Keeping the Trophy от Bdad

Глава 1.

Самым большим удивлением было то, насколько спокойно я себя чувствовал. После мириада эмоций, нахлынувших на меня за последние двадцать четыре часа, ледяное спокойствие успокаивало до гипноза.

Мои размышления были прерваны:

– Эй, приятель, хочешь еще пива? – бармен тут не был исключительно внимательным. Я просидел на этом самом табурете последние полтора часа и все еще пил свой первый напиток. Сегодня бар на мне много не заработал.

– Не сейчас, спасибо, может быть, чуть позже, – небрежно ответил я, продолжая наблюдать за отражением в зеркале пары в задней кабинке этого прокуренного заведения. Запах сигаретного дыма был слегка странным – очевидно, Средний Запад еще не был охвачен безумием борьбы за здоровый образ жизни, охватившим штаты западного побережья. Помещение было старым, с теплым домашним уютом, с устойчивым запахом дыма, старого дерева и несвежей выпивки. Я думаю, что лучше всего было бы описать его как таверну по соседству. Длинный прилавок с высокими табуретами, обращенный к старинному, богато украшенному бару, по всей длине укрытому зеркалом. И много бутылок выпивки, по крайней мере, восемь или девять различных марок для каждого типа алкоголя, который только можно себе представить. Визуальный восторг алкоголика.

Вдоль стены напротив бара расположились глубокие кабинки, тянувшиеся от передней части до самой задней, где можно было посидеть, если не хотелось, так сказать, «утыкаться животом в стойку». Бармен на мгновение остановился передо мной, как будто собирался что-то сказать. Уловив намек, я продолжил наш натянутый разговор:

– Мне сейчас не нужно больше пить, но ты можешь передать мне корзинку вон того попкорна, – сказал я и положил еще пять долларов чаевых за его хлопоты. Было очень важно, чтобы он не беспокоил меня из-за моей привычки мало пить и не предлагал мне добавки. У меня был единственный стул, позволявший четко видеть в зеркале пару, занимавшую теперь последнюю кабинку. В эту последнюю кабинку было трудно заглянуть с любого другого места в зале, и я не собирался уступать свое.

Все, что я знал о мужской половине пары, это то, что его звали Уилл Харт, он был на год моложе меня и окончил среднюю школу Рузвельта в 1985 году. Также я знал, что он был ловким говорящим мудаком и у него был хороший глаз на дам. Единственное, что знал я, и чего не знал он, так это то, что его ближайшее будущее вот-вот превратится в настоящий мрак.

Хотя дама, сидевшая с ним в кабинке, и была его ровесницей, она все еще была достаточно привлекательной, чтобы проходящие мимо мужчины от пятнадцати до шестидесяти пяти, бросали на нее второй и третий взгляды. При росте метр пятьдесят и весе в пятьдесят семь килограмм она имела фигуру лучше средней, что намекало на то, что в двадцать лет она была эффектной. Теперь ее фигура приобрела ту легкую полноту, что придавала «зрелым» дамам этот округлый набор изгибов, заставлявший мужчин желать упасть лицом вниз между манящими мягкими подушками плоти и процеловывать свой путь к месту, где можно было дышать. Ее не то чтобы можно было назвать красивой, но чертовски милой. Темные волосы, голубые глаза, маленькое родимое пятнышко на внутренней стороне левого бедра, как раз там, где начинаются мягкие вьющиеся волосы киски. Я много знал о ней, в конце концов, мы женаты уже пятнадцать лет.

Она должна была быть с подружками на двадцатилетней встрече выпускников школы. Я же должен был находиться в полутора тысячах миль отсюда, дома. Похоже, мы оба сделали не то, что должны были. Когда речь зашла о встрече выпускников в первый раз, я согласился поехать с ней, и она просто носилась, строя планы «триумфального» возвращения на старую площадку для топанья ногами. Не то чтобы мы не возвращались туда время от времени, но с тех пор как умер ее отец, а мать переехала к нам, ближе к семье, у нее не было случая вернуться сюда. Следовательно, она не видела своих старых подруг шесть или семь лет.

Проблема возникла, когда мне пришлось сказать ей, что компания, в которой я работал, слилась с нашим главным конкурентом, и к моменту встречи выпускников процесс объединения еще не будет завершен. Это, в свою очередь, означало, что я не поеду с ней на встречу. Она пришла в ярость, а когда, наконец, успокоилась, то стала, как бы это лучше выразиться: «хладнокровно-нейтральной». Наша сексуальная жизнь и все остальное личного характера определенно отошло на второй план. В течение следующих десяти дней она почти все время разговаривала по телефону со своими старыми подругами, планируя, что они будут делать, что наденут, кто придет, а кто нет. Но вот что показалось странным: когда упоминалось имя «Уилл», она говорила гораздо более тихим голосом и, чтобы закончить разговор, уходила в другую комнату. Однажды вечером я подошел к телефону, и какой-то мужчина спросил Лин. Когда я спросил, кто звонит, он ответил, что его зовут Уилл, и что он – бывший одноклассник, который будет на встрече выпускников, и что он просто хочет поговорить с ней. Когда я, прикрыв трубку рукой, произнес имя «Уилл» она выхватила телефон и выскочила из комнаты. Последовал довольно продолжительный разговор, в конце которого Лин стала говорить очень тихо. Когда я спросил, кто такой «Уилл», она встала в защитную позицию и вообще отказалась говорить о нем. Мы поссорились и оставались в таком состоянии, пока она не уехала на эту встречу.

***

По натуре я не самый мягкий из людей, поэтому, к тому времени как Лин уехала на встречу выпускников, я был в очень плохом настроении и начал испытывать самые разные подозрения. В первый же вечер после ее отъезда я заметил, что она забыла взять свой ежегодник, который использовала последний месяц для справок, вспоминая и пытаясь напомнить, кто есть кто. Я пролистал его, пока не нашел старого «Уилла». Он был симпатичным мальчиком с темными вьющимися волосами. Поверх и под его фотографией была надпись: «Лин, самой симпатичной и веселой девочке в старшем классе. Помнишь последнюю увеселительную поездку на ФФА фургоне с сеном? Ты все еще должна мне ПРИЗ! Желаю удачи в университете; посмотрим, не сможем ли мы найти еще один стог сена, когда ты вернешься домой на Рождество. Всегда помнии, что ты была в восторге от УИЛЛА!» Господи, неужели в этом возрасте мы все были такими банальными?

Что, черт возьми, все это значит? Должна приз? Что за приз? Что за история была у Лин с этим придурком?

Листая оставшуюся часть ежегодника, я почувствовал, как мои опасения и гнев поползли вверх, хотя у меня не было для этого никаких особых причин, кроме вкрадчивой заметки на фотографии Уилла. Тем не менее, мой «альфа-самец» продолжал расти. Дальнейшее изучение показало, что он был очень популярным парнем, учеником лучше среднего и полузащитником в футбольной команде университета. Все, что я мог думать про себя, было: «К черту этого парня, я был полузащитником в старшей школе и колледже, и я бы трахнул его в задницу, если бы когда-нибудь встретил». Очевидно, продолжение чтения об Уилле нисколько не улучшило моего настроения.

За это время мое настроение не улучшила и моя работа, слияние двух компаний в одну было намного легче сделать на бумаге, чем в реальном мире здесь и сейчас. У каждого был свой способ все делать, от хронометража до обработки заказов, и каждая сторона более чем неохотно отказывалась от того, что было для нее привычным и удобным. Моей работой было сделать так, чтобы мы стали единой интегрированной компанией, ведя бизнес как одна компания, при этом продолжая все время вести бизнес как обычно. Когда мы начали этот процесс, мой босс дал мне лишь одну загадочную инструкцию: «сделать это слияние плавным и незаметным для наших клиентов». Легко сказать, но трудно сделать, поэтому приходилось подбадривать и уговаривать сопротивляющихся сотрудников, что тринадцати- и четырнадцатичасовой рабочий день является нормой. К концу дня я был расстроен и взбешен настолько, насколько это вообще возможно.

А тут еще в огонь подлило масло то, что я звонил Лин после ее отъезда каждый вечер, и в тот единственный раз, когда мне удалось ее застать в доме ее подружек, где она остановилась, она была очень резкой и уклончивой, когда я попытался завести разговор о том, как идут дела и как она себя чувствует. Два других вечера она «гуляла с подругами», по словам няни, приглядывающей за детьми этих подруг, и просьба, чтобы она позвонила мне, когда вернется, дала нулевые результаты.

На четвертый вечер после ее отъезда в одиннадцать вечера, как раз после того, как я вышел из душа и потягивал холодное пиво – мой единственный источник удовольствия в течение нескольких дней – мне позвонили. Когда раздался звонок, я решил, что это Лин, наконец-то, перезванивает в ответ на мои звонки, и подняв трубку сразу сказал:

– Эй, детка, как дела?

Опешивший мужской голос на другом конце провода на мгновение запнулся, прежде чем ответить:

– Извините, это Джим Торнтон?

Растерявшись, я сумел довольно глупо ответить:

– Извините, да, я могу вам помочь

– Джим, это Боб Симс из Ривердейла, я – муж Мэгги Симс. Мы познакомились несколько лет назад, когда вы с Лин были у нас в гостях.

– О да, Боб, извини, что не узнал. Как дела? Надеюсь, что Лин, остановившись у вас, не доставляет тебе и твоей жене слишком больших неудобств. Что-то случилось? – добавил я, внезапно осознав, что Боб не будет звонить просто так в это позднее время.

– Не совсем, этот звонок – нечто вроде разговора двух мужей. Я бы не хотел совать нос в ваши с Лин личные дела, но полагаю, тебе стоит передумать и приехать в Ривердейл.

От слов Боба по моей спине пробежал холодок, а в животе образовался комок:

– Зачем, что-то не так?

– В данный момент не то чтобы, но думаю, что потенциально проблема существует. Ты знаешь парня, с которым Лин и Мэгги ходили в школу, по имени Уилл Харт?

Наш разговор длился недолго, но в конце я поблагодарил Боба за беспокойство и звонок. Не прошло и тридцати минут, как я заказал через компьютер билет до Ривердейла и собрал чемодан. К сожалению, я не смогу попасть туда до семи тридцати завтра вечером, но эй, иногда покров темноты – большое преимущество.

Закончив все приготовления, которые можно было сделать среди ночи, я лег в постель и попытался заснуть. Мое воображение бешено крутилось в голове, неужели Лин завела прерванный двадцать лет назад роман? Я что, ревнивая задница, что больше не ей доверяю?

***

Я был влюблен в Лин с самого первого раза, когда мы встретились, и ко второму свиданию уже знал, что она – та женщина, с которой я хотел бы провести остаток своей жизни. С тех пор она стала центром моей вселенной, даже если я не всегда это показывал. Она всегда была любящей и заботливой, и сегодня я был так же без ума от нее, как и в самом начале. Я всегда думал, что она чувствует то же самое, и даже не думал, что она может чувствовать нечто другое.

Правда, за последние несколько лет я перешел в режим «карьерного роста», и наши личные отношения, включая секс, вечера в городе и просто общее время в субботу днем, на автопилоте были отодвинуты на задний план. Я принял это как норму для нашего времени и места в жизни. Может быть, она решила, что это – не для нее, и выбрала нечто более захватывающее, нежели родительские собрания, футбольные матчи и случайные фильмы, когда я был не слишком усталым после работы.

Поначалу меня физически затошнило от одной мысли, что у нее может быть роман. Потом я разозлился, что она не оценила тех усилий, что я прилагал, дабы получить все что мы хотели и планировали. Когда я думал о том, что она могла быть с другим мужчиной, мой гнев зашкаливал, у меня всегда была какая-то собственническая жилка, но ничего существенного из этого никогда не выходило. Теперь же она расцвела в полную силу.

Наконец, мой гнев успокоился до жгучего как солнце пламени, танцующего прямо под поверхностью моего сознания, но все еще мешал мне спокойно спать ночью. Когда я плохо сплю по ночам, – это плохо, я становлюсь очень сварливым, а когда я становлюсь сварливым, со мной не очень-то приятно иметь дело. Единственное, что было хорошо, так это то, что приехала мама Лин, чтобы присмотреть за детьми, пока ее не будет, и поэтому рано утром я просто уйду, как будто пошел на работу. Если Лин позвонит (что вряд ли), то она не узнает, что я уехал в Ривердейл.

Я оставлю теще записку, что должен отработать круглосуточную смену, а позже позвоню ей, чтобы убедиться, что с ней и детьми все в порядке.

На следующее утро я пришел на работу и сказал своему очень недовольному боссу, что несколько дней меня не будет, и чтобы, если понадобится, он подменил меня, а я, вернувшись, сделаю другую работу. Он был недоволен, но и не уволил меня, так что, думаю, это была маленькая победа, которая была мне крайне нужна, поскольку мысленно я начал колебаться между душераздирающей депрессией и абсолютной убийственной яростью.

Полеты на самолетах в основном смертельно скучны, но у них есть и оборотная сторона. Они предоставляют строго отмеренный период времени в относительной изоляции, чтобы обдумать все без перерыва, дав время и покой, чтобы сформировать планы и, самое главное, получить над собой контроль. К тому времени, как я приземлился в Ривердейле, у меня уже был разработан конкретный план действий, который, в свою очередь, вызвал спокойствие, которое я считал невозможным еще этим утром.

Глава 2

После того как мы приземлились, я взял напрокат машину и позвонил Бобу. Он рассказал, что они все вместе, включая мою жену и Уилла, собрались в заведении под названием «Клэнси», где танцуют и выпивают. Найдя указанное место, я быстро переоделся на стоянке в неописуемые джинсы, клетчатую рубашку и бейсболку, а затем незаметно пробрался в зал Клэнси. Глядя в зеркало, когда входил, я едва узнал себя и почувствовал, что Лин, чтобы меня узнать, придется физически столкнуться со мной, подойдя достаточно близко. За все годы, что мы были женаты, она видела меня в клетчатой рубашке всего пару раз и уж точно ни разу не видела в бейсболке. Я никогда не носил кепок или шляп, поскольку кто-то однажды мне сказал, когда я был молод, что они вызывают лысину, и у меня развилось настоящее отвращение к ношению чего-либо на голове. Мне никогда не нравилось носить футбольный шлем, но играя в футбол, я заставлял себя надевать его, и в средней школе, и в маленьком колледже штата, где встретил Лин. То, что я был блондином, еще усиливало иллюзию, что я теряю волосы.

Когда я только зашел, бизнес здесь шел вполне сносно, так как, по-видимому, в Ривердейле уже несколько лет проходили встречи выпускников, и заведение примерно на шестьдесят процентов было заполнено целым рядом людей в возрасте начиная от примерно двадцати пяти и вплоть до немного старше шестидесяти. От бармена я узнал, что Клэнси – очень старое заведение, и его посещают в основном местные жители или, в данном случае, те, кто когда-то здесь жил и по той или иной причине возвратился.

В течение нескольких недель каждое лето встречи выпускников были довольно хорошим бизнесом, и это лето не было исключением. Внутри стоял старомодный музыкальный автомат, а в задней части здания находилась небольшая танцплощадка, где разные поколения отличались друг от друга не только внешностью, но и мелодиями, под которые танцевали. Когда я впервые увидел свою жену и Уилла, те сидели в задней кабинке с двумя другими парами, все в одной кабинке, по одной паре с каждой стороны, только Лин с Уиллом отличались, сидя друг напротив друга.

В первый час моего пребывания там они вшестером выпивали, танцевали и вообще просто общались, как и положено старым друзьям, которые давно не виделись. В одной из пар я узнал Боба и Мэгги, тех, у кого жила Лин, но остальных не знал. Боб время от времени оглядывал комнату, как будто ожидал кого-то, но даже когда смотрел прямо на меня, не было никакого намека на узнавание. Наверное, это было хорошо, потому что я не хотел, чтобы Лин прямо сейчас знала, что я нахожусь здесь, и не знаю, насколько хорошим актером мог бы быть Боб, если бы меня заметил.

***

Около десяти толпа начала потихоньку редеть, и я сел на свое любимое место у бара спиной к кабинке, в которой они сидели. В это время обе пары встали, очевидно, прощаясь. Боб сказал Лин что-то вроде того, чтобы ее подвезли домой, но они с Уиллом дали понять, что тот позже отвезет ее домой, так как они собираются задержаться еще на некоторое время. Итак, я все еще пил свое первое пиво и ел третью или четвертую миску попкорна, с тех пор как приехал.

Сначала они сидели за столом друг напротив друга, потягивали напитки и разговаривали. Время шло, и по жестам и языку тела было видно, что разговор становится все серьезнее. Уилл потянулся через стол и тихонько поглаживал тыльную сторону ладони и предплечье Лин одним пальцем, в то время как сам делал какие-то важные замечания, на которые она время от времени кивала головой или отвечала тихим единственным словом. Черт, как бы мне хотелось услышать, о чем они говорят!

Я точно не знал, что это были за слова, но видел уже достаточно, чтобы распознать сучьего кобеля, пытающуюся заманить свою добычу в ловушку на вечер. Пламя моего гнева разгорелось ярче, но пока ничего не произошло, и я удоволился тем, что набрался терпения и наблюдал за развитием событий. Если бы дело не пошло дальше этого, позже вечером я бы позвонил Лин на ее мобильный и сказал, что мы закончили проект, и что завтра я буду в Ривердейле, чтобы остаться с ней на остальной части мероприятий по встрече выпускников. Таким образом, я бы продемонстрировал, что хочу быть с ней, и она бы не узнала, что я здесь шпионю, и снова не разозлилась. В этой ситуации я начал расслабляться и почувствовал себя лучше, похоже, она не собиралась забывать, что у нее дома – муж и двое детей, и мне не придется надирать задницу старине Уиллу.

Мой оптимизм был подорван, когда внезапно он встал, подошел к бару рядом со мной и заказал у бармена Майка еще по одной порции напитков для них двоих. Я заметил, что он пил пиво, но Лин пила Джин с тоником, плохой знак, так как дома это был ее любимый коктейль, когда мы куда-нибудь выходили и планировали, вернувшись домой, приступ «активного» секса. Пока Уилл стоял рядом со мной, я затаился, пригнувшись, на случай, если Лин смотрит в нашу сторону, сейчас был паршивый момент, чтобы быть обнаруженным. Он небрежно взглянул на меня и заметил:

– Ты отсюда?

– Нет, я с западного побережья, просто решаю семейную проблему. А ты отсюда?

– Уже нет, я закончил среднюю школу и вернулся сюда только на двадцатилетнюю встречу выпускников. Впервые, с тех пор как окончил школу.

– Развлекаешься?

– Пока не очень, но у меня такое чувство, что скоро все изменится, – ответил он с решительной ухмылкой.

Примерно в это время Майк принес его напитки, и он вернулся в кабинку, но вместо того чтобы сесть на свое прежнее место, скользнул в кабинку на место рядом с Лин. Между его комментарием и этим новым их расположением мое настроение стало еще мрачнее.

Подняв голову, я крикнул бармену:

– Эй, Майк, дай мне еще один стаут.

Он ухмыльнулся, как будто выиграл какой-то приз, сказав: «Конечно», затем подошел и поставил передо мной пиво. На этот раз я сунул ему десять баксов, Майк скоро понадобится мне на моей стороне, а он, как и все служащие в подобных заведениях, следил за деньгами.

Тем временем говнюк подвел Лин к музыкальному автомату и, пока она выбирала песню, нашаривал четвертаки. Стоя там, они держались за руки, как старшеклассники, твердо держащиеся друг друга. Они танцевали под несколько быстрых музыкальных номеров, потом заиграла медленная романтическая мелодия, и они обнялись и медленно покачивались в дальнем углу танцпола. Вскоре Лин обняла Уилла за шею, а он обеими руками ухватил ее за задницу. К концу песни он опустился до того, что обеими руками обхватил ее ягодицы, используя их, чтобы плотно прижать ее промежность к своей. Началась еще одна медленная мелодия, и казалось, пару раз она пыталась оттолкнуть его, но он был настойчив, и через несколько минут она отказалась от всякого протеста. Время от времени они перешептывались, но в основном молчали, Лин прижималась лицом к его груди, а он зарывался лицом в ее волосы, пока они медленно танцевали по полу.

В течение всего этого времени люди постепенно покидали Клэнси, пока не осталось всего с полдюжины или около того, разбросанных по всему заведению. Я жестом подозвал Майка и протянул ему сложенную пятидесятидолларовую купюру, чтобы он мог ее хорошо разглядеть, затем наклонился к нему поближе через стойку.

– У вас тут есть где-нибудь камера безопасности?

Он на секунду опустил взгляд на лицо Гранта на купюре, потом быстро оглянулся через плечо и ответил:

– Да, в потолочных нишах спрятано полдюжины, и по одной на каждой стоянке.

Я передал купюру.

– Я хочу записи с камер, охватывающую эту часть комнаты начиная с двух часов назад и до моего отъезда, когда бы он ни случился. Кроме того, я хочу получить запись с камеры на задней стоянке, хорошо? – заявил я так холодно, как только мог, глядя прямо в лицо Майку, не моргнув глазом.

– Не знаю, чувак, из-за чего-то подобного я могу вляпаться в по-настоящему глубоко дерьмо, – нервно ответил он. – Зачем тебе эти записи, что ты собираешься делать?

Не обращая внимания на его вопрос, я продолжал смотреть ему в лицо.

– Если сделаешь это, то получишь еще четыре Гранта, – после чего просто сидел и ждал, когда заработают знаки доллара.

После тридцати секунд притворно незаинтересованного созерцания он ответил:

– Хорошо, но если что-то случится, я вывернусь и прикрою свою задницу.

– Нет проблем, Майк, твоя задница в безопасности, просто порадуй меня немного, – затем я закончил наш разговор, встав и оглядевшись в поисках Лин и говнюка, как я думал об Уилле.

К тому, что увидел, я готов не был, и мне пришлось подавить крик, чтобы все не сорвать. Там, в темном углу танцпола, они слились в поцелуе, который был полномасштабным обменом слюны и языков. Я уже собрался вмешаться, когда Лин оттолкнула говнюка, резко вернулась к их кабинке и села. Она казалась ошеломленной, когда Уилл скользнул рядом с ней и, обняв ее, что-то прошептал, что, казалось, ее успокоило, и она прислонилась к нему с закрытыми глазами, в то время как они тихо потягивали свои напитки.

Они посидели так некоторое время, пока он не повернул ее лицом к себе и не притянул к себе для еще одного обжигающего поцелуя. Она снова попыталась сопротивляться, но, в конце концов, сдалась и ответила на объятия с такой же страстью. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не вытащить ее из кабинки, не пнуть под зад, а потом не надрать задницу этому говнюку прямо посреди зала. Передо мной была женщина, которую я любил больше собственной жизни, мать моих детей, ведущая себя как какая-то гормонально гипертрофированная старшеклассница.

Удивление усилилось, и пока я наблюдал за отражениями в зеркалах, его рука появилась на ее груди и начала медленно поглаживать сначала одну, потом другую сиську. Когда никаких возражений не последовало, рука стянула с нее платье и лифчик, обнажив ее грудь для любого, кто случайно посмотрит в их сторону, затем он наклонился и начал целовать и сосать ее соски, в то время как она, казалось, таяла. Через несколько мгновений ее глаза внезапно широко распахнулись, она оттолкнула его и быстро вернула свои великолепные сиськи обратно в пределы лифчика и платья.

Она явно разозлилась и оттолкнула его от себя, одновременно устроив ему словесную взбучку. Он оставался бесстрастным, пока она, наконец, не выдохлась, а он еще несколько мгновений молча сидел и улыбался ей. Затем, улыбаясь как чеширский кот, он пожал плечами и начал то, что выглядело как рекламный ход века. Она слушала с сердитым лицом, пока то, что он говорил, наконец, не улучшило ее настроение, и на ее лице не появилась легкая улыбка. Что бы он ни говорил, это, должно быть, сработало, в конце концов, каждый улыбался другому, хотя Лин иногда отрицательно качала головой. В конце концов, он, должно быть, разыграл свою главную карту, потому что, хотя я не слышал ни слова из того, что он говорил, было очевидно, что она, наконец, неохотно согласилась на то, что он продавал.

То, что произошло дальше, было самым шокирующим событием, которое я когда-либо видел в своей жизни. Лин скользнула в кабину боком, пока ее спина не уперлась в стену, и закинула ноги на сиденье так, чтобы оказаться лицом к говнюку и спиной к внешнему концу кабинки. Оглядев зал, насколько она могла видеть из задней части кабинки, она задрала платье до талии, обнажив голые ноги и бирюзовые кружевные трусики, которые были на ней. Уилл таращился на обтянутую трусиками киску моей жены, как маленький ребенок в кондитерской, ухмыляясь от уха до уха и довольно подпрыгивая на месте. Затем она засунула большие пальцы за пояс трусиков и начала стягивать их вниз.

Я сидел в парализованном молчании. До сих пор я был в состоянии объяснять действия Лин как просто каприз момента, поцелуй и небольшое потирание тела – как следствие слишком большого количества выпитого, разочарования во мне за то, что я не приехал с ней, и долгого ожидания, возможно, встречи с бывшим парнем. С тем, что произошло до этого момента, я еще вполне мог мириться. Теперь же у меня были серьезные сомнения насчет того, что мой брак продлится всю ночь. Боль, унижение и гнев нахлынули на меня чередующимися волнами, пока я молча сидел и наблюдал.

Под пристальным взглядом говнюка она выскользнула из трусиков, очевидно, дав ему полный, хотя и краткий взгляд на свою киску. Она вернулась в сидячее положение на скамье и протянула изящный предмет одежды теперь уже вовсю ухмыляющемуся Уиллу. Он слегка склонился в ее сторону, глубоко втянул носом воздух в области промежности и сделал замечание, от которого лицо Лин покраснело, а он заслужил добродушную пощечину. С этими словами она попросила его отодвинуться и направилась в дамскую комнату. Уилл посмотрел на вечерний приз и положил его во внутренний карман своего спортивного пиджака, а затем начал делать эти движения «пора идти». Наконец, я отошел от шока и снова смог двигаться и дышать. Пришло время предпринять кое-какие действия, прежде чем это дерьмо пойдет дальше.

Оглядевшись, я обнаружил, что в баре никого нет, кроме бармена и нас троих. Это хорошо, поскольку, если ситуация выйдет из-под контроля, свидетели станут настоящей помехой.

Я сделал знак бармену, и он неторопливо подошел к тому месту, где я сидел. Я указал большим пальцем через плечо в сторону последней кабинки:

– Майк, принеси этим двум голубкам выпить за мой счет, ладно? Но поменяй дамский напиток с джина с тоником на бейлис со льдом.

Бейлис со льдом – это то, что Лин пила в качестве последнего напитка вечера, когда мы выходили куда-нибудь. Она говорила, что он успокаивает ее желудок и спасает от похмелья. Я всегда думал, что это – бред собачий, но для нее это, казалось, работало, хотя что за черт? Потом я положил на стол еще одну двадцатку, пока Майк сделал свое дело, и отнес выпивку к говнюку.

Лин появилась как раз в тот момент, когда Майк объяснял, откуда и кому принесли напитки. Объясняя, он указал в мою сторону, Уилл увидел меня и решил, что я – просто пьяница из бара, делающий дружеский жест, но у Лин появилось странное выражение лица, когда она попеременно переводила взгляд с бейлиса на меня и обратно. Я не оборачивался, а просто смотрел в зеркало из-под бейсболки. Лин и говнюк сидели рядом в кабинке и обменялись несколькими словами, когда он крикнул мне:

– Эй, приятель, почему бы тебе не подойти и не выпить с нами? Мы как раз собираемся уходить, но хотели бы поблагодарить тебя за щедрость.

Я соскользнул с барного стула и неторопливо подошел к ним, держа воротник рубашки поднятым, а бейсболку надвинутой на глаза. Когда я подошел к столу, говнюк встал и протянул руку для рукопожатия.

– Меня зовут Уилл, а это – Лин.

Я сдвинул кепку на затылок, выпрямился, не принимая протянутой руки, и, глядя прямо в глаза Лин, ответил:

– Привет, дорогая, хорошо проводишь время?

На мгновение воцарилась абсолютная ошеломленная тишина, затем Лин побледнела как привидение, издала сдавленный крик и уронила свой бокал, разбив его и разбрызгав бейлис по всему столу и своему платью.

Говнюк сразу понял, кто я, и молча стоял, открывая и закрывая рот, как карп на дне рыбацкой лодки.

Если бы я не был так зол, то громко рассмеялся бы, выражение паники на обоих лицах было более чем комичным. Не знаю, как я выглядел, но что бы это ни было, оно, должно быть, не передавало чувства радости и улыбчивости. Лин попятилась в кабинку так далеко, как только могла, а ее компаньон на этот вечер выглядел так, словно вот-вот выскочит наружу.

– Не возражаете, если я присяду? – любезно спросил я и, не дожидаясь ответа, сел напротив.

После еще одной или двух секунд молчания Лин обрела дар речи и начала быстро журчащую цепочку вопросов:

– Джим, что ты здесь делаешь? Почему не сказал мне, что приедешь? Как давно ты здесь? Что ты...?!

Говнюк просто вертел головой, глядя то на меня, то на выход из этого заведения, выражение его лица чередовалось между страхом и воинственностью.

Я поднял руку, призывая к тишине, обрывая Лин на середине того, что она пыталась сказать:

– Эй, ребята, успокойтесь, давайте просто посидим минутку и познакомимся. Что скажешь, если мы выпьем еще? – затем я повернулся и жестом пригласил Майка подойти. Эти двое сидели теперь в каменном молчании, их умы лихорадочно пытались понять, что я задумал.

– Майк, принеси нам еще по стаканчику, – а затем самым саркастическим тоном, на какой я только был способен, – и нет ли у тебя чего-нибудь, чем мы могли бы убрать этот беспорядок? Моя жена так обрадовалась, увидев меня, что пролила свой напиток.

Затем я повернулся к ее спутнику и, улыбаясь своей лучшей улыбкой продавца, протянул руку:

– Мы не знакомы, я – Джим Торнтон, муж Лин.

Он взял мою руку в коротком пожатии, как будто горячую подкову.

– Я – Уилл Харт, бывший одноклассник Лин. Я пришел на встречу выпускников.

– Значит, это и есть ты – знаменитый Уилл Харт? Что ж, хорошо, что наконец-то можно сопоставить лицо и имя. – Я не стал вдаваться в подробности, но уверен, что моя поддельная искренность не ускользнула от него.

Через секунду или две, когда я больше ничего не говорил, заговорил Уилл:

– Мне вообще-то не нужен еще один напиток, я не притронулся и к первому, а вам с Лин, похоже, нужно провести некоторое время вместе наедине.

– Нет, старина, оставайся на месте, – спокойно ответил я, но с явным оттенком яда в голосе. – Нам с женой нужно кое-что обсудить, но для такого близкого друга как ты, нет ничего секретного.

К этому времени напряжение стало настолько сильным, что можно его было чувствовать кожей. Лин полностью замолчала и просто смотрела на меня в абсолютной панике. Говнюк пытался смотреть куда угодно, только не на меня. Майк принес новую порцию напитков и тряпку из бара, чтобы убрать брызги бейлиса. Я просто спокойно сидел, пока Майк делал свое дело, и улыбался им обоим через стол. Странно, каким тихим он вдруг показался после постоянного грохота, что был на заднем плане весь вечер. Внешне я мог казаться спокойным, но внутри был кипящим котлом эмоций. Гнев, боль, страх, смятение; все это омывало меня, как чередующаяся ледяная и обжигающе горячая вода.

Майк, наконец, закончил убирать со стола и вернулся за стойку в дальний конец. Он явно уловил мою потребность в уединении. Сделав большой глоток холодного пива, я поставил бокал на стол и пристально посмотрел на Лин:

– Ну, Лин, что ты там говорила?

Она вздрогнула от моего вопроса и начала:

– Что ты здесь делаешь?

– Я приехал повидаться со своей красавицей женой и защитить свою территорию, но, кажется, поздновато, – ответил я, хитро подмигнув Уиллу.

Лин поймала подмигивание и заговорила:

– Джим, это не то, на что похоже, я все могу объяснить. Мы просто выпивали и разговаривали о старых временах, когда мы с Уиллом были одноклассниками, и мы не виделись с лета нашего выпуска. Мы не сделали ничего плохого.

– Да, чувак, мы спокойно пили и наверстывали упущенное за последние двадцать лет.

Господи, какой виноватый вид у парочки.

– Просто вспоминали старые времена, да? Старые времена, должно быть, были довольно захватывающими.

Лин начала плакать и нервно теребила обручальные кольца. Говнюк сделал большой глоток из своего бокала и уставился в стол, стараясь не встречаться со мной взглядом.

– Джим, я знаю, что это выглядит немного курьезно, но ничего не происходит, мы просто немного выпили, немного потанцевали и поговорили о наших школьных днях, честное слово, это все, что мы делали.

Глядя на Уилла, я спросил:

– Это правда, Уилл, ты просто дружески выпил и немного поболтал здесь наедине с моей женой? – Я делал ударение на каждом слове, и это не ускользнуло от них, так как оба немедленно утвердительно закивали головами и одновременно заверили меня, что так оно и есть.

Я молча смотрел, переводя взгляд от одного к другой, не говоря ни слова. До сих пор я не повышал голоса, не выдвигал обвинений, ничего не ломал, так что, в их поведении появился заметный сдвиг в сторону расслабления. Немного, но достаточно, чтобы можно было сказать, что каждый из них истолковал мои действия как знак того, что я нахожусь в неведении относительно того, что они задумали. Неужели они думают, что я – просто тупой гребаный муж, которого держат в неведении и наставляют ему рога?

В моей голове билась мысль: как далеко Лин планировала допустить его? На самом ли деле ли он собирался отвезти ее к Бобу с Мэгги, или они собирались отправиться куда-нибудь в более уединенное место неизвестно для чего. Неужели Лин решила трахнуть этого придурка? Трахалась ли она уже с ним? Как давно они планировали это? Любит ли она его, и не закончились ли наша любовь и брак? А для говнюка... ну, я встречал достаточно таких, чтобы знать, все происходящее между ним и Лин было гораздо большим, нежели воспоминания о старых временах. Он активно планировал и организовывал все, чтобы трахнуть ее, просто и ясно.

До сих пор я успешно сдерживался и оставался спокойным. Я мог бы смириться с тем, что это просто одноразовая ошибка, когда слишком много выпито и играет медленная музыка. Я, наверное, мог бы понять и то, что он хватался за ее задницу и терся промежностью на танцполе. Но вытаскивание ее сисек и сосание их с продолжающимся обниманием в кабинке, а также то, как она сняла трусики и отдала их ему, выходили далеко за рамки всего понятного, допустимого или простительного. Внутренне мой разум кричал: «К черту спокойствие и понимание?!», но мне требовалось определить, что происходит на самом деле, поэтому я сохранил свою тупую ухмылку и пренебрежительный вид.

Я сел очень прямо и наклонился вперед, пристально глядя на них обоих через стол. Затем, сосредоточившись на своей жене, сказал:

– Ну, дорогая, расскажи мне о встрече выпускников, ты хорошо проводишь время? Кроме Боба, Мэгги и старины Уилла, не появлялся ли кто-нибудь еще из твоих близких друзей?

Лин и Уилл расслабились еще больше, когда мой очевидный интерес переключился с их личных взаимоотношений и текущих обстоятельств на общие вопросы, касающиеся встречи выпускников. В их сознании, очевидно, укрепилась мысль, что я не подозреваю ничего необычного. Они успешно объяснили близость, в которой я застал их своим внезапным появлением, поскольку, похоже, я был в неведении относительно их более ранних интимных отношений и передачи трусиков. Стремясь увести меня подальше от всего, что могло бы возбудить мое любопытство, Лин пустилась в чересчур подробный рассказ о встрече выпускников и событиях сегодняшнего дня. Я только улыбался и слушал. Время от времени Уилл добавлял какую-нибудь деталь или рассказывал о каком-нибудь событии, но в основном молчал. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что он хотел бы стать невидимым и исчезнуть.

В конце концов, ей нечего было больше мне сказать, и к ней вновь вернулась странность моего внезапного появления. Она закончила словами:

– Пока все, настоящие функции встречи будут выполнены в течение следующих нескольких дней, и именно тогда ожидается появление большей части класса. А теперь скажи, что ты здесь делаешь?

– А что, есть какая-то причина, по которой меня здесь не должно быть?

– Ну, нет, но ты же отказался ехать со мной, потому что у твоей компании была эта проблема с концом света, которая была важнее всего или кого-либо еще в твоей жизни, так что, твое появление – это небольшой шок, – ответила она с легким оттенком агрессии. – Ты закончил раньше, чем ожидал?

– Нет, я еще не закончил. Просто подумал о том, что я нарушаю свое обещание тебе, оставив тебя здесь наедине. Когда я всерьез задумался об этом, у меня вдруг возникло очень мрачное чувство насчет того, что меня нет рядом с тобой, поэтому я сказал своему боссу, что он может либо отпустить меня, либо я уволюсь. Для меня не имело значения, что он сделает, но я собирался уехать, и вот я здесь.

Она озабоченно подняла бровь, спросив с искренним беспокойством:

– А что, если он тебя уволит? Что мы будем делать тогда?

– Не знаю, да это и не важно. Важно только то, что я сейчас здесь, с тобой, – ответил я со всей притворной искренностью, на которую только был способен.

Теперь Лин смотрела на меня с неподдельным беспокойством, она знала, что у меня очень хорошая работа, и ей нравилось вознаграждение в виде большого дохода. Она могла бросить работу и оставаться дома с детьми, иметь такой дом, какой хотела, в районе, который ей нравился, плюс все остальное. Мой приезд сюда, несмотря на последствия, теперь пролил совершенно новый свет на ситуацию, и то, как я действовал, было более чем немного не в моем характере.

– Боже, я надеюсь, что это не вызовет никаких проблем с твоей работой.

До Лин медленно начинала доходить потенциальная цена моего пребывания здесь. Возможно, приезд на встречу выпускников был не так уж важен, как она думала.

– Как вы двое нашли это место? – спросил я ни с того ни с сего, оглядываясь вокруг, как будто видел это место в первый раз. Мне хотелось перевести разговор на то, что здесь происходит.

В разговор вступила Лин, объяснив, что это – типичное место для выпивки, часто посещаемое местными жителями в те времена, когда они учились в школе. Сегодня они приехали сюда с Бобом, Мэгги и еще одной парой, поскольку те жили в Ривердейле, и были здесь завсегдатаями.

– Уилл, почему ты приехал на встречу так рано, у тебя что, здесь, в Ривердейле есть семья? У Лин семьи здесь больше нет, но она захотела приехать на несколько дней раньше, чтобы навестить свою старую подругу Мэгги.

Я ожидал его ответа с таким видом, будто был искренне в нем заинтересован.

Вздрогнув, Уилл бросил почти незаметный взгляд на Лин:

– Да, мои родители живут здесь на пенсии, и я приехал, чтобы провести с ними неделю до начала мероприятий по встрече выпускников. Я и не ожидал раньше увидеть одноклассников, так что, можешь себе представить мое удивление, когда вчера я столкнулся с Лин и Мэгги в торговом центре.

Глаза Лин расширились, и она вздрогнула от небрежного комментария Уилла. Она-то знала, что я был осведомлен о том, что он приедет на встречу выпускников, и что он звонил Лин несколько недель назад, чтобы «поболтать». Этот парень не знал, когда нужно держать рот на замке.

Я посмотрел прямо на Лин, и та уставилась на меня с таким видом, словно ребенок, которого поймали за руку в банке с печеньем.

– Как я понимаю, ты в школе дружил с Мэгги и Лин? Какой была Лин в то время? – Я общался с Уиллом словно заговорщик, выпытывающий секреты.

– Не был ли у нее полный рот брекетов, много ли было веснушек и косичек? – усмехнулся я.

С каждым мгновением моего разговора с Уиллом Лин заметно все больше напрягалась, он уже один раз солгал, и чем дольше он говорил, тем больше был риск, что его поймают еще. Со своей стороны я продолжал изображать тупого мужа.

– Да ладно, Джим, хватит допрашивать Уилла о его личной жизни и особенно о том, чтобы он пытался вспомнить меня, когда мы учились в средней школе. Это было очень давно.

– Значит, у тебя все же были брекеты, веснушки и косички! Знаешь, Уилл, до нашей встречи она вообще не рассказывала мне о себе. Я имею в виду, что ее мама рассказывала мне о разном, когда она была маленькой, и о семейных событиях, но не о том, что могут знать только друзья, например, о старых парнях и тому подобном. Она всегда утверждала, что слишком застенчива, чтобы говорить о себе.

Чем больше Уилл говорил, тем больше расслаблялся, а чем больше он расслаблялся, тем сильнее сжималась Лин. Его общее описание Лин в средней школе состояло в том, что она была милой и сладкой, но смущающейся из-за своих брекетов, веснушек и т.д., и что она увлекалась лошадьми. Она даже была членом отделения ФФА в школе. На свидания она не ходила в основном до конца своего выпускного года, потому что поздно расцвела, как физически, так и социально.

Оказалось, что родители Уилла владели большой фермой недалеко от города, и он тоже был членом ФФА.

Я делал вид, что ловлю каждое его слово, смеялся над всеми смешными моментами, и мы сравнивали футбольные истории, когда всплывала эта тема. Лин сидела в основном в тревожном молчании, иногда возражая против того, что говорил Уилл, или добавляя немного к истории. Она была не в восторге от того, что стала темой разговора.

Его последняя история о Лин касалась увеселительной поездке в фургоне с сеном, которую спонсировала ФФА в конце их выпускного года, как раз перед выпуском. Как только он упомянул «увеселительную поездку», Лин побледнела и напряглась, а затем громко попросила его не рассказывать эту историю. Я же, конечно, подстрекал ее рассказать.

В истории шла речь, что Лин совсем не пила, но ее поддразнивали, заставляя пить дешевое фруктовое вино, которое мальчики тайком пронесли в поездку. Сделав глоток, она решила, что напиток все-таки довольно хорош, и за вечер стала значительно менее сдержанной, сидя в задней части фургона. Никаких подробностей о том, что означает «менее сдержанный», не упоминалось, но ее личное участие в вечерних мероприятиях было прервано, когда она сблевала на другую девочку, Уилла и двух других мальчиков.

Тут вмешался взрослый сопровождающий и, в конце концов, позвонил родителям Лин. Ее родители были недовольны, а, следовательно, она была наказана домашним арестом до конца года, кроме выпускных церемоний. Ей не разрешалось видеться или разговаривать с Уиллом или с кем-либо еще из студентов, участвовавших в поездке на фургоне, и поэтому с тех пор она не виделась с ним и не разговаривала, кроме торопливых прощаний и подписания ежегодника в последний день занятий. С рассказом этой истории для меня многие ответы встали на свои места.

Я посмеялся над этой историей, как будто это было самое смешное в мире, и прокомментировал, что Лин все еще не пьет алкоголь. Уилл смягчился и улыбался так, словно кот, съевший канарейку. Лин продолжала смотреть на меня в поисках каких-то признаков беспокойства, а я просто подмигнул ей в ответ.

– Девочка, подожди, пока я не расскажу об этом нашим друзьям дома.

– Черт побери, Джим, не смей рассказывать эту историю, она опозорит меня до смерти.

– Лин, держу пари, что то, что тебя стошнило на той увеселительной поездке, ведь не было главным событием вечера, не так ли? – ответил я тоном, лишенным юмора.

Лин побледнела, если это вообще еще было возможно, Уилл вдруг стал не таким расслабленным, а я совсем не улыбался. История была забавной, но мой комментарий вернул всех в настоящее. Внезапно стало очень тихо. Дискомфорт стал ощутимым.