Rebirth от Inkhorn

*********************

Предполагалось, что для нее это станет сюрпризом. В каком-то смысле так оно и было, хотя в итоге это стало сюрпризом для меня. В общем, с уверенностью могу сказать, что никто из нас не планирует праздновать ее тридцатый день рождения.

Вы слышали, что такое бывает, понимаете? Слышите истории. Читаешь истории и думаешь: «Как печально». Но никогда не ожидаешь, что такое случится с вами. Не ожидаешь, что весь твой мир уйдет из-под ног, оставив тебя с этой проклятой ноющей пустотой на месте сердца. Это всегда связано с каким-то пожилым парнем, бывшим военным, или полицейским, или адвокатом, или бухгалтером, или парнем, проводящим много времени вне дома. Это никогда не случается с каким-нибудь задроченным айтишником, не имеющим ни авторитета, ни влиятельных друзей, способных его выручить. Вы никогда не услышите, что это случается с парнем, который просто ездит на работу, не проводит в офисе больше времени, чем нужно, и играет в по выходным D&D.

Вы никогда не слышали, чтобы это случалось с таким парнем, как я.

Но оно случается, и случилось, и пока я стоял в дверях нашей спальни и смотрел на нее и ее любовника, моя вселенная рухнула.

***

В тот день я ушел с работы рано, взяв несколько часов отгула, чтобы вернуться домой и сделать ей сюрприз. В то утро, прежде чем отправиться на работу, я поздравил ее с днем рождения поцелуями и завтраком в постель. Гвен, моя жена уже шесть лет, выглядела подавленной, но я списал это на сонливость. Ну, то есть, завтрак в постель. Кому же это может не понравиться, верно? Мы обменялись словами «я люблю тебя», и я вышел, улыбаясь про себя, потому что она не знала, что я вернусь домой пораньше и закажу обед в элитном бистро, которое она любит, но которое мы редко можем себе позволить.

Она сказала, что по случаю своего дня рождения взяла на работе несколько дней отпуска. Я спрашивал. Прежде чем привести в движение свой хитроумный план, я незаметно выуживал у нее каждую крупицу информации, какую мог. Она куда-нибудь собирается? Нет, Гвен сказала, что просто хочет расслабиться, может быть, посмотреть Нетфликс. Не хочет ли она позже пойти куда-нибудь, чтобы встретиться с нашими друзьями? Конечно, этому она была рада! Это был шанс выйти в город, а она всегда готова выпить и потанцевать!

Расслабиться. Нетфликс. Нетфликс и расслабление. Черт, я – идиот, что этого не уловил. Может быть, она просто сболтнула лишнего, но я был так чертовски доверчив, что об этом не подумал.

Я вскользь упомянул, что позже для нее может быть сюрприз, нечто в честь ее дня рождения. Но сделал все возможное, чтобы Гвен не догадалась, что я вернусь домой пораньше, что отведу ее в ее любимый ресторан, и что в кармане у меня лежит колье, на которое она пускала слюни последние четыре месяца.

Если бы она знала обо всем этом, особенно о том, что я вернусь домой рано после обеда, возможно, я бы не был в итоге удивлен еще больше.

Ведь как я мог этого ожидать? Стоя в дверях нашей спальни и глядя, как солнечный свет из окна падает на ее лицо в форме сердца и обнаженную грудь, я спрашивал себя об этом. Как я мог этого ожидать? Не мог. Просто не было никакого способа, никакого признака того, что что-то не так. Тем не менее, те же самые лучи послеполуденного света, что освещали черты лица женщины, которую я так сильно любил, были и на обнаженном теле ее любовника.

Обнаженная Гвен – это не что-то особенное; обычно она спит нагишом, к моему удовольствию. Она – небольшого роста, хрупкая, ее грудь – идеальная горсть а бледная кожа – такая мягкая и приятная для поцелуев! Она – не супермодель с большими сиськами и огромной задницей. Она – маленькая, бледная и смуглая одновременно, и для меня – идеальная. Заметьте, всегда больше всего меня волновали именно ее глаза; глаза Гвен – большие, темные, выразительные, я мог потеряться в них на несколько дней!

Но Джо? Нет, раньше я никогда не видел его голым, и, Боже мой, надеюсь больше никогда и не видеть! Он ниже меня ростом, метр семьдесят пять против моих метра восьмидесяти трех, хотя телосложения мы примерно одинакового. Не толстый, не мускулистый, не урод и не жеребец. Джо Айзенбергер был моим старым другом. Даже шафером на нашей свадьбе. Как и я, он был обычным парнем.

Обычный парень в постели с моей женой в комнате, пропахшей сексом. В воздухе висел смрад совокупления. Гвен и Джо оба спали и были взъерошены, простыни на кровати вывернуты. Ее длинные черные волосы растрепаны, его короткие каштановые локоны торчат спутанными колючками там, где в них запутались ее длинные пальцы. Они прижались друг к другу, словно им холодно, несмотря на теплый июльский полдень. Маленькое тонкое тело Гвен прижалось к более широкому телу Джо, его рука обвилась вокруг ее узких бедер.

А я молча стоял и смотрел на них, пока они спали. Я стоял и пытался осознать, что моя жена, женщина, которую я люблю, та, что поклялась ради меня оставить всех других, была обстоятельно оттрахана парнем, которого я никогда бы и не заподозрил в том, что он наносит мне удар в спину. Мне стало плохо. Сколько бы раз я ни закрывал глаза и ни делал глубокие вдохи, чтобы прогнать их вид, я всегда открывал их опять, чтобы увидеть перед собой все тот же кошмар.

Я оцепенел. В одно мгновение я перестал что-либо чувствовать. Мои движения были скованными как у робота, когда я доставал из кармана телефон и делал несколько снимков, на которых они были вместе. Затем я повернулся, мягко закрыл дверь спальни и поплелся прочь.

Пиво. Мне требовалось пиво. И покурить. Я не курил уже много лет, но сейчас мне это было необходимо. Гвен все еще иногда курила сигареты ароматизированные гвоздикой – часть ее прошлого как готки, которое она никогда не оставляла позади. Я вытащил из ее сумочки пачку, взял из холодильника пиво и плюхнулся в кресло. Бутылочный стаут был холодным, а гвоздичный дым был сладковатым и резким во рту, когда я катал его по языку. В перерывах между глотками и затяжками я смотрел на доказательства предательства на своем телефоне, на ложь, разоблаченную цифровой магией. Образы этого на экране портативного устройства, а не прямо перед собой, не помогали смягчить шок.

Оцепенение начало переходить в боль, отдававшуюся в животе.

Что мне делать? Это – один вопрос. Почему она это сделала – другой. Как давно, это тоже было в моей голове. И... почему Джо?! Были ли другие? О, Боже, я не хотел углубляться! От каждого вопроса мне становилось все хуже. Пока я сидел и размышлял, пустота в груди становилась все больше.

Оба спали крепко. Ни один из них не пошевелился, когда я вернулся в пустой дом, и они продолжали спать, не замечая, что я стою в дверях. Насколько я знал, они так и спали все это время, пока я сидел в кресле, а на меня волна за волной накатывала депрессия. Это был прилив, все глубже и глубже затягивавший меня в океан черного отчаяния.

Наверное, я просидел так около двадцати минут, потягивая сигарету и пиво, прежде чем проснулась какая-то темная, дьявольская часть меня.

Одним движением большого пальца я закрыл приложение для фотографий и открыл приложение для СМС. Еще одна затяжка гвоздичной сигаретой, еще одна секунда на то, чтобы утвердить в уме, что собираюсь сделать, а затем это сделать. Мой большой палец быстро постучал по крошечному экрану, прежде чем нажать кнопку «Отправить» на телефон Гвен.

Привет, любимая! Рано ушел с работы. Дома буду через 20 минут. Выйдем? Или останемся дома? *подмигивание*

Я ждал. Десять секунд, тридцать... В спальне я услышал громкое щебетание телефона Гвен. Она всегда боялась пропустить СМС, на случае, если там было нечто важное, поэтому громкость сигнала всегда была максимальной.

Вскоре я был вознагражден приглушенными звуками двух людей, бешено мечущихся по спальне.

Я услышал, как открылась дверь спальни, и мельком увидел голую задницу Джо, спешившего по коридору в ванную. Меня, сидящего в гостиной, он не видел. И это было хорошо. Больше времени для того, чтобы прокрутить нож.

Завибрировал мой телефон. Гвен ответила на сообщение.

Гвен: Ура! Заедешь, купишь вина?

Я посмотрел в сторону кухни, где на столе на виду стояла только что купленная бутылка «Мерло». Мне хотелось прыснуть со смеху. Она пытается выиграть время, чтобы вытащить оттуда своего любовника и привести себя в порядок.

Джек: Мерло пойдет?

Гвен: Отлично! До скорой встречи!

Джек: Люблю тебя, Гвен!

Она не ответила. Не сказала в ответ, что любит меня. Это добавило соли в рану, которая и так жалила и расширялась с каждой секундой.

В спальне послышались новые метания. Я на секунду отложил телефон, чтобы опять взять пиво. Прохлада пива помогла успокоить мое бьющееся сердце, хотя и не помогла ничего сделать с узлами в животе. Я стал прикуривать вторую сигарету, когда услышал, как спустилась вода в унитазе и снова открылась дверь ванной. Возвращался Джо.

Я засек время. Подождал, пока он почти миновал дверной проем, соединяющий гостиную с холлом, выждал, пока он дошел до спальни, прежде чем тихонько окликнуть:

– Привет, Джо. Как дела?

Звучу на удивление спокойно, – подумал я. Но выражение его лица, когда он сделал шаг назад, чтобы заглянуть в гостиную, было восхитительным. Это было выражение такого ошеломленного шока, что мне захотелось навсегда сохранить этот момент. Поэтому я поднял телефон и сделал еще один снимок, на котором Джо был запечатлен во всей своей тридцатисемилетней, обнаженной красе с самым глупым выражением на лице.

– Джек, – начал он, – что...?

Я поднес палец к губам и покачал головой. Я пока не хотел выдавать игру. Был ли я жесток? Возможно. Но мне было плевать.

Еще один быстрый взмах большим пальцем вызвал приложение «СМС». Я отправил два коротких, отдельных сообщения на телефон Гвен.

Джек: Гвен, дорогая?

Затем отправил второе сообщение, прикрепив к нему фотографию, на которой она и Джо спят вместе.

Джек: Я – дома.

Повернувшись к Джо, я вопросительно поднял бровь.

– Итак, – спросил я просто, как будто ничего не произошло, – как давно?

Он ответил не сразу, все еще пытаясь осмыслить, что его застукали. За несколько мгновений до появления Гвен ему, наконец, удалось вымолвить:

– Довольно давно.

Затем появилась Гвен: дверь спальни с грохотом распахнулась, и она выскочила из комнаты через коридор, чтобы встать рядом с Джо. В одной руке был крепко зажат ее телефон. По крайней мере, она успела натянуть белые трусики и короткий шелковый халат изумрудно-зеленого цвета, который я подарил ей два Рождества назад. В нем были видны почти полностью ее ноги, и он был распахнут, обнажая бледную грудь. Красивую. Но лицо! Это прекрасное лицо, это юное, невинное, милое лицо было наполнено страхом и паникой. Губы дрожали. Глаза, в которые я любил смотреть, были шире и круглее, чем я когда-либо их видел, и мои внутренности сжались.

Проклятье! Это ведь меня предали! Почему же при виде ее такой опустошенной мое сердце разрывается?!

На несколько секунд между нами воцарилось тягостное молчание, после чего я жестом показал сигаретой в сторону кухни.

– Вино на столе, – печально произнес я. – Прости, времени его охладить у меня не было.

– Джек, я...

Я отмахнулся.

– Ты трахаешься с Джо. В нашей постели. За моей спиной. И это продолжается «довольно долго». Ты это собираешься сказать?

Последняя половина сигареты была раздавлена о пепельницу с большей силой, нежели требовалось.

– Назови хоть одну причину, Гвен, почему я не должен послать эти фотографии всем, кого мы знаем, включая твою семью и мою.

– Потому что я тебя люблю.

Блядь. Черт, черт, черт, черт, черт! Моя жена знает меня слишком хорошо. Она точно знает, что и как говорить, и это добавляет огня в ярость, рожденную внутри меня унижением. Но, черт побери, я не собирался так просто уступать!

– Ты меня любишь? Любишь настолько сильно, что раздвигаешь ноги для этого засранца? И это все? Что ж, приятно узнать, что ты меня любишь, Гвен! Страшно подумать, что бы ты сделала, если бы не любила.

Слова в моем рту отдавали горечью. Гвен промолчала, лишь натянув халат и глядя на пальцы ног.

Я взглянул на ее любовника; разбираться с ним прямо здесь и сейчас было невозможно, не тогда, когда он стоит здесь с болтающимся членом.

– Джо, спрячь свое дерьмо. Убирайся отсюда на хрен.

Он, конечно, попытался изобразить героя. Бросив неуверенный взгляд на Гвен, он начал бормотать:

– Джек, я знаю, что это выглядит плохо, и вам двоим есть о чем поговорить, но не уверен, что я могу уйти...

И тут я взорвался.

Не помню, как вскочил со стула. Вот только что я сижу на нем, и вдруг оказываюсь в нескольких сантиметрах от Джо, крича ему в лицо, чтобы тот убирался к чертовой матери. Даже не могу вспомнить, что именно я говорил. Летели слюни. Все мое тело дрожало, кожа была словно в огне, и я чувствовал напряжение в пальцах, сжимавшихся и разжимавшихся по бокам. Желание вырвать едва сдерживалось.

Я – не жестокий человек. В моей жизни было три драки, две в младшей школе и одна в старшей. И я никогда не был особым бойцом; только последний бой из этих трех можно было считать победой. Хочется думать, что я довольно уравновешенный человек, поскольку редко повышаю голос в гневе, и за исключением тех трех драк в юности, я никогда не пытался причинить кому-либо вред.

Но в тот момент вы бы об этом не догадались. Я был готов его убить. Пусть только этот ублюдок скажет хотя бы одно слово – и все. Одно слово или даже намек на то, что он пытается что-то сделать, и я бы разорвал его на части. Возможно, именно поэтому Джо и Гвен выглядели еще более испуганными: никто из них никогда не видел меня таким. Никто.

Что бы я ни сказал, это подействовало. Придурок сразу же отступил и бросился в спальню.

Лицо Гвен было белым от страха. Она тоже сделала несколько шагов назад, обеспечив между нами расстояние не менее трех метров. Это тоже было больно. За все время нашей совместной жизни я никогда не повышал на нее голос, никогда не поднимал кулак в гневе, никогда ее не бил. Когда мы ссорились, что случалось нечасто, я делал это сквозь стиснутые зубы и с большим терпением: знал, как к ней относилась ее семья. Неужели я был настолько похож на ее отца? Неужели я был настолько страшен, что она подумала, что я ее ударю?

Она опять попыталась со мной заговорить, пока я стоял и пускал пар.

– Джек, прости меня! Это не должно было случиться... Это был просто секс! Я не люблю его больше чем тебя, мы просто... У нас было взаимопонимание, вот и все!

Мгновенная вспышка ярости утихла. Без адреналина, который ее поддерживал, мое тело быстро начала бить дрожь, а руки тряслись, в то время как я тупо смотрел на стену коридора. Я слышал, как в другой комнате Джо собирает свои вещи.

– И когда ты собиралась рассказать мне об этом взаимопонимании, Гвен? Когда именно ты собиралась сказать, что изменяешь мне?

Я ненавидел, как хрипло звучал мой голос. Я не собирался плакать. Черт возьми, я не собирался плакать перед ней, и, черт возьми, не собирался проявлять к ней сострадание. Только не тогда, когда чувствовал себя так, словно в моих кишках все еще крутится нож.

Должно быть, на моем лице было видно мучение. Моя жена шагнула ко мне, протягивая руку в попытке утешить. От выражения жалости на ее лице мне захотелось сблевать; это еще больше усугубило унижение, которое я испытывал.

Рука была отбита.

– Нет! Нет, не... не трожь меня, мать твою. Не сейчас, Гвен, нет... Не трожь меня, блядь.

В ее глазах выступили слезы, когда она опять отступила. Я почувствовал, как заслезились уголки моих собственных глаз, и в горле перехватило дыхание, когда я пытался не сломаться. Такого удовольствия я ей не дам. Я не буду слабым. Меня уже наебал один из двух людей в этом мире, которым я полностью доверял, и я не собираюсь больше поддаваться на уловки или ложь. Ничему из того, что говорит или делает Гвен, доверять отныне было нельзя.

– Джек, – умоляла она своим сладким голосом, – пожалуйста, выслушай меня. Прости, я не хотела причинить тебе боль.

Появился Джо, полуодетый и чертовски встревоженный. Он осторожно проскользнул мимо нас двоих в гостиную, при этом обходя меня стороной. Бросив взгляд на Гвен, он нервно сглотнул.

– Гвен, я позвоню тебе позже. – Поймав мой ненавидящий взгляд, он сказал:

– Сделай себе одолжение и выслушай ее, хорошо, Джек? Гвен на самом деле тебя любит. Не делай глупостей.

– Типа переспать с женой моего друга, Джо? Например, трахать ее «довольно долго» за спиной друга, обращаясь с ним как с идиотом? Смеяться над ним, потому что он еще ничего не понял и слишком туп, чтобы сложить два и два? Такую глупость, Джо? – Я покачал головой. – Убирайся. Вон дверь. Иди и найди ее другую сторону, говнюк.

Он ушел, не сказав больше ни слова. Я остался наедине со своей женой-изменщицей. Долгое время мы оба стояли там, ничего не говоря друг другу. Бог знает, о чем думала она. Она выглядела несчастной и испуганной, но как я мог этому доверять?! Если она обманула меня насчет нашего брака, как я могу доверять всему, что она говорит или делает?!

Мои мысли как бы застряли в голове, не находя выхода, в то время как вокруг меня кружились вопросы и страхи, но никак не могли вырваться наружу. Джо хотел, чтобы я ее выслушал. Гвен сказала, что не любит его больше, чем меня. Означало ли это, что она его все еще любит? Я не был уверен, что хочу услышать ответ.

– Это мое тело, – неожиданно произнесла она.

Я в шоке уставился на нее, но она расправила плечи и посмотрела на меня своими глубокими карими глазами.

– Это мое тело, – повторила она чуть громче, – и я могу делать с ним все что захочу. То, что мы женаты, не дает тебе права одобрять или не одобрять то, что я с ним делаю.

Это заставило меня задуматься.

– Нет. Нет, ты права. У меня нет никаких прав на твое тело, Гвен. Ты – не моя рабыня. Ты – свободный человек, способный принимать собственные решения в отношении своего тела. – Я жестом указал на ее грудь. – Ты хотела проколоть сиськи... сначала я был не в восторге, но не стал тебе препятствовать. Даже признался, что мне это понравилось! Ты решила, что для контрацепции мы будем использовать презервативы, мы говорили о том, что случится, если ты забеременеешь, и что ты хочешь сделать, если это произойдет, и я... я согласился на все это, потому что это – твое тело. Твое здоровье.

– Но я – твой муж!

Этот крик вырвался из моего горла, противореча спокойному, разумному тону, который я использовал, и я почувствовал, что меня сейчас вырвет. Мой голос дрожал так же, как и руки.

– Ты дала мне обещание! Перед моей сестрой, перед твоей матерью, перед нашими друзьями, перед пастором и перед всеми остальными. Что это были за слова, Гвен? Любовь, честь, содействие? Отказ от всех остальных? Ты помнишь ХОТЬ ЧТО-ТО из этого? Ты БЫЛА СЕРЬЕЗНА, говоря хоть что-то из этого?

– Да! Я хочу сказать, была! Но все не так просто, Джек! Не для меня! Мне требовалось больше! Я не могла отказаться от Джо. Думала, что смогу, и старалась быть верной, правда! Пожалуйста, прости меня! Ты не должен был узнать об этом вот так!

С таким же успехом она могла бы ударить меня по лицу. Общение включает в себя не только слова, но и то, как эти слова используются, включая время. Что-то в том, как она сказала, что пыталась бросить, прозвучало в моих ушах тревожным звонком.

– Ты трахаешься с ним с тех пор, как мы поженились.

– С тех пор как встретила тебя, – тихо призналась она.

Гвен отвернулась, не в силах смотреть мне в глаза, когда кот был выпущен из мешка. Мы женаты шесть лет, а до этого встречались чуть больше двух, а это означает, что они с Джо трахаются почти десять лет.

– Мы с Джо встречаемся уже давно, Джек. Это такая связь... Ее трудно объяснить. Мы не можем представить себе жизнь друг без друга.

Эти проникновенные глаза смотрели на меня с мольбой о любви в глубине.

– Но я хотела выйти замуж за тебя, Джек. Хотела видеть своим мужем тебя. Пожалуйста, ты должен мне поверить!

Из кармана моих брюк был извлечен тонкий футляр с ожерельем, и я швырнул его на пол между нами. Приземлившись, он раскрылся, обнажив колье в викторианском стиле, которое я купил ей. В свете полуденного солнца, проникающего через окна, гранаты и аметисты сверкали в серебряной филиграни.

– С днем рождения, Гвен.

***

Время расплылось. Я вроде бы помню, как она умоляет меня не уходить; помню ее голос, но не точные слова, и совсем не помню ее лица. Не помню, как ушел. Лишь смутное ощущение движения: она рыдает на крыльце, а я сижу в машине и не смотрю на нее. А потом уезжаю.

Считаю, что мне повезло, что я не попал в аварию. Пришел в себя уже на автостраде, и сначала даже не понял, по какому маршруту еду и в каком направлении. Какой-то части меня требовалось уехать, и поэтому я ехал без всякой цели.

Когда, наконец, сориентировался, я остановил машину на следующем остановочном пункте. Это – одна из тех маленьких остановок для отдыха на шоссе. Здесь нет ни заправки, ни магазина, просто обычное кирпичное здание с туалетами и торговыми автоматами.

Выйдя из машины, мне удалось перебраться на травянистую площадку, где стояли скамейки для пикника.

Достигнув линии деревьев, я, наконец, позволил себе шумно сблевать во все кусты. Рвота продолжала подступать, пока я на начал выблевывать внутренности, оставив меня опустошенным как физически, так и эмоционально. Упав навзничь, я прислонился к ближайшему стволу дерева, чтобы отдышаться. Моя кожа была липкой. Желчь обожгла мое пересохшее горло и прилипла к языку. Растирая лицо, я хотел, чтобы мир исчез.

– Эй, приятель! – Голос был старческим, густым. Я открыл глаза и увидел направлявшегося ко мне дальнобойщика. – С тобой все в порядке?

Я кивнул, позволяя своим рукам упасть на колени:

– Да. Да, наверное. – Я глубоко вздохнул. Я солгал. Достаточно лжи на сегодня. – Нет, наверное, нет.

Он присел на корточки и заглянул мне в глаза. Тучный, обрюзгший, в потрепанной бейсбольной кепке, он – стереотипный дальнобойщик:

– От тебя не пахнет спиртным. Зрачки не расширены до чертиков, так что, не похоже, что ты принимал наркотики. Да и не похож ты на них. Хотя выглядишь дерьмово. Тебе плохо? Хочешь, я вызову скорую?

Снова покачав головой, я умудрилась полуулыбнуться:

– Нет. Ну, типа того. Болен любовью, может быть. Разбитое сердце. Знаешь, как это бывает.

Этот совершенно незнакомый человек торжественно кивнул:

– Черт. Думаю, да, и неплохо. Жаль это слышать, приятель.

На мгновение оглянувшись через плечо в сторону шоссе, водитель грузовика на секунду пожевал нижнюю губу, прежде чем вернуть свое внимание ко мне.

– Слушай, на дороге ты очень сильно вилял туда-сюда. Я остановился вслед за тобой, чтобы устроить тебе ад, но не думаю, что смогу заставить тебя чувствовать себя еще хуже, чем ты выглядишь. Тем не менее, если снова сядешь за руль, я не буду чувствовать себя слишком комфортно. У тебя есть кто-нибудь, кому ты можешь позвонить?

В этом мире было два человека, которым я доверял без всяких сомнений. Теперь остался только один.

– Да. Моя сестра. Могу позвонить ей.

Онемевшими пальцами я вытащил из кармана телефон. Дальнобойщик поднялся и отошел немного в сторону, чтобы дать мне возможность уединиться, прислонившись к столу для пикника, чтобы присматривать за мной. Как ни странно, я был ему благодарен.

Прежде чем трубку сняли, прошло два гудка, и я почувствовал волну облегчения, когда услышал знакомое приветствие Аннабель:

– Привет, придурок! Как дела? Думала, сегодня ты собирался отрываться с Гвен.

Я улыбнулся:

– Привет, бубенчик. Все... эмм... все пошло не так, как я планировал. – Просто преуменьшение года. – Ты не можешь приехать и забрать меня? И, я знаю, что у вас с Дунканом дети и все такое, но можно я сегодня переночую у тебя? Только одну ночь, обещаю.

Аннабелль замолчала. Любой, знакомый с ней, знает, что такое молчание никогда не являлось хорошим знаком:

– Что случилось?

Сделав глубокий вдох, я стер улыбку:

– Застал Гвен и Джо. В постели. Вместе. Час или около того назад.

Наступило еще одно долгое, ледяное молчание, за которым последовало:

– ВОТ СУКА! – Затем Аннабелль перешла в деловой режим. – Ладно, где ты?

Я чувствовал себя немного глупо, спрашивая дальнобойщика, где именно мы находимся, но по этому поводу он не сказал ничего плохого. Передав информацию сестре, я услышал, как та кивнула по телефону:

– Хорошо, отвезу детей в дом моего шурина; мы с Тэмми постоянно присматриваем за детьми друг друга. Дай мне минут двадцать, может, тридцать, и я там буду.

Голос Аннабелл стал мягким, когда она добавила:

– Мне жаль, старший брат.

– Эй, – сказал я с большим юмором, чем чувствовал, – не твоя вина, тупица. Скоро увидимся. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, Джек.

Должно быть, она за меня волновалась. Мы с сестрой редко называли друг друга по имени, если не было ничего серьезного.

Звонок закончился, и я поднял глаза на дальнобойщика. Тот покосился на меня и снова опустился на корточки:

– Прости. Старался не слушать, но услышал достаточно. Она тебе изменила, да?

Я не смог снова доверять своему голосу, поэтому просто кивнул.

Щелкнув языком, он сплюнул в сторону:

– Некоторое время назад моя жена ушла от меня. Нашла какого-то говнюка из колледжа, а меня бросила. – Он поднял бровь. – Дети есть?

Я покачал головой:

– Нет. Собирались, в конце концов, но...

– Говорить такое нехорошо, но это все упростит. Не думаю, что моя дочь простила кого-то из нас.

Потянувшись назад, он достал потрепанный кожаный бумажник на цепочке. Из него была извлечена и предложена потрепанная визитная карточка.

– Сомневаюсь, что ты знаешь, что делать, приятель. Знаю это, потому что я в то время не знал. Но если дело дойдет до драки, позвони этому парню. Для меня он сделал все правильно.

Взяв карточку, я посмотрел на нее:

– Томас Линн. Кто это?

– Адвокат по разводам. Хороший. Приличный парень, мы до сих пор время от времени ходим вместе выпить пива. Может, ты со своей дамой все уладишь, а может, и нет. Но позвонить ему не помешает. Он будет с тобой откровенен.

Протянув руку, дальнобойщик представился.

– Тед. Тед Уайт.

Я пожал протянутую руку. Рукопожатие было крепкое, а не какой-то там вялый жест или властная хватка. Мне было неприятно, что моя ладонь вспотела. Этот парень мне понравился:

– Джек Брандт.

– Мне пора возвращаться в дорогу, Джек. Подождешь свою сестру?

– Да. Да, вести машину сейчас – не самая лучшая идея.

– Меня устраивает. – Тед поднялся и поддернул штаны. – Береги себя, Джек. И поверь, сейчас все кажется плохим, но оно имеет обыкновение налаживаться. По крайней мере, так говорят.

Тед ушел, а я снова закрыл глаза. Прислонившись спиной к дереву, я попытался расслабиться. Жизнь больше не имела смысла. Человек, который должен был сильнее всего прикрывать меня в этом мире, предал, а совершенно незнакомый человек позаботился обо мне настолько, чтобы проверить мое самочувствие. Весь мир перевернулся с ног на голову. На некоторое время я ушел в себя. Фоновый шум шоссе утих, и я начал вспоминать....

***

– Ты один?

Я удивленно поднял глаза от своего пива и увидел, что мне улыбается миниатюрная девушка-гот с эльфийскими глазами. То, что она обратила внимание на меня из всех парней в баре, было удивительно, особенно учитывая, что одет я был совсем не так, как они или она.

Мы с друзьями, только что из колледжа, были помешаны на играх. Играли в настольные ролевые игры, говорили о фантастике и фэнтези, обменивались комиксами и участвовали в турнирах по коллекционным карточным играм. Некоторые из нас увлекались историческими реконструкциями. Нашими любимыми местами отдыха были кофейни и библиотеки. Музыкальные вкусы? Всякие! Но в музыке должно быть что-то мясное, а не плохо дублированные сэмплы, проходящие через повторяющийся припев с простой басовой линией.

Так, как же, черт возьми, мы оказались в клубе, посещаемом готами и (что тогда было) зарождающимися эмо?

Кто-то предложил это как смену темпа. Шутили, что за игровым столом мы играем в вампиров, так что, «эй, давай пойдем и познакомимся с некоторыми из них!». Все над этим посмеялись. Но мы не собирались ни над кем смеяться, просто хотели посмотреть на что-то другое.

Все нарядились в черную кожу и сетки. Было забавно наблюдать, как некоторые из парней пытались накраситься и не выглядеть в итоге словно кучка клоунов! К счастью, недавно в нечто полезное превратился интернет, и в нем можно было найти обучающие уроки.

Поездка в торговый центр принесла несколько аксессуаров с шипами, чтобы дополнить нашу команду. Мы выглядели... нормально, я полагаю. Одному Богу известно, что о нас думали настоящие готы!

Я не стал наряжаться, ну, не так, как мои друзья. А также не стал краситься. Мой кошелек был почти пуст, поэтому я набрал все что смог найти в местном благотворительном магазине: слегка рваные черные джинсы, белую футболку с черепом, клетчатую фланелевую рубашку темно-красного и серого цветов и надел свои потрепанные кроссовки. Тогда мои светло-коричневые волосы были длиной до пояса и соединены в хвост несколькими заколками.

Выглядел ли я «готом»? Нет. Оглядываясь назад, я, наверное, больше напоминал тощего, депрессивного дровосека, чем сексуальное, элегантное создание ночи!

Я сел за барную стойку, чтобы выпить первую из двух, как минимум, порций, пока мои друзья ушли в более темные углы. Хоть и не чувствовал себя незваным гостем, я с болью осознавал, что, вероятно, торчу как бельмо на глазу.

Поэтому, почему эта невысокая, с лицом эльфийки худощавая девушка-гот в великолепном черном платье прямо из девятнадцатого века подошла и заговорила со мной, было непонятно. Однако при виде ее сердце забилось быстрее. От нее исходил пьянящий аромат: цветы и специи, смешанные с чем-то более первобытным.

И, Боже, ее глаза! Мой взгляд мог устремиться куда угодно на ее тело. Я мог бы уставиться на ее грудь, посмотреть вниз, чтобы увидеть, не обнажила ли она ноги, попытаться выяснить, нет ли на ней корсета. Но не смог не смотреть в эти большие, темные глаза с удлиняющимися ресницами.

– Ты один? – повторила она более громким голосом, когда я не ответил. Из-за грохочущей техно-музыки разговор на нормальном уровне был невозможен. С ее лица не сползла улыбка.

– Нет. Нет! – Я заикался? Думаю, что заикался. – Ну, то есть, я здесь с друзьями. Они где-то на танцполе, полагаю.

– Но ты один? – надавила она.

О... О! Ошеломленный тем, что она спросила меня об этом, я быстро покачал головой:

– Ты имеешь в виду... Нет! Нет, я здесь не с кем-то особенным.

Ее улыбка стала шире и в то же время более скромной. На ее лице отразилось облегчение.

– Хорошо, – ответила она. Затем, смело, как ни в чем не бывало, опустилась на барный стул рядом со мной. Это было нелегко для нее, с ее небольшим турнюром, бывшим частью ансамбля.

В течение нескольких минут мы сидели рядом, просто глядя друг на друга и ничего не говоря. Вокруг нас смеялись и кружились люди. Музыка пробирала до костей, а бармен то и дело бросал на нас двоих веселые взгляды.

Наконец, я поборол свою нервозность и попытался растопить лед. Начала брать верх влюбленность, и я понял, что если в ближайшее время не скажу ей что-нибудь, то, вероятно, потеряю всякий шанс когда-либо увидеть ее снова. Сама мысль о том, что я больше никогда не увижу эти глаза, причиняла мне боль.

– Простите, я должен спросить, – вежливо поинтересовался я, – под всем этим вы носите корсет? И все эти нижние юбки?

Она наградила меня смехом:

– Если будешь себя хорошо вести, – поддразнила она меня, – то возможно, позже сможешь узнать.

Я покраснел, не привыкший, чтобы со мной заигрывали.

Однако она заметила мое расстройство и в знак приветствия протянула руку в черной перчатке.

– Я – Гвен.

***

Голос Аннабель мягко вернул меня в мир бодрствования, прогнав сладкие воспоминания, и я открыл глаза, чтобы увидеть, что она смотрит на меня из-под светлой челки. Моя сестра с облегчением улыбнулась.

– Ты же понимаешь, что тебя здесь могут ограбить, правда, глупышка?

Я ухмыльнулся:

– Неужто это сделает мой день хуже?

Против своей воли она захихикала. Затем крепко меня обняла:

– Боже, прости, Джек. Я знаю, как сильно ты ее любишь.

Рядом была Аннабелль. Моя младшая сестра пришла мне на помощь, как и всегда раньше, и мои руки обняли ее, чтобы прижаться к ней. Снова начали падать слезы. На этот раз их было не остановить.

– Отвези меня домой, Аннабель.

***

Наша поездка на машине к сестре длилась в молчании, но я с нетерпением ждал возможности опять оказаться дома.

Не странно ли было называть это место домом? Там жила со своим мужем и близнецами Аннабель; это был ее дом, а не мой. Но когда-то он был и моим. Старый фермерский дом принадлежал нашей матери на протяжении четырех или пяти поколений. Когда мама умерла четыре года назад, он достался нам с Аннабелль. Поскольку у нас с Гвен уже было собственное одноуровневое ранчо, было логичнее, чтобы он достался моей сестре. Это было просторное здание с множеством пристроек, добавленных в течение многих лет. Недостатка в спальнях не было! Когда они с Дунканом поженились, в качестве свадебного подарка я передал им свою половину дома. Так что, теперь это был их дом.

Но я там вырос. Мать, бабушка и дедушка вырастили нас в этом доме после ухода отца, и хотя я переехал, в каком-то смысле это был и мой дом. Когда вошли в дом, мой нос наполнили знакомые запахи, приветствуя меня. Сейчас в воздухе витал запах «детей» – маленьким Жаклин и Диане был всего год. Но это нормально. Они – мои племянницы, и я люблю их. Они – часть моей семьи, часть моего дома.

– Я позвонила Дункану и сообщила ему, что случилось, – сказала моя сестра, когда мы вошли в кухню. Передняя дверь была для гостей, задняя – для семьи. – Он сказал, что заберет девочек по дороге домой.

– Кто-нибудь еще знает? – Я не был готов к тому, что весь мир узнает, что я – рогоносец.

К счастью, моя сестра покачала головой:

– Нет. Дункан ничего не скажет, пока сначала не прояснит это с тобой. Когда я завезла близняшек, Тэмми спросила, но я отмахнулась, сказав, что у меня в семье чрезвычайное происшествие.

Я сел за стол, пока она грела чайник:

– Учитывая, что на нашей стороне семьи сейчас только ты и я, ей и Джеймсу не понадобится много времени, чтобы понять, о ком ты говорила. Мой шурин и его жена вообще знают о нашем расширенном клане?

– Сомневаюсь. После смерти мамы мы ничего не слышали ни о тете Хелен, ни о дяде Джоше. Думаю, это их сломило. А что касается наших кузенов? Шэрон – где-то на севере, занимается какой-то волонтерской работой, Джош-младший – в Пенсильвании что-то делает с часами, и кто знает, где сейчас Дорин. Тем не менее, хотя Джеймс и Тэмми, вероятно, догадаются, что это как-то связано с тобой, оба достаточно осмотрительны, чтобы не вмешиваться, если их не пригласят. У них и так полно забот с детьми. Их младший только что перешел в разряд ужасных трехлеток.

– А разве раньше он не был в ужасных двухлетках?

Моя сестра фыркнула:

– Поверь. Мой младший племянник – просто ужас.

Она принесла две чашки горячего чая и поставила одну передо мной, прежде чем сесть за противоположный край стола. Мне было приятно находиться здесь, разговаривать с ней, говорить о семье. Это все были повседневные вещи. Я мог с этим справиться. Мы вдвоем проговорили добрых два часа. Это было хорошим отвлечением, успокоившим мой разум и позволившим мне немного отвлечься от непосредственной травмы.

В конце концов, пришлось смириться с неизбежным. Гориллу в комнате нельзя игнорировать так долго.

Моя сестра протянула руки через стол и взяла ими одну из моих:

– Так, что случилось?

Сделав глубокий вдох, я почувствовал, как по моему телу снова прошла дрожь. Я рассказал ей обо всем, что произошло, включая то, что я вышел из себя. На это Аннабелль подняла брови. Я начал со своих планов на день рождения Гвен и закончил тем, что меня нашел дальнобойщик. Мне пришлось рассказать больше, чем я думал. Я бы хотел сказать, что это было чувство катарсиса, что мне было приятно выплеснуть все из своей груди. Правда же была в том, что это – больше похоже на ковыряние в открытой ране, что сделало ее еще больше. Может быть, все было бы не так уж плохо, если бы рана не находилась прямо напротив того места, где должно было быть мое сердце.

Моя сестра, да благословит ее Бог, выслушала меня. Она умела слушать.

– Совсем никаких признаков, да? – с сочувствием спросила она. Обе наши чашки чая остыли, выпитые в лучшем случае наполовину.

– Нет. Я не знал, что что-то не так, не могу вспомнить ничего, что могло бы послужить признаком того, что что-то не так, и до сих пор не могу взять это в толк, понимаешь?

Я вздохнул.

– То есть, да, Джо часто был рядом, но, так же как и многие наши друзья. Она дружила с ним первой, но это не значит, что я приходил домой и заставал его валяющимся на диване. Гвен не говорила о нем больше чем все остальные наши знакомые. Может быть, она проводила больше времени, танцуя с ним, когда мы куда-то выходили, но я всегда был рядом. Ничего никогда не происходило у меня на глазах.

Аннабелль помрачнела:

– Мне неприятно об этом спрашивать собственного брата, но как насчет секса?

Здесь я мог лишь пожать плечами. Все было замечательно, – подумал я. – Она никогда не жаловалась, всегда выглядела удовлетворенной. Более чем удовлетворенной! Между нами говоря, она познакомила меня со многими вещами, которые я никогда бы не...

Смущение заставило меня остановиться. Было кое-что, что я бы не хотел объяснять своей младшей сестре! Аннабелль лишь лукаво усмехнулась в ответ. Деликатно кашлянув, я продолжил.

– В первый год или около того после женитьбы мы трахались как кролики, но потом все замедлилось. Раз в два дня, может быть, раз в неделю. Неужели это был знак? Но я читал, что так бывает в долгосрочных отношениях, все немного замедляется. Она ничего не говорила, и раз в неделю – это все еще довольно... ну, не знаю, все еще довольно хорошо, верно?

Аннабелль язвительно хмыкнула:

– У меня два годовалых ребенка. Спроси меня, как часто прямо сейчас мы с Дунканом можем этим заниматься.

Я не хотел на это идти, поэтому попытался увести разговор на другую тему.

– Не помню, что случилось, когда я вышел из себя. Примерно знаю, что говорил, но не точно. И не помню, как выходил из дома или ехал по шоссе.

– Шок, – сообщила мне сестра. Она некоторое время работала медсестрой-травматологом в окружной больнице, пока это не стало слишком сложным. – Твой разум не мог полностью обработать происходящее, поэтому некоторые его части отключились, чтобы помочь тебе продолжать жить. Раньше я видела это. Пострадавшие от несчастных случаев поступали к нам почти без единой царапины, но переходили на автопилот, после того как видели, что осталось от их близкого человека. То же самое. Если провалы продолжатся, тебе стоит обратиться к психотерапевту или еще куда-нибудь. Прямо сейчас? Я бы не стала об этом слишком беспокоиться.

– Главный вопрос, старший брат, что ты хочешь с этим делать? – Аннабелль подняла одну из своих рук, отняв от моей, чтобы предупредить любой ответ с моей стороны. – Ты не должен отвечать на этот вопрос сразу. Потрать немного времени, чтобы подумать.

Закрыв рот, я кивнул в знак согласия.

– Наверное, мне стоит позвонить на работу, узнать, не смогу ли я получить несколько выходных. И надо решить вопрос с доставкой моей машины с остановки.

Мы с Аннабелль строили планы как могли. Отпроситься с работы на несколько дней оказалось немного сложнее. Я объяснил сотруднику отдела кадров как можно больше, как мне было удобно, попросил предоставить мне отпуск по семейным обстоятельствам, мне отказали, но разрешили использовать три дня «личного отпуска», которые у меня оставались. Была среда, и вместе с выходными это давало мне пять дней отпуска, так что, у меня есть время до утра вторника, чтобы попытаться понять, что, черт возьми, я собираюсь делать.

Я заканчивал писать письмо своему боссу, когда домой с близнецами вернулся Дункан.

Мой зять был странным персонажем. Дункан и моя сестра выглядели как абсолютное несоответствие. Она была почти такого же роста, как я, полненькая (тем более после рождения детей), от природы светловолосая и голубоглазая, и просто сногсшибательная. Ее муж, напротив, был едва выше полутора метров, тощий, обветренный и половину времени был похож на ухмыляющуюся обезьяну. Кроме того, сказывалась разница в возрасте: между ними было десять лет разницы.

И при этом? Я никогда не видел более влюбленной пары. И мне нравился Дункан! Он – труженик, хороший отец и муж, а если его смех и был резким? Ну, этот смех нравился моей сестре. Для меня этого было достаточно.

Подойдя поговорить со мной, он не улыбался. Все еще в комбинезоне и ботинках, он сел на один из кухонных стульев, в то время как Аннабелль уводила детей в гостиную.

– Чувак. Ты в порядке?

Я выпустил воздух из щек в драматическом вздохе.

– Ну, я жив. Это уже что-то.

Дункан торжественно кивнул.

– Лучше, чем альтернатива. – Он окинул меня пристальным взглядом. – Давай оставим все как есть, а?

На это нечего было сказать, поэтому я снова кивнул. Дункан знал мое прошлое. У меня все еще были шрамы на запястье, полученные в школе. Первая большая любовь в моей жизни жестоко вырезала мое сердце и чуть не погубила. Моя сестра тоже все об этом знала, но Аннабелль верила, что я больше не буду таким глупым. Хотя не могу сказать, что во время всего этого меня не посещали мысли о самоубийстве. Меня без предупреждения бросило в глубокий колодец депрессии! Я хотел, чтобы мир исчез! Хотел просто не быть, не чувствовать того, что чувствовал! Но пойти на то, чтобы попытаться убить себя? Нет. К счастью, до этого я еще не дошел. Пока.

Я извинился и поднялся наверх, в гостевую спальню. Моя старая спальня теперь была детской для девочек. Это не имело значения. Я был рад, что у меня есть место для ночлега, где я буду чувствовать себя в безопасности! Закрыв за собой дверь, я снял туфли и лег. Мои ноздри наполнил знакомый запах «дома», пока я отдыхал, и я снова закрыл глаза, чтобы какое-то время просто «не быть».