Я проснулась, крепко прижавшись к нему. Я слышала шум сильного дождя, а тусклый свет, казалось, говорил о том, что это – непреходящий ливень. Я надеялась, что ему не нужно рано никуда уходить, потому что в эту минуту я была совершенно счастлива.

Я не то чтобы просила о вежливой экскурсии, но из того что помнила и могла видеть, его квартира с одной спальней была намного лучше, чем та, в которой жила я. Ничего особенного, конечно, но она была чистой, аккуратно обставленной, и все в ней, казалось, говорило о парне типа «подружки», а не о закоренелом холостяке.

Через дверь спальни я на боковом столике видела небольшую пивоварню.

Я почувствовала, как он пошевелился, и повернула голову, чтобы поймать его взгляд.

– Ты собралась от меня улизнуть? Оставить после себя только гигантский красный ботинок?

– Легенда о золушке-клоунессе. После своего чудесного визита в Цирк бедный Прекрасный принц бродит по королевству, отчаянно пытаясь найти свою настоящую любовь с этой гигантской красной туфлей. – Я трагически вздохнула. – Говорят, что это – печальная участь тех, кто слишком сильно полюбит клоуна.

Он засмеялся. У этого мужчины был такой замечательный смех. Он огляделся по сторонам.

– Так я прошел проверку?

– Мы по дороге не спотыкались о коробки из-под пиццы и пустые пивные бутылки, – я одарила его улыбкой.

– В своем первом месте жительства в городе я вел тотальную войну с тараканами размером с машину. И больше никогда не хочу этого делать.

– То же было и со мной.

Бьорн провел рукой по моим плечам.

– Для такой миниатюрной ты такая мускулистая.

– Я должна оставаться в форме, в цирке легко получить травму во время исполнения физического трюка.

– Так почему же ты стала клоуном? Семейная традиция?

Я прижалась к нему сильнее и на мгновение задумалась. У меня были все стандартные ответы, все умные шутки, и большую часть своей жизни я ими пользовалась. Но было довольно темно, и мне было тепло и безопасно, и... Мне просто не хотелось ими пользоваться. Только не с ним.

– Когда я росла, у меня была подруга. Ее звали Лиза, она жила дальше по улице. Мы были одного возраста и все делали вместе. Мы были Ужасом Десятой улицы. Примерно до пятого класса.

Я сделала паузу, пытаясь убедить себя продолжать.

– Она переехала?

– У нее был рак. И поначалу это не имело значения, но со временем... она как бы «испарялась». Я не знаю, как это объяснить. С каждым днем «Лизы» становилось все меньше. Она становилась все тоньше и тоньше. Она стала слабее и ничего не могла делать. Ее волосы выпадали, глаза темнели, и она вообще перестала улыбаться или смеяться.

Я слегка поперхнулась.

– Я пыталась. Я делала все. Но я была всего лишь ребенком, и с ней было совсем не весело, она всегда молча сидела в кресле или лежала в постели, почти никогда не разговаривая. И еще этот запах, какой-то лекарственный, и он, казалось, цеплялся за все и впитывался в мою одежду и волосы. Я ненавидела этот запах. Через некоторое время я постепенно перестала ходить к ней домой.

Бьорн крепче сжал меня в объятиях и ничего не сказал.

– Я не была у нее несколько недель, может быть, даже пару месяцев, а потом получила приглашение на вечеринку по случаю дня ее рождения. Я не хотела идти, но моя мама... она заставила меня. Я купила Лизе книгу. Что-то о лошадях, мне кажется. Было не похоже, что она могла делать что-либо еще. – Я фыркнула, вспомнив, как дулась из-за того, что мне пришлось идти.

Он терпеливо ждал, пока мне удастся начать снова.

– Я была там одна. Она даже и не хотела этой вечеринки. Пригласить меня заставила ее мама. Там не было ни торта, ни мороженого, от запахов ее уже тошнило. Мы вроде как посидели, и она поблагодарила меня за книгу, в то время как ее мама включала музыку. Я помню, что ее мама выглядела такой измученной и словно в депрессии. Она была... пустой. А потом появился этот клоун на вечеринке по случаю дня рождения. Он и впрямь был создан для малышей, а не для пары одиннадцатилетних девочек. Он не был профессионалом, просто стариком, зарабатывавшим на этом немного денег. Его макияж был совершенно неправильным. Никакой подготовки, а его трюки и приколы были ужасны...

Я почувствовала, как по моим щекам катятся слезы и капают на руку Бьорна. Вау, способ произвести впечатление на парня.

– Но... но это сработало. Он совершил глупость, ужасную любительскую глупость. Но Лиза начала хихикать, а потом рассмеялась, рассмеялась по-настоящему. Потом мы обе смеялись и плакали одновременно. Я так давно не видела, чтобы она смеялась, что мне стало больно.

Он провел пальцами по моим волосам.

– Я подождала два дня, взяла мамину косметику, купила в аптеке насадку для швабры и выкрасила ее в синий цвет пищевым красителем. Я создала «Искорку». Нанесла макияж, надела парик и какую-то сумасшедшую одежду и просто вошла в ее дом, как раньше. Я придумала целое дурацкое шоу с дрессировкой мягких игрушек и пыталась жонглировать яйцами.

Я тихонько фыркнула.

– Это вызвало бардак, но заставило ее рассмеяться. Я делала так каждый день, когда могла. После школы, по выходным, при любой возможности, просто чтобы услышать ее смех. Это заставило меня почувствовать себя такой... ну, не знаю. Словно супергероиней.

– Держу пари, ей это понравилось.

Я слышала в его голосе сожаление: он уже понял, чем все закончилось.

– Да, понравилось. Я делала это около шести месяцев, пока она... это было неизлечимо, лекарства не было. Но каждый день до самого конца она улыбалась. Умерла во сне, но в тот день я заставила ее смеяться.

Он поцеловал меня в макушку.

– Ты и впрямь удивительная.

– После этого, ну, больше ничто не казалось правильным. Панчи, главный клоун из цирка, говорил, что как только становишься настоящим клоуном, уже не можешь быть внутри кем-то другим, так случилось и со мной. Я поняла, кто я такая. Сводила с ума своих учителей. Представь, что ты – учитель, и твой классный клоун иногда приходит в класс в полном клоунском гриме с белым лицом.

– У тебя часто были неприятности?

– Часто, пока один из футбольных тренеров не спросил, не смогу ли я сделать несколько приколов в перерыве шоу. Это стало гвоздем, а футбол был в школе огромным событием, так что, после этого никто не доставлял мне никаких проблем. Искорку даже включили в команду болельщиц. Не Келси, Искорку.

– Значит, дальше – поступление в школу клоунов? – Он остановился, чтобы поразмыслить. – Здесь что, есть школа клоунов?

– Да их здесь целая куча. У меня степень по исполнительскому искусству в Академии цирковых искусств.

Он пошевелился и уставился на меня сверху вниз.

– В самом деле?

– Пантомима, воздушная гимнастика, акробатика, фокусы. Управление, написание сценариев... – Я ухмыльнулась ему. – Метание ножей.

Бьорн усмехнулся.

– По крайней мере, я теперь знаю, что не стоит тебя злить.

– Лучше тебе в это поверить.

– Как ты оказалась здесь?

– Цирк обанкротился, и наша группа артистов оказалась здесь как бы на мели. У кого-то были деньги с прошлого сезона, но у многих из нас их не было. В любом случае, недостаточно.

– Это жестко.

– У большинства есть дополнительная профессия или шабашка, на которые можно опереться. Так, Жожо и Бутс – парамедики. Битси наняли в пекарню; это может стать для нее полезным, она всегда любила печь, и ее торты потрясающие. Панчи и Лулабель преподают в одном из театров буффонаду.

– А ты?

– Я – клоунесса. Ничего из этого я делать не могу. Не так чтобы очень. Я научилась многим искусным навыкам, и, возможно, некоторые из них могли бы стать работой... но если я перестану краситься и смешить людей, то просто зачахну и умру.

Я немного ссутулилась.

– Знаю, звучит глупо...

Он покачал головой.

– Нет, это не так. Раньше я никогда об этом не думал, но клоуны – это ведь артисты, не так ли?

Меня охватило какое-то тепло. Он все понял. Я никогда по-настоящему не встречала никого за пределами моего мира, кто бы смог так.

– Некоторые из нас, быть может, даже большинство.

Я решила сменить тему.

– Так почему ты уезжаешь?

Ответом мне было сардоническое фырканье.

– Знаешь те фильмы, где полицейский поступает правильно, выводит из себя кучу политиков и в конечном итоге попадает в беду?

– Да. – Я посмотрела на него снизу вверх. – И что ты сделал?

– Я арестовал восемнадцатилетнюю нарушительницу за вождение в нетрезвом виде. У нее уже отбирались права, так что, все пошло как по маслу. Затем она оказала сопротивление при аресте, укусила меня и моего напарника, разбила боковое стекло нашей патрульной машины, когда мы сажали ее внутрь.

Он потянулся, и я снова прижалась к нему.

– Оказывается, ее папа – партийный функционер, занимающий высокий пост в городской администрации. Она могла бы легко спустить все на тормозах, но стала все отрицать.

Это звучало знакомо.

– О, я помню, что видела это, Диана или что-то в этом роде, верно? Вся эта история с «привилегированной заключенной»?

Он усмехнулся.

– О, да, Диана Десмонд. Она сделала себя публичной мишенью некоторыми своими заявлениями в прессе о том, что быть богатой труднее, чем быть бедной.

– Она должна попробовать как-нибудь побыть на мели.

– Да, ну, она поставила прокурора в невозможное положение; он был зажат между партийными функционерами и общественным возмущением. Как бы случайно была сделана «утечка» записи с нательной камеры наблюдения патрульного, либо в попытке заставить ее признать свою вину, чтобы все затихло, либо, возможно, для того, чтобы судья признал такое недопустимым, но в любом случае это не сработало. А как только все к этому пришло, оно уже не могло чудесным образом исчезнуть. Затем ее дорогой, выпендрежный адвокат защиты вызвал ее в качестве свидетеля.

– Я видела ее интервью для прессы перед судом, держу пари, что все прошло не очень хорошо.

– Можно сказать и так. Она была самым эгоцентричным, несимпатичным человеком, которого я когда-либо видел. Я знаю, что ее учили, что надо говорить и как себя вести, так всегда делают. Но она отбросила все это напрочь и разразилась тирадой, оскорбившей почти всех, кто был там. Ее адвокат не мог заставить ее заткнуться. За нападение на блюстителей порядка ее признали виновной, приговорили к двум годам условно, но за вождение в нетрезвом виде она получила тридцать дней тюрьмы.

– Ей это не понравилось, не так ли?

Он покачал головой.

– Она провела в тюрьме всего две недели, прежде чем по-настоящему разозлила кучу других заключенных. В итоге она провела остаток своего заключения в лазарете. Потеряла четыре зуба, получила перелом носа и нескольких ребер.

– Оу.

– Каким-то образом все это стало моей виной. Итак, все мои предыдущие оценки начинают таинственным образом терять баллы, мой экзамен на сержанта по гражданской службе исчезает в системе, меня внезапно отстранили от обязанностей по расследованию, и наконец, мой представитель профсоюза подходит и просто говорит мне, что со мной все кончено. За ее страдания хотят крови. Мой напарник заранее увидел зловещее предзнаменование и перепрыгнул в Майами, так что, по сути, я – единственная достойная цель. Профсоюз знает, что это несправедливо, но им не нужна еще одна война с городской администрацией. Было совершенно очевидно, что если я собираюсь сделать карьеру, мне придется уехать из Нью-Йорка. Я даже потерял свою девушку: едва стало ясно куда все идет, она приняла предложение Коко Шанель в Париже.

Я поморщилась. Втайне я не слишком расстраивалась из-за потерянной девушки.

– Это действительно отстой.

– Да, но профсоюз сделал все что мог. Мне помогли найти работу частного охранника, которую я принимаю. Это – в Сан-Диего.

– Мама Лизы после ее смерти переехала в Сан-Диего. Я навещала ее пару раз, когда у меня была такая возможность.

– Как у нее дела?

– Теперь она работает в благотворительной организации по борьбе с раком; я не помню, в какой именно. Когда я видела ее в последний раз, она казалась довольной.

Это было почти два года назад, теперь, когда я подумала об этом.

– Я должна как-нибудь ей позвонить.

– Держу пари, она хотела бы услышать тебя.

– Думаю, что да. – Я чувствовала себя очень виноватой за то, что не звонила ей гораздо чаще.

Я видела, что он уловил это, но ничего не сказала и решила сменить тему.

– Значит, твоя бывшая девушка – модельер?

– Дезире – модель.

Способ врезаться в стену, Келси. Мне очень хотелось бежать, куда глаза глядят, и заползти под кровать, чтобы спрятаться. Модель, на самом деле?

Бьорн сразу же заметил изменение моей температуры.

– Мы оба знали, что у нас никогда не будет долгосрочных отношений. – Он покачал головой. – Она вела себя так, будто у нее аллергия на углеводы, не думаю, что когда-либо видел, чтобы она ела настоящую еду. Любая женщина, с которой у меня есть будущее, должна уметь выпить пару кружек пива.

Нам потребовалось еще два часа, чтобы встать с постели.

К тому времени мы сожгли много этих углеводов.

***

Так и должно было быть: простая связь на одну ночь. Имею в виду, что я – не самая опытная в этом мире, но секс на одну ночь – это на одну ночь.

Пока этого не произойдет.

Мы назначили еще одно «ненастоящее свидание» на его следующий выходной. И следующий. И в итоге я опять осталась у него ночевать. Честно говоря, это была не моя вина, если бы мы держались подальше от МакКенны или, может быть, если бы он перестал смеяться над моими шутками. Может быть...

– Мне только что сказали, что я должен потратить свои четыре дня отгулов. Начиная со среды.

Он провел пальцами по моей обнаженной спине. Я вздрогнула.

– Вынужденный отпуск? Сурово.

Он пожал плечами.

– Я думал об Атлантик-Сити. Тебя не интересует небольшой отпуск? Просто веселая поездка.

Ради разнообразия я заплатила арендную плату почти на месяц вперед. Но все же, игорная Мекка Северо-Восточного побережья на самом деле походила на место моего типа не больше чем Вегас.

– Я никогда там не была.

– Будет весело. Тебе понравится.

***

Низкокачественно. По-простецки. Совершенно безвкусно.

– Это место такое идеальное! – Я держала Бьорна за руку так крепко, как только могла. Я была уверена, что если бы я этого не сделала, то улетела бы в небо, как воздушный шарик с гелием.

Ветерок доносил до меня запах попкорна, хот-догов и сахарной ваты. Мимо нас промчался моноциклист, одетый только в неоново-зеленые плавки и желтую накидку.

Бьорн продолжал смотреть на меня сверху вниз, пытаясь сдержать улыбку, которая отказывалась сдерживаться.

Мы шли по дощатому тротуару много миль, просто впитывая атмосферу, останавливаясь у каждого дурацкого маленького киоска и странного магазина. Это было настолько близко к цирку, как никогда, с тех пор как я оказалась в затруднительном положении.

От игравших на пляже детей доносились крики и смех, и я впитывала их. Мы остановились, чтобы посмотреть.

– Итак... ты вроде как понял, что такое смех, не так ли?

Он кивнул, улыбаясь.

– Клоун, жаждущий смеха, это не самая сложная математика в мире. Какое-то время я задавался вопросом, не внимание ли это, но это не оно, не правда ли?

– Немного. Видит Бог, я люблю шквал аплодисментов и внимание. Но могла бы прожить и без них.

Я наблюдала, как по пляжу несется маленькая девочка в голубом купальнике, преследуемая низкой волной. В основном я слышала, как она визжит от восторга.

– Иногда я беспокоюсь, это похоже на зависимость.

– Если тебе придется к чему-то пристраститься, я не могу придумать ничего лучшего. – Он задумчиво посмотрел на меня сверху вниз. – Я где-то слышал, что комики – одни из самых несчастных, подавленных людей на свете, но ты, конечно, не такая.

Я покачала головой.

– Нет. Некоторые из клоунов, которых я знаю, и впрямь такие, но только не я. Полагаю, что все это связано с Лизой и с тем, почему я решила стать клоуном.

Я на мгновение заколебалась.

– Или, может быть, «решила» – не лучшее слово. Может быть, вместо этого «узнала, что я – клоун».

– Знаешь, тебе повезло. Ты нашла то, что тебе действительно, по-настоящему нравится делать. Что-то, что в значительной степени делаешь расслабленно. Это трудно переоценить.

Я улыбнулась ему, но про себя проворчала, что это ужасно не вовремя. Я наконец-то встретила парня, который не только понимает меня, но и признает, что я, возможно, более чем «немного не в себе». И он – полицейский, полицейский, который собирается буквально пересечь всю страну.

Тем не менее, у нас было немного времени, и он был отличным другом с привилегией. Поэтому я решила максимально использовать эти привилегии, пока могу.

Я просто понятия не имела, как мало у меня осталось времени.

***

«Звезды и полосы навсегда»

Все еще ведя распутный образ жизни в течение четырехдневных выходных, я была так полна энергии, что три дня подряд работала на Дамбо и Таймс-сквер. Я проводила с Бьорном каждую свободную минуту, пока все это не закончилось. Я даже оставила в его квартире свою лучшую одежду, оба комплекта, а он дал мне копию своей ключ-карты от квартиры. Довольно доверчиво, но он же был полицейским, и знал многих полицейских, так что, мог себе позволить быть доверчивым.

На третий день, едва завернув на Таймс-сквер, я снова увидела Иванов. Только на этот раз они определенно смотрели прямо на меня и двигались с явно определенной целью.

Клоунские туфли выглядят громоздкими и неуклюжими. Моя первая пара, когда мне было одиннадцать, определенно такой и была. Я покрасила старые армейские ботинки моего отца в красный цвет и набила их дополнительными носками.

Я едва могла в них ходить.

Но сейчас? Цирковые клоуны определяются действием. Акробатика, кувыркание, воздушные трюки, прыжки, прыжки с трамплина. Профессиональная обувь для клоунов должна быть идеальной для всего этого.

Чтобы прыгать, необходимо уметь бегать.

Я оглянулась один раз, чтобы увидеть на их лицах шок, когда я оторвалась от них. Они прекратили бежать и остановились, свирепо глядя на меня.

Если они вообще смотрели мое шоу, то не могу себе представить, почему они были столь шокированы. Они должны были видеть, как я делаю стойку на одной руке и сальто назад без рук. С какой стати они вообразили, что я не в форме для бега?

Я направилась прямо в свою квартиру, взлетев по лестнице. Иваны были далеко позади меня; мне требовалось похватать то что смогу, и бежать. Просто сметя свою одежду с полок и вешалки и...

Я остановилась, когда дверь распахнулась от малейшего прикосновения моей руки.

На самом деле этого делать не следовало, но странные вмятины вокруг замка давали понять, что его взломали. Я осторожно заглянула внутрь. Квартира была недостаточно большой, чтобы в ней спрятаться, так что, было довольно легко увидеть, что тот, кто это сделал, давно ушел. Но оставил после себя руины.

Квартира была полностью перевернута вверх дном. Моя одежда – разбросана по полу, полки чисто выметены, и повсюду валялись остатки моих аксессуаров для трюков.

Я схватила несколько сумок и начала как можно быстрее запихивать в них вещи. Мои клоунские костюмы и парики, казалось, были в основном в порядке, хотя куча других вещей была испорчена. Я спасла все что могла. Определенно помогло то, что для наиболее важного было не так уж много.

Через четыре квартала, я перешла на шаг, размышляя. Мне нужно было это прекратить. Это было нелепо. Иваны охотятся за мной из-за Бориса, из-за разбитого носа и пяти долларов.

Мне нужно было, чтобы он их отозвал.

Мне нужно было поговорить с мимом.

Бориса никто не любил, но все его знали.

На самом деле его звали даже не Борис, а Ильич. Но имя Борис было легче запомнить, и в любом случае, никто не любил его настолько, чтобы пользоваться его настоящим именем.

Оказалось, что он жил всего в восьми кварталах от моей квартиры, в еще более убогом, еще более запущенном и кишащем тараканами здании.

Я ни за что не собиралась брать с собой в это здание те мелочи, что мне удалось спасти, поэтому направилась к Бьорну, чтобы оставить все и переодеться во что-нибудь менее заметное. Однако, к тому времени как я туда добралась, небо достаточно потемнело, чтобы я поняла, что прежде чем я смогу добраться до дома Бориса, совсем стемнеет. Это было не то место, куда мне хотелось бы идти после наступления темноты.

Кроме того, меньше чем через полчаса у Бьорна должна была закончиться смена, и, несмотря на мой гнев на Бориса, я все еще испытывала прилив адреналина от того, что сбежала от Иванов.

Я ухмыльнулась. Черт побери, это все равно бы случилось рано или поздно.

***

Я услышала, как в квартиру вошел Бьорн. Последовала долгая пауза, затем он позвал:

– Эмм, Келси?

– Не сегодня, – откликнулась я из его спальни.

Он фыркнул, и в зеркале на комоде я увидела, как он, все еще стоя у входной двери, наклонился, чтобы поднять пару шаровар в горошек.

Он сделал еще несколько шагов по отмеченной тропинке, которую я ему оставила; переступил через полосатый жилет, затем через клетчатую блузку.

Высунувшись из-за угла дверного проема спальни, он приподнял одну бровь.

– Что ж, это интересно.

Я посмотрела на него самым серьезным взглядом, на какой была способна.

– Послушай, мы оба знали, что рано или поздно это случится.

Он вошел и начал расстегивать рубашку.

– Ну, это и впрямь было необходимо, не так ли, Искорка?

Он оглядел меня, снимая рубашку.

– На тебе нет ничего, кроме макияжа и парика...

Он остановился и начал смеяться, когда я сбросила остальные одеяла.

– И моих больших красных туфель!

***

На следующее утро, более чем довольная собой и еще больше Бьорном, я немного задержалась в его квартире, после того как он ушел на работу. Он и глазом не моргнул, когда я сказала ему, что в моей квартире возникли некоторые проблемы с обслуживанием, и спросила, не могу ли остаться у него на пару ночей.

Я решила, что мне нужно поехать к Борису и поговорить с ним. Черт возьми, я бы отдала ему эти пять долларов. Ну, во всяком случае, если бы мне пришлось. Я начала рыться в своей спасенной одежде, вытаскивая все. Я даже нашла поздравительную открытку от мамы Лизы, которая каким-то образом попала ко мне несколько месяцев назад. Она написала «Позвони мне!», но мне казалось, что мой мобильный телефон никогда не был оплачен достаточно, чтобы на самом деле ей позвонить. В любом случае, таково было мое оправдание. Настоящая же причина заключалась в том, что разговаривая с ней, я всегда чувствовала себя фальшивой. Она считала меня лучшим человеком, чем я была на самом деле.

Порывшись в сумках, я обнаружила, что каким-то образом оставила все джинсы у себя дома, единственные, что у меня остались, это двое моих лучших, которые я оставила у Бьорна в самом начале. И одни из них предназначались для перепродажи. Может быть, скорее раньше, чем позже. Их я и надела.

Квартира Бориса оказалась еще менее приятной, чем я ожидала судя по адресу. Она была скорее убогой, нежели потрепанной, пахло мочой, гниющим ковром и, возможно, мертвыми проститутками. Борис мог бы лучше переворачивать гамбургеры.

Я постучала в его дверь. Пришлось стучать три раза, прежде чем изнутри раздался голос с сильным акцентом.

Открывая дверь в свою тускло освещенную квартиру, он держался за голову, как будто у него было ужасное похмелье.

– Борис. Нам нужно поговорить.

Я протиснулась мимо него и тут же пожалела об этом. Я видела свалки с лучшей гигиеной.

– Кто ты такая? И чего хочешь?

– Я – Келси, и...

– Нет-нет-нет-нет! А теперь уходи. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. – Он отчаянно попятился, и я поняла, что на нем была только разорванная футболка и испачканные трусы.

– Слушай, просто отзови Иванов...

Он убрал руку с лица и издал сардонический лающий смешок.

– Мне? Отозвать Иванов? Они – русская мафия. Убийцы. Ты... на самом деле сумасшедшая?

Он покачал головой.

– Ты должна уйти.

Он шагнул туда, где разорванные занавески пропускали полосу света, и я увидела, что его сильно избили. Его левый глаз заплыл, губа ужасно разбита, а нос явно сломан.

Я была растеряна.

– Что случилось? Кто сделал это с тобой?

Он издал болезненный задыхающийся смешок.

– Иваны, они услышали, что я знаю женщину по имени Келси. Только я не знал. И они мне поверили. И все еще верят. – Он указал на свое лицо сбоку. – Потому что это то, что они делают. Даже когда верят мне.

Внезапно в моем мозгу щелкнуло. Борис понятия не имел, кто я такая. Он никогда не видел меня без моего клоунского грима. Хотя Иваны знали, что я – клоунесса, они видели наряды в моей квартире.

Он слабо подтолкнул меня к двери.

– Уходи. Иваны узнают, что ты приходила сюда, решат что я лгу, и убьют меня.

Он сделал паузу и печально посмотрел на меня.

– Такой красивой девушке как ты, они сделают гораздо хуже, а потом тебя убьют. Вот что они сделают.

Я быстро попятилась, чувствуя в животе тошноту. Я практически побежала к дому Бьорна, остановившись, чтобы перевести дыхание на лестнице, ведущей наверх. Я вздрогнула и огляделась, затем вытащила свою карточку. Мне нужно было выбраться отсюда. Я потянулась к стеклянной двери и поймала свое отражение. Я была еще бледнее, чем обычно, на моем лице было написано напряжение. А на двери были выгравированы линии, которых я раньше никогда не замечала. Я моргнула и протянула руку. Некоторые линии были на самом деле выгравированы и имели глубокие следы, они были вырезаны на двери. Странные ряды царапин.

Я провела кончиками пальцев по поцарапанному стеклу, внезапно почувствовав, что вот-вот упаду в бездонную яму.

Стекло не так уж легко поцарапать.

К этой двери Бьорн прижимал меня, когда я обхватила ногами его талию, прямо здесь.

Кристаллы Сваровски стекло не царапают.

Стряхнув с себя шок, я сунула карточку в считывающее устройство, затем бросилась вверх по лестнице так быстро, как только могла, захлопнув дверь и заперев ее за собой.

Я вылезла из джинсов «Кристал Болт» так быстро, как только могла, подняв их и уставившись на задние карманы.

Несколько кристаллов были размером с мой ноготь большого пальца.

Дернувшись, я протянула руку и взяла с рабочего стола Бьорна пустую пивную бутылку.

Бормоча молитву, я провела ею по карману джинсов. Просто по ощущениям я поняла, что происходит.

Тонко выгравированные линии на бутылке сказали все, что мне нужно было знать.

Кристаллы Сваровски не царапают стекло.

Это делают бриллианты.

***

Мои мысли заполнила паника. Вегас. Мне стоило принять предложение Панчи отправиться в Вегас и исчезнуть из поля зрения. Может быть, просто устраивать шоу магические. Не как фокусник. Я могла творить уличную магию, но также изучила и большие декорации. Я могла бы работать над подготовкой к большим шоу. Это мог бы сделать Панчи.

Мне требовалось исчезнуть.

Придется попрощаться с Бьорном.

С Панчи, Лулабель, со всей командой.

Бобби и Анна. Мне нужно было их предупредить. Их уже спрашивали обо мне.

Я пыталась дозвониться Бобби, но он не отвечал. Еще два раза. Ничего.

Мне нужно было что-то, что успокоило бы меня, позволило отдышаться. Я вспомнила открытку от мамы Лизы и с кривой усмешкой посмотрела на свой телефон.

Звонить маме Лизы всегда было тяжело. Я никогда не знала, что именно хочу сказать, и чувствовала себя лицемеркой, потому что она была обо мне высокого мнения.

Она просила меня прийти на похороны Лизы в моем клоунском наряде. Она даже позвонила моим родителям и убедила их в этом. Мама купила мне настоящий синий парик специально для похорон. Я все время чувствовала на себе взгляды ее большой семьи, но произнося свою надгробную речь, она говорила обо мне и о том, как сильно Лиза зависела от меня, чтобы прожить каждый день. После похорон десятки членов семьи подходили ко мне, чтобы сказать, насколько они мне благодарны.

А все, о чем я могла думать, это о том, как я бросила ее до того дня рождения.

Я дважды брала трубку, прежде чем глубоко вздохнула и набрала номер. Гудок прошел дважды, прежде чем трубку взяли.

– Лора Ричмонд.

– Привет, миссис Ричмонд, Это...

– Искорка!

Я почувствовала, что расплываюсь в улыбке. Мама Лизы никогда не называла меня иначе как «Искорка», с того первого дня, как я появилась в этом дурацком парике из насадки для швабры.

– Я так рада слышать тебя, дорогая. Я пыталась позвонить, но твой телефон продолжал говорить, что он отключен.

– Я, эмм, потеряла свой телефон, и мне пришлось купить новый.

На самом деле он был отключен из-за нескольких пропущенных платежей, и мне пришлось перейти на телефон с поминутной оплатой, который у меня и был сейчас, и по той же причине у меня редко были оплаченные минуты.

– Ты все еще работаешь в цирке?

– Нет, у меня сейчас как бы перерыв между выступлениями. Хотя и есть зацепка по одному делу.

На другом конце провода стало тихо.

– О. Я вроде как надеялась, что ты будешь искать работу в межсезонье.

Я откинулась на спинку стула.

– А что?

– Ну, я знаю, что это может быть слишком, но мы изучали методы эмоциональной терапии для некоторых наших детей, с использованием собак эмоциональной поддержки и... и... – Она сделала паузу, и я услышала глубокий вздох на грани слез.

– Я не могу забыть как... – Ее голос оборвался в удушье.

– Вы хотите, чтобы я помогла? – Я попыталась не обращать внимания на слезу, которая внезапно выскользнула и побежала по моей щеке.

– Денег слишком много не будет, но их будет достаточно, чтобы жить, и ты... ты могла бы так много для них сделать.

Она сказала это в отчаянной спешке, а я знала, что согласилась бы, даже если бы цирк все еще работал, даже если бы мне ничего не платили.

Я закрыла глаза.

– Когда я вам нужна?

– Мы должны были начать это много лет назад. Я рассказала о тебе совету директоров в рамках презентации по эмоциональной терапии. Ты – причина, по которой я знаю, насколько это важно.

Она сделала глубокий вдох.

– И не только для детей. То, что ты сделала для Лизы, иногда удерживало на плаву меня. Становилось так тяжело, и, казалось, никто больше не был в этом с нами. Мы были так одиноки.

Я подумала о том, какой сломленной и опустошенной она выглядела в день празднования дня рождения, и почувствовала очередной прилив вины за то, что бросила их.

Она продолжила, и я не была уверена, что она вообще разговаривает со мной.

– Потом появилась одна маленькая синеволосая клоунесса и продолжала появляться снова и снова, каждый день. Заставляя ее улыбаться и смеяться, даже в самые худшие дни. Ты понятия не имеешь, как много это значило и все еще значит для меня.

Я подавила рыдание, желая сказать ей, что я – не тот ангел, которого она представляет, но не смогла заставить себя говорить.

Ей потребовалась секунда, чтобы взять себя в руки.

– Хотя бы подумай об этом. Пожалуйста.

– Нет нужды. Я приеду к вам, как только смогу.

***

Я еще раз попыталась позвонить Бобби, чтобы предупредить его, но по его мобильному никто не отвечал, поэтому я, наконец, позвонила в ресторан семьи Анны. Я снова и снова продолжала получать ответ: «Анны здесь нет», пока, наконец, не подошла к телефону ее мать.

– Она с Бобби, он – в больнице. Он ранен.

Мне показалось, что ее голос звучит напряженно, но сказать было трудно.

Мне удалось убедить ее сказать мне, в какой именно больнице.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что это, вероятно, не являлось совпадением, и хотя надеялась на случай пищевого отравления или дорожно-транспортного происшествия, я не была так уж удивлена, увидев, что Бобби сильно избит. Оба глаза опухли и были закрыты: кислородные трубки, капельницы. Я была в некотором роде готова к этому.

Но не была готова к Анне. Ее не били, ее глаза не были заплывшими и закрытыми. Но в ее глазах был гнев, заставший меня врасплох.

– Это сделала ты!

Я покачала головой.

– Нет, я не...

Она ткнула пальцем мне в лицо, из ее глаз текли слезы.

– Они сказали мне! Ты их обокрала!

– Клянусь, Анна, я не знала.

– Ты не знала! – Ее лицо исказилось от ярости. – Тогда они сказали, что убьют его... – Она вздрогнула. – Я беременна, Келси. Я не могла позволить им так поступить со мной. Наш ребенок...

Она внезапно обмякла, сильно заплакав. Я потянулась к ней, но она оттолкнула мою руку.

– Я сказала им, где тебя найти. Я сказала им, где находится твоя квартира.

Я отстранилась в шоке, и она посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Ты принесла это. На всех. Они сказали мне, что если я тебя увижу, мне нужно будет сказать тебе. Ты им позвонишь, или они найдут всех, кого ты знаешь, и сделают то, что сделали с Бобби, только с каждым разом будет все хуже.

Она сунула мне листок бумаги и посмотрела вниз, ее голос был мертвым, едва громче шепота:

– Ты должна позвонить им, Келси.

Она посмотрела на неподвижное тело Бобби на кровати, и палату на мгновение заполнил звук работающего механизма.

– На этот раз с ним все будет в порядке. Небольшое кровоизлияние в мозг, но сказали...

Она остановилась и тихо заплакала. Я потянулась к ней. Я коснулась ее плеча, и на мгновение она позволила мне это. Затем она оттолкнула мою руку и молча повернулась к Бобби.

Я вышла из больницы, лист бумаги в моей руке, казалось, весил полсотни килограмм.

***

В итоге я сидела у Утиного пруда, пытаясь понять, что делать. Я знала, что у меня есть выход.

Это было бы легко.

Я могла сбежать. Я могла просто исчезнуть.

Но Иваны продолжили бы искать, просто продолжали бы причинять боль всем, кто, как они думали, мне небезразличен, потому что не могли найти меня.

У них было все время в мире. Рано или поздно они найдут остальных, найдут моих подруг.

Будет становиться все хуже и хуже.

Я не была экспертом по бриллиантам, но синие джинсы должны были стоить миллионы. Они никогда не сдадутся.

Я фантазировала о том, чтобы их убить, но даже если бы и могла придумать способ, и даже если бы смогла заставить себя сделать это, Иваны были просто инструментом для организации, русской мафии или кем бы они ни были на самом деле.

У них, вероятно, были целые команды иванов, готовых прийти, чтобы исполнить их волю.

С какой стороны ни посмотри, всем было бы только лучше, если бы я просто умерла.

Кроме меня.

С другой стороны утиного пруда на толпу пристально посмотрел угрюмый ребенок, а затем исчез. Вероятно, примерно так выглядел Панчи, когда был ребенком, когда он был одним из самых страшных мальчиков-Утят.

Панчи предупреждал меня о неприятностях, он предупреждал меня о том, что я недостаточно серьезно отношусь к риску. Теперь мне нужно было предупредить его. И всех остальных.

Я медленно встала и направилась к Панчи и Лулабель, готовясь потерять свою цирковую семью.

Три часа спустя, в комнате, полной людей, которых я всегда считала своими друзьями до конца дней, я закончила свой рассказ и откинулась на спинку стула, будучи несчастной. Все что я сделала, это стащила в магазине джинсы. Но теперь Бобби – в больнице, Анна меня ненавидит, и все вокруг меня, вероятно, находятся в опасности.

Панчи вздохнул, и я приготовилась к плохим новостям. Он посмотрел на Лулабель.

– Хорошо, это – «наших бьют», если я когда-либо слышал такое. – Он оглядел комнату и молчаливую толпу клоунов. – Где нам взять счетчик Гейгера?

***

Я проскользнула в квартиру Бьорна и села за его грубый деревянный стол, проводя по нему пальцами. Он был так похож на него. Я вытащила из кармана свою записку и еще раз просмотрела ее.

Нелегко сказать кому-то, что ты уходишь, особенно если это тот, от кого ты не хочешь уходить.

У меня не было выбора, и мне нужно было, чтобы он это понял. Мне требовалось, чтобы он понял, что я делаю это ради того, чтобы не пострадали люди. Мне нужно было, чтобы он понял, что я хочу увидеть его снова, но все будет зависеть от него.

Я вытащила то, что, как я надеялась, на самом деле кое-что для него значило, и использовала чтобы прижать записку.

Выходя, я оглянулась, чувствуя себя так, словно спускаюсь с обрыва.

***

Кавардак

Мой желудок скрутило, когда я, пошатываясь, вошла в бистро. Там было пусто, если не считать Иванов, презрительно наблюдавших за мной из-за стола в центре комнаты.

Я шагнула ближе, тяжело вздохнув, когда почувствовала, как у меня опять скрутило живот. Больше в этом месте вообще никого не было. Свидетелей нет. Это подсказало мне, что должно было случиться. Я едва могла стоять.

Иваны решили, что я стану примером. Я потерла глаза тыльной стороной ладони.

Смаргивая слезы, я подняла пакет из магазина.

– Все здесь. Я просто отдам его вам и...

Иван поменьше улыбнулся. Возможно, лучшим выбором было бы слово «насмешка». Я поняла, что ему это нравится, что мучить людей, которые не могут себя защитить, было его способом развлечься. Он видел холодный пот и липкую кожу и наслаждался мыслью, что может настолько сильно напугать кого-то, кто ничего не может с этим поделать.

– Я так не думаю. Нам «причинили неудобства». Слишком много людей об этом знают, и нам нужно дать урок.

Прежде чем я успела придумать, что сказать, за моей спиной распахнулась дверь.

– Стоять!

В дверь быстро и плавно вошли двое парней в темных костюмах, каждый из них держал большой автоматический пистолет.

Направленный на меня.

Я повернулась, чтобы посмотреть на них, и почувствовала, что у меня просто подкашиваются ноги. Я рухнула и свернулась в клубок, схватившись за живот.

Один из двоих присел рядом со мной на корточки.

– Это она.

Другой перевел взгляд с него на Иванов, махнув удостоверением.

– Национальная безопасность. Оставаться на местах.

Он вытащил радиотелефонную трубку.

– Сэр. Это определенно она, она у нас. – Он махнул другому мужчине, чтобы тот отошел от меня. – Отойди от нее.

– Я думаю...

– Ты не должен думать.

В дверь вошел пожилой мужчина с властным видом, сопровождаемый двумя парамедиками. И женщина в чем-то похожем на ярко-желтый космический скафандр.

– Отойдите от нее. – Пожилой мужчина жестом подозвал женщину к себе. – Проверь ее.

Я почувствовала, как мой рот заполнила теплая жидкость, и откашлялась. Агент рядом со мной поспешно отступил, глядя на брызги крови на плитке.

– Дерьмо.

Воздух наполнил звук треска, когда ко мне шагнула женщина с желтой коробкой в руке. Чем ближе она ее подносила, тем громче трещал агрегат. Она внимательно просканировала меня, затем сумку, и каждый раз волна звука становилась громче.

– Это здесь. Радиация зашкаливает.

Она сняла странный желтый рюкзак и бросила его рядом со мной. Самой странной вещью в рюкзаке был большой неприятный красный символ радиационной опасности на нем. Она осторожно сунула пакет из магазина в рюкзак.

– Идиотка.

Пожилой мужчина покачал головой.

– Она не знала.

Пока меня опять рвало, ко мне подошли парамедики. Тот, что покрупнее, оглянулся на женщину в скафандре.

– Это безопасно?

– Главное – в сумке, а все, что на ней – остаточное заражение. Я бы не стала ее обнимать и целовать, но с тобой все должно быть в порядке.

Мои глаза начали слезиться, когда он перевернула меня на спину.

– Глаза полны крови... – Она в высшей степени осторожно осмотрела меня и выдала своему партнеру оценку. – Господи, это нехорошо.

Женщина в желтом на мгновение склонилась над нами.

– У нее может быть и есть пара часов, но это довольно оптимистично.

– Что за чертов беспорядок. – Ответственный мужчина посмотрел на Иванов. – Вы ее знаете?

– Нет. Она просто вошла и, вроде как... упала. – Младший Иван секунду изучал его. – Кто ты такой?

– Старший ответственный агент Броган, Национальная безопасность. Мы преследовали ее несколько недель. В одном из пунктов пропуска через государственную границу датчик зафиксировал всплеск радиации. Большой. Мы разослали фургоны с детекторами по всему городу, пытаясь выследить ее.

– Она – террористка? – с недоверием посмотрел на него Иван.

– Не думаю. Вероятно – член шайки контрабандистов. За последний год или около того у нас было несколько таких. Излучение может использоваться для улучшения качества алмазов. Проблема в том, что если сделать это неправильно, то получишь радиоактивные алмазы. Обычно все не так уж плохо, но там кто-то реально облажался. Чертовы штуки чертовски горячие. Она вам ничего не давала, не так ли?

Оба Ивана покачали головами, как уродливые куклы. Женщина в желтом подошла и оглядела их.

– Они чистые. Нет даже остаточного.

– Она... посерела, – завороженно сказал меньший Иван.

– Пот, бледность, все это побочные эффекты. Послушайте, нам требуется, чтобы это не попало в новости, это практически обрушит рынок алмазов. Мне нужна какая-то контактная информация на случай, если мое начальство захочет с вами поговорить...

Я закашлялась, туман крови окрасил рубашку парамедика. Старший агент повернулся к младшему фельдшеру, забыв об Иванах.

– Черт побери. Тащи эти чертовы носилки.

Более крупный Иван осторожно наклонился, чтобы лучше рассмотреть.

– Значит, она...

Старший агент покачал головой.

– Она уже почти там.

– Кашляет кровью. Это означает, что дыхательная система практически сдохла. Если мы сможем доставить ее в больницу, до того как начнутся приступы, вы сможете хотя бы спросить... – Более крупный фельдшер попытался привести меня в порядок, но мой желудок взбунтовался, и я едва могла контролировать свое дыхание.

Я выгнула спину, извиваясь и брыкаясь, стуча зубами.

– Черт! Она умирает. Положите ее на чертову...

– Уже чертовски поздно.

Сквозь затуманенные слезами глаза я видела, как Иваны в ужасе наблюдают, как меня пристегивают к носилкам и выкатывают.

***

Разрядка

Едва машина скорой помощи остановилась, я села и выплюнул капсулу с кровью.

– Они купились?

«Старший агент» Панчи усмехнулся, снимая свой фальшивый нос.

– Каждый их чертов кусочек. Их никто не убедит, что ты не умерла от радиации прямо у них на глазах.

Он сунул мне в руки бутерброд.

– Съешь. Эффект, вероятно, преходящ, но поможет.

После нескольких осторожных укусов бутерброда, мой желудок расслабился, и озноб полностью прекратился.

– Что, черт возьми, ты мне дал?

– Доксициклин. Это антибиотик, используемый при малярии. Довольно безопасный, но единственное, чего нельзя делать, – это принимать его на пустой желудок. Холодный пот, спазмы в животе, озноб. Заставляет тебя выглядеть и чувствовать себя словно зомби. Ты не сможешь притворяться, что чувствуешь себя настолько плохо.

– Ты уверен, что они на это купились?

Он фыркнул.

– Они – русские, паранойя заложена в их ДНК. Они скорее поверят в сокрытие тайного правительственного заговора, чем во что-либо другое. Если они поспрашивают и не смогут найти никаких записей о том, что произошло, что ж, это лишь подтвердит то, во что они хотят верить.

Я вытащила несколько влажных салфеток и вытерла сырой луковый сок с тыльной стороны ладони: мне требовалось что-то, отчего бы мои глаза покраснели и слезились.

Жожо обошел спереди, снимая свою «окровавленную» рубашку с фальшивыми нашивками скорой помощи и качая головой.

– Убери свою задницу из фургона, Искорка, нам надо почистить эту штуку и вернуться в участок, прежде чем кто-нибудь начнет задаваться вопросом, почему техническое обслуживание занимает так много времени.

Подошла Лулабель, волоча за собой счетчик Гейгера.

– Хорошо что эти идиоты не знают разницы между костюмом биологической защиты и радиационным костюмом. Тебе это понадобится, Жожо.

Он кивнул.

– Мы вернем его в шкафчик. Где тестовые пластины?

Я вытащила из куртки тестовую пластину, а Лулабель вытащила другие из кармана джинсов с бриллиантами. Жожо собрал их все и начал укладывать в чемоданы, пока я вылезала из машины скорой помощи.

Панчи посмотрел на джинсы.

– Их продажа займет некоторое время. Бриллианты такого размера немного чувствительны, если есть желание получить за них что-то вроде хорошей цены. У меня все еще имеется контакт в одном из торговых домов. Он должен мне пару одолжений. Вероятно, переогранит их в старом стиле и заявит, что это – старые семейные вещи.

– Я доверяю тебе, Панчи. Просто когда сможешь, отдай половину моей доли Бобби и Анне.

– Сделаю. Пора выходить. Все разбегаются.

– Прости. Я не хотела этого делать.

Он натянуто улыбнулся.

– Всем нужен был толчок, Искорка. Мы просто начали здесь уставать. Теперь у каждого появится начальный капитал, чтобы начать свое дело. Жожо и Бутс направляются в Вегас. Мы с Лулабель едем во Флориду, чтобы навсегда уйти на пенсию. Ты все еще собираешься на Западное побережье?

– Я должна, одна моя знакомая женщина сказала, что поговорила обо мне с некоторыми людьми, и они мной заинтересовались. Возможно, я просто смогу снова стать настоящим клоуном.

– Ты никогда не станешь кем-то другим, Искорка. Ты же знаешь, что такого не бывает.

Я улыбнулась, хотя мне хотелось плакать.

– Да, я помню, это – в сердце.

Он улыбнулся, может быть, немного грустно.

– Заставь их смеяться, малыш.

***

Маленькая девочка с опаской посмотрела на меня, и я одарила ее своей лучшей дружелюбной улыбкой и сморщила нос. Это сработало идеально. Она хихикнула.

Ее мама посмотрела на меня, пытаясь понять, что я имею в виду.

– Вы проиграли какое-то пари?

– Еще нет. Думаю, что на этот раз выиграю.

– Я подумала, ну, знаете, что вам пришлось нарядиться клоуном.

Я накренила голову.

– Я не одета как клоун. Я – одна из них. Я – медицинский клоун на полную ставку. Работаю в некоторых больницах в детских отделениях.

– А что, есть такие?

– Зарплата лучше, чем вы думаете, а преимущества быть клоуном потрясающие.

– Хм.

Подмигнув маленькой девочке, я с хлопком материализовала в руке гвоздику и посмотрела на маму.

– Вы не против?

Она пожала плечами и кивнула. Она старалась не выглядеть удивленной, но я видела, что она была так же поражена внезапным появлением цветка, как и ее дочь.

Я опустилась перед девочкой на колени и протянула ей цветок. Та опять хихикнула.

– А где ваша вторая туфля?

– Надеюсь, что в самолете.

– Почему она должна быть в самолете?

– Она – у моего парня. Или он должен был им стать.

Она задумчиво посмотрела на ворота.

– Надеюсь, что он помнит.

– Я тоже.

– Он тоже клоун?

– Нет. Но все равно мне очень нравится.

– А мы ждем парня моей мамы.

– Он ведь не клоун, не так ли?

– Неееет, он – банкир. – Маленькая девочка сморщила носик, а ее мать слегка выпрямилась.

– Это – отличная работа, не так ли?

Она слегка нахмурилась.

– Думаю, да.

Меня прервал внезапный поток людей, хлынувший из выходных ворот. Шедший чуть впереди толпы тщательно причесанный мужчина в дорогом костюме вежливо поцеловал женщину.

– Долгий полет. Я возьму свой чемодан, и мы тут же уберемся отсюда. – Он повернулся и, не оглядываясь, направился к багажной карусели.

Маленькая девочка взвизгнула.

– Я вижу твою туфлю!

Проследив за ее взглядом, я увидела Бьорна, возвышающегося над толпой, держащего над головой мою вторую красную клоунскую туфлю.

Я секунду смотрела на маленькую девочку, а затем осторожно ущипнула ее за нос.

– Спасибо. Не знаю, увидела бы я его без тебя!

Она хихикнула.

Мне потребовалось три прыжка, чтобы подлететь к нему и прыгнуть в его объятия. Он легко подхватил меня и понес на одной руке. Я поцеловала его и прижалась к его груди.

– Скучала по тебе!

– Я тоже по тебе скучал. Подними ногу повыше, золушка-клоун.

Я сделала это, и он надел мою туфлю, а потом серьезно кивнул.

– Я должен был убедиться, что ты – именно та девушка, что нужна.

– Ты часто сталкиваешься с клоунами только в одном ботинке?

– Ты была бы удивлена. – Он сделал паузу. – Ты же знаешь, что это безумие, верно? Не могу поверить, что ты уговорила меня съехаться. Мы же едва знаем друг друга.

– Сумасшествие – это то, чем я занимаюсь: я – клоунесса.

Если бы это не сработало, мы всегда могли бы пойти разными путями. Но у меня было предчувствие...

Бьорн озвучил его:

– У меня просто странное чувство, что это сработает просто отлично.

Это заслуживало еще один поцелуй.

– Пока!

Прямо перед нами стояла маленькая девочка, держа за руку маму, в то время как банкир проходил мимо них, глядя в свой мобильный телефон.

Выражение лица мамы было полным шоком; ее рот даже слегка приоткрылся. Бьорн оказался явно не таким, как она ожидала.

Я помахала маленькой девочке рукой.

– Пока!

Затем я подмигнула ее маме и медленно указала на грудь Бьорна.

– Я же говорила вам, что у нас есть и льготы.

***

Послесловие

Когда мы писали Текила-микс, нам просто очень понравился образ Келси. Поэтому, когда мы захотели сделать продолжение Микса, то решили написать ее историю. В последнее время у клоунов наступили трудные времена. Стивен Кинг, Джон Уэйн Гейси и крах большинства традиционных цирков по-настоящему сильно ударили по профессии. Я связался с несколькими бывшими клоунами из Братьев Ринглинг, несколькими фокусниками и уличными артистами, чтобы понять, как обстоят дела в их мире. Сейчас все очень сложно, но их мир на самом деле зависит от взаимодействия, и сейчас он очень мрачный.

Паб МакКенны описана по образцу реального места, и некоторые из вас могут ее узнать. Пожалуйста, не приводите ее название в комментариях, если узнаете, я бы очень хотел туда вернуться.

Трюк с носом Келси в пабе – это не тот трюк, который я видел. Из вежливости мы решили не использовать какие-либо эффекты/трюки, о которых знаем. Так что, мы с супругой решили писать его, используя принципы трюка Слайдини с бумажным шариком. Все дело в отвлечении внимания и выборе времени. Это работает, но вы должны быть чертовски спокойны и иметь добродушную аудиторию и цель.

Еще раз спасибо всем за действительно, на самом деле, безумно быстрое прочтение и редактирование бета-версии, без вас это было бы нечитабельно. Мы говорим о более чем 1100 моментах редактирования. Серьезно, это было все равно что опять оказаться в четвертом классе. Миссис Уилсон, где бы вы ни были, мне очень жаль. Вы были правы, мне следовало уделять больше внимания на уроках. Изменения варьировались от пропущенных запятых и точек с запятой до выявления и уничтожения множества слов «действительно», которые наводнили рассказ. Было также несколько предложений по формулировке и сюжету, которые очень помогли нам. Спасибо qhml1 за саркастические замечания по поводу золушки-клоуна.

Супруга, как обычно, была потрясающей. Она провела расследование контрабанды и обработки алмазов, элитных бутиков (что было болезненно, я уверен) и помогла разобраться с фокусами и приколами, которые использует Келси. Она выяснила биографию Келси и разработала ключевые моменты сюжета.

Мы, наконец, приближаемся к завершению следующего рассказа Нидлесс-и-Делани «Неудержимый человек», он продолжает расти в нас, но думаю, что скоро мы созреем. Мы также близки к завершению рассказа о Делани/Хижине под названием «Молочный бегун», в котором снята с поводка команда Camp Mayhem.

Наконец, со всей серьезностью, прошло более четырех лет с момента нашего первого рассказа, и читатели здесь никогда не переставали удивлять нас своей невероятной энергией и поддержкой. Спасибо, мы и впрямь это ценим.