И зачем я поделилась блинами?!

Автор: М. и С. Д-овы. 2021.02.18

Художественная проза. Короткие рассказы.

Молодая женщина, от первого лица. Странный случай. Для женщин. Без миньета. Без грубой лексики.

Субботним утром работающая женщина может, наконец-то, почувствовать себя ЖЕНЩИНОЙ. Можно, не торопясь, отмокнуть в ванной, удалить ненужные волосы с тела, потереть пемзой пятки, привести в порядок ногти на руках и ногах, внимательно рассмотреть намечающиеся морщинки у глаз и смазать их чем-нибудь дорогущим…

И во всём этом блеске встать у плиты и печь блины. Алёшка, мой сын, пробежал мимо ванной, крикнув в закрытую дверь: «Я иду к Вадьке с Гошкой», и умчался, прежде чем я успела среагировать. Естественно, не умывшись, и, конечно же, ничего не поев! А значит, блинов придётся напечь побольше. Розетка, из которой я вынула вилку микроволновки, чтобы подключить комбайн для блинного теста, давно болталась. Починить бы…

Я постоянно говорила Алёшке, что не следует ходить в гости голодным. Особенно, к соседям, где двоих детей растит одна мать, такая же «разведёнка», как и я, только работающая не главным бухгалтером, а на две ставки медсестрой. Но Алёшка как будто и не слышит – вечно приходит оттуда, наевшись каких-нибудь пирожков, да ещё и приносит с собой «гостинец от тёти Марины». Вообще-то она молодец, и я её уважаю. И дети у неё хорошие, что Вадька, одноклассник Алёшки, что Георгий, или попросту, Гошка, ну тот уже ходит в ПТУ, по-нынешнему – «колледж» и вовсю хозяйничает по дому, не забывая без лишней строгости, но и без потакания, воспитывать брата. А заодно, и моего сына…

Сейчас они строят танк. Алёшка каждый день приходит то с занозой, то с порезом, не говоря об избитых молотком пальцах, а на мои беспокойные вопросы важно отвечает: «Танк строим». Ну и пусть. Лишь бы не курили! Мы даже как-то вместе с Алёшкой клеили из картона, фанеры и нескольких маленьких зеркал полуметровый перископ.

Закончив печь, я понесла большую тарелку блинов в соседний двор. Мы живём на окраине Алматы, в частном секторе. Когда-то в наших домах жила чеченская семья. В доме поменьше – первая жена со своими детьми, в доме побольше, ныне нашем с Алёшкой доме – вторая. Чеченцы давно уехали, а калитка в общем заборе и дорожка из плоских камней, ведущая к ней от нашего крыльца, остались...

Утро было жарким. Я подошла к калитке и заглянула через неё. На крыльце веранды у перевёрнутого велосипеда в одиночестве сидел Гошка.

– Гоша, привет.

– А, здрасьте, тёть Свет, – Гошка поднял своё добродушное лицо. – А Лёшка с Вадькой уехал. Я Лешке свой велик дал. А это ваш. Скорости вот регулирую…

Гошка потряс гаечными ключами в обеих руках.

– А я вам блины принесла, – огорчённо сказала я, приподняв тарелку.

– Ну, поставьте на стол, – Гошка кивнул за спину, – а то у меня перчатки в смазке.

Я замялась. Выйдя из ванной, я накинула на голое тело лишь халатик, достаточно легкомысленный. В таком виде ещё можно печь блины у себя на кухне, но ходить по гостям... Решившись, я протянула руку через калитку, подняла крючок, спустилась на две ступеньки и прошла мимо Гошки на веранду. Здесь было прохладно.

– А почему это Алёша тебе не помогает чинить собственный велосипед?

– Да Вадька весь изнылся, – спокойно сказал Гошка. – Собирались ведь с пацанами на озёра. Ещё вчера. А мне мать всё равно велела все яблони сначала полить. И малину… Да я уже заканчиваю.

– Господи, – восхитилась я, – вот кому-то муж достанется!

Гошка улыбнулся своей открытой улыбкой, снял перчатки и перевернул велосипед.

– Ну, Лёшка тоже старательный. Хотите, наш танк покажу? Счас, велик к вам закачу…

Отказаться было бы невежливо. Я молча наблюдала, как Гошка отворяет калитку, переносит велосипед через ступеньки, собирает инструменты и прячет в сарай. Затем он обернулся и сказал:

– Пойдёмте. Тумана же вы не боитесь?

Туман – это довольно большая короткошёрстная дворняга. Она сидит у них на цепи, подвешенной к длинной проволоке на высоте моей груди, и может свободно бегать вдоль неё. Посередине проволока разделена перекладиной на два отрезка метров по десять длиной.

Гошка пропустил меня перед собой, и мы пошли по бетонной дорожке мимо проволоки. Туман бежал впереди, то и дело, оглядываясь. С другой стороны, вдоль дорожки на высокой редкой решётке рос виноград. Собака проводила нас до середины и ещё немного, пока не натянулась её цепь, после чего села и издала жалобный скулёж. На другую половину, судя по всему, ей не часто приходилось заходить – дальше росла зелёная травка, контрастировавшая с вытоптанным участком от будки до перекладины. На проволоке над травкой сушилось покрывало. Виноград там рос уже с обеих сторон дорожки.

Мы с Гошкой прошли ещё несколько шагов, и я удивлённо остановилась. В конце сада стоял большой деревянный танк, с башней и «пушкой», развёрнутой назад.

– Вот это да! Да он у вас как настоящий танк! – обернулась я к Гошке.

Тот, судя по всему, польщённый моей реакцией, солидно произнёс:

– Вообще-то это БМП. Боевая машина пехоты. Вот, глядите, сзади дверца...

Он открыл полукруглую дверцу – она оказалась на резинке, и, согнувшись, прошёл внутрь. Вдоль бортов были узкие длинные сиденья, очевидно, из старого автобуса.

– Подержите, пожалуйста.

Я придержала дверцу, чтобы та не закрылась.

– Вот это – бойницы, – объяснял Гошка. – Шторки для них, ну, как бы, пуленепробиваемые, Лёшка делал.

Он покрутил кусок фанеры вокруг одного из круглых отверстий вдоль борта.

И тут меня за язык, что называется, дёрнул чёрт.

– А где тут перископ? Мы с Алёшей его клеили…

– А-а, точно, перископ же Лёшка принёс! Залезайте, покажу!

Он встал с сиденья и прошёл дальше внутрь. Кляня себя за свой халатик, я полезла за ним. Дверца захлопнулась, едва я отпустила её. Стало темно.

– Сейчас, люк открою. Вот тут ступеньки, – заторопился Гошка.

Он полез куда-то вверх и откинул крышку люка.

– Это командирская башня. Видите, ступени? А вот сиденье для командира. Поднимайтесь и садитесь. Сейчас вылезу, опущу перископ.

Куда же я попала? Тапочки упали на пол, едва я преодолела две высокие ступеньки и уселась на узкое мотоциклетное сиденье, приделанное боком к стенке башни.

– Осторожно, люк опускаю. Держитесь за рукоятки.

Я увидела широкую щель перископа и две велосипедные рукоятки по бокам. Едва я за них ухватилась, как крышка люка опустилась. Свет теперь попадал внутрь лишь через несколько смотровых отверстий.

– Теперь глядите в перископ, – загудел голос снаружи. – Сейчас я башню поверну. Там по бокам подножки.

Я заглянула в перископ. Как высоко! Вдруг башня вместе со мной стала поворачиваться, и я в испуге вцепилась в рукоятки. Ноги заболтались в воздухе. Где же эти проклятые подножки?!

По корпусу танка загрохотало, и где-то впереди открылся ещё один люк – я увидела внизу свет. В панике я изо всех сил одной рукой натянула на промежность короткие полы халатика, но, к моему облегчению, люк захлопнулся, как только Гошка пролез внутрь. Мне в ступни ткнулась его голова.

– Ой, сейчас я вам помогу!

Он взял в руку мою правую ступню и где-то в стороне нашарил ею подножку, потом то же самое сделал с левой ступнёй. Стало гораздо удобнее. Я сидела на мягком сиденье, держась за рукоятки, упираясь спиной в стенку башни и ногами – в подножки. По крайней мере, уже не боясь упасть. Вот если бы ещё на мне были трусики… Хорошо, что темно….

– Мать не разрешает сюда электричество тянуть, – услышала я оправдывающийся голос Гошки. – Был бы аккумулятор, хотя бы, старый! Лампочки и провода есть…

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала я.

– Ну, как вам, что-нибудь видно, товарищ командир?

– Видно отлично! – вторила я ему.

И вдруг краем глаза я заметила движение в смотровом отверстии. Повернув перископ, я увидела, как Туман бежит в сторону ворот. Наверное, пришла Марина.

– Здесь вообще-то у вас между ног, в смысле, у командира, место механика-водителя. На войне бывает ничего не слышно, так командир пинает механика то в правый бок, то в левый…

Я слушала «лекцию» Гошки из темноты и чувствовала, как он то и дело касается моих ног. Марина тем временем вышла из дома, спустилась с веранды и открыла дверь

велосипедного сарая. Видимо, убедившись, что велосипедов там нет, она пошла по дорожке по направлению к танку. Ох, она и удивится! – подумала я.

– А справа радист-пулемётчик. И ещё там орудие, боезапас…

Туман добежал до середины проволоки, и тут Марина перевесила карабин его цепи на другую половину и пошла по траве. Я удивленно глядела, как она сбросила покрывало на траву и встала на четвереньки.

Гошка сел в кресло водителя и задёргал какими=то рычагами.

Марина подняла полы халата на спину, и подняла кверху голую попу. Неужели!? Туман ткнулся носом ей в ягодицы и начал там лизать, а Марина расставила ноги шире и выпятила зад навстречу его языку.

Вдруг я почувствовала дыхание на животе и услышала шёпот Гошки:

– Вам удобно, теть Свет?

– Да, – почему-то тоже шёпотом ответила я.

Я поглядела вниз, я увидела, как в темноте блестят его глаза. Интересно, а что видит он? И вдруг его шершавые ладони раздвинули мои бёдра, а рот накрыл мою киску. От неожиданности я отпустила рукоятки перископа и вцепилась в его стриженную голову. Мои бёдра крепко сжали его уши. Гошка не отпускал. Я почувствовала, что падаю куда-то вперёд и поспешила снова ухватиться за рукоятки и упереться ногами в подножки.

– Гоша! – как можно свирепее зашептала я. – Немедленно отпусти!

Ответом были лишь быстрые движения его языка. Закричать? Позвать Марину? Я посмотрела в перископ. Туман прекратил лизать, вскочил на спину Марины, обхватив её за талию и задёргался, видимо, ища отверстие. Вдруг спина Тумана выгнулась горбом, а Марина подняла голову к небу, и до меня донёсся её тихий стон. Таз собаки бешено заработал. Нет, пожалуй, кричать не стоит…

Вместо этого я шире раздвинула ноги и не стала препятствовать, когда Гошка одной рукой расстегнул нижнюю пуговицу моего халатика…

Марина всё сильнее выгибала спину, пока не упала грудью на покрывало. Туман плотно прижался к её заду, не прекращая быстрых движений. Его язык свесился почти до спины Марины. Это зрелище было до того развратным и диким, что внутри меня что-то щёлкнуло, и моё влагалище стало стремительно увлажняться. Гошка, гад, почувствовал это, и его язык увеличил амплитуду движений, смело захватывая новые области…

Туман сделал несколько особенно сильных толчков и замер. Марина приподняла голову, и её лицо исказила гримаса то ли боли, то ли невыносимого наслаждения. Некоторое время они были неподвижны. Туман оторвал лапы от талии Марины и попытался переступить ногой, видимо, чтобы развернуться зад к заду. Я поняла, что они сцепились! Но Марина поймала его передние лапы и прижала к своему животу. Она начала двигаться сама, выдаивая из члена собаки его содержимое…

Язык Гошки между тем, совершая быстрые лёгкие движения поперёк моих распухших губок, начал подбираться к бугорку у точки их соединения. Я невольно напряглась, ожидая слишком сильного трения о наиболее чувствительное место. Но Гошка осторожно взял губами бугорок и стал посасывать его, то и дело нежно покусывая. и тогда мне хотелось немедленно

кончить. Хм-м, такого в порнороликах не увидишь, научиться этому можно, только что-нибудь прочтя… Подготовился, безобразник! Одной рукой я погладила Гошку по голове…

В перископе я увидела, как Туман с трудом вытаскивает из Марины свой пенис. Это было долго! Член пса болтался, как огромная узловатая дубина. Туман ещё полизал Марину между ног, затем отошёл и улёгся на траву – приводить себя в порядок. Марина так и осталась лежать попой кверху. Я ей даже немного позавидовала!

Долго сдерживаться я не могла. Напряжение в клиторе растеклось по всему тазу и уже требовало разрядки. В глазах потемнело, и я закричала шёпотом сквозь стиснутые зубы, чувствуя мелкие судороги внизу живота. И даже, кажется, выпрыснула что-то из недр своей вагины. Сердце бешено колотилось. Гошка, по-видимому, понял, что довёл меня до оргазма и остановился. Умница!

Я посмотрела в перископ. Марина уже поднялась и повесила на проволоку покрывало. Она не стала ждать, пока Туман закончит обрабатывать свой пенис, а ушла по дорожке в сторону дома.

– Помоги мне слезть, – потребовала я от Гошки.

Тот молча развернул башню на сто восемьдесят градусов, прошёл мимо меня и открыл заднюю дверцу. Перед собой я увидела ступеньки, по которым так опрометчиво вскарабкалась сюда. Я осторожно спустилась, подобрала свои тапочки и прошла к выходу. Гошка, одной рукой придерживая дверцу, другую протянул, чтобы помочь мне спуститься. Джентльмен!

Наконец-то можно выпрямиться во весь рост! Я и встала перед Гошкой. Тот смотрел в сторону, ожидая, наверное, что я врежу ему, что называется, по морде.

– Гоша, – строго сказала я, – если ты не смотришь на женщину после… такого, значит, чувствуешь себя виноватым!

– Мне кажется, я не сделал ничего плохого, – Гошка упрямо посмотрел мне в глаза. – А вы как думаете?

– Во-первых, поцелуй меня!

Гошка нерешительно приблизил своё конопатое лицо, и я сама поцеловала его в губы, почувствовав знакомый запах своих выделений.

– Во-вторых, я ещё никак не думаю. Но подумаю и скажу! А ещё я обязательно расскажу всё твоей маме!

Гошка, похоже, опешил. Но по моему тону понял, что я так и сделаю.

– Пойду, шланг смотаю.

Он повернулся и нырнул куда-то в малинник.

– Лицо умой! – сказала я ему вслед и пошла по дорожке. На Тумана я старалась не смотреть…

На веранде сидела Марина с блином в одной руке и чашкой в другой. Увидев меня, она перестала жевать, приподняв бровь, оценив мой халатик, и тут же вздрогнула, когда с другой стороны дома выбежал Гошка.

– Мам, я всё полил, воду выключил, шланг смотал.

Он забежал на веранду, сунул в рот блин целиком и промычал с набитым ртом:

– Тёть Свет, я возьму Лёшкин велик?

Не дожидаясь ответа, Гошка открыл калитку в мой сад, спустил по ступенькам велосипед и покатил к своим воротам. Перед тем, как скрыться за ними, он прокричал:

– Спасибо, тёть Свет! Было очень вкусно!

И посмотрел на меня своим добрыми и хитрыми глазками. Как у Ленина…

На протяжении всей этой суеты Марина так и сидела, не проронив ни слова. Лишь когда я взошла на веранду и присела на скамейку возле стола, она сказала:

– А, так это твои блины?

И продолжила жевать. Но по её виду было понятно, что больше всего ей хотелось узнать, что это мы там делали? А главное, что мы видели?

– Ты проглотила? – обречённо спросила я.

Марина, кажется, поняла, что я боюсь её чем-то шокировать. Она поставила чашку на стол и с подозрением посмотрела на меня. Я не могла больше сдерживаться:

– Мариночка, милая, я видела тебя с Туманом!

Лицо её начало краснеть.

– Ты… подглядывала?!

– Нет-нет! Гошка показывал мне танк… А тут ты!

– Он тоже видел?!

– Нет, я была в командирской башенке! А он внизу, на месте… механика-водителя.

– Но танка же не видно… Он ведь за виноградом?

– Да… там есть перископ! В следующий раз посмотри, нет ли кого в танке…

Марина закрыла лицо ладонями.

– Марина, ты ведь не делала ничего плохого…

– Заткнись!

Мы посидели молча. Марина вдруг посмотрела на меня поверх ладоней.

– Так что ты видела?

– Всё… От начала до конца…

– А почему ты мне не кричала? Когда я пришла?!

– …Потому, что Гошка лизал мне… ну, между ног…

Я закрыла от ужаса глаза.

– Что?! Гошка лизал твою п…ду?!

– Да! Что я могла сделать?! Прекрати, Гоша, пойдём лучше посмотрим, чем занимается твоя мама?!

– А зачем ты вообще сняла перед ним трусы?!

– Да я без трусов! Вышла из ванной, – затараторила я, – напекла блинов, думала, передам через калитку, а у Гошки руки в смазке, пришлось зайти, потом пошли смотреть танк, а там темно, и вдруг вы с Туманом…

Глаза Марины расширились от моего словесного фонтана. Она помолчала. И вдруг хриплым голосом приказала:

– Покажи!

Я поняла, что ей нужна хотя бы маленькая победа, чтобы в эти минуты потрясений ощутить какую-то уверенность. И медленно прислонилась спиной к стене веранды, поставив босые ступни на скамью по бокам. Марина вперилась взглядом в мою киску, едва не перегнувшись через стол.

– Да, – саркастически сказала она, – такую… голую и я бы полизала.

Я испуганно опустила ноги на пол.

– Да шучу, шучу, – усмехнулась Марина. – Так значит, ты, блюдя мою честь, мужественно терпела, как тебя насилуют языком!

Я с облегчением улыбнулась в ответ, подумав было, что вроде бы шторм утихает…

– Ну, не так, чтобы терпела…

Мы обе засмеялись, избегая взглядов друг друга…

– А ты не могла бы продолжить с Гошкой? – спокойным тоном вдруг спросила Марина.

– Продолжить что?

– Ну, его… сексуальное воспитание?

– Ты хочешь, чтобы я с ним… трахалась? Ты что, дура?! Он же твой ребёнок! И мне в сыновья годится… почти!

Марина обиженно сдвинула брови.

– А порнуху качать – ребёнок?! А в ванной по два часа сидеть – ребёнок?! А взрослым бабам п…ды лизать?!... Да я до трясучки боюсь, что он притащит домой девчонку какую-нибудь беременную, как меня когда-то, шестнадцатилетнюю! На сколько ставок мне тогда работать?!

Марина требовательно посмотрела на меня, как будто это я виновата во всех её предстоящих бедах. Потом опомнилась, и взгляд её стал просительным.

– Ну Свет… Ты бы его гигиене научила, предохраняться как… И ответственности. И чтоб никакого насилия и унижения к женщине – сразу по морде! А то дашь один раз волю, а он превращается в… садиста. А вроде как цветы дарил…

– Да, – машинально подхватила я. – А не станешь ему подставлять, что он хочет, так пойдёт искать себе какую-нибудь шалаву… Вроде, как и не клялся в верности… Да ещё и наградит чем-нибудь…

Мы смотрели друг на друга с жалостью, погружённые в воспоминания, каждые по-своему болезненные...

– Хотя Гошка, кажется, не такой, – задумчиво сказала Марина. – Насмотрелся в детстве…

Я молча кивнула. Думала… Ну, допустим, я откажусь. Могу ли я потерять хорошую соседку? Практически подругу… Надёжных друзей для своего сына? Тех, кто смог научить его держать в руках молоток! Перед глазами встали укоризненные лица Марины, обоих её мальчишек… И фигурка неизвестной девчонки с большим животом…

– Марина, – как можно более светским тоном начала я, чтобы раз и навсегда расставить верные акценты. – Я слышала, Гоша разбирается в электрике? Не могла бы ты прислать его завтра ко мне? Надо починить розетку на кухне. Алёшу по воскресеньям забирает отец…

– Хорошо, пришлю, – небрежно ответила Марина. – Не хочешь ли чаю, Светлана?

– Да, пожалуй.

И я придвинулась поближе к столу, целомудренно поправив халатик…