в переполненный зал, я огляделся и увидел за маленьким столиком у задней стены Дженни, сидевшую за чашками кофе с очень красивым парнем лет за тридцать. Судя по его виду, вероятно, это был преподаватель.

Я был на грани того, чтобы подойти к ней, когда что-то в их языке тела остановило меня. Я почувствовал немного больше близости, чем меня устраивало, поэтому я сел за столик в десяти метрах от них, вне поля их зрения, но так, чтобы они не могли не заметить меня, если будут уходить. Я хотел узнать больше.

В их поведении не было ничего явно неуместного — они разговаривали и смеялись, пили кофе. Но их головы были ужасно близки друг к другу, и я интуитивно чувствовал, что здесь что-то не так.

Через некоторое время парень взял руки Дженни в свои и удерживал их, все время убедительно ей что-то говоря. Она засмеялась и отдернула их; но он продолжал говорить, глядя ей прямо в глаза, а через минуту опять потянулся к ее рукам.

На этот раз она не сопротивлялась, позволив ему держать обе ее руки в своих, в то время как он продолжал серьезно с ней разговаривать.

Еще через пару минут она посмотрела на часы и, должно быть, сказала ему, что ей пора идти. Она убрала руки и встала. Я очень внимательно наблюдал, как она прощалась, но не было поцелуев или дальнейшей близости, и, похоже, они не собирались на свидание, чтобы встретиться еще раз.

Направляясь к двери Дженни заметила меня за столом, где я сидел, просто глядя на нее. Ее улыбка застыла, и она заколебалась, почти остановившись. Потом взяла себя в руки и подбежала ко мне со словами: «Привет, милый! Ты рано!»

Всю жизнь мне удавалось, будучи расстроенным, сохранять хладнокровие и контроль. Я думаю, это уходит корнями в детство, когда отец учил меня боксировать. Он был прекрасным боксером-любителем и много лет серьезно тренировал меня. Я боксировал в некоторых турнирах «Золотые перчатки» для новичков, но никогда не участвовал в них после школы. Моим основным видом спорта был лакросс, и несмотря на то, что я был невысоким (около метра семидесяти пяти), я дважды попадал в команду страны.

Но мои тренировки по боксу помогли мне научиться сохранять спокойствие в сложных ситуациях, никогда не паниковать и не поддаваться эмоциональному давлению. Это качество, которое за годы работы оказалось очень ценным как в личных, так и в деловых отношениях.

Когда Дженни подошла ко мне, я исполнился гнева и ревности, а также сомнений в ее верности. Но вместо того чтобы наброситься на нее, я просто сказал: «Привет, Дженни», и позволил ей обнять себя и поцеловать, не вставая с места.

Она села напротив меня и начала быстро говорить о том, какая это была тяжелая неделя, как она рада меня видеть, как я попал в город так рано и т. д. Казалось, она не знала, сколько я видел, и продолжала тарахтеть, внимательно наблюдая за мной, гадая, как справиться с ситуацией.

Мое продолжающееся молчание явно беспокоило ее. Наконец она замолчала и сказала:

— Дорогой, с тобой все в порядке?

Я просто посмотрел на нее и тихо сказал:

— Дженни, может это тебе требуется мне что-то сказать? — Я давно понял, что можно добиться лучших результатов, если сначала не выкладывать все свои карты. Я был зол и собирался позволить Дженни беспокоиться о том, что я знаю, а не рассказывать ей.

— Ты видел меня с этим парнем? — спросила она, краснея. Я не ответил, просто продолжал смотреть на нее, и, наконец, она продолжила. — Его зовут Джейми Атертон, он — мой преподаватель в классе английского языка, который я беру. Он предложил нам встретиться за чашкой кофе, чтобы поговорить о моей последней статье. Я написала эссе о Диккенсе, которое, по его мнению, было по настоящему хорошим, и он хотел поощрить меня расширить его и подумать о публикации. Действительно, Брэд, вот и все, что было.

Я продолжал молчать, и ей стало еще больше неспокойно. Наконец я сказал:

— Почему бы нам не прогуляться?

Мы застегнулись и вышли на холод, идя в сторону общежития Дженни, а не к отелю кампуса, в котором я всегда останавливался, когда бывал здесь.

Я не сказал ни слова и не взял Дженни за руку, просто быстро пошел, так что ей приходилось прилагать усилия, чтобы не отставать. Когда мы подошли к ее общаге, она с тревогой сказала:

— Пожалуйста, Брэд, ты не хочешь поговорить со мной? Я так ждала встречи с тобой!

Я сказал только:

— Я позвоню тебе утром, Дженни. Может, тогда мы позавтракаем и поговорим. А пока мне нужно подумать, и, возможно, тебе тоже.

Я быстро поцеловал ее в щеку и ушел. Я слышал, как она сказала дрожащим голосом:

— Брэд, милый, пожалуйста, подожди! — но не последовала за мной.

Для меня это была тяжелая ночь. Я много думал и очень мало спал. Что я в действительности видел? К Дженни подошел парень, и она позволила ему добиться чуть большего, на мой взгляд, успеха, чем надо. Он не поцеловал ее, и язык тела не заставлял думать, что он с ней спит. С другой стороны, во второй раз она не отняла от него рук, и явно не была недовольна его вниманием.

Я знал, что Дженни привыкла к огромному мужскому восхищению; Я вряд ли мог винить мужчин за то, что она привлекает их, или за то, что в мое отсутствие они пытаются чего-то с ней добиться. Но она была МОЕЙ невестой, на ней было МОЕ обручальное кольцо, и меня не радовало, что она позволила этому клоуну зайти так далеко.

Дженни позвонила мне в восемь утра и дрожащим голосом спросила, не можем ли мы позавтракать. Когда я встретил ее перед общежитием, она бросилась ко мне в объятия и начала рыдать.

— Брэд, пожалуйста, милый, поговори со мной! Я знаю, что ты злишься. Я знаю, что ошиблась, но... правда... там было не так уж много. Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне все объяснить!

Она продолжала плакать, а я обнимал ее, втайне довольный и облегченный ее вспышкой. Я хотел, чтобы она почувствовала себя виноватой, все мне рассказала, и чтобы я узнал, что на самом деле не было ничего такого, как я и надеялся.

— Хорошо, Дженни, — успокаивающе сказал я, поглаживая ее волосы. Я достал платок и вытер ее мокрые щеки. — Пойдем, посидим и поедим, и поговорим.

Она крепко держала меня за руку на протяжении всего пути до ресторана и настаивала на том, чтобы сесть рядом со мной в кабинете, чтобы она могла держаться за меня. Как только мы сделали заказ, она сразу же начала:

— Дорогой, то, что я сказала вчера вечером, — это правда. Он — мой профессор, и он действительно сказал, что хочет поговорить со мной о моем эссе. Это единственный раз, когда я когда-либо была с ним где-нибудь вне класса. Но... но это тоже не полная правда. Я знала, что он интересуется мной — что если бы это было сочинение Диккенса другой студентки, он бы не пригласил ее на кофе. Это просто казалось... безобидным для меня, вот и все. Я была польщена вниманием, и я знала, что ничего не случится. Мы были в центре Студенческого центра, черт возьми! Так что, я просто выпила свой кофе и позволила ему все время говорить о моих талантах.

— Честно говоря, Брэд, я знала, что через час встречусь с тобой, и это было просто так, чтобы скоротать время. А потом, ближе к концу, — она посмотрела на меня, — я не знаю, видел ли ты это, но... он начал говорить о том, какая я красивая, и он... протянул руки и взял меня за руки.

Я кивнул, показывая, что видел это.

— Ну, я отстранилась от него, но через минуту он взял их опять, и... я просто позволила ему это сделать. Мне показалось слишком чопорным оттаскивать их снова. Так что, я позволила ему продолжить говорить свои приятные слова. Мне было так приятно, как внутри, так и снаружи, бла-бла-бла. Затем через минуту я посмотрела на часы и увидела, что тебе почти пора прийти сюда, так что у меня был прекрасный повод уйти от него.

— Клянусь тебе, дорогой, вот и все! Я попрощалась и направилась к двери, когда заметила тебя — а ты выглядел таким спокойным, таким молчаливым, ты меня напугал!

Я услышал достаточно, чтобы почувствовать себя намного лучше. Я нежно обнял Дженни и крепко поцеловал.

— В тот момент я был очень расстроен, Джен, но сейчас мне стало лучше. Спасибо, что рассказала мне всю историю.

Она выглядела невероятно облегченной, и я понял, как она, должно быть, была напугана.

— Я понимаю, что это был безобидный флирт, и не зашло чересчур далеко. Но это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зашло чуть дальше, чем нужно — ты с этим согласна?

Я очень серьезно посмотрел на нее, она прикусила губу и кивнула.

— Да, Брэд. Я не должна была позволять ему держать меня за руки. Мне очень жаль, правда.

Восстановив покой, мы наслаждались завтраком, наверстывая упущенное за недели, прошедшие после нашего последнего визита. Я знал, что Дженни привыкла к большому количеству мужского внимания, что она этого ждала и купалась в нем. Но мне было нужно, чтобы она поняла, что должна контролировать, насколько далеко заходит это внимание, особенно когда меня нет рядом. И когда после завтрака мы вернулись в отель, я опять поднял эту тему:

— Дженни, ты помнишь дискуссию, которая у нас была перед прошлым летом, когда ты говорила о свиданиях с парнями дома? Ты дала мне обещание, что всегда будешь вести себя так, как если бы я был рядом, в комнате с тобой.

Она кивнула, несомненно, зная, что я собираюсь сказать дальше. Но я удивил ее, просто добавив:

— Это был хороший способ все не испортить.

Она прижала меня к себе, прямо посреди прогулки, приложила рот к моему уху и сказала:

— Я понимаю, дорогой. Мне очень жаль! И нам больше никогда не придется вести этот разговор.

Затем, отстранившись, чтобы посмотреть на меня, улыбнулась и сказала:

— Мы можем вернуться в твою комнату? Мне требуется кое-что, что мне нужно, чего мне действительно не хватало...

И снова примирительный секс — идеальный способ положить конец ссоре!

ПЕРВЫЙ РОМАН ДЖЕННИ

Первые несколько лет нашей супружеской жизни были невероятно счастливыми. через две недели после выпуска Дженни на заднем дворе ее родителей состоялась свадьба, десятидневный медовый месяц мы провели на Мауи, благодаря моим родителям, и поселились в небольшом доме в пригороде Сент-Луиса. Я очень хорошо справлялась с работой в сфере общественного питания, и после пары месяцев счастливой работы над обустройством нашего дома Дженни решила получить лицензию риелтора и работать по продаже домов.

Через шесть месяцев после прихода в местную фирму по недвижимости Дженни стала третьим риэлтором, сумевшим осуществить продажи на миллион. Для меня это не было неожиданностью — она была настолько красивой, что клиенты, особенно мужчины, очень хотели с ней работать. Когда она предлагала продавцам немного снизить цену или покупателям повысить цену на несколько тысяч долларов, люди были более чем готовы принять ее предложения. В мгновение ока она показала и продала столько домов, сколько никто другой в ее фирме.

Наша совместная жизнь была радостью. Дженни продолжала оставаться таким же живым, веселым, ласковым человеком, в которого я влюбился. У нас была компания хороших друзей, в основном с ее или моей работы, и мы проводили достаточно времени в их обществе, так что оставаться наедине считалось за удовольствие.

Секс с Дженни всегда был приятным и доставлявшим радость, если не сказать даже диким. Ей нравилась интимность и близость при сексе, и меньше интересовали новые позы, ролевые игры, секс-игрушки или что-то в этом роде. Другими словами, физическое удовольствие от секса имело для нее гораздо меньшее значение, чем эмоциональная близость.

Она также была несколько консервативной, отчасти из-за своего воспитания. Она никогда не ругалась, ей было неудобно, когда это делал я (так что я в значительной степени отказался от этого), и не любила открыто говорить даже в постели. Лишь однажды она отошла от этого в одну из ночей во время нашего медового месяца. Мы довольно много выпили шампанского, и когда я забирался на нее в постели, она хихикнула и выпалила:

— Трахни меня, муж! — Потом еще раз засмеялась, обрадовавшись своей смелости.

В более поздние годы она иногда шептала мне на ухо «трахни меня» или что-нибудь подобное, потому что знала, что меня это возбуждает. Но это никогда не было для нее естественным. Она просто не была особенно открытой в сексуальном плане и не была готова к экспериментам.

Но если это означало, что она редко инициировала секс и почти никогда не удивляла меня, скажем, приветствуя обнаженной на кухне или предлагая заняться сексом поздно вечером на заднем дворе, мы все равно занимались любовью регулярно и с большим удовольствием. Ее близость, ее тихое бормотание и стоны, то, как мы смотрели друг на друга, все это стало мне очень дорогим.

Еще в начале наших отношений я узнал, насколько Дженни любит сюрпризы, большие и маленькие, поэтому время от времени старался приносить домой цветы без причины или приходить в ее офис во вторник днем с пинтой пива или с запретным шоколадным мороженым и двумя ложками. Пару раз она возвращалась с работы и обнаруживала, что я пришел домой раньше нее, приготовил особенный ужин, накрыл стол со свечами и ожидал ее в своем смокинге!

А однажды, на ее день рождения на втором году нашего брака, я устроил вечеринку-сюрприз на день рождения с участием обоих родителей и дюжины ее самых близких подруг по колледжу. В субботу утром я отправил ее по делам в торговый центр, а когда она вернулась, мы все были на заднем дворе. Были воздушные шары и баннер «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ», а также действительно хорошая еда. Ей это очень понравилось.

Честно говоря, сделал я это не только из любви к Дженни, но и из беспокойства. Она так привыкла к непрекращающемуся мужскому вниманию практически за всю свою жизнь, и я не хотел, чтобы она начала чувствовать себя обделенной сейчас, когда мы поженились. Я знал, что быть открытой миру, иметь дело со множеством людей, занимаясь недвижимостью, — это хорошо. Но по той же причине я хотел продолжать уделять ей внимание особым образом, чтобы она это чувствовала.

Ирония жизни с красивой женщиной состоит в том, что вы неизбежно начинаете принимать все как должное — начинаете меньше это осознавать, чем люди, которые видят ее лишь изредка. Я не переставал замечать ее красоту, но она меня не шокировала так же, как людей, впервые встретивших ее. Тем не менее, были моменты, когда я смотрел на нее с абсолютным удивлением. Как же мне повезло, что эта необыкновенно красивая женщина была моей!

На третьем году совместной жизни мы зачали Диану, нашу дочь, которая навсегда изменила нашу жизнь к лучшему. Мы стали родителями, несмотря на обычные бессонные ночи и беспокойство о том, что не знаем, что делать. Дженни очень много работала над тем, чтобы вернуться к своему весу до беременности, и когда Диане исполнилось шесть месяцев, Дженни вернулась к своей работе в сфере недвижимости на пару дней в неделю, в то время как за Дианой наблюдала замечательная ирландская бабушка, жившая через несколько домов от нас.

Когда Диане было около трех лет, я уволился с работы, взял ссуду в банке и основал собственную небольшую компанию по производству продуктов питания. Я в значительной степени узнал все о том, как ведет свой бизнес мой крупный работодатель, и был убежден, что сам могу работать усерднее и умнее и делать все лучше.

Первые шесть месяцев я работал невероятно усердно, в том числе задерживаясь в офисе допоздна, и время от времени выезжал в командировки, но все начало складываться. Я наладил связи с тремя или четырьмя крупными клиентами, которых было достаточно, чтобы поддерживать бизнес и дать мне время для его дальнейшего роста.

В качестве помощника управляющего я принял на работу своею ближайшую подругу Терри с предыдущей работы. Она была разведенной женщиной, лет на пять старше меня, и стала хорошим другом и Дженни, и мне. Она была хорошенькой (хотя и не такой, как Дженни — а кто может быть такой?) И очень умной, и я знал, что на нее можно полностью положиться.

Так что, все шло хорошо, и я думал, что держу мир за яйца. Пока не узнал, что все было наоборот.

***

В четверг днем я находился на кухне ресторана отеля «Содружество» и разговаривал с менеджером о том, чтобы ресторан стал клиентом моей фирмы. Встреча прошла хорошо, и я надеялся, что он позвонит мне примерно на следующей неделе и подпишет контракт. Он провел меня в вестибюль отеля, чтобы попрощаться, и пока мы болтали, внезапно глянул через мое плечо и прервался, сказав:

— Боже мой, какая красивая женщина!

Я повернулся и посмотрел через вестибюль, и, конечно же, женщина, на которую он смотрел, была просто великолепной. Она была стройной блондинкой, в сшитом на заказ костюме и голубой шелковой блузке, и она была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. А также она была моей женой.

Она шла рука об руку с высоким, видным мужчиной лет сорока. Через минуту я узнал его — Марлон Андерсон, кредитный специалист в банке, который дал мне стартовую ссуду для моего бизнеса. Дружелюбно болтая, они направились к лифтам, а мы с менеджером ресторана молча наблюдали за ними.

Они нас не видели. Когда двери лифта открылись, они вошли внутрь, и как раз в момент закрытия дверей, я увидел, как он обнимает Дженни и как они целуются. Меня чуть не вырвало, но я сохранил спокойствие. Менеджер ресторана сказал:

— Боже, она — это что-то! Думаю, у него будет отличный день.

Конечно, он не знал, что это — моя жена! Я просто сказал:

— Да, она — это действительно что-то, — и мы попрощались.

Как я уже сказал, я склонен к спокойствию и организованности в моменты эмоционального стресса, а это был безусловно он. Несколько минут я тихонько посидел на скамейке возле отеля, пытаясь разобраться в ситуации. Было около без пятнадцати три. Я знал, что они проведут вместе в гостиничном номере как минимум час — разве он захочет провести с ней меньше времени? А также я знал, что ей придется покинуть отель самое позднее к полпятого, чтобы забрать Диану из детского сада.

Итак, после тщательных размышлений я пошел, и кое-что приготовил. Я быстро пообедал в магазине сэндвичей, затем пошел и купил замысловатую цветочную композицию и белую куртку, похожую на куртку курьера.

Вернувшись в отель, я подошел к стойке регистрации и спросил в каком номере остановился Марлон Андерсон. Скучающий клерк посмотрел на меня и цветы и без колебаний сказал, что в 617-м. Я поднялся на лифте на восьмой этаж, оставил цветы у чьей-то двери, скинул куртку и спустился на шестой этаж. В коридоре между 617-м и лифтами был поворот, и я ждал как раз за ним, так что мог видеть дверь в 617-й и при этом не быть замеченным.

Стоя там и ожидая, я вспомнил свою первую встречу с Андерсоном. Я отвел жену в банк на встречу по ссуде, зная, какое влияние она обычно оказывает на людей. Конечно же, она ошеломила Андерсона. Старший кредитный чиновник, он был высоким и очень красивым, как сенатор США в кино. И он это четко знал. Он был непревзойденно лощеным банкиром: великолепно выглядящий костюм, лет сорока, немного серебра в зачесанных назад черных волосах, с легкой улыбкой и бойкими словами.

Он встретил меня у двери своего офиса и сказал:

— Мистер Холивелл? Рад познакомиться! Марлон Андерсон, Марлон, не марлин (рыба)! Бьюсь об заклад, это была фраза, которую он использовал тысячу раз. Затем его глаза остановились на Дженни и заметно расширились. Он впился в нее, как, я видел, делали много других мужчин за эти годы.

— Мистер Андерсон? Это — моя жена Дженни.

— ОЧЕНЬ рад встрече с вами, миссис Холивелл, — сказал он, включив на полную свое обаяние. А потом обратился ко мне: — У вас определенно прекрасная жена, мистер Холивелл!

После этого получить ссуду оказалось довольно легко. Я подготовил веское обоснование, все как полагается, но когда Андерсон взглянул на Дженни, не думаю, что он бы все равно отказал.

За прошедшие с тех пор месяцы я не видел и не слышал ничего о нем. До того, как дней десять назад он совершенно неожиданно позвонил, очевидно, просто чтобы узнать, как продвигается мой бизнес. Он задал несколько случайных вопросов, и я помню, интересовался, много ли мне приходится ездить по делам. Я рассказал ему о некоторых своих поездках и упомянул, что в следующие выходные собираюсь на несколько дней в Чикаго (то есть в выходные перед теми, как я увидел его с Дженни в отеле).

Теперь, когда я стоял в коридоре на шестом этаже, сложить два и два было несложно. Его интересовало время моего отсутствия, без сомнения, он надеялся побыть немного наедине с прекрасной женой своего клиента! Если я был прав, то сегодня в отеле их свидание было не первым. Тот поцелуй в лифте определенно не выглядел как при встрече в первый раз. Должно быть, он был с ней также и в прошлые выходные.

Я воспользовался своим мобильным телефоном, чтобы набрать его домашний номер телефона. Когда ответила женщина, я сказал:

— Здравствуйте, я звоню мистеру Марлону Андерсону.

Женщина сказала:

— Мой муж в банке. Могу я дать вам его номер?

— Нет, спасибо, — ответил я. — Я уже по нему звонил, но его не было на месте. Я позвоню позже. — Я повесил трубку и убедился, что номер на моей кнопке повторного набора готов.

В коридоре было тихо, никто не приходил и не уходил примерно до десяти минут пятого. Затем я услышал, как открылась дверь, и выглянул из-за угла. Дверь в номер 617 была приоткрыта, и я увидел выходящих Дженни и Андерсона, оба полностью одетые. Они остановились для долгого поцелуя. Я видел, как его рука крепко обнимала ее за талию, в то время как он слегка наклонился, чтобы дотянуться до ее рта. Затем они улыбнулись друг другу и пошли по коридору к лифту.

Я шагнул вперед, ожидая, что они меня увидят. Дженни первой подняла глаза и застыла в полном шоке. Ее лицо побелело.

— Брэд! Что... ты... подожди, я могу все объяснить! Это не то, что ты думаешь!

— Дженни, — тихо сказал я, — сделай любезность и не оскорбляю мой интеллект, хорошо?

Я начал отворачиваться, но Андерсон схватил меня за плечо и повернул к себе лицом. Он посмотрел на меня с необыкновенным выражением лица. Это была смесь смущения, отвратительного самодовольства и бойкой приветливости.

— Брэд, — сказал он своим елейным голосом, — твоя жена необычайно милая женщина. Я уверен, ты понимаешь, как что-то вроде этого...

Я не дал ему закончить. До этого момента я не решил, как мне поступить с Андерсоном, но его вежливая неискренность облегчила мое решение. Я нанес ему добротный левый хук в живот, и он сложился вдвое. Пока он стонал, а Дженни в испуге попятилась, я схватил его за голову руками и правым коленом сильно ударил по лицу.

Я услышал хруст его носа, и он закричал от боли, в то время как кровь залила его и мои штаны. Дженни закричала, и когда Андерсон рухнул на колени, я повернулся и пошел к пожарной лестнице.

Я уже спланировал, что будет дальше. Я схватил такси и быстро вернулся домой. Я знал, что у меня есть немного времени, прежде чем сможет приехать Дженни, поэтому собрал одежду на несколько дней, взял свой ноутбук и несколько важных бизнес-папок, вернулся в такси и поехал к отелю Мариотт за углом от моего офиса.

По дороге я набрал номер и вскоре снова разговаривал с миссис Андерсон.

— Здравствуйте, миссис Андерсон. Извините, что вынужден сообщить вам плохие новости. Я только что застал вашего мужа, выходящим из номера 617 отеля «Содружество» вместе с моей женой. Они пробыли там около полутора часов. Если вы позвоните на стойку регистрации, сами убедитесь, что номер снял ваш муж.

Я услышал, как она охнула и спросила:

— Кто это?

Я просто продолжил:

— Когда вы увидите своего мужа сегодня вечером, его лицо будет в довольно плохом состоянии. Боюсь, я сломал ему нос. Я уверен, что он расскажет вам занимательную историю, но правда в том, что я застал его выходящим из комнаты с моей женой, и сломал его нос коленом. Мне очень жаль, что приходится говорить вам это таким образом, но мне показалось, что вы должны знать правду о человеке, за которым вы замужем. Удачи.

Я повесил трубку, выключил телефон и снова уселся на сиденье. У меня было еще одно немедленное дело, но его нужно было отложить до следующего утра.

В номере я распаковал вещи, заказал бутерброд и три пива в обслуживании номеров, затем лег на кровать. Адреналин, который поддерживал меня несколько часов, помогая мне действовать хладнокровно и решительно, испарился, и вскоре я начал рыдать.

Думаю, в тот момент я чувствовал себя так, как чувствует каждый ничего не подозревающий муж в истории, когда наступает момент, и на него падает крыша. Я думал, что я счастлив в браке. Я был уверен, что моя жена любит меня, как и я ее. Я не мог себе представить, почему она захотела изменить мне (не говоря уже о том, чтобы с этим говорливым говнюком, хотя он был наименьшей из моих забот). Что со мной не так? Чего я ей не дал? Как я не смог удовлетворить ее потребности? Или это не имело ко мне никакого отношения — уж не влюбился ли я в холодную, эгоистичную, бесчувственную сучку?

Когда подоспел ужин, я перестал плакать и находился в раздумьях, подперев подбородок руками. Пиво не помогло — я просто почувствовал себя слегка расфокусированным, не больше. Я позвонил своей подруге Терри и попросил ее прийти ко мне выпить. Когда она приехала, я сразу ее загрузил.

Терри выглядела по-настоящему шокированной. Она хорошо знала Дженни, и я не видел ничего, кроме ужаса и разочарования на ее лице. Это заставило меня почувствовать себя немного лучше — по крайней мере, я не пропустил какие-нибудь очевидные признаки, которые видели даже мои друзья.

Выслушав всю историю, она вздохнула:

— Господи, Брэд. Должна сказать, что ты — последний муж в мире и последний мой друг, от которого бы я когда-либо ожидала услышать подобную историю. Мне ТАК жаль. Я думаю, если бы это не ты лично увидел ее, я бы просто этому не поверила.

Через минуту она спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Боже, Терри, я понятия не имею. Поговорить с ней, я думаю. Но не раньше, чем через пару дней. Пусть она попотеет, верно? — Я мрачно ей улыбнулся. — В любом случае, я так зол и обижен, что не знаю, что чувствую. Я все еще люблю ее, и в то время хочу свернуть ее гребаную шею! Я хочу быть с ней, и я никогда не смогу ей снова доверять, не имея в своем поле зрения более тридцати секунд. А как я это смогу?

— У нас — маленькая девочка, без которой я не могу жить, это одно, что я знаю наверняка. Если даже нет другой причины, я думаю, мне придется думать о том, есть ли какой-то способ решить эту проблему. Может, я наконец-то осознаю свою ошибку, да? Люди говорят: «Никогда не женись на красивой», а я женился на самой красивой женщине, которую мы когда-либо видели. Так что, может быть, это случилось со мной по праву.

— Чушь собачья, Брэд, и ты это знаешь. — твердо заговорила Терри. — Я не знаю, какого черта Дженни сделала это, но это не потому, что она чертовски красивая, и не потому, что ты — не потрясающий, любящий муж. По крайней мере, как я это вижу. Для меня это просто загадка. С тобой этого не должно было случиться.

Мы поговорили еще пару часов, а затем я отправил Терри домой, чтобы она немного поспала.

— Что я могу для тебя сделать? — спросила она.

— Главное — держать подальше от меня Дженни. Я уверен, что завтра она позвонит на работу — не могла бы ты проследить, чтобы Алиса и Дон сказали ей, что меня нет в офисе? Прежде чем пойти к ней, я хочу выждать, пока не буду уверен, что готов.

— Ты придешь завтра? — спросила она, глядя на меня.

— Да, думаю, мы близки к парочке контрактов, и мне нужно проследить за письмами и телефонными звонками. Кроме того, если я не буду работать, что, черт возьми, мне еще делать? Так что, да, я буду. Только это мое поручение нужно выполнить в первую очередь.

***

На следующее утро я был в банке, когда перед открытием в полдевятого. Я попросил о встрече с директором по бизнес-банкингу — начальником Андерсона — и, будучи твердым и непреклонным, несколько раз угрожая повысить голос, просидел в офисе мистера Дэниела Гринвуда до без десяти девять.

Я не терял времени зря.

— Мистер Гринвуд, я здесь, чтобы зарегистрировать официальную жалобу на неправомерное поведение моего кредитного специалиста Марлона Андерсона. Мало того что мистер Андерсон завел роман с моей женой, — я увидел, как глаза Гринвуда сузились, — но он также выманил информацию о моем бизнесе и воспользовался ею для своих целей. Я рассматриваю возможность судебного иска против вашего банка, но сначала хотел дать вам возможность разобраться с этим вопросом.

Он откашлялся, хмыкнул и начал бормотать, сказав, что это — серьезное обвинение, и ему требуется дополнительная информация и так далее. Я рассказал ему все: о Дженни и моей встрече с Андерсоном по поводу ссуды, о его таинственном телефонном звонке мне с вопросами о моих планируемых командировках и, прежде всего, о моей встрече с ним с Дженни накануне. Также я вкратце упомянул и сломанный нос.

К тому времени, когда я покинул его офис, я был почти уверен, что Андерсон закончил свою работу в банке. Гринвуд пообещал, что если моя история подтвердится, он уволит Андерсона за неподобающее поведение. Также казалось, что он смирился с необходимостью рассчитаться со мной в финансовом отношении, а поскольку страховка банка покрывала, его это, похоже, не сильно беспокоило. Позже в этот же день я свяжусь со своим адвокатом и посмотрю, сколько он сможет выжать из банка. Судя по словам Гринвуда, это могло быть почти шестизначным числом.

(Андерсона уволили. Его жена от него ушла, и он нашел другую работу в банке за пределами штата. Я полагаю, он мог обвинить меня в нападении, но, как я понял, не захотел объяснять в суде то, что он затеял. Через восемь месяцев мой адвокат с радостью вручил мне чек из банка на 112 000 долларов. Он поступил сразу в фонд колледжа Дианы.)

Все, что оставалось — ВСЕ! — касалось Дженни. Я избегал этого до воскресенья. Она оставила мне пару десятков сообщений на работе и на мой мобильный телефон, но я проигнорировал их. Они были полны слез и извинений, а также опасений за мое состояние, и все они лишь еще больше злили меня. Эти проклятые слова любви и печали, прозвучавшие слишком поздно!

Сидя в своем безвкусном безликом гостиничном номере, я перебирал все и вся. Чего я не сделал как муж? Конечно, она должна была знать, как сильно я ее любил и ценил. Я преподнес ей много сюрпризов — неужели их было недостаточно? Неужели рутинный характер супружеской жизни заставил ее почувствовать себя забытой, несмотря на все мои усилия?

Случился ли роман из-за секса? Касалась ли неудовлетворенность Дженни того, что мы недостаточно занимались любовью, или недостаточно дико? Мне это казалось очень маловероятным. Она редко инициировала секс и всегда относилась к нему, скорее как к возможности эмоциональной связи, чем как к возможности быть со мной дикой. Было ли что-то в нашей консервативной сексуальной жизни, что заставило ее стремиться стать шлюхой с кем-то еще? (Если так, щеголеватый и лощеный пожилой банкир вряд ли казался правильным выбором — она бы нашла себе водителя грузовика.)

Я не мог придумать причины. Возможно, ее не было. Я помнил, что у меня был легкий соблазн один или два раза сбиться с пути. В баре отеля в Чикаго или Кливленде в деловой поездке, одинокий и возбужденный, глядя на кого-то, идущего в другом конце бара. Но умеренное искушение так и осталось им — я никогда не делал ничего больше, чем купить женщине выпить или завязать разговор, не говоря уже о том, чтобы попытаться переспать.

Моя сексуальная жизнь с Дженни была немного ограниченной, но приносила удовлетворение по всем другим причинам: потому что она была близкой и интимной, она была расслабленной, и она была с человеком, которого я любил больше всего на свете и которому больше всего доверял. (Или РАНЬШЕ доверял...)

***

Я дождался утра воскресенья, чтобы прийти домой и встретиться с Дженни. Обычно в это время мы были бы в церкви, но я сомневался, что она повела туда Диану одна — ей пришлось бы объяснять, почему я отсутствую.

Я добрался до дома сразу после одиннадцати утра, когда Диана обычно дремала. Я тихонько обошел дом и заглянул в кухонное окно. Дженни сидела за столом с чашкой кофе перед собой, глядя в никуда. Она выглядела усталой и несчастной.

Я вернулся к входной двери и вошел. Когда я прошел на кухню, она вскочила. Она выглядела так, словно хотела броситься в мои объятия, но выражение моего лица, должно быть, заставило ее передумать.

Тихим голосом, едва осмеливаясь смотреть на меня, она заговорила:

— Брэд, слава богу, что ты здесь! Я так волновалась! Милый, мне ТАК жаль...

Я прервал ее, подняв руку, чтобы остановить.

— Я не дам тебе опекунство над Дианой.

Она ахнула, а потом буквально пошатнулась. Я подумал, она может упасть. Вместо этого она рухнула на стул и заплакала.

Конечно, я сделал это специально. Несколько лет назад у меня был боксерский поединок против более опытного бойца постарше, который ожидал, что меня будет легко достать. Вместо того чтобы начать бой обычным образом, осторожно танцуя и используя свой джеб, дабы удерживать его подальше, я ответил на его первый удар, сразу двинувшись к нему и нанеся удар сверху и сбоку в его голову. Это потрясло его, и на этом бой практически закончился. Я лишил его уверенности в себе.

Этот момент напомнил мне об этом — от ярости на Дженни я не мог говорить, и поэтому нанес удар первым. Но меня почти до слез опечалило то, что я подумал о ней как о сопернике! Как мы дошли до такого печального момента?

Я видел, как Дженни плакала, в моем сознании смешались сострадание, печаль, любовь и ярость. Я так ее любил и думал, что был любящим и внимательным мужем. Я был неправ? А если нет, то как, черт возьми, она могла это сделать?

Наконец, все еще плача, она посмотрела на меня и спросила:

— Неужели мы действительно на этом этапе, Брэд? Ты собираешься со мной развестись? Разве ты не позволишь мне хотя бы поговорить с тобой?

— А есть ли смысл? — спросил я.

Она заплакала сильнее.

— Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? — Она изо всех сил пыталась выговаривать слова между рыданиями.

— Скажем так, моя вера немного пошатнулась, — холодно сказал я. — Твое поведение на днях не походило на поведение жены, которая любит своего мужа.

— Я знаю, что заслуживаю этого, — сказала она. — Я заслуживаю того, что ты хочешь мне сказать. Ты даже не представляешь, как... низко я себя чувствую, как мне стыдно. Но, пожалуйста, Брэд, пожалуйста! Разве ты не... послушай меня, дай мне шанс...

С минуту я сидел тихо. Я знал, что не смогу расторгнуть наш брак, не поговорив, чего она и хотела. И на самом деле я не хотел разрывать наш брак — я хотел вернуть его таким, каким он был. Но знал, что никогда не смогу вернуть его таким, и это приводило меня в ярость. Пока я сидел и думал, Дженни постепенно успокаивалась, наблюдая за мной.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Почему бы тебе не умыться, а я пока выпью кофе. После мы сможем сесть и поговорить.

— Спасибо, Брэд, — почти прошептала она. Затем встала и вышла из комнаты.

Когда она вернулась, я сказал:

— Хорошо, вот основные правила. Ты говоришь мне правду и рассказываешь все. Ты не знаешь, как много я уже знаю, и если ты мне солжешь, наш брак закончен. На самом деле, он и так может закончиться — я еще не знаю. Но если ты не будешь со мной полностью откровенна, все закончится прямо здесь, прямо сейчас.

— Я понимаю, Брэд. Я расскажу тебе все. На самом деле, рассказывать не о чем.

То, что последовало за этим, было одним из самых грустных получасов в моей жизни. История была настолько предсказуемой, что я чувствовал себя человеческим клише.

Когда мой новый бизнес начал набирать обороты, я был глубоко вовлечен в него, работая дольше и все меньше времени проводил с Дженни и Дианой. Она гордилась мной, но чувствовала, что ею пренебрегают. Помните историю ее жизни — удивительно красивой женщины, которой всегда хватало внимания.

Примерно через два месяца после нашей первой встречи с Марлоном Андерсоном он позвонил Дженни. Он знал о ее работе в сфере недвижимости и сказал, что заинтересован в том, чтобы привлечь к ней некоторых потенциальных клиентов. Пару месяцев они время от времени говорили, всегда лишь о делах. Он подослал ей несколько клиентов, за что она была ему благодарна; и он всегда был очень обаятельным, но вполне адекватным.

После того как она продала дом одному из его клиентов, получив хорошие комиссионные, Андерсон позвонил поздравить ее и пригласить на обед, чтобы отпраздновать. Дженни была слишком опытна с мужчинами, делающими такие заходы, чтобы не почувствовать опасность, но полуденный обед в ресторане в центре города показался ей совершенно безопасным. К тому же, призналась она мне, он ей нравился. Он был приятным и, хотя и намного старше нее, очень привлекательным мужчиной.

За обедом Андерсон снова был совершенно адекватен. Он сделал много лестных замечаний в адрес Дженни, но о ее талантах в сфере недвижимости было не меньше, чем о ее красоте. И тут он тонко упомянул о моих командировках. Он задавался вопросом, не чувствует ли она себя одинокой, когда я отсутствую так долго; и обронил как бы случайно замечание о том, как часто мужчины, уезжающие по делам, нарушают свои свадебные клятвы.

Ко времени того обеда, Андерсон, конечно уже поговорил со мной, и знал, что меня не будет в следующие выходные. В пятницу он позвонил Дженни, сказал, что слышал, что меня нет, и пригласил ее на ужин в субботу вечером.

— Моя жена тоже в отъезде, — соврал он ей, — и мы сможем побыть парой одиноких супругов.

Ужин привел к танцам, а затем к гостиничному номеру (который Андерсон заранее забронировал). Из рассказа Дженни стало ясно, что он отнесся к этому очень спокойно — было очевидно, что он делал такое и раньше. Не было ни грубых тисканий, ни очевидных подкатов. Просто ужин, полный шампанского и очарования, случайных замечаний, напоминающих ей, что я, несомненно, трахал какую-то другую женщину, а также постоянный поток комплиментов и внимания.

Дженни была со мной честна, по крайней мере, так казалось, в двух вещах. Во-первых, она признала, что в ее супружеской неверности нельзя винить алкоголь. Она была навеселе, но соображала, что делает. А во-вторых, секс был для нее меньшим из всего. Как я уже сказал, она — не страстно сексуальная женщина. Что ей нравилось в общении с Андерсоном, так это очарование и внимание, направленные на нее, в то время как она чувствовала отсутствие этого от меня.

Она почти сказала, что предпочла бы получить лишь внимание без секса. Но понимала, насколько желанна, и что для мужчин единственная кульминация романтического вечера соблазнения — это ночь в постели.

Пока Дженни ровным голосом рассказывала эту историю, я не мог сидеть на месте и начал расхаживать по кухне.

— В занятиях... сексом с ним не было ничего особенного, Брэд. Он не больше тебя... в этом смысле, я имею в виду. И он не такой уж великий любовник, не такой нежный как ты. Не было ничего такого выдающегося, по крайней мере для меня. Но я могу сказать, что он был очень возбужден, и он... мы... занимались сексом дважды за вечер. Он хотел, чтобы я провела с ним всю ночь, но мне нужно было ехать домой, отпустить няню.

— Так что, это был первый раз, неделю назад. Второй раз был в отеле «Содружество» в прошлый четверг, когда ты... видел нас. Он пригласил меня на «длинный обед», но я поняла, что он имел в виду.

— Я так стараюсь быть с тобой честной, Брэд. Для меня удовольствие быть с... с Марлоном заключалось в романтике, внимании, которое он уделял мне за обедом, во взглядах и комплиментах. Секс был еще менее приятным, чем в первый раз. Он был очень возбужден и... вошел в меня без особой прелюдии. Это не так чтобы больно, но для меня это не было приятно. На этот раз я позволила ему сделать все только один раз. Мы отдыхали, а когда он захотел... сделать еще, я сказала, что мне пора забирать Диану.

— Когда ты нас увидел, мы направлялись к выходу из гостиничного номера. Как ты узнал, что мы там?

— Я был с клиентом и видел, как вы оба вошли в лифт, — сказал я напряженным голосом. Я был вне себя от гнева и обиды. Мои кулаки были сжаты, и я не мог перестать ходить. Но я не хотел взорваться — и знал, что сохранение хладнокровия — единственный способ услышать, что она на самом деле чувствует. — Так чего ты хочешь теперь, Дженни? Ты его любишь?

— Боже мой, нет, Брэд! Как ты можешь так думать?

Я удержался от того, чтобы сказать: «Господи, милая, разве тот факт, что ты его трахала, не мог привести меня к этой гипотезе?». Вместо этого я просто ответил:

— Тогда чего же ты хочешь?

Она посмотрела мне прямо в глаза:

— Я хочу, чтобы ты вернулся. Я хочу вернуть наш брак. Я собираюсь сделать все, что ты скажешь, чтобы компенсировать эту ужасную, глупую... вещь, которую я сделала. И я хочу, чтобы ты вернулся домой. — Она опять начала плакать. — Я хочу просить, ползать на коленях и умолять, я хочу любить тебя и баловать тебя, — теперь она рыдала, из-за чего ей было трудно говорить, — и я хочу, чтобы ты простил меня и снова полюбил меня, и обнимал меня своими руками. Я хочу вернуть нашу жизнь, Брэд!

Нестабильная смесь любви и гнева, нежности и боли переключилась во мне. Я знал, что смена временная, но все равно она позволила ей сдвинуть меня с мертвой точки. Я встал, подошел к ее стороне стола и втянул ее в свои объятия. Прижав к себе, я гладил ее по спине, в то время как она рыдала, положив голову мне на плечо, пропитывая мою рубашку своими слезами.

Я подождал несколько минут, пока она постепенно не успокоилась, все время крепко обнимая меня. Когда она перестала дрожать, я осторожно отодвинулся от нее и посмотрел ей в глаза. Я собирался заговорить, когда мы оба услышали крик Дианы — она проснулась.

Не задумываясь, мы улыбнулись друг другу. После чего я сказал:

— Почему бы тебе не взять нашу большую девочку и не привести ее сюда? Мы сможем покормить ее обедом, а потом поговорим еще немного.

Обед с Дианой стал хорошей передышкой для нас обоих. Она была рада меня видеть — меня не было дома три дня — и мы смеялись и играли на кухне, в то время как все обедали. Затем Диана захотела выйти на улицу и поиграть, но мы позволили ей недолго посмотреть мультфильмы, чтобы мы с Дженни могли поговорить.

Когда мы остались одни, я сказал:

— Я не знаю, что произойдет, Дженни. Я знаю, что все еще люблю тебя. И знаю, что часть меня хочет тебя убить — так я зол и обижен. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова тебе доверять.

Она грустно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я пошел дальше:

— Я готов уделить этому пару месяцев. Я очень скучаю по Диане, поэтому возвращаюсь домой, но сплю в гостевой комнате. Ты можешь занимать нашу большую кровать для себя и каждую ночь вспоминать, почему ты одна в ней. И нам нужно встретиться с консультантом по вопросам брака — может быть, это поможет каждому из нас понять, почему это произошло, и достаточно ли осталось между нами, чтобы справиться с этим.

Серьезно посмотрев на меня, Дженни сказала:

— Спасибо, Брэд. Если тебе нужно время, чтобы понять, чего ты хочешь, просто помни, что я уже знаю, чего хочу. Я хочу тебя, Диану и наш любящий дом. Я знаю, что я — та, кто все испортил, и я — та, кто должен все исправить. И я буду стараться изо всех сил!

Ее голос дрожал, но на этот раз она сдерживала слезы.

СКЛЕИВАЯ ОСКОЛКИ

Не скажу, что Барбара Макдональд спасла наш брак, но я не уверен, что без нее мы бы справились.

С самого начала нашего первого сеанса она меня поразила. Слегка коренастая, темноволосая женщина лет под тридцать, у нее были умные манеры и чувство юмора. Можно было сразу сказать, что она не тратит время на ерунду.

Мы рассказали ей, зачем мы здесь, и она задала пару общих вопросов. Затем сказала:

— В основном я какое-то время хочу послушать вас обоих; затем, примерно через месяц, у меня, вероятно, появится что сказать, как только я получу предварительное представление о том, в чем заключаются основные проблемы. Мы должны начать с двух занятий в неделю — позже сможем видеться реже, если это будет сочтено целесообразным. У вас есть вопросы ко мне на данный момент?

— На самом деле у меня их два, — сказал я. — Первый из них: вы натурал?

Она выглядела удивленной.

— Это скорее личный вопрос, а почему вы спрашиваете?

— Потому что моя жена очень красивая. С тех пор как я ее знаю, я видел, как ее внешность влияет на мужчин: они теряют здравый смысл и по-разному реагируют на нее из-за ее красоты. Вот почему я настаивал именно на женщине — консультанте по вопросам брака. Поэтому я и спрашиваю, натурал ли вы.

Она кивнула.

— Понимаю, Брэд. И да, я натурал.

— Спасибо. Вот мой второй вопрос. Несколько человек, прошедших подобное консультирование, говорили мне, что независимо от того, чья это вина, к тому времени, когда мы закончим консультирование, каждый из нас будет виноват на пятьдесят процентов, — это правда?

Она засмеялась, наслаждаясь вопросом.

— В этом есть доля истины, но она определенно преувеличена. Весь мой опыт и подготовка научили меня, что, когда два человека по-настоящему счастливы в браке, ни один из них не изменяет. Итак, поскольку Дженни совершила прелюбодеяние, — она сказала это как бы невзначай, — разумно сделать вывод, что между вами есть какие-то проблемы, о которых вы, возможно, и не подозреваете. Это не означает, что все виноваты в равной степени, как вы выразились. Неверность — это глубоко разрушительный акт, и Дженни должна взять на себя ответственность за нее. Но вполне вероятно, что где-то по ходу дела, Брэд, я захочу навести на мысль, когда вы могли бы подумать с точки зрения вашего собственного поведения в браке.

— Достаточно честно, — сказал я. — Спасибо, Барбара.

Наша работа с Барбарой длилась четырнадцать месяцев. Сначала сеансы были очень эмоциональными, так как мы говорили о наших прошлых отношениях, браке и событиях романа Дженни. Дженни, естественно, чувствовала себя невероятно виноватой, но она также не понимала, почему связалась с Андерсоном. Я был полон гнева и обиды, и также не понимал, почему.

Прежде всего я хотел вернуть наш старый брак, тот, который был полон привязанности и доверия — и мне потребовалось много времени, чтобы смириться с тем, что вернуть его я никогда не смогу. Это была ваза, разбитая на миллион осколков. Его просто нельзя было отремонтировать, от него придется отказаться и заменить чем-то другим.

Через несколько недель Барбара начала привлекать наше внимание к тому, что она считала центральной проблемой в нашем браке. Мы говорили об этом опять и опять, и постепенно суть дела стала яснее для нас обоих. Помогло также то, что у меня был такой хороший друг в лице Терри, с которой я регулярно говорил обо всем, что происходит со мной и Дженни.

Короче говоря, Дженни желала и нуждалась в необычно большом количестве внимания, прежде всего со стороны мужчин. Она выросла с ним, шла с ним рука обо руку всю свою жизнь и зависела от него. Недовольство и беспокойство, позволившие ей стать добровольной добычей Марлона Андерсона, возникли в период нашего брака, когда она почувствовала себя брошенной. Я все еще был любящим мужем, но одновременно строил свой бизнес, и уровень внимания, который она получала от меня, несколько снизился.

Барбара подчеркнула для нас обоих, что это — не проблема морали ни с одной стороны.

— Брэд, никто не может сказать, что ты на самом деле пренебрегал Дженни. Судя по твоему и ее рассказу, ты продолжал быть внимательным и любящим, поддерживать ее эмоционально, быть доступным для разговора и так далее.

— С другой стороны, тот факт, что потребность Дженни во внимании — прежде всего в укреплении ее ощущения быть любимой — необычайно высока, также не является моральным недостатком. Люди различаются по своим аппетитам и потребностям во всевозможных вещах. Некоторые едят много сладостей, другие — очень мало. Некоторые люди имеют сильное половое влечение и хотят или нуждаются в сексе почти каждый день, в то время как другим на самом деле достаточно секса раз в месяц.

— Потребность во внимании и любви также различается. Есть люди, которым нужно постоянно слышать: «Я тебя люблю» или чтобы их хвалили и благодарили за то, что они сделали; а есть другие, которые говорят: «Я знаю, что она любит меня, и ей не обязательно говорить это», и они искренне считают так.

— Так что, здесь есть две проблемы, и мы должны попытаться разделить их. Во-первых, конечно, роман Дженни был глубоко болезненной ошибкой, что она полностью осознает. Дженни, вы могли бы выразить Брэду множеством других способов свою эмоциональную потребность в большем количестве демонстрации его любви. Выбор, который вы сделали — поиск поддержки и внимания вне брака — был плохим, и вы оба все еще за это расплачиваетесь.

— Но, Брэд, другая проблема в том, что «исходная» потребность Дженни во внимании и любви высока. Вы, очевидно, любите ее, и я надеюсь, что со временем и по мере того как ваш гнев по поводу ее романа будет уменьшаться, вы сохраните в уме эту ее потребность.

Я не могу подытожить все, о чем мы говорили за эти четырнадцать месяцев, но суть была в том, что Дженни требуется много внимания, много выражения любви.

Удивительно, но в нашей работе с Барбарой вопрос секса возникал не так уж часто. Ей быстро стало ясно, что роман Дженни не имеет ничего общего ни с сексуальной неудовлетворенностью Дженни, ни с каким-либо желанием экспериментировать. Напротив, секс был тем, чего хотел Андерсон, естественной кульминацией (для него!) всей его лести и обаяния, а она давала ему то что он хотел, без особого удовольствия.

Зная это, мне стало немного легче избавиться от гнева. Еще одно, что я узнал от Барбары, было связано с моей реакцией на эту историю. Как она выразилась: «Брэд, вы не можете воздействовать на то, что сделала Дженни. Но вы можете воздействовать на свою реакцию на это. Что сделано, то сделано — она предала ваше доверие, причем очень серьезно. Но ВЫ — тот, кто решает, лелеять ли вам эту обиду всю жизнь или отпустить ее. Вы можете позволить своему гневу и боли затмить любовь, которую, очевидно, испытываете к Дженни, или можете попытаться позволить любви управлять вашим поведением больше чем гневу».

Это было трудно принять. Я понял, что держу свой гнев как способ не принять тот факт, что мой старый брак распался навсегда. Каким-то образом злость поддерживала иллюзию того, что я могу вернуть то, что потерял. Как только я это понял, принятие того что произошло, было единственным разумным выбором.

На одном из сеансов, где-то в начале, я более или менее потребовал, чтобы Дженни рассказала мне все сексуальные детали своих двух встреч с Андерсоном. К моему удивлению, вмешалась Барбара:

— Брэд, я не думаю, что это хорошая идея. Дженни призналась в том, что сделала, и вы все знаете в общих чертах. Я не понимаю, насколько ваше знание деталей будет полезно для кого-либо из вас. На самом деле, более вероятно, что гнев усилится и времени заставить его рассеяться потребуется больше.

Меня это не сразу убедило, но поразмыслив, я подумал, что Барбара, вероятно, права, и больше не спрашивал. По крайней мере отчасти помогло то, что Дженни не наслаждалась сексом с Андерсоном.

И был еще один аспект нашей работы с Барбарой, который помог мне. На нескольких наших ранних сессиях я выразил, как мне больно думать об измене Дженни, и много плакал. Это было для Дженни шоком, которая редко видела, как я плачу. Выслушивание того, как я говорю о своей боли, своем гневе, своем отчаянии от потери чего-то непоправимого в нашем браке, произвело на нее глубокое впечатление. Видя меня так глубоко раненым, она не могла избежать последствий своих действий.

Чуть больше месяца я продолжал спать в комнате для гостей. Однажды ночью, не планируя этого, я встал, прошел по коридору и лег в кровать рядом с Дженни. Свет был выключен, но она все еще не спала.

— Брэд! О, милый, я...

— Шшш, — остановил я ее. — Все в порядке, не будем говорить. — Я боялся, что она случайно скажет что-нибудь, что снова меня разозлит. Я просто потянулся к ней, и она придвинулась ко мне, обняв и положив голову мне на плечо.

Я почувствовал странную смесь боли и полного блаженства. Некоторое время они сражались между собой, но блаженство победило. Мы заснули в объятиях друг друга.

***

Как ни странно, после этого я не вернулся в нашу спальню. Много ночей я продолжал спать в комнате для гостей, иногда возвращаясь, чтобы подержать Дженни, иногда держась от нее подальше. Ей хватило мудрости не давить на меня — она всегда радовалась, когда я ложился с ней в постель, но молчала и терпела в те ночи, когда я этого не делал. Мне казалось, что я прорабатываю свою собственную драму примирения со многими приливами и отливами чувств.

Прошло почти три месяца, прежде чем мы занялись любовью опять. К тому времени я бывал очень возбужден, по крайней мере, периодически, и начал регулярно мастурбировать в душе. Но я чувствовал, что мне не следует снова бросаться в секс с Дженни — я боялся, что моя обида и гнев вспыхнут, что приведет к очень неприглядной сцене.

Когда я подумал, что готов, я превратил вечер в сюрприз, любимую форму внимания к Дженни с моей стороны. Однажды в пятницу она пришла домой с работы и увидела на кухонном столе записку от меня, в которой говорилось: «Сегодня вечером мы идем ужинать — пожалуйста, оденься для модного ресторана и будь готова к 20: 00. Твой кавалер».

Я договорился, чтобы в полвосьмого пришла няня, а ровно в восемь часов вечера я появился у входной двери — я взял с собой на работу свой красивый костюм и переоделся там. Я принес для Дженни цветы, как будто это действительно было свидание. Она встретила меня широкой улыбкой и выглядела просто восхитительно. Она надела темно-бордовое бархатное платье, подчеркивающее ее стройную фигуру, и уложила волосы так, как она знала, мне нравится. И ее глаза были полны блеска и счастья. Возможно, она не поняла всего, что я имел в виду, но знала, что это — хороший знак.

У нас был чудесный ужин в лучшем итальянском ресторане Сент-Луиса, с достаточным количеством вина, чтобы увеличить наше удовольствие, но не споить. Я знал, что ей было интересно, в связи с чем был этот вечер, но на пару ее вопросов я с улыбкой ответил: «увидишь», и она поняла, что ей придется запастись терпением.

Когда мы вернулись домой, я заплатил няне, и мы заглянули к спящей Диане. Затем я достал из гардероба запакованный пакет и подал его жене.

— Дженни, я буду благодарен, если ты возьмешь это с собой в нашу ванную и приготовишься ко сну. Я встречу тебя в спальне через десять минут.

Она посмотрела на меня сияющими глазами, поцеловала и поспешила вверх по лестнице. Десять минут спустя я лежал обнаженный в нашей постели при приглушенном свете, когда она вышла из ванной. Ее золотистые волосы были распущены по плечам, и на ней была очень сексуальная бледно-лиловая ночнушка, которую я для нее купил. К настоящему моменту она догадалась, в чем заключается остальной сюрприз!

Может показаться странным, что я пошел на все эти сложности в нашу первую ночь секса — почти как если бы это я был виноватым, идущим на все, чтобы примириться с ней. Разве я не должен был быть в ярости, все еще заставляя ее страдать с каждым словом из моих уст?

Ответ заключается в том, что слова Барбары наконец-то дошли до меня: у меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был выбор, как справиться со своим гневом, и отпустить его показалось лучшим способом снова сделать себя счастливым. Вдобавок я осознал, что одно из худших в ее измене, — это то, насколько пассивным это заставляет меня чувствовать себя, чувствовать себя жертвой. Организация этой романтической ночи для нас с Дженни была активным шагом, положительным шагом, который я сделал, чтобы избавить нас от боли ее прелюбодеяния. Я чувствовал себя готовым сделать этот шаг.

Я встал с постели, уже частично возбужденный, и подошел к Дженни. Я прижал ее к себе и сказал:

— Ты выглядишь так великолепно в этой ночнушке, что мне почти стыдно снимать ее с тебя. Но это именно то, что я собираюсь сделать, поэтому надеюсь, ты не против, если я сделаю это не сразу?

— Не торопись, дорогой, — сказала она мне на ухо. — У меня нет других планов на вечер!

Мы вместе лежали на кровати, целовались и ласкались. Спустя столько времени и после того, что произошло, я почувствовал себя странно, как будто это был наш первый раз, что сделало все чрезвычайно захватывающим. Когда я ласкал ее груди, она стонала мне в рот, выгибая спину, чтобы сильнее прижать их к моим рукам. Я скинул бретельки ночнушки с ее плеч и сдвинул ее вниз, погладил и лизнул ее груди, чувствуя, как ее бедра начинают двигаться навстречу моему твердому члену.

Я перекатился на спину и притянул ее к себе, поставив над собой на четвереньки, так что эти прекрасные груди свисали над моим лицом, и я продолжал лизать, целовать и сосать их, гладя руками ее ноги. Я медленно двинулся вверх по ее ногам и стянул ночнушку с ее талии. Затем я долгое время скользил руками вверх и вниз по ее бедрам, приближаясь к ее киске, но так и не доходя до нее, все время целуя ее груди и посасывая соски.

Вероятно, прошли годы с тех пор, как я так долго возбуждал Дженни, и она становилась все более и более страстной. Обычно она вела себя в постели довольно тихо, но тут ее стоны удовольствия участились, а ее бедра подергивались, когда она пыталась подтолкнуть мои руки к своей киске. Наконец, я провел одним пальцем до упора, обнаружив, что она насквозь промокла. Используя палец, чтобы стимулировать ее влагалище, я другой рукой возбуждал ее клитор, пока ее бедра не задергались взад и вперед, и она не простонала, задыхалась:

— О-о, Брэд!

В то время как она крутилась надо мной, я удерживал свой рот на ее груди, а руки на ее клиторе и влагалище. Когда она была очень близка к оргазму, я замедлил свои движения примерно на минуту, а затем снова начал поднимать ее возбуждение. Я сделал это еще два раза, а в третий продолжал гладить, когда она вдруг ахнула, перестала дышать, неконтролируемо дернулась, а затем выдохнула, плашмя рухнув на меня...

Я держал ее в объятиях, уткнувшись лицом между ее грудей. Я знал, что этот ублюдок Андерсон не заставлял ее так себя чувствовать, и хотя дело было не в этом, я все равно чувствовал себя хорошо.

Не поднимая головы, Дженни сказала:

— О, детка, ты убил меня. Я мертва. Боже, это было чудесно. — Ее голос был низким и совершенно расслабленным. Затем, через минуту, она перекатилась набок и прижалась ко мне, положив голову мне на плечо и глядя мне в лицо. — Я так по тебе скучала, — просто сказала она.

— Я тоже, — сказал я, на самом деле чувствуя это. В тот момент я так сильно ее любил — гнев все еще был внутри меня, но где-то в дальнем уголке, где это, казалось, не имело значения.

Мы лежали еще несколько минут, лениво поглаживая спины друг друга. Затем одна из ее рук начала нежно и приятно спускаться к моему члену. В мгновение ока он стал жестким и закачался в воздухе.

— Что нам делать с этим, Брэд? — с улыбкой спросила Дженни. — Ты не хочешь вставить его в меня, или... я должна любить тебя своим ртом?

Я был поражен — это было намного более откровенно, чем когда-либо говорила Дженни о сексе, и мне это понравилось. Без сомнения, она пыталась помириться со мной, но в тот момент меня это ничуть не беспокоило.

— Внутрь тебя, — ответил я. — Я надеюсь, что ты воспользуешься ртом позже, чтобы подготовить меня ко второму раунду. — На мгновение она выглядела удивленной, а затем довольной.

Не говоря ни слова, мы оба перешли в миссионерскую позу, возможно, оба хотели в этот раз встретиться лицом к лицу и в объятиях друг друга. После всех прелюдий я был удивительно тверд, и она тихонько застонала, когда я вошел в нее, медленно, одним плавным движением...

Мы начали соединяться, нежно двигаясь вместе, наслаждаясь ощущением каждого момента нахождения моего члена в ее киске, моей груди напротив ее груди, наших рук вокруг друг друга, ее бедер, сжимающих мои бока. Это было восстановление — по крайней

мере для меня — но нежное, любящее. Я не хотел ее наказывать или трахать до потери сознания. Вместо этого я хотел, чтобы мы доставили друг другу столько удовольствия, сколько возможно.

Несколько минут мы ебались исключительно нежно, наслаждаясь друг другом, моя голова уткнулась в ее шею. Затем, не останавливаясь, я поднялся, чтобы увидеть ее лицо. Ее щеки были мокры от слез, но она улыбнулась мне и прошептала:

— Я так сильно тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, Дженни.

Все еще шепотом, глядя мне прямо в глаза, она сказала:

— Я так рада, что ты вернулся!

Затем она с силой притянула меня к себе. Своими бедрами она подталкивала меня к более быстрым движениям, и мы постепенно усиливали возбуждение друг друга, увеличивая скорость и силу наших толчков. Я услышал, как она задыхается, да и мне пришлось напомнить себе, что надо дышать, когда я приближался к кульминации.

Дженни никогда не кончала только от полового акта, и давно убедила меня, что я могу идти дальше и кончать, когда буду готов. Но на этот раз, когда я понял, что нахожусь всего в нескольких секундах от разрядки, ее влагалище внезапно судорожно сжало меня, ее дыхание перехватило, ее руки крепко сжались вокруг меня, и я понял, что она кончила... Несколько мгновений спустя я стрелял в нее, потерянный в собственном удовольствии, неспособный думать ни о чем другом...

Мы лежали в полном изнеможении, оба вспотели, оба были очень счастливы. Я даже думать не мог о втором раунде! Я натянул на нас верхнюю простыню, и мы оба сразу же уснули.

***

Что разбудило меня, так это улыбающееся лицо Дженни и запах кофе. Она улыбалась мне стоя у края кровати в халате и с двумя чашками. Я взглянул на часы — всего 7: 15.

— Я знаю, что для субботы рано, но я надеялась, что мы сможем еще немного... провести время вместе, прежде чем проснется Диана, — сказала Дженни. Она позволила своему халату слегка распахнуться впереди, и под ним ничего не было. Меня всегда удивляло, как вид частично одетой женщины может быть гораздо более возбуждающим, чем полностью обнаженной!

— Что ж, — сказал я, симулируя мрачное нежелание, — возможно ты сможешь меня уговорить. — Затем я улыбнулся. — Как насчет нескольких минут кофе и разговора, а затем второго раунда?

Она кивнула, села рядом со мной в постели, протянув мне чашку. Через десять минут она уже готовила меня, как и обещала. Она принесла теплую мочалку, чтобы сначала вымыть меня — Дженни никогда не чувствовала себя комфортно, встретившись лицом к лицу с нашими жидкостями на моем члене — а затем она восхитительно ласкала и дразнила меня своими губами и языком, пока я почти не был готов лопнуть,

— Теперь сзади? — спросил я, и она с радостью согласилась, очевидно, все еще желая доставить мне удовольствие. Она знала, что это — моя любимая поза. Мы удобно устроили ее, подложив несколько подушек под живот, а затем я залез на кровать позади нее.

Ее киска выглядела так привлекательно, что я не смог устоять перед несколькими предварительными поцелуями, расточая их вместе с поглаживанием языком вверх и вниз по ее половым губам, в то время как она издавала звуки удовольствия. Затем я подобрался к ней вплотную и осторожно погрузился в нее.

Я не знаю точно, что такое собачий стиль, но что-то в том, чтобы быть позади Дженни, было невероятно приятным и захватывающим. Сжатие ее киски вокруг меня при этом отличается, и я очень возбуждаюсь, глядя на ее великолепную спину и попу, которые могу гладить руками, в то время как мы трахаемся.

— Просто... возьми меня, милый, — услышал я голос Дженни. — На этот раз даже не думай обо мне, просто... доставь мне удовольствие. Я хочу, чтобы ты это сделал.

Я на мгновение наклонился вперед и поцеловал ее в ухо, затем в щеку. После чего начал двигаться внутрь и наружу, плавно, погружаясь как можно глубже, наслаждаясь теплом и тесными стенками ее влагалища. Я последовал совету Дженни, шаг за шагом все увеличивая и увеличивая свое удовольствие, позволяя моему оргазму постепенно нарастать. Знание, что она отдается мне таким образом, что доступна исключительно для моего удовольствия, только усиливало возбуждение.

Я хотел, чтобы это длилось вечно, но прошло всего несколько минут, прежде чем я начал быстро накачивать ее, чрезвычайно возбужденный, держа ее за бедра, мои бедра каждый раз ударялись о ее по ягодицы, что было совершенно невероятным. Когда кончил, то не знаю, удалось ли мне увидеть Бога, но определенно я улетел куда-то далеко, ощущения проносились по моему телу, как электрические разряды.

После этого я лежал на спине, задыхаясь, как рыба. Дженни с любовью посмотрела на меня.

— Милая, это было потрясающе! Спасибо! — Я чувствовал, что должен сказать что-то еще, но не знал, что.

Она нежно поцеловала меня в щеку, затем в губы. Мы тихо лежали вместе, наслаждаясь тишиной и теплом друг друга, пока лепет Дианы из ее комнаты не вытащил нас из постели.

***

Те ночь и утро были поворотным моментом в воскресении нашего брака. Я вернулся в нашу спальню на все время, и какое-то время наша сексуальная жизнь была такой же интенсивной и такой же приятной, как в первые месяцы наших отношений. Через некоторое время все неизбежно замедлилось, но некоторое сияние повторного открытия, казалось, сохранялось. В течение многих лет после этого я думаю, что секс был лучше, чем в период до романа Дженни, может быть, просто из-за нашего взаимного понимания, насколько мы были близки к тому, чтобы потерять друг друга.

Наша следующая встреча с Барбарой после той ночи впечатляющего секса была забавной. Когда мы вошли в ее офис, она бросила на нас один взгляд и сказала:

— Обычно я не склонна строить предположения, но здесь это настолько очевидно, что не могу сопротивляться. Вы, наконец, легли спать вместе, верно? — Мы кивнули.

— И это было действительно здорово, правда? — Мы снова кивнули, широко улыбаясь.

Барбара тоже улыбнулась, настолько безоговорочно, насколько я когда-либо видел.

— Я так рада за вас. Были шаги, ведущие к этому, и в будущем их будет больше, но это был действительно большой шаг. Я счастлива, что все прошло так хорошо.