Ксения Александровна понемногу приходила в себя.

Она с трудом определила, что сидит на скамье, а перед ней маячит озабоченное лицо Бориса.

— Ну, ты, Ксюша, даёшь! – донёсся  далёкий голос любовника, который придерживал её за податливые плечи и легонько встряхивал. - С тобой всё хорошо или плохо?.. Так отключилась! Почти минуту была никакой... Только скажи - действительно плохо?

Ксения Александровна отрицательно покрутила головой:

— Наоборот... Как будто я где-то в летаю...

Она на самом деле чувствовала эту необычную свободу во всём теле. В нём не было прежнего душевного бремени. Не сковывали помыслы об измене мужу. Поступки казались естественными. И вообще - ощущение такое, словно помолодела. Снова – студентка. Беззаботная, юная, полная романтических ожиданий. Мечтающая увидеть Карелию... Она словно приняла несильный наркотик и находится в плену приятной эйфории...

Умом Ксения Александровна понимала, что это самообман, которому следует не потакать. Опустив голову на грудь, заставила себя собраться с мыслями, вернуться в действительность:

«Она уже не студентка и БЫЛА в Карелии! В походе. Летом, затем - зимой...»

Вспомнила Клима. Как отдалась его притязаниям. Не грубым, но настойчивым. Как он впервые входил в неё, а она, закусив зубами край ватного спальника, чтобы не быть услышанной остальными участниками туристской группы, таяла... Потом случались другие оргазмы. Но то, что произошло с ней только что, казалось необыкновенным чудом. Никогда подобного она не испытывала! Ни разу. Даже с Борисом...

Ксения подняла голову на всё ещё придерживающего её Большакова и произнесла, улыбнувшись, как женщина, познавшая границу наслаждения:

— Всё хорошо, Боря. Не переживай. Это мои мальчики так меня растворили... Андрюша и Вова...

— Ты слишком буквально приняла нашу невинную игру, - сказал Борис.

И он был прав. Женщина отдалась этой фантазии о школьниках буквально вся. Когда-нибудь, позже, она  сама спокойно проанализирует это восприятие опираясь на опыт педагога с двадцатилетним стажем. Но только не сейчас...

Кивком головы ещё раз подтвердила, что чувствует себя нормально.

Большаков перестал держать за плечи, присел рядом. Заглянул в лицо подруге:

— Может пойдём домой?

— Нееет! - качнула густой причёской жена Клима Ивановича. – Я хочу снова пережить такой полёт! И к тому же ты ещё не сделал, что обещал.

«Во, как! – воскликнул в башке солдата «пожиратель» женской верности бесподобный в своих страстный желаниях Я, - Наша училка не прочь пофантазировать на своих пацанчиков снова. Представляешь, чего мы добились, шеф?»

«Ну?» - вопросом на вопрос спросил Большаков.

«Мы породили школьную давалку. Просто балдею, фантазируя, как она будет совращать пацанов после первого сентября!» - хихикнул кайфующий Борик.

«Нет, - возразил глупой фантазии тупицы разумный Борис Петрович. – Эта женщина станет изысканной леди, которая, познав себя, будет отдаваться только возлюбленным, а не настойчивым хотенчикам или таким мужланам, каким есть ей муженёк».

«Всё может быть, - согласился с первой ипостасью, не желающий неуместного спора и достаточно довольный происходящим созидатель разврата Я. – То, что будет в сентябре, нас не касается. Мы тогда уже вернёмся в гарнизон, где, наверняка, подыщем для патрона очередную давалку. Давайте завершим сегодняшнее. Шеф, что ты скажешь вон про того зрителя, что дрочит уже достаточно давно за столбом ограды? Может подпустишь его к нашей цыпочке сбросить давление?»

Большаков глянул в сторону улицы и увидел тень затаившегося наблюдателя. Судя по силуэту, то был мужичонка не того роста, чтобы наш гренадер под метр девяносто воспринимал бы его всерьёз.

«И давно он там?»

«С самого начала. Шёл за вами...»

«Тот, кто с «Жучком?»

«Он самый».

У Большакова, а точнее - у задиристого Борика появилось желание отмутузить этого гавнюка, прервавшего столь удачно начатое свидание на бульваре. Борик так прямо и заявил:

«Видеть этого наглого чувака и не проучить его выше моих сил, шеф!»

Удержать его порыв Большакову было несложно, но всё же ответный ход против подглядывающего сделать следовало.

— Посиди здесь, - сказал он Ксении Александровне, грузно поднялся поправил резинку трико и двинулся к распахнутой створке калитки.

«Остановись! - взмолился, испугавшийся солдаткой решительности, планирующий этот сценарий пакостник Я. – Ты разрушишь наш план обучения Ксении Александровны публичному сексу...»

«Она и так натерпелась, а ты предлагаешь её доконать?» - стукнул себя по макушке решительно настроенный Большаков.

«Вот ещё - «доконать»! Да она сама тебе пару минуту назад призналась, что желает пережить состояние улётного оргазма снова».

Большаков замедлил шаг, удивляясь, что такую «мелочь» он не вспомнил. Пробурчал себе под нос:

«В самом деле говорила...»

«Вот и предоставь девочке такую возможность. Выеби её на глаза у этого засранца и получи вместе с ней необычный кайф».

...

На какое-то время Ксения осталась в одиночестве, что дало ей возможность поразмышлять о муже, который, где-то на берегу «Лесного», в палатке, именно сейчас, «проверяет» способность поварихи из Норильска заменить в походе его супругу. Ксения никогда не видела эту кандидатку, но была уверена, что та хороша и фигуркой, и личиком. Иных претенденток Клим в упор бы не видел. И думая об этом, не испытывала ни горечи, ни ревности.

«Сама такая. И буду ещё круче!» - думала наша ягодка, испытывая лёгкий озноб во всём теле.

В свете фар очередного автомобиля, проехавшего мимо школьной ограды, увидела, что Борис, пройдя калитку, остановился за школьной оградой и, похоже, с кем-то разговаривает. Этот «кто-то» таился за кирпичной кладкой оградного столба и был ею не видим.

«Кто бы это мог быть? – подумала женщина не слишком заинтересовано. – Подглядывающий дрочила? Ну и пусть смотрит. Всё одно ночью с такого расстояния ничего толком не увидит...»

Успокоив себя таким образом Ксения Александровна блаженно потянулась:

«Чего так долго не возвращается?» - думала с внутренним нетерпением о любовнике.

Она трогала сквозь платье место разгорающегося пожара. Потёрла свербящую промежность ладошкой.

В нетерпении сунула руку под подол. Нашла край бязевых трусиков. Оттянула податливую ткань, которая оказалась влажной, коснулась лепестков набухшего бутона. И тихонько охнула, получив приятную волну возбуждения.

Поласкав снаружи, сунула палец во внутрь пещерки. Прикрыв глаза, начала возвратно-поступательные движения и тут же добавила к указательному пальцу второй – средний. Осуждающе усмехнулась:

«Я, как тот, за оградой, онанирую...Ай-я-я-й... Но хорошо-то как...»

Желанное возбуждение нарастало в глубине живота и было где-то почти рядом...

Внезапно появившейся Борис был не один. Рядом с ним стоял кто-то на голову ниже.

Пришлось торопливым движением поправить подол платья и, крепко стиснув колени, переждать пикантный момент... Потом смогла вымолвить:

— Зачем... он здесь...?

Большаков, как-то стеснительно крякнул. Жестом показал мужичку оставаться на месте, а сам подошёл к испуганной подруге. Молча взял за талию, помог подняться и увёл за скамью. А там, так же без слов, повернул лицом к постороннему, прижал животом к спинке сиденья.

Силуэт мужичка хороша просматривался на фоне освещённого ступенчатого крыльца школы и находился в нескольких метрах от Ксении Александровны.

Следующим движением Борис забросил подол летнего платья на голову учительницы и требовательно придавил затылок, сказав:

— Будь умницей, пригнись, - и подкрепил указание нажимом в спину.

Теперь, в новом положении, Ксения Александровна, сквозь спадающие на глаза волосы, видела лишь ноги мужичка, который продолжал стоять там, где его задержал жест Бориса.

Она, протестующе, опёрлась на кисти рук. Но сил противился нажиму солдатской руки не хватило. С ужасом почувствовала, что с неё стягивают трусики. Тут-же обнажённую попу обдало ночным холодком. В голове перегнутой через спинку скамьи возмущённо кричало:

«В присутствии ЭТОГО отдаваться?! Мне? Сейчас? Разве такое возможно!?»

Гневно потребовала от того, кто по-деловому пристраивался в её писи.

— Боря стой! Не сейчас. Пусть ЭТОТ уйдёт!

Большаков наклонился к маленькому ушку:

— Не хочешь экстремального секса?

— Не хочу! Зачем ОН здесь?

— Чтобы помочь нам обоим. Тебе почувствовать особенность публичного траха. А мне, как следует завестись... Он не помешает. Будет только смотреть...

— Пусть уйдёт... Я ТАК не желаю.

— Как скажешь.

Подол платья с головы Ксении Александровны опустился на привычное место. Спина перестала ощущать давление. Женщина сумела выпрямиться. Обернулась к стоящему вплотную солдату:

— Зачем так?

Спокойным голосом Большакова третья ипостась сказала:

— Согласен. Отложим наш «контрольный выстрел» зачатия на следующий раз.

— Вот как? И когда же он будет?

Даже в темноте разглядела, что Борис пожал плечами:

— Может уже некогда. Времени-то у нас - тю-тю...

Со стороны Большакова это был запрещённый ход, но он подействовал.

«Никогда? – женщина запаниковала. – Ну, да. Если уйти домой, там невестка и дочь. Внучка. При них не получится. А завтра Борис может уже уедет... Ребёнок без сегодняшнего оплодотворения может не родиться! Как много этих самых «может»! Что же делать с придурком, что за спиной? А хрен с ним! Пусть дрочит. Глаза закрою и потерплю. Лишь бы не подходил...»

Сама повернулась в сторону дрочилы, сама упёрлась животом на спинку скамьи, сама задрала подол и призывно расставила стройные ножки. Громко потребовала:

— Пусть не подходит!

— Слышал, старый гондон? Ни шагу вперёд, иначе сделаю инвалидом! - прорычал в сторону эксгибициониста голосом шефа не почесавший кулаки и потому ужасно злой, Борик.

Мужичок тут же заверил:

— Понял, понял. Мне лишь бы кайф словить... Ебитесь, не потревожу...

Что-то в этом хрипловатом, прокуренном голосе извращенца Ксении Александровне показалось знакомым. Где-то она его уже слышала... И кажется недавно...

Но заморачиваться на этом не было времени. В её пизду, на правах старого знакомого, без прежних прелюдий уже входил такой желанный «малыш». Входил как обычно: с натугой, плотно, глубоко и так сладко, сладко, ублажающе...

...

Руки Бориса привычно гладили плечи склонившейся Ксении. Мяли её грудь. «Доказывали» зрителю, что это его тёлочка и принадлежит она только ему. Но делали они это как-то механически, бездумно. Потому, что мыслил Большаков о другом, мешающем воспринимать процесс проникновение в горячее тело учительницы. Контакт с отдающейся женщиной, перегнутой через скамью, кроме солдатских рук, имел разве что - «малыш». Гуляющий в тесной вагине практически сам по себе.

А Большаков (вот что значит не влюблённый обладатель), качая передком в женскую промежность, как бы отсутствовал. Размышлял о том, что Ксения Александровна всё же согласилась на экстремальный секс перед зрителем. И это согласие оказалось для него откровением. Точнее сказать – полной неожиданностью.

Амортизируя толчки таза о булочки спортивной попы бывшей гимнастки, он смотрел на силуэт онаниста и вспоминал недавний разговор с этим типом за школьной оградой. Как готовился нанести удар в невзрачную физиономию просителя: «...посмотреть хоть издали, как это у вас будет...», но в последнюю секунду передумал из-за противления таким действиям ипостаси по имени Я.

И проситель скулил, что «... он у баб не в фаворе, а ему, как всем, хочется спустить... хотя, бы на других глядя...»

Надо было послать мудака, куда следует, но третья ипостась, сука! шептала:

«Где сейчас другого найдёшь? Разреши смотреть...»

«Так ведь не согласится Ксения при нём-то...»

«Уверен? Тогда чем рискуешь? Как позвал, так и прогонишь взашей. А, на всякий случай, проверь. Вдруг, дамочка согласится?»

И как сладко нашёптывал. Словно змей-искуситель!

И Борис, уверенный в категорическом отказе Ксении Александровны, уступил совету третьей ипостаси...

При виде чужака, подруга, как и следовало ожидать, велела прогнать последнего. Но тут ипостась Я, та, что сидела в башке рядового шестой роты, вспомнила про «контрольный выстрел» и Большаков самолично произнес нелепые условия, вынудив скромницу делать выбор – или, или...

«Ребёнок нужен твоей подруге больше, чем какие-то условности», - в задумчивости произнесла на эту уступку ипостась, проходящая в наших описаниях, как Борис Петрович.

Его рассудительное мнение не совпадало с предложением коварного Я, который, как бы в оправдание, лопотал про опыт, необходимый в подобной ситуации для будущих любовных успехов шефа.

С тем, что у шефа нет такого опыта, первая ипостась Бориса не соглашалась, считая, что Большаков со Степанычем, имея в два ствола жену полкового казначея в купе поезда, нечто подобное уже получил. И незачем чуткую на стрессы Ксению Александровну подвергать вульгарному испытанию экстремальным сексом на глазах уличного чмо.

«Но все бабы врождённые бляди», - хихикнул в башке солдата быстрый на язык Борик, чем стремился насолить умненькому в пользу коварного.

«Молчать! Выгоню!», - «взревел» Большаков едва ли ни вслух.

Скукоженный Борик обижено заткнулся, пытаясь сообразить каким образом шеф планирует осуществить свою угрозу. А Я, с несвойственной ему извинительной интонацией, опасаясь что суровый окрик шефа будет и в его сторону, произнес:

«В каждом человеке есть скрытые пороки о которых он даже не подозревает...»

Что хотел этим «сказать» Я, Большакову оставалось, только догадываться.

Между тем, закрыв глаза, опершись на спинку скамьи, с широко расставленными ногами, жена инструктора по туризму, мстя муженьку за то, что тот, в это самое время, на берегу озера натягивает в палатке мочалку из Норильска, толкалась пиздой в сторону двигающегося в ней фаллоса и, с затуманенным разумом ждала решающего изливания.

И дождалась.

Открыв глаза, за секунду до взаимного восторга с любовником, увидела вблизи дёргающуюся кочерыжку ещё одного хуя, из которого на её свежее личико тут же брызнуло нечто тёплое и пахучее.

Внутри нашей героини всё снова и взорвалось! Она приняла видение, стреляющее в лицо за член Андрюши Салютина.

На самом деле, то был «подарок» от мужичок, который, похерев запрет, шагнул вплотную к болтающейся голове учительницы и, нацелив струю молофьи в сторону полуоткрытого рта, промахнулся, покрыв широкой струёй извержения другие участки личика.

Большаков прозевал эти шаги онаниста. Запрокинув голову, он гнал в пизду учительницы свою струю спермы.

Школьный двор огласил трёхтональный стон из протяжных гласных. Все участники события получали удовольствие и, практически одновременно выдыхали восторженные звуки сексуального наслаждения.

Дольше всех, вдавив яйца на нежные ягодица и сжав удобные для этой позиции груди партнёрши, опорожнял содержимое мошонки наш покуситесь на добропорядочных жён.

— Ну. Я пошёл, - услышал Борис хриплый голос мужичка. – Благодарствую...

— Вали на хер! - «напутствовал» эксгибициониста, наш ёбарь проникшейся финальным процессом наполнения раскрывшейся матки и не спешивший вынимать «малыша» из крепко обжимающей пизды...

— Ага, - отозвался мужичок и неожиданно вжикнул динамкой «Жучка», на замызганное спермой личико Ксении Александровны. – Классная давалка...

— Ой, - вскрикнула та, прикрываясь ладошкой.

— Чего!? – взревел в полный голос вытаращившийся на этого ценителя кайфующий ёбарь.

Рискуя оказаться с замке с мгновенно скукожившейся модной, «малыш» со смаком выскочил из горячего «гнёздышка» и, заправляемый на ходу в штаны, пустился вместе с хозяином догонять удирающее хамло...

...

Ксения Александровна не слышала, как разъяренный любовник гонял по школьному саду нарушителя договорённости и что делал с пойманным мудаком верный защитник интересов шефа выпущенный на расправу хулиганистый Борик.

Бедняжка нашла силы сесть на скамью и медленно приходить в себя.

На лице было что-то липкое, стягивающее кожу.

Машинально стёрла это мокрое раскрытой ладонью. Не совсем удачно, потому что это «что-то» попало на губы и имело необычный привкус...

«Неужели Андрюшино? У Бориса приятнее... Вот шалунишка» – подумала женщина о своём ученике с саркастической усмешкой.

Неспешно потянувшись и, прекрасно зная, как она сейчас привлекательно выглядит, осмотрелась.

Где же её кавалеры?

В голове гуляла волна полупьяного состояния. Но если не обращать внимание на это лёгкое головокружение, ощущение можно было назвать нормальным для удовлетворённой женщины.

Ещё раз лизнула язычком краешек выпачканных губ.

«Точно не Борисово...»

Память что-то старалась подсказать. В покачивающейся голове начались какое-то сомнения... Крупицы мыслей, дробилось на мелкие файлы и нехотя сходилось в плохо сопоставимые пазлы...

Вот что-то мелькнуло про мальчиков... Кто-то из них, похоже, был рядом... Вспомнила силуэт ног, на фоне освещённого крыльца. Наверное - Андрюша.

(По крайней мере так ей хотелось).

Потом эти глубокие толки сзади... Такие сильные, не с чем не сравнимые...

«Это - Борис... А что же Андрюша?..»

Ксения Александровна напрягла память, раскручивая подробности...

Из глубины сада шли приглушённые звуки. Кто-то сдержанно вскрикнул... Подумалось, что там кого-то били... Кого? Андрюшу? Борис?

«Нееет, такого быть не может...»

Тёмный силуэт, дрочащий на неё, постепенно обретал очертания. Она уже знала, что это не Андрюша. Потом, как-то сразу и чётко увидела похожий на свиную сардельку хуй. Он почему-то оказался перед её лицом... И - липкая струя, бьющая в лицо...

Молнией ожгло понимание:

«Так это же тот, кого привел Борис! Это ЕГО сперма засыхает на её губах! ФУ, какая гадость!»

Ладони подтянули подол платья к голове и, дрожа от злости, учительница начала остервенело тереть шелковистой тканью по всему, что могло быть осквернено...

— Вот, добыл трофей, - сказал, появившийся из темноты сада Борис.

Знакомый жужжащий звук напомнил Ксении Александровне, где она могла его слышать. А светлое мигающее пятно желтоватого круга на кедах и тренировочном трико Бориса подтвердило догадку.

— Это тот маньяк, что на бульваре? – спросила Ксения, не переставая вытирать личико.

— Он самый.

Подсвечивая «Жучком» Большаков обошёл скамью, поднял с примятой травы женские трусики, положил на скамью рядом с Ксенией. – Ты как? Идти сможешь? - спросил он с трогательной заботой, чем моментально успокоил закипающую любовницу.

— Смогу.

— Тогда идём, пока этот пидр не очухался.

— Ты его побил? Сильно? – испугалась возможной неприятности жена Клима.

— Не так что б...

— Который час?

Снова негромко вжикнул фонарик и осветил «Командирские» часы Бориса.

— Двадцать три сорок пять... Два часа гуляем...

Ксения Александровна торопливо вскочила на ноги:

— Надо спешить. Вдруг Аллочка проснётся, заплачет...

— Там наши...

— Всё одно, не хорошо получится. Придётся про соседку врать. Идём!

— А что с этим? – Большаков снова вжикнул фонариком на скамью, где лежал бюстгальтер и скомканные трусики. – У этого гондона забрал. Сказал, что хотел сохранить, как сувенир.

— Брось. Он, наверное, испачкан...

— Не. Сухой. Я проверил...

— Всё равно брось. И трусики тоже... Да не здесь, а в какую-нибудь урну... По пути домой... Подожди, - Ксения Александровна двумя пальцами взяла свои вещи, не стесняясь Бориса, приподняла подол, прошлась ими между ног. Пояснила. - Сама выкину!

Она решительно зашагала впереди, показывая короткий путь дворами к пятиэтажке на улице Кирова, где их, наверное, уже заждались. Борис шёл следом.

В местах, где было особенно темно, Большаков подсвечивал конфискованным у эксгибициониста фонариком. Светил, как бы под ноги, а на самом дела любовался виляющей под лёгким летним платьем попой любовницы. Представлял, как та смотрелась на гимнастическом помосте во время выступлений кандидата в мастера спорта по художественной гимнастике Ксении Козленко... Нет. У этой попки с красивым шагом от бедра тогда была другая фамилия.

«Теперь госпожа Козленко может считать себя кандидатом в мастера по свободному сексу, - глумливо «шутила» в солдатской голове Борисова ипостась Я. - Вот ведь как красиво несёт задницу на очередной траходром для сольного выступлению «в произвольной программе»! Оприходовать надо это очко обязательно. шеф. Иначе другому достанется... Такую кралю между гаражей точно изнасилуют...»

Первая и вторая ипостаси помалкивали. А сам Большаков был весьма доволен прошедшим днём.

«Два глубоких минета, три прокачки влагалища замужней женщины, публичный секс - неплохой итог за неполные сутки. И вообще... Новосибирск останется в памяти как замечательный город. Гостеприимный, с такими прекрасными женщинами...»

И на этой оптимистической волне благодарности он послал домам, что стояли вокруг затемнёнными истуканами и где трахалась, как минимум, половина горожан, жужжащим фонариком искренний привет.