Шли дни, недели. Наши отношения с суккубкой, если так можно сказать, стабилизировались. Она перестала вынуждать меня творить всякую жесть, так что мы просто сконцентрировались на развлечениях как друг с другом, так и с нашими мамами, ежедневно реализовывая какую-то новую извращённую похотливую фантазию. А чтобы моё сексуальное желание не уходило надолго вместе с оргазмом, Юля даже стала давать мне какое-то средство, типа тестостерона, в разы увеличивающее влечение. В результате, несмотря на обилие половых актов, я продолжал испытывать желание, словно находясь в постоянном спермотоксикозе. Я и не возражал – наоборот, так было только приятнее реализовывать наши задумки. Похоть туманила мой рассудок и позволяла плевать на здравый смысл. Моя любимая суккубка же, помимо привычного для своей ипостаси физического удовольствия, наслаждалась новым для себя чувством – влюблённости в смертного.

Можно сказать, у нас всё было хорошо, и, казалось, так и будет впредь, но однажды, примерно через месяц после основных событий, Юля пришла ко мне вся мокрая, озябшая и словно сама не своя. Если бы моя девушка была человеком, я бы сказал, что она находится в лёгком шоке, но разве существует в этом мире что-то, что может шокировать суккуба? Через несколько секунд, как я услышал новость, я понял, я сам был ошарашен и разбит. Юля рассказала, что ей только что поступил приказ «сверху» или, вернее, «снизу» вернуться обратно в ад и быть преданной суду и забвению! О её проступке - открыться человеку, прознали, и теперь собираются судить, что, по факту, равносильно гибели. В аду не проявляют снисхождения и милосердия особенно к тем, кто нарушил его законы. Даже Юлино победоносное склонение меня к кровному греху не берется в расчет и нивелируется. Для моей девушки это стало страшным ударом. Кто бы мог подумать – самого суккуба погубила любовь.

Я: «Неужели ничего нельзя сделать?»

Суккубка: «К сожалению... нет. Если правда всплывает наружу, проступков у нас не прощают. Я знала, что открываться смертному нельзя, но мне так захотелось хоть раз в жизни побыть самой собой, не притворяясь, ничего не скрывая и не утаивая. Нас редко контролируют, редко проверяют и следят, а даже если попадёшься – практически всегда можно договориться! Но я слишком задержалась здесь, необычайно долго для выполнения своей задачи. Кто-то обратил внимание, кто-то заметил. Я пыталась всё объяснить, пыталась уладить! В конце концов рассчитывала, что проверяющий восхитится твоим грехом и закроет глаза на меня, но... В этот раз попался тот, кто закрывать глаза не стал... Слава, мне жаль. Мне очень-очень жаль! Правда. Не знаю, сколько бы продлились наши отношения, но знай - я не жалею ни о чём! Да, мы живём тысячи лет, соблазняем, трахаем и искушаем за это время миллионы мужчин, раз за разом, круг за кругом, нашему разврату и похоти практически нет предела! Мне это нравится, я всё это обожаю, но... в конце концов мы уходим и всегда остаёмся одинокими. Обычно это не является проблемой, ведь мы не привязываемся к своим жертвам, но порой случается иначе... Как бы там ни было, я рада, что наконец-то за долгое время смогла поговорить с кем-то открыто, не скрывая кто я, и не скрывая, что люблю».

Я: «Не могу поверить, что всё вот так закончится...»

Суккубка: «Да уж...», - обречённо ответила суккубка. «Хах, ты представляешь? Эта сука, эта дрянь внутри меня сейчас хохочет и злорадствует! Говорит, поделом мне! Вот тварина... И что только ты в ней нашел?»

Я: «В Юле-то? Ну, она мне внешне очень нравилась: красивые ухоженные волосы, приятный голос, томный взгляд. Я всегда представлял, что она будет вести себя по отношению ко мне так, как вела бы моя будущая жена: понимала, чувствовала, интересовалась. Но она такой не была... Ты права, я действительно выдумал у себя в голове её идеальный образ и влюбился в него. Наверное...»

Довольно необычно смотреть на Юлю и говорить вроде как о ней самой же и в то же время вовсе не о ней. Чувствуешь себя словно в дурке, когда общаешься с несколькими личностями в одном теле. И хоть с настоящей одноклассницей, запертой внутри, я не мог вести беседу, говорить её телу о ней в 3 лице было весьма странным. Правда за прошедший месяц я даже слегка привык.

Я: «И что же теперь с ней будет? И с нашими мамами?»

Суккубка: «Не волнуйся, я не доставлю тебе неудобств. Это будет мой прощальный подарок, и пусть они там все выкусят в аду! Юле и её матери память я, конечно же, сотру: у них не останется никаких воспоминаний о прошедших событиях, никаких последствий. Кроме недавней беременности Оксаны... тут уже ничего не поделаешь. Внушу, что она залетела от своего хахаля. Пусть тоже порадуется на прощание, она же давно хотела увести этого мужика из семьи. Вот, повод отличный будет! Что же касается твоей мамы, я рада, что ты воплотил свою мечту. Правда. Поверь, ты можешь очень многое, если тебе чуть-чуть помочь. Прости за её беременность, не так я себе представляла наш конец. Если хочешь, я могу заставить её сделать аборт, пусть думает, что залетела от какого-то случайного перепихона! Но на самом деле, я бы советовала тебе оставить ребёнка. Ты так давно мечтал о плоде инцеста сына и матери, только представь, как потом будет приятно растить свою необыкновенную дочку, воспитывать собственную сестру! Ну и останется живое воспоминание обо мне... Не надо, не грусти! Ты в любом случае в выигрыше после всего: ты видел и делал такое, о чём раньше мог только мечтать! И теперь все эти образы останутся с тобой навсегда! Ты в любой момент сможешь их вспоминать и наслаждаться»

Я: «Но я не хочу ограничиваться лишь воспоминаниями, теперь мне этого мало. Я люблю тебя, ни один человек в мире не сможет понять меня так, как понимаешь ты! Неужели ты первая суккубка, нарушившая правила? Неужели единственная, полюбившая человека?»

Суккубка: «Ну, нет, известны, конечно, другие случаи...»

Я: «И что, ни одна из вас не смогла остаться с любимым? Всех их предали суду? Уничтожили?»

Суккубка: «Большинство из тех, кого разоблачили, и кто не смог уладить ситуацию. Другие доживали свой земной век и возвращались, когда их смертный муж умирал. Хотя... ты, вот, сейчас меня спросил, и я припомнила рассказы одной своей, кхм, скажем так, более опытной и могущественной коллеги по рангу. Не знаю, на сколько это правда и верно ли я всё тогда поняла, но вроде может быть ещё один обходной вариант, если...»

Я: «Если что?»

Суккубка: «Извини, мне надо отлучиться на пару часов. Попробую добиться от неё ответов»

Я: «Подожди, объясни, что это за обходной вариант? Он нам подойдёт?»

Суккубка: «Нет, не спрашивай. Я сама толком не уверена. Возможно, это всё неправда, так зачем давать ложную надежду? В любом случае, нужно спешить. Слав, я сейчас уйду в свой мир, но есть одна проблема: когда я покину это тело, то перестану контролировать и подавлять Юлю. Она вернётся, придёт в себя...»

Я: «А ты не можешь запудрить ей мозги, как мамам, или типа того?»

Суккубка: «Нет, подавлять личность своего носителя я могу только внутри его тела. Как только я уйду, контроль пропадёт, и Юля, та самая Юля, которая нас теперь люто ненавидит, вернётся».

Я: «Да я не про подавление. Просто сотри ей ненадолго память»

Суккубка: «Всё не так просто. Вселяться в живое существо очень сложная задача, требующая длительной и аккуратной подготовки «сосуда». Если ошибиться хоть немного, носитель не выдержит присутствия суккуба и умрёт. Стерев Юле память сейчас, я вместе с этим перечеркну и все свои длительные «настройки», что вкладывала в неё при первоначальной подготовке. У меня нет времени повторять всё это заново».

Я: «Понял. Тогда каков наш план?»

Суккубка: «Свяжи меня!»

Я: «Связать?»

Суккубка: «Да. Найди крепкую верёвку. Не надо использовать пояс от халата, шарф или ещё что, ищи именно крепкую верёвку или что-то такое же прочное!»

Мы стали искать в доме, чем же можно связать тело моей возлюбленной. У себя в шкафу я нашел длинные пластиковые стяжки для компьютерных проводов, но они годились только для рук.

Я: «Смотри! Вот это подойдёт? Они одноразовые и очень прочные, без ножниц из таких не освободиться! Только тугие очень, если Юля будет вырываться, то поранит запястья...»

Суккубка: «Ладно, пойдет. Давай, к батарее! Стягивай крепко, минимум по три на каждую руку для надежности!»

Я: «Эээ, а ты не перебарщиваешь? Это же молодая хрупкая девушка, а не 150 килограммовый кабан!»

Суккубка: «Боюсь ты не до конца понимаешь. Это уже не та милая наивная девочка, которую ты помнишь по школе, и не та девушка, какой была до нашей встречи с тобой. Она тебя презирает и ненавидит за всё то, что мы уже сделали и продолжаем делать каждый день с ней и с её матерью. Сейчас она опасна! Слав, я серьёзно, опасна! Её личность уже начала меняться, я чувствую, вижу это! Ты хочешь насильно привить ей страсть к похоти и разврату, но на это требуется куда больше времени, чем у нас было. А её путь до любви у неё пролегает через ненависть... Так что не спорь и свяжи меня! Свяжи как можно крепче! Не дай ей навредить тебе или себе самой, иначе всё будет потеряно».

Монолог суккубки меня не слабо поднапряг. Действительно, я столько мерзостей уже успел ей причинить, пользуясь Юлей и её матерью исключительно как секс игрушкой в самой грубой форме. И это я ещё не говорю обо всех тех извращённых мыслях, видениях и образах, которая суккубка посылала в Юлин мозг, развращая и мучая её. С чего ей быть спокойной? Даже не представляю, как она отреагирует, когда вернёт контроль над телом.

Закончив пристёгивать свою бывшую одноклассницу за руки к тёплой чугунной батарее у стены, по три стяжки на запястьях, как велела любимая, я обратил внимание, что её ноги привязать нам не чем и не к чему. У нас же обычная квартира, а не пыточная бдсм-камера.

Я: «А как же ноги? Так оставим?»

Суккубка: «Сейчас всё будет!»

Демонесса на долю секунды слегка закатила глаза, и через несколько секунд в комнату вошли обе наши мамы. Я, было, хотел спросить, зачем они здесь, но всё стало понятным, когда они обе уселись на Юлины ноги сверху и стали придерживать их у пола руками.

Я: «Да, правильно! Поддержка мне не помешает. Погоди, а когда ты уйдёшь, разве они не придут в себя, как Юля?»

Суккубка: «Они нет, я же не их тела покидаю. Наша ментальная связь сохранится несмотря ни на что. Так, меня не будет часа полтора-два, затем я вернусь. Постарайся её сдержать, не ведись на жалость, мольбы или уловки и не дай никому навредить. Особенно самой себе, ибо такое желание в ней уже появилось. Беременные шлюхи тебе в этом помогут. Люблю тебя»

Я: «И я тебя...»

Я нежно поцеловал свою девушку на удачу. Поцелуй длился секунд 5, но затем Юля внезапно до крови больно укусила меня в губу. От неожиданности и полного непонимания я отскочил.

Юля: «Ах, ты тварь ебаная!», - Юля не раздумывая плюнула мне в лицо, - «да чтоб ты сдох, урод! Гондон штопаный! Развяжи меня немедленно!!!»

Юля стала дергать руками, пытаясь разорвать пластиковые путы. Она так яростно ими двигала, совершенно не жалея собственную кожу на запястьях. В какой-то миг казалось, будто ещё чуть-чуть, и она порвёт пластиковые стяжки, а затем точно также и меня в придачу! Никогда не думал, что в хрупкой девушке может быть столько силы. Как хорошо, что стяжек было трое, иначе точно быть беде.

Со страхом глядя на это брыкающееся и орущее на меня матом существо, я вдруг чётко осознал, что моя Юля действительно ушла, а передо мной теперь Юля настоящая, реальная, которую я не видел много лет, чей разум был уже как почти 3 месяца заперт демонессой внутри. Суккубка не преуменьшала, казалось Юля готова меня загрызть зубами.

Юля: «Как ты мог? Как?! Что же ты за человек такой? Мама!», - обратилась Юля к собственной матери, сидящей верхом на её левой ноге. «Мама! Помоги мне! Слышишь? Мама! Мамочка! Очнись!!!»

Но Оксана Витальевна, как зомби, продолжала сидеть на ноге, всячески удерживая её руками и не обращая никакого внимания на стенания дочери. Видя, что она не получает поддержки даже от собственной матери, Юля в отчаянии стала кричать во всё горло.

Юля: «Помогите! Спасите! Убивают! На помощь!!! Ааааааааа!!!»

Как же мы об этом не подумали? Так ведь соседи услышат и прибегут! Да и сидит она у самого окна. Если так орать, то и на улице будет слышно. Я быстро стал искать, чем же можно будет заткнуть Юлин рот. Действовать нужно было решительно, но ничего более подходящего, чем рукав своей рубашки, который можно было бы обернуть вокруг её головы и завязать, я не нашел. Попробовал начать засовывать рукав ей в рот, так она извернулась и больно до крови меня укусила, после чего вновь стала диким голосом орать на всю округу. Разозлившись, я стащил с дивана одеяло и резким движением зажал им Юлин рот, сильно стукнув затылок о батарею. Наверняка Юле стало от этого больно, но мне во что бы то ни стало надо было её сейчас заткнуть. Крики стали глухими и уже не представляли опасности. Мне нечем было завязать одеяло вокруг головы, поэтому просто приходилось им давить. Секунд через 30 крики о помощи стихли, потому что Юле стало нечем дышать, она начала давиться и кашлять от засунутой в рот толстой тряпки. Тогда я ослабил хватку, позволив вздохнуть и откашляться.

Я: «Если будешь кричать – хуже будет! Так что замолкни, поняла?»

У Юли по щекам текли слёзы, то ли из-за рвотного позыва, то ли от горечи ситуации, в которой она оказалась. А может ото всего сразу. Я убрал одеяло и позволил девушке свободно дышать и приходить в чувства.

Я: «Вот так, и не кричи больше. Всё равно сегодня вторник и соседи на работе», - немного слукавил я.

Юля откашлялась, слегка отдышалась и посмотрела на меня своими блестящими от слёз глазами, собираясь с мыслями, с чего лучше начать разговор. Видимо, не найдя ничего подходящего, она взглянула на свою маму.

Юля: «Мама!», - громко позвала дочь свою мать.

Я: «Сказал же не кричи!» Я потянулся, чтобы вновь заткнуть рот одеялом, но Юля отвернула голову и остановила меня.

Юля: «Ладно-ладно, не надо, убери! Не буду...»

Я убрал одеяло и сидел перед ней. Юля вновь взглянула на мать.

Юля: «Мама!», - обычным голосом позвала Юля мать. «Мамочка, как ты? Мама! Мама! Ну, взгляни же на меня!»

Оксана Витальевна сидела на ноге дочери с каменным взглядом, уставившись в стену как истукан.

Юля: «Что вы с ней сделали... Слава... как ты мог? Как?»

Я растерянно глядел на Юлю, не зная, что ей на это ответить. В голове у меня опять возник какой-то диссонанс, мешающий адекватно оценивать реальность. Только теперь всё было наоборот: если раньше, глядя на свою девушку, я видел и вспоминал, прежде всего, школьную любовь, и мне было сложно сопоставить два образа и понять, как та скромная и игнорирующая меня девчонка вдруг выросла такой распутницей, проявляющей ко мне неподдельный интерес, то теперь, привыкнув общаться с суккубкой, я снова ждал другого поведения и никак не мог уложить в своей голове, почему вдруг произошла такая смены риторики. Головой-то я всё понимал, но чувства меня совершенно сбивали с толку. Это всё равно что сказать человеку, что теперь его левая рука – это правая, а правая – левая. У него произойдёт разрыв шаблона! Он будет постоянно путаться, спотыкаться, всё ронять и прочее пока, в конце концов, не попривыкнет и не научится более-менее контролировать свои действия и поведение. А потом бац! Ему заявляют, что всё возвращается обратно! Думаете, ему станет проще? Ни фига подобного – он опять начнёт падать, тупить и спотыкаться, пока с течением времени не «переучится» обратно.

Юля: «Слава, она же монстр! Монстр! Не человек! Разве ты не понимаешь? Она такое творила моими руками... Я чувствовала! Я всё чувствовала! Не знаю как, но в каком-то смысле я чувствовала всю их боль!»

Я: «Мне жаль», - ничего умнее я не смог придумать.

Юлина с гневом взглянула на меня. Стенания внезапно сменились злостью.

Юля: «Тебе жаль? ТЕБЕ ЖАЛЬ?! Да ты сам всё это делал!!! Как можно так обращаться с людьми? С женщинами? Как можно было превратиться в такого УРОДА?» - она вновь стала заметно повышать голос.

Я: «Знаешь что? Убавь-как пыл, овца!», - начал я дерзить в ответ, - «а не то сейчас найду какую-нибудь тряпку, запихну её тебе в рот и замотаю скотчем! И будешь, как дура, сидеть так пару часов!»

Юля грозно на меня смотрела, желая выплеснуть всё, что обо мне думает, но оценив своё незавидное положение, явно сдерживалась. Думаю, она сама не до конца понимала, какую тактику ей избрать: жалости, попытки вразумления или чистого гнева. Даже не представляю, какой океан страстей бушевал у неё в душе. Тяжело подышав несколько секунд и с огромным усилием усмирив свой гнев, девушка постаралась продолжить общение нормальным тоном, хотя было отчётливо видно, как трудно ей это даётся.

Юля: «Посмотри, в кого она их превратила!», - Юля кивнула на нашим мам, - «они стали узницами своих тел, как и я. Знаешь, каково это? Я будто парализована, но при этом всё чувствую, нахожусь на дне какого-то глубокого колодца и лишь наблюдаю за происходящим не в силах помешать. Не могу управлять своим телом: оно само двигается, само делает все эти... ужасные вещи. Я пыталась! Пыталась бороться, пыталась всеми силами остановить её, но не могла! А представляешь каково им? Они так же заперты внутри, они все осознают, всё понимают, но безропотно подчиняются и терпят всю боль, что вы им причиняете... Им же больно! Очень! Ты даже не представляешь НАСКОЛЬКО. ЭТО. БОЛЬНО! Слава, разве ты не понимаешь? Как так можно? Это же живые люди! Это твоя мама! Разве ты совсем её не любишь?»

Я: «Прости, мне жаль, правда. Я по началу думал, что она лишает ощущения боли, а не просто скрывает её...»

Юля: «Но ты же потом узнал об этом!», - девушка опять стала повышать на меня голос. «И несмотря на это, практически сразу же продолжил эти... зверства! У меня другого слова нет!»

Юле явно было противно вспоминать о произошедшем, и она всячески старалась не вдаваться в конкретику.

Я: «Понимаешь, я пытаюсь осознать и принять себя», - решил я объясниться перед Юлей, - «все свои пороки, всю свою распущенность, всю свою... мерзость. Я устал лгать самому себе, закрывать глаза на свои сексуальные фантазии, делать вид, что они ничего не значат, что это лишь... не знаю, просто моё больное воображение, которое помогает в очередной раз достичь нового оргазма, новых ощущений. А кончив, я просто возвращаюсь к обычной жизни, веду себя как нормальный человек, и никто ни о чём не знает. Я правда верил, что все мои воображаемые сексуальные извращения ничего не значат. Но на самом деле это не так. Я понимаю, что это плохо, мерзко и ужасно, называй как угодно, но мне это нравится. Да, нравится. Теперь я не боюсь и говорю об этом открыто. Говоришь, ты заперта внутри своего тела? Ну так и я, в каком-то роде, был заперт в своем. Скованный общественными нормами, правилами поведения, приличия и предрассудками, мне приходилось держать всё в тайне. Порой, даже от самого себя. И теперь я, наконец-то, встретил женщину, с которой могу быть полностью открыт и не стыдиться этого! Женщину, которая меня действительно понимает, женщину, которую люблю. Она не просто принимает мои грязные мысли и желания, но и полностью разделяет их. Даже больше, она открывает мне новые горизонты, о которых я и не знал, совершенствует их...»

Юля: «Но она же не женщина!!!», - громко перебила меня Юля. «Не человек! Ты понимаешь, что суккуб - это существо из ада? Из ада! Похотливое, развратное, чья цель лишь склонить тебя ко греху?»

Я: «Да, понимаю. Но, пожалуй, только такая и может принять и разделить мою страсть»

Юля: «А как же все мы? Живые люди, настоящие? Как же моя мама? Она-то тут причем? За что ты её так истязаешь? Чем она всё это заслужила? Чем это заслужила твоя мама? Чем это заслужила я? Говоришь, ты был влюблён в меня в школе и не получил взаимности? В этом что, моя вина? Я о твоих чувствах даже не знала! Как ты можешь так со мной поступать? Если ты и правда меня когда-то любил, прошу, отпусти!»

Я: «Юль, мне правда жаль, я не плохой человек и не желаю вам зла, поверь. Да, я был в тебя влюблён в старших классах, ты мне нравилась, но... помимо школьной жизни я о тебе практически ничего и не знал. И, соответственно, всё остальное невольно додумывал, идеализировал. Ты же видишь, как у меня сексуальная фантазия изощрённо работает. Обычная тоже развита неплохо. На твоем образе я придумал себе идеальную девушку, в неё же через тебя тогда и влюбился. Но она, моя суккубка, права... я тебя не люблю. И не любил никогда. И не смог бы быть с тобой счастлив как, наверное, и с любым другим нормальным человеком. Ты меня не понимаешь, не разделяешь моих пристрастий. Для тебя они дикость, потому что... да, ты нормальная. Обычная. А я... я слишком испорчен»

Юля: «Но ты ведь можешь измениться! Можешь тоже стать нормальным! Тебе лишь нужно встретить женщину, которую полюбишь всем сердцем, тогда тебе не захочется всего этого разврата, ты будешь её любить, оберегать и жалеть!»

Я: «Признаться, я думал об этом, но нет, не получится. У меня есть ярчайший пример – моя мама. Думаешь я её не люблю? Люблю, да ещё как. Я люблю её больше всего на свете, но мне это не мешает наслаждаться извращенным сексом с ней. Для меня это лишь очередное проявление любви, я не виноват, что в нашем обществе подобное запрещено. Ты никогда не задумывалась, почему, например, существуют педофилы, совращающие своих собственных детей? Ведь, казалось бы, родители по умолчанию должны любить своё потомство! Например, практически все папы обожают и души не чают в своих дочерях, все пылинки с них сдувают. Про материнскую любовь и говорить излишне – это высшая степень любви, какая существует на свете! Но, тем не менее, они осознанно идут на преступление, вступая в интимную связь. Почему? Думаешь они монстры, уроды, ублюдки, которых природа обделила родительскими инстинктами? Какие-то особенные люди, неправильные, плохие и, в отличии от всех остальных, не любят собственных детей? Мне так не кажется. Я думаю, их отношение к сексу изначально гораздо более лояльное и допустимое, чем принято в обществе, поэтому мерзость интима в отношении собственных детей, которую видит большинство, ими самими воспринимается лишь как ещё одно проявление любви родителей к собственному потомству. Для них в этом нет ничего страшного или кощунственного, а в глазах общества они твари и ублюдки. Вот и для меня моя мама – самый желанный сексуальный объект на свете! Моё влечение к ней – лишь ещё один способ проявления любви»

Юля: «Но это же отвратительно!»

Я: «Для большинства... наверно. А в моем мире нет».

Мы сидели и молчали несколько минут. Юля явно тяжело переваривала всю эту отвратительную для её мировоззрения информацию, заодно обдумывая, как вообще можно ещё подступиться ко мне.

Юля: «А как же я? Как же мои мечты и желания? Позволишь мне оставаться запертой в своём собственном теле, пока моими же руками насилуешь мою мать?» - она жалобно взглянула на Оксану Витальевну.

Я: «Извини, не я так изначально решил, но теперь понимаю, что выбор был правильным. В моём извращенном мире женщины созданы для удовлетворения мужчин, это их цель. Твоё тело идеально подходит мне в качестве спутницы, а школьные воспоминания и былая влюбленность через тебя в свой идеальный образ делают эту связь очень крепкой. Ты женщина, и тебе придется потерпеть, потому что это делает мужчину, меня, счастливым, как бы ужасно и эгоистично это ни звучало. Но не переживай, вскоре тебе и самой станет всё это нравится! Я ведь тоже шёл к этому долгие годы. Помнишь, суккубка рассказала, что тогда вечером, уже после того как мы впервые прибили твою маму у вас дома к тумбе, и я ушел, она принудила её тебя вылизывать, в то время как тебя заставляла придавливать ей клитор ногой? В начале ты сопротивлялась, но позже, подойдя вплотную к собственному оргазму, перестала. На какие-то мгновенья тебе это даже понравилось! Понравилось мучить собственную мать! Понравилось давить ступнёй на её измученную плоть! Ты знала, что твоей маме очень больно, но в этот момент тебе стало всё равно, тебя это даже раззадорило и возбудило! Ты же не станешь этого отрицать? Не забывай, у вас с суккубкой ментальная связь, она напрямую читает твои мысли и чувствовала тогда всё, то что чувствовала и ты. Или ты сама себе врёшь до сих пор?»

Юля опустила глаза и молчала, явно стыдясь подобных воспоминаний и нескольких секунд собственной слабости. Я продолжил давить аргументами.

Я: «А на следующий день? Когда я у пианино жестко трахал твою мать, тянул на сиськи, за живот, разрывая её нежные соски и клитор о гвозди – ты ведь через её боль получала удовольствие! И в какой-то момент, перед самым оргазмом, когда кайф начал туманить мозг, перестала противиться! Ну давай, признай! Тебе ведь было тогда хорошо? Было приятно? Ведь правда в этот момент ломаются преграды, исчезают понятия морали, общественных устоев, смешиваются понятия хорошего и плохого? И тебя перестаёт волновать всё другое вокруг. Есть лишь ты, твоя пизда и оргазм!»

Юля: «Да пошёл ты!», - злобно плюнула мне в лицо Юля и стала брыкаться, пытаясь вновь разорвать застежки на руках и сбросить наших мам со своих ног. Она уже не пыталась кричать в этот раз, видимо, старалась все силы сосредоточить на путах, однако любые попытки оставались тщетными. Наконец, не сумев освободиться и устав от бессилия, начала безысходно плакать.

Я: «Мда, видимо всё так и было, как я сказал. Ну ладно тебе, не плачь, тут нечего стыдиться. Во всяком случае не передо мной, я-то как раз понимаю. Да и, если подумать, Юль, это же для тебя хорошо! Раз ты в принципе способна терять голову во время экстаза, пусть даже лишь на пару мгновений, то частое и продолжительное введение и удерживание тебя в предоргазменном состоянии, в конечном счёте, изменит твоё мировоззрение, как оно изменило ранее моё. До моего уровня, наверно, не дойдешь: ты же не начинала, как я, заниматься этим с самого полового созревания, когда формируется сексуальная сторона личности. Но удовольствие от наших извращений получать всё равно станешь! Это главное! А стыд... стыд, он пройдёт. Не сразу, конечно, со временем. Уж я-то точно знаю. Кайф, когда находишься в предоргазменном состоянии и не кончаешь, с этим тебе поможет!»

Я попытался погладить Юлю по голове, чтоб немного подбодрить, но она увернулась, не позволив этого сделать, и просто продолжала тихонько плакать. Больше мы с ней не говорили, остаток времени провели молча: Юля, пытаясь смириться со своей незавидной участью вечной пленницы, склоняемой к жестокости и разврату, и я, томящийся в ожидании, где там носит любимую, и найдет ли она способ избежать ссылки и суда, ведь иначе всё, крах. Если она исчезнет, я останусь с разбитым сердцем. В одиночестве. Непонятый. Натворивший кучу дел. Вновь скрывающий себя настоящего. Один. Снова.

Наверное, прошло уже часа 2, 5, как вдруг наши мамы ни с того, ни с сего начали вставать с Юлиных ног.

Я: «Ээээ, какого хрена?», - я бросился к Юле, чтобы удержать, но она ловко остановила меня вовремя согнутой ногой и посмотрела в глаза своим заплаканным личиком.

Суккубка: «Слав, не надо, это я». Как только я увидел этот взгляд, то сразу понял, что моя любимая вернулась.

Я: «Чего так долго? Как всё прошло? Ты нашла выход из ситуации?»

Юля молчала и пыталась подобрать слова не зная, как начать непростой разговор. Я в этот момент разрезал затяжки на её израненных руках, высвобождая свою девушку из заточения и ожидая подробностей рассказа.

Я: «Ну же, не томи! Выход есть?»

Юля тяжело взглянула на меня.

Суккубка: «И да, и нет».

Я: «В смысле? Что это значит?»

Она вздохнула.

Суккубка: «Как я уже говорила, были случаи, когда суккубы влюблялись в своих жертв и оставались с ними на Земле, выдавая себя, тем самым, нарушая правила. Многих из них ловили и предавали забвению, хотя некоторым всё же удавалось договориться или просто довольно долго скрываться, всю земную жизнь, и они спокойно возвращались обратно».

Я: «Да, и что?»

Суккубка: «Тех, что пленили, всегда в итоге судили и убивали. По крайней мере, так я думала... Но, оказывается, даже в случае раскрытия есть выход... последний шанс, так сказать»

Моя девушка почему-то тяжело смотрела в пол, будто никакого выхода и не было. Но ведь она его нашла! Так в чём проблема?

Я: «Какой? Что бы это ни было, выбери его!»

Юля посмотрела на меня с болью в глазах.

Суккубка: «Мне нужно отказаться от бессмертия, всех своих способностей, перестать быть суккубом, стать обычным... человеком...»

Я: «Но... разве это так плохо?»

Юлина боль вдруг сменилась злобой из-за моего непонимания.

Суккубка: «Да как ты не понимаешь? Я – бессмертное существо, живущее уже много тысяч лет! Я видела взлёты и расцвет империй, способствовала их краху, влияла на историю. И мне это нравилось! НРАВИЛОСЬ! Нет ничего приятнее, чем соблазнить какого-либо мужчину, склонить к разврату, разрушить его семью, разрушить жизнь! Вот она какая я настоящая! И с тобой я хотела сделать то же самое: заделай своей маме ребенка, я исчезну, а вы разгребайте последствия! Ты ведь казался такой легкой добычей... Я никак не ожидала, что настолько заинтересуюсь тобой, найду родственную душу. Влюблённость вскружила мне голову, я пожалела тебя, осталась дольше положенного, стала неосторожной и всё рассказала. И теперь лучшее, что меня ожидает – короткая земная жизнь, которая по сравнению с жизнью суккуба – ничто. Это моё наказание!»

Я: «Но ведь это лучше забвения, лучше суда и твоего уничтожения! Да, я не могу понять, каково это - отказаться от бессмертия, но у тебя буду я. Разве жизнь в счастье, пусть и недолгая в сравнении с вечностью, не стоит выбора?»

Юля грустно фыркнула.

Суккубка: «Да, ты прав. Это лучше небытия, просто... не ожидала, чтобы вот так всё закончилось»

Я: «Тогда решено?»

Юлю явно тревожило ещё что-то. Она посмотрела мне в глаза.

Суккубка: «Не всё так просто. Мне не позволят остаться в земной жизни, если не будет преподнесён дар, жертва».

Я: «Ээээ, хм... ты что ли должна...»

Суккубка: «Нет, глупый, мне не надо тебя убивать! Какой тогда мне смысл становиться человеком, если тебя не станет?»

Я: «Тогда кого?»

Суккубка: «Да никого! Никого убивать не надо! Дар заключается в сотворении ещё большего греха, чем тот, к которому жертву успел склонить суккуб!»

Я: «Эммм...»

Суккубка: «Не я должна принести этот дар, понимаешь? Не я, а моя жертва, то есть ты! Ты!»

Я растерянно молчал, не до конца понимая, что могу вообще сделать и чего от меня хотят. Юля хмыкнула, немного поражаясь моей тупости, и стала разъяснять.

Суккубка: «Я склонила тебя к извращениям с собственной матерью, к сексу с ней, к сексу с Юлиной матерью. Вспомни, как ты сильно бил им между ног, как прибивал за клиторы, за соски, как жёстко трахал и с наслаждением кончал!»

Я: «Такое не забудешь!»

Суккубка: «И теперь, если ты хочешь, чтобы я осталась, ты должен в рамках этого греха сделать что-то ещё более крутое. Это и будет твой «дар»!»

Наверное, я смотрел на свою любимую суккубку как баран, потому что она вновь хмыкнула и продолжила разжевывать для особо одарённых.

Суккубка: «Смысл подобного дара заключается в том, что суккуб приходит на Землю с целью искусить, развратить жертву, сломать жизнь и исчезнуть. Но она привязывается к жертве, влюбляется и, нарушая правила, во всём сознаётся, открывая свою сущность, за что и должна быть уничтожена. Но ей могут пойти на уступки, могут сохранить жизнь, превратив в обычного человека, если её жертва сама добровольно заступится за суккуба, преподнеся свой дар. И дар этой жертвы должен быть ещё хлеще чем то, к чему успел человека подтолкнуть суккуб»

Я: «Подожди, хочешь сказать, мне нужно сотворить с нашими мамами что-то покруче, чем прибивание сосков и клитора?»

Суккубка: «Да. Именно. И решить ты это должен сам»

Я: «Так, постой. Но разве это является проблемой? Хочу сказать, разве жертвы влюбившихся суккубов не любят их в ответ? Разве они не готовы идти на всё ради них?»

Суккубка: «Чаще всего нет. Они не всегда влюбляются в суккубов, мы же не туманим своим жертвам разум, максимум, её окружению. Как я затуманила разум твоей маме и маме Юлии. А даже если какая-то влюбленность и была, то, как правило, она быстро испаряется, как только открывается правда, что суккуб всё это время манипулировал жертвой и использовал в своих интересах. Вот такая вот ирония: суккуба, который изначально имел власть над человеком и желал ему зла, самого меняют ролью с его жертвой, позволяя последней решать судьбу».

Я молчал, внимательно слушая свою суккубку, собираясь с мыслями и обдумывая предлагаемый выход.

Я: «Знаешь, Юль, не знаю, как правильней сформулировать, но я думаю, что хоть описанных тобой случаев, где суккуб влюблялся в человека, и было мало за всю историю, в их большинстве люди в итоге выбирали месть в качестве ответа, потому что разочаровывались. Разочаровывались в том, какой на самом деле оказывалась их девушка. Это ведь были, наверняка, обычные люди, а не какие-то жёсткие извращенцы. Ты ведь сама говорила, что вы обычно выбираете среднюю прослойку, людей сомневающихся, а извращенцев не трогаете, так как они и без вашей помощи могут вполне успешно загубить свою жизнь. Значит, это были обычные люди, с точки зрения которых в их жизни появлялась невероятная девушка: красивая, открытая, восхитительная и очень развратная. Они влюблялись в неё, теряли голову, мечтали построить с ней семью. А когда правда им открывалась, наступало разочарование, потому что та женщина, которой они так восхищались и любили, оказывалась ничем, лишь плодом их воображения. Они не были готовы к тому потоку похоти и разврата, что представлял из себя суккуб на самом деле. Думаю, и я не готов к такому, к тому, кем ты являешься на самом деле и какой разврат творила и ещё можешь сотворить»

Юля отчаянно вновь уставилась в пол решив, что я ей отказываю. Я продолжил.

Я: «Но я не совсем как те, другие. Не ты меня совратила»

Юля удивленно подняла на меня глаза.

Я: «Да, ты искусила, спровоцировала, подтолкнула. Без тебя я никогда бы ничего подобного не сделал, продолжая жить в своих мечтах и грёзах. Но совратила меня не ты, это сделал я сам. Многими годами удрачиваясь и фантазируя, постоянно останавливаясь в последний момент, не кончая, чтобы подольше находиться в предоргазменном состоянии. Именно там постепенно рушатся все запреты, понятия нормы и морали, возникают всё более и более отвратительные и грязные мысли, в которые со временем начинаешь верить, начинаешь любить. Именно там я стал таким, какой есть. Не ты сделала меня извращенцем, ты лишь помогла реализовать то, о чём я и без того мечтал. Поэтому я, видимо, в отличие от тех людей, не столь шокирован тобой, суккубом и открывшейся мне правдой. Я не просто влюбился в тебя, в красивую девушку, я влюбился и в твои интересы тоже, потому что полностью разделяю их. Ведь они не только твои, но и мои тоже. Всё это мне нравится. И ты мне нравишься. И я вовсе не злюсь и не желаю мести, я люблю тебя. Ты именно то, что мне нужно! Открываешь для меня новые горизонты, и я с нетерпением жду каждой встречи с тобой».

По Юлиной щеке потекла слеза и она улыбнулась от моих тёплых слов. Это уже была не та похотливо-развратная улыбка, которой она дразнила меня раньше. Это было искреннее проявление любви, насколько это в принципе может быть у такой, как она.

Суккубка: «И ты готов ради меня принести подобный дар? После всего, что я хотела тебе сделать и сделала? Спасти суккуба, причинив боль своей маме и матери Юли? Двум замечательным и ни в чём не повинным женщинам?»

Я: «Да как два пальца!», - утешил я её. «К тому же, разве мы всё равно не планировали с тобой так и так продолжать развлекаться с ними? Тогда какая разница?»

Суккубка: «Но... если дар будет принят, я стану человеком... Я потеряю свою силу, не смогу больше залечивать раны, не смогу заглушать боль, не смогу очаровывать и туманить чужой разум. Ты уверен, что не пожалеешь, уверен, что я буду тебе нужна как просто человек?»

Я: «Главное, что мы будем друг друга любить и понимать, а всякого рода извращений найдём и без твоих фокусов. Уж что-нибудь придумаем! Ты лучше скажи, если всё получится, наши мамы очнутся? Будут помнить о произошедшем?»

Суккубка: «Нет. Так как я их обеих очаровала заранее, ещё до своего обнаружения и даже до начала твоего физического развращения, их повиновение, по сути, с нашей ситуацией и моим проступком никак не связано. Если объяснить проще, можешь рассматривать это как простой гипноз, как ты изначально и предполагал. Превратившись в человека, для них я не изменюсь, останусь той же госпожой, которая внушила им подчинение. Поэтому как они беспрекословно слушаются меня и сейчас, так будут слушаться и после. Что я им скажу, в то они и поверят, и будут делать. Разве что команды им придётся теперь отдавать по-человечески, только голосом. Но, если хочешь, пока не поздно, я могу убрать и эту ментальную привязанность, они станут полностью собой, станут прежними и всё забудут»

Я: «Погоди-погоди, хочешь сказать, что если чары не снимать, то они продолжат быть нашими рабынями даже после твоего становления человеком?»

Юля: «Да. Но вот новых людей я очаровать уже не смогу»

Я: «Ну это же отлично! У нас останутся две сексуальные игрушки! А новые – ладно, что-нибудь придумаем»

Юля была рада, что я могу находить позитив даже в такой непростой ситуации.

Суккубка: «Так что ты собираешь делать сейчас? В чём именно будет состоять твой дар?»

Я: «А сколько у нас времени?»

Суккубка: «Ещё дня два-три, потом меня заберут. С этим лучше не тянуть»

Я: «Тогда решено, сделаем всё завтра же!»

Суккубка: «Сделаем что именно?» - моя девушка была немного поражена такой прытью и инициативой, и, не дожидаясь ответа, прочитала его в моих мыслях.

Суккубка: «Ты... ты хочешь их отрезать? Им обеим? Отрезать собственной матери её соски? Отрезать её клитор?»

Я: «Да! Нужно же совершить нечто ещё более жёсткое, чем было ранее, верно? А что может быть ужаснее, чем прибивание половых органов гвоздями, последующей ебли и сопутствующего раздирания этой нежной плоти? Только полное оскопление! Других вариантов я не вижу. К тому же, как ты знаешь, я в последний год частенько фантазировал о том, как лишаю какую-нибудь мокрощёлку её женской сути, отрезаю её писечную душу, её клитор, проводя, тем самым, клиторэктомию. Я верю в судьбу, верю, что всё в жизни происходит неспроста и имеет какую-то цель. Разве я случайно начал фантазировать о столь радикальных извращениях, как клиторэктомия, совсем недавно? Разве ты в моей жизни появилась случайно? Разве выбранные тобой извращения тоже были случайны? Разве случайно, что ты попалась, и теперь меня, фактически, вынуждают принести некий дар? Нет, я так не думаю. Мне кажется, что именно к этому всё и шло, и именно так должно завершиться. Тогда во всё произошедшем будет смысл. Подумай, это будет грандиознейший финал моего совращения и начало твоей человеческой жизни! Скажи, такой ведь вариант подойдёт? Подойдёт в качестве дара «ещё более жёсткого, чем ты меня склоняла»?

Казалось суккубка слегка ошарашена мои предложением. Неужели для неё, для адского существа, демонессы, повидавшей миллиарды сексуальных пыток и утех, подобный разврат является каким-то излишне экстремальным? И чем они только в аду занимаются... Но, наверное, я зазнаюсь. Скорее всего, моя необычная девушка просто не ожидала такой готовности и решительности с моей стороны, вот так запросто взять и пойти на столь большую жертву ради неё. С другой стороны, жертву приносил не совсем я, скорее дорогое мне женское тело.

Суккубка: «Кхм, это, конечно же, подойдет... Если честно, я удивлена, что ты так быстро принял подобное тяжёлое решение, особенно учитывая, как долго мне пришлось соблазнять и уговаривать тебя на куда менее жёсткие действия ранее. Но не могу не напомнить тебе, что независимо от того, будет ли дар принят или нет, я либо исчезну из бытия, либо превращусь в обычного человека, оставшись в теле Юлии навсегда. Я сразу же лишусь своих сил и не потом смогу вылечить наших матерей. Если ты отрежешь им половые органы, то это навсегда. Назад пути уже не будет. Ты готов к этому?»

Я: «Да... жаль, конечно, эти части женского организма возбуждали меня больше всего, с ними мне больше всего нравилось играть. Ну, ничего, ведь у нас ещё останутся сиськи, большие и малые половые губы, вагины, в конце концов. А добытые трофеи можно замариновать, или как там это называется, и повесить в рамочку у изголовья нашей кровати! Признаться, я всегда мечтал отрезать клитор женщине, ведь это самое святое, что у неё есть. Центр всего, её женственность, её сущность, её девичья душа! Конечно, это были лишь мои юношеские фантазии, я бы такого никогда не сделал, не калечил бы женщину, я же не маньяк какой-нибудь. Но раз ситуация располагает, то почему бы не совместить необходимое с давно желанным?»

Суккубка: «Прости, что постоянно пытаюсь тебя отговорить, тем более, что на кону само моё существование, но знаю, что просто не смогу быть с тобой счастлива, если сейчас промолчу. Вернувшись в это тело, я мгновенно узнала, о чём вы говорили с настоящей Юлей, пока я отсутствовала. Слав, она кое в чём права: наши мамы действительно заперты в своих телах и не в силах противиться нашим приказам. Но они всё чувствуют, всю боль, хоть и выказывают удовольствие. Ну, ты это и так знаешь. Однако поскольку я не заглушала им боль раньше, так как радовалась ей, наслаждалась, когда ты бил Оксане Витальевне между ног или прибивал клиторы женщин к пианино, то чтобы дар был принят, я не буду иметь права глушить их чувства и завтра, иначе «жёстче, чем было», не будет. Они будут в сознании, будут всё понимать, будут всё чувствовать и, вместе с тем, безропотно позволять себя калечить, не имея возможности тебя остановить. Ты даже людские лекарства, обезболивающие уколы или таблетки в процессе экзекуции не должен им давать, так как мы не делали этого ранее. Скажи, ты правда готов пойти на это? Ладно, хрен с ней с Оксаной, для тебя и для меня это чужая женщина, просто очередная шлюха с пиздою между ног, хоть её дочка внутри меня, Юля, сейчас опять кричит в ужасе, проклинает и умоляет остановиться, отказаться от данной затеи. Но вот твоя мама... Для тебя это самый любимый человек на свете, даже меня ты не сможешь полюбить сильнее, чем её. Ты действительно готов подвергнуть свою маму такой нечеловеческой боли? Ладно соски, но вот клитор женщины – самый чувствительный элемент в её теле, в нём в тысячи раз больше нервных окончаний, чем в головке члена! А ты собираешься взять его и отрезать наживую? Пойми, для меня это не является чем-то из ряда вон выходящим, в истории такое случалось несчётное количество раз, хотя, как я уже говорила, когда сын так поступает с собственной матерью, да ещё и по доброй воле – единицы. Мне просто не хочется, чтобы ты потом пожалел о сделанном выборе»

Я придвинулся к Юле и приобнял.

Я: «Конечно, я люблю свою маму и не хочу подвергать её такой боли, но, раз выбора нет, мне придётся. В своих фантазиях я уже делал это и не раз. Я по-особому люблю мать, ты же знаешь. Её сексуальная составляющая для меня не отделима от общепринятых отношений матери и сына. Мама много раз мне говорила, что хочет сделать всё, чтобы я был счастлив. С тобой я точно буду счастлив. Да я уже счастлив! Значит это её долг, долг, как матери, потерпеть и принести такую жертву, потому что отрезанный на живую клитор оставит мне тебя. Я люблю тебя, Юля Патракова, кем бы ты ни была, и не хочу терять. А клитор матери... ну, мне плевать на её оргазмы. Женщина создана, чтобы удовлетворять желания и похоть мужчин. Маме лишь не повезло с тем, что её главный мужчина оказался с невероятно извращенным восприятием действительности. А клитор... просто маленький кусочек нежнейшего женского пиздового мяса...»

Я крепко обнял свою девушку, и мы стали долго и грязно целоваться с ней взасос. Наконец, закончив, она улыбнулась и сказала.

Суккубка: «Знаешь, трое из семи присутствующих в этой комнате в ужасе от нашего с тобой диалога»

Я стал соображать, откуда Юля насчитала семерых, но она тут же прочла это в моих мыслях и стала объяснять.

Суккубка: «Ну, гляди: Юля внутри меня в шоке и наши мамы тоже – это трое. А цифра семь, потому что помимо их и нас с тобой, в этой комнате также присутствуют ещё и две не рождённые дочки в их утробах. Как ты можешь догадаться, они в принципе не могут быть шокированы нашим диалогом, просто потому что ещё ничего не соображают. Но уверена, если б могли, то было бы всё иначе, счёт был бы 5 из 7»

Я усмехнулся. Какие же интересные мысли ей приходят на ум.

Суккубка: «Жаль, мне будет этого не хватать... Не смогу читать мысли, не смогу воздействовать на новых людей. Даже переходя дорогу теперь придётся смотреть по сторонам, чтобы меня не сбила насмерть машина. Смертная жизнь полный отстой!»

Я: «Добро пожаловать в клуб людей. Ничего, ты привыкнешь. В любом случае, твой разум, мысли, сущность останутся при тебе»

Уже вечерело, мы стали собираться, завтра предстоял знаменательный день.

Я: «Скажи, а твоя ментальная связь...»

Суккубка: «Да?»

Я: «Раз ты её установила до всего этого, она у тебя сохранится с нашими мамами? Ты сможешь продолжать читать мысли, знать, что они думают, что чувствуют?»

Суккубка: «Да, но только с ними. Никаких новых контактов не будет. А, ну и с Юлей, само собой, разумеется, я же в её теле»

Я: «Юля тоже останется? Не исчезнет?»

Суккубка: «Нет, не исчезнет. Я смогу с ней внутренне общаться, но она будет до конца жизни заперта внутри тела, теперь уже моего тела, не имея возможности им управлять, даже если бы я того пожелала. А что?»

Я: «Когда ты отсутствовала, мы с ней немного пообщались. Ей и правда противно, что мы делаем, но ты была права – в моменты экстаза удовольствие ей затмевает разум, и она пару мгновений наслаждается происходящим вместе с нами. Я обещал, что наши частые игры и забавы, в конечном счёте, натренируют её разум, и она начнёт наслаждаться происходящим вместе с нами. Вот только... чтоб прийти к этому, мне понадобилось более десятка лет, ты вообще, как суккуб, видимо, была создана с подобными чувствами изначально. Я не хочу, чтобы у неё на это уходило целое десятилетие. Всё же, девчонка она хорошая, и я чувствую перед ней некую вину. Думаю, мы оба обязаны ей в некотором роде за наше счастье»

Суккубка: «К чему ты клонишь?»

Я: «Помнишь, жёстко и больно трахая её мать на пианино, я попросил тебя тогда ретранслировать боль её матери, превратив в наслаждение для Юли? Тогда я это видел в качестве наказания и глумления, мол, чем больше её мама мучается, тем больше дочка кайфует, и в какой-то момент кайф достигнет такого уровня, что она сама насчёт просить ещё добавки, страстно желая, чтобы я не останавливался и продолжал делать её матери да побольнее».

Суккубка: «Конечно помню, это была гениальная идея!»

Я: «Ну так вот, с учётом завтрашней экзекуции её матери, да и после этого мы, несомненно, продолжим жёстко развлекаться с нашими шлюхами, думаю, было бы неплохо установить подобную связь Юли с матерью ещё раз и уже навсегда. Ты сможешь? Ты ведь уже проделывала с ней подобное, а значит это не идет вразрез с правилами, верно? Сделай, пожалуйста, раз и навсегда так, пока у тебя ещё есть сила, чтобы и наслаждение, и боль, испытываемые Оксаной Витальевной, в должной мере передавались её дочери исключительно как удовольствие. Пусть Юля наслаждается происходящим развратом. Так она быстрее вольётся в наши ряды долбанутых извращенцев. Это выкажет ей нашу благодарность за то, что невольно свела нас с тобой вместе, и станет для неё прощальным подарком до конца жизни»

Юля улыбнулась, поджала губу и поцеловала меня.

Суккубка: «Хах, благородно! Что ж, сводить девчонку внутри меня с ума от переизбытка наслаждений и, в конечном итоге, склонять к желанию причинить сексуальную боль своей матери ничуть не менее интересно, чем просто мучить её! Хорошо, я всё сделаю, обещаю! Правил это не нарушит»

Я: «Спасибо»

Мы распрощались. Моя девушка с Оксаной Витальевной ушли к себе домой, я же остался со своей матерью. Через несколько минут, как обычно, она очнулась и совершенно ничего не помнила ни о случившемся при ней разговоре, ни о предстоящих завтра событиях. Просто удивительно общаться с ней как ни в чём ни бывало и при этом постоянно думать, что завтра я отрежу ей соски и клитор.

Я пошёл на кухню и достал из буфета два здоровых кухонных ножа, которые обычно использовал для нарезки шашлыка. Они удобно лежали в руке и всегда прекрасно справлялись с нарезкой свиной туши. Что ж, завтра им предстоит освежевать ещё двух сочных свинок.

Пару месяцев назад я подарил своей маме навороченную ножеточку, позволяющую затачивать лезвия под разными углами. Я стоял возле стола и методичными движениями заострял клинки, пока мамина попка и трясущиеся сиськи сновали туда-сюда рядом со мной в процессе готовки. Ох, мамочка, знала бы ты только, куда тебе вопьются эти острейшие лезвия и какое именно мясо я собрался завтра нарезать! Мне было очень приятно использовать ножеточку, прям, поэтический подарок получился! Согласитесь, это очень грязно, развратно и пошло в итоге выглядит - преподнести своей матери универсальную точилку, с помощью которой через пару месяцев я отшлифую пару больших столовых ножей, которыми затем отсеку ей писечное мясо! А она ещё тогда меня благодарила, мол, спасибо, сыночек, как здорово, наконец-то, а то все ножи в доме уже тупые! Хе-хе, всегда пожалуйста, мамочка, всегда пожалуйста. Что угодно для твоего клитора!

Знаете, когда человек умирает, родственники часто начинают задумываться и вспоминать предшествующие события в разрезе «вот он, получается, вчера последний раз в кино сходил» или «последний раз за руль сел». У меня в этот вечер были какие-то схожие чувства и мысли каждый раз, когда я глядел на свою маму: вот она идёт в ванную – что ж, мамочка, это последний раз, когда ты принимаешь душ, намыливаешь и вытираешь свои сосочки; вот мама желает мне спокойной ночи и идёт в свою постель – спокойной ночи, мамочка, у тебя есть последняя возможность в жизни выспаться с торчащим крохотным пупырышком меж твоих половых губ. В следующий раз ты будешь засыпать уже без него!

На ночь я поставил на зарядку свою видеокамеру, так как хотел запечатлеть на память все предстоящие события до последней детали! Завтра предстоит удивительный день, который, уверен, никто из нас никогда не забудет! Особенно наши послушные матери. Так уж сложилось, так повернулась судьба, и теперь им предстоит тяжёлое испытание – положить кусочки своих половых органов на алтарь любви человека и суккуба.

Следующим днём мы все вместе собрались дома у моей девушки. Так как она жила на последнем 9 этаже, соседей сверху не было, а чем меньше потенциальных свидетелей, тем лучше. Всё действие было решено проводить на кухне. Мы освободили место, убрали стол и стулья, а также расстелили прозрачную клеёнку на полу, чтобы брызги крови не запачкали ламинат. Наши матери послушно разделись до гола и встали напротив окна, чтобы солнечный свет ярко освещал их тела. Я установил видеокамеру на штатив, направил на них, включил на запись и встал перед ней, произнеся вступительную речь.

Я: «Добрый день! Меня зовут Ярослав. Около двух месяцев назад в моей жизни появилась девушка Юлия, моя бывшая одноклассница, в которую я был влюблён в школе. Нас сразу потянуло друг к другу, мы влюбились. Но это были не обычные отношения. Дело в том, что я сексуальный извращенец и впервые в жизни встретил человека, который полностью разделял мои пристрастия в этом вопросе. Даже больше, она казалась гораздо опытнее, развратнее и похотливее, что лишь ещё сильнее радовало меня. Она вдохновила меня, подтолкнула к сексу с собственной матерью. И к сексу с её матерью тоже. Причём сексу не обычному, а грязному, развратному, дикому и неприемлемому для большинства людей. Я пинал наших матерей в пёзды, выкручивал, оттягивал и прибивал гвоздями их соски и клиторы. И мне это нравилось. Нам это нравилось. Затем я узнал, что моя любимая девушка вовсе не случайно всплыла в моей жизни из прошлого. Она – суккуб, женское творение ада, пришедшее на Землю и вселившееся в мою школьную любовь, дабы развратить меня ещё сильнее, склонить к ужасному греху и, в итоге, разрушить жизнь. Но сама того не ведая, влюбилась в меня, влюбилась в свою жертву, в человека. Она пожалела меня, открылась и призналась во всем, нарушив правила и поставив под удар само своё существование. Она старалась быть осторожной, но... не вышло. Высшие силы прознали об этом, ей грозил суд, наказание и неизбежное забвение. Но даже в такой незавидной ситуации нашёлся выход: суккубку помилуют, лишат её силы, лишат бессмертия и оставят на Земле в качестве простого смертного человека, если я, её жертва, добровольно заступлюсь за неё и в качестве расплаты принесу некий дар. Дар ещё более богомерзкий и извращённый, чем те действия, к которым меня успел склонить суккуб. И я со всей ответственностью и решимостью заявляю: я готов принести этот дар! Готов заступиться, готов поручиться за своего суккуба! Я делаю это самостоятельно, осознанно и добровольно. Делаю, потому что люблю эту девушку, люблю свою суккубку, люблю свою демонессу. И качестве такого дара, ещё более греховного и отвратительного, я собираюсь отрезать этим двум женщинам позади меня, своей маме и матери девушки Юлии, в чье тело вселился суккуб, их соски и клиторы. Ручаюсь, это будет гораздо жёстче, чем то, к чему меня подталкивал суккуб. Это моё решение, мой выбор. Прошу, примите подношение сие»

Я взял со стола заранее заготовленный острый кухонный нож, протёр его спиртом и подошёл к Оксане Витальевне. Взглянул ей в глаза, пытаясь найти, увидеть в загипнотизированном теле реальную узницу – Юлину маму.

Я: «Оксана Витальевна, я знаю, во всей этой ситуации вы совершенно не причём и просто попадаете под раздачу. Мне вас искренне жаль, знаю, вам сейчас будет очень больно, а нам нельзя давать вам обезболивающие. Будьте храброй, держитесь»

Я посмотрел на Юлю и обратился к заточенной девушке внутри.

Я: «Юля, знаю, ты не разделяешь наши взгляды, они тебе противны, и сейчас, наверняка, ты изо всех сил кричишь и просишь меня остановиться. Но я уже всё объяснил тебе вчера, мне искренне жаль. Максимум, что мы могли для тебя сделать, это создать ментальную связь между тобой и твоей мамой, чтобы её сексуальная боль отдавалась в тебе наслаждением. И чем больнее ей, тем тебе приятней. Так что не кричи, не трать силы, сейчас тебе будет очень хорошо, и ты позабудешь обо всём на свете!»

Я сильно оттянул правый сосок Оксаны Витальевны, поднёс нож и начал срезать его вместе ареолом. Нож был острый и скользил внутри сиськи довольно легко. Кровь не брызгала, а стала сразу течь быстрой бордовой струйкой по груди, животу, а затем ногам. Загипнотизированная женщина стояла смирно и ровно дышала всё то время, что я отрезал её сосок. Хотя назвать гипнозом это состояние было нельзя, ведь Юлина мама чувствовала абсолютно всё, просто не могла подать вида.

И вот, полностью отрезанный сосок вместе с ареолом остался у меня в руке. Женские ареолы всегда напоминали мне кусочек копчёной колбаски, я давно желал попробовать их отрезать, поэтому мне было очень легко сейчас нарезать сисечное мясо. Из сиськи хлестала кровь и не позволяла увидеть жировую ткань груди. Я отложил его на небольшую чистую тарелку, так как планировал сохранить на память. Следом я аналогично оттянул левый сосок и также легко его отделил. Я даже поймал себя на мысли, что ощущения движения ножа внутри женской груди очень напоминают мне дни, когда я разрезаю мясное филе для шашлыка, отделяю лишние прожилки от чистого мяса. Следующим на очереди был клитор Оксаны Витальевны. Юля предупредила меня, что здесь могут возникнуть сложности: клитор женщины невероятно чувствителен, и сильная боль может пробиться через барьер наложенных чар, как это было тогда в комнате, когда я очень сильно до крови ударил Юлину маму по влагалищу – она тогда, несмотря на весь гипноз со стороны Юли, не осталась стоять смирно, не подчинилась, рухнула на пол и стала кричать и корчиться от боли. Теперь же я должен был не просто ударить её в пах, я должен был отрезать самое чувствительное и дорогое место женщины. Так что действовать нужно было быстро и резко. Я присел на корточки и повернулся боком, чтобы не загораживать нацеленный на промежность объектив. Аккуратно взялся двумя пальцами за клитор, раскрыв капюшон, сильно оттянул его на себя и поднёс нож. Последний раз взглянул наверх, на гордо поднятую голову, на героическую стойку Оксаны Витальевны и... начал резать...

Мне потребовалось всего два быстрых движения ножом туда и обратно, чтобы лишить Юлину маму её женской сущности и отделить этот маленький бугорок от его тела. От неожиданно быстрого окончания процесса, моя вторая рука резко одернулась, и я потерял равновесие, чуть не выронив из пальцев вновь приобретённый трофей. Не успел я подняться, как вдруг услышал вой Оксаны, доносившийся откуда-то изнутри её тела. Взглянув на её лицо, я увидел, что оно трясётся от напряжения и постепенно начинает перекашиваться в жуткой гримасе, пока боль, в конце концов, не пробила гипноз, заставив Юлину маму выйти из подчинения и заорать на всю квартиру. Оксана Витальевна, из промежности которой начала хлестать кровь, схватилась за пах, упала в позе зародыша на клеёнчатый пол и стала по нему кататься, корчась и крича от боли. Мы с Юлей испуганно переглянулись. Не знаю как она, но именно под этот ужасающий крик я вдруг осознал, что же я такое натворил, что это всё по-настоящему, по правде, на самом деле. Я только что отрезал женщине клитор! Не в теории, не в мечтах или фантазиях, а в реальной жизни. И вот она суровая правда: поскольку это не моё сексуальное воображение, отрезание клитора заканчивается не бурным оргазмом с моей стороны и поощрением разума, как это было здорово, а настоящим страхом, ужасом и оцепенением, когда ты слышишь этот нечеловеческой по протяжности и звучности вой и хрип от загибающейся и катающейся по полу от боли женщины, которую ты только что навеки искалечил. И в этот момент ты понимаешь, что это не игрушки, это вовсе не так круто, как ты представлял.

Я сидел там, на карачках на кухне, с отрезанным клитором в руках, весь испуганный, оцепеневший, перепачканный в крови и не знавший, как помочь этой бедной женщине. А вдруг она теперь умрет? От болевого шока или кровопотери? Что же теперь делать? Какой теперь будет её жизнь?

Немного в чувства меня привёл голос любимой, которая уже несколько раз звала меня, но не могла дозваться.

Суккубка: «Слава! Слава! Посмотри на меня!»

Она подошла ко мне, села рядом на колени, взяла ладонями меня за щеки и попыталась установить со мной зрительный контакт. Я испуганно глядел на себя, перепачканного человеческой кровью, с окровавленным ножом в левой руке и отрезанным куском женской плоти в правой, в ушах звенело, будто рядом разорвалась шумовая граната, голова стала кружиться.

Суккубка: «Слав! Смотри на меня! Ну же!!!», - Юля силой повернула и зажала мне голову, заставив смотреть строго прямо, на неё, - «давай, дыши! Сделай вдоооох. И выыыыдоох. Вдоооох. И выыыыдоох!»

Лицо любимой, её голос и дыхательные упражнения помогли, звон начал отступать, и я, сквозь крики и агонию Оксаны Витальевны, стал отчётливее слышать Юлин голос, головокружение прошло и выступил холодный пол на лбу.

Суккубка: «Спокойнее, спокойнее. Не смотри туда, не смотри! Смотри на меня! Всё хорошо, ты молодец, слышишь? Ты справился! Теперь просто дыши. Это пройдет, это у тебя от неожиданности, всего лишь паническая атака, такое часто бывает, понимаешь? Ничего плохого не произошло, всё идет по твоему же плану, слышишь?»

Я: «Я же только что...», - начал мямлить я, словно меня только что достались из автомобиля, попавшего в тяжёлую аварию.

Суккубка: «Да-да, ты только что отрезал моей матери соски и клитор, как и планировал. Сейчас у тебя обычный приступ паники, не волнуйся, он сейчас пройдет, только дыши и смотри на меня. Я горжусь тобой, слышишь? Горжусь!»

Юля стала успокаивать и отвлекать меня рассказами из прошлого.

Суккубка: «Помнишь, как ты мне рассказывал, когда только начинал мастурбировать? Спустя некоторое время в твои фантазии стал иногда проникать мамин образ. Ты даже останавливался в этот момент, гнал его прочь и не возобновлял дрочку, пока он не уйдет. Ты знал, что тебе очень хочется передёрнуть на маму, но это будет неправильно. А со временем ты устал постоянно прерываться и обламывать себе кайф, перестал останавливаться даже в те моменты, когда мамин образ появлялся вновь. Ты начал впускать его в своё воображение на всё большее и большее время, пока он окончательно не вытеснил всех остальных и не превратился в доминирующую фантазию. Помнишь? Постепенно ты стал, по сути, целенаправленно дрочить именно на маму. Воображаемые истории становились всё более изощренными, развратными и недопустимыми. А после этого помнишь, что было? Ты чувствовал стыд. Было стыдно извращенно дрочить на маму, купаясь в ванне, а потом, как ни в чём не бывало, общаться с ней. Ты помнишь?»

Как ни странно, но разговор на отвлечённую тему совершенно отвлек меня от нынешней ситуации, я даже уже не помнил, из-за чего переживал.

Я: «Да, помню, и что?», - хмыкнул я.

Суккубка: «Как ты поборол этот стыд? Ты дрочил на маму ещё и ещё, кончал снова и снова, и стыд сам постепенно отступил. Ты заглушил его, превратил отдельные редкие позорные поступки, на которых заморачивался и по поводу которых переживал, в череду нескончаемой вереницы событий, выделить из которых какой-то один конкретный эпизод мозгу было сложно. Ты перестал фокусироваться и постепенно свыкся. Перестал загоняться, перестал обращать внимание на какую-то одну, последнюю дрочку из многих. Стыд ушел, а удовольствие осталось. Из, поначалу, недозволенного и аморального, ты сделал допустимое, затем приемлемое, а потом и вовсе - норму. Сейчас же ты вообще возвёл у себя в голове культ пизды, культ матери, сформировал целую аргументированную философию. И сейчас ты всем этим наслаждаешься и понимаешь - именно так всё и должно было быть. И радуешься этому!»

Я: «А причем здесь...»

Суккубка: «Да при том! Ты впервые отрезал женщине клитор, совершил ужасный недопустимый аморальный поступок. И ты сейчас, как тогда же в детстве, растерян, напуган, чувствуешь страх и стыд за отдельно взятое событие. Но это вовсе не значит, что ты поступил неправильно. Просто нужно продолжать, к этому нужно привыкнуть и всё!»

Я: «Но я же не собираюсь всем подряд их отрезать, чтоб привыкнуть!»

Суккубка: «Хорошо, и не надо! Никто тебя не заставляет. Я просто хочу, чтобы ты вспомнил: кем ты был, какой путь прошел, и кем стал. Вчера, сегодня, да и всего 15 минут назад ты был полностью уверен в своем выборе. Ничего же не изменилось. Так не дай страху всё тебе испортить. Соберись и заверши то, что должно, пока моя мать не истекла кровью»

Я выдохнул. Урок психотерапии от моей девушки действительно помог. Да, я сейчас совершил ужасный поступок - отрезал женщине клитор, но не время отступать и сдавать назад. В конце концов, я делаю это ради благой цели – спасения любимой. Нужно собрать всю волю в кулак и завершить всё, что я наметил, даже если конкретно сейчас я и немного потерял веру в свои убеждения. Надо собраться, я же мужчина! Сожалеть буду потом, а пока надо действовать.

Я поднялся, осмотрел зажатый в руке мягкий клитор матери своей девушки и положил его на тарелку к отрезанным ранее соскам. Затем снял с плиты одну из раскаленных чайных ложек, всё это время накалявшихся на огне. Раны надо было прижечь, чтобы остановить кровотечение. Оксана Витальевна всё ещё лежала, скрючившись, на окровавленном и обмоченном полу. Под эти истошные крики мы даже не заметили, когда она успела обоссаться. Теперь она уже не кричала, лишь тихо скулила в пол и держалась обеими руками за промежность.

Я: «Помоги мне», - попросил я Юлю, - «подержи её, а то я не подлезу и случайно обожгу что-то не то».

Юля подошла к матери, перекатила на спину и через силу убрала её руки с паха, крепко зафиксировав. Я взял бутылку воды, присел возле ног Оксаны Витальевны и развёл их. Вся пизда была в крови, и лишь примерно на глаз можно было предположить, где же ранее находился клитор этой женщины. Сполоснув рану водой и немного очистив от крови, я увидел главное кровоточащее место, в принципе там, где и ожидалось – на верхушке соединения малых и больших половых губ. Коленями я немного прижал ноги Юлиной мамы в раздвинутом состоянии, чтобы она не смогла их свести вместе, приготовился и приложил раскалённый краешек металлической ложки к бывшему месторасположению клитора хозяйки дома. Прижженное мясо сразу зашквырчало, как будто куриное яйцо разбивают и выливают на раскалённую сковородку, в воздухе появился запах жареного мяса. Сейчас уже я нахожу забавным мысль о том, что это было не просто жареное мясо – это была жареная пиздятина матери моей девушки. Однако тогда в квартире, всего через мгновение после моего прикосновения, Оксана Витальевна вновь истошно заорала, пытаясь свести ноги или хотя бы вырваться из цепких рук дочери. Но всё было тщетно, держали мы её крепко. До сих пор помню её лицо... оно находилось так близко, всего в полуметре от меня... всё перемазанное в слезах и собственной моче, с потёкшей тушью, истошно орущее и перекошенное в отвратительной гримасе, с краснющими белками глаз из-за полопавшихся внутри сосудов от переживаемого в тот момент напряжения... она смотрела на меня секунд пять не злым, нет, каким-то безумным пустым взглядом, а потом резко обмякла, перестала сопротивляться и потеряла сознание от боли.

Юля: «Мама вырубилась, не вынесла такой боли...»

Я: «С ней всё будет в порядке?»

Суккубка: «Думаю да, но нужно будет поухаживать, подобные раны долго будут заживать учитывая, что я не смогу их залечить»

Я: «А как там Юля?»

Суккубка: «Ой, и не спрашивай! То люто ненавидит, то забывает обо всем на свете в очередном приступе оргазма. После того, как ты отрезал её матери клитор, они у неё какие-то непрекращающиеся. Если мама сейчас обезумела от боли, то о её дочери уместно было бы сказать, что она сейчас обезумела от череды мощнейших оргазмов»

Я: «Ну хоть кто-то от этого кайфует»

Суккубка: «А как же я? Я тоже в глубоком восторге от того, что ты делаешь, просто стараюсь не демонстрировать, чтобы не сбивать тебе настрой. Я ведь понимаю, тебе сейчас очень нелегко, и я больше нужна в качестве моральной поддержки, а не развратницы»

Я: «Ну, спасибо», - саркастично заметил я.

Суккубка: «Всегда пожалуйста», - фыркнула Юля в ответ, - «прижечь соски не забудь, а то вон как оттуда хлещет. Благо теперь эта шалава в отключке и не будет сопротивляться»

Я встал и взял две другие раскаленные ложки, теперь уже столовые. Мы специально подготовили разные, потому что для прижигания ран на грудях требовалась чуть бОльшая поверхность металла. Подошёл к вырубленной Оксане Витальевне, промыл её грудь водой и попеременно прижёг ей места бывших сосков.

Суккубка: «Словосочетание «жарить тёлку» теперь для тебя заиграло новыми красками, верно?» - иронично-садистски подметила Юля, фирменно щурясь и загадочно улыбаясь, едва сдерживая смех.

Ситуация, на самом деле была страшная, но этот её неуместный прикол немного пробил меня на ха-ха.

Я: «Ну и сучка же ты!», - чуть засмеявшись ответил я. «Такой ответственный момент, а ты тут коры травишь»

Суккубка: «Я знала, ты оценишь», - парировала Юля, явно удовлетворенная моей реакцией на её неоднозначный прикол. «Давай оботрём её немного и отнесём в комнату, чтоб под ногами не мешалась»

Я поднял Юлину маму и немного перемазался в её крови и моче, пока Юля кухонным полотенцем обтирала мать.

Суккубка я: «Фуууу, ты сифа!», - опять подколола меня девушка, намекая на мой новый неаппетитный вид.

Я: «Ха-ха», - саркастично отметил я, - «лучше три быстрее, мама у тебя не самая лёгкая».

Суккубка: «Ну, ты же её теперь немного облегчил!»

Я снова не выдержал и засмеялся, теперь во весь голос. Да, я понимал, это было дико, неуместно и, можно сказать, кощунственно, будто мы глумимся над трупом, но моя суккубка умела находить слова и пробуждать самые низменные и порочные чувства, такие как надсмехание над её только что изувеченной женщиной. А может это просто часть моей защитной реакции на только что перенесённый стресс. Отнеся Оксану Витальевну в спальню и уложив на кровать, я вернулся на кухню.

Юля подошла ко мне вплотную, у неё в руке был нож, который она предлагала мне взять.

Суккубка: «Ну что, любимый? Готов ради меня освежевать ещё одну пизду?»

Я взглянул на маму. Она всё это время стояла голой рядом с Оксаной Витальевной, я даже и позабыл про её присутствие. Да уж, мне предстояло совершить над собственной родной матерью то же самое, что я только что сделал с Юлиной мамой. Как, наверно, ужасно осознавать, что твой собственный сын способен на такие ужасные злодеяния? Как больно и страшно слышать рядом с собой истошные оры и крики женщины, которой отрезают соски и клитор, а потом всё это прижигают раскалённым металлом, и при этом знать, что ты следующая? И у тебя нет возможности никак этому помешать.

Я подошёл к маме и взглянул ей в глаза.

Я: «Мама, прости меня. Прости, пожалуйста, за то, что я сейчас сделаю. Я люблю тебя и всегда буду любить, но я так же люблю и Юлю, я, наконец-то, впервые в жизни счастлив в полной мере. Но ей грозит опасность, и спасти её можно лишь этим единственным ужасным способом. Мне жаль, что тебе придётся испытать эту боль, это не так здорово, как я себе представлял. Но... может в этом есть и какой-то плюс? Я столько лет помешан на тебе, представляя твою пизду, твои половые губы и твой клитор как самые желанные объекты во вселенной, что, возможно, если я отрежу главное, отрежу твой клитор, то перестану быть таким помешанным на тебе? Ну вдруг, а? А может и не перестану. В любом случае, помни, я все тебя любил и буду любить несмотря ни на что»

Я обнял свою мать и поцеловал её прямо в губы взасос. Юля сняла камеру со штатива и заняла с ней более близкую позицию и выгодную позицию для съёмки. Я опустился перед мамой на колено и поцеловал её в клитор, последний раз соединенный с её телом. Затем зажал его двумя пальцами, оттянул и одним быстрым движением ножа справа-налево рассёк мамину плоть, оставив самую заветную часть матери у себя в руках...

Взглянув на свою мать, я увидел примерно то же, что было и с Юлиной: из стойки смирно всё тело перекашивается в напряжении, постепенно начинается дрожь, тряска, лицо резко становится красным, на лбу выступает пот, а в глазах лопаются сосуды от напряжения. Волна боли пронзает всё тело, возобладая над гипнозом суккуба. Мама перестаёт ей подчиняться и хватается за промежность, падая на пол и истошно крича. Интересно, похож ли этот её звериный крик на тот, что она издавала в момент моего рождения? Тогда ещё не было должной анестезии, мама рожала меня по старинке. По её рассказам эта была просто ужаснейшая боль, у неё даже влагалище чуть разорвалось. Ну, это и не удивительно учитывая, что шейка матки при родах раскрывается до 10 сантиметров.

Памятуя о том, что Оксана Витальевна отрубилась от боли после прижигания клитора, я решил, что нужно и с мамой поступить так же и как можно скорее. Тогда она отрубится, и я смогу спокойно, без боли для мамы, отрезать и прижечь ей соски. Хоть какое-то облегчение. Я бросил отрезанный клитор на другую тарелку, чтоб не перепутать, велел Юле поставить камеру обратно на штатив, а затем помочь держать маму, чтобы как можно скорее прижечь рану и вырубить её. Схватив раскалённую чайную ложку с плиты, я подсел обратно к ногам. Юля села у маминой головы, схватила её за руки и стала держать. Из-за того, что я держал ложку, и боялся обжечь маму там, где не надо, я пытался одной рукой раздвинуть ей ноги, но у меня никак не получалось. Наконец, прижав одну её ногу к полу, я немного раздвинул другую, пытаясь удобно зафиксировать её дырку, продолжая бороться с мамиными судорожными движениями. Но тут неожиданный сюрприз – на меня полилась моча! Из-за жуткой боли мама стала невольно ссаться, а учитывая, что мамина дырка оказалась в не самом подходящем положении, она стала ссать мне практически в лицо и на грудь. Уворачиваться было бесполезно, мне пришлось отпустить мамины ноги и ждать, пока она проссытся на пол. Я спешил, хотел вырубить её как можно скорее, но у меня никак не получалось. К тому же, я заметил, что мамина моча попала на ложку, заметно её остудив, поэтому мне пришлось встать и держать её над огнём у плиты снова, ожидая, когда опять можно приступить.

Наконец, мамино мочеиспускание закончилось, ложка снова накалилась, и я вернулся на исходную позицию. Тем не менее, даже во второй раз мне никак не удавалось зафиксировать маме ноги. Тогда Юля решила помочь: мамины руки, которые она до этого держала в своих, она подложила себе под колени и прижала, по сути сев пиздой матери на лицо. Освободившимися руками Юля схватила маму за ноги и развела их в сторону сама, предоставляя мне шикарный обзор и свободный доступ. Я сполоснул мамину промежность от крови водой и, прицелившись, приложил раскаленный метал точно туда, куда и надо. В нос мне опять ударил вкусный запах жареной пиздятины, будто кто-то жарит шашлык. Плоть зашквырчала, мать зашлась в ужасном истошном вопле, стала пытаться дрыгать руками и ногами и биться затылком о кухонный пол. Мы ждали, что она вскоре отрубится и затихнет, как это было с Оксаной Витальевной, однако почему-то этого никак не происходило: 5 секунд, 7, 10, 15... а мама всё орёт и орёт, и при этом бьётся затылком об пол.

Я: «Юль, ну, голову ей зафиксируй, а то ведь в кровь разобьёт!»

Суккубка: «Ладно!»

Юля, чья промежность находилась прямо возле маминого лица, раздвинула колени шире и села пиздой маме на рот, придавив затылок к полу, тем самым, не позволяя биться об пол.

Я: «Смотри, чтоб не укусила!», - крикнул я своей девушке, - «а то она сейчас ничего не соображает, запросто может покалечить пизду и тебе!»

Суккубка: «Не бойся, я аккуратно!», - также пришлось кричать Юле в ответ, потому что за мамиными стонами, пусть и приглушенными пиздой моей девушки, было плохо слышно.

Я: «Почему она не вырубается?! Может я не в том месте прижег?»

Юля: «Не знаю! В моей голове она тоже орёт, я ничего не могу понять!»

Я: «Может прижечь ещё раз?»

Суккубка: «Ну, попробуй! Хотя второй раз будет уже не так больно! Разве что ты в первый попал не туда или металл недостаточно накалился»

Я встал на ноги, подошёл к плите и снял ещё одну раскаленную чайную ложку, которая уже аж побелела от жара. Вернувшись к маминой промежности, я громко спросил у Юли, в одиночку держащей маму.

Я: «Готова!?»

Суккубка: «Да! Прижигай!!!»

Я повторно приложил ложку к ране, вместо которой раньше находился мамин клитор, пизда вновь запузырилась и стала пахнуть горелым мясом. Мама, чуть стихшая за это время, с новой силой стала орать во весь голос и пытаться сбросить с себя сидевшую на ней девушку. Время шло, но мама не вырубалась, оставаясь в сознании.

Я: «Чёрт-те что!»

Юля отпустила мать, которая сразу же схватилась на свою искалеченную вульву и, постанывая, свернулась боком калачиком на полу.

Суккубка: «Возможно у неё болевой порог выше», - можно было наконец-то говорить нормальный голосом, а не перекрикивать друг друга, - «или ты резанул ей клитор не так глубоко, как моей»

Я: «Разве? Вот смотри», - я взял до столика две тарелки и начал визуально сравнивать размеры отрезанных клиторов наших родительниц, - «что там примерно половина сантиметра, что тут...»

Юля пожала плечами.

Суккубка: «Женщины ведь разные. Клиторы тоже. У кого-то длиннее, у кого-то короче. Может полсантиметра клитора моей мамы вовсе не то же самое, что полсантиметра клитора для твоей»

Я вдруг поймал себя на мысли, какой ужасающе бестактный и аморальный разговор мы сейчас ведём, измеряя длину отрезанных клиторов у изувеченных женщин.

Суккубка: «Ну чё, режь теперь соски!»

Я: «Да я думал она вырубится, тогда не будет чувствовать боли в груди»

Суккубка: «Я всё равно думаю, что это хорошо, что ты начал с её пизды. Пусть она не вырубилась, но зато теперь боль в промежности будет заглушать боль в сосках. Клитор же в стократ чувствительнее, она, может, отрезание своих сосков и не почувствует даже!»

Я подумал: «да уж, вести подобного рода разговоры могут лишь действительно наглухо отмороженные люди. Обычных бы давно затошнило. Но меня – нет. Я всё понимаю, вижу логику и смысл в этих рассуждениях. Похоже я и есть этот отмороженный».

Подняв нож, я подошел к матери. Она всё ещё лежала на боку с согнутыми коленями и прижатыми в паху руками, тихо стонала и плакала. Я ухватился за свободно свисающую сиську под её рукой, вытащил немного наружу, ухватился на сосок, сильно оттянул и прямо так, в лежачем и чуть кривом положении на глаз примерил область ареолы и начал отрезать её матери вместе с соском. На удивление, за грудь мама даже не схватилась, продолжая обеими руками держаться за пизду. Стала лишь сильнее кричать. Видимо писечная боль и правда была столь сильной, что её можно было сейчас хоть всю исполосовать, а она бы и не заметила.

Не знаю почему, но отрезав матери сосок в таком небрежном и опасном положении, когда легко можно резануть криво, и поднимая его в воздух с обильно капающими с него каплями крови, я почему-то вспомнил какую-то фразу из фильма, даже не знаю из какого.

Я: «Кровищи-то прямо как со свиньи!»

На удивление, мне это даже понравилось и немного возбудило. Наверно, в тот момент я уже совершенно не думал о последствиях.

Суккубка: «Вау, точно!», - с удовольствием подхватила мой азарт Юля, - «только жаль, что у этой свиньи всего два соска, а не восемь, удовольствие быстро закончится! Хотя, нет... у неё уже один! Ха-ха-ха!»

Я подошёл к столу, небрежно бросил отрезанный сосок своей матери на тарелку рядом с клитором и игриво посмотрел на свою девушку.

Суккубка: «Ого, я вижу ты окончательно пришел в себя! Тебя это заводит, правда?»

Я: «Ну, не без того»

Суккубка: «Тогда давай, режь это суке и второй! А я сниму всё поближе!»

Юля подошла к камере и вновь сняла её со штатива. Теперь она держала её в руках возле моей мамы. Я подошел и небрежно перевернул мать с одного бока, под которым уже образовалась заметная лужица крови, на другой. Аналогично выудил вторую сиську под её рукой и нащупал сосок. Было хотел уже так же отрезать, но тут мне в голову пришла блестящая идея, я развратно посмотрел на Юлю. Вначале она не поняла, почему я вдруг остановился, но взглянув мне в глаза и прочитав мои мысли, громко засмеялась. Он получился далеко не милым, скорее походил на смех какой-то злой ведьмы из мультика.

Суккубка: «АХХАХАХАХАХАХАХА! Слав, ну ты даёшь! Давай! Сделай это! У нас получится офигенное кино!»

Я: «А что? Похоже у неё так болит пизда, что этой дырке уже похуй даже на то, что ей соски отрезают! Так почему бы не воспользоваться и не кайфануть?»

Я снял брюки и стал надрачивать свой член. Когда он встал, я развернул маму с бока на спину, раздвинул ей ноги, чуть подвинул руки выше, освободив доступ к дырке, и начал всовывать ей член в окровавленное влагалище. Мама не сопротивлялась и позволяла себя трахать, лишь руками прикрывая прижжённое место бывшего клитора в верхушке половых губ, чтоб я не терся об это место при ебле.

Суккубка: «Давай, давай, еби свою мать! Еби в пизду! Еби эту свинью!», - подначивала меня девушка, снимая крупным планом на камеру, как эрегированный член сына долбит в вагинальную дырку изувеченной промежности его матери».

Когда у меня уже окончательно встал внутри мамы, и каждое вхождение внутрь вагины приносило большое сексуальное удовольствие, я, не сбавляя темпа, немного выпрямился, оперевшись на колени, одной рукой взял нож, другой оттянул оставшийся у матери последний сосок и, продолжая трахать и получать кайф, стал медленно его отрезать вместе ареолой. О, это чудесное и восхитительное чувство – трахать мать в вагину, подходя к оргазму, и одновременно отрезать её сосок! Мама снова не сопротивлялась, вернее, при начале отрезания она, было, сильнее застонала и потянула одну руку к груди, но затем быстро одернула обратно. Закончив экзекуцию, я победоносно поднял вверх полностью отрезанный последний сосок, с которого капала кровь, и небрежно, словно какой-то мусор, швырнул его на пол в сторону. Затем наклонил голову к маминой сочащейся груди и, всё также продолжая трахать, начал грязно вылизывать её окровавленные сосковые отверстия, из которых никак не переставала хлестать кровь.

Юля буквально обезумела от творящегося на её кухне разврата, одна смотрела за всем по камере, корча похабные рожи и вылизывая воздух языком, явно представляя себя на моем месте. Другую руку она сунула себе между ног и стала отчаянно теребить свой вареник.

Суккубка: «Да, вот так! Молодец! Сколько крови у твоей матери-свиньи! Лижи! Лижи! Лижи её окровавленные дырки! Заткни их своим языком! Вылижи её всю! Жаль твоей шлюхе-дочери, что сейчас болтается у мамочки в утробе, не доведется покушать из маминых сосочков! АХХАХАХАХАХАХА!»

Я смотрел на Юлю, рьяно мастурбирующую и уставившуюся в экранчик камеры, на её развратные гримасы, слушал похотливые мерзкие речи, видел всё творившееся в ней безумие, и... лизал! С перепачканным кровью лицом я лизал, лизал для неё, лизал для себя, лизал те окровавленные углубления, оставшиеся после отрезания маминых ареолов, и это меня жутко заводило! Вот она настоящая и всеобъемлющая животная похоть и страсть, когда женщину воспринимаешь исключительно как самку и пиздовую дырку, созданную для ублажения мужчины. Наконец-то моя мать ведёт себя как настоящая женщина, о которой я всегда и мечтал. Понимая, что я сейчас подойду к оргазму, я отвлекся от маминых кровавых грудей, схватил её за руки и с силой оттянул от промежности, прижав у головы к полу, будто она сдается, вынудив обнажить своё больное и прижжённое пост-клиторное место. Я придвинулся к маме поближе и повыше, сравняв наши головы и стал засасывать её в грязном поцелуе, шабурша языком у неё во рту по зубам, деснам и языку, а своим членом при каждом толчке старался посильнее задеть её сожженное клиторное место. Мама стала вновь истошно орать и пытаться прикрыться, увернуться, но я не позволял. Я трахал её в прижженную пизду, старался погрязнее целовать, рискуя быть укушенным, и наслаждался маминой писечной агонией.

Юля, с засунутой между ног рукой, начала бурно кончать раньше меня, на её светлых сереньких тряпичных штанишках образовалось крупное темное пятно посередине, расходившееся по ногам небольшими, менее заметными, ручейками вагинальных соков. Кончив, она вытащила свою обконченную руку и стала ей удерживать мамину. Получив свободу в левой руке, я решил добавить огоньку и, просунув руку меж нашими животами, нащупал лобок и то место, где раньше был клитор и начал теребить немного запеченную грубую корочку. Мама завизжала с новой силой, пока я мастурбировал её изувеченное место для клитора. Подойдя вплотную к оргазму и осознав, что начну сейчас кончать, я сжал двумя пальцами руки оставшееся от экзекуции мамино пиздомясо и стал максимально сильно дергать его вперед и назад, чуть ли не пытаясь оторвать, чем привёл маму в неописуемую агонию: её ор превратился в один протяжный непрекращающийся вой и стал таким громким, что у меня закладывало уши, пока я в засосе быстро двигал языком у маме во рту имитируя куннилингус, который больше ей никогда не светит. Я начал кончать внутрь так, как не кончал никогда! Оргазм был сильнее даже чем тогда, у пианино, когда я при ебле намеренно толкал её попку вверх, попутно раздирая клитор о вбитый гвоздь. Опорожнив свои яйца начисто, я остался лежать на своей матери обессиленный и полностью разряженный, а она внезапно затихла. Придя немного в себя и отдышавшись, я привстал и увидел маму без чувств. Видимо, я так сильно дергал её пизду и мучил рану, что она-таки вырубилась от боли.

Суккубка: «Это! Было! Шикаааааарнноооооо!!! Могу со всей ответственностью сказать, что за все свои тысячи лет это лучшее, чему я становилась непосредственной свидетельницей!»

Я, весь перемазанный маминой кровью, слюнях и моче, приподнялся и прищурено посмотрел на Юлю, преисполненной гордыней и чувством своего превосходства. В тот момент подумал: «ну что, стою я тебя?» и, не успев озвучить свою фразу, получил от своей суккубки ответ.

Суккубка: «Да! Тысячу раз да! Я в тебе не ошиблась! Ты просто великолепен!»

Я взглянул на мамины кровоточащие груди и на вульву, которая после моих последних манипуляций снова обильно закровоточила.

Я: «Надо бы прижечь, пока она кровью не истекла»

Я поднялся и пошёл за новой порцией раскалённых ложек прямо с эрегированным и обконченным членом наперевес. Вернувшись к маме, я присел и начал целиться.

Я: «Ну, хоть теперь ей больно не будет»

Суккубка: «Ха-ха, это точно!», - она дала маме сильную пощёчину, но та оставалась без сознания. «Давай, поджарь эту свинью!»

Я ополоснул маму водой и поочередно приложил раскаленные ложки к углублениям в её грудях. Кровь в них на мгновение вскипела и стала пузыриться, в воздух вновь поднялся запах жареного мяса, на сей раз грудного. Затем я раздвинул маме ноги и приложил раскаленный металл к обрубку её клитора, уже третий раз за сегодня. На сей раз мама была в полном отрубе и не пришла в чувства даже после такого.

Суккубка: «Зато теперь ты на полном серьёзе можешь хвастаться перед друзьями, что трахал женщину и довёл её до потери сознания!»

Я ухмыльнулся чёрному остроумию своей девушки. На плите оставалась накаливаться всего одна ложка, благо мы заранее их подготовили в избыточном количестве.

Я: «Ну, не пропадать же добру? Когда ещё такой шанс подвернется?»

Я взял эту последнюю ложку и в четвёртый раз прислонил к маминой промежности, целенаправленно вдохнув аромат пиздячьего шашлыка.

Я: «Вообще, конечно, не совсем правильно мы выбрали путь заживления. Прижигание, конечно, останавливает кровь и закрывает путь инфекциям, но, по-хорошему, подобные раны зашивают. Я в инете фотки видел. Особенно это касается сисек: в местах сосков у телок они становятся зашитыми как бы внутрь. А у нас, получается, останутся прижжённые углубления»

Суккубка: «Ничего, я не первый раз вижу, как сукам режут соски и прижигают. Всё будет нормально!»

Я: «А клитор? Он тоже заживёт?»

Суккубка: «С этим намного сложнее. Чаще всего в древние времена женщинам вводили раскалённую кочергу между ног или вливали внутрь кипяток или расплавленное олово. Естественно, делали это с целью казни, поэтому данных, можно ли после такого выжить, у меня нет. А вот то, что сделал сегодня ты - на моей памяти всего 25 подобных случаев, и умерло в итоге аж 20 женщин. Но ты не переживай, в те времена медицины практически не было, женщин, по факту, оставляли на произвол судьбы»

Я: «Слушай, а как же теперь походы к гинекологу? Они ведь обе беременные, надо наблюдаться. Да и, как я понимаю, для девок это в порядке вещей - постоянно ходить по врачам и ноги раздвигать. Если они заявятся туда без собственных сосков и клиторов, будут вопросы, врачиха полицию вызовет, станут допрашивать, что да как»

Суккубка: «Да за это даже не переживай. Моих знаний и опыта хватит с лихвой, чтобы наблюдать их беременность самостоятельно. А если всё же придется идти к гинекологичке, и та настучит в полицию – наши шлюхи ничего не скажут, они же остаются под контролем, ты не забыл? Придумаем какую-нибудь правдоподобную версию, типа изнасиловали когда-то, надругались. В любом случае, дело никто возбуждать не станет, заявление же они не подадут, ха-ха!»

Я: «Ну, тогда всё супер! Понесли?»

Мы подхватили бесчувственное тело моей матери и понесли в комнату, уложив на ещё одну кровать, недалеко от Оксаны Витальевны.

Я: «Ну, и что теперь?»

Юля: «Думаю, этого было более, чем достаточно. Нет подожди...», - Юля замерла на несколько секунд, пытаясь на чём-то сосредоточиться, - «...да, теперь я абсолютно в этом уверена, твой дар принят, я помилована! Я уже это чувствую! Чувствую, как теряю связь с загробным миром. Мне кажется я даже не могу...»

Она немного испуганно и растерянно посмотрела на меня.

Я: «Что? Что такое?»

Юля: «Ничего не слышу»

Я: «В каком смысле?»

Юля: «Подумай о чём-нибудь»

Я немного прикрыл глаза и вспомнил, как судьбоносно повстречал её всего пару месяцев назад, как мы гуляли с ней по улице, болтали обо всём на свете, а в лицо нам приятно светило солнышко.

Юля: «Ничего... не могу прочесть твои мысли. Получилось! Слава, у тебя получилось!»

Я подошел к Юле, улыбнулся, взял за руки и обнял.

Юля: «Я до самого конца не верила, сомневалась... Думала или ты струсишь в последний момент, или твоя жертва их не впечатлит. Но всё получилось, слышишь? Теперь я свободна! Свободна! Для меня ещё никто не делал ничего подобного! Никто и близко не приносил такую жертву, как ты сегодня, никто так не заступался, учитывая кто я»

Я: «А кто ты? Ты Юля – моя девушка, и я безумно люблю тебя! Мне этого достаточно»

Мы сошлись с ней в долгом и нежном поцелуе.

Юля: «Я тоже люблю тебя, но не могу не спросить: ты не жалеешь о содеянном?»

Я: «Ни сколь! Что бы ни было дальше, мы со всем справимся, потому что будем вместе!»

Моя девушка улыбнулась. Она перестала быть суккубом, став обычным человеком. Конечно, её разум, пристрастия и воспоминания никуда не делись, даже установленная ментальная связь с нашими матерями сохранилась. Ну и не забываем и о навечно запертой узнице в её теле, Юлии, моей школьной любви, которая по-прежнему могла мыслить, общаться со своей новой хозяйкой и кайфовать от эмоций собственной матери.

Юля: «Слушай, мне вот интересно, если бы к тому, что произошло сегодня, ранее склонила тебя я, и тебе для моего спасения пришлось бы придумывать что-то ещё более извращенное, более ужасное... ты бы справился?»

Я: «Хм, не знаю. На ум приходит лишь отрезание грудей, половых губ и вырезание матки, но считалось ли бы это жёстче, чем сегодняшнее представление? Не уверен!»

Юля: «Да уж! Это было нечто!»

Я: «А как там Юля себя чувствует? Ты же всё ещё можешь её ощущать и общаться?»

Юля: «Ха-ха, да могу. Она вырубилась от череды непрекращающихся оргазмов ещё до того, как ты занялся Еленой Николаевной!»

Я: «Гы, наверно круто терять сознание от такого?»

Юля: «Ну, не без того», - она вновь, как обычно загадочно и развратно улыбнулась. «Правда жаль, она пропустила такое незабываемое зрелище с твоей мамой! Ну, ничего, очнётся и увидит всё в моих воспоминаниях!»

Я: «А с этими теперь что?», - кивнул я на лежащих без чувств матерей.

Юля: «Им теперь нужен полный уход и постельный режим. Они много месяцев будут оправляться от подобных травм. Жаль, без своих сил я не могу больше заживлять их раны, зато теперь, когда всё закончилось, можно хоть обычное обезболивающее им дать. Нужно найти что-то очень сильное, пойду в аптеку схожу»

Я: «Боюсь без рецепта ничего путного тебе не продадут»

Юля: «Слав, какой рецепт? Прежних сил у меня может и нет, и очаровывать по щелчку я не больше не умею, но многовековые навыки общения, лести и обольщения никуда не делись, так что как-нибудь справлюсь!»

Так началась наша новая жизнь, хотя на обычную она мало была похожа. Нам даже работать не приходилось, потому что Юля настолько могла впечатлять, забалтывать и умасливать людей, что ей все сами добровольно и с радостью отдавали деньги и оказывали любые услуги. Даже женщины.

Что же до наших мам, то их физическое восстановление и правда оказалось непростым: лишь через 4 месяца они смогли перестать быть зависимыми от нашей помощи и стали самостоятельно справляться со всем необходимым. Полностью оклемались лишь месяцев через семь. Как раз вовремя, им ведь скоро рожать моих девочек. Их груди и вульвы зажили, зарубцевавшись и немного потеряли былой эстетический вид. Хотя новое зрелище тоже сильно возбуждало, напоминая о том памятном дне. Мы, как и планировали, сохранили трофеи своих мам в специальном прозрачном растворе в стеклянной рамочке, и повесили на стену у изголовья кровати, словно добытые охотой оленьи рога. Юле всегда было очень приятно подводить мою или свою маму к этой «витрине» и заставлять смотреть на рамку, в которой плавали их отрезанные соски и клитор. Она через сохранившуюся с ними ментальную связь чувствовала и слышала их мысли и рассказывала их мне. Мы продолжали развлекаться и издеваться над своими секс игрушками. Например, однажды я в очередной раз трахал свою мать раком в вагину, а Юля к её лицу поднесла рамочку и заставила сквозь стекло языком лизать собственный плавающий отрезанный клитор! Что же до настоящей Юли, заточенной в теле моей любимой – она долгое время продолжала нас ненавидеть, а мы лечили её ненависть мощными оргазмами, либо доводили до предоргазменного состояния снова и снова, не давая кончать, пока она в голове моей любимой не начинала умолять дать ей разрядиться. Мы чувствуем, как со временем её ненависть ослабевает, и она невольно всё больше и больше наслаждается творящимися извращениями вместе с нами. Думаю, по прошествии многих лет, она даже будет нас искренне благодарить за всё случившееся.